Страница:
Лицо Дагнаруса помрачнело.
— Так она и до сих пор находится под покровительством Защитника?
Сильвит мешкал с ответом, затем сказал:
— Нет, ваше высочество. Сейчас уже нет. Ее семья и семья жены Защитника находятся в плохих отношениях, которые с недавних пор стали еще хуже. Защитник не может оказывать ей покровительство. Возможно, в этом кроется еще одна причина, почему она сочла целесообразным отправиться в Виннингэль.
— Замечательно, Сильвит. Благодаря тебе сегодня на моем небосклоне весь день будет сиять солнце. Ты, конечно, уже слышал новость?
Дагнарус просунул руки в рукава украшенного богатой вышивкой и отороченного мехом плаща, надевая его поверх короткой блузы.
— О кончине господина Донненгаля? Да, ваше высочество. Приношу вам свои соболезнования. Полагаю, вы хорошо его знали.
— Слушай, я ни в малейшей степени не огорчен его смертью. Главное, освободилось место в ряду Владык.
— Да, ваше высочество, я это понимаю.
Дагнарус повернулся, уперев руки в бока, и внимательно взглянул на Сильвита.
— Ты знаешь: я хочу занять это место. Ты знаешь: если я вообще собираюсь быть королем, я должен его занять. Каковы мои шансы? Что ты слышал?
— Ваше высочество могли бы избрать, — ответил Сильвит, но в голосе его чувствовалось сомнение. — Однако Совет Владык не поддержит этот выбор.
— Единогласной поддержки не требуется.
— Да, мой господин, но главой Совета является ваш брат Хельмос, и сомнительно, чтобы другие стали особо противиться ему, хотя некоторые, насколько я знаю, склоняются в вашу пользу.
— К чертям Хельмоса! — с жаром воскликнул принц. — Пошел он в Пустоту!
— Будьте благоразумны, ваше высочество. Вас могут подслушать.
— Мы одни, — порывисто произнес Дагнарус, однако все же понизил голос. — Что ты мне посоветуешь?
— Вам необходимо склонить короля на свою сторону, мой господин. Остальные Владыки вполне могут не согласиться с Хельмосом, если будут знать, что такова воля его величества.
— Точь-в-точь мои мысли, — сказал Дагнарус. —И вот еще что. Я бы хотел сделать госпоже Мабретон небольшой подарок. Ты знаешь ваших женщин. Каков должен быть этот подарок и как его дарить? Как насчет драгоценных камней? Ваши женщины любят их?
Сильвит вновь замешкался с ответом, и теперь Дагнарус это заметил.
— Что с тобой, Сильвит? У тебя такой вид, будто ты напился уксуса. Уж не влюблен ли ты сам в эту женщину?
— Нет, мой господин, — холодно ответил Сильвит. — Эльфы не влюбляются, а если и влюбляются, то на собственную голову. Мой брак уже оговорен, и, когда через пятьдесят лет избранная для меня женщина достигнет брачного возраста, мы поженимся. Но госпожа Мабретон так прекрасна. Однажды, когда мы встретились, она была исключительно добра ко мне. Я бы не хотел видеть ее несчастной.
— А я и не собираюсь делать ее несчастной, — искренне ответил Дагнарус.
Он положил руку на плечо камергера.
— Знаешь, когда я увидел ее у своей матери, она отказалась даже взглянуть на меня. Мне хочется лишь завоевать ее улыбку. И не больше. Если она настолько ненавидит людей, возможно, я смог бы заставить ее изменить мнение. Окажи мне услугу во благо обоих наших народов.
— Постараюсь, ваше высочество.
Льстивый тон принца вовсе не убедил Сильвита.
— Не волнуйся, Сильвит, — продолжал Дагнарус. — Ты же знаешь: мое сердце устойчиво перед женскими чарами. Судя по тому, что ты рассказал про эту женщину, обычному человеку непросто завоевать ее сердце. Она несчастна, и кто станет винить ее? Еще бы — проводить время в обществе моей матери! И если можно сделать ее жизнь чуть-чуть радостнее, что в том плохого?
— Ровным счетом ничего, мой господин.
Если Сильвит и вздохнул, то спрятал свой вздох очень глубоко, поскольку принц ничего не услышал. Эльф хорошо знал, в чем заключается причина его преданности принцу. Он не собирался рисковать своим положением во имя чего бы то ни было — даже во имя женщины, в честь которой он посадил прекрасный цветок во внутреннем саду своего сердца. Как он и говорил Дагнарусу, Защитник более не станет оказывать покровительство госпоже Мабретон. Сильвит сорвал прекрасный цветок и, вздыхая, преподнес принцу.
— Что касается подарка, наши женщины считают большинство драгоценных камней грубыми и вульгарными. Но некоторые камни все же пользуются их благосклонностью. Бриллиант за его чистоту, голубой топаз и сапфир. Эти камни любимы богами воздуха. Однако если ваше величество не поскупится на расходы...
— Не поскуплюсь, — ответил Дагнарус. — Мне недавно крупно повезло в кости.
— Тогда я бы посоветовал преподнести небольшую брошь из редкого камня — бирюзы. Известно, что магические силы этого камня защищают того, кто его носит, и потому никто не сможет причинить вред владельцу камня. Такой подарок выразит ваше восхищение и покажет вашу заботу. Госпожа Мабретон сможет носить его открыто и с достоинством. Мужу не удастся воспротивиться такому подарку и запретить ей принять его.
— Прекрасно. Где мне его искать?
— Бирюзу можно найти только у пеквеев, ваше высочество. Только они знают, где находятся ее залежи. Их драгоценности отличаются изяществом, прекрасно подходят для наших женщин и вообще высоко ценятся у эльфов. Если вашему высочеству угодно, я возьму эти хлопоты на себя. Я сам отправлюсь на рынок и куплю подарок.
— Да, Сильвит, мне угодно. Принесешь эту побрякушку мне, и я вручу ее госпоже Мабретон.
— Прекрасно, ваше величество.
— По пути заверни в Храм и передай записку Меченому. Мне надо с ним переговорить. А знаешь что, — добавил принц, которому в голову внезапно пришла блестящая мысль. — Я хочу, чтобы он тоже был на сегодняшнем торжестве. Я пошлю ему приглашение. Отцу он нравится. Король говорил, что будет рад видеть его снова. Поговорить мы успеем и потом, так что приготовь для Меченого его бывшую каморку. Думаю, он сможет вырваться из лап этих старых кудахчущих магов и провести вечер вне своей промозглой кельи?
— Если бы ваше высочество послали письменное уведомление о том, что интересы двора требуют присутствия Гарета, тогда Главный Ментор был бы вынужден подчиниться. В противном случае, боюсь, заполучить Гарета будет трудно. От послушников требуют полного усердия в учебе и не допускают, чтобы мирские радости отвлекали их.
— Говоришь, письменное уведомление? Что ж, видно, без него не обойтись.
Дагнарус торопливо стал стаскивать массивный перстень с именной печаткой, который он носил на большом пальце правой руки.
— Держи. Составь письмо, подпиши его за меня и приложи мою печать. Скажешь Меченому, чтобы встретился со мною здесь в тот час, когда зажгут свечи. Позаботься, чтобы нашлось во что его поприличнее одеть. Как посмотрю на эту его сутану — воротник широкий, и оттуда торчит бритая голова... Черепаха да и только.
— Да, ваше высочество, — сказал Сильвит, принимая перстень.
Эльф уже не один год ведал перепиской принца. Последний раз Дагнарус общался с пером и чернилами десять лет назад, когда его учитель Эваристо вырвал у него из рук заляпанный кляксами и наспех набросанный рисунок. Когда же принцу исполнилось двенадцать, Эваристо освободили от обязанностей учителя его высочества. Гарет, единственный настоящий ученик Эваристо, поступил послушником в Храм Магов, чтобы учиться магии. Тамаросу было тяжело согласиться с тем, что младший сын никогда не станет ученым. Втайне отец еще продолжал надеяться, что со временем, удовлетворив все буйные порывы своей натуры, Дагнарус познает радость ученых занятий в тиши кабинета... Слабая надежда, если не сказать больше.
— Я отправляюсь к отцу, — сказал Дагнарус, бросая еще один придирчивый взгляд на свое отражение в зеркале. — Пожелай мне удачи, Сильвит.
— Я искренне желаю вам удачи, мой господин, — ответил эльф. — Вам она очень понадобится, — добавил он на языке эльфов, который принц так и не потрудился выучить.
Глава 2
— Так она и до сих пор находится под покровительством Защитника?
Сильвит мешкал с ответом, затем сказал:
— Нет, ваше высочество. Сейчас уже нет. Ее семья и семья жены Защитника находятся в плохих отношениях, которые с недавних пор стали еще хуже. Защитник не может оказывать ей покровительство. Возможно, в этом кроется еще одна причина, почему она сочла целесообразным отправиться в Виннингэль.
— Замечательно, Сильвит. Благодаря тебе сегодня на моем небосклоне весь день будет сиять солнце. Ты, конечно, уже слышал новость?
Дагнарус просунул руки в рукава украшенного богатой вышивкой и отороченного мехом плаща, надевая его поверх короткой блузы.
— О кончине господина Донненгаля? Да, ваше высочество. Приношу вам свои соболезнования. Полагаю, вы хорошо его знали.
— Слушай, я ни в малейшей степени не огорчен его смертью. Главное, освободилось место в ряду Владык.
— Да, ваше высочество, я это понимаю.
Дагнарус повернулся, уперев руки в бока, и внимательно взглянул на Сильвита.
— Ты знаешь: я хочу занять это место. Ты знаешь: если я вообще собираюсь быть королем, я должен его занять. Каковы мои шансы? Что ты слышал?
— Ваше высочество могли бы избрать, — ответил Сильвит, но в голосе его чувствовалось сомнение. — Однако Совет Владык не поддержит этот выбор.
— Единогласной поддержки не требуется.
— Да, мой господин, но главой Совета является ваш брат Хельмос, и сомнительно, чтобы другие стали особо противиться ему, хотя некоторые, насколько я знаю, склоняются в вашу пользу.
— К чертям Хельмоса! — с жаром воскликнул принц. — Пошел он в Пустоту!
— Будьте благоразумны, ваше высочество. Вас могут подслушать.
— Мы одни, — порывисто произнес Дагнарус, однако все же понизил голос. — Что ты мне посоветуешь?
— Вам необходимо склонить короля на свою сторону, мой господин. Остальные Владыки вполне могут не согласиться с Хельмосом, если будут знать, что такова воля его величества.
— Точь-в-точь мои мысли, — сказал Дагнарус. —И вот еще что. Я бы хотел сделать госпоже Мабретон небольшой подарок. Ты знаешь ваших женщин. Каков должен быть этот подарок и как его дарить? Как насчет драгоценных камней? Ваши женщины любят их?
Сильвит вновь замешкался с ответом, и теперь Дагнарус это заметил.
— Что с тобой, Сильвит? У тебя такой вид, будто ты напился уксуса. Уж не влюблен ли ты сам в эту женщину?
— Нет, мой господин, — холодно ответил Сильвит. — Эльфы не влюбляются, а если и влюбляются, то на собственную голову. Мой брак уже оговорен, и, когда через пятьдесят лет избранная для меня женщина достигнет брачного возраста, мы поженимся. Но госпожа Мабретон так прекрасна. Однажды, когда мы встретились, она была исключительно добра ко мне. Я бы не хотел видеть ее несчастной.
— А я и не собираюсь делать ее несчастной, — искренне ответил Дагнарус.
Он положил руку на плечо камергера.
— Знаешь, когда я увидел ее у своей матери, она отказалась даже взглянуть на меня. Мне хочется лишь завоевать ее улыбку. И не больше. Если она настолько ненавидит людей, возможно, я смог бы заставить ее изменить мнение. Окажи мне услугу во благо обоих наших народов.
— Постараюсь, ваше высочество.
Льстивый тон принца вовсе не убедил Сильвита.
— Не волнуйся, Сильвит, — продолжал Дагнарус. — Ты же знаешь: мое сердце устойчиво перед женскими чарами. Судя по тому, что ты рассказал про эту женщину, обычному человеку непросто завоевать ее сердце. Она несчастна, и кто станет винить ее? Еще бы — проводить время в обществе моей матери! И если можно сделать ее жизнь чуть-чуть радостнее, что в том плохого?
— Ровным счетом ничего, мой господин.
Если Сильвит и вздохнул, то спрятал свой вздох очень глубоко, поскольку принц ничего не услышал. Эльф хорошо знал, в чем заключается причина его преданности принцу. Он не собирался рисковать своим положением во имя чего бы то ни было — даже во имя женщины, в честь которой он посадил прекрасный цветок во внутреннем саду своего сердца. Как он и говорил Дагнарусу, Защитник более не станет оказывать покровительство госпоже Мабретон. Сильвит сорвал прекрасный цветок и, вздыхая, преподнес принцу.
— Что касается подарка, наши женщины считают большинство драгоценных камней грубыми и вульгарными. Но некоторые камни все же пользуются их благосклонностью. Бриллиант за его чистоту, голубой топаз и сапфир. Эти камни любимы богами воздуха. Однако если ваше величество не поскупится на расходы...
— Не поскуплюсь, — ответил Дагнарус. — Мне недавно крупно повезло в кости.
— Тогда я бы посоветовал преподнести небольшую брошь из редкого камня — бирюзы. Известно, что магические силы этого камня защищают того, кто его носит, и потому никто не сможет причинить вред владельцу камня. Такой подарок выразит ваше восхищение и покажет вашу заботу. Госпожа Мабретон сможет носить его открыто и с достоинством. Мужу не удастся воспротивиться такому подарку и запретить ей принять его.
— Прекрасно. Где мне его искать?
— Бирюзу можно найти только у пеквеев, ваше высочество. Только они знают, где находятся ее залежи. Их драгоценности отличаются изяществом, прекрасно подходят для наших женщин и вообще высоко ценятся у эльфов. Если вашему высочеству угодно, я возьму эти хлопоты на себя. Я сам отправлюсь на рынок и куплю подарок.
— Да, Сильвит, мне угодно. Принесешь эту побрякушку мне, и я вручу ее госпоже Мабретон.
— Прекрасно, ваше величество.
— По пути заверни в Храм и передай записку Меченому. Мне надо с ним переговорить. А знаешь что, — добавил принц, которому в голову внезапно пришла блестящая мысль. — Я хочу, чтобы он тоже был на сегодняшнем торжестве. Я пошлю ему приглашение. Отцу он нравится. Король говорил, что будет рад видеть его снова. Поговорить мы успеем и потом, так что приготовь для Меченого его бывшую каморку. Думаю, он сможет вырваться из лап этих старых кудахчущих магов и провести вечер вне своей промозглой кельи?
— Если бы ваше высочество послали письменное уведомление о том, что интересы двора требуют присутствия Гарета, тогда Главный Ментор был бы вынужден подчиниться. В противном случае, боюсь, заполучить Гарета будет трудно. От послушников требуют полного усердия в учебе и не допускают, чтобы мирские радости отвлекали их.
— Говоришь, письменное уведомление? Что ж, видно, без него не обойтись.
Дагнарус торопливо стал стаскивать массивный перстень с именной печаткой, который он носил на большом пальце правой руки.
— Держи. Составь письмо, подпиши его за меня и приложи мою печать. Скажешь Меченому, чтобы встретился со мною здесь в тот час, когда зажгут свечи. Позаботься, чтобы нашлось во что его поприличнее одеть. Как посмотрю на эту его сутану — воротник широкий, и оттуда торчит бритая голова... Черепаха да и только.
— Да, ваше высочество, — сказал Сильвит, принимая перстень.
Эльф уже не один год ведал перепиской принца. Последний раз Дагнарус общался с пером и чернилами десять лет назад, когда его учитель Эваристо вырвал у него из рук заляпанный кляксами и наспех набросанный рисунок. Когда же принцу исполнилось двенадцать, Эваристо освободили от обязанностей учителя его высочества. Гарет, единственный настоящий ученик Эваристо, поступил послушником в Храм Магов, чтобы учиться магии. Тамаросу было тяжело согласиться с тем, что младший сын никогда не станет ученым. Втайне отец еще продолжал надеяться, что со временем, удовлетворив все буйные порывы своей натуры, Дагнарус познает радость ученых занятий в тиши кабинета... Слабая надежда, если не сказать больше.
— Я отправляюсь к отцу, — сказал Дагнарус, бросая еще один придирчивый взгляд на свое отражение в зеркале. — Пожелай мне удачи, Сильвит.
— Я искренне желаю вам удачи, мой господин, — ответил эльф. — Вам она очень понадобится, — добавил он на языке эльфов, который принц так и не потрудился выучить.
Глава 2
Сокровенное желание
— Приветствую тебя, мой уважаемый отец. — С этими словами Дагнарус вошел в королевский кабинет.
Развевающиеся полы его плаща, словно порыв ветра, подняли в воздух отцовские пергаменты. Принц широкими шагами направился к королю. Полы плаща цеплялись за книги, сдвигая их со своих мест, громкие шаги нарушали тишину, располагавшую к размышлениям. Первобытный, необузданный дух принца, казалось, состязался с огнем в поисках того, что способно гореть быстро и ярко. Приход Дагнаруса взбудоражил тишину королевского кабинета не хуже града стрел, пущенных в окно из арбалетов. Король Тамарос оторвался от работы и улыбнулся сыну приветливой, всепрощающей и несколько беспокойной улыбкой. Хотя зрелище его статного и ладного младшего сына согревало короля подобно вину с пряностями, у Тамароса не было уверенности в том, как это вино поведет себя, оказавшись у него в желудке. Король приближался к своему девяностолетию. Он научился ценить надежность и постоянство. Но даже те, кто восхищался Дагнарусом (а таких было немало), не сказали бы ничего подобного относительно принца.
— Приветствую тебя, сын мой, — произнес Тамарос, откладывая в сторону листы пергамента.
Из окон кабинета открывался захватывающий вид: каждое окно выходило на одну из сторон света. Горы, равнины, большой город, восхитительные водопады в кружеве радуг и над всем этим — голубой купол неба и яркое солнце. Король не один десяток лет ежедневно входил в свой кабинет, но всегда останавливался и с благоговейным почтением взирал на панораму мира, исполняясь смирения и размышляя о милости богов. Дагнарус не обращал внимания на вид из окон и даже сетовал, что в кабинете чересчур светло.
— Как ты можешь здесь читать, отец? Солнце пронизывает все насквозь. Я уже наполовину ослеп от его блеска.
Принц уперся в край отцовского стола, распихав локтями книги и помяв пергаменты. Придав лицу серьезное выражение, Дагнарус понизил голос:
— Боюсь, отец, я принес тебе печальное известие. Возможно, ты уже слышал о нем.
— Я пока ничего еще не слышал, — сказал, настораживаясь, Тамарос.
Он заложил нужную страницу и закрыл книгу.
— Что это за известие, сынок?
— Умер господин Донненгаль, — печальным и уважительным тоном сообщил Дагнарус. — Я решил известить тебя, поскольку ты, наверное, захочешь выразить соболезнование его семье. Я пришел сюда сразу же, как услышал о его кончине.
— Известие и в самом деле печальное, — сказал искренне огорченный Тамарос. — Как это случилось?
— Он охотился. Ты знаешь, он страстно любил охоту. Внезапно господин Донненгаль схватился за грудь, громко вскрикнул и свалился с лошади. Его дворецкий и конюх сделали что смогли: расшнуровали камзол, расстегнули пояс, но это ему не помогло. Говорят, он умер от разрыва сердца.
— А ведь он был таким здоровым и крепким, — сказал Тамарос. — Ушел во цвете лет.
— Полно тебе, отец, — удивленно возразил Дагнарус. — Господину Донненгалю было никак не меньше шестидесяти.
— Неужели? — Тамарос устремил вверх задумчивый взгляд. — Полагаю, ты прав.
Король вздохнул и покачал головой.
— Пусть не покажется, будто я сомневаюсь в справедливости суда богов, но я слишком долго живу на свете. Слишком долго. Друзей моей молодости уже нет в живых, а теперь я вынужден бросать поленья на погребальные костры их детей.
Соединив ладони, король склонил голову и тихо прошептал молитву за упокой души своего любимого и уважаемого друга. Дагнарусу при всем его нетерпении все же хватило сообразительности не раскрывать рта и дать отцу провести несколько минут в скорби по покойному. Наконец, не в силах больше выдержать, принц нарушил тишину.
— Ты, наверное, понимаешь, отец, что со смертью господина Донненгаля освободилось место в ряду Владык.
Прервав молитву, Тамарос поднял голову.
— Да, так оно и есть, — сказал он, добавив с долей упрека: — В надлежащее время мы обсудим, кем заполнить вакансию.
— Отец, — убедительным тоном произнес Дагнарус, — будет вполне правильно и справедливо, если это место займу я.
— Сын мой, — Тамарос поглядел на принца с глубокой симпатией, — ты же не хочешь быть Владыкой.
— Наоборот, — раздраженно возразил Дагнарус — Я очень хочу стать Владыкой. Я достиг нужного возраста. Этот пост принадлежит мне по праву происхождения.
— Происхождение, титул, чин, богатство — все это не играет никакой роли в избрании будущего Владыки. Призыв исходит от богов и одновременно — из глубины сердца человека. Сейчас тебе хочется стать Владыкой, ибо ты не понимаешь, что влечет за собой этот шаг. Жизнь Владыки — это прежде всего жизнь во имя мира. А ты, сын мой, — прирожденный воин.
— Призвание, которого ты не одобряешь! — бросил отцу Дагнарус, и его лицо потемнело от гнева.
— Ты не прав, сын, — резко возразил Тамарос. Несмотря на свой почтенный возраст, король не был ни дряхлым, ни слабоумным.
— Виннингэль силен своей армией. Наши соседи нас уважают. Они знают, что мы не станем нападать на них с целью расширения своих владений. Но знают они и другое: мы будем защищать наши границы против любого вторжения. Да тебе и самому это известно, ведь ты участвовал в сражениях против эльфов, совершавших набеги на наши земли.
— Прости меня, отец, — сказал Дагнарус, поняв, что допустил ошибку и эта вспышка гнева только повредит ему. — У меня это вырвалось необдуманно.
Принц был не в состоянии усидеть на месте. Он вскочил, отошел от отцовского стола и зашагал по кабинету, скрестив на груди руки и опустив голову.
— Ты сделал Владыкой Хельмоса, — сказал наконец Дагнарус, останавливаясь и устремляя на отца изумрудный огонь своих глаз. — Я — такой же сын тебе, как и он, и я имею столько же прав быть удостоенным этой чести.
Принц подался вперед. Пора было пускать в ход лесть.
— Как все это будет выглядеть, отец, если в результате трагической случайности мой брат умрет, не оставив наследника, и я взойду на престол? Люди не станут меня уважать, поскольку я не являюсь Владыкой подобно брату. «Он не заслуживает доверия» — так они скажут. Так они уже говорят, — многозначительно прибавил он.
— Кто? — строго спросил Тамарос, рассердившись сам. — Кто говорит подобные вещи?
Дагнарус опустил взгляд; густые ресницы притушили огонь глаз.
— Я не стану называть имена, отец. Не хочу, чтобы эти люди впали у тебя в немилость из-за того, что осмелились сказать правду. Ни ты, ни маги не считаете меня достойным.
— Почему же, ты достоин, — с трудом проговорил Тамарос, вынужденный защищаться. — Никто не сомневается в твоей храбрости и мужестве. Твои подвиги в сражениях известны и признаны во всей армии. Дело здесь не в том, что ты недостоин, сынок. По своей природе и характеру ты не подходишь для служения Владыки. Вхождение в когорту Владык еще не сделает тебя хорошим правителем. Довольствуйся тем, что ты являешься превосходным солдатом.
— А почему, отец, превосходный солдат не может быть Владыкой? — парировал Дагнарус.
Лицо принца сияло сознанием собственной правоты, оно просто пылало. В этот момент принц был само величие, благородство и искренность, и этот образ сильно подействовал на старого короля.
— Ты же сам говорил: чтобы быть уверенными в мире, мы должны быть готовы к войне, дабы защитить мир. Почтенные Маги вместе с нами участвуют в сражениях с молитвой на устах. В руках у них — не только магические книги; когда необходимо, они берутся за мечи. И боги не отворачиваются от них, но поддерживают и благословляют их дело. Да, среди Владык еще не было Владыки Войны, но это не значит, что его никогда не должно быть. Все Владыки эльфов — воины.
Зачарованный и завороженный, Тамарос всерьез задумался над словами сына.
Дагнарус, почуяв перемену ветра, продолжал наступление.
— Отец, ты хотя бы поддержи мое избрание претендентом. Остальные Владыки будут голосовать, и, если они не поддержат мою кандидатуру, я склонюсь перед их волей и перед волей богов. Но пусть, по крайней мере, другие увидят, что ты поддерживаешь меня. Если ты откажешь мне в этом, люди скажут, что я не пользуюсь у тебя ни доверием, ни уважением.
Тамарос с беспокойством подумал, что в словах Дагнаруса есть своя логика. Старшему сыну было чуть более тридцати. Хельмос, сильный умом и телом, отличался прекрасным здоровьем и редко болел. Однако пути богов таинственны и прихотливы. С людьми происходят трагические случаи; такой случай унес жизнь матери Хельмоса. До сих пор, несмотря на все их желания и молитвы, у Хельмоса и его жены Анны не было детей. Десять лет они прожили в браке, и за все это время Анна ни разу не забеременела. Нельзя сбрасывать со счетов возможность наследования Дагнарусом трона. И если при дворе и во всем королевстве узнают, что принцу было отказано в чести стать Владыкой, люди могут усомниться в нем и, пожалуй, поискать себе другого короля.
Любой правитель больше всего в жизни боится гражданской войны. Тамарос воспитывался на рассказах деда о кровавой гражданской войне, которая едва не сокрушила Виннингэль. Он слушал страшные истории о том, как эльфы, орки и дворфы, пользуясь тем, что люди воют между собой, пересекали границы и захватывали земли. Потом захваченные земли удалось вернуть, но это потребовало новых жертв и крови. Тамарос должен сделать все, что в его силах, чтобы сохранить мир, устойчивость и целостность государства.
Верно, Дагнарус отличается от брата и других Владык. Но если бы все были одинаковы, доказывал сам себе Тамарос, мир пришел бы к застою. Кто-то должен пасти стадо, а кто-то — орудовать мясницким топором на бойне.
— Дагнарус, это рискованно, — сказал король, втайне любуясь красотой сына и радуясь его отменному здоровью и жадности к жизни и ее удовольствиям. — Превращение во Владыку сопряжено с опасностями.
— Я — солдат, отец, — ответил Дагнарус. — Риск является частью моего жизненного призвания.
Он стоял перед королем, искренний, смиренный и еще более красивый, чем когда-либо.
— Ты поддержишь мое избрание, отец?
Тамарос вздохнул. Сердце противилось этому, но он не мог сказать сыну «нет».
— Поддержу, сынок.
— Спасибо тебе, отец, что даешь мне этот шанс!
Дагнарус сверкал сейчас ярче солнца, и в этот момент он не наполовину, а полностью ослеплял своим сиянием отца.
— Ты обязательно будешь гордиться мною. А сейчас не смею больше отрывать тебя от работы. С твоего любезного разрешения я ухожу.
Тамарос кивнул. Дагнарус ушел. Король слышал, как сын быстрыми шагами удалялся по коридору, во все горло распевая веселую, озорную песенку. Тамарос вернулся к прерванной работе и взял книгу, глядя невидящими глазами в ее строки.
Вошедший Хельмос застал отца в той же позе. Король сидел неподвижно и все так же смотрел в книгу. Тихо и незаметно Хельмос подошел к его креслу. Старший сын терпеливо дожидался, пока отец обнаружит его присутствие.
— Вижу, отец, ты уже знаешь новость, — с мягкой грустью произнес Хельмос. — Жаль, что не я первым сообщил ее тебе. Я знаю, сколь глубоко тебя тронула смерть господина Донненгаля.
— Здесь был Дагнарус. Он мне сообщил, — сказал Тамарос, протягивая руку и обмениваясь рукопожатием со своим любимым сыном.
— Дагнарус? — нахмурился Хельмос.
— По его словам, он знал, насколько это известие опечалит меня. Но он решил сообщить мне об этом, чтобы я смог выразить соболезнование вдове и детям.
— Мой брат неожиданно стал очень сострадательным, — заметил Хельмос, бросая тревожный взгляд на отца.
Тамарос невесело улыбнулся.
— Я пока что еще не превратился в трясущегося старого дурака. Я понимаю, зачем он сообщил мне о смерти Донненгаля. Дагнарус хочет, — король пристально поглядел на старшего сына, — заполнить свободное место, появившееся после смерти господина Донненгаля. Он хочет стать Владыкой.
— Невозможно, — коротко ответил Хельмос.
— Я так не думаю, — медленно возразил Тамарос.
— Отец! Ты, должно быть, шутишь! Прости меня, я не собирался тебя обидеть, но Дагнарус полностью непригоден.
— Что это за слово — «непригоден»? — перебил его король. — Произнося его, мы подразумеваем, что Дагнарус не соответствует нашим представлениям о том, каким должен быть Владыка. Но позволь спросить — кто создал эти представления? Разве не боги решают окончательно? Возможно, они выбрали его.
— Каким образом, отец? — удивился Хельмос.
— Вселив это желание в его сердце, — ответил отец.
— В таком случае, мой брат наделен множеством желаний, полученных от богов, — язвительно произнес Хельмос.
Он и его любимая жена горячо желали иметь детей, но боги отказывали им в этом. Зато Дагнарус плодил незаконных отпрысков с небрежностью бродячего кота.
— И он удовлетворяет все свои желания, — тем же тоном добавил Хельмос.
— О чем ты говоришь? — спросил рассерженный король.
Хельмос глубоко вздохнул и сел напротив отца.
— Я говорю о том, о чем не хотел говорить; о чем, как я надеялся, мне никогда не придется говорить с тобой, отец. Мой брат не должен становиться Владыкой. Когда я назвал его непригодным, это не было случайным словом. Дагнарус ведет жизнь распутного человека. Он проводит вечера и ночи в пьянстве и кутежах в обществе сомнительных мужчин и женщин. Он успел сотворить столько внебрачных детей, что ими можно заселить целый город!
— Слухи, —заливаясь краской, возразил Тамарос — Сплетни завистников. Возможно, Дагнарус и позволяет себе играть в азартные игры и пьет несколько больше, чем следовало бы, но в юности я и сам наслаждался игрой в кости.
Хельмос покачал головой.
— Отец, он же почти неграмотен. Он едва способен нацарапать каракулями свое имя.
— Дагнарус участвует в дневных приемах, — возразил Тамарос. — Я несколько раз просил его высказать свои суждения, и он говорил мудро и справедливо. Никто не решится оспаривать, что Дагнарус — прекрасный воин и командир.
— В смышлености ему не откажешь, — согласился Хельмос— Он обладает природным умом и обыденным здравым смыслом. Я этого не отрицаю. В равной степени я не отрицаю его мужество воина и умение командовать солдатами в бою. Так пусть и ограничится этим, отец. Пусть он станет верховным командующим нашей армии. Но не давай ему, повторяю, отец, — не давай ему магическую силу Владыки! Не думаю, чтобы он всерьез хотел стать Владыкой. Ведь священная и подкрепленная клятвой обязанность Владыки — сохранять мир.
— Верно, — сказал Тамарос. — Первоначально мы так и думали. По крайней мере, я так думал. Возможно... возможно, я ошибался.
Встав из-за стола, Тамарос подошел к восточному окну кабинета, обращенному к горам. На дворе стояла поздняя осень. Солнце клонилось к западу. Его лучи цвета червонного золота упали на короля, позолотив всю его фигуру, словно он был статуей, олицетворяющей мудрость и долг. Королем, чье наследие тянулось сквозь время. Богоподобным королем из легенд.
Хельмос думал про себя: я буду хорошим королем. Но я не буду великим королем. Отец это видит. Хотя он и любит меня, это его огорчает. Что ж, я таков, какой есть. Таким меня сотворили боги, и я не могу измениться.
Заложив руки за спину, Тамарос повернулся к сыну.
— Я надеялся, что разделение Камня Владычества объединит расы, что мы научимся жить вместе в мире. Мои надежды оказались тщетными. Эльфы продолжают отхватывать себе наши приграничные земли, дворфы также завладели несколькими нашими поселениями, которые, по их утверждениям, были построены на их земле.
— Дворфы считают, что вообще вся Виннингэльская империя построена на их земле, — сухо заметил Хельмос.
— Считают, но я надеялся, что их устремления изменятся. Мне представляется, что Камень Владычества сделал другие расы сильнее и бесцеремоннее, а нас — слабее. Они думают, что, получив части Камня Владычества, могут безнаказанно нападать на нас. Наверное, мы действительно нуждаемся во Владыке Войны, который не только поклянется поддерживать мир, но в случае необходимости подкрепит клятву силой оружия.
— Если у нас появится Владыка Войны, что помешает эльфам, дворфам и оркам избрать своих Владык Войны? — с непривычным напором возразил Хельмос, вставая перед отцом. — Нет, отец, не будем разочаровываться в Камне Владычества. Будем верить в него и в богов. Просто ты ожидаешь слишком многого и хочешь, чтобы это произошло как можно быстрее. Твои мечты о мире исполнятся, но для их исполнения понадобится время. Мы постоянно общаемся с другими Владыками, учимся понимать друг друга и уважать чужое мнение. Только достигнув взаимного доверия, можно будет изменить представления, мешающие установить истинный мир.
— В твоих словах, сын мой, звучит мудрость, однако ты пока что не король. А я — король, и я должен делать то, что наилучшим образом послужит нашему народу и сейчас, и в будущем.
Солнце скрылось за горизонтом. В кабинет через окна вползли тени. Фигура богоподобного короля превратилась в фигурку старика, уставшего и придавленного множеством забот.
— Отец, успокой меня и скажи, что пока ты не обещал Дагнарусу своей поддержки в этом, — тихо произнес Хельмос.
Тамарос не ответил. Он отвернулся к окну.
Хельмос молчал. Тени в кабинете становились все гуще. Появился слуга, чтобы зажечь свечи. Хельмос подал ему знак, и слуга неслышно ушел.
— Я еще никогда в жизни не шел против твоих желаний, отец, — наконец заговорил Хельмос. — Но здесь я не встану с тобой на одну сторону. Я буду противиться избранию моего брата и сделаю все, что в моих силах, дабы помешать его замыслу.
Развевающиеся полы его плаща, словно порыв ветра, подняли в воздух отцовские пергаменты. Принц широкими шагами направился к королю. Полы плаща цеплялись за книги, сдвигая их со своих мест, громкие шаги нарушали тишину, располагавшую к размышлениям. Первобытный, необузданный дух принца, казалось, состязался с огнем в поисках того, что способно гореть быстро и ярко. Приход Дагнаруса взбудоражил тишину королевского кабинета не хуже града стрел, пущенных в окно из арбалетов. Король Тамарос оторвался от работы и улыбнулся сыну приветливой, всепрощающей и несколько беспокойной улыбкой. Хотя зрелище его статного и ладного младшего сына согревало короля подобно вину с пряностями, у Тамароса не было уверенности в том, как это вино поведет себя, оказавшись у него в желудке. Король приближался к своему девяностолетию. Он научился ценить надежность и постоянство. Но даже те, кто восхищался Дагнарусом (а таких было немало), не сказали бы ничего подобного относительно принца.
— Приветствую тебя, сын мой, — произнес Тамарос, откладывая в сторону листы пергамента.
Из окон кабинета открывался захватывающий вид: каждое окно выходило на одну из сторон света. Горы, равнины, большой город, восхитительные водопады в кружеве радуг и над всем этим — голубой купол неба и яркое солнце. Король не один десяток лет ежедневно входил в свой кабинет, но всегда останавливался и с благоговейным почтением взирал на панораму мира, исполняясь смирения и размышляя о милости богов. Дагнарус не обращал внимания на вид из окон и даже сетовал, что в кабинете чересчур светло.
— Как ты можешь здесь читать, отец? Солнце пронизывает все насквозь. Я уже наполовину ослеп от его блеска.
Принц уперся в край отцовского стола, распихав локтями книги и помяв пергаменты. Придав лицу серьезное выражение, Дагнарус понизил голос:
— Боюсь, отец, я принес тебе печальное известие. Возможно, ты уже слышал о нем.
— Я пока ничего еще не слышал, — сказал, настораживаясь, Тамарос.
Он заложил нужную страницу и закрыл книгу.
— Что это за известие, сынок?
— Умер господин Донненгаль, — печальным и уважительным тоном сообщил Дагнарус. — Я решил известить тебя, поскольку ты, наверное, захочешь выразить соболезнование его семье. Я пришел сюда сразу же, как услышал о его кончине.
— Известие и в самом деле печальное, — сказал искренне огорченный Тамарос. — Как это случилось?
— Он охотился. Ты знаешь, он страстно любил охоту. Внезапно господин Донненгаль схватился за грудь, громко вскрикнул и свалился с лошади. Его дворецкий и конюх сделали что смогли: расшнуровали камзол, расстегнули пояс, но это ему не помогло. Говорят, он умер от разрыва сердца.
— А ведь он был таким здоровым и крепким, — сказал Тамарос. — Ушел во цвете лет.
— Полно тебе, отец, — удивленно возразил Дагнарус. — Господину Донненгалю было никак не меньше шестидесяти.
— Неужели? — Тамарос устремил вверх задумчивый взгляд. — Полагаю, ты прав.
Король вздохнул и покачал головой.
— Пусть не покажется, будто я сомневаюсь в справедливости суда богов, но я слишком долго живу на свете. Слишком долго. Друзей моей молодости уже нет в живых, а теперь я вынужден бросать поленья на погребальные костры их детей.
Соединив ладони, король склонил голову и тихо прошептал молитву за упокой души своего любимого и уважаемого друга. Дагнарусу при всем его нетерпении все же хватило сообразительности не раскрывать рта и дать отцу провести несколько минут в скорби по покойному. Наконец, не в силах больше выдержать, принц нарушил тишину.
— Ты, наверное, понимаешь, отец, что со смертью господина Донненгаля освободилось место в ряду Владык.
Прервав молитву, Тамарос поднял голову.
— Да, так оно и есть, — сказал он, добавив с долей упрека: — В надлежащее время мы обсудим, кем заполнить вакансию.
— Отец, — убедительным тоном произнес Дагнарус, — будет вполне правильно и справедливо, если это место займу я.
— Сын мой, — Тамарос поглядел на принца с глубокой симпатией, — ты же не хочешь быть Владыкой.
— Наоборот, — раздраженно возразил Дагнарус — Я очень хочу стать Владыкой. Я достиг нужного возраста. Этот пост принадлежит мне по праву происхождения.
— Происхождение, титул, чин, богатство — все это не играет никакой роли в избрании будущего Владыки. Призыв исходит от богов и одновременно — из глубины сердца человека. Сейчас тебе хочется стать Владыкой, ибо ты не понимаешь, что влечет за собой этот шаг. Жизнь Владыки — это прежде всего жизнь во имя мира. А ты, сын мой, — прирожденный воин.
— Призвание, которого ты не одобряешь! — бросил отцу Дагнарус, и его лицо потемнело от гнева.
— Ты не прав, сын, — резко возразил Тамарос. Несмотря на свой почтенный возраст, король не был ни дряхлым, ни слабоумным.
— Виннингэль силен своей армией. Наши соседи нас уважают. Они знают, что мы не станем нападать на них с целью расширения своих владений. Но знают они и другое: мы будем защищать наши границы против любого вторжения. Да тебе и самому это известно, ведь ты участвовал в сражениях против эльфов, совершавших набеги на наши земли.
— Прости меня, отец, — сказал Дагнарус, поняв, что допустил ошибку и эта вспышка гнева только повредит ему. — У меня это вырвалось необдуманно.
Принц был не в состоянии усидеть на месте. Он вскочил, отошел от отцовского стола и зашагал по кабинету, скрестив на груди руки и опустив голову.
— Ты сделал Владыкой Хельмоса, — сказал наконец Дагнарус, останавливаясь и устремляя на отца изумрудный огонь своих глаз. — Я — такой же сын тебе, как и он, и я имею столько же прав быть удостоенным этой чести.
Принц подался вперед. Пора было пускать в ход лесть.
— Как все это будет выглядеть, отец, если в результате трагической случайности мой брат умрет, не оставив наследника, и я взойду на престол? Люди не станут меня уважать, поскольку я не являюсь Владыкой подобно брату. «Он не заслуживает доверия» — так они скажут. Так они уже говорят, — многозначительно прибавил он.
— Кто? — строго спросил Тамарос, рассердившись сам. — Кто говорит подобные вещи?
Дагнарус опустил взгляд; густые ресницы притушили огонь глаз.
— Я не стану называть имена, отец. Не хочу, чтобы эти люди впали у тебя в немилость из-за того, что осмелились сказать правду. Ни ты, ни маги не считаете меня достойным.
— Почему же, ты достоин, — с трудом проговорил Тамарос, вынужденный защищаться. — Никто не сомневается в твоей храбрости и мужестве. Твои подвиги в сражениях известны и признаны во всей армии. Дело здесь не в том, что ты недостоин, сынок. По своей природе и характеру ты не подходишь для служения Владыки. Вхождение в когорту Владык еще не сделает тебя хорошим правителем. Довольствуйся тем, что ты являешься превосходным солдатом.
— А почему, отец, превосходный солдат не может быть Владыкой? — парировал Дагнарус.
Лицо принца сияло сознанием собственной правоты, оно просто пылало. В этот момент принц был само величие, благородство и искренность, и этот образ сильно подействовал на старого короля.
— Ты же сам говорил: чтобы быть уверенными в мире, мы должны быть готовы к войне, дабы защитить мир. Почтенные Маги вместе с нами участвуют в сражениях с молитвой на устах. В руках у них — не только магические книги; когда необходимо, они берутся за мечи. И боги не отворачиваются от них, но поддерживают и благословляют их дело. Да, среди Владык еще не было Владыки Войны, но это не значит, что его никогда не должно быть. Все Владыки эльфов — воины.
Зачарованный и завороженный, Тамарос всерьез задумался над словами сына.
Дагнарус, почуяв перемену ветра, продолжал наступление.
— Отец, ты хотя бы поддержи мое избрание претендентом. Остальные Владыки будут голосовать, и, если они не поддержат мою кандидатуру, я склонюсь перед их волей и перед волей богов. Но пусть, по крайней мере, другие увидят, что ты поддерживаешь меня. Если ты откажешь мне в этом, люди скажут, что я не пользуюсь у тебя ни доверием, ни уважением.
Тамарос с беспокойством подумал, что в словах Дагнаруса есть своя логика. Старшему сыну было чуть более тридцати. Хельмос, сильный умом и телом, отличался прекрасным здоровьем и редко болел. Однако пути богов таинственны и прихотливы. С людьми происходят трагические случаи; такой случай унес жизнь матери Хельмоса. До сих пор, несмотря на все их желания и молитвы, у Хельмоса и его жены Анны не было детей. Десять лет они прожили в браке, и за все это время Анна ни разу не забеременела. Нельзя сбрасывать со счетов возможность наследования Дагнарусом трона. И если при дворе и во всем королевстве узнают, что принцу было отказано в чести стать Владыкой, люди могут усомниться в нем и, пожалуй, поискать себе другого короля.
Любой правитель больше всего в жизни боится гражданской войны. Тамарос воспитывался на рассказах деда о кровавой гражданской войне, которая едва не сокрушила Виннингэль. Он слушал страшные истории о том, как эльфы, орки и дворфы, пользуясь тем, что люди воют между собой, пересекали границы и захватывали земли. Потом захваченные земли удалось вернуть, но это потребовало новых жертв и крови. Тамарос должен сделать все, что в его силах, чтобы сохранить мир, устойчивость и целостность государства.
Верно, Дагнарус отличается от брата и других Владык. Но если бы все были одинаковы, доказывал сам себе Тамарос, мир пришел бы к застою. Кто-то должен пасти стадо, а кто-то — орудовать мясницким топором на бойне.
— Дагнарус, это рискованно, — сказал король, втайне любуясь красотой сына и радуясь его отменному здоровью и жадности к жизни и ее удовольствиям. — Превращение во Владыку сопряжено с опасностями.
— Я — солдат, отец, — ответил Дагнарус. — Риск является частью моего жизненного призвания.
Он стоял перед королем, искренний, смиренный и еще более красивый, чем когда-либо.
— Ты поддержишь мое избрание, отец?
Тамарос вздохнул. Сердце противилось этому, но он не мог сказать сыну «нет».
— Поддержу, сынок.
— Спасибо тебе, отец, что даешь мне этот шанс!
Дагнарус сверкал сейчас ярче солнца, и в этот момент он не наполовину, а полностью ослеплял своим сиянием отца.
— Ты обязательно будешь гордиться мною. А сейчас не смею больше отрывать тебя от работы. С твоего любезного разрешения я ухожу.
Тамарос кивнул. Дагнарус ушел. Король слышал, как сын быстрыми шагами удалялся по коридору, во все горло распевая веселую, озорную песенку. Тамарос вернулся к прерванной работе и взял книгу, глядя невидящими глазами в ее строки.
Вошедший Хельмос застал отца в той же позе. Король сидел неподвижно и все так же смотрел в книгу. Тихо и незаметно Хельмос подошел к его креслу. Старший сын терпеливо дожидался, пока отец обнаружит его присутствие.
— Вижу, отец, ты уже знаешь новость, — с мягкой грустью произнес Хельмос. — Жаль, что не я первым сообщил ее тебе. Я знаю, сколь глубоко тебя тронула смерть господина Донненгаля.
— Здесь был Дагнарус. Он мне сообщил, — сказал Тамарос, протягивая руку и обмениваясь рукопожатием со своим любимым сыном.
— Дагнарус? — нахмурился Хельмос.
— По его словам, он знал, насколько это известие опечалит меня. Но он решил сообщить мне об этом, чтобы я смог выразить соболезнование вдове и детям.
— Мой брат неожиданно стал очень сострадательным, — заметил Хельмос, бросая тревожный взгляд на отца.
Тамарос невесело улыбнулся.
— Я пока что еще не превратился в трясущегося старого дурака. Я понимаю, зачем он сообщил мне о смерти Донненгаля. Дагнарус хочет, — король пристально поглядел на старшего сына, — заполнить свободное место, появившееся после смерти господина Донненгаля. Он хочет стать Владыкой.
— Невозможно, — коротко ответил Хельмос.
— Я так не думаю, — медленно возразил Тамарос.
— Отец! Ты, должно быть, шутишь! Прости меня, я не собирался тебя обидеть, но Дагнарус полностью непригоден.
— Что это за слово — «непригоден»? — перебил его король. — Произнося его, мы подразумеваем, что Дагнарус не соответствует нашим представлениям о том, каким должен быть Владыка. Но позволь спросить — кто создал эти представления? Разве не боги решают окончательно? Возможно, они выбрали его.
— Каким образом, отец? — удивился Хельмос.
— Вселив это желание в его сердце, — ответил отец.
— В таком случае, мой брат наделен множеством желаний, полученных от богов, — язвительно произнес Хельмос.
Он и его любимая жена горячо желали иметь детей, но боги отказывали им в этом. Зато Дагнарус плодил незаконных отпрысков с небрежностью бродячего кота.
— И он удовлетворяет все свои желания, — тем же тоном добавил Хельмос.
— О чем ты говоришь? — спросил рассерженный король.
Хельмос глубоко вздохнул и сел напротив отца.
— Я говорю о том, о чем не хотел говорить; о чем, как я надеялся, мне никогда не придется говорить с тобой, отец. Мой брат не должен становиться Владыкой. Когда я назвал его непригодным, это не было случайным словом. Дагнарус ведет жизнь распутного человека. Он проводит вечера и ночи в пьянстве и кутежах в обществе сомнительных мужчин и женщин. Он успел сотворить столько внебрачных детей, что ими можно заселить целый город!
— Слухи, —заливаясь краской, возразил Тамарос — Сплетни завистников. Возможно, Дагнарус и позволяет себе играть в азартные игры и пьет несколько больше, чем следовало бы, но в юности я и сам наслаждался игрой в кости.
Хельмос покачал головой.
— Отец, он же почти неграмотен. Он едва способен нацарапать каракулями свое имя.
— Дагнарус участвует в дневных приемах, — возразил Тамарос. — Я несколько раз просил его высказать свои суждения, и он говорил мудро и справедливо. Никто не решится оспаривать, что Дагнарус — прекрасный воин и командир.
— В смышлености ему не откажешь, — согласился Хельмос— Он обладает природным умом и обыденным здравым смыслом. Я этого не отрицаю. В равной степени я не отрицаю его мужество воина и умение командовать солдатами в бою. Так пусть и ограничится этим, отец. Пусть он станет верховным командующим нашей армии. Но не давай ему, повторяю, отец, — не давай ему магическую силу Владыки! Не думаю, чтобы он всерьез хотел стать Владыкой. Ведь священная и подкрепленная клятвой обязанность Владыки — сохранять мир.
— Верно, — сказал Тамарос. — Первоначально мы так и думали. По крайней мере, я так думал. Возможно... возможно, я ошибался.
Встав из-за стола, Тамарос подошел к восточному окну кабинета, обращенному к горам. На дворе стояла поздняя осень. Солнце клонилось к западу. Его лучи цвета червонного золота упали на короля, позолотив всю его фигуру, словно он был статуей, олицетворяющей мудрость и долг. Королем, чье наследие тянулось сквозь время. Богоподобным королем из легенд.
Хельмос думал про себя: я буду хорошим королем. Но я не буду великим королем. Отец это видит. Хотя он и любит меня, это его огорчает. Что ж, я таков, какой есть. Таким меня сотворили боги, и я не могу измениться.
Заложив руки за спину, Тамарос повернулся к сыну.
— Я надеялся, что разделение Камня Владычества объединит расы, что мы научимся жить вместе в мире. Мои надежды оказались тщетными. Эльфы продолжают отхватывать себе наши приграничные земли, дворфы также завладели несколькими нашими поселениями, которые, по их утверждениям, были построены на их земле.
— Дворфы считают, что вообще вся Виннингэльская империя построена на их земле, — сухо заметил Хельмос.
— Считают, но я надеялся, что их устремления изменятся. Мне представляется, что Камень Владычества сделал другие расы сильнее и бесцеремоннее, а нас — слабее. Они думают, что, получив части Камня Владычества, могут безнаказанно нападать на нас. Наверное, мы действительно нуждаемся во Владыке Войны, который не только поклянется поддерживать мир, но в случае необходимости подкрепит клятву силой оружия.
— Если у нас появится Владыка Войны, что помешает эльфам, дворфам и оркам избрать своих Владык Войны? — с непривычным напором возразил Хельмос, вставая перед отцом. — Нет, отец, не будем разочаровываться в Камне Владычества. Будем верить в него и в богов. Просто ты ожидаешь слишком многого и хочешь, чтобы это произошло как можно быстрее. Твои мечты о мире исполнятся, но для их исполнения понадобится время. Мы постоянно общаемся с другими Владыками, учимся понимать друг друга и уважать чужое мнение. Только достигнув взаимного доверия, можно будет изменить представления, мешающие установить истинный мир.
— В твоих словах, сын мой, звучит мудрость, однако ты пока что не король. А я — король, и я должен делать то, что наилучшим образом послужит нашему народу и сейчас, и в будущем.
Солнце скрылось за горизонтом. В кабинет через окна вползли тени. Фигура богоподобного короля превратилась в фигурку старика, уставшего и придавленного множеством забот.
— Отец, успокой меня и скажи, что пока ты не обещал Дагнарусу своей поддержки в этом, — тихо произнес Хельмос.
Тамарос не ответил. Он отвернулся к окну.
Хельмос молчал. Тени в кабинете становились все гуще. Появился слуга, чтобы зажечь свечи. Хельмос подал ему знак, и слуга неслышно ушел.
— Я еще никогда в жизни не шел против твоих желаний, отец, — наконец заговорил Хельмос. — Но здесь я не встану с тобой на одну сторону. Я буду противиться избранию моего брата и сделаю все, что в моих силах, дабы помешать его замыслу.