Страница:
Он ощущал присутствие магии, чувствуя ее буквально на кончике языка. Это было наиболее точным ощущением, возникающим у Густава, когда он соприкасался с магией. Ощущение не было отталкивающим. Оно не наполняло рот нестерпимой горечью, возникавшей при столкновении с мрачной, проклятой магией Пустоты. И вместе с тем магия гробницы имела привкус угрозы. Она как бы предупреждала Густава: уходи, пока не поздно, и не вздумай углубляться в проход.
Подняв фонарь, Густав сделал еще несколько осторожных шагов, освещая стены прохода, а также пол и потолок. Пеквеи искусно владели магией Земли, в особенности магией камней. Камни, разложенные по кругу, нередко защищали шатры пеквеев. Скорее всего, такие же камни они заложили в стены прохода и закопали в пол.
Однако поиски ничего не выявили. Стены были просто земляными, без малейших следов украшений. Густав не заметил ни одного, даже маленького камешка. Значит, гробницу охраняла какая-то иная, не пеквейская, магия.
С каждым новым шагом ощущение опасности и дурные предчувствия становились все сильнее. Густав достал из ножен меч. Возможно, дух покойного баака все еще обретался здесь, вынужденный стеречь загадочный предмет, который баак берег всю свою жизнь. Возможно, то был даже не дух баака, а нечто более зловещее и угрожающее. Старые гробницы притягивают разных существ: и облаченных в плоть, и бесплотных.
Освещенная солнцем часть прохода осталась позади. Теперь Густав мог надеяться только на свет своего фонаря. Проход тянулся дальше, чем предполагал рыцарь, и дальше, чем требовалось для гробницы, если учесть размеры кургана. Либо проход должен был оканчиваться усыпальницей баака, либо магия сбивала с толку все чувства Густава. К счастью для его больной спины, ему больше не нужно было идти пригнувшись и спотыкаться. Теперь он мог выпрямиться во весь рост.
Темнота наползала на него со всех сторон, словно крупный, неповоротливый зверь: густая, обволакивающая, тяжелая. Из-за темноты он не видел дальше собственного носа. Ему показалось, что шторка фонаря случайно задвинулась. Густав пощупал железку пальцами, хотя и прекрасно знал, что никак не мог допустить подобной глупости. Дитя улиц, вынужденный зарабатывать себе на жизнь не самыми честными способами, он с десятилетнего возраста умел обращаться с потайным фонарем.
Решив, что фонарь погас и его надо зажечь снова, Густав обернулся назад, надеясь воспользоваться хотя бы крохами солнечного света.
Его окружала плотная земляная завеса.
Густаву стало не по себе, но любопытство перевесило страх. Он безошибочно чувствовал направление. Он помнил, что шел по прямой, никуда не сворачивая. Значит, вход в гробницу должен быть у него за спиной. Однако за спиной была только тьма.
Спотыкаясь в кромешной темноте, Густав ухитрился вновь зажечь погасший фонарь и осмотреть выросшую перед ним стену.
Стена была земляной.
Густав опустил фонарь на пол, отмечая начальную точку. Положив рядом с фонарем заплечный мешок, Густав пошел вдоль стены. Он ощупывал стену, которая словно оживала у него под руками. Густав считал шаги. После двадцатого шага он должен был подойти к выходу. Но отверстия, сквозь которое он входил совсем недавно, не было. Густав попытался раскопать стену пальцами. Стена была плотной, будто ее сложили из кирпичей.
Путь наружу был замурован. Густав оказался запертым внутри гробницы.
За свои семьдесят лет он не раз сталкивался со смертью. Густав воевал с людьми, чудовищами, драконами и духами и из всех сражений выходил победителем. Он благополучно пережил несколько несчастных случаев. Однажды он чуть не утонул, а в другой раз едва не стал жертвой убийцы. Густаву были знакомы и ужас, и отчаяние. Страх тоже был ему знаком. Но главное, он умел обращать страх себе на пользу. Страх действовал как кнут, отгонявший Густава от черты смерти.
Да, Густав знал страх, но он никогда не впадал в панику. Сейчас же впервые в жизни он поддался панике, образно представив, какая смерть его ждет. Он будет умирать медленно и мучительно, страдая от жажды, тьмы и абсолютного одиночества.
У него пересохло во рту. Ладони сделались липкими от пота. Желудок свело, а кишки как будто склеились. У Густава непроизвольно начала дергаться челюсть. Он уже собирался призвать на помощь доспехи Владыки, и именно в этот момент к нему вернулось самообладание, причем настолько, что Густав осознал всю смехотворность ситуации, в какой он оказался. Призывая магические доспехи, он уподоблялся ребенку, прячущемуся от удара молнии под одеялом. Нет, доспехи не подскажут ему решения. Он должен собраться с мыслями и подняться над опасностью.
— Выход обязательно есть. Он просто должен быть, — произнес вполголоса Густав, злясь на себя за потерю самообладания. — Ты просто пока еще не нашел его и не найдешь, если позволишь себе растратить все здравомыслие, которым тебя наградили боги.
Тьма рассеялась, и Густав увидел глаза. Красные глазки, блестевшие у самого пола и приближавшиеся к нему вместе с отвратительным писком и клацаньем многочисленных коготков. Существа облепили фонарь, и Густав увидел, что это крысы. Их были сотни, а может — тысячи. Пол гробницы покрылся черной меховой рябью, и эта волна катилась прямо на него. Озверевшим от голода крысам хватит считанных минут, чтобы сожрать его заживо и обглодать кости.
Густав бросился туда, где стоял фонарь, схватил его, вскинул над головой и стал размахивать из стороны в сторону, отгоняя кровожадных тварей. На какое-то время крысы замерли и уставились на него красными точками глаз. Они чем-то напоминали армию, застывшую в ожидании сигнала к атаке.
Воздух наполнился комариным писком. Почти мгновенно щеки Густава посерели от впившихся в них комаров, а он сам почувствовал десятки и сотни обжигающих булавочных уколов. Густав давил комаров между пальцами, но на месте каждого раздавленного комара появлялось десять новых. Они жалили все незащищенные участки тела и прежде всего — лицо и шею. Комарам удалось проникнуть ему под одежду, и вскоре вся спина саднила от их укусов. Проклятые насекомые набились и под его кожаную шапку, нестерпимо жаля лысый череп. Густав поспешно убрал меч в ножны, опустил фонарь на пол, дабы поставить заслон крысам, и стал убивать комаров. Он подпрыгивал на месте, размахивая руками и ногами. Всякий, кто увидел бы эту диковинную пляску, наверняка решил бы, что Густав спятил.
В самый разгар этой пытки Густав почувствовал, как что-то ухватило его за правую руку. Он быстро обернулся. Нет, то была не когтистая лапа какого-нибудь чудовища. Руку Густава по локоть обвил громадный древесный корень. Второй корень, змеясь по полу, оплел лодыжку его ноги. Третий подобрался к левой руке.
Серая завеса комаров продолжала виться вокруг Густава, жужжа и жаля. Ему пришлось зажмуриться, чтобы комары не добрались до глаз. Крысиная армия двинулась в атаку. Не обращая внимания на свет фонаря, крысы сновали по ногам Густава, царапая их когтями. Древесные корни все сильнее обвивали руки, не давая им двигаться. Сделав отчаянное усилие, Густав высвободился из цепких объятий корней. Он замахал руками и попятился назад.
Земляная стена исчезла.
Густав двинулся дальше. Комариная завеса стала таять. Он по-прежнему слышал их надсадный звон, но комары больше не нападали на него. Крысы тоже отступили. Густав взглянул через плечо. Фонарь продолжал светить, и теперь взору Густава открылось то, чего он не увидел сразу, попав в гробницу.
Фонарь освещал обширное помещение, которое, вне всякого сомнения, и было усыпальницей баака. Преследователи Густава не решались сюда проникнуть. Крысы остановились у незримой черты. Древесные корни, словно веревки, свисали с потолка. Комары также не полетели вслед за Густавом.
Старый рыцарь все понял.
Его предупредили. Ему не позволят войти в усыпальницу баака.
— Сдается мне, что сама магия Земли стережет эту гpoбницу, — пробормотал Густав, расчесывая комариные укусы и уничтожая последних мучителей, что еще оставались у него под одеждой.
Потом он перестал чесаться, ибо жжение вдруг прекратилось.
— Сама Земля охраняет его покой, — повторил Густав. — Конечно же, магия Земли! Что еще могло привести сюда эти легионы? Крысы, комары и корни угрожали мне, но они не убили меня. Точнее, на этот раз не убили. Пока что они лишь предупредили меня. Но в следующий раз они меня убьют. Что же они стерегут?
Густав силился найти ответ.
— Неужели? — вдруг прошептал он, придя в благоговейный ужас от своей догадки.
Сердце Густава наполнилось таким ликованием, что его биение утратило привычную ровность. Старый рыцарь почувствовал, как у него подкашиваются ноги, и потому прислонился к стене, пытаясь совладать со своими чувствами.
— Неужели после стольких лет поисков, я действительно нашел то, что искал?
Теперь он был почти уверен, что знает, почему магия Земли зорко стерегла усыпальницу баака.
Камень Владычества… Каждая из четырех его частей обладала своей магической силой. Так, часть эльфов была наделена магической силой Воздуха, часть дворфов — Огня, а орков — Воды. Часть, дарованная людям, заключала в себе силу магии Земли. Эта магия уберегала благословенный камень от нечестивых рук, не имевших права к нему прикасаться.
Таких рук, как руки того, кто следил за Густавом.
Должно быть, незнакомец проник в проход и столкнулся с той же опасностью, что и Густав. Вынужденный отступить, он теперь следил за Владыкой, рассчитывая, что тот окажется удачливее.
Густав распрямил плечи. Его сердце вновь билось ровно. Он вернулся туда, где оставил фонарь — свой маяк в кромешной тьме гробницы. Крысы яростно заверещали и вдруг начали расти, пока не стали величиной с собаку. Комары превратились в хищных птиц. Густав видел, как их выпученные глаза тысячекратно отражали его лицо. Древесные корни, точно змеи, свернулись в петли, готовые обвиться вокруг его шеи и задушить. Сзади слышался шорох осыпавшейся земли. Проход обваливался, заживо погребая его.
Первый раз Земля предупредила Густава. Теперь она готовилась его уничтожить.
Густав расправил тонкие кольчужные рукавицы, что были у него на руках, и хлопнул в ладоши. Громоподобное эхо разнеслось по всей гробнице. Часть крыс застыла на месте, повалившись на пол. Комариное племя тоже уменьшилось. Древесные петли вздрогнули и задрожали в воздухе.
От рукавиц исходила магическая сила Владыки. Подобно ртути, она быстро обволакивала все тело Густава. Не успел он и глазом моргнуть, как на нем уже были доспехи Владыки, а на голове — шлем. Тусклый свет фонаря отражался от их серебристой поверхности.
Густав поднял забрало и громким голосом объявил:
— Я Густав, известный также под именем Рыцаря Сукиного Сына, — начал он. — Милостью Джоуина Второго, короля Виннингэльского, я был избран Владыкой. Я подвергся Трансфигурации в сто сорок девятый год со дня Падения. Пройдя Трансфигурацию, я получил эти благословенные доспехи и был наречен Владыкой Поисков. Верный своему призванию, я собирал знания, чтобы с их помощью найти то, что было утрачено двести лет назад. Многие годы я ищу часть Камня Владычества, дарованную богами королю Тамаросу и затем врученную его старшему сыну, принцу Хельмосу, именовавшемуся Владыкой Скорбей.
Густав умолк. Ему хотелось увидеть, какой отклик вызовут его слова, а самое главное — как отнесется магия Земли к благословенным доспехам Владыки.
Крысы замигали и заморгали своими красными глазами, будто сомневаясь в услышанном. Однако свирепое их верещание стихло. Древесные корни вновь превратились в безжизненные веревки, хотя их концы продолжали вздрагивать. Комары звенели, но уже не нападали. Противники Густава были по-прежнему настроены враждебно, но они хотя бы слушали его.
Густав сделал еще один шаг вперед, показывая, что не боится, и всем сердцем веря, что у него есть все права находиться в этой гробнице. Потом он шагнул еще, и еще, и теперь оказался среди крыс. Ему теперь не требовался фонарь. Доспехи излучали чистое серебристое сияние. Крысы расступились, давая ему пройти, однако тут же вновь сомкнулись у него за спиной. Комары звенели совсем близко. Древесные корни угрожающе раскачивались, норовя ударить по нему, когда он проходил мимо них. Все это давало понять старому рыцарю, что таинственная сила, охранявшая гробницу, не до конца поверила его словам.
— Ты хочешь знать, зачем я сюда явился? — спросил он невидимую силу. — Я ищу благословенный Камень Владычества. Ищу не ради собственной выгоды или корысти. Я уже стар, и дни мои сочтены. Моя смерть не за горами. Я ищу Камень Владычества во имя блага своих соплеменников — людей. Эльфы, дворфы, орки — каждая раса хранит свою часть Камня Владычества, несущего благословение народу и дающего силу их Владыкам. Мы, люди, лишенные нашей части, оказались вынужденными довольствоваться той малой толикой благословенной магии, что оставалась в недрах драгоценного камня, найденного на теле короля Хельмоса. У нас тоже есть Владыки, но их число постоянно уменьшается. Теперь почти никто из молодых не проходит через Трансфигурацию. Наши мудрецы опасаются, что, если мы в самое ближайшее время не вернем свою часть Камня Владычества, существующие у нас Владыки будут последними.
Густав вновь замолчал, вслушиваясь и ожидая.
Его противники не двигались, а лишь следили за ним.
Густав вынул из ножен свой меч с необычным и довольно длинным названием Сладостная Горечь Памяти. Крысы вновь яростно запищали, древесные корни свились угрожающими кольцами, готовые нанести удар. Тьма сделалась еще гуще, отчего сияние магических доспехов заметно потускнело.
Густав не делал никаких угрожающих выпадов. Встав на колени, он положил меч на ладони и поднял их, словно делая подношение.
— Хранители Камня Владычества, загляните в мое сердце и узрите правду. Я отдал его поискам большую часть своей жизни. Позвольте мне взять камень. Клянусь, что буду беречь его как зеницу ока. Я доставлю его в целости и сохранности своему народу. Никогда еще потребность в Камне Владычества не была у моих соплеменников так велика, как сейчас.
Невидимая рука отодвинула темную завесу. Взору Густава открылось прекрасно сохранившееся тело баака, лежавшего на ярком разноцветном покрывале. Глядя на баака, можно было подумать, что его похоронили не сто лет назад, а лишь вчера. Баак отличался внушительными размерами, такого великана Густаву еще не доводилось видеть. Должно быть, от двух его массивных ног до рогатой головы было никак не меньше двадцати пяти футов. Пеквеи заботливо относились к своему защитнику и следили, чтобы он не испытывал недостатка в пище. Вытянутая морда баака и его разинутая пасть с острыми, словно бритва, зубами, в отличие от большинства его сородичей, не имели угрожающего выражения. У тех бааков, что видел Густав, морды были свирепо оскалены, а от всего их существа веяло ненавистью. Этот же баак улыбался, как будто умер с сознанием честно исполненного долга.
Громадные, неуклюжие и неповоротливые существа, бааки, появились в Лереме сравнительно недавно. Многие ученые люди считали, что это произошло после того, как магические Порталы изменили свое первоначальное направление и открыли доступ к иным континентам, а может — и к иным мирам. Никто не знал, откуда именно пришли эти устрашающего вида создания со сгорбленными плечами и костяными панцирями на спинах. Большинство людей считало их жестокими и коварными хищниками, не знавшими никаких иных устремлений, кроме по-детски наивной тяги к магии и совсем недетской страсти убивать.
Но перед Густавом лежал тот, кого хрупкие маленькие пеквеи называли Хранителем, кто многие годы прожил с ними и умер, окруженный почтением и любовью.
Густава охватило чувство раскаяния за всех сородичей этого баака, которых он в свое время убивал без малейшего сожаления. Он, как и многие люди (да и не только люди), привык считать бааков чудовищами, лишенными души. Теперь он убедился в обратном.
Тело Хранителя окружала россыпь драгоценных камней. В серебристом сиянии доспехов блестела голубая бирюза, золотом отливал янтарь, искрилась слюда, сверкал кварц. Священного Камня Владычества среди этой россыпи не было, да Густав и не ожидал увидеть его в окружении других камней. Старый рыцарь опустил меч на пол гробницы и поднялся на ноги. Почтительно сложив руки, он медленно приблизился к телу. Крысы двинулись за ним. Густав слышал, как их когти царапают пол. Комариная завеса тоже звенела почти совсем рядом. Древесные корни вздрагивали и раскачивались.
На груди баака лежала серебряная шкатулка. Ее изготовили пеквейские мастера. Вся шкатулка могла свободно уместиться у Густава на ладони. Шкатулку украшали чеканные изображения зверей, птиц, цветов и виноградных лоз. Вместо глаз у каждого зверя сияли крошечные кусочки бирюзы. Лепестки цветов также были составлены из самоцветов: красной яшмы, пурпурного флюорита, нежно-голубого лазурита. Крышку коробки украшала бирюза — камень таких размеров Густав видел впервые. Бирюзу опоясывала тончайшая паутина серебряных нитей. Густав невольно залюбовался столь изящным и удивительным произведением пеквейского искусства. Крышка шкатулки откидывалась на петлях и была заперта на маленькую серебряную задвижку, которая открывалась при легком нажатии пальца. Задвижка была испещрена многочисленными царапинами: судя по всему, при жизни баак часто открывал шкатулку, чтобы полюбоваться своим сокровищем.
Густав уже протянул было руку за шкатулкой. И вдруг остановился.
«Шкатулка — последний сторожевой барьер», — догадался он.
От шкатулки исходила мощная магическая сила, и Густав чувствовал ее. Эта шкатулка убила бы любого охотника за добычей, если бы тому каким-то чудом удалось сюда проникнуть.
Охотника за добычей. Вора, каким когда-то был и он сам.
Давным-давно Густав распростился с воровской жизнью, и все же каждый день он с раскаянием вспоминал о своих прошлых грехах. Он делал все возможное, чтобы искупить их. Но вдруг все его усилия оказались напрасны?
Магия шкатулки была смертельно опасной. Эта сила без колебаний убьет всякого, кого сочтет недостойным прикоснуться к благословенному предмету.
Густав протянул к шкатулке дрожащую руку и вдруг улыбнулся.
— Вот так-то, дружище Густав, — вслух произнес он, привыкнув за долгие годы одиноких странствий разговаривать с самим собой, — ты потратил сорок лет жизни на поиски, а теперь боишься даже прикоснуться к шкатулке. Вот уж посмеялась бы Адела, доведись ей сейчас тебя увидеть. Не забыть бы рассказать ей об этом. Если останусь жив…
Его ладонь накрыла шкатулку.
Тело обожгло холодом, словно его облили ледяной водой. Других ощущений не было. Во всяком случае, больше Густав ничего не почувствовал.
Густав медленно, с почтением, приподнял громадную голову баака и осторожно снял с его толстой шеи изящную серебряную цепь, к которой крепилась шкатулка. Взяв шкатулку в руки, он внимательно осмотрел задвижку, стараясь не сломать ее. Пальцы Густава дрожали, и ему только после нескольких попыток удалось ее отодвинуть. Наконец задвижка отошла. Густав открыл шкатулку, исполненный благоговейного ужаса, смешанного с глубоким и охватывающим все его существо восторгом.
Камень Владычества представлял собой трехгранную призму, которая вместе с ее основанием образовывала подобие клина. Гладкий, тяжелый, ледяной на ощупь, не имеющий ни малейшего изъяна, бриллиант впитал свет доспехов и тут же отразил его яркой радугой, от которой зарябило в глазах. Согласно историческим хроникам, оставленным блаженной памяти королем Тамаросом, все части Камня Владычества были абсолютно одинаковыми и при соединении образовывали пирамиду.
Опустившись на колени, Густав горячо взмолился богам.
— Благодарю вас за то, что дозволили мне отыскать Камень Владычества. Я останусь верным данной мной клятве. Если же я ее нарушу, жизнь моя окажется ничтожной, а душа — никчемной.
Густав задохнулся от нахлынувших чувств. Из глаз брызнули слезы.
Он не знал, сколько времени провел возле тела баака в безмолвном ликовании, сживаясь с мыслью о том, что цель всей его жизни достигнута. Густав не мог отвести глаз от Камня Владычества. Никогда еще он не видел ничего столь удивительного и величественного. Воистину то был дар богов. Густав представил улыбающееся лицо короля Тамароса, благословляющего его.
Наконец Густав глубоко вздохнул и, произнеся последнюю молитву, вернул Камень Владычества в шкатулку и закрыл крышку. Шкатулку он спрятал под нагрудник своих доспехов. Однако Густав чувствовал, что не может так просто уйти отсюда. Ему захотелось еще раз взглянуть на баака — диковинного и непостижимого Хранителя Камня Владычества.
Каким образом Камень Владычества попал к бааку? То была тайна богов, загадка, которую вряд ли кто-нибудь разгадает. Главное, что все эти годы Камень Владычества был надежно скрыт в этом тайном месте. Возможно, у Густава разыгралось воображение, но ему почудилось, что мертвый баак, лишившись своего сокровища, сразу же опечалился и затосковал. Дух баака все еще витал здесь, и, хотя он не оспаривал право Густава забрать камень, баак явно тосковал по шкатулке, как тоскует ребенок, потерявший любимую игрушку.
Густав протянул руку и сжал пальцами другой камень, который висел у него на шее на золотой цепочке. То был сапфир — камень цвета глаз его жены. Амулет любви, подаренный ею Густаву в самом начале их совместной жизни. Густав всегда носил его на шее и даже распорядился похоронить его вместе с этим камнем… Он быстро и резко дернул за цепочку.
Цепочка разорвалась и осталась у него в руке. Густав поднес сапфир к губам, поцеловал, затем медленно и уважительно опустил на грудь баака.
— Прости меня, Хранитель, за то, что я взял самое дорогое для тебя. Вместо него я оставляю тебе самое дорогое для меня. Пусть магическая сила этого сапфира оберегает тебя, — тихо добавил он. — Но единственная магия, которой он наделен, — это ее любовь ко мне и моя любовь к ней. Прощай, Хранитель. Да обретет твой дух покой после твоего долгого и преданного служения.
В сиянии доспехов грани сапфира вспыхнули и засверкали. Быть может, то была опять игра воображения, но Густаву почудилось, что баак улыбнулся.
ГЛАВА 3
Подняв фонарь, Густав сделал еще несколько осторожных шагов, освещая стены прохода, а также пол и потолок. Пеквеи искусно владели магией Земли, в особенности магией камней. Камни, разложенные по кругу, нередко защищали шатры пеквеев. Скорее всего, такие же камни они заложили в стены прохода и закопали в пол.
Однако поиски ничего не выявили. Стены были просто земляными, без малейших следов украшений. Густав не заметил ни одного, даже маленького камешка. Значит, гробницу охраняла какая-то иная, не пеквейская, магия.
С каждым новым шагом ощущение опасности и дурные предчувствия становились все сильнее. Густав достал из ножен меч. Возможно, дух покойного баака все еще обретался здесь, вынужденный стеречь загадочный предмет, который баак берег всю свою жизнь. Возможно, то был даже не дух баака, а нечто более зловещее и угрожающее. Старые гробницы притягивают разных существ: и облаченных в плоть, и бесплотных.
Освещенная солнцем часть прохода осталась позади. Теперь Густав мог надеяться только на свет своего фонаря. Проход тянулся дальше, чем предполагал рыцарь, и дальше, чем требовалось для гробницы, если учесть размеры кургана. Либо проход должен был оканчиваться усыпальницей баака, либо магия сбивала с толку все чувства Густава. К счастью для его больной спины, ему больше не нужно было идти пригнувшись и спотыкаться. Теперь он мог выпрямиться во весь рост.
Темнота наползала на него со всех сторон, словно крупный, неповоротливый зверь: густая, обволакивающая, тяжелая. Из-за темноты он не видел дальше собственного носа. Ему показалось, что шторка фонаря случайно задвинулась. Густав пощупал железку пальцами, хотя и прекрасно знал, что никак не мог допустить подобной глупости. Дитя улиц, вынужденный зарабатывать себе на жизнь не самыми честными способами, он с десятилетнего возраста умел обращаться с потайным фонарем.
Решив, что фонарь погас и его надо зажечь снова, Густав обернулся назад, надеясь воспользоваться хотя бы крохами солнечного света.
Его окружала плотная земляная завеса.
Густаву стало не по себе, но любопытство перевесило страх. Он безошибочно чувствовал направление. Он помнил, что шел по прямой, никуда не сворачивая. Значит, вход в гробницу должен быть у него за спиной. Однако за спиной была только тьма.
Спотыкаясь в кромешной темноте, Густав ухитрился вновь зажечь погасший фонарь и осмотреть выросшую перед ним стену.
Стена была земляной.
Густав опустил фонарь на пол, отмечая начальную точку. Положив рядом с фонарем заплечный мешок, Густав пошел вдоль стены. Он ощупывал стену, которая словно оживала у него под руками. Густав считал шаги. После двадцатого шага он должен был подойти к выходу. Но отверстия, сквозь которое он входил совсем недавно, не было. Густав попытался раскопать стену пальцами. Стена была плотной, будто ее сложили из кирпичей.
Путь наружу был замурован. Густав оказался запертым внутри гробницы.
За свои семьдесят лет он не раз сталкивался со смертью. Густав воевал с людьми, чудовищами, драконами и духами и из всех сражений выходил победителем. Он благополучно пережил несколько несчастных случаев. Однажды он чуть не утонул, а в другой раз едва не стал жертвой убийцы. Густаву были знакомы и ужас, и отчаяние. Страх тоже был ему знаком. Но главное, он умел обращать страх себе на пользу. Страх действовал как кнут, отгонявший Густава от черты смерти.
Да, Густав знал страх, но он никогда не впадал в панику. Сейчас же впервые в жизни он поддался панике, образно представив, какая смерть его ждет. Он будет умирать медленно и мучительно, страдая от жажды, тьмы и абсолютного одиночества.
У него пересохло во рту. Ладони сделались липкими от пота. Желудок свело, а кишки как будто склеились. У Густава непроизвольно начала дергаться челюсть. Он уже собирался призвать на помощь доспехи Владыки, и именно в этот момент к нему вернулось самообладание, причем настолько, что Густав осознал всю смехотворность ситуации, в какой он оказался. Призывая магические доспехи, он уподоблялся ребенку, прячущемуся от удара молнии под одеялом. Нет, доспехи не подскажут ему решения. Он должен собраться с мыслями и подняться над опасностью.
— Выход обязательно есть. Он просто должен быть, — произнес вполголоса Густав, злясь на себя за потерю самообладания. — Ты просто пока еще не нашел его и не найдешь, если позволишь себе растратить все здравомыслие, которым тебя наградили боги.
Тьма рассеялась, и Густав увидел глаза. Красные глазки, блестевшие у самого пола и приближавшиеся к нему вместе с отвратительным писком и клацаньем многочисленных коготков. Существа облепили фонарь, и Густав увидел, что это крысы. Их были сотни, а может — тысячи. Пол гробницы покрылся черной меховой рябью, и эта волна катилась прямо на него. Озверевшим от голода крысам хватит считанных минут, чтобы сожрать его заживо и обглодать кости.
Густав бросился туда, где стоял фонарь, схватил его, вскинул над головой и стал размахивать из стороны в сторону, отгоняя кровожадных тварей. На какое-то время крысы замерли и уставились на него красными точками глаз. Они чем-то напоминали армию, застывшую в ожидании сигнала к атаке.
Воздух наполнился комариным писком. Почти мгновенно щеки Густава посерели от впившихся в них комаров, а он сам почувствовал десятки и сотни обжигающих булавочных уколов. Густав давил комаров между пальцами, но на месте каждого раздавленного комара появлялось десять новых. Они жалили все незащищенные участки тела и прежде всего — лицо и шею. Комарам удалось проникнуть ему под одежду, и вскоре вся спина саднила от их укусов. Проклятые насекомые набились и под его кожаную шапку, нестерпимо жаля лысый череп. Густав поспешно убрал меч в ножны, опустил фонарь на пол, дабы поставить заслон крысам, и стал убивать комаров. Он подпрыгивал на месте, размахивая руками и ногами. Всякий, кто увидел бы эту диковинную пляску, наверняка решил бы, что Густав спятил.
В самый разгар этой пытки Густав почувствовал, как что-то ухватило его за правую руку. Он быстро обернулся. Нет, то была не когтистая лапа какого-нибудь чудовища. Руку Густава по локоть обвил громадный древесный корень. Второй корень, змеясь по полу, оплел лодыжку его ноги. Третий подобрался к левой руке.
Серая завеса комаров продолжала виться вокруг Густава, жужжа и жаля. Ему пришлось зажмуриться, чтобы комары не добрались до глаз. Крысиная армия двинулась в атаку. Не обращая внимания на свет фонаря, крысы сновали по ногам Густава, царапая их когтями. Древесные корни все сильнее обвивали руки, не давая им двигаться. Сделав отчаянное усилие, Густав высвободился из цепких объятий корней. Он замахал руками и попятился назад.
Земляная стена исчезла.
Густав двинулся дальше. Комариная завеса стала таять. Он по-прежнему слышал их надсадный звон, но комары больше не нападали на него. Крысы тоже отступили. Густав взглянул через плечо. Фонарь продолжал светить, и теперь взору Густава открылось то, чего он не увидел сразу, попав в гробницу.
Фонарь освещал обширное помещение, которое, вне всякого сомнения, и было усыпальницей баака. Преследователи Густава не решались сюда проникнуть. Крысы остановились у незримой черты. Древесные корни, словно веревки, свисали с потолка. Комары также не полетели вслед за Густавом.
Старый рыцарь все понял.
Его предупредили. Ему не позволят войти в усыпальницу баака.
— Сдается мне, что сама магия Земли стережет эту гpoбницу, — пробормотал Густав, расчесывая комариные укусы и уничтожая последних мучителей, что еще оставались у него под одеждой.
Потом он перестал чесаться, ибо жжение вдруг прекратилось.
— Сама Земля охраняет его покой, — повторил Густав. — Конечно же, магия Земли! Что еще могло привести сюда эти легионы? Крысы, комары и корни угрожали мне, но они не убили меня. Точнее, на этот раз не убили. Пока что они лишь предупредили меня. Но в следующий раз они меня убьют. Что же они стерегут?
Густав силился найти ответ.
— Неужели? — вдруг прошептал он, придя в благоговейный ужас от своей догадки.
Сердце Густава наполнилось таким ликованием, что его биение утратило привычную ровность. Старый рыцарь почувствовал, как у него подкашиваются ноги, и потому прислонился к стене, пытаясь совладать со своими чувствами.
— Неужели после стольких лет поисков, я действительно нашел то, что искал?
Теперь он был почти уверен, что знает, почему магия Земли зорко стерегла усыпальницу баака.
Камень Владычества… Каждая из четырех его частей обладала своей магической силой. Так, часть эльфов была наделена магической силой Воздуха, часть дворфов — Огня, а орков — Воды. Часть, дарованная людям, заключала в себе силу магии Земли. Эта магия уберегала благословенный камень от нечестивых рук, не имевших права к нему прикасаться.
Таких рук, как руки того, кто следил за Густавом.
Должно быть, незнакомец проник в проход и столкнулся с той же опасностью, что и Густав. Вынужденный отступить, он теперь следил за Владыкой, рассчитывая, что тот окажется удачливее.
Густав распрямил плечи. Его сердце вновь билось ровно. Он вернулся туда, где оставил фонарь — свой маяк в кромешной тьме гробницы. Крысы яростно заверещали и вдруг начали расти, пока не стали величиной с собаку. Комары превратились в хищных птиц. Густав видел, как их выпученные глаза тысячекратно отражали его лицо. Древесные корни, точно змеи, свернулись в петли, готовые обвиться вокруг его шеи и задушить. Сзади слышался шорох осыпавшейся земли. Проход обваливался, заживо погребая его.
Первый раз Земля предупредила Густава. Теперь она готовилась его уничтожить.
Густав расправил тонкие кольчужные рукавицы, что были у него на руках, и хлопнул в ладоши. Громоподобное эхо разнеслось по всей гробнице. Часть крыс застыла на месте, повалившись на пол. Комариное племя тоже уменьшилось. Древесные петли вздрогнули и задрожали в воздухе.
От рукавиц исходила магическая сила Владыки. Подобно ртути, она быстро обволакивала все тело Густава. Не успел он и глазом моргнуть, как на нем уже были доспехи Владыки, а на голове — шлем. Тусклый свет фонаря отражался от их серебристой поверхности.
Густав поднял забрало и громким голосом объявил:
— Я Густав, известный также под именем Рыцаря Сукиного Сына, — начал он. — Милостью Джоуина Второго, короля Виннингэльского, я был избран Владыкой. Я подвергся Трансфигурации в сто сорок девятый год со дня Падения. Пройдя Трансфигурацию, я получил эти благословенные доспехи и был наречен Владыкой Поисков. Верный своему призванию, я собирал знания, чтобы с их помощью найти то, что было утрачено двести лет назад. Многие годы я ищу часть Камня Владычества, дарованную богами королю Тамаросу и затем врученную его старшему сыну, принцу Хельмосу, именовавшемуся Владыкой Скорбей.
Густав умолк. Ему хотелось увидеть, какой отклик вызовут его слова, а самое главное — как отнесется магия Земли к благословенным доспехам Владыки.
Крысы замигали и заморгали своими красными глазами, будто сомневаясь в услышанном. Однако свирепое их верещание стихло. Древесные корни вновь превратились в безжизненные веревки, хотя их концы продолжали вздрагивать. Комары звенели, но уже не нападали. Противники Густава были по-прежнему настроены враждебно, но они хотя бы слушали его.
Густав сделал еще один шаг вперед, показывая, что не боится, и всем сердцем веря, что у него есть все права находиться в этой гробнице. Потом он шагнул еще, и еще, и теперь оказался среди крыс. Ему теперь не требовался фонарь. Доспехи излучали чистое серебристое сияние. Крысы расступились, давая ему пройти, однако тут же вновь сомкнулись у него за спиной. Комары звенели совсем близко. Древесные корни угрожающе раскачивались, норовя ударить по нему, когда он проходил мимо них. Все это давало понять старому рыцарю, что таинственная сила, охранявшая гробницу, не до конца поверила его словам.
— Ты хочешь знать, зачем я сюда явился? — спросил он невидимую силу. — Я ищу благословенный Камень Владычества. Ищу не ради собственной выгоды или корысти. Я уже стар, и дни мои сочтены. Моя смерть не за горами. Я ищу Камень Владычества во имя блага своих соплеменников — людей. Эльфы, дворфы, орки — каждая раса хранит свою часть Камня Владычества, несущего благословение народу и дающего силу их Владыкам. Мы, люди, лишенные нашей части, оказались вынужденными довольствоваться той малой толикой благословенной магии, что оставалась в недрах драгоценного камня, найденного на теле короля Хельмоса. У нас тоже есть Владыки, но их число постоянно уменьшается. Теперь почти никто из молодых не проходит через Трансфигурацию. Наши мудрецы опасаются, что, если мы в самое ближайшее время не вернем свою часть Камня Владычества, существующие у нас Владыки будут последними.
Густав вновь замолчал, вслушиваясь и ожидая.
Его противники не двигались, а лишь следили за ним.
Густав вынул из ножен свой меч с необычным и довольно длинным названием Сладостная Горечь Памяти. Крысы вновь яростно запищали, древесные корни свились угрожающими кольцами, готовые нанести удар. Тьма сделалась еще гуще, отчего сияние магических доспехов заметно потускнело.
Густав не делал никаких угрожающих выпадов. Встав на колени, он положил меч на ладони и поднял их, словно делая подношение.
— Хранители Камня Владычества, загляните в мое сердце и узрите правду. Я отдал его поискам большую часть своей жизни. Позвольте мне взять камень. Клянусь, что буду беречь его как зеницу ока. Я доставлю его в целости и сохранности своему народу. Никогда еще потребность в Камне Владычества не была у моих соплеменников так велика, как сейчас.
Невидимая рука отодвинула темную завесу. Взору Густава открылось прекрасно сохранившееся тело баака, лежавшего на ярком разноцветном покрывале. Глядя на баака, можно было подумать, что его похоронили не сто лет назад, а лишь вчера. Баак отличался внушительными размерами, такого великана Густаву еще не доводилось видеть. Должно быть, от двух его массивных ног до рогатой головы было никак не меньше двадцати пяти футов. Пеквеи заботливо относились к своему защитнику и следили, чтобы он не испытывал недостатка в пище. Вытянутая морда баака и его разинутая пасть с острыми, словно бритва, зубами, в отличие от большинства его сородичей, не имели угрожающего выражения. У тех бааков, что видел Густав, морды были свирепо оскалены, а от всего их существа веяло ненавистью. Этот же баак улыбался, как будто умер с сознанием честно исполненного долга.
Громадные, неуклюжие и неповоротливые существа, бааки, появились в Лереме сравнительно недавно. Многие ученые люди считали, что это произошло после того, как магические Порталы изменили свое первоначальное направление и открыли доступ к иным континентам, а может — и к иным мирам. Никто не знал, откуда именно пришли эти устрашающего вида создания со сгорбленными плечами и костяными панцирями на спинах. Большинство людей считало их жестокими и коварными хищниками, не знавшими никаких иных устремлений, кроме по-детски наивной тяги к магии и совсем недетской страсти убивать.
Но перед Густавом лежал тот, кого хрупкие маленькие пеквеи называли Хранителем, кто многие годы прожил с ними и умер, окруженный почтением и любовью.
Густава охватило чувство раскаяния за всех сородичей этого баака, которых он в свое время убивал без малейшего сожаления. Он, как и многие люди (да и не только люди), привык считать бааков чудовищами, лишенными души. Теперь он убедился в обратном.
Тело Хранителя окружала россыпь драгоценных камней. В серебристом сиянии доспехов блестела голубая бирюза, золотом отливал янтарь, искрилась слюда, сверкал кварц. Священного Камня Владычества среди этой россыпи не было, да Густав и не ожидал увидеть его в окружении других камней. Старый рыцарь опустил меч на пол гробницы и поднялся на ноги. Почтительно сложив руки, он медленно приблизился к телу. Крысы двинулись за ним. Густав слышал, как их когти царапают пол. Комариная завеса тоже звенела почти совсем рядом. Древесные корни вздрагивали и раскачивались.
На груди баака лежала серебряная шкатулка. Ее изготовили пеквейские мастера. Вся шкатулка могла свободно уместиться у Густава на ладони. Шкатулку украшали чеканные изображения зверей, птиц, цветов и виноградных лоз. Вместо глаз у каждого зверя сияли крошечные кусочки бирюзы. Лепестки цветов также были составлены из самоцветов: красной яшмы, пурпурного флюорита, нежно-голубого лазурита. Крышку коробки украшала бирюза — камень таких размеров Густав видел впервые. Бирюзу опоясывала тончайшая паутина серебряных нитей. Густав невольно залюбовался столь изящным и удивительным произведением пеквейского искусства. Крышка шкатулки откидывалась на петлях и была заперта на маленькую серебряную задвижку, которая открывалась при легком нажатии пальца. Задвижка была испещрена многочисленными царапинами: судя по всему, при жизни баак часто открывал шкатулку, чтобы полюбоваться своим сокровищем.
Густав уже протянул было руку за шкатулкой. И вдруг остановился.
«Шкатулка — последний сторожевой барьер», — догадался он.
От шкатулки исходила мощная магическая сила, и Густав чувствовал ее. Эта шкатулка убила бы любого охотника за добычей, если бы тому каким-то чудом удалось сюда проникнуть.
Охотника за добычей. Вора, каким когда-то был и он сам.
Давным-давно Густав распростился с воровской жизнью, и все же каждый день он с раскаянием вспоминал о своих прошлых грехах. Он делал все возможное, чтобы искупить их. Но вдруг все его усилия оказались напрасны?
Магия шкатулки была смертельно опасной. Эта сила без колебаний убьет всякого, кого сочтет недостойным прикоснуться к благословенному предмету.
Густав протянул к шкатулке дрожащую руку и вдруг улыбнулся.
— Вот так-то, дружище Густав, — вслух произнес он, привыкнув за долгие годы одиноких странствий разговаривать с самим собой, — ты потратил сорок лет жизни на поиски, а теперь боишься даже прикоснуться к шкатулке. Вот уж посмеялась бы Адела, доведись ей сейчас тебя увидеть. Не забыть бы рассказать ей об этом. Если останусь жив…
Его ладонь накрыла шкатулку.
Тело обожгло холодом, словно его облили ледяной водой. Других ощущений не было. Во всяком случае, больше Густав ничего не почувствовал.
Густав медленно, с почтением, приподнял громадную голову баака и осторожно снял с его толстой шеи изящную серебряную цепь, к которой крепилась шкатулка. Взяв шкатулку в руки, он внимательно осмотрел задвижку, стараясь не сломать ее. Пальцы Густава дрожали, и ему только после нескольких попыток удалось ее отодвинуть. Наконец задвижка отошла. Густав открыл шкатулку, исполненный благоговейного ужаса, смешанного с глубоким и охватывающим все его существо восторгом.
Камень Владычества представлял собой трехгранную призму, которая вместе с ее основанием образовывала подобие клина. Гладкий, тяжелый, ледяной на ощупь, не имеющий ни малейшего изъяна, бриллиант впитал свет доспехов и тут же отразил его яркой радугой, от которой зарябило в глазах. Согласно историческим хроникам, оставленным блаженной памяти королем Тамаросом, все части Камня Владычества были абсолютно одинаковыми и при соединении образовывали пирамиду.
Опустившись на колени, Густав горячо взмолился богам.
— Благодарю вас за то, что дозволили мне отыскать Камень Владычества. Я останусь верным данной мной клятве. Если же я ее нарушу, жизнь моя окажется ничтожной, а душа — никчемной.
Густав задохнулся от нахлынувших чувств. Из глаз брызнули слезы.
Он не знал, сколько времени провел возле тела баака в безмолвном ликовании, сживаясь с мыслью о том, что цель всей его жизни достигнута. Густав не мог отвести глаз от Камня Владычества. Никогда еще он не видел ничего столь удивительного и величественного. Воистину то был дар богов. Густав представил улыбающееся лицо короля Тамароса, благословляющего его.
Наконец Густав глубоко вздохнул и, произнеся последнюю молитву, вернул Камень Владычества в шкатулку и закрыл крышку. Шкатулку он спрятал под нагрудник своих доспехов. Однако Густав чувствовал, что не может так просто уйти отсюда. Ему захотелось еще раз взглянуть на баака — диковинного и непостижимого Хранителя Камня Владычества.
Каким образом Камень Владычества попал к бааку? То была тайна богов, загадка, которую вряд ли кто-нибудь разгадает. Главное, что все эти годы Камень Владычества был надежно скрыт в этом тайном месте. Возможно, у Густава разыгралось воображение, но ему почудилось, что мертвый баак, лишившись своего сокровища, сразу же опечалился и затосковал. Дух баака все еще витал здесь, и, хотя он не оспаривал право Густава забрать камень, баак явно тосковал по шкатулке, как тоскует ребенок, потерявший любимую игрушку.
Густав протянул руку и сжал пальцами другой камень, который висел у него на шее на золотой цепочке. То был сапфир — камень цвета глаз его жены. Амулет любви, подаренный ею Густаву в самом начале их совместной жизни. Густав всегда носил его на шее и даже распорядился похоронить его вместе с этим камнем… Он быстро и резко дернул за цепочку.
Цепочка разорвалась и осталась у него в руке. Густав поднес сапфир к губам, поцеловал, затем медленно и уважительно опустил на грудь баака.
— Прости меня, Хранитель, за то, что я взял самое дорогое для тебя. Вместо него я оставляю тебе самое дорогое для меня. Пусть магическая сила этого сапфира оберегает тебя, — тихо добавил он. — Но единственная магия, которой он наделен, — это ее любовь ко мне и моя любовь к ней. Прощай, Хранитель. Да обретет твой дух покой после твоего долгого и преданного служения.
В сиянии доспехов грани сапфира вспыхнули и засверкали. Быть может, то была опять игра воображения, но Густаву почудилось, что баак улыбнулся.
ГЛАВА 3
Вернувшись туда, где он оставил потайной фонарь и заплечный мешок, Густав решил передохнуть. Он прекрасно сознавал, что в старости тело уже не то и нечего корчить из себя тридцатилетнего.
Усевшись поудобнее на полу, Густав открыл мешок и начал выкладывать его содержимое. Когда мешок опустел, старый рыцарь бережно опустил туда шкатулку с драгоценным сокровищем, являвшимся душой и сердцем расы людей.
Этот мешок Густав много лет назад заказал специально для своих поисков. Женщина-маг из Храма в Новом Виннингэле прекрасно справилась с заказом. Она с вежливым вниманием слушала объяснения Густава, почему ему нужен именно такой мешок. Вежливое внимание и работа обошлись ему очень дорого. Чтобы расплатиться за магический мешок, Густаву пришлось отдать все свои сбережения, а также продать принадлежавший ему небольшой дом в столице. Чтобы набрать требуемую сумму, он был вынужден даже продать боевого коня. И все это — ради туманной мечты.
Неудивительно, что люди его считали безумцем.
Откуда им было знать, что без нееэтот дом утратил для него всякую ценность? Вернее сказать, он на каждом шагу ощущал ее присутствие. Она была везде, во всех комнатах, в каждом уголке. По вечерам Густав не мог усесться в свое кресло без того, чтобы не увидеть напротив ее призрак. Она наливала ему вино. Она смеялась над его шутками и наносила болезненные уколы по его самолюбию. Она пела для него и играла на арфе. Когда Густав однажды спросил у слуг, понравилось ли им ее пение, слуги встревоженно поглядели на него и бросились вон из дома.
Чтобы пробудить магические свойства мешка, Густаву было достаточно произнести одно слово. Женщина-маг попросила его выбрать такое слово, которое он никогда и нигде не забудет.
— Адела, — тихо произнес он.
Серебряная шкатулка с Камнем Владычества исчезла. Казалось, что внутри мешка ничего нет. Женщина, изготовившая мешок, предупреждала Густава (о чем он нередко вспоминал): магическая сила скрывает запрятанный предмет так надежно, что даже он сам, зная о свойствах мешка, может усомниться, прятал ли он что-нибудь.
— Адела, — еще раз произнес Густав, и серебряная шкатулка с бирюзовыми глазами зверей тут же оказалась на дне мешка.
Желая удостовериться, что все в порядке, Густав открыл шкатулку. Камень Владычества по-прежнему лежал внутри. Свет фонаря мгновенно заиграл на его гранях. Густав припомнил легенду о том, как принц Хельмос принимал Камень Владычества из рук своего младшего брата, принца Дагнаруса, и поранил руку об острую грань. Согласно легенде, когда кровь принца-мученика упала на каменный пол, камни выкрикнули предостережение против Дагнаруса, на которое никто не обратил внимания.
Густав закрыл шкатулку. Он вновь произнес имя жены, и шкатулка исчезла из поля зрения. Он попытался вспомнить объяснения женщины-мага о «складках в ауре Земли» и «карманах времени». Но по правде говоря, объяснение показалось ему нудным и педантичным. Густав не понимал и не хотел понимать особенностей магии. Он заплатил изготовительнице требуемую сумму, и его интересовало лишь то, как пользоваться магическими свойствами мешка.
Усевшись поудобнее на полу, Густав открыл мешок и начал выкладывать его содержимое. Когда мешок опустел, старый рыцарь бережно опустил туда шкатулку с драгоценным сокровищем, являвшимся душой и сердцем расы людей.
Этот мешок Густав много лет назад заказал специально для своих поисков. Женщина-маг из Храма в Новом Виннингэле прекрасно справилась с заказом. Она с вежливым вниманием слушала объяснения Густава, почему ему нужен именно такой мешок. Вежливое внимание и работа обошлись ему очень дорого. Чтобы расплатиться за магический мешок, Густаву пришлось отдать все свои сбережения, а также продать принадлежавший ему небольшой дом в столице. Чтобы набрать требуемую сумму, он был вынужден даже продать боевого коня. И все это — ради туманной мечты.
Неудивительно, что люди его считали безумцем.
Откуда им было знать, что без нееэтот дом утратил для него всякую ценность? Вернее сказать, он на каждом шагу ощущал ее присутствие. Она была везде, во всех комнатах, в каждом уголке. По вечерам Густав не мог усесться в свое кресло без того, чтобы не увидеть напротив ее призрак. Она наливала ему вино. Она смеялась над его шутками и наносила болезненные уколы по его самолюбию. Она пела для него и играла на арфе. Когда Густав однажды спросил у слуг, понравилось ли им ее пение, слуги встревоженно поглядели на него и бросились вон из дома.
Чтобы пробудить магические свойства мешка, Густаву было достаточно произнести одно слово. Женщина-маг попросила его выбрать такое слово, которое он никогда и нигде не забудет.
— Адела, — тихо произнес он.
Серебряная шкатулка с Камнем Владычества исчезла. Казалось, что внутри мешка ничего нет. Женщина, изготовившая мешок, предупреждала Густава (о чем он нередко вспоминал): магическая сила скрывает запрятанный предмет так надежно, что даже он сам, зная о свойствах мешка, может усомниться, прятал ли он что-нибудь.
— Адела, — еще раз произнес Густав, и серебряная шкатулка с бирюзовыми глазами зверей тут же оказалась на дне мешка.
Желая удостовериться, что все в порядке, Густав открыл шкатулку. Камень Владычества по-прежнему лежал внутри. Свет фонаря мгновенно заиграл на его гранях. Густав припомнил легенду о том, как принц Хельмос принимал Камень Владычества из рук своего младшего брата, принца Дагнаруса, и поранил руку об острую грань. Согласно легенде, когда кровь принца-мученика упала на каменный пол, камни выкрикнули предостережение против Дагнаруса, на которое никто не обратил внимания.
Густав закрыл шкатулку. Он вновь произнес имя жены, и шкатулка исчезла из поля зрения. Он попытался вспомнить объяснения женщины-мага о «складках в ауре Земли» и «карманах времени». Но по правде говоря, объяснение показалось ему нудным и педантичным. Густав не понимал и не хотел понимать особенностей магии. Он заплатил изготовительнице требуемую сумму, и его интересовало лишь то, как пользоваться магическими свойствами мешка.