Страница:
Владыка Скорбей. Какое отвратительное имя для любого, кто молод, будь он хоть человеком, хоть нет. Даннер просто расшвырял бы по двору всех этих магов, наславших черную тучу на ясный небосклон надежд Хельмоса. Напрасно еще один друг Даннера — учитель Эваристо, пытался его убедить, что такое имя Хельмосу дали сами боги. Даннер ничуть этому не верил. Он еще в детстве перестал верить в богов, когда те никак не откликнулись на его долгие горячие молитвы, на просьбы вылечить ему ногу, чтобы он вновь смог ездить верхом. Сколько он ни молился, боги его не слушали.
Хорошо, что хоть упоминание о помолвке вызвало улыбку на сером от волнений и утомления лице принца и заставило блеснуть его глаза.
— Благодарю вас, Даннер. Я мечтал об этом с самого детства. Когда Анне было десять лет, я спросил ее, выйдет ли она за меня замуж.
— И что же она ответила? — спросил Даннер, поддерживая приятный для принца разговор.
— Она сказала, что ненавидит всех мальчишек, — ответил Хельмос, улыбаясь воспоминаниям. — А потом взяла и ударила меня прутом.
— Я надеюсь, теперь она не стала вас бить, — сказал дворф.
— Нет, теперь не стала, — засмеялся Хельмос, и его смех вызвал гневный взгляд господина Мабретона, решившего, что дворф выторговывает какие-то политические уступки для своих соплеменников.
— И когда свадьба?
— Примерно через месяц, — ответил Хельмос, уже куда более серьезно.
Он искоса взглянул на посла эльфов, который расхаживал по залу взад-вперед, демонстрируя свое негодование.
— Если будет на то воля богов, — добавил кронпринц.
Это означало: свадьба состоится, если Виннингэль не окажется втянутым в войну.
— Какое счастье, что таинство брака совершается в узком кругу, — чуть улыбнувшись, произнес Хельмос. — С меня довольно грандиозных зрелищ.
В это время появился посол орков — глава оркской общины в Виннингэле. Даннер почуял его намного раньше, чем увидел. Должно быть, оркский посол пришел сюда прямо со своей рыбачьей лодки. Буквально вслед за ним прибыл и посол дворфов, сердито сверкая глазами. Посол был недоволен тем, что его вызвали к королю. Запах лошадей смешался с запахом рыбы. Благовонные масла, горящие в светильниках, безуспешно пытались перебить эти стойкие природные ароматы.
Хельмос приветствовал орка и дворфа на их родных языках. Он уже познакомился с Капитаном, как орки называли своего вождя, во время прежних визитов, и потому вежливо осведомился об улове. Капитан ответил, что улов нынче был неважный. Впрочем, орки всегда так говорили, поскольку чем меньше рыбы они вылавливали, тем сильнее можно было взвинтить на нее цену на рынке.
Даннер почтительно поклонился послу дворфов и проводил его к стулу, ибо посол уже намеревался усесться на полу, как у себя в шатре. Даннер также намекнул шепотом, что не обязательно было приводить с собой во дворец двенадцать телохранителей. Человеческий король мог расценить это как оскорбление.
Даннер как раз убеждал посла оставить лишь четверых из двенадцати телохранителей (все они уселись на полу позади посольского стула), а остальных отослать, — когда в зал вошел чем-то сильно взволнованный слуга. Он направился прямо к Хельмосу и негромко произнес несколько слов. Хельмос встревожился, затем помрачнел. Он отдал распоряжения слуге, после чего обратился к собравшимся, прося извинения за необходимость покинуть их ненадолго. Предложив высоким гостям освежиться и подкрепиться в его отсутствие, кронпринц поспешно вышел.
Собравшиеся громко заявили, что находят исчезновение принца подозрительным и считают себя оскорбленными. Главный посол эльфов отказался есть или пить в доме своего врага, ибо в таком случае он потерял бы лицо. Капитан и дворфы не отличались подобной щепетильностью. Двенадцать телохранителей совершили короткий налет на фрукты, хлеб, сыр и вино, расставленные на столе. То, что не удалось проглотить сразу, они распихали по карманам про запас.
Вернувшийся слуга объявил:
— Олгаф, король Дункарги.
В зал собраний вошел низкорослый щуплый человечек с лицом скряги и плаксивым голосом. Рот у него кривился, как будто дункарганский правитель постоянно жевал что-то чрезвычайно противное.
— Ах, вот оно что, — пробубнил себе под нос Даннер. — Жди новых козней.
Дворф мысленно извинился перед Сильвитом за свои подозрения. Теперь Даннер знал, кто рассылал анонимные сообщения. Если даже Олгаф не делал этого сам, то наверняка имел к этому отношение. Путь из столицы Дункарги в Виннингэль занимал несколько недель. День совещания был назначен позавчера. Значит, даже если бы Олгафа и пригласили, он никак не смог бы прибыть вовремя. Должно быть, он знал, что подобное совещание обязательно созовут, а самый надежный способ узнать об этом — самому начать интригу.
Даннер не любил Олгафа и не доверял ему. Сейчас Олгаф с заискивающей улыбкой подходил к послу дворфов, а Даннеру было доподлинно известно, что Олгаф приказал своим солдатам выдворять любого дворфа, который осмелится сунуть нос в Дункаргу. Он повелел всех пойманных дворфов препроводить к границе и хорошенько отколотить, дабы помнили и не возвращались.
Даннер на родном языке сообщил об этом своему послу. Он знал, что поступает не лучшим образом и лишь подливает масла в огонь, усиливая неприязнь и недоверие посла ко всем людям, включая и короля Тамароса. Однако Даннер не мог безучастно наблюдать, как Олгаф издевается над дворфами.
Услышав это, посол схватил себя за бороду и оттянул ее в сторону Олгафа — люди не знали, насколько оскорбительным является такой жест. Затем посол заявил, что все двенадцать телохранителей останутся в зале. Олгаф не понял нанесенного ему оскорбления, но по раздраженному тону дворфа сообразил, что тот не желает слушать его дружеских излияний.
Олгаф метнул в Даннера бешеный взгляд, и принялся льстиво обхаживать господина Мабретона. Эльфа это просто очаровало: наконец-то среди людей нашелся хоть один, сумевший должным образом оценить его.
Вернулся Хельмос. Он поклонился королю Олгафу, как этикет предписывал кланяться родственникам, даже если родство не было прямым. Впрочем, от поклона кронпринца веяло холодом.
— Хельмос! — вскричал Олгаф.
Настроение правителя Дункарги было приподнятым. Вот только сразу чувствовалось, что в этом веселье кроется какой-то подвох.
— С помолвкой тебя, племянничек! Видел твою милашку. Как говорят, хороша землица, сама под плуг ложится!
Олгаф похотливо подмигнул Хельмосу.
Хельмос побледнел от гнева. Слова Олгафа сочли бы непристойными даже в солдатских казармах. Главный посол эльфов, который, когда хотел, вполне сносно говорил на человеческом языке, разгадал и понял иносказательный смысл этой фразы и ужаснулся. Он, по крайней мере, соблюдал внешние приличия. Господин Мабретон отшатнулся от Олгафа так, словно ненароком наступил на гадюку. Капитан орков скучал. Он неплохо говорил на языке людей, но как все орки, понимал смысл сказанного буквально. Капитан подумал, что Олгаф с Хельмосом говорят о сельском хозяйстве, которое его совершенно не интересовало. Даннер перевел эту фразу своему послу, но тот никогда не видел плуга и все равно ничего не смог понять, а потому и счел сказанное очередным примером глупости людей. Даннер воздержался от дальнейших объяснений.
Хельмос был добросердечным человеком, умевшим прощать обиды и не давать волю гневу. Однако оскорбление, нанесенное его любимой, глубоко задело его, и Олгаф это прекрасно знал. Кронпринц весь затрясся от ярости и напряжения, не позволяя себе сорваться. Олгаф вновь открыл рот, намереваясь все-таки вывести Хельмоса из себя, и рассчитывая на ссору или даже на удар со стороны принца, что прервало бы встречу, не дав ей начаться. Но прежде, чем Олгафу удалось сказать еще какую-нибудь ядовитую гадость, в зале появился король Тамарос.
Он вошел без всяких церемоний, но с таким достоинством и величием, что Олгаф в сравнении с ним показался коварным и злобным карликом. Поравнявшись с сыном, Тамарос слегка дотронулся рукой до плеча Хельмоса. Этим мимолетным жестом, исполненным сочувствия и предостережения, король напоминал кронпринцу, что ссора с подобным ничтожеством ничего не даст; принц только уронит свое достоинство. Хельмос глубоко вздохнул и направился к одному из стульев с высокими спинками. Стулья были специально расставлены кругом, чтобы все собравшиеся могли видеть друг друга и никто бы не занимал главенствующего положения. Поставить стулья вокруг стола было нельзя: в таком случае подбородки дворфов оказались бы вровень со столешницей, а колени орков упирались бы в нее и толкали стол.
Короля сопровождали несколько Владык, которые бывали в землях других рас и при необходимости могли высказать свое мнение и помочь Тамаросу принять решение. По соображениям дипломатии, Высокочтимого Верховного Мага Рейнхольта здесь не было. Эльфы и дворфы, признавая необходимость магии, тем не менее относились к магам любой расы с глубочайшим подозрением.
Король Тамарос приветствовал всех собравшихся, обращаясь к иностранцам на их родных языках и задавая вопросы, говорящие о его осведомленности по части жизни других стран. Он приветствовал даже Олгафа, сказав, что Эмилия всегда рада появлению отца. Это было ложью: отец и дочь, будучи слишком похожи, не выносили друг друга.
Требования этикета были соблюдены, и король Тамарос занял свое место в северной части круга. Владыки сели по обе стороны от короля, Хельмос сел напротив его величества. Если сравнивать этот круг с циферблатом человеческих часов, кронпринц сидел на цифре шесть, Олгаф разместился на тройке, а напротив него находились послы. Двенадцать телохранителей посла дворфов сидели на корточках в дальнем конце зала, где к ним присоединились (отнюдь не случайно) несколько гвардейцев дворцовой стражи.
— Мы благодарим вас всех за то, что вы пришли сюда, — начал король Тамарос.
Старый король выглядел уставшим и измученным, однако от него исходило странное спокойствие и уверенность, которые, подобно целительному бальзаму, разливались по оскорбленным чувствам и уязвленному самолюбию собравшихся.
— Можно было бы назвать происшедшее ошибкой понимания. Можно сказать, что никакой ошибки понимания не было и в помине. Мы могли бы также сказать, что вас обманули и попотчевали ложными сведениями.
Лицо Олгафа сжалось, словно ему щипцами сдавили нос. Рот дункарганского правителя скривился в усмешке.
— Мы могли бы вам сказать, что вас попытались обманом подтолкнуть к объявлению войны, — продолжал Тамарос, — войны, которая унесла бы бессчетное число жизней, оставила бы наших детей сиротами, а вместо мира в Лёреме — сплошные развалины. Да, мы могли бы сказать вам все это, и, говоря так, мы говорили бы только правду. Но мы этого вам не скажем.
Тамарос умолк, пристально глядя на послов. Он встречался взглядом с каждым из них, каждому заглядывал в душу, стремясь понять, проверить, отсеять главное от второстепенного. Посол эльфов, Капитан орков и посол дворфов спокойно выдержали королевский взгляд. Олгаф отвел глаза в сторону и пробормотал что-то насчет своего пустого бокала.
— Мы не станем вам этого говорить, — повторил король. — Вместо этого мы скажем, что внимательно прочли списки требований, которые вы нам предъявляете...
Посол дворфов немало удивился сказанному. Он не посылал никакого списка. Он и писать-то не умел. Даннер наклонился к нему и прошептал, что сам составил список требований от дворфов. Этого послу было вполне достаточно. Он даже не пожелал взглянуть на список, который все равно не смог бы прочесть. Он вполне доверял Даннеру. Такова была степень уважения, оказываемого соплеменниками Пешим.
Тамарос терпеливо ждал, пока дворфы закончат перешептываться, затем сказал:
— Мы прочли ваши требования и говорим, что вы правы.
Собравшие в изумлении молчали.
— Порталы являются даром богов и по праву принадлежат всем нам. Все мы должны беречь Порталы, неся ответственность за их существование, а значит, все мы должны получать свою долю богатства, которое они приносят. Но как этого достичь?
Тамарос покачал головой.
— Мы не знаем. И ответа у нас нет.
Послы помрачнели. Они подумали, что король намерен их обмануть.
— И вот почему у нас нет ответа, — продолжал Тамарос, несколько повысив голос и заглушая сомнения собравшихся. — Мы вручаем поиск ответа воле богов. Сегодня вечером я отправлюсь в Храм. Я прошу вас дать мне трое суток, в течение которых вы обещаете не предпринимать никаких действий. Мы, со своей стороны, тоже это обещаем. Я стану молиться, поститься и просить богов о водительстве. Я знаю, что каждому из вас захочется сделать то же самое. Поэтому любой из вас, кто пожелает войти вместе со мной в Храм, в Портал Богов, будет с радостью туда допущен.
Прекрасно задумано, старик, — мысленно поздравил Тамароса Даннер. Переводя послу завершающие слова короля, он едва сдерживал смех. Нет, не зря он тащился в этот зал по длинным коридорам, — это стоило сделать хотя бы для того, чтобы поглазеть сейчас на лицо короля Олгафа. Олгаф торопился сюда в надежде внести разброд, начать войну, рассчитывая, что она принесет ему прибыль. А ему предлагают трое суток молиться и поститься.
— Он это всерьез? — сурово спросил посол, недоверчиво глядя на Тамароса.
— Всерьез, — ответил Даннер
Хромой дворф не верил в богов, но научился доверять королю Тамаросу.
Остальные сосредоточенно думали, так и эдак вертя в уме неожиданное предложение, точно драгоценный камень на ладони. Послы не могли найти в предложении Тамароса ни единого недостатка, хотя, судя по выражению лица Олгафа, он всеми силами пытался отыскать хотя бы малейшую зацепку. Наконец, посовещавшись еще какое-то время, все согласились; одни более охотно, другие — менее. Было решено, что каждый обратится к богам по-своему. Капитан орков заявил, что велит своей ведунье истолковать знамения. После этого все должны были вновь собраться здесь.
Все, кроме посла дворфов. Даннер с трудом объяснил ему, что такое трое суток. Посол ужаснулся и сказал, что ему не выдержать столько времени в этой тюрьме. Посол согласился, что интересы дворфов будет представлять Даннер.
Король Олгаф ничего не сказал. Он не пообещал, что обратится к богам, и даже не пообещал вернуться через три дня. Он бросил на короля Тамароса взгляд, исполненный глубочайшей ненависти. Взгляд был пропитан такой злобой, что Даннер, случайно перехвативший его, быстро дотронулся до амулета пеквеев — бирюзы, которая висела у него на шее на тонкой серебряной цепочке и предохраняла от злых чар.
Встреча закончилась. Даннер одним из последних вышел из зала собраний в коридор, где его чуть не сшиб с ног принц Дагнарус. Юный принц вместе с мальчиком для битья возникли словно из воздуха. Даннер удивился: ну за каким волчьим богом мальчишек занесло в эту часть замка?
— Посторонись, слышишь? Дай пройти... Ой, извини, Даннер. Я не заметил, что это ты, — пробормотал Дагнарус.
Принц явно находился в дурном настроении. Он выглядел так, словно ему отказали в исполнении самого заветного из заветных желаний. Гарет, наоборот, казался очень обрадованным.
— Ваше высочество, мы продолжим завтра утром превращать вашу лошадь в боевого коня? — спросил Даннер.
— А я почем знаю? Да и с какой стати? — подавленным голосом ответил принц.
Дагнарус понуро побрел дальше, мальчик для наказаний потащился за ним.
Следующим, кто неожиданно повстречался Даннеру, был Сильвит. Вроде бы и ему нечего было здесь делать в такое время.
— Если, господин камергер, вы ищете его высочество, то он пошел вон туда, — сказал Даннер.
Сильвит прошел мимо, не удостоив дворфа ответом. Кажется, он даже не слышал его слов. Хотя эльфы и гордятся тем, что их лица не выдают никаких чувств, этому эльфу сейчас было не до гордости. Сильвит выглядел крайне мрачным.
Глава 10
Хорошо, что хоть упоминание о помолвке вызвало улыбку на сером от волнений и утомления лице принца и заставило блеснуть его глаза.
— Благодарю вас, Даннер. Я мечтал об этом с самого детства. Когда Анне было десять лет, я спросил ее, выйдет ли она за меня замуж.
— И что же она ответила? — спросил Даннер, поддерживая приятный для принца разговор.
— Она сказала, что ненавидит всех мальчишек, — ответил Хельмос, улыбаясь воспоминаниям. — А потом взяла и ударила меня прутом.
— Я надеюсь, теперь она не стала вас бить, — сказал дворф.
— Нет, теперь не стала, — засмеялся Хельмос, и его смех вызвал гневный взгляд господина Мабретона, решившего, что дворф выторговывает какие-то политические уступки для своих соплеменников.
— И когда свадьба?
— Примерно через месяц, — ответил Хельмос, уже куда более серьезно.
Он искоса взглянул на посла эльфов, который расхаживал по залу взад-вперед, демонстрируя свое негодование.
— Если будет на то воля богов, — добавил кронпринц.
Это означало: свадьба состоится, если Виннингэль не окажется втянутым в войну.
— Какое счастье, что таинство брака совершается в узком кругу, — чуть улыбнувшись, произнес Хельмос. — С меня довольно грандиозных зрелищ.
В это время появился посол орков — глава оркской общины в Виннингэле. Даннер почуял его намного раньше, чем увидел. Должно быть, оркский посол пришел сюда прямо со своей рыбачьей лодки. Буквально вслед за ним прибыл и посол дворфов, сердито сверкая глазами. Посол был недоволен тем, что его вызвали к королю. Запах лошадей смешался с запахом рыбы. Благовонные масла, горящие в светильниках, безуспешно пытались перебить эти стойкие природные ароматы.
Хельмос приветствовал орка и дворфа на их родных языках. Он уже познакомился с Капитаном, как орки называли своего вождя, во время прежних визитов, и потому вежливо осведомился об улове. Капитан ответил, что улов нынче был неважный. Впрочем, орки всегда так говорили, поскольку чем меньше рыбы они вылавливали, тем сильнее можно было взвинтить на нее цену на рынке.
Даннер почтительно поклонился послу дворфов и проводил его к стулу, ибо посол уже намеревался усесться на полу, как у себя в шатре. Даннер также намекнул шепотом, что не обязательно было приводить с собой во дворец двенадцать телохранителей. Человеческий король мог расценить это как оскорбление.
Даннер как раз убеждал посла оставить лишь четверых из двенадцати телохранителей (все они уселись на полу позади посольского стула), а остальных отослать, — когда в зал вошел чем-то сильно взволнованный слуга. Он направился прямо к Хельмосу и негромко произнес несколько слов. Хельмос встревожился, затем помрачнел. Он отдал распоряжения слуге, после чего обратился к собравшимся, прося извинения за необходимость покинуть их ненадолго. Предложив высоким гостям освежиться и подкрепиться в его отсутствие, кронпринц поспешно вышел.
Собравшиеся громко заявили, что находят исчезновение принца подозрительным и считают себя оскорбленными. Главный посол эльфов отказался есть или пить в доме своего врага, ибо в таком случае он потерял бы лицо. Капитан и дворфы не отличались подобной щепетильностью. Двенадцать телохранителей совершили короткий налет на фрукты, хлеб, сыр и вино, расставленные на столе. То, что не удалось проглотить сразу, они распихали по карманам про запас.
Вернувшийся слуга объявил:
— Олгаф, король Дункарги.
В зал собраний вошел низкорослый щуплый человечек с лицом скряги и плаксивым голосом. Рот у него кривился, как будто дункарганский правитель постоянно жевал что-то чрезвычайно противное.
— Ах, вот оно что, — пробубнил себе под нос Даннер. — Жди новых козней.
Дворф мысленно извинился перед Сильвитом за свои подозрения. Теперь Даннер знал, кто рассылал анонимные сообщения. Если даже Олгаф не делал этого сам, то наверняка имел к этому отношение. Путь из столицы Дункарги в Виннингэль занимал несколько недель. День совещания был назначен позавчера. Значит, даже если бы Олгафа и пригласили, он никак не смог бы прибыть вовремя. Должно быть, он знал, что подобное совещание обязательно созовут, а самый надежный способ узнать об этом — самому начать интригу.
Даннер не любил Олгафа и не доверял ему. Сейчас Олгаф с заискивающей улыбкой подходил к послу дворфов, а Даннеру было доподлинно известно, что Олгаф приказал своим солдатам выдворять любого дворфа, который осмелится сунуть нос в Дункаргу. Он повелел всех пойманных дворфов препроводить к границе и хорошенько отколотить, дабы помнили и не возвращались.
Даннер на родном языке сообщил об этом своему послу. Он знал, что поступает не лучшим образом и лишь подливает масла в огонь, усиливая неприязнь и недоверие посла ко всем людям, включая и короля Тамароса. Однако Даннер не мог безучастно наблюдать, как Олгаф издевается над дворфами.
Услышав это, посол схватил себя за бороду и оттянул ее в сторону Олгафа — люди не знали, насколько оскорбительным является такой жест. Затем посол заявил, что все двенадцать телохранителей останутся в зале. Олгаф не понял нанесенного ему оскорбления, но по раздраженному тону дворфа сообразил, что тот не желает слушать его дружеских излияний.
Олгаф метнул в Даннера бешеный взгляд, и принялся льстиво обхаживать господина Мабретона. Эльфа это просто очаровало: наконец-то среди людей нашелся хоть один, сумевший должным образом оценить его.
Вернулся Хельмос. Он поклонился королю Олгафу, как этикет предписывал кланяться родственникам, даже если родство не было прямым. Впрочем, от поклона кронпринца веяло холодом.
— Хельмос! — вскричал Олгаф.
Настроение правителя Дункарги было приподнятым. Вот только сразу чувствовалось, что в этом веселье кроется какой-то подвох.
— С помолвкой тебя, племянничек! Видел твою милашку. Как говорят, хороша землица, сама под плуг ложится!
Олгаф похотливо подмигнул Хельмосу.
Хельмос побледнел от гнева. Слова Олгафа сочли бы непристойными даже в солдатских казармах. Главный посол эльфов, который, когда хотел, вполне сносно говорил на человеческом языке, разгадал и понял иносказательный смысл этой фразы и ужаснулся. Он, по крайней мере, соблюдал внешние приличия. Господин Мабретон отшатнулся от Олгафа так, словно ненароком наступил на гадюку. Капитан орков скучал. Он неплохо говорил на языке людей, но как все орки, понимал смысл сказанного буквально. Капитан подумал, что Олгаф с Хельмосом говорят о сельском хозяйстве, которое его совершенно не интересовало. Даннер перевел эту фразу своему послу, но тот никогда не видел плуга и все равно ничего не смог понять, а потому и счел сказанное очередным примером глупости людей. Даннер воздержался от дальнейших объяснений.
Хельмос был добросердечным человеком, умевшим прощать обиды и не давать волю гневу. Однако оскорбление, нанесенное его любимой, глубоко задело его, и Олгаф это прекрасно знал. Кронпринц весь затрясся от ярости и напряжения, не позволяя себе сорваться. Олгаф вновь открыл рот, намереваясь все-таки вывести Хельмоса из себя, и рассчитывая на ссору или даже на удар со стороны принца, что прервало бы встречу, не дав ей начаться. Но прежде, чем Олгафу удалось сказать еще какую-нибудь ядовитую гадость, в зале появился король Тамарос.
Он вошел без всяких церемоний, но с таким достоинством и величием, что Олгаф в сравнении с ним показался коварным и злобным карликом. Поравнявшись с сыном, Тамарос слегка дотронулся рукой до плеча Хельмоса. Этим мимолетным жестом, исполненным сочувствия и предостережения, король напоминал кронпринцу, что ссора с подобным ничтожеством ничего не даст; принц только уронит свое достоинство. Хельмос глубоко вздохнул и направился к одному из стульев с высокими спинками. Стулья были специально расставлены кругом, чтобы все собравшиеся могли видеть друг друга и никто бы не занимал главенствующего положения. Поставить стулья вокруг стола было нельзя: в таком случае подбородки дворфов оказались бы вровень со столешницей, а колени орков упирались бы в нее и толкали стол.
Короля сопровождали несколько Владык, которые бывали в землях других рас и при необходимости могли высказать свое мнение и помочь Тамаросу принять решение. По соображениям дипломатии, Высокочтимого Верховного Мага Рейнхольта здесь не было. Эльфы и дворфы, признавая необходимость магии, тем не менее относились к магам любой расы с глубочайшим подозрением.
Король Тамарос приветствовал всех собравшихся, обращаясь к иностранцам на их родных языках и задавая вопросы, говорящие о его осведомленности по части жизни других стран. Он приветствовал даже Олгафа, сказав, что Эмилия всегда рада появлению отца. Это было ложью: отец и дочь, будучи слишком похожи, не выносили друг друга.
Требования этикета были соблюдены, и король Тамарос занял свое место в северной части круга. Владыки сели по обе стороны от короля, Хельмос сел напротив его величества. Если сравнивать этот круг с циферблатом человеческих часов, кронпринц сидел на цифре шесть, Олгаф разместился на тройке, а напротив него находились послы. Двенадцать телохранителей посла дворфов сидели на корточках в дальнем конце зала, где к ним присоединились (отнюдь не случайно) несколько гвардейцев дворцовой стражи.
— Мы благодарим вас всех за то, что вы пришли сюда, — начал король Тамарос.
Старый король выглядел уставшим и измученным, однако от него исходило странное спокойствие и уверенность, которые, подобно целительному бальзаму, разливались по оскорбленным чувствам и уязвленному самолюбию собравшихся.
— Можно было бы назвать происшедшее ошибкой понимания. Можно сказать, что никакой ошибки понимания не было и в помине. Мы могли бы также сказать, что вас обманули и попотчевали ложными сведениями.
Лицо Олгафа сжалось, словно ему щипцами сдавили нос. Рот дункарганского правителя скривился в усмешке.
— Мы могли бы вам сказать, что вас попытались обманом подтолкнуть к объявлению войны, — продолжал Тамарос, — войны, которая унесла бы бессчетное число жизней, оставила бы наших детей сиротами, а вместо мира в Лёреме — сплошные развалины. Да, мы могли бы сказать вам все это, и, говоря так, мы говорили бы только правду. Но мы этого вам не скажем.
Тамарос умолк, пристально глядя на послов. Он встречался взглядом с каждым из них, каждому заглядывал в душу, стремясь понять, проверить, отсеять главное от второстепенного. Посол эльфов, Капитан орков и посол дворфов спокойно выдержали королевский взгляд. Олгаф отвел глаза в сторону и пробормотал что-то насчет своего пустого бокала.
— Мы не станем вам этого говорить, — повторил король. — Вместо этого мы скажем, что внимательно прочли списки требований, которые вы нам предъявляете...
Посол дворфов немало удивился сказанному. Он не посылал никакого списка. Он и писать-то не умел. Даннер наклонился к нему и прошептал, что сам составил список требований от дворфов. Этого послу было вполне достаточно. Он даже не пожелал взглянуть на список, который все равно не смог бы прочесть. Он вполне доверял Даннеру. Такова была степень уважения, оказываемого соплеменниками Пешим.
Тамарос терпеливо ждал, пока дворфы закончат перешептываться, затем сказал:
— Мы прочли ваши требования и говорим, что вы правы.
Собравшие в изумлении молчали.
— Порталы являются даром богов и по праву принадлежат всем нам. Все мы должны беречь Порталы, неся ответственность за их существование, а значит, все мы должны получать свою долю богатства, которое они приносят. Но как этого достичь?
Тамарос покачал головой.
— Мы не знаем. И ответа у нас нет.
Послы помрачнели. Они подумали, что король намерен их обмануть.
— И вот почему у нас нет ответа, — продолжал Тамарос, несколько повысив голос и заглушая сомнения собравшихся. — Мы вручаем поиск ответа воле богов. Сегодня вечером я отправлюсь в Храм. Я прошу вас дать мне трое суток, в течение которых вы обещаете не предпринимать никаких действий. Мы, со своей стороны, тоже это обещаем. Я стану молиться, поститься и просить богов о водительстве. Я знаю, что каждому из вас захочется сделать то же самое. Поэтому любой из вас, кто пожелает войти вместе со мной в Храм, в Портал Богов, будет с радостью туда допущен.
Прекрасно задумано, старик, — мысленно поздравил Тамароса Даннер. Переводя послу завершающие слова короля, он едва сдерживал смех. Нет, не зря он тащился в этот зал по длинным коридорам, — это стоило сделать хотя бы для того, чтобы поглазеть сейчас на лицо короля Олгафа. Олгаф торопился сюда в надежде внести разброд, начать войну, рассчитывая, что она принесет ему прибыль. А ему предлагают трое суток молиться и поститься.
— Он это всерьез? — сурово спросил посол, недоверчиво глядя на Тамароса.
— Всерьез, — ответил Даннер
Хромой дворф не верил в богов, но научился доверять королю Тамаросу.
Остальные сосредоточенно думали, так и эдак вертя в уме неожиданное предложение, точно драгоценный камень на ладони. Послы не могли найти в предложении Тамароса ни единого недостатка, хотя, судя по выражению лица Олгафа, он всеми силами пытался отыскать хотя бы малейшую зацепку. Наконец, посовещавшись еще какое-то время, все согласились; одни более охотно, другие — менее. Было решено, что каждый обратится к богам по-своему. Капитан орков заявил, что велит своей ведунье истолковать знамения. После этого все должны были вновь собраться здесь.
Все, кроме посла дворфов. Даннер с трудом объяснил ему, что такое трое суток. Посол ужаснулся и сказал, что ему не выдержать столько времени в этой тюрьме. Посол согласился, что интересы дворфов будет представлять Даннер.
Король Олгаф ничего не сказал. Он не пообещал, что обратится к богам, и даже не пообещал вернуться через три дня. Он бросил на короля Тамароса взгляд, исполненный глубочайшей ненависти. Взгляд был пропитан такой злобой, что Даннер, случайно перехвативший его, быстро дотронулся до амулета пеквеев — бирюзы, которая висела у него на шее на тонкой серебряной цепочке и предохраняла от злых чар.
Встреча закончилась. Даннер одним из последних вышел из зала собраний в коридор, где его чуть не сшиб с ног принц Дагнарус. Юный принц вместе с мальчиком для битья возникли словно из воздуха. Даннер удивился: ну за каким волчьим богом мальчишек занесло в эту часть замка?
— Посторонись, слышишь? Дай пройти... Ой, извини, Даннер. Я не заметил, что это ты, — пробормотал Дагнарус.
Принц явно находился в дурном настроении. Он выглядел так, словно ему отказали в исполнении самого заветного из заветных желаний. Гарет, наоборот, казался очень обрадованным.
— Ваше высочество, мы продолжим завтра утром превращать вашу лошадь в боевого коня? — спросил Даннер.
— А я почем знаю? Да и с какой стати? — подавленным голосом ответил принц.
Дагнарус понуро побрел дальше, мальчик для наказаний потащился за ним.
Следующим, кто неожиданно повстречался Даннеру, был Сильвит. Вроде бы и ему нечего было здесь делать в такое время.
— Если, господин камергер, вы ищете его высочество, то он пошел вон туда, — сказал Даннер.
Сильвит прошел мимо, не удостоив дворфа ответом. Кажется, он даже не слышал его слов. Хотя эльфы и гордятся тем, что их лица не выдают никаких чувств, этому эльфу сейчас было не до гордости. Сильвит выглядел крайне мрачным.
Глава 10
Портал Богов
По настоянию короля Тамароса, вместе с тремя другими Порталами маги построили Портал Богов. Некоторые королевские советники сильно противились этому, считая, что чем меньше люди будут непосредственно общаться с богами, тем лучше.
Тамарос мыслил открыть этот Портал для каждого, кто пожелает обратиться к богам. Советники, услышав такое, были готовы чуть ли не броситься на его величество с кулаками. Неужели король и в самом деле хочет, чтобы самый последний виннингэльский нищий получил возможность прийти в Портал и потребовать у богов неведомо что? Как же люди будут тогда уважать королевские законы, если им будет позволено выплескивать богам свое недовольство государственными порядками?
И все же Тамарос настоял, чтобы в Храме Магов построили Портал Богов и пускали туда всех. И оказалось, что желающих войти туда совсем немного. Жизнь была хорошей. Люди были довольны. Пусть боги пребывают себе на небесах. На земле в них нет нужды. И потому приходивших в Портал можно было пересчитать по пальцам.
Портал Богов видели немногие, поскольку он находился в обособленной части Храма, куда не забредали обычные посетители. Видевшие Портал испытывали разочарование. Ожидая попасть в величественное помещение с высоким куполообразным потолком, залитое солнечным светом, они оказывались в крохотной келье, напоминающей келью послушника. Люди косо погладывали на эту каморку, втайне считая, что их обманули.
Внешний вид Портала Богов определил не кто иной, как сам Тамарос. Он приходил к богам, исполненный смирения, приходил как один из их детей, а не как король. Смиренному человеку не требовалось роскошных покоев. Портал располагался в самой тихой части Храма; казалось, тишина здесь служит строительным раствором, скрепляющим камни.
Все знали о существовании этого Портала, однако лишь немногие в Храме знали о его местонахождении. Тамарос свернул из главного коридора и пошел туда, где небольшое ответвление оканчивалось глухой стеной. Но так было только на первый взгляд. Сделав шаг влево, король очутился возле узкого входа в другой коридор, ширина которого едва позволяла человеку обычного телосложения пройти по нему, не задев плечами стен. Коридор тянулся примерно на пятьдесят шагов. В конце пути нужно было спуститься на две ступеньки вниз, затем подняться на две ступеньки вверх. Коридор заканчивался дверью. За нею находилась маленькая каморка без окон.
Эта каморка не была обозначена ни на одном из чертежей, по которым строился Храм. До того, как боги осенили ее своим благословением, эту каморку в шутку называли «промашкой Петры». Петра — так звали главного архитектора. Существовала история о том, как Петра в последний момент обнаружил ошибку в своих чертежах. Получалось, что у него оставалось незаполненное пространство. И тогда архитектор спешно добавил эту каморку, чтобы свести воедино все остальные части гигантской головоломки, какой являлся Храм Магов.
Главный архитектор всегда отрицал подобные утверждения. Он говорил, что каморку добавил по вдохновению свыше, когда она предстала перед ним в видении. Никто, естественно, ему не верил до того самого дня, когда закончилось строительство трех других Порталов. В тот день король Тамарос прошел прямо в эту каморку, которой раньше и в глаза не видел, и объявил ее Порталом Богов. Петра был оправдан. Семья и друзья стали относиться к нему с благоговейным почтением и с тех пор никогда не сомневались в его словах.
Управитель храмовой школы был польщен выпавшей ему честью проводить короля к Порталу. Он снял магический замок, охранявший дверь. Иногда в келью приходили слуги, чтобы подмести пол, обтереть пыль с алтаря и удостовериться, что мыши не облюбовали коврик себе под жилье. Все остальное время келья оставалось в неприкосновенности.
Управитель, извинившись перед королем, вошел в келью первым и тщательно ее осмотрел, желая удостовериться, что там — полный порядок. Тамарос терпеливо ждал. Каждый раз, когда он подходил к этому Порталу, ему казалось, что время замедляло свой бег. Во дворце минуты неслись со скоростью водопада. Но едва он вступал под сень Портала, поток становился все медленнее, и вот уже король слышал стук каждой капли времени, падавшей в темные глубины безвозвратного прошлого.
В келье пахло свечным воском и увядшими розами. Кто-то из слуг разбросал лепестки по коврику для сиденья. При виде такой вольности управитель нахмурился, однако Тамарос был доволен. Запах роз всегда пробуждал в нем воспоминания о его любимой жене. Вслед за управителем в келью вошли послушники. Один принес кувшин с водой, чтобы король не испытывал жажды, другой — сосуд для справления естественных надобностей и небольшую лохань. Все эти предметы они поставили на пол с величайшей осторожностью. Оказавшись рядом с королем, послушники дрожали от благоговейного трепета и до смерти боялись совершить какое-нибудь неловкое движение. Тамарос поглядел на молодых людей с такой добротой и участием, что они успокоились и попросили его, словно родного отца, благословить их.
После ухода этих послушников пришли другие агнцы из стада управителя. Они зажгли свечи из пчелиного воска и спросили, не требуется ли королю еще что-нибудь. Больше ему ничего не требовалось. Управитель закрыл дверь, Тамарос запер ее изнутри магическим ключом, который ему вручил Высокочтимый Верховный Маг Рейнхольт. Ключ накладывал на дверь чары и держал закрытой до тех пор, пока Тамарос сам ее не отопрет.
Король долго простоял в центре кельи, позволяя времени течь все медленнее, пока, наконец, перестал ощущать биение секунд. Поток времени затих, и уже ничто не нарушало зеркальной глади его вод.
Душа и сердце короля наполнялись тишиной и покоем. Он сел на подстилку и оглядел келью с восхищением и любовью. Так путник, вернувшийся после долгих и опасных странствий, глядит на стены родного дома.
— Я с радостью провел бы здесь остаток своих дней, — произнес вслух Тамарос.
Взгляд короля задержался на алтаре, предельно простом и бесхитростном. Алтарь представлял собой квадратный стол из розового дерева. Каждая из сторон была украшена символом одной из природных стихий.
Этот алтарь был пожертвован Храму одним из знатных семейств, у которого он стоял в домашней часовне. Его немного переделали сообразно нынешним вкусам. Возраст алтаря, скорее всего, насчитывал не одно столетие. Резьба алтаря была довольно грубой; ремесленник делал свое дело с любовью, но мастерства ему явно не хватало. Прежний владелец алтаря отзывался о нем пренебрежительно и хотел было пустить его на дрова, однако, подумав, решил, что это может обидеть богов. Маги приняли дар, отнеслись к алтарю с должным уважением, натерли его дерево благовонными маслами и поставили на почетное место в главном святилище. Придя взглянуть на алтарь, Тамарос почувствовал к нему странное влечение. Король предложил перенести алтарь в Портал, — и там он так гармонично вписался в атмосферу маленького помещения, словно был специально изготовлен для этой кельи.
Рядом с алтарем стояла чаша, наполненная благовонным маслом, и лежал кусок мягкой белой ткани. Тамарос опустился на колени. Окунув ткань в масло, король стал натирать ею дерево алтаря, совершая свое первое приношение богам. Пока он был занят этим делом, все волнения и тревоги, мелкие ссоры и серьезные интриги, борьба за власть, предательства и разочарования переходили из его души на ткань и впитывались в дерево вместе с благовонным маслом.
После этого Тамарос поднялся, чувствуя себя очистившимся и посвежевшим. Заботы внешнего мира более не замутняли его душу.
Как бы они повели себя, откажись я выйти отсюда? — подумал король и улыбнулся, представив себе ужас в глазах своего давнего друга Рейнхольта. Мысль эта была заманчивой, очень заманчивой. Он мог бы отказаться от престола в пользу старшего сына. Хельмос стал бы хорошим королем.
Стал бы. Кронпринц пока еще слишком молод для столь тяжкой ответственности. Но ведь он сам взошел на престол, будучи ненамного старше Хельмоса.
Тамарос позволил себе помечтать, не забывая, однако, что это — только мечты. Нет, он не откажется от престола; он ни за что не подведет свой народ и своих сыновей. Смогут ли подданные уважительно относиться к короне, если окажется, что она — не более чем обычный головной убор, который можно надеть, а потом по собственной прихоти сбросить? Нет, он будет нести свою ношу до тех пор, пока боги не освободят его и не позволят соединиться с любимой, ожидающей его в нежно-розовом свете зари новой жизни.
Король почувствовал, что он слишком утомлен... Несколько месяцев подряд, разрываясь между переговорами с послами и встречами со своими советниками, он плохо спал. Тамарос улегся на тонкий коврик, радуясь, что хотя бы в течение этих трех дней никто не потревожит его покой.
Он словно погрузился в тихий пруд, усыпанный лепестками роз.
За громадным столом на громадном стуле сидел маленький мальчик и чего-то ждал. Чего именно — он толком не знал. Его усадили на этот стул и торопливо приказали вести себя хорошо, но не объяснили, что это значит. Стол был уставлен яствами и напитками; там было все, что мальчик только мог пожелать. Но самые вкусные кушанья стояли слишком далеко, и он не мог до них дотянуться. Мальчик забрался на стул и перелез на стол, пытаясь достать такие соблазнительные сласти. Однако по какой-то необъяснимой причине они по-прежнему оставались все так же далеко.
Тамарос мыслил открыть этот Портал для каждого, кто пожелает обратиться к богам. Советники, услышав такое, были готовы чуть ли не броситься на его величество с кулаками. Неужели король и в самом деле хочет, чтобы самый последний виннингэльский нищий получил возможность прийти в Портал и потребовать у богов неведомо что? Как же люди будут тогда уважать королевские законы, если им будет позволено выплескивать богам свое недовольство государственными порядками?
И все же Тамарос настоял, чтобы в Храме Магов построили Портал Богов и пускали туда всех. И оказалось, что желающих войти туда совсем немного. Жизнь была хорошей. Люди были довольны. Пусть боги пребывают себе на небесах. На земле в них нет нужды. И потому приходивших в Портал можно было пересчитать по пальцам.
Портал Богов видели немногие, поскольку он находился в обособленной части Храма, куда не забредали обычные посетители. Видевшие Портал испытывали разочарование. Ожидая попасть в величественное помещение с высоким куполообразным потолком, залитое солнечным светом, они оказывались в крохотной келье, напоминающей келью послушника. Люди косо погладывали на эту каморку, втайне считая, что их обманули.
Внешний вид Портала Богов определил не кто иной, как сам Тамарос. Он приходил к богам, исполненный смирения, приходил как один из их детей, а не как король. Смиренному человеку не требовалось роскошных покоев. Портал располагался в самой тихой части Храма; казалось, тишина здесь служит строительным раствором, скрепляющим камни.
Все знали о существовании этого Портала, однако лишь немногие в Храме знали о его местонахождении. Тамарос свернул из главного коридора и пошел туда, где небольшое ответвление оканчивалось глухой стеной. Но так было только на первый взгляд. Сделав шаг влево, король очутился возле узкого входа в другой коридор, ширина которого едва позволяла человеку обычного телосложения пройти по нему, не задев плечами стен. Коридор тянулся примерно на пятьдесят шагов. В конце пути нужно было спуститься на две ступеньки вниз, затем подняться на две ступеньки вверх. Коридор заканчивался дверью. За нею находилась маленькая каморка без окон.
Эта каморка не была обозначена ни на одном из чертежей, по которым строился Храм. До того, как боги осенили ее своим благословением, эту каморку в шутку называли «промашкой Петры». Петра — так звали главного архитектора. Существовала история о том, как Петра в последний момент обнаружил ошибку в своих чертежах. Получалось, что у него оставалось незаполненное пространство. И тогда архитектор спешно добавил эту каморку, чтобы свести воедино все остальные части гигантской головоломки, какой являлся Храм Магов.
Главный архитектор всегда отрицал подобные утверждения. Он говорил, что каморку добавил по вдохновению свыше, когда она предстала перед ним в видении. Никто, естественно, ему не верил до того самого дня, когда закончилось строительство трех других Порталов. В тот день король Тамарос прошел прямо в эту каморку, которой раньше и в глаза не видел, и объявил ее Порталом Богов. Петра был оправдан. Семья и друзья стали относиться к нему с благоговейным почтением и с тех пор никогда не сомневались в его словах.
Управитель храмовой школы был польщен выпавшей ему честью проводить короля к Порталу. Он снял магический замок, охранявший дверь. Иногда в келью приходили слуги, чтобы подмести пол, обтереть пыль с алтаря и удостовериться, что мыши не облюбовали коврик себе под жилье. Все остальное время келья оставалось в неприкосновенности.
Управитель, извинившись перед королем, вошел в келью первым и тщательно ее осмотрел, желая удостовериться, что там — полный порядок. Тамарос терпеливо ждал. Каждый раз, когда он подходил к этому Порталу, ему казалось, что время замедляло свой бег. Во дворце минуты неслись со скоростью водопада. Но едва он вступал под сень Портала, поток становился все медленнее, и вот уже король слышал стук каждой капли времени, падавшей в темные глубины безвозвратного прошлого.
В келье пахло свечным воском и увядшими розами. Кто-то из слуг разбросал лепестки по коврику для сиденья. При виде такой вольности управитель нахмурился, однако Тамарос был доволен. Запах роз всегда пробуждал в нем воспоминания о его любимой жене. Вслед за управителем в келью вошли послушники. Один принес кувшин с водой, чтобы король не испытывал жажды, другой — сосуд для справления естественных надобностей и небольшую лохань. Все эти предметы они поставили на пол с величайшей осторожностью. Оказавшись рядом с королем, послушники дрожали от благоговейного трепета и до смерти боялись совершить какое-нибудь неловкое движение. Тамарос поглядел на молодых людей с такой добротой и участием, что они успокоились и попросили его, словно родного отца, благословить их.
После ухода этих послушников пришли другие агнцы из стада управителя. Они зажгли свечи из пчелиного воска и спросили, не требуется ли королю еще что-нибудь. Больше ему ничего не требовалось. Управитель закрыл дверь, Тамарос запер ее изнутри магическим ключом, который ему вручил Высокочтимый Верховный Маг Рейнхольт. Ключ накладывал на дверь чары и держал закрытой до тех пор, пока Тамарос сам ее не отопрет.
Король долго простоял в центре кельи, позволяя времени течь все медленнее, пока, наконец, перестал ощущать биение секунд. Поток времени затих, и уже ничто не нарушало зеркальной глади его вод.
Душа и сердце короля наполнялись тишиной и покоем. Он сел на подстилку и оглядел келью с восхищением и любовью. Так путник, вернувшийся после долгих и опасных странствий, глядит на стены родного дома.
— Я с радостью провел бы здесь остаток своих дней, — произнес вслух Тамарос.
Взгляд короля задержался на алтаре, предельно простом и бесхитростном. Алтарь представлял собой квадратный стол из розового дерева. Каждая из сторон была украшена символом одной из природных стихий.
Этот алтарь был пожертвован Храму одним из знатных семейств, у которого он стоял в домашней часовне. Его немного переделали сообразно нынешним вкусам. Возраст алтаря, скорее всего, насчитывал не одно столетие. Резьба алтаря была довольно грубой; ремесленник делал свое дело с любовью, но мастерства ему явно не хватало. Прежний владелец алтаря отзывался о нем пренебрежительно и хотел было пустить его на дрова, однако, подумав, решил, что это может обидеть богов. Маги приняли дар, отнеслись к алтарю с должным уважением, натерли его дерево благовонными маслами и поставили на почетное место в главном святилище. Придя взглянуть на алтарь, Тамарос почувствовал к нему странное влечение. Король предложил перенести алтарь в Портал, — и там он так гармонично вписался в атмосферу маленького помещения, словно был специально изготовлен для этой кельи.
Рядом с алтарем стояла чаша, наполненная благовонным маслом, и лежал кусок мягкой белой ткани. Тамарос опустился на колени. Окунув ткань в масло, король стал натирать ею дерево алтаря, совершая свое первое приношение богам. Пока он был занят этим делом, все волнения и тревоги, мелкие ссоры и серьезные интриги, борьба за власть, предательства и разочарования переходили из его души на ткань и впитывались в дерево вместе с благовонным маслом.
После этого Тамарос поднялся, чувствуя себя очистившимся и посвежевшим. Заботы внешнего мира более не замутняли его душу.
Как бы они повели себя, откажись я выйти отсюда? — подумал король и улыбнулся, представив себе ужас в глазах своего давнего друга Рейнхольта. Мысль эта была заманчивой, очень заманчивой. Он мог бы отказаться от престола в пользу старшего сына. Хельмос стал бы хорошим королем.
Стал бы. Кронпринц пока еще слишком молод для столь тяжкой ответственности. Но ведь он сам взошел на престол, будучи ненамного старше Хельмоса.
Тамарос позволил себе помечтать, не забывая, однако, что это — только мечты. Нет, он не откажется от престола; он ни за что не подведет свой народ и своих сыновей. Смогут ли подданные уважительно относиться к короне, если окажется, что она — не более чем обычный головной убор, который можно надеть, а потом по собственной прихоти сбросить? Нет, он будет нести свою ношу до тех пор, пока боги не освободят его и не позволят соединиться с любимой, ожидающей его в нежно-розовом свете зари новой жизни.
Король почувствовал, что он слишком утомлен... Несколько месяцев подряд, разрываясь между переговорами с послами и встречами со своими советниками, он плохо спал. Тамарос улегся на тонкий коврик, радуясь, что хотя бы в течение этих трех дней никто не потревожит его покой.
Он словно погрузился в тихий пруд, усыпанный лепестками роз.
За громадным столом на громадном стуле сидел маленький мальчик и чего-то ждал. Чего именно — он толком не знал. Его усадили на этот стул и торопливо приказали вести себя хорошо, но не объяснили, что это значит. Стол был уставлен яствами и напитками; там было все, что мальчик только мог пожелать. Но самые вкусные кушанья стояли слишком далеко, и он не мог до них дотянуться. Мальчик забрался на стул и перелез на стол, пытаясь достать такие соблазнительные сласти. Однако по какой-то необъяснимой причине они по-прежнему оставались все так же далеко.