Уэйс Маргарет. Стражи утраченной магии

   — Я даже и пытаться не стану, — сказала Огонь. — Мы и сами собирались освободить тебя от дальнейших поручений, поскольку наши пути расходятся и у тебя теперь другая судьба. Но мне хочется, чтобы ты правильно понял все, что случилось с тобой, и то, почему мы поступили именно так. Когда ты согласился стать наблюдателем, мы говорили тебе, что браслет поведет тебя туда, где тебе, по нашему мнению, стоило бы побывать. Но выбор всегда оставался за тобой, Вольфрам. Ты знал, что можешь оставить сигналы браслета без внимания, и тогда он постепенно остынет и перестанет тебя беспокоить.
   — Я не мог оставлять его сигналы без внимания, если хотел, чтобы мне заплатили, — пробормотал Вольфрам. Сообразив, что он противоречит сам себе, дворф сердито лягнул ножки стула. — Что ж, это правда, когда-то меня интересовали только деньги. Но теперь все изменилось, хотя меня это почему-то не слишком радует. Ответьте мне, почему? — Вольфрам посмотрел монахине прямо в глаза. — Густав занимался действительно важным делом. Его поиски не были блажью чудака. Возможно, это было чрезвычайно важное событие, какое случается один раз в несколько столетий. Так почему же вы не отправили одного из своих монахов, чтобы он все записал со слов самого Густава? Зачем вам понадобилось посылать меня?
   — Да, наши монахи иногда отправляются в различные уголки мира, чтобы стать очевидцами событий. Но мы должны быть очень осторожными, чтобы не повлиять на эти события, — объяснила Огонь. — Прежде чем послать монахов куда-либо, мы долго и серьезно обдумываем все до мельчайших подробностей. Когда тааны напали на Дункар, там не было никого из наших монахов. Ты спросишь — почему? Если бы в Дункар прибыл наш монах, люди сразу бы поняли, что должно случиться что-то очень важное, и повели бы себя соответствующим образом.
   — Возможно, они спаслись бы от нападения, — с упреком возразил Вольфрам.
   — А может, их армия двинулась бы на Карну, поскольку они считают карнуанцев своими злейшими врагами, — ответила монахиня. — Или они решили бы, что появление монаха связано вовсе не с войной, а с болезнью и скорой кончиной их короля. — Подняв руку, монахиня несколько раз взмахнула ею в воздухе. — Существуют мириады вариантов событий, но если по нашей вине произойдет хотя бы незначительное изменение, мы тем самым вмешаемся в деяния богов. Наши наблюдатели были в Дункаре, но о них никто не знал. Они запечатлели все, что происходило, в своей памяти, а потом сообщили нам.
   — Те из них, кто уцелел.
   — Да, — сказала Огонь. — Те, кто уцелел. Они, как и ты, Вольфрам, знали, что идут на риск. Соглашаясь работать на нас, ты знал, что рискуешь. У тех наблюдателей, как и у тебя, был выбор, и они могли бы заранее покинуть город. — Монахиня улыбнулась. — Тебя раздражает и не дает покоя вовсе не жар браслета. Нет, Вольфрам, тебя будоражит жар твоего ненасытного любопытства.
   — Возможно, — неуверенно произнес Вольфрам. — Может, и так.
   Он прикоснулся к браслету, и тот, к удивлению дворфа, легко снялся с руки. Вольфрам поднес браслет к свету, потом осторожно положил на стол перед монахиней.
   — Я теперь свободен от дальнейших обязательств? Я могу распоряжаться жизнью по своему усмотрению?
   — Ты всегда был свободен, Вольфрам, — сказала Огонь.
   Дворф встал.
   — Стало быть, вы не намерены рассказывать мне о Ранессе? Я так и не узнаю, зачем вам понадобилось, чтобы я притащил ее сюда?
   Монахиня колебалась, словно решала, стоит ли отвечать, потом сказала:
   — Это не ты привел ее сюда. Мне хочется, чтобы ты знал об этом, Вольфрам. Ты был ее провожатым. Ты лишь сократил ей путь. Ее желание найти нас было настолько сильным, что рано или поздно она все равно оказалась бы здесь. Что бы ни случилось, я не хочу, чтобы ты винил себя.
   — Что бы ни случилось… — Вольфрам почувствовал, как по телу пробежал холод. — Винить себя? За что? Что может случиться?
   — Мириады путей ведут нас в будущее, Вольфрам, — сказала Огонь. — И среди них — тот, который мы выбираем наконец, но нам никогда не узнать заранее, какой путь мы выберем. Иди отдыхать и оставь дела богов богам.
   Теперь монахиня всем своим видом показывала, что разговор окончен и дворфу пора уходить. Голос ее звучал твердо, и в нем слышался холод. Этим монахиня недвусмысленно предостерегала Вольфрама, что рассердится, если он вздумает задержаться. Последние слова Огня встревожили и опечалили его. Наверное, он все-таки задержался бы, если бы краем глаза не увидел, как сзади что-то промелькнуло. В дверном проеме неслышно появился один из рослых омара.
   Этот великан мог бы просто взять дворфа за шкирку и выбросить вон. Не желая подвергаться подобному унижению, Вольфрам ушел. Довольно расспрашивать это лживое существо, нацепившее на себя личину дворфа. Он все равно найдет ответы. И какое счастье, что у него на руке больше нет этого гнусного браслета!
   Только теперь Вольфрам почувствовал, как он устал. Он едва переставлял ноги, широко зевая на каждом шагу. Разговор с монахиней занял весь остаток ночи. В сумрачное пространство монастырских помещений уже начинал вливаться тусклый серый свет, знаменуя наступление нового дня. Вольфрам решил, что сейчас посмотрит, как там Ранесса, а потом вволю выспится. Он честно заслужил отдых. Волоча ноги по направлению к общему залу, он вдруг вспомнил, что завещание Густава, жалующее ему замок и земли, осталось лежать на столе монахини.
   Впечатляющий жест, но теперь Вольфрам сожалел об этом. Ничего, днем он снова сходит наверх, признает допущенную ошибку и попросит вернуть ему завещание. Быть владельцем замка ему совсем не хотелось. Пожалуй, он его продаст вместе с землей, а деньги отдаст на хранение какому-нибудь виннингэльскому ростовщику. Этой суммы ему вполне хватит на безбедное существование до конца дней.
   — Отныне — никаких делишек, связанных с лошадьми, — пообещал себе Вольфрам. — Только лучшее конское мясо для его светлости Вольфрама.
   Он усмехнулся, произнося свой новый титул.
   Войдя в общий зал, Вольфрам встал как вкопанный.
   Воздух наполнял едкий дым. Казалось, здесь произошло побоище. Столы были опрокинуты. Повсюду валялись обгорелые клочья одеял. Подстилки были выпотрошены, и мятый камыш устилал собой весь пол. Часть его сгорела. Отдельные стебли и сейчас еще дотлевали на полу.
   Вольфрам вглядывался в пелену дыма, ища глазами Ранессу.
   Ранесса исчезла.

ГЛАВА 11

   Ранесса притворялась спящей, дожидаясь, пока дворф уйдет. Наконец он вышел из зала. Она слышала, как Вольфрам бормотал себе под нос, что должен встретиться с монахами и потребовать заслуженную награду. Лежа на подстилке, Ранесса вглядывалась в узор теней, густо покрывавших потолок. Как давно она мечтала попасть в этот монастырь! Теперь же, добравшись сюда, она не знала, зачем проделала долгий и опасный путь к Драконьей Горе. Голос, звучавший у нее в мозгу, пытался ей что-то объяснить, но она не понимала чужеземных слов.
   Голос между тем снова и снова терпеливо повторял эти слова, как делают взрослые, разговаривая с несмышленым ребенком. И Ранесса, как ребенок, лишь сердилась на мешавший ей голос. Наконец, отбросив одеяло, она вскочила и закричала, обращаясь к голосу:
   — Я слышу тебя, но не понимаю, что тебе нужно. — Она сердито оглянулась по сторонам. — Говори понятно. Ты можешь, Пустота тебя побери, говорить на моем языке?
   Голос зазвучал снова, такой же тихий и терпеливый, но слова оставались чужими.
   Ранесса в ярости бросилась к длинному столу, уставленному едой. Напрягшись, она ухватилась за край столешницы и, сдвинув ее с козел, резко опрокинула. На пол упали ковриги хлеба. По каменным плитам загрохотали деревянные миски. Раскатились желтые круги сыра, замерев в темных углах. Вслед за ними на пол полетели фаянсовые кувшины, превращаясь в груды белых черепков. Потекли реки и ручейки пенистого эля, наполняя воздух терпким запахом солода.
   — Отвечай! — кричала голосу Ранесса. — Что тебе надо от меня?
   Голос зазвучал снова, увещевающий родительский голос, исполненный бесконечного терпения к упрямому малышу, еще не научившемуся ходить. Слова колотились в голове Ранессы, но в них не было никакого смысла. Она стала рвать на себе волосы, думая, что сойдет с ума от ярости.
   Потом Ранесса начала топтать хлеб. Она пинала осколки кувшинов. Хватая одеяла, разрывала их в клочья и швыряла на пол. Потом располосовала все подстилки, швыряя стебли высохшего тростника в воздух, и они пыльным дождем сыпались на пол. Она метнулась к очагу, вытащила оттуда пылающую головешку и бросила прямо в горку осевшего на пол тростника. Горка вспыхнула, наполняя пространство едким дымом.
   Голос зазвучал снова. Обезумев от бешенства, Ранесса вцепилась в свою голову. Потом она отчаянно завопила и, не разбирая дороги, выбежала из монастыря в ночную тьму.
   Монахи слышали шум, но никто из них не вышел посмотреть, что явилось его причиной. Они оторвались от своих занятий или открыли глаза, сев на постели. Потом, тихо вздохнув, вновь вернулись к работе или погрузились в сон.
   Горящий тростник потушили невозмутимые слуги из племени омара.

* * *

   Потрясенный зрелищем разгрома. Вольфрам стоял посреди дымного зала и пытался собраться с мыслями. Промелькнула леденящая сердце мысль: что, если на Ранессу напали и куда-то утащили? Но он тут же отбросил эту мысль. Люди из племени омара неусыпно стерегли монастырь. Они ни за что не допустили бы никакого насилия в стенах монастыря. Но тогда что же могло произойти?
   А все эти благодушные монахи — где они были в это время? Ведь наверняка все слышали шум. Тогда почему не кинулись в зал? Он вспомнил слова Огня: «Что бы ни случилось…»
   — Это ты что-то сказала или сделала ей, — сердито бросил Вольфрам, обращаясь к стенам, ибо они сейчас были его единственными слушателями. — Это ты чем-то вывела ее из себя. Это твоя вина. Клянусь Волком: если с девчонкой произойдет несчастье, ты дорого за это заплатишь!
   Вольфрам опрометью выбежал из монастыря.

* * *

   Ранесса впотьмах бродила по горным склонам. Голос по-прежнему звучал у нее в ушах, произнося слова на непонятном языке. Этот язык чем-то напоминал колыбельную песню. Наверное, так оно и было бы, сумей Ранесса понять хотя бы отдельные слова. Ее ноги цеплялись за камни, она спотыкалась о валуны. Несколько раз Ранесса падала, расцарапав кожу на ладонях и коленках. Оказавшись в хлеву, она разметала стог сена, испугав тихих и смирных мулов. Слуги и дозорные из племени омара все время следили за ней, чтобы в своем неистовстве Ранесса не причинила вреда ни себе, ни другим.
   Наконец, полностью обессилев, она повалилась на каменистую землю и горько, взахлеб, зарыдала.
   — Я разочаровала тебя, — сказала она, когда слезы высохли, а рыдания перешли в икоту. — Прости меня. Я не знаю, что ты хочешь от меня. Я никогда этого не знала!
   Из-за вершины горы показалось солнце. Ранесса подняла голову, и ей в лицо брызнул яркий свет, ослепив распухшие и покрасневшие от слез глаза. Она заморгала и подняла руку, чтобы их заслонить. И тут Ранесса увидела человеческую фигуру, идущую вдоль края пропасти.
   Яркий свет и воспаленные глаза мешали ей рассмотреть, кто это. Ранесса лишь заметила, что то был не человек, а дворф, — судя по небольшому росту, широким плечам и бедрам. Дворф был облачен в оранжевые одежды, и неясному зрению Ранессы показалось, что эти одежды, как и утреннее солнце, горят огнем.
   Кажется, дворф не видел ее. Ранесса не шевелилась. Ей было невыносимо стыдно, а на душе — совсем тягостно. Какие уж тут слова? Она лишь оцепенело следила, как фигура в оранжевых одеждах дошла до самого края утеса. Теперь Ранесса поняла, что это — женщина. Женщина простерла руки…
   Руки были не руками, но крыльями — огненными крыльями.
   Ранесса медленно встала.
   Голос зазвучал вновь, и на этот раз Ранесса поняла.
   — Дитя мое, — произнес голос, полный безграничной доброты, любви и терпения. — Ты — дома.
   По щекам Ранессы покатились тихие слезы, льющиеся, казалось, из самого сердца. Они больше не обжигали ей глаз и не ослепляли ее. Эти слезы раскрывали ей великую истину.
   Издав крик буйной, первозданной радости, Ранесса раскинула руки и прыгнула с вершины горы прямо в восход.

* * *

   Вольфрам не переставал звать Ранессу. Он уже решил: как только он ее найдет, они покинут монастырь. Он не представлял, что будет дальше с этой сумасбродной девчонкой. Во всяком случае, он позаботится о том, чтобы никто и никогда больше ее не пугал и не причинял ей зла. Как бы там ни было, Ранесса спасла ему жизнь, и он перед ней в долгу.
   Солнце еще не поднялось, но уже достаточно рассвело. Небо за Драконьей Горой окрасилось в красные и золотистые тона. Вольфрам остановился, вслушиваясь в тишину. Ему показалось, что до него донеслись рыдания. Он поспешил на звук. Завернув за угол одного из монастырских строений, он оказался неподалеку от уступа, где монахи выполняли свои ежедневные телесные упражнения. Отсюда открывался захватывающий вид. Далеко внизу, между остроконечными медно-красными скалами, змеилась река — как стежки голубой нити на красной ткани. Вольфраму уже доводилось стоять на этом уступе, и всякий раз, очутившись здесь, он задавал себе вопрос: может, он видит мир так, как видят его боги? Ведь с высоты любой человек на берегу реки видится едва заметной песчинкой. И наоборот, тот, кто находится на берегу, едва ли сможет заметить на горной вершине его. Но если и тот человек, и он сам будут знать, что один из них стоит на вершине, а другой — на берегу, им уже будет не столь важно, видят они друг друга или нет.
   — Значит, — любил рассуждать Вольфрам, — хотя я и не могу увидеть богов, я знаю, что они где-то там, в просторах небес. И если они не могут увидеть меня, они тоже знают, что я здесь, на земле.
   Эти мысли всегда приносили ему утешение.
   Заметив чье-то присутствие, Вольфрам обнаружил, что это его недавняя собеседница, монахиня Огонь делает упражнения. Пробормотав нелестные слова в ее адрес, Вольфрам вознамерился нарушить ее уединение и потребовать объяснений по поводу случившегося с Ранессой.
   В это мгновение из-за горы поднялось солнце, и его лучи были теплыми и ослепительно яркими. Залитая этим огненным сиянием, из-за валуна показалась Ранесса.
   У Вольфрама даже сердце зашлось от радости. Он поспешил к ней. Ранесса его не видела. Она шла к монахине.
   Вольфрам прибавил шагу, надеясь перехватить Ранессу раньше, чем монахиня ее заметит.
   — Девочка, — произнес он, и это слово музыкой прозвучало в его устах.
   Дикий крик Ранессы как будто загнал это слово назад в его горло. Раскинув руки, девушка побежала к кромке утеса. Вольфрам изо всех сил выкрикнул ее имя. Но если Ранесса и слышала его, то не обратила внимания. Испугавшись, Вольфрам уже не шел, а бежал к ней. Но расстояние между ними оставалось еще большим, и в то мгновение, когда Вольфрам достиг края утеса, Ранесса прыгнула в пропасть.
   Вольфрам неистово закричал от ужаса и закрыл лицо руками. Эхо несколько раз повторило его скорбный крик.
   — Открой глаза, — услышал он голос Огня. — Открой же глаза и узри истину.
   Не решаясь оторвать руки от лица, он посмотрел сквозь пальцы. Подозрения Вольфрама оправдались: монахиня, принявшая облик дворфа, исчезла. На краю пропасти стояла драконесса, и ее распростертые крылья приветствовали солнце нового дня.
   Чешуйки драконессы горели солнечным огнем. Изящная голова с продолговатой пастью, в которой блестели острые зубы, была поднята к небу. Туда же смотрели ее глаза, устремленные к самим богам. Крылья драконессы были оранжевого цвета, и солнце просвечивало сквозь них, как сквозь шелковый занавес. Вокруг сияющего тела изгибался длинный, удивительно красивый хвост. Голова драконессы сидела на длинной изогнутой шее. Темные глаза внимательно посмотрели на Вольфрама.
   Дворф вздрогнул. Он давно догадывался, кто на самом деле возглавляет орден Хранителей Времени, но теперь, когда его догадки подтвердились, он не испытывал ни малейшего удовлетворения. Он отвел глаза от драконессы и посмотрел вниз, где ожидал увидеть безжизненное и изуродованное тело Ранессы, повисшее на скалах.
   Но ее там не было.
   Вольфрам напрягал зрение, силясь рассмотреть девушку. Но напрасно.
   — Где она? — хрипло спросил он.
   — Там, — ответила Огонь, показав вверх.
   Вольфрам поднял глаза к небу. В лазурном воздухе над горными вершинами кружила юная драконесса цвета пламени. Ее чешуйки сверкали на солнце, ее крылья блестели, словно она только что вылупилась из яйца и они не успели просохнуть. Пока еще она летала робко и нерешительно, как бы пробуя свою силу и учась владеть новым телом. Вольфрам узнавал и не узнавал ее. Когда она пролетала над ним, то взглянула вниз и увидела дворфа. Посмотрев ей в глаза, он узнал Ранессу.
   — Разве ты не знал? — спросила Огонь.
   — Нет, — вялым голосом ответил Вольфрам.
   Все чувства смешались в его душе. Он был заворожен и горд, словно отец новорожденного ребенка, и в то же время ощущал свою покинутость и одиночество.
   — Откуда мне было знать, — добавил он.
   — У нее была особая отметина, — сказала Огонь. — У всех нас она есть.
   Вольфрам улыбнулся и покачал головой.
   — Так, значит, она — ваша дочь?
   — Да, — сказала Огонь. — Она — моя дочь, вернувшаяся домой.
   В отличие от птиц или змей, молодые драконы не появлялись на свет из яйца. Драконы Лерема откладывали свои яйца в тела людей, эльфов, орков и дворфов. Родившись, маленький дракон принимал облик той расы, к которой принадлежала его мать. Женщина, родившая дракона, даже не подозревала об этом, считая его своим собственным ребенком. И родившийся дракон не подозревал о своей истинной сущности, считая себя человеком, эльфом или дворфом.
   — Часто наши дети так и остаются в неведении о том, кто они на самом деле, — сказала Огонь, с восторгом и гордостью наблюдая за полетом своей лучезарной дочери. — Они живут обычной жизнью людей, эльфов, дворфов или орков и вполне довольны своей судьбой. Те дети для нас потеряны. Мы знаем об этом и не пытаемся ничего изменить в их жизни, ибо они все равно никогда не смогли бы стать такими, как мы. Но у кого-то из наших детей кровь нашего рода оказывается сильной. Такие дети очень рано понимают, что они отличаются от своих сверстников. Надо признать, чаще всего их жизнь бывает тяжелой. Но несчастья и недовольство собой ведут их к познанию самих себя. Ранесса — одна из таких. Она жаждала узнать правду и искала ее везде, где только могла.
   — Вы выставили меня вшивым дворфом, Огонь, и прекрасно это знаете, — проворчал Вольфрам, резко взмахнув руками.
   Драконесса посмотрела на него темными, полными искреннего сочувствия глазами.
   — Я же говорила тебе: ты был лишь ее провожатым, и не более того. Ты сократил ей путь. Рано или поздно она и сама бы нас нашла.
   — Это ты так считаешь, — пробубнил себе под нос Вольфрам.
   Он думал, что сейчас встанет и уйдет. Поведает монахам историю своих странствий, а затем покинет монастырь. Возможно, он отправится в Новый Виннингэль, посмотреть на свойзамок. Как-никак, а забавно отдавать слугам распоряжения. Некоторое время это будет его развлекать, а потом наскучит. У него вновь зачешутся ноги, и замок станет тесным, как клетка.
   Пора уходить, мысленно твердил себе Вольфрам, но не уходил.
   Он сел на теплый от солнца камень и стал смотреть, как Ранесса учится летать.

ГЛАВА 12

   Портал Тромека был первоначально построен как связующее звено между двумя столицами: городом людей, называемым теперь Старым Виннингэлем, и эльфийским городом Глимрэ. После падения Старого Виннингэля и смещения Порталов, Портал Тромека также изменил свое местонахождение. Его исчезновение из пределов Глимрэ на первых порах просто ошеломило эльфов, привыкших к выгодам торговли с людьми.
   Большинство эльфов верило, что Порталы разрушили боги, однако у Вещих были свои соображения на этот счет. Они знали: если что-то, порожденное силой магии, однажды появилось в мире, оно может изменяться, перемещаться, но разрушить магические построения почти невозможно. Вещие занялись тайными поисками Порталов. Узнав через своих шпионов в землях людей, что карнуанцы обнаружили неподалеку от города Делек-Вир один из входов, Вещие с удвоенным усердием продолжили поиски.
   Через пять лет Вещие натолкнулись на западный вход Портала Тромека, оказавшийся теперь в густых лесах, в пятидесяти милях к востоку от границы с Нимореей. Так как никто не знал, куда переместился восточный вход, несколько Вещих вызвались пройти через Портал, чтобы узнать, куда он их выведет. Их путешествие было долгим, и потому они решили, что магический туннель сквозь пространство и время должен привести их в какие-то весьма отдаленные места. Выйдя из Портала, Вещие оказались в горах.
   Зная, что им придется составлять карту, Вещие взяли с собой все необходимые приборы и инструменты. Они определили, что по-прежнему находятся в пределах эльфийского государства, примерно в сорока милях от границы возрождавшейся Виннингэльской Империи, к северу от места, которое через много лет стало ее столицей — Новым Виннингэлем.
   Эльфов глубоко порадовало, что они нашли Портал, целиком находящийся на их земле.
   Эльфийские купцы и торговцы путешествовали по другим странам, но при этом эльфы с опаской и подозрением относились к чужестранцам, появлявшимся в пределах их государства. Поэтому для защиты своего Портала они возвели на его концах внушительные крепости. Стены, окружавшие Портал, стерегли хорошо вооруженные воины. Входы в Портал охранялись также и Вещими с их магическими ухищрениями. Вся оборонительная система состояла из колец: внешнего, представлявшего собой каменные стены и башни, и внутреннего, магического.
   С помощью ниморейцев, сведущих в земной магии, эльфы возвели вокруг каждой оконечности Портала двойные гранитные стены. Их разделял ров шириною и глубиною по шесть футов. Вдоль рва были поставлены сторожевые башни, обеспечивавшие прекрасный обзор как самого Портала, так и окрестностей. Башни были идеальным местом для лучников. Въезд и выезд из Портала происходил через массивные ворота, достаточно широкие, чтобы через них могла проехать повозка любых размеров. Ворота хорошо охранялись, а потому их редко закрывали. Эльфы получали солидные доходы от пошлин за проезд через свой Портал и, чтобы не лишаться их, стремились обезопасить себя от возможных происшествий.
   Каждого, кто желал проехать через Портал, подвергали тщательным расспросам. От людей требовались грамоты, подписанные эльфийскими чиновниками и удостоверяющие, что их податели пользуются доброй репутацией в своих гильдиях и имеют разрешение на въезд в государство эльфов, а также разрешение на продажу там своих товаров. Эльфы, едущие за границу, должны были предъявить грамоты иного рода — от глав их Домов, где излагалась веская причина, заставляющая того или иного эльфа покидать родину, и подтверждалось данное ему разрешение. Все повозки и телеги просматривались на предмет возможной контрабанды. После этого путешественник платил пошлину и его пропускали во внутреннее кольцо, охраняемое Вещими.
   Большинство людей, пользующихся Порталом Тромека, даже не подозревали, что находятся под пристальным наблюдением эльфийских магов. Путешественник шел по прекрасному саду, где росли густые деревья, журчали ручьи, через которые были перекинуты изогнутые мостики. На клумбах цвели удивительные цветы, в прудах плавали золотые рыбки, а все мощеные дорожки вели к Порталу. Те, кто видел Портал впервые, испытывали большое разочарование, обнаружив среди рощицы цветущих деревьев нечто, напоминавшее лужу со стоячей водой.
   Сам Портал был настоящим, зато прекрасный сад с деревьями, цветами и рыбками являлся полнейшей иллюзией. Окруженные магической завесой и потому незаметные для глаз путников, Вещие придирчиво осматривали их, подслушивали их разговоры и особо тщательно старались вызнать, не владеет ли кто-нибудь из них опасными магическими силами. Всех подозрительных на время околдовывали и отводили в пещеры под Порталом, где их снова подвергали расспросам и либо разрешали продолжить путь, либо задерживали и передавали военным властям для дальнейшего дознания. У Вещих имелись и более внушительные средства магической защиты — на случай вторжения вражеской армии, но что это были за средства и каким образом Вещим удавалось поддерживать иллюзорный сад, не знал никто.
   Портал охранял гарнизон в тысячу солдат, верных Защитнику и Дому Вивалей, и двадцать пять Вещих, также верных Защитнику. Солдаты жили в казарме, стоявшей вблизи Портала. Их служба была скучной и однообразной, поскольку Портал находился в настоящей глуши. Ближайшим оплотом цивилизации была небольшая деревушка, выросшая примерно в пяти милях от Портала ради обслуживания солдат и путников.

* * *

   Еще не начало светать, когда командующего гарнизоном Внешнего Кольца западной оконечности Портала разбудил гонец, прилетевший на гиппогрифе из Глимрэ. Через два часа солнце уже золотило верхушки деревьев, а капитан Лиаль стоял на наблюдательном пункте, возвышавшемся над воротами, и смотрел, как уходят девятьсот эльфийских солдат из тысячного гарнизона охраны Портала.
   Оторвав глаза от солдатских шеренг, маршировавших по дороге, Лиаль вновь перечитал послание, которое привез ему гонец. Лиаль читал это послание далеко не в первый раз, питая слабую надежду, что, быть может, он сумеет лучше понять смысл написанного. Напрасно; двадцатое по счету прочтение тоже не принесло ему ожидаемой ясности.