Страница:
Крошечные фигурки столкнулись в яростном противостоянии; они сражались и умирали; их лица были искажены гневом, болью, ненавистью и страхом. Но встречались среди них и умиротворенные, и просветленные, и просто веселые. Герцог смотрел и диву давался – здесь все было как в жизни.
Над правым плечом некроманта жужжала крыльями жизнерадостная Гризольда, наряженная в кольчужную мини-юбку вместо привычной шелковой и увешанная различными амулетами. Сторонний наблюдатель поставил бы сто к одному, что они перевешивают толстенькую фею, так что совершенно неясно, как ей удается удерживаться в воздухе. Отдельное впечатление на неподготовленного зрителя производил мощный бюст феи, надежно упрятанный в стальные чашечки дамского панциря.
Справа, не отводя сияющего взгляда от отважной невесты, парила душа лорда-рыцаря Уэрта Орельена да Таванеля. И глаза ее искрились счастьем, ибо впервые за долгие беспросветные века призрак погибшего кельмота занимался любимым делом, да еще в компании любимой женщины.
Такангор в своих знаменитых доспехах Панцербулл Марк-Два и шлеме работы Альгерса, дополнительно обработанном взглядом Горгоны Ианиды, казался воплощением какого-нибудь древнего минотаврского божества. Свой фамильный боевой топорик он нес на плечах, и утреннее солнце безмятежно отражалось в зеркальном лезвии.
Князь Альба Мадарьяга плыл по воздуху, не касаясь ногами земли, и стильный алый плащ парил у него за плечами. Он вел непринужденную светскую беседу со слепым оборотнем. Гуго ди Гампакорта уверенно шагал в строю, и в его пустых глазницах то и дело вспыхивали и гасли искорки адского огня. Борромель занял свое место, но время от времени вмешивался в разговор с вопросами о Кровавой паялпе – ее месте и назначении в жизни смертных, а также высшем смысле этого странного действа.
Кехертус страшно радовался первому путешествию и первому настоящему приключению в своей жизни. Зелг чувствовал, что где-то поблизости находится и вездесущий дядя Гигапонт, обязательно чем-то недовольный, но доказать ничего не мог.
Шеннанзинцы, все как на подбор, а вернее – тщательно отобранные из остального тиронгийского войска, высокие, статные, улыбчивые и веселые, ехали, безупречно выдерживая строй, и казалось, что они отправляются на загородную прогулку, а не на битву, которая для каждого из них может стать последней. Впрочем, что способно вызвать страх в душе воинов, прорывавших оборону Тут-и-Маргора, когда в тылу маячил Лилипупс?
Особое очарование группе войск, призванных защищать центр, придавала яркая и шумная процессия, которая плелась в самом хвосте.
Процессию возглавлял Узандаф Ламальва да Кассар в огнеупорном костюме, пантуфлях и под зонтиком, сделанным из кожи саламандр. В этом облачении он мог свободно стоять на кипящей лаве, наблюдая за извержением вулкана в непосредственной близости. Адское пламя было ему нипочем.
Альтернативный вариант походного облачения представлял доктор Дотт в своем неизменном черном кожаном халате, о котором в одном из модных журналов высказались так: «Просто, сдержанно, стильно и со смыслом». Халат с висящими над ним глазками производил сильное впечатление на видавших виды демонов, а вот шеннанзинские кавалеристы уже свыклись с ним во время прошлой войны и относились как к родному.
На сей раз доктор ехал на войну не просто так, компании для. Не только поддержать товарищей, поучаствовать в битве, размять душу и вставить свой пульцигрош в общую свалку. Ему вдруг приспичило заполучить для опытов какую-нибудь адскую тварь. Он оповещал всех и каждого в поле зрения, что напишет сенсационную диссертацию, с каковой и заявится в Медицинский Компромиссный Центр, где при жизни ему дали от ворот поворот с его революционной работой «Застарелая демоническая сонливость. Проблемы и решения».
Компанию ему составил специальный корреспондент Бургежа, выпущенный накануне из персональной золотой клетки и тоже горящий жаждой великих свершений. Пухлицерскую премию он уже получил и теперь желал учредить новую – собственного имени. А для этого требовались незаурядные достижения в области журналистики. Скажем, подробное и откровенное интервью с повелителем Преисподней.
Жрец Мардамон в парадном боевом облачении, сшитом на заказ у лучшего портного Виззла, – темно-синей рясе в мелкий желтый горошек – полностью отрешился от окружающей действительности: он репетировал речь, призванную обратить невежественных демонов в истинную веру и увеличить количество жертвоприношений за отчетный период с жалкого нуля до внушительной цифры.
Архаблог и Отентал решились на сие рискованное предприятие отчасти из любви к Такангору, отчасти из любви к деньгам, отчасти из веры в рекламные акции. Они намеревались произвести конкретное судейство поединков, предваряющих битву, и заодно присмотреть себе пару-тройку новых чемпионов. К тому же кузены уже начали принимать ставки на исход отдельных поединков и сражения в целом. Азартные шеннанзинцы и ветераны «Великой Тякюсении» единодушно ставили на победу кассарийцев, так что теперь кузенам просто необходимо было добраться до противной стороны и побудить ее принять участие в игре. Если они и боялись жителей Преисподней, то начисто забыли об этом за организационными хлопотами.
Чесучинцы тряслись за войском в цветастом полосатом фургончике, на котором был прикреплен плакат «Паялпа едет!» с подзаголовком: «Если вы не едете на паялпу, то паялпа едет к вам».
Птусик, по его словам, разведывал обстановку, а на самом деле прилагал все усилия к тому, чтобы не обнаружить на открытом пространстве мало-мальски значимый объект, в который ему пришлось бы по умолчанию врезаться.
Бумсик и Хрюмсик степенно вышагивали нога в ногу с Такангором, изредка бросая на него кроткие вопросительные взгляды. Им не терпелось как следует разогнаться и врезаться в ряды супостатов с серьезным, угрожающим выражением – простите на слове – лица. Хряки тосковали по рукопашной, в которой их самовыражение достигало предельной полноты.
Ангус да Галармон, впервые за долгие годы принимающий участие в битве как простой командир подразделения, буквально цвел от радости. Во-первых, он полностью полагался на Такангора. Во-вторых, с истовостью фанатичного верующего уповал на бригадного сержанта Лилипупса, чем бы тот ни был занят в настоящее время. В-третьих, вероятно, в преддверии возможной гибели на поле брани кассарийский распорядитель Гвалтезий выдал ему рецепт заливной рыбы фусикряки, стоивший жизни не одному десятку поваров и кулинаров-любителей. Как заметил по этому поводу проницательный летописец: кому-кому, а Ангусу да Галармону было для чего жить и за что умирать.
Их было до смешного мало против несокрушимой, всепобеждающей орды. Однако они шли не как на бойню – как на праздник.
Кто воздаст по заслугам солдатам головных полков?
Это они первыми идут в атаку, взламывая мечами несокрушимый вражеский строй; погибая под копытами боевых коней; повисая на кольях, пиках и копьях; захлебываясь в кипящей смоле и в вонючей жиже замковых рвов.
Это они стоят как незыблемые скалы, не отступая ни на шаг и отражая яростные атаки таких же, как они, смельчаков.
О, невероятно почетно – служить в головном полку. Это привилегия смертника. Привилегия того, кто с устрашающей вероятностью не вернется живым с поля боя. Того, кто непременно впишет свое имя в историю. Среди бесчисленного множества забытых имен других неизвестных солдат.
Головные полки, отборные воины – дебоширы, гуляки, повесы и пьяницы, как никто ценящие краткий миг бытия, потому что другого у них может и не быть. Судьба благоволит им, но отпускает недолгий век. Так ярче всего сияют на небосклоне падающие звезды.
И они проживают его, как проживают наследство; спускают в азартной игре со смертью, как спускают на бегах фамильные замки и родовые поместья. Солдаты головных полков – что им нужно на этой земле? Полноценная, насыщенная жизнь и славная смерть. Да еще – улыбка красивой женщины. Если повезет – то единственный настоящий поцелуй, о котором они станут вспоминать в последнюю минуту, когда остальной мир уже подернулся тьмой, – и ничего не увидеть, да и видеть не нужно. Они все знали наперед о своей судьбе, когда записывались в головной полк, – и пусть завидуют им все пророки Каваны.
Солдаты головных полков, возлюбленные смерти, – никто не умеет так веселиться, как вы. Никто не умеет так искренне жить и так просто умирать.
Лучший отряд Такангора двигался по левому берегу Тутоссы, занимая отведенное ему место.
– Кто это? – удивленно спросил Князь Тьмы, разглядывая сие малое воинство.
И мудрая Моубрай ответила ему:
– Войско кассарийца.
ГЛАВА 15
Над правым плечом некроманта жужжала крыльями жизнерадостная Гризольда, наряженная в кольчужную мини-юбку вместо привычной шелковой и увешанная различными амулетами. Сторонний наблюдатель поставил бы сто к одному, что они перевешивают толстенькую фею, так что совершенно неясно, как ей удается удерживаться в воздухе. Отдельное впечатление на неподготовленного зрителя производил мощный бюст феи, надежно упрятанный в стальные чашечки дамского панциря.
Справа, не отводя сияющего взгляда от отважной невесты, парила душа лорда-рыцаря Уэрта Орельена да Таванеля. И глаза ее искрились счастьем, ибо впервые за долгие беспросветные века призрак погибшего кельмота занимался любимым делом, да еще в компании любимой женщины.
Такангор в своих знаменитых доспехах Панцербулл Марк-Два и шлеме работы Альгерса, дополнительно обработанном взглядом Горгоны Ианиды, казался воплощением какого-нибудь древнего минотаврского божества. Свой фамильный боевой топорик он нес на плечах, и утреннее солнце безмятежно отражалось в зеркальном лезвии.
Князь Альба Мадарьяга плыл по воздуху, не касаясь ногами земли, и стильный алый плащ парил у него за плечами. Он вел непринужденную светскую беседу со слепым оборотнем. Гуго ди Гампакорта уверенно шагал в строю, и в его пустых глазницах то и дело вспыхивали и гасли искорки адского огня. Борромель занял свое место, но время от времени вмешивался в разговор с вопросами о Кровавой паялпе – ее месте и назначении в жизни смертных, а также высшем смысле этого странного действа.
Кехертус страшно радовался первому путешествию и первому настоящему приключению в своей жизни. Зелг чувствовал, что где-то поблизости находится и вездесущий дядя Гигапонт, обязательно чем-то недовольный, но доказать ничего не мог.
Шеннанзинцы, все как на подбор, а вернее – тщательно отобранные из остального тиронгийского войска, высокие, статные, улыбчивые и веселые, ехали, безупречно выдерживая строй, и казалось, что они отправляются на загородную прогулку, а не на битву, которая для каждого из них может стать последней. Впрочем, что способно вызвать страх в душе воинов, прорывавших оборону Тут-и-Маргора, когда в тылу маячил Лилипупс?
Особое очарование группе войск, призванных защищать центр, придавала яркая и шумная процессия, которая плелась в самом хвосте.
Процессию возглавлял Узандаф Ламальва да Кассар в огнеупорном костюме, пантуфлях и под зонтиком, сделанным из кожи саламандр. В этом облачении он мог свободно стоять на кипящей лаве, наблюдая за извержением вулкана в непосредственной близости. Адское пламя было ему нипочем.
Альтернативный вариант походного облачения представлял доктор Дотт в своем неизменном черном кожаном халате, о котором в одном из модных журналов высказались так: «Просто, сдержанно, стильно и со смыслом». Халат с висящими над ним глазками производил сильное впечатление на видавших виды демонов, а вот шеннанзинские кавалеристы уже свыклись с ним во время прошлой войны и относились как к родному.
На сей раз доктор ехал на войну не просто так, компании для. Не только поддержать товарищей, поучаствовать в битве, размять душу и вставить свой пульцигрош в общую свалку. Ему вдруг приспичило заполучить для опытов какую-нибудь адскую тварь. Он оповещал всех и каждого в поле зрения, что напишет сенсационную диссертацию, с каковой и заявится в Медицинский Компромиссный Центр, где при жизни ему дали от ворот поворот с его революционной работой «Застарелая демоническая сонливость. Проблемы и решения».
Компанию ему составил специальный корреспондент Бургежа, выпущенный накануне из персональной золотой клетки и тоже горящий жаждой великих свершений. Пухлицерскую премию он уже получил и теперь желал учредить новую – собственного имени. А для этого требовались незаурядные достижения в области журналистики. Скажем, подробное и откровенное интервью с повелителем Преисподней.
Жрец Мардамон в парадном боевом облачении, сшитом на заказ у лучшего портного Виззла, – темно-синей рясе в мелкий желтый горошек – полностью отрешился от окружающей действительности: он репетировал речь, призванную обратить невежественных демонов в истинную веру и увеличить количество жертвоприношений за отчетный период с жалкого нуля до внушительной цифры.
Архаблог и Отентал решились на сие рискованное предприятие отчасти из любви к Такангору, отчасти из любви к деньгам, отчасти из веры в рекламные акции. Они намеревались произвести конкретное судейство поединков, предваряющих битву, и заодно присмотреть себе пару-тройку новых чемпионов. К тому же кузены уже начали принимать ставки на исход отдельных поединков и сражения в целом. Азартные шеннанзинцы и ветераны «Великой Тякюсении» единодушно ставили на победу кассарийцев, так что теперь кузенам просто необходимо было добраться до противной стороны и побудить ее принять участие в игре. Если они и боялись жителей Преисподней, то начисто забыли об этом за организационными хлопотами.
Чесучинцы тряслись за войском в цветастом полосатом фургончике, на котором был прикреплен плакат «Паялпа едет!» с подзаголовком: «Если вы не едете на паялпу, то паялпа едет к вам».
Птусик, по его словам, разведывал обстановку, а на самом деле прилагал все усилия к тому, чтобы не обнаружить на открытом пространстве мало-мальски значимый объект, в который ему пришлось бы по умолчанию врезаться.
Бумсик и Хрюмсик степенно вышагивали нога в ногу с Такангором, изредка бросая на него кроткие вопросительные взгляды. Им не терпелось как следует разогнаться и врезаться в ряды супостатов с серьезным, угрожающим выражением – простите на слове – лица. Хряки тосковали по рукопашной, в которой их самовыражение достигало предельной полноты.
Ангус да Галармон, впервые за долгие годы принимающий участие в битве как простой командир подразделения, буквально цвел от радости. Во-первых, он полностью полагался на Такангора. Во-вторых, с истовостью фанатичного верующего уповал на бригадного сержанта Лилипупса, чем бы тот ни был занят в настоящее время. В-третьих, вероятно, в преддверии возможной гибели на поле брани кассарийский распорядитель Гвалтезий выдал ему рецепт заливной рыбы фусикряки, стоивший жизни не одному десятку поваров и кулинаров-любителей. Как заметил по этому поводу проницательный летописец: кому-кому, а Ангусу да Галармону было для чего жить и за что умирать.
Их было до смешного мало против несокрушимой, всепобеждающей орды. Однако они шли не как на бойню – как на праздник.
Кто воздаст по заслугам солдатам головных полков?
Это они первыми идут в атаку, взламывая мечами несокрушимый вражеский строй; погибая под копытами боевых коней; повисая на кольях, пиках и копьях; захлебываясь в кипящей смоле и в вонючей жиже замковых рвов.
Это они стоят как незыблемые скалы, не отступая ни на шаг и отражая яростные атаки таких же, как они, смельчаков.
О, невероятно почетно – служить в головном полку. Это привилегия смертника. Привилегия того, кто с устрашающей вероятностью не вернется живым с поля боя. Того, кто непременно впишет свое имя в историю. Среди бесчисленного множества забытых имен других неизвестных солдат.
Головные полки, отборные воины – дебоширы, гуляки, повесы и пьяницы, как никто ценящие краткий миг бытия, потому что другого у них может и не быть. Судьба благоволит им, но отпускает недолгий век. Так ярче всего сияют на небосклоне падающие звезды.
И они проживают его, как проживают наследство; спускают в азартной игре со смертью, как спускают на бегах фамильные замки и родовые поместья. Солдаты головных полков – что им нужно на этой земле? Полноценная, насыщенная жизнь и славная смерть. Да еще – улыбка красивой женщины. Если повезет – то единственный настоящий поцелуй, о котором они станут вспоминать в последнюю минуту, когда остальной мир уже подернулся тьмой, – и ничего не увидеть, да и видеть не нужно. Они все знали наперед о своей судьбе, когда записывались в головной полк, – и пусть завидуют им все пророки Каваны.
Солдаты головных полков, возлюбленные смерти, – никто не умеет так веселиться, как вы. Никто не умеет так искренне жить и так просто умирать.
Лучший отряд Такангора двигался по левому берегу Тутоссы, занимая отведенное ему место.
– Кто это? – удивленно спросил Князь Тьмы, разглядывая сие малое воинство.
И мудрая Моубрай ответила ему:
– Войско кассарийца.
ГЛАВА 15
Битва в Липолесье вошла впоследствии во все учебники и изучалась курсантами военных академий как уникальный пример победы, одержанной вопреки сложившейся ситуации.
Правда, тем прекрасным солнечным утром Князь Тьмы и его приближенные вельможи еще не догадывались о том, какая дидактическая судьба им уготована. Но странное поведение противника уже тогда насторожило их и заставило подозревать неладное. Подозрения эти подтвердились часом позже, самым худшим образом.
Солдаты Такангора действовали быстро, четко, слаженно, организованно и – совершенно непонятно. Ни один из военных теоретиков того времени не смог бы предсказать дальнейшее развитие событий, ибо генерал Топотан нарушил абсолютно все правила ведения боя.
Прежде всего, в уютной тенистой рощице был разбит огромный красно-белый полосатый шатер, над которым повесили плакат: «Ставки принимаются только до начала сражения! Спешите!» Двое смешных человечков, в которых всезнайки демоны сразу опознали бессменных организаторов Кровавой паялпы – Архаблога и Отентала, суетились возле столика, заваленного кипами пергаментов, и что-то завлекательно считали на маленьких счетах.
Демоны – стяжатели по своей природе. Согласитесь, трудно пробуждать в душе человека алчность, скупость, мелочность, жадность и страсть к азартным играм, если ты сам не обладаешь подобными качествами.
Солдаты Тьмы были уверены в победе своего оружия. Крохотное войско противника, представшее их взгляду, только укрепляло эту уверенность. На закате они собирались уже праздновать свой триумф в подземных чертогах. Какой же уважающий себя демон откажется заработать несколько золотых монет в такой ситуации?
Скромный ручеек желающих сделать ставку, потянувшийся с правого берега на левый, вскоре превратился в могучий поток.
– Не все сразу, не все сразу, господа! – приговаривал Архаблог, ссыпая золото в предусмотрительно захваченные из замка бочонки. – Чем меньше мы будем суетиться и спорить, тем быстрее приступим к следующему клиенту.
А Отентал время от времени отводил какое-нибудь особенно безобразное и устрашающее существо в сторону и интимно ворковал:
– Скажите, а вам никогда не хотелось попробовать себя на арене? В какой роли? Разумеется, в роли героя.
Над оживленной очередью азартных игроков летал грустный полковник Даэлис-Предатель и бубнил:
– Господа! Немедленно возвращаемся на боевые позиции. Дружно строимся под знаменами! Проявляем сознательность и патриотизм!!! Господа, вас ждет кровавая сеча – ну что вы, право, как маленькие!
– М-да, – сказал на это какой-то из демонов. – На войне – это тебе не в отпуске. Никакой личной жизни.
Адский казначей, демон Тамерлис, духовный брат маркиза Гизонги, тревожно метался возле своего повелителя, пытаясь сосчитать предполагаемую сумму налога на выигрыш и вычислить, какую часть прибыли попытаются утаить от него алчные подданные. Его бы воля, он бы вообще отменил это сражение и занялся гораздо более важными и насущными делами. И начал бы с изучения безусловно полезного и уникального опыта организаторов Кровавой паялпы.
Тамерлису было обидно, что это не он додумался принимать ставки на победу в нынешнем сражении, хотя в свое оправдание он мог привести целый ряд объективных причин. Казначей заикнулся своему господину о краткосрочной командировке на тот берег Тутоссы – командировке, оплаченной по минимальным ставкам ввиду военного положения, и даже без оплаты проживания, однако получил резкий и недвусмысленный отказ. Ну а махать тяжеленными бронированными крыльями за свой счет Тамерлис не видел смысла.
Разве хоть один владыка слушает своего казначея или министра финансов? Нет, они только требуют денег, денег и еще раз денег, а получив их, тут же призывают к строгой экономии средств и просят предоставить очередной проект. И никогда не спрашивают, откуда они берутся, как не желают знать, куда они деваются. Вы думаете, в Преисподней с этим обстоит иначе? Ошибаетесь, господа.
Чуткий ценитель прекрасного, Князь Тьмы заволновался на своем троне, вытягивая чешуйчатую шею, чтобы получше рассмотреть приглянувшиеся вещи.
Ситуация в целом решительно ему не нравилась. Во-первых, противник коварно опоздал к началу, к эффектному прибытию демонов, когда разверзалась земля и всполохи пламени достигали скомканных облаков, когда все в окружающем пейзаже тряслось и грохотало, а мутная река вышла из берегов. Зрелище, что ни говори, редкое и внушительное. Обычно зрители бывали потрясены. Обычно, но не на сей раз. Никто не ахнул, глядя, как из пылающей бездны поднимается огромный золотой трон, на котором восседает Владыка Преисподней, как выходят за ним его верные вассалы, как темнеет день и адские барабаны грохочут все сильнее, так что, кажется, сама земля колеблется от этого яростного стука. Никто не ужаснулся, никто не забился в истерике, никто не ударился в паническое бегство. Воинственный дух Князя Тьмы был уязвлен этим обстоятельством. Легко ли – выходить в свет на смехотворно короткий срок (от рассвета до заката), раз в несколько столетий, а то и реже, и не произвести этим выходом фурора? Прилично ли это для существа с его репутацией и положением в обществе? А тут еще эти шатры, принадлежащие кассарийцам. Утешало одно – приличные трофеи уже подвезены, осталось только их добыть. И владыка Тьмы принял решение начать битву. Он поднял огромную черную восьмипалую руку – снопы искр рассыпались вокруг трона – и резко опустил ее вниз.
Внушительный и авантажный герольд, отдаленно похожий на летучую мышь-переростка с головой щуки, вышел вперед и заговорил:
– Внемлите, смертные, словам повелителя Ада! Князь Тьмы вызывает на бой Зелга да Кассара, и пусть их поединок решит исход сражения.
Мощный голос демона-герольда катился по полю громовыми раскатами, и Зелг постучал по шлему, потому что у него заложило уши. Это не помогло, но принесло некоторое удовлетворение, ибо он сделал все, что мог. Откровенно говоря, герцог не думал, что ему удастся пережить бой с Сатараном Змееруким, а потому мелочи его уже не волновали.
Он отрешенно рассматривал равнину, на которой ему предстояло драться со всемогущим демоном, и с каждой минутой она нравилась ему все больше. С одной стороны – прозрачная река, с другой – милый лесок, взбегающий на холмы. Большое открытое пространство, усыпанное цветами. Вполне подходящее место для вечного упокоения. Осталось только придумать какую-нибудь надпись потрогательнее для надгробного камня да сразиться с Сатараном – и дело сделано.
Некромант как раз представлял себе, какие теплые, добрые слова скажут над его могилой безутешные друзья, когда в грезы бесцеремонно вторглась реальность.
– Внемлите, смертные, воле владыки Преисподней! – снова загрохотал герольд. – Сатаран Змеерукий, Карающий Меч Князя Тьмы, будет его шуйцей и десницей в этом поединке.
– Надо упосылать меня противной стороной. – Карлюза решительно подергал Зелга за плащ. – Верхом на осле непоразим есть.
– Это исключено, – ответил будущий павший герой.
– План имею, – поделился Карлюза. – Наскакиваю, наношу смертоносный укусам в куда-нибудь и ускакиваю.
– Исключено. Хотя и гениально.
– Пинаю ословыми копытами по инициативе осла, – соблазнял Карлюза. – Очень неприемлемо для творческих и демонических натур.
– Я уже все решил.
– Прекрасно выглядите, мессир, – возник рядом с Кассаром страшно довольный Архаблог. – Все демоны поставили на ваше сокрушительное поражение. Вся кассарийская армия – на вашу победу. Ставки огромные. Помните – материальное благополучие ваших воинов теперь в ваших руках. На вас с надеждой взирают финансово заинтересованные жены и матери. К вам тянут крохотные ручонки прожорливые младенцы…
– ?!!
– Знали бы вы, во сколько обходится среднему гражданину вырастить одного сладкоежку, вы бы заплакали, мессир. Вы не можете проиграть. Мы в вас верим.
Он покрутил головой, но более опытных родственников в поле зрения не оказалось. Мало того что их можно было сосчитать по пальцу одной руки, так еще и этот единственный блистал своим отсутствием.
– Где же дедушка? – огорченно спросил Зелг. – Хоть бы сказал какое-нибудь толковое напутствие. Попрощался бы, не исключено, что и в последний раз.
– Какое тебе нужно напутствие? – пожал плечами равнодушный к чужим страданиям вампир, чью совесть не обгладывали голодные младенцы. – Пойди победи и возвращайся обратно. Тут скоро дел будет по горло.
– В том случае, если я не вернусь…
– И слышать не желаю! – рявкнул Мадарьяга. – Бегом на поле брани! Как это говорится – пришел, убил, пограбил и к своим. И чтобы никакого самопожертвования!
– В том случае, если вы уже не вернетесь, – по-журналистски решительно подлетел к герою Бургежа, – попрошу несколько слов для читателей и благодарных потомков. Помните, это ваши последние слова – они должны быть значительны. Чтобы мне не стыдно было напечатать их в своем издании.
Герцог задумался. Он желал быть достойным журнала «Сижу в дупле». А задумавшись, не заметил, как нечто круглое, пуховое и возмущенное до глубины души было схвачено князем ди Гампакортой и одним метким броском отправлено в глубокий тыл.
Пока Зелг размышлял над последней в своей жизни фразой, добиваясь остроумия, мудрости и оригинальности, в стане врага появились первые признаки смятения.
Дело в том, что после третьего сигнала адского рога должен был восстать посреди поля битвы великолепный Сатаран. Как раз сию минуту его огромное тело, казалось, отлитое из черной бронзы безумным скульптором, должно было эффектно появиться из-под земли, как полагается особе его происхождения – сплошь в сверканиях молний и клубах ядовитого серного дыма.
По замыслу придворного распорядителя церемоний, мелкого беса Алекса Редса, чье живое воображение помогло ему сделать головокружительную карьеру в Преисподней, уродливая голова адского вельможи с неподвижно глядящим алым глазом вот-вот должна была показаться из густого желтого тумана, который постепенно таял под порывами свежего ветра, дующего от реки.
Должна была. Но упорно не показывалась.
Напрасно метались в поисках его крылатые посланцы; адские провидцы безуспешно обшаривали небо, землю и геенну огненную – лорд-маршал будто растворился в пространстве. И лишь одно существо могло пролить свет на эту страшную тайну – Узандаф Ламальва да Кассар.
Возможно, образованный читатель знает, что долг чести – превыше всего. В каком-то смысле это самое сильное и безотказное секретное оружие, если ты имеешь дело с азартным, но по-своему благородным игроком. Мудрая мумия блестяще использовала все возможности этого оружия в борьбе против непобедимого Сатарана.
Успешно опробованный на его сородичах «научный подход», принесший Узандафу не только внушительную сумму, но также и право на беспошлинный перелет и диплом доктора горгульского университета в Кисякисах, оправдал себя и на сей раз.
Сатаран Змеерукий как раз маялся от скуки в ожидании своего триумфального выхода и размышлял о том, что все однообразно и пресно в этом однообразнейшем и преснейшем из миров. Никакого интереса жить – все известно и расписано заранее. Вот сейчас он выйдет к своему обреченному противнику, которого прежде и в глаза не видел, ухлопает его во славу повелителя; возможно, немного поучаствует в кровавом сражении – и снова под землю, в обрыдлые огненные чертоги, кто знает на сколько веков. Дело в том, что Сатаран достиг такой степени могущества, что неписаные Законы запрещали ему выходить на поверхность чаще чем один раз в пять веков и дольше чем на двенадцать часов, ибо в присутствии существ, подобных ему, мир безудержно менялся. А это нарушало Равновесие.
Лорд-маршал Преисподней никому не мог признаться в том, что давно истосковался по экстриму, по тем временам, когда было чем рисковать, что терять и чего добиваться. Адская карьера была сделана, и теперь он тихо ненавидел и это Равновесие, и однообразие скучной жизни; он зевал и грустил в ожидании сигнала к сражению, когда перед ним нарисовалась хитро улыбающаяся мумия в халате, пантуфлях и под зонтиком и завлекательно потрясла какой-то странной коробочкой.
– Развлечься не желаете? – спросила она. – Другими словами – не дай себе засохнуть.
– Что у вас там? – уточнил лорд-маршал.
– Тараканьи бега, – не утаила мумия. – Лучшие тараканы-зомби с конюшен Узандафа да Кассара.
– Узя, вы, что ли? – выдохнул демон. – То-то я смотрю – фас неузнаваемый, а профиль знакомый. Конечно, давайте сыграем. А на что?
Здесь Узандаф изложил ему свой гениальный план, и Сатарану показалось, что жизнь заиграла новыми красками. В случае проигрыша ему пришлось бы докладывать Князю Тьмы, что он не может выступить в поединке против кассарийского некроманта, что сразу придало всему смысл и утраченную давно остроту ощущений.
Архаблог вышел на равнину, где должен был состояться поединок между Сатараном Змееруким и Зелгом да Кассаром и где одиноко вздыхал только последний, в багровых доспехах, что-то мучительно напоминавших повелителю Ада, и, откашлявшись, объявил:
– Властью, данной мне чесучинским губерхером, объявляю, что в связи с неявкой на поле боя участника поединка Сатарана Змеерукого, полномочного представителя владыки Преисподней, Князя Тьмы и прочая, прочая, прочая, именуемого в дальнейшем «и прочая», победа присуждается Зелгу Галеасу да Кассару. «И прочая» объявляется проигравшей стороной со всеми вытекающими отсюда выплатами по ставкам. Выплаты будут производиться по окончании сражения. Попрошу фанфары и приветственные крики в честь победителя.
Фанфары послушно грянули.
Князь Тьмы не поверил своим ушам.
– Что там происходит? – прошипел он, наклоняясь к своему адъютанту.
– Виноват, больше не повторится!
– Этот червяк сказал, что я проиграл поединок?!
– Не вы, мой повелитель. Сатаран – в связи с неявкой.
Правда, тем прекрасным солнечным утром Князь Тьмы и его приближенные вельможи еще не догадывались о том, какая дидактическая судьба им уготована. Но странное поведение противника уже тогда насторожило их и заставило подозревать неладное. Подозрения эти подтвердились часом позже, самым худшим образом.
Солдаты Такангора действовали быстро, четко, слаженно, организованно и – совершенно непонятно. Ни один из военных теоретиков того времени не смог бы предсказать дальнейшее развитие событий, ибо генерал Топотан нарушил абсолютно все правила ведения боя.
Прежде всего, в уютной тенистой рощице был разбит огромный красно-белый полосатый шатер, над которым повесили плакат: «Ставки принимаются только до начала сражения! Спешите!» Двое смешных человечков, в которых всезнайки демоны сразу опознали бессменных организаторов Кровавой паялпы – Архаблога и Отентала, суетились возле столика, заваленного кипами пергаментов, и что-то завлекательно считали на маленьких счетах.
Демоны – стяжатели по своей природе. Согласитесь, трудно пробуждать в душе человека алчность, скупость, мелочность, жадность и страсть к азартным играм, если ты сам не обладаешь подобными качествами.
Солдаты Тьмы были уверены в победе своего оружия. Крохотное войско противника, представшее их взгляду, только укрепляло эту уверенность. На закате они собирались уже праздновать свой триумф в подземных чертогах. Какой же уважающий себя демон откажется заработать несколько золотых монет в такой ситуации?
Скромный ручеек желающих сделать ставку, потянувшийся с правого берега на левый, вскоре превратился в могучий поток.
– Не все сразу, не все сразу, господа! – приговаривал Архаблог, ссыпая золото в предусмотрительно захваченные из замка бочонки. – Чем меньше мы будем суетиться и спорить, тем быстрее приступим к следующему клиенту.
А Отентал время от времени отводил какое-нибудь особенно безобразное и устрашающее существо в сторону и интимно ворковал:
– Скажите, а вам никогда не хотелось попробовать себя на арене? В какой роли? Разумеется, в роли героя.
Над оживленной очередью азартных игроков летал грустный полковник Даэлис-Предатель и бубнил:
– Господа! Немедленно возвращаемся на боевые позиции. Дружно строимся под знаменами! Проявляем сознательность и патриотизм!!! Господа, вас ждет кровавая сеча – ну что вы, право, как маленькие!
– М-да, – сказал на это какой-то из демонов. – На войне – это тебе не в отпуске. Никакой личной жизни.
Адский казначей, демон Тамерлис, духовный брат маркиза Гизонги, тревожно метался возле своего повелителя, пытаясь сосчитать предполагаемую сумму налога на выигрыш и вычислить, какую часть прибыли попытаются утаить от него алчные подданные. Его бы воля, он бы вообще отменил это сражение и занялся гораздо более важными и насущными делами. И начал бы с изучения безусловно полезного и уникального опыта организаторов Кровавой паялпы.
Тамерлису было обидно, что это не он додумался принимать ставки на победу в нынешнем сражении, хотя в свое оправдание он мог привести целый ряд объективных причин. Казначей заикнулся своему господину о краткосрочной командировке на тот берег Тутоссы – командировке, оплаченной по минимальным ставкам ввиду военного положения, и даже без оплаты проживания, однако получил резкий и недвусмысленный отказ. Ну а махать тяжеленными бронированными крыльями за свой счет Тамерлис не видел смысла.
Разве хоть один владыка слушает своего казначея или министра финансов? Нет, они только требуют денег, денег и еще раз денег, а получив их, тут же призывают к строгой экономии средств и просят предоставить очередной проект. И никогда не спрашивают, откуда они берутся, как не желают знать, куда они деваются. Вы думаете, в Преисподней с этим обстоит иначе? Ошибаетесь, господа.
Единственный способ заставить правительство экономить – это не давать ему в руки те деньги, которые оно могло бы экономить.Тем временем шеннанзинцы установили разноцветные шатры для Зелга, Такангора и прочих выдающихся особ. Шатров было чуть более десятка, и каждый из них являлся форменным произведением искусства. Нигде в целом свете больше не нашлось бы такой красоты. Оно и немудрено. Вряд ли где-то в мире отыщется еще несколько пауков, увлеченных изящным рукоделием.
Говард Джарвис
Чуткий ценитель прекрасного, Князь Тьмы заволновался на своем троне, вытягивая чешуйчатую шею, чтобы получше рассмотреть приглянувшиеся вещи.
Ситуация в целом решительно ему не нравилась. Во-первых, противник коварно опоздал к началу, к эффектному прибытию демонов, когда разверзалась земля и всполохи пламени достигали скомканных облаков, когда все в окружающем пейзаже тряслось и грохотало, а мутная река вышла из берегов. Зрелище, что ни говори, редкое и внушительное. Обычно зрители бывали потрясены. Обычно, но не на сей раз. Никто не ахнул, глядя, как из пылающей бездны поднимается огромный золотой трон, на котором восседает Владыка Преисподней, как выходят за ним его верные вассалы, как темнеет день и адские барабаны грохочут все сильнее, так что, кажется, сама земля колеблется от этого яростного стука. Никто не ужаснулся, никто не забился в истерике, никто не ударился в паническое бегство. Воинственный дух Князя Тьмы был уязвлен этим обстоятельством. Легко ли – выходить в свет на смехотворно короткий срок (от рассвета до заката), раз в несколько столетий, а то и реже, и не произвести этим выходом фурора? Прилично ли это для существа с его репутацией и положением в обществе? А тут еще эти шатры, принадлежащие кассарийцам. Утешало одно – приличные трофеи уже подвезены, осталось только их добыть. И владыка Тьмы принял решение начать битву. Он поднял огромную черную восьмипалую руку – снопы искр рассыпались вокруг трона – и резко опустил ее вниз.
Внушительный и авантажный герольд, отдаленно похожий на летучую мышь-переростка с головой щуки, вышел вперед и заговорил:
– Внемлите, смертные, словам повелителя Ада! Князь Тьмы вызывает на бой Зелга да Кассара, и пусть их поединок решит исход сражения.
Мощный голос демона-герольда катился по полю громовыми раскатами, и Зелг постучал по шлему, потому что у него заложило уши. Это не помогло, но принесло некоторое удовлетворение, ибо он сделал все, что мог. Откровенно говоря, герцог не думал, что ему удастся пережить бой с Сатараном Змееруким, а потому мелочи его уже не волновали.
Он отрешенно рассматривал равнину, на которой ему предстояло драться со всемогущим демоном, и с каждой минутой она нравилась ему все больше. С одной стороны – прозрачная река, с другой – милый лесок, взбегающий на холмы. Большое открытое пространство, усыпанное цветами. Вполне подходящее место для вечного упокоения. Осталось только придумать какую-нибудь надпись потрогательнее для надгробного камня да сразиться с Сатараном – и дело сделано.
Некромант как раз представлял себе, какие теплые, добрые слова скажут над его могилой безутешные друзья, когда в грезы бесцеремонно вторглась реальность.
– Внемлите, смертные, воле владыки Преисподней! – снова загрохотал герольд. – Сатаран Змеерукий, Карающий Меч Князя Тьмы, будет его шуйцей и десницей в этом поединке.
– Надо упосылать меня противной стороной. – Карлюза решительно подергал Зелга за плащ. – Верхом на осле непоразим есть.
– Это исключено, – ответил будущий павший герой.
– План имею, – поделился Карлюза. – Наскакиваю, наношу смертоносный укусам в куда-нибудь и ускакиваю.
– Исключено. Хотя и гениально.
– Пинаю ословыми копытами по инициативе осла, – соблазнял Карлюза. – Очень неприемлемо для творческих и демонических натур.
– Я уже все решил.
– Прекрасно выглядите, мессир, – возник рядом с Кассаром страшно довольный Архаблог. – Все демоны поставили на ваше сокрушительное поражение. Вся кассарийская армия – на вашу победу. Ставки огромные. Помните – материальное благополучие ваших воинов теперь в ваших руках. На вас с надеждой взирают финансово заинтересованные жены и матери. К вам тянут крохотные ручонки прожорливые младенцы…
– ?!!
– Знали бы вы, во сколько обходится среднему гражданину вырастить одного сладкоежку, вы бы заплакали, мессир. Вы не можете проиграть. Мы в вас верим.
Честный ребенок любит не папу с мамой, а трубочки с кремом.Надо сказать, что сия торжественная речь не столько взбодрила, сколько обескуражила бедного некроманта, у которого – по мнению его домоправителя – было гипертрофированное чувство ответственности, усугубленное чересчур живым воображением. Перед его мысленным взором тут же возникли сотни младенцев, орущих в своих стареньких колыбельках, и только титаническим усилием воли Кассар принудил себя не удариться в бега. Ему срочно требовалась мощная поддержка старших, более опытных родственников.
Дон Аминадо
Он покрутил головой, но более опытных родственников в поле зрения не оказалось. Мало того что их можно было сосчитать по пальцу одной руки, так еще и этот единственный блистал своим отсутствием.
– Где же дедушка? – огорченно спросил Зелг. – Хоть бы сказал какое-нибудь толковое напутствие. Попрощался бы, не исключено, что и в последний раз.
– Какое тебе нужно напутствие? – пожал плечами равнодушный к чужим страданиям вампир, чью совесть не обгладывали голодные младенцы. – Пойди победи и возвращайся обратно. Тут скоро дел будет по горло.
– В том случае, если я не вернусь…
– И слышать не желаю! – рявкнул Мадарьяга. – Бегом на поле брани! Как это говорится – пришел, убил, пограбил и к своим. И чтобы никакого самопожертвования!
– В том случае, если вы уже не вернетесь, – по-журналистски решительно подлетел к герою Бургежа, – попрошу несколько слов для читателей и благодарных потомков. Помните, это ваши последние слова – они должны быть значительны. Чтобы мне не стыдно было напечатать их в своем издании.
Герцог задумался. Он желал быть достойным журнала «Сижу в дупле». А задумавшись, не заметил, как нечто круглое, пуховое и возмущенное до глубины души было схвачено князем ди Гампакортой и одним метким броском отправлено в глубокий тыл.
Пока Зелг размышлял над последней в своей жизни фразой, добиваясь остроумия, мудрости и оригинальности, в стане врага появились первые признаки смятения.
Дело в том, что после третьего сигнала адского рога должен был восстать посреди поля битвы великолепный Сатаран. Как раз сию минуту его огромное тело, казалось, отлитое из черной бронзы безумным скульптором, должно было эффектно появиться из-под земли, как полагается особе его происхождения – сплошь в сверканиях молний и клубах ядовитого серного дыма.
По замыслу придворного распорядителя церемоний, мелкого беса Алекса Редса, чье живое воображение помогло ему сделать головокружительную карьеру в Преисподней, уродливая голова адского вельможи с неподвижно глядящим алым глазом вот-вот должна была показаться из густого желтого тумана, который постепенно таял под порывами свежего ветра, дующего от реки.
Должна была. Но упорно не показывалась.
Всегда приятно не прийти туда, где тебя ждут.Напрасно бесы, выбиваясь из сил, лупили билами в черные громадные барабаны, стоящие на повозках, запряженных безголовыми бегемотами. Напрасно трубили крылатые герольды, выдувая из своих горнов истошные стоны и вопли. Совершенно безрезультатно выкрикивали его имя легионы. И белые молнии совершенно зря ударяли в многострадальную равнину с неба, спешно затянутого черными тучами. И упомянутый выше серный дым тоже ни на что не пригодился, разве что заставил закашляться нескольких шеннанзинцев да произвел неизгладимое впечатление на трепетного Мардамона. В остальном же ситуация сложилась аховая: могущественнейший из демонов, Карающий Меч Князя Тьмы, Сатаран Змеерукий исчез.
Оскар Уайльд
Напрасно метались в поисках его крылатые посланцы; адские провидцы безуспешно обшаривали небо, землю и геенну огненную – лорд-маршал будто растворился в пространстве. И лишь одно существо могло пролить свет на эту страшную тайну – Узандаф Ламальва да Кассар.
Возможно, образованный читатель знает, что долг чести – превыше всего. В каком-то смысле это самое сильное и безотказное секретное оружие, если ты имеешь дело с азартным, но по-своему благородным игроком. Мудрая мумия блестяще использовала все возможности этого оружия в борьбе против непобедимого Сатарана.
Успешно опробованный на его сородичах «научный подход», принесший Узандафу не только внушительную сумму, но также и право на беспошлинный перелет и диплом доктора горгульского университета в Кисякисах, оправдал себя и на сей раз.
Сатаран Змеерукий как раз маялся от скуки в ожидании своего триумфального выхода и размышлял о том, что все однообразно и пресно в этом однообразнейшем и преснейшем из миров. Никакого интереса жить – все известно и расписано заранее. Вот сейчас он выйдет к своему обреченному противнику, которого прежде и в глаза не видел, ухлопает его во славу повелителя; возможно, немного поучаствует в кровавом сражении – и снова под землю, в обрыдлые огненные чертоги, кто знает на сколько веков. Дело в том, что Сатаран достиг такой степени могущества, что неписаные Законы запрещали ему выходить на поверхность чаще чем один раз в пять веков и дольше чем на двенадцать часов, ибо в присутствии существ, подобных ему, мир безудержно менялся. А это нарушало Равновесие.
Лорд-маршал Преисподней никому не мог признаться в том, что давно истосковался по экстриму, по тем временам, когда было чем рисковать, что терять и чего добиваться. Адская карьера была сделана, и теперь он тихо ненавидел и это Равновесие, и однообразие скучной жизни; он зевал и грустил в ожидании сигнала к сражению, когда перед ним нарисовалась хитро улыбающаяся мумия в халате, пантуфлях и под зонтиком и завлекательно потрясла какой-то странной коробочкой.
– Развлечься не желаете? – спросила она. – Другими словами – не дай себе засохнуть.
– Что у вас там? – уточнил лорд-маршал.
– Тараканьи бега, – не утаила мумия. – Лучшие тараканы-зомби с конюшен Узандафа да Кассара.
– Узя, вы, что ли? – выдохнул демон. – То-то я смотрю – фас неузнаваемый, а профиль знакомый. Конечно, давайте сыграем. А на что?
Здесь Узандаф изложил ему свой гениальный план, и Сатарану показалось, что жизнь заиграла новыми красками. В случае проигрыша ему пришлось бы докладывать Князю Тьмы, что он не может выступить в поединке против кассарийского некроманта, что сразу придало всему смысл и утраченную давно остроту ощущений.
* * *
Сражение выигрывает тот, кто твердо решил его выиграть.Туман давно рассеялся, тучи утекли куда-то на север, день снова стал солнечным и ярким.
Лев Толстой
Архаблог вышел на равнину, где должен был состояться поединок между Сатараном Змееруким и Зелгом да Кассаром и где одиноко вздыхал только последний, в багровых доспехах, что-то мучительно напоминавших повелителю Ада, и, откашлявшись, объявил:
– Властью, данной мне чесучинским губерхером, объявляю, что в связи с неявкой на поле боя участника поединка Сатарана Змеерукого, полномочного представителя владыки Преисподней, Князя Тьмы и прочая, прочая, прочая, именуемого в дальнейшем «и прочая», победа присуждается Зелгу Галеасу да Кассару. «И прочая» объявляется проигравшей стороной со всеми вытекающими отсюда выплатами по ставкам. Выплаты будут производиться по окончании сражения. Попрошу фанфары и приветственные крики в честь победителя.
Фанфары послушно грянули.
Князь Тьмы не поверил своим ушам.
– Что там происходит? – прошипел он, наклоняясь к своему адъютанту.
– Виноват, больше не повторится!
– Этот червяк сказал, что я проиграл поединок?!
– Не вы, мой повелитель. Сатаран – в связи с неявкой.
За неудачи всегда оправдывается заместитель.– Отправляйся к этому жалкому человечишке и скажи ему, что я обещаю ему тысячи лет адских мучений, если он немедленно не возьмет свои слова обратно.
Правило Шермана