Уэйс Маргарет. Стражи утраченной магии

   — Ты не сможешь ехать верхом, господин, — возразил Башэ. — Ты едва ли удержишься в седле. Мы возьмем тебя в нашу деревню. Моя бабушка — самая лучшая в мире врачевательница. Она сумеет тебе помочь.
   — Спасибо тебе, мой нежный друг, — ответил Густав. — Но я не распоряжаюсь своим временем. У меня есть важное дело. Мне нельзя долго отдыхать. Боги…
   Неожиданно Густав почувствовал, что боги забирают это важное дело у него из рук. Боль более острая, чем удар меча, пронзила его тело. Схватившись руками за грудь, он потерял сознание.
   Башэ тут же приник ухом к груди Густава, слушая, как бьется сердце.
   — Жив, — сообщил пеквей. — Но мы должны как можно скорее довезти его до нашей деревни. Джессан, ты посадишь его на лошадь. Я поговорю с ней и объясню, что от нее требуется.
   Башэ взглянул на Вольфрама.
   — Ты умеешь ездить верхом?
   Умеет ли он ездить верхом? Вольфрам мысленно перенесся в те дни, когда он, словно ветер, несся по родным просторам, когда он и его конь становились одним существом, соединив мысли и сердца и перетекая друг в друга. Картина была настолько живой и вызвала в нем столько боли, что у дворфа из глаз хлынули жгучие слезы. Да, он не забыл, как ездить верхом. Но ему запрещено садиться в седло. Слова об этом уже готовы были сорваться у него с языка, когда до него дошло: если он не поедет верхом, Башэ и Джессан увезут Густава без него. И тогда он останется здесь вместе с этими жуткими черными доспехами.
   Вольфрам быстро заковылял туда, где стояла лошадь. Лошадь Густава была выше, чем коренастые пони, на которых он привык ездить, но он знал, что сумеет справиться с нею.
   Дворф подпрыгнул и уселся верхом. Лошадь беспокойно дернулась, но Вольфрам крепкой рукой сжал поводья, потрепал животное по шее и произнес несколько ободряющих слов. Прикосновение дворфа и голос пеквея успокоили лошадь. Джессан поднял Густава, усадив его рядом с Вольфрамом. Старый рыцарь был совсем легким. За последние несколько дней он как будто почти лишился плоти. Вольфрам удерживал его в своих сильных руках, не давая клониться в сторону.
   — Отправляйтесь, — велел Джессан Башэ. — Я вас догоню.
   С попоной в руке он направился к черным доспехам.
   — Джессан, друг мой! — крикнул ему Вольфрам. — Утопи доспехи в озере, как приказывал рыцарь. Забрось их как можно дальше, туда, где поглубже.
   — Что? — недоуменно уставился на него Джессан. — Утопить такие хорошие доспехи? Ты что, спятил?
   Он расстелил на земле попону. Подняв кусок доспехов, он швырнул его на попону. Вольфрам сообразил, что Джессан намеревается притащить доспехи в свое селение. Если бы дворф сумел слезть с лошади, он бы не посмотрел на больную лодыжку и припустил отсюда со всех ног. Или нет, он сам утопил бы эти зловещие доспехи в озере. Однако действия упрямого тревиниса настолько его потрясли, что он мог лишь смотреть и давиться слюной.
   — Джессан, послушай меня! Не бери их с собой! Это проклятые доспехи. Рыцарь сам говорил, что мы должны их уничтожить. Башэ! — обратился он к пеквею, который, держа поводья, выводил лошадь из рощи. — Башэ, скажи ему. Предостереги своего друга. Ему нельзя…
   — Он не станет меня слушать, — возразил Башэ. — Мне от этих доспехов тоже не по себе. Я их боюсь. Но не волнуйся. Моя бабушка сумеет снять проклятие.
   Он натянул поводья, и лошадь зашагала быстрее.
   Вольфрам молил о том, чтобы Густав пришел в сознание. Тогда бы рыцарь сам потребовал уничтожить доспехи, и его власть, возможно, подействовала бы на Джессана. Но Густав погрузился в глубокий сон, и дворфу никак не удавалось его разбудить.
   Оглянувшись назад, Вольфрам увидел, что Джессан увязывает доспехи в попону. Потом он перекинул узел через плечо и поспешил вслед за лошадью.
   Вольфрама передернуло, и его состояние передалось лошади, которая беспокойно заржала, заставив Башэ издать какое-то неодобрительное восклицание.

ГЛАВА 7

   День постепенно разгорался. Небо было расцвечено розовато-красными, пурпурными и шафрановыми полосами. Восход предвещал ясный день. Джессан смотрел на сияние небес и чувствовал такое же сияние внутри. Как давно мечтал он о возвращении из своего первого похода! Никогда еще он не уходил так далеко от родной деревни и на столь долгий срок. Теперь его мечты исполнились. Утром, произнеся свое обычное приветствие богам, Джессан решил, что обязательно поблагодарит их за редкую удачу.
   Когда по его расчетам до деревни оставалось не более мили, он взял под уздцы лошадь рыцаря, а Башэ отправил вперед. Надо, чтобы Бабушка обо всем узнала заранее и успела подготовить подобающее место, куда они поместят раненого рыцаря. Башэ охотно согласился; ведь он будет первым, кто поведает жителям деревни об удивительных приключениях, выпавших на их с Джессаном долю.
   Джессан ничуть не жалел, что уступил другу это право. Все равно он с триумфом войдет в деревню, и не один. Он привез своегорыцаря, обладающего непостижимой силой, а также своегодворфа. И это еще не все. Он несет с собой удивительные доспехи и может с полной уверенностью сказать, что таких доспехов не видел даже дядя Рейвен.
   Деревня будет вспоминать об этом не один год. Имя Джессана войдет в сказания, о нем узнают его дети и дети его детей.
   Башэ стремглав понесся вперед, поднимая облачка пыли, ибо он бежал по грунтовой тропке, которая вела от поселения тревинисов к извилистой реке, протекавшей неподалеку. Пеквеи умели бегать с громадной скоростью и одолевать значительные расстояния, не уставая, что, вне всякого сомнения, помогало им выживать во враждебном мире. Башэ стремился достичь селения намного раньше своих спутников. Тогда у него останется время, чтобы рассказать жителям свою удивительную историю. Все побросают работу и сбегутся послушать потрясающие новости. Башэ не терпелось начать рассказ, и он без конца прокручивал в голове, что и как будет говорить.
   Прибежав в деревню, Башэ вцепился в первого попавшегося ему на глаза старейшину и выпалил ему свою историю. Он тараторил так быстро, что казалось, его язык мешает словам выпрыгивать изо рта. Старейшина племени тревинисов почти ничего не понял из тарахтения пеквея, однако догадался, что произошло нечто важное. Подняв бараний рог, он протрубил, созывая всех в селение. В это время года немало тревинисов обычно работало на полях, ухаживая за всходами картошки и лука. Услышав звук рога, они побросали мотыги и побежали на деревенскую площадь. Все были возбуждены, но не встревожены, поскольку сигнал обещал интересные известия. Если бы на селение напали враги или кто-то из жителей умер, тогда бы народ созывали барабанным боем.
   — Что там за шум? — недовольно спросил дворф.
   По дороге он сладко вздремнул и теперь моргал полусонными глазами, озираясь по сторонам.
   — И куда делся Башэ?
   — Я отправил его вперед, чтобы предупредить Бабушку о нашем появлении, — ответил Джессан. — Когда мы доберемся до селения, она уже подготовит все необходимое для больного рыцаря.
   — Прекрасно, — усмехнувшись, произнес Вольфрам. — Хотя я сомневаюсь, что ему можно чем-то помочь.
   — Бабушка не раз вылечивала самые тяжелые болезни, — возразил Джессан. — У нас ее очень почитают. Я бы тебе не советовал высказывать сомнения в ее способностях.
   Юноша сердито посмотрел на Вольфрама, надеясь осадить не в меру самоуверенного дворфа, но его взгляд не достиг желаемого результата, поскольку Вольфрам смотрел вовсе не на Джессана. Дворф не мог отвести глаз от узла, который тот тащил на плече.
   — Скажи-ка, парень, а что ты собираешься делать с этими доспехами? — суровым и требовательным тоном спросил Вольфрам. — Самое время закопать их. Зарой их, причем глубже, чем вы зарываете своих покойников. Раз ты говоришь, что до деревни совсем недалеко, я сам довезу рыцаря. А ты закопаешь доспехи и догонишь нас.
   — Я их закопаю, а ты потом выкопаешь и выгодно продашь, — холодно возразил Джессан.
   Вольфрам глубоко вздохнул и отвернулся.
   Джессан улыбнулся, довольный тем, что вовремя раскусил коварный замысел дворфа.
   Вскоре торжествующий Джессан уже входил в родную деревню.
   Все селения тревинисов строились по одному и тому же принципу. Хижины из хорошо обожженной глины и бревен, с соломенными крышами, ставились вокруг центральной точки — выложенного из камней кольца, или Священного Круга. Выкладывание Священного Круга было торжественным ритуалом, который совершали те, кто основывал селение.
   Каждый камень круга был посвящен богам и имел свое, особое значение. Круг постепенно разрастался, поскольку жители добавляли новые камни, отмечая такие события, как браки, смерти и рождения. Никто не имел права войти внутрь такого круга, поскольку считалось, что боги часто посещают это священное место, и вторжение смертных может их оскорбить. Святость места доказывало хотя бы то, что даже деревенские собаки не забегали внутрь круга, а всегда старались обойти его стороной.
   Говорили, что в былые времена любой человек или животное, нарушившие неприкосновенность Священного Круга, обрекались на смерть. Однако когда одна из родственниц Джессана вторглась в пределы Круга, ее все же пощадили, хотя многие считали, что ее надо как следует выпороть. Наконец старейшины вынесли решение: судя по тем глупостям, какие виновница говорила в свое оправдание, она была просто не в состоянии понять серьезность совершенного ею преступления.
   В хижинах, построенных вблизи от Круга, жили старейшины, основатели селения. Когда их дети вырастали, они строили свои хижины позади родительских. Так, поколение за поколением, деревня разрасталась во все стороны. Дома тревинисов отличались аккуратностью и основательностью постройки и представляли разительный контраст по сравнению с жалкими лачугами пеквеев, расположенными неподалеку. Пеквеи сооружали свое жилье из всего, что попадалось им под руку в момент строительства. В дело шли шкуры, ветки, камни, глина или более или менее удачное сочетание перечисленного. Пеквеи вообще-то предпочитали жить под открытым небом и прекрасно переносили любую погоду, даже самую ненастную. Они не только жили, но и любили под открытым небом и только в самые сильные холода или в случае опасности прятались в пещерах. Скорее всего, пеквеи не стали бы строить даже этих шатких лачуг, если бы не соседство тревинисов.
   Селение, в котором жили Джессан и Башэ, стояло около пятидесяти лет. Все первые поселенцы уже умерли. В их жилищах, примыкавших к Священному Кругу, теперь располагались житницы, места для собраний и дома для больных и немощных. От Священного Круга во все стороны расходилось четыре неправильных круга хижин. Селение процветало, поскольку занимало удачное и выгодное местоположение. Королевство Дункарга всегда с кем-нибудь да воевало, и его армия в значительной степени зависела от наемников из числа тревинисов. В те редкие промежутки времени, когда Дункарга вдруг оказывалась вне войны, наемники без дела не оставались, поскольку их услуги требовались карнуанцам — соплеменникам и злейшим врагам дункарганцев.
   Сейчас жители селения собрались вдоль внешней кромки Священного Круга — их традиционного места собраний. Старейшины стояли в ее северной части — там, где всегда клали самый первый камень. За ними толпились остальные жители, держа на плечах малышей, чтобы тем было лучше видно. Особняком стояли закаленные и опытные воины. Они пришли все без исключения, ибо возвращение Джессана было вторым важным событием, происшедшим в этот день. Первым стало возвращение воина Рейвенстрайка, прибывшего из столицы Дункарги. Увидев в числе воинов своего дядю и заметив, с каким теплом и одобрением глаза Рейвена смотрят на него, Джессан почувствовал, как его сердце наполняется гордостью.
   На почетном месте, рядом со старейшинами, стоял, конечно же, и Башэ. Он возбужденно размахивал руками, не переставая в который уже раз повторять свою историю. Возле него стояла Бабушка. То, что она находилась рядом со старейшинами тревинисов, говорило о ее особом положении, поскольку пеквеи редко удостаивались такой чести. Однако Бабушка действительно была необычной пеквейкой.
   Рост ее был выше среднего. В молодости он достигал почти пяти футов. Годы сделали ее ниже, но даже сейчас она была на целую голову выше самых высоких своих соплеменников. Ее высохшее сморщенное лицо напоминало грецкий орех, и среди морщин было трудно отыскать рот. На этом лице сияли ясные мудрые глаза, а окаймляли его густые седые волосы. Не только другие, но и она сама давно забыла свое имя. Уже много лет подряд ее называли просто Пеквейской Бабушкой. Точного своего возраста она тоже не знала, знала только, что была самой старой жительницей деревни. Она помнила, как укладывали первый священный камень. Но даже в те давние времена она уже была бабушкой.
   Пеквейская Бабушка похоронила всех своих двенадцать детей. Она похоронила двадцать внуков и двух правнуков. Башэ был ее праправнуком, и она любила его больше всех, поскольку он, как и Бабушка, отличался рассудительностью и интересовался врачеванием.
   Большинство пеквеев носило ровно столько одежды, сколько требовалось, чтобы не оскорблять чувства тревинисов. Пеквейская Бабушка и в этом отличалась от соплеменников. Она носила сорочку, сотканную из тонкой шерсти, и длинную шерстяную юбку, завязывающуюся на поясе. Юбка и сорочка были украшены тысячами мельчайших бусинок, сделанных из крошечных рыбьих косточек, ракушек, камешков, дерева и драгоценных металлов. Юбку украшало множество нитей с нанизанными на них бусинками, причем на конце каждой нити висел камень, оправленный в серебро. Чаще всего в этой пестрой сокровищнице встречалась бирюза, однако помимо нее были бусины из розового кварца, красной и пятнистой яшмы, аметиста, ляпис-лазури, опала, кровавика, тигрового глаза, лазурита, малахита и еще каких-то неведомых камней. Бусы и камни сильно утяжеляли бабушкину юбку, и потому почти все жители считали, что только магия камней помогает ей выдерживать такую тяжесть. Когда Бабушка двигалась, бусины вспыхивали и переливались на солнце, камни раскачивались и ритмично ударялись друг о друга.
   Джессан, торжествуя, вошел в селение. В руке он держал поводья лошади, за спиной у него висел тяжелый узел с доспехами. Поскольку руки были заняты, вместо приветствия он лишь кивнул старейшинам. Он поклонился Пеквейской Бабушке и с усмешкой поглядел на Башэ, который поспешил встать рядом с ним, поскольку тоже принимал участие во всех событиях и имел на это право. Джессан сбросил узел на землю. Металл доспехов лязгнул. Воины с любопытством поглядели на узел. Теперь Джессан мог надлежащим образом приветствовать старейшин и поздороваться с дядей, который в ответ поднял руку.
   Рейвен посмотрел на сидевшего на лошади раненого рыцаря и слегка нахмурился. Джессан решил, что угадал, о чем думает сейчас его дядя.
   — Сейчас он здорово ослаб, — пояснил Джессан, искренне сожалея, что на рыцаре не было удивительных магических доспехов. — Он ранен и к тому же очень стар. Но он сражался с мужеством и настоящим искусством. Он пешим бился против всадника, вооруженного лучше, чем он. Этого человека зовут Густав. Он родом из Виннингэля. Дворф утверждает, что он… он… — Джессан умолк, пытаясь перевести на тирнивский титул Густава. — Господин владычества.
   Джессан не спускал глаз с Рейвена, надеясь, что на дядю все это произвело сильное впечатление.
   — Владыка? — спросил Рейвен на эльдерском языке, обратившись к дворфу.
   — Да, Владыка, — подтвердил Вольфрам. — Из Виннингэля.
   — Он один наиболее почитаемых у них Владык, — прибавил Джессан, подумав, что это обстоятельство придает определенный вес и ему самому.
   — И что же понадобилось Владыке в наших краях? — с удивлением и недоверием спросил Рейвен.
   Джессан собрался с духом, уже готовый потрясти собравшихся рассказом о мерцающем свете под водой озера и о том, как оттуда неожиданно появились два рыцаря. Но его перебила Бабушка.
   — Хватит болтать! А ну-ка, мужчины, спустите его на землю, пока он не упал из седла. Отнесите его в дом врачевания. Судя по виду, ему очень плохо, — добавила она на пеквейском, повернувшись к Башэ. — Но посмотрим, чем можно ему помочь.
   Несколько воинов поспешили выполнить повеление Бабушки. Башэ стоял рядом, встревоженный, взволнованный и одновременно сияющий от счастья. Привыкшие управляться с ранеными, воины сняли Густава с лошади и осторожно подхватили на руки. Потом шестеро из них медленно и торжественно понесли его к дому врачевания, стоявшему неподалеку от Священного Круга. Башэ шагал рядом с рыцарем. Пеквейская Бабушка в своем внушительном наряде шла позади. Ее юбка колыхалась, бусинки вспыхивали, а камешки постукивали друг о друга.
   Джессану не терпелось показать дяде собственноручно принесенный подарок, но сначала надо было каким-то образом отделаться от дворфа. Юноша по-прежнему не сомневался, что Вольфрам зарится на доспехи врикиля.
   — Это — мой дворф, — объявил Джессан, указывая на Вольфрама.
   Рейвен и многие воины понимающе кивнули — в своих странствиях им доводилось встречать дворфов. Зато большинство землепашцев и все молодые незамужние женщины уставились на дворфа с неподдельным изумлением, что очень понравилось Джессану.
   Рейвен вышел вперед и обнял племянника за плечи, показывая, что горд за свою родню.
   — Меня зовут Вольфрам, — представился дворф, осторожно ретируясь за лошадиный бок. — Я друг рыцаря.
   — Значит, тебе лучше отправиться вместе с ним в дом врачевания, — сказал Джессан. — Возможно, Бабушке понадобится тебя о чем-нибудь спросить.
   — Ты там не будешь лишним, Вольфрам, — согласился Рейвен. — Быть может, твои молитвы обратят на него внимание богов. — Он махнул рукой одному из друзей. — Отведи Вольфрама в дом врачевания.
   У дворфа не оставалось иного выхода, как подчиниться. Он еще раз с тревогой посмотрел на узел с доспехами, затем неохотно поплелся вслед за воином туда, куда унесли Густава.
   Старейшины, воины и остальные жители селения окружили Джессана. Они уже слышали рассказ Башэ. Теперь настал черед послушать Джессана.
   Он начал рассказывать, повторяя многое из того, о чем говорил Башэ. Джессан подтвердил, что видел странный мерцающий свет, пробивавшийся из глубины на поверхность озера, и рассказал, как оттуда появилось двое всадников.
   — Дворф сказал, что там находится вход в Портал, — пояснил Джессан.
   — Я слышал о существовании диких Порталов, — подтвердил один из старейшин. — Если это действительно так, мы должны обследовать его и узнать, куда он ведет.
   — Рыцарь и так может нам рассказать, — возразил другой. — Нам надо объявить этот Портал принадлежащим нашей деревне. Я слышал, что карнуанцы здорово разбогатели, взымая с путешественников плату за проезд через их Портал.
   — Это потому, что их Портал ведет в могущественную империю Нового Виннингэля, — послышался женский голос.
   Голос был низким, хрипловатым и раздался совершенно неожиданно для собравшихся. Поскольку все были поглощены рассказом Джессана, никто не видел и не слышал, как появилась здесь эта женщина.
   — Твой Портал, скоре всего, ведет на какое-нибудь коровье пастбище. Да к тому же, — с насмешкой продолжила она, — что толку от входа посреди озера? Пока путешественники туда доберутся, половина из них утонет.
   Женщина вошла в круг слушателей. Ее звали Ранесса. Она по-прежнему носила имя, полученное при рождении, хотя ей уже было почти тридцать. Ранесса доводилась Рейвену сестрой, а Джессану — теткой. Люди, оказавшиеся рядом с нею, бросали на нее косые взгляды и торопились отойти подальше, не желая соприкасаться с Ранессой. Нельзя сказать, чтобы она была уродливой; точнее, она не была бы таковой, если бы заботилась о своей внешности. Ее густые и длинные черные волосы, которых давно не касался гребень, торчали во все стороны и падали на лицо. Такие же густые и черные брови прочерчивали на лбу прямую линию, придавая лицу суровое и отрешенное выражение. Глаза ее были редкого карего оттенка с мелкими красными крапинками. Ее матово-белая кожа представляла разительный контраст с бронзовыми от загара телами тревинисов.
   Ранесса была совершенно не похожа на старшего брата, и в более населенных и просвещенных местах люди наверняка шептались бы насчет ее отца. Тревинисам подобные сомнения были неведомы; по их понятиям, все это лишь оскорбляло честь семьи. Они знали, что иногда люди рождаются с какими-то странностями, скажем, с отметинами на коже или с усохшими руками и ногами. У богов были свои причины допускать подобные отклонения, и они вовсе не собирались сообщать о них простым смертным. Ранессу сторонились не из-за белой кожи и даже не из-за скверного характера и острого языка. Избегали ее совсем по другой причине. Однажды, когда ей было девять лет, жители селения нашли ее спящей в самом центре Священного Круга.
   Ранесса потом рассказывала, что она в ту ночь проснулась от сна, в котором летала по небу, словно птица. Сон был удивительно красивым и очень похожим на явь. Убедившись, что все это ей только снилось, девочка заплакала. Потом ей подумалось: а ведь, наверное, она во сне научилась летать. Она выскользнула из родительской хижины и отправилась к дому врачевания, стоявшему близ Священного Круга. Ранесса влезла на крышу, раскинула руки и прыгнула в воздух. Однако она не взлетела, а упала плашмя внутрь Священного Круга. От удара о землю у нее перехватило дыхание. Но сильнее телесной боли была боль душевная, ибо ее удивительный сон оказался ложным. Она долго горько плакала, не думая о том, где находится, а потом заснула.
   Кое-кто в деревне хотел, чтобы ее предали смерти. Однако старейшины, выслушав ее рассказ, посчитали ее просто сумасшедшей. Всем жителям строго-настрого запретили причинять Ранессе вред, но с того дня люди стали ее сторониться.
   После ее слов по поводу Портала старейшинам стало не по себе. Джессан и Рейвен переглянулись. Забота о Ранессе лежала на них.
   — Тебе не стоило выходить на жаркое солнце, Ранесса, — мягко произнес Рейвен, беря ее за руку. — Пойдем. Я отведу тебя домой.
   Ранесса жила одна. После гибели отца она покинула родительский дом. Брат предложил ей поселиться у него, но она с насмешливым презрением отказалась. И тогда он построил ей хижину. Там она и жила, покидая свой дом лишь на время долгих и, судя по всему, совершенно бессмысленных блужданий, которые иногда продолжались по несколько дней. В селение она неизменно возвращалась голодной и злой, с язвительной усмешкой на губах. Она прекрасно знала, как многие в селении надеялись, что она исчезнет навсегда, и потому ее возвращение всегда вызывало недовольство.
   — Я сама выбираю, куда мне идти, Рейвен, — сказала Ранесса, высвобождаясь из его руки. — Хочу послушать рассказ моего дорогого племянничка. — Она скривила губы. — Хоть какое-то разнообразие, а то прямо дохнешь от здешней скуки, каждый день одно и то же.
   Джессан продолжал рассказывать и изо всех сил старался глядеть куда угодно, только не на свою безумную тетку. По ее странному сверлящему взгляду он мог без труда понять, что она считает весь его рассказ о встрече с Густавом полнейшей ерундой. Однако, дойдя до описания битвы, Джессан позабыл и про Ранессу, и про своего дядю, и даже про старейшин. Он снова переживал минуты того незабываемого сражения и подробно, как и подобает воину, описывал ход боя, не забыв похвалить дворфа за то, что тот мастерски изобразил жужжание целого роя «конского проклятия».
   Жители вознаградили Джессана одобрительными кивками, а их симпатии к дворфу значительно возросли. Когда юноша рассказывал, как рыцарь вонзил свою меч в грудь врага, пробив доспехи, несколько воинов издали торжествующий клич, тогда как землепашцы шептали молитвы, прося богов даровать Густаву выздоровление.
   — Он не поправится, — прозвенел жесткий и холодный голос Ранессы. — Смерть уже вьется над ним. Существо, которое он убивал, было мертвым, когда он его убил. Но теперь оно не мертвое.
   С этими словами Ранесса резко развернулась. Волосы, словно плети, хлестнули ее по плечам. Бросив на всех взгляд, полный враждебности и презрения, она побрела прочь. После ее ухода люди облегченно вздохнули. Ее присутствие было как темная туча на ясном небе, и когда Ранесса ушла, солнце показалось всем еще ярче. Джессан украдкой посмотрел на дядю, который лишь пожал плечами и покачал головой.
   — А что это ты принес в конской попоне? — спросил Рейвен, чтобы поскорее выбросить из головы их безумную родственницу.
   Джессан готовился с гордостью показать всем собравшимся свое сокровище, но странное пророчество Ранессы напомнило ему о предостережениях рыцаря. Юноша был вынужден признать, что отсутствие под доспехами мертвого тела — отнюдь не пустяк, от которого можно отмахнуться.
   — Там подарок для моего дяди, — ответил Джессан.
   Больше о содержимом узла он не сказал ни слова. Подарки — дело личное, и тревинисы предпочитали не хвастать перед другими тем, что им досталось по случаю, особенно когда это могло вызвать зависть и нарушить нормальный уклад жизни в селении.
   Старейшины выразили свое удовлетворение тем, что Джессан и Башэ вернулись целыми и невредимыми, похвалили их за мужество, а затем направились в дом врачевания, чтобы узнать, как обстоят дела у раненого рыцаря. Остальные жители пожелали Джессану удачи и вернулись к своей работе.