Уэйс Маргарет. Колодец тьмы

   Слуга и не подумал рассказать, как пробраться через садовый лабиринт, а принц, не знакомый с садами эльфов, не подозревал о существовании подобной ловушки. Разгоряченный, обливающийся потом, весь в царапинах, принц едва не задыхался от пряного аромата ночных растений. Он окончательно пал духом. Дагнарусу казалось, что он обречен до конца дней бродить в этом забытом богами месте.
   Неожиданно он ступил одной ногой в пруд и только по чистой случайности не ударился головой о массивный колокол, свисавший с ветки дерева. Принц поднял глаза и... увидел госпожу Мабретон.
   Она стояла там, где не было никаких растений. Дагнарус увидел большой внутренний двор, имевший круглую форму. Двор был выложен каким-то магическим белым камнем, который светился под ногами госпожи Мабретон бледным призрачным светом, похожим на лунный. На ней была прозрачная шелковая одежда; ее длинные черные распущенные волосы ниспадали с плеч, доходя женщине до пояса. Луна сверху и камни снизу освещали ее обнаженное тело, видимое сквозь прозрачный шелк. На шее у нее висел кулон из бирюзы, его кулон. Принц понял: она любит его, и он одержит победу. Дагнарус задрожал — настолько безграничным было его желание.
   Прогулка госпожи Мабретон отнюдь не была безмятежной. Нет, она не бродила по саду, восхищаясь его красотой. Шаги ее были лихорадочными. Она крепко сжимала руки, словно находилась в глубоком отчаянии, и ни разу не оглянулась по сторонам. Она что-то бормотала на языке эльфов, но слов Дагнарус не понимал. Госпожа Мабретон была слишком захвачена своим состоянием, чтобы слышать шум, который он поднял, появившись в саду.
   Дагнарус стоял одной ногой в пруду. Кожаный сапог медленно наполнялся обжигающей холодом водой, но принц не замечал этого. Желание превратилось в столь сильную телесную боль, что, казалось, она вот-вот остановит сердце. Как завоевать эту женщину? Как показаться перед нею? Что она подумает о человеке, внезапно появившемся в ее саду? Она может посчитать его вором, или даже хуже, и закричать, призывая стражу.
   Дагнарус хотел было подобраться к ней сзади, прикрыть ей рот рукой и предупредить, чтобы молчала. Но столь грубое обхождение лишь вызовет в ней ненависть. Теперь, когда принц увидел госпожу Мабретон, он не мог заставить себя прикоснуться к ней без ее согласия. Он не хотел брать ее силой. Ему хотелось, чтобы и она изнемогала от любовного желания, оказавшись в его руках.
   Беспокойные шаги уводили госпожу Мабретон от него. Потом она повернулась и вновь пошла в его сторону.
   Дагнарус наконец опомнился и вышел на освещенный луной двор. Сапоги гулко ударяли по мерцающим белым камням. Она изумленно подняла голову, глядя на принца широко раскрытыми испуганными глазами.
   Дагнарус опустился перед ней на колени, раскинул руки и устремил на нее свой взор.
   — Я не причиню тебе вреда, Вэлура. Я пришел к тебе, движимый любовью, — сказал он. — Если хочешь, позови стражу, пусть они убьют меня на месте.
   Он не надеялся, что она поймет его, однако его жесты были вполне красноречивы.
   Госпожа Мабретон пристально глядела на него, прижав к груди руки. Ее дыхание участилось. Она не закричала и не позвала ни стражу, ни своих служанок. Она нетвердой походкой пошла к нему навстречу и протянула дрожащую руку.
   — Я сплю, — прошептала она на эльдерском диалекте. — Ты — не настоящий.
   Сердце Дагнаруса обуяла радость. Он вскочил и схватил ее руку. Она удивленно вскрикнула и отпрянула назад, пытаясь вырваться. Он не отпустил ее, удерживая в своей руке ее мягкие тонкие пальцы.
   — Нет, Вэлура. Я — настоящий. И моя любовь к тебе тоже настоящая. Столь же настоящая, как и твоя любовь ко мне.
   — Я не люблю тебя! — воскликнула она, отворачивая голову.
   — Ты говоришь правду? — спросил Дагнарус, и голос его шел из самого сердца.
   Принц отпустил ее руку.
   — Скажи мне, что ты меня не любишь. Посмотри на меня и произнеси эти слова. И тогда я уйду и никогда более не нарушу твой покой.
   Госпожа Мабретон стояла молча. Казалось, ее молчание длится с незапамятных времен. Принц терпеливо ждал — он, который еще ни разу в жизни не ждал никого. Но больше всего на свете он хотел сейчас дождаться ее ответа.
   Наконец она подняла голову. Даже при лунном свете нетрудно было заметить, что ее лицо побледнело, глаза были темными и мерцающими, словно зеркальная гладь прудов, а губы — настолько мертвенно-белыми, что они почти исчезли.
   — К своему стыду, я люблю тебя, Дагнарус, — сказала она, и по ее щеке покатилась слезинка.
   Вэлура повела его к своему ложу, которое находилось в изысканно убранном помещении, выходившем в круглый двор.
   — А как же стража? Слуги? — затаив дыхание, прошептал принц.
   — Слуг я отправила отдохнуть. Они не потревожат нас. Однако перед рассветом ты должен будешь уйти.
   Принц сбросил с себя одежду. Прежде чем предаться любви, она натерла обнаженное тело Дагнаруса тонко пахнущим маслом, следуя ритуалу эльфов. Это масло разжигало огонь желания, превращая его в неистовое пламя. Оно помогало любовной жажде вспыхивать несколько раз, вновь набирая силу после утоления.
   Когда они насытились любовью, принц лежал в ее объятиях, положив голову ей на грудь. Его руки путешествовали по ее телу, лаская кожу. Дагнарус хотел пробудить вновь не столько желание, сколько память об их любовном экстазе. Вэлура вздрагивала от его прикосновений. Ее пальцы скользили по его волосам. Она поцеловала принца в лоб и глаза.
   — Любимый мой, уже почти утро, — сказала она. — Скоро появятся служанки, чтобы меня одеть. Теперь ты должен уйти, и как можно быстрее.
   — Нет, — тихо возразил Дагнарус. — Я не уйду.
   — Что? — побледнела она. — Чего ты добиваешься? Моей смерти?
   — Я уйду, но лишь при одном условии. Ты сегодня же вернешься ко двору.
   — Нет! — покачала головой Вэлура.
   Она вздохнула, схватила его руки и стала целовать его пальцы.
   — Нет. Не проси меня об этом. Как я сумею ежедневно видеть тебя и не тосковать по тебе? Как я смогу выдерживать ласки мужа? — Она вздрогнула всем телом. — Нет. Это было бы пыткой. Уж лучше я останусь здесь. Я познала одну ночь блаженства. Это придаст мне силы.
   — Но это ничем не поможет мне, — возразил Дагнарус, осторожно откидывая ее волосы и не давая ей скрыться за этой благоуханной завесой. — Я хочу видеть тебя каждый день. Я хочу слышать твой голос, касаться тебя, любить тебя. Во дворце есть тайные переходы, есть места, где мы можем встречаться и давать волю нашим желаниям. Твой муж никогда не узнает. Об этом вообще никто не узнает.
   Вэлура вновь покачала головой.
   — Ну что ж, — резким и хриплым голосом произнес Дагнарус. — Тогда пусть твои слуги застанут меня здесь. Пусть сюда явятся стражники и убьют меня. Если я обречен жить без тебя, такая жизнь мне не нужна.
   — О боги, я верю, что ты говоришь искренне, — сказала она, восхищенно глядя на принца.
   Какое-то время внутри нее происходила борьба, однако страсть Вэлуры, ее желание были столь же велики, как страсть и желание Дагнаруса.
   — Хорошо, — наконец сказала она, опуская глаза. — Сегодня я вернусь ко двору.
   — Значит, ночью мы опять будем вместе! — заключил принц, целуя ее.
   Осторожно, с неохотой, она высвободилась из его объятий.
   — А теперь, любовь моя, уходи! Быстро!
   — Но как я разыщу обратный путь? — спросил принц, натягивая одежду.
   В огне наслаждений он позабыл о необходимости вновь пробираться через садовый лабиринт.
   — Держись камней, на которых изображена роза. Они приведут тебя ко входу в туннель. Туннель проходит под забором. Он выведет тебя внутрь строения, где хранятся лодки. Вот ключ от двери. Выйдешь оттуда и окажешься по ту сторону изгороди. Прощай, дорогой.
   — До следующей ночи, — сказал принц, поцеловав ее снова.
   Заметив, что небо на востоке светлеет, он покинул Вэлуру.
   Дагнарус без труда находил камни с изображением розы. Они привели его к спуску в холодный и сырой туннель. Туннель действительно вывел его внутрь строения, где хранились лодки. Принц вставил ключ в замок и осторожно повернул, опасаясь, как бы тот не заскрипел. Из своего убежища он следил за обходами караульных. Как только они скрылись из виду, он неспешно вышел и побрел через лес туда, где оставил свою лошадь.

* * *

   Вэлура лежала, раскинувшись на постели, мысленно проходя с любимым каждый шаг через сад. В какое-то мгновение она тревожно вздрогнула: ей почудилось, что она слышит, как скрипнули ржавые петли двери хранилища лодок. Потом она поняла: это разыгравшееся воображение, ибо ей не услышать на таком расстоянии скрипа петель. Сжавшись, Вэлура ждала, что стража вот-вот схватит принца, однако в доме и вокруг него по-прежнему было тихо. Потом в ее крови гулко застучали копыта лошади Дагнаруса, и она поняла, что принц благополучно отправился в обратный путь.
   Она свернулась калачиком на пуховой перине и плотно закуталась в одеяло. Постель и подушка хранили запах принца. Вэлура крепко прижала к себе подушку и вдыхала этот запах. При воспоминании об их любовных слияниях тело содрогалось в приятных судорогах.
   В спальню вошла служанка, намереваясь открыть шторы и впустить свет утреннего солнца.
   — Оставь меня, — негромко потребовала Вэлура. — Мне нездоровится. И другим скажи, чтобы не входили.
   Удивленная служанка поклонилась и поспешно вышла.
   — Как же мне поступить? — спрашивала себя Вэлура в сумрачном пространстве спальни.
   Она прекрасно знала, как ей поступить. Она должна была бы покинуть и этот дом, и Виннингэль и вернуться на родину, в дом мужа. Закрыв глаза, она мысленно представила тот дом: чистые пустые комнаты, лишенные шумящих и гремящих предметов, ухоженные сады, в которых постоянно поддерживается надлежащий порядок, воздушные колокольчики. Если порывы ветра становились слишком яростными, колокольчики привязывали, чтобы их музыка не раздражала слух. Вэлура изогнулась, как животное, сумевшее выскользнуть из ловушки. Ей не вернуться назад. Если она это сделает, то погибнет.
   В родительской семье Вэлура была одной из пяти детей — средним, одиноким и заброшенным ребенком. Двое старших братьев, намного старше ее, всегда тяготели друг к другу. Две сестры были намного младше ее и тоже отличались взаимной привязанностью. Родители лелеяли и баловали их. Единственным ценным качеством Вэлуры родители считали ее удивительную красоту. Но мысли о красоте дочери у них были вполне прозаичными и не отличались от мыслей какого-нибудь владельца породистой коровы. Их интересовало, сколько они смогут выручить за нее на рынке жизни.
   Вэлура происходила из знатного, но обедневшего Дома, причиной упадка которого явились одновременно халатность в управлении хозяйством и просчеты в установлении альянсов. Менее знатная семья смогла бы усердным трудом как-то сводить концы с концами, не тяготясь обязательствами перед теми, кто был выше и ниже их. А выполнение этих обязательство стоило недешево.
   Даже боги оставили семью Вэлуры, поскольку Досточтимого Предка настолько разгневали постоянные ошибки и оплошности зятя, что он покинул дом своей дочери, и с тех пор никакие подношения и увещевания не могли заставить его вернуться. Изможденные и озлобленные ежедневной борьбой за существование, родители Вэлуры не могли дождаться, когда дети вырастут и возьмут часть забот на свои плечи. Что ж, их нетерпение вполне заслуживало прощения. Старшим братьям предстояло завоевать благосостояние с помощью меча. Оружием Вэлуры была красота ее лица и тела.
   Когда Вэлура достигла определенного возраста и, по законам эльфов, перешла из юности в зрелость, ее отдали замуж за Балора Мабретона. Мабретон принадлежал к сравнительно молодому и неизмеримо богатому Дому. Он стремился снискать уважение знати и мечтал о благородной родословной для своих будущих детей. Вэлура явилась ответом на его молитвы. Однако в том, что касалось детей, господина Мабретона ждало разочарование. Вэлура не испытывала желания становиться матерью. Беременность, несущая с собой приступы тошноты и уродующая тело, а также родовые муки — все это было ей ненавистно.
   Вэлура знала травы, позволявшие избавиться от подобной ноши, и трижды за время своего первого замужества прибегала к их силе. Если бы муж раскрыл ее ухищрения, то по законам эльфов он имел право ее убить. К счастью, первый господин Мабретон был настолько туп, что даже не удосужился всерьез задуматься над причинами бесплодия своей прекрасной жены.
   Сдавленная жизненными рамками общества эльфов с бесконечными ограничениями и долгом — долгом перед семьей, мужем, предками, бедными, богатыми, долгом перед Божественным и Защитником Божественного, — Вэлура ощущала не больше смысла в проходящих годах, чем узник, обреченный на вечное заточение. Куда бы она ни поворачивалась — везде была глухая стена.
   Вэлура не хотела ехать в Виннингэль с первым мужем, но совсем не по тем причинам, которые приводила. Да, она не любила людей. Вэлура находила их грубыми, крикливыми, жестокими и непостоянными. И... втайне восхищалась этими качествами, завидуя людям. Поэтому она предпочла держаться от людей подальше, чтобы они не испортили ее двойной заразой свободы и независимости.
   Только однажды дверь ее темницы приоткрылась. Первый господин Мабретон внезапно скончался. Вэлура прекрасно понимала, что его убили. Защитник Божественного почти ничего ей не рассказал тогда, боясь, как бы она не натворила бед. Но она и не собиралась этого делать. Она бы пала на колени и благословила убийцу, если бы знала, кто он. Дверь тюремной камеры распахнулась. Но... Вэлура едва ощутила свет и тепло солнца, как дверь с силой захлопнулась снова, и она опять оказалась в тюремном мраке.
   Младший брат покойного Мабретона решил взять ее в жены.
   Если бы Вэлура узнала его раньше, если бы сразу вышла замуж за него, а не за его старшего брата, то, возможно, с годами смогла бы его полюбить. Далор был добрым и нежным. В отличие от брата он не навязывал ей своего внимания. Однако Вэлура открыла для себя способ, позволявший ей более или менее сносно существовать в темнице. Если она не может выйти из застенка, она никому не позволит туда войти. Ее муж был хорошим эльфом и постоянно старался доставить ей удовольствие. Иногда она жалела его. Жалость была единственным добрым чувством, которое она испытывала к мужу.
   И вновь Вэлура была вынуждена жить среди людей. На этот раз ей не удалось укрыться в речном доме. Муж охотно позволил бы ей это, но сам Защитник возложил на нее тягостное задание, приказав стать фрейлиной королевы. Вэлура страстно ненавидела человеческих женщин и так же страстно хотела быть похожей на них. Противоборствующие чувства превратили ее душу в птицу, неистово бьющуюся крыльями о прутья клетки. Еще немного, и она сама себя погубит.
   Но вдруг Дагнарус протянул руку и открыл дверцу клетки. Птица вылетела на свободу и устремилась прямо к нему.
   Едва появившись в Виннингэле, она немало услышала о молодом принце. Придворные дамы только и говорили, что о нем. Вслух они говорили о его благородном облике, величественной осанке и изысканных нарядах. Шепотом обсуждали его любовные похождения, делая вид, что ошеломлены, и заявляя, что никогда не позволят ему волочиться за собой. Однако это не мешало им охорашиваться и жеманно улыбаться, как только принц оказывался где-то поблизости.
   Вэлуру подобные разговоры не занимали. Он был мужчиной, а все мужчины одинаковы: горячее дыхание, возня впотьмах с одеждой и потом боль. И всегда вероятность того, что его семя пустит внутри корни и вырастет в другое существо, столь же несчастное, как она сама.
   Закрыв глаза, она снова воскресила в памяти прием, устроенный в их честь. Ее знакомство с принцем началось с его голоса: низкого, мелодичного и вовсе не хриплого, как у большинства людей. Потом его руки. Вэлура вспомнила его руки: чистые, ухоженные, с длинными закругленными ногтями. Сильные руки, с мозолями от меча. И в этих руках — подарок для нее.
   Вэлура сжала кулон, висевший у нее на шее. Никто еще не дарил ей такого подарка, подарка, предназначенного только ей, а не всей семье. Переведя взгляд с кулона на принца, она впервые увидела Дагнаруса. Она увидела восхищение в его глазах, однако Вэлура и раньше видела восхищение в глазах мужчин, и это ее не тронуло. Но когда он повесил кулон ей на шею, и его рука коснулась ее щеки, Вэлура почувствовала, как восхищение Дагнаруса сменилось любовью и страстным томлением. Она ощутила в себе такое же страстное томление, такое же желание, и это удивило и испугало ее.
   В ту ночь, лежа без сна, Вэлура представляла, как его руки ласкают ее тело. Она представляла его дыхание на своих губах, и эти видения взбудоражили ее. Бесчестье, крах, гибель не только ее самой, но и ее семьи — таково было наказание за запретную любовь. Вэлура принуждала себя думать о возможных последствиях, однако, к ее ужасу, эти пугающие мысли не гасили, а только усиливали в ней желание. И тогда она бежала в речной дом, считая, что должна поставить заслон своей страсти. Принц сочтет себя оскорбленным, потеряет к ней интерес и забудет.
   Но даже вдали от него, запершись в уединенном, тщательно охраняемом доме, Вэлура терзалась муками любви к принцу. Не в силах уснуть, она побрела в сад, чтобы осенний ветер остудил ее пылающее тело. Она убеждала себя одуматься, она хотела плотно закрыть дверь своей темницы и не открывать, хотя замок уже был сломан.
   И вдруг — он, воплощение ее мечтаний и желаний, стоящий на коленях перед нею. Напористый и нежный, дерзкий и покорный, оставляющий выбор и решение за ней.
   Вэлура улыбнулась, поцеловала кулон и вновь предалась воспоминаниям их любовного экстаза. Она вернется в Виннингэль. Она выйдет из темницы, чтобы никогда не оглядываться назад.

* * *

   Вечером того же дня Сильвит помогал принцу одеваться к ужину. Дагнарус отпустил придворных, обычно прислуживавших ему, велев им выпить за его здоровье и дав им денег. Он был в превосходном настроении, сказав, что охота прошла исключительно удачно. Придворные с радостью повиновались.
   — Ваше высочество, — сказал Сильвит. — Думаю, вам будет приятно узнать, что госпожа Мабретон возвратилась ко двору.
   Глаза Дагнаруса вспыхнули. Рука, зашнуровывавшая камзол, слегка вздрогнула.
   — Замечательная новость, Сильвит. Спасибо. А нет ли у тебя на примете кого-нибудь смышленого, кто смог бы передать записочку ее светлости? И чтоб никто этого не увидел?
   — Думаю, есть, ваше высочество, — с бесстрастным лицом ответил Сильвит.
   — Отлично. Вот записка. И еще, Сильвит, разбросай сегодня лепестки роз по моей постели. И позаботься, чтобы меня никто не потревожил.

Глава 5
Ветры мрака

   Непривычно теплая для поздней осени погода, стоявшая все это время, переменилась в одночасье. Налетевший внезапно ураганный ветер вмиг заставил позабыть о недавнем спокойствии в природе. Завеса темных, с зеленоватым отливом облаков закрыла солнце. Ветер гнал по улицам опавшие листья, потом вдруг вздымал их вверх, кружил в яростном вихре и вновь швырял на землю, чтобы гнать совсем в другом направлении. Ветер постоянно крепчал. Хлынул дождь вперемешку со снежной крупой; крупинки били с силой кинжалов, барабаня по деревянным крышам и заставляя их сотрясаться.
   Орки еще прошлой ночью увидели предостерегающее знамение: морские птицы стаями летели в глубь суши. Поэтому ни один корабль орков не вышел в море. Люди, привыкшие смеяться над суевериями орков и прельстившиеся ясной и солнечной погодой, вскоре поплатились за свою беспечность. Вскоре их корабли уже взлетали и падали на гигантских качелях волн, а ветер рвал паруса и крушил мачты.
   — Неужели ты решишься выйти? Мало того, что ночь на дворе. Ты послушай, как ревет ветер! — сказала Гарету молоденькая послушница.
   Она видела, что Гарет плотно застегивает плащ и до самых глаз опускает капюшон.
   — Увы, я должен идти, — ответил Гарет, пытаясь управиться с большой булавкой и поплотнее запахнуть полы плаща. — Больные, которых я обещал навестить, вряд ли почувствуют себя лучше оттого, что погода стала хуже.
   — Какой ты усердный и преданный, — восхищенно проговорила послушница.
   Она еще никогда не глядела на юношу с таким интересом, хотя с двенадцатилетнего возраста они учились вместе.
   — Дай-ка я помогу тебе запахнуть полу.
   Гарет позволил ей взять булавку. Послушница проткнула острым концом плотную материю тяжелого шерстяного плаща и плотно закрепила полы. Гарет посмотрел на ее миловидное лицо, карие глаза и румяные щеки.
   — Ты ведь вернешься продрогшим до костей, — сказала девушка. — Я сегодня наверняка засижусь за полночь. Часто, чтобы не заснуть, я ночью делаю себе медовый поссет. Если ты не слишком запоздаешь, я могу сделать и на твою долю.
   Какая-то часть существа Гарета хотела откликнуться на эти слова радостным «да», выпить медового поссета и поцеловать зовущие губы девушки. А потом? Потом она сбросит с себя одежду, и он тоже. И она увидит его гноящиеся раны...
   — Мне очень жаль, — сказал Гарет, так и не научившийся лгать, — но я не знаю, когда вернусь. Спасибо тебе за доброту, но я действительно не знаю, когда вернусь...
   Пожав плечами, девушка повернулась и ушла, не слишком-то огорченная его отказом. Гарет вздохнул и направился к выходу.
   Привратник, выпускавший его, с немалыми усилиями открыл дверь, которую встречный ледяной ветер старался захлопнуть снова. Привратник поглядел на Гарета, как на безумца из числа тех, что пляшут и кривляются на улицах.
   Ветер крепко держал Гарета, не давая ему сойти вниз. Опустив голову, упрямый послушник осторожно начал спускаться по мокрым и скользким ступеням Храма. Он почти уже одолел спуск, когда чуть не сбил с ног другого человека, поднимавшегося в Храм. Оба инстинктивно выбросили вперед руки, уберегая друг друга от падения.
   — Прошу прощения, — произнес удивленный Гарет. — Надеюсь, что я вас...
   — Гарет! — воскликнул незнакомец. — Я узнал твой голос.
   Человек повернул Гарета лицом к свету факела, который трещал и чадил под струями дождя.
   — Да, это ты, Гарет.
   — Учитель Эв-варисто, — заикаясь, пробормотал Гарет.
   — Тебя-то я и хотел повидать, — крикнул Эваристо, перекрывая завывания ветра. — Я уже два дня подряд пытаюсь тебя разыскать. Разве ты не получал моих записок? Можно подумать, ты намеренно избегаешь меня!
   Так оно и было. Гарет и сейчас собирался улизнуть от своего бывшего учителя.
   — Простите, учитель, но меня ждут.
   — Нет. — Эваристо крепко ухватил его за руку. — Раз уж ты мне встретился, я тебя так просто не отпущу. Идем со мной. Я тебя долго не задержу. Каких-нибудь несколько минут, и ты вернешься в эту промозглую ночь и пойдешь, куда тебе надо.
   Убежать сейчас означало бы навлечь на себя подозрения. Гарету ничего не оставалось, как подчиниться и вернуться в Храм. Привратник, которому вновь пришлось сражаться с дверью и подставлять себя напору стихий, бросил на вошедших недовольный взгляд и что-то пробурчал себе под нос.
   Эваристо увлек Гарета в тихий уголок. Учитель снял промокший плащ. Гарет еще плотнее надвинул на лицо капюшон, чтобы хоть отчасти скрыть лицо. Недавно один гнойник, такой же, как те, что покрывали его тело, появился и на лице. Собратья посчитали это обыкновенным прыщом, но проницательный Эваристо мог догадаться и понять правду.
   — Что заставляет тебя тащиться куда-то в такую погоду? — дружелюбно спросил Эваристо.
   Учитель мало изменился за эти годы, разве что несколько раздобрел и его лицо приобрело благодушное выражение. И в самом деле, Эваристо был счастливым и довольным жизнью человеком. Он радовался жене и детям, радовался своему восхождению по ступеням иерархии магов. Сейчас он преподавал в школе для мальчиков — детей богатых купцов, и его вполне удовлетворяло то, как обстоят его дела.
   У Гарета было заранее придумано объяснение, которое он сейчас и произносил не без некоторого трепета. Сердце у него замирало при воспоминании, как в его детские годы Эваристо быстро умел распознавать, когда мальчик для битья говорит правду, а когда лжет.
   — Исполняю послушание милосердного служения. Ухаживаю за больными... из тех, что прикованы к постели. Готовлю им еду...
   — Помню эти тяготы послушника, — с улыбкой отозвался Эваристо. — Очень хорошо помню. Не бойся, ты успеешь приготовить им похлебку.
   Эваристо пригляделся к Гарету, стремясь заглянуть за завесу тени.
   — Как ты себя чувствуешь? Бледный совсем, словно болеешь чем.
   — Я прекрасно себя чувствую, учитель, — поспешно возразил Гарет, отступая в тень. — Просто, как вы и сказали, тяготы послушника...
   — Сидишь допоздна, перегружаешь себя занятиями. Тебе нужно заняться телесными упражнениями и побольше есть. Слишком уж ты отощал.
   — Учитель, — нетерпеливо произнес Гарет.
   — Понимаю, Гарет. Тебя где-то ждут.
   Голос Эваристо сделался серьезным. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что они одни, учитель приблизился к послушнику.
   — Гарет, я слышал, что Дагнарус собирается стать Владыкой. Это правда?