– Сейчас он обернется каким-нибудь монстром, – сказала Гризольда, с тревогой наблюдая за бесконечными перевоплощениями Зелга. – Вот вам будет и правда жизни, и последний день Липолесья, и отпевальный конкурс. Всюду успеем.
   – А что с ним такое? – заинтересовался маркиз Гизонга. – Мессир Зелг как-то неожиданно переменился в лице.
   Кассар как раз стянул с головы шлем, и над панцирем Аргобба торчала неописуемая морда твари, от которой шарахнулись бы самые пропащие обитатели адской бездны.
   – Что значит – этикет, – похвалил Такангор. – Нет чтобы сказать – «дрянь какая», или же «вот это харя». А так нежно, деликатно – «переменился в лице»… Маменька бы одобрили… Да, я тоже хотел бы знать, что с ним такое? Чего он так переменился?
   – Золотое пламя Ада смешалось с черной кровью некромантов, яд Бэхитехвальда – с голубой водой Караффа, – пояснила Гризольда. – А большего не знает никто.
   – Он умрет?
   – Надеюсь, нет.
   – Мы умрем?
   – Надеюсь, нет.
   – А конкретнее?
   – А конкретнее – караул!!!
 
* * *
 
   Будущее уже не то, что было раньше.
Поль Валери
   Далеко от Липолесья, в библиотеке кассарийского замка внезапно открылась Книга Каваны. Она распахнулась ровно посредине, и абсолютно чистый, слегка желтоватый плотный лист стал заполняться ровными строчками, будто некий невидимый летописец спешил запечатлеть события на память грядущим столетьям.
   Но спал тяжелым беспробудным сном ушастый эльф Залипс Многознай; похрапывали гномы, мороки и библиотечные духи. И даже тревожная тень самой любопытной возлюбленной Дотта – той, что с кинжалом в спине, – тосковала по своему кавалеру в тени парковых аллей.
   Никто не видел этих огненных, мгновенно проявляющихся и тут же исчезающих рядов букв. Никто не прочитал нового пророчества Каваны…
 
* * *
 
   Когда встречаются два странных человека, один из них всегда неправ.
   – Ты не так прожил мою жизнь, – сказал ребенок. – Я разочарован тобой.
   – Это не твоя жизнь, а моя.
   – Это наша жизнь. Ты многого мог достичь. А кем ты стал?
   – Человеком.
   – Нашел чем гордиться, когда Кассария покорилась тебе.
   – Не покорилась, дитя, – признала.
   – Какая разница?
   – Огромная. Я люблю ее, а она любит меня.
   – С таким козырем на руках ты мог бы подчинить себе весь обитаемый мир, а ты не завладел даже Тиронгой.
   – Зачем тебе Тиронга? Тебе следует думать об игрушках.
   – Глупец!!! Ты все еще не наигрался! Может быть, займешь мое место? Что-что, а игрушки тебе туда принесут. Серьезно, Зелг, давай соглашайся. Из нас двоих ты будешь чудесным ребенком, а я тем повелителем Кассарии, которого она ждала веками.
   – Ты прав, что я глупец. Зря я отпер двери. Ты должен был оставаться в темнице. Ты мне не нравишься, дитя.
   – Я – это ты. Полноценный ты. Ты сам запер меня в этой неприступной крепости, сам поставил Стражей и сам приказал себе все забыть, потому что боялся меня. Боялся себя!!!
   – Не зря ведь боялся.
 
* * *
 
   Говорят, что судьбу кассарийского некроманта должен был решать слуга Павших Лордов. Но…
   Долгожданный мир был заключен прямо на кассарийском поле, когда Князь Тьмы грустным голосом зачитал заявление о полной и безоговорочной капитуляции адских войск.
   – И с этого знаменательного момента они – наши лучшие друзья, хотим мы того или нет, – подытожил он.
   Потрепанные легионы его подданных с пониманием внимали. Такой чрезвычайной сговорчивости демонов предшествовали несколько ключевых моментов.
   Во-первых, обнаружив, что один из его вернейших слуг, Намора Безобразный, не достиг успеха на правом фланге, повелитель ада поинтересовался, а почему, собственно.
   Адъютант замялся.
   – Князь Намора сменил ориентацию, – признался он после длинной и неловкой паузы.
   – В каком смысле?
   – В том, что он переметнулся на сторону противника.
   – Предатель!
   – Не совсем. Он обрел там свое семейное счастье.
   – Где?
   – На стороне противника.
   – Вот беда, – вздохнул владыка. – Но если задуматься о великолепной Нам Као…
   – То лучше о ней не задумываться, – быстро сказал Тамерлис. – Не люблю, когда меня гнетут тяжкие думы.
   – Да, – признал адъютант. – Нет прощения предателю Наморе, но понять его можно.
   – Положим, – согласился Тамерлис. – Но если мне не изменяет зрение, то могучий Флагерон тоже отчего-то нападает на своих.
   – Истинно так, – подтвердил Каванах Шестиглавый. – Мне только что доложили. Большое горе. Я потерял одного из своих лучших гвардейцев.
   – Что с ним?
   – Сменил ориентацию.
   – Тоже переметнулся на сторону противника?
   – Хуже того, влюбился во вражеский халат. Заметьте, без взаимности.
   В этот момент Князь Тьмы понял, что утратил контроль над происходящим, а это и есть настоящее поражение. Все остальное – только его материализация.
   Так что ни повторный визит Птусика, переполошивший его телохранителей; ни трогательное предложение Мардамона пожертвовать золотой трон на переплавку для возведения лучшей в мире пирамиды его, Мардамона, имени; ни появление двух милых троглодитов с одним невоспитанным ослом в поводу, щебечущих о своем на непонятном языке, уже не могли его удивить.
   Князь Тьмы понял, что попал в некий странный мир, действующий по совершенно иным законам. В мир, где всей его власти не хватило для того, чтобы разобраться с одним безумным летучим мышем, не говоря уже о победе в войне. В мир, где неукротимая мощь адского пламени не имеет значения; где какие-то вредоносные силы то и дело воруют у него из-под носа напитки; и где правят бал веселый рыжий минотавр с папенькиным боевым топором да мрачный, недружелюбный тролль с бормотайкой.
   В довершение всех бед приземлился на подлокотник его трона тот самый черный халат с синими глазками и вопросил:
   – Пульс пощупаем?
   – Гррр-рр, – сказал Князь.
   – Дожили… – Доктор Дотт потрепал его за оттопыренное ухо. – Даже рявкнуть как следует не в состоянии. Вот вам мой дружеский совет: сворачивайте это бездарное предприятие и – отдыхать. Баиньки то есть. Потому что здоровье, как говорится, не купишь. Бамбузяки накапать?
   – Травите? – печально осведомился Князь.
   – Ни-ни. Проявляю человеко, то есть в вашем случае демонолюбие и милосердие. На вас же без слез смотреть нельзя.
   – Правда?
   – Чистая, как слеза феникса.
   – А мне никто не говорил.
   – А кто вам скажет? Вы же сразу «хвать» – и готово. Все жить хотят.
   – А вы?
   – А я чем хуже? Я, когда был жив, тоже хотел. И прекрасно понимаю ваших подданных.
   И доктор недовольно поцокал языком.
   – Что? – встревожился Князь. – Плохо?
   – Да чего уж хорошего? Вот понервничаете еще часок, и получится то же, что с мессиром Зелгом.
   – А что с ним? – навострил уши демон.
   – Да вон он клубится посреди равнины. Сам на себя не похож. Сейчас прибудет сюда, истреблять всех и каждого.
   Князь Тьмы посмотрел туда, куда указывал рукав халата, и обмер. Багровое до черноты клубящееся облако разрасталось на глазах. Оно вовсе не казалось бесплотным, как привычные всем облака, и даже не таким осязаемым, как материя, из которой состоял Папланхузат и его любимые жены. То была глыба истинного мрака – того самого, коего так боялся Форалберг и о власти над которым мечтал сам повелитель Ада.
   – Что это с ним? – спросил он, ужасаясь увиденному.
   – Разозлился, – пояснил добрый доктор. – Вот и Мардамон не даст соврать.
   – Жаждет жертв, – подтвердил жрец, измеряя веревочкой левую руку владыки Преисподней. – Иди, говорит, Мардамон… Это он мне говорит… Иди и без достойной жертвы не возвращайся.
   – А отчего так взволнован достойный Узандаф да Кассар?
   – За вас тревожится. Он Зелгу – пора войну заканчивать и по домам. Ужин, дескать, скоро, а у нас на руках два некормленных минотавра да два голодных хряка. Это же просто конец света будет. А Зелг ему – камня на камне не оставлю, все в порошок сотру и уже тогда вздохну с облегчением. А Узандаф за ваших волнуется – родня как-никак. Не хочу вас огорчать, но и это еще не самое страшное.
   – А может случиться что-то еще?
   – Может, когда сюда доберется наша хлебопекарная рота во главе со славным Гописсой. Гописсу знаете?
   – Нет.
   – Счастливец. Вот лучше и оставайтесь в неведении, – мурлыкнул Дотт, одним махом внося доброго трактирщика в список самых почитаемых монстров Ниакроха.
   Князь еще раз бросил быстрый взгляд на Зелга, на мечущуюся в обозе мумию, на спешащего к хозяину Думгара и крикнул:
   – Герольдов ко мне! Мы отступаем!
   – Приятно иметь дело с разумным существом, – похвалил его добрый халат. – Правда, Мардамон?
   – А как же жертва?
   – Не тереби мессира, – строго сказал Дотт. – Пошли. Я тебе подберу что-нибудь подходящее.
   – Да?
   – Я когда-нибудь обманывал твои ожидания? Скажи мессиру «до свидания» и не морочь ему голову. Всего доброго, ваше величество.
   – До свидания, – с неимоверным облегчением выдохнул Князь. – Большое вам спасибо.
   А про себя подумал, что вполне логично влюбиться в этот достойный халат с прекрасными синими глазами.
 
* * *
 
   Агапий Лилипупс соображал на редкость быстро.
   Он сразу уловил связь между непонятными знаками, которые из последних сил подавал ему Узандаф да Кассар, удивительными переменами во внешности молодого некроманта и решительным броском, который совершил в сторону последнего демон Бедерхем.
   В обычной ситуации Зелг не смог бы оказать Бедерхему достойного сопротивления. С одной стороны, у них была разная квалификация. С другой – герцогу помешало бы университетское воспитание. Но в эту минуту сознание Зелга да Кассара находилось довольно далеко от Липолесья – в голубом замке на вершине горы. И сражение, которое он вел в этой крепости, было страшнее того, в котором он только что принимал участие.
   Одна часть его разума и души рвалась на волю. Она хотела явить себя миру во всем блеске и величии. Но другая отчаянно сопротивлялась. Зелг откуда-то знал, что может причинить массу хлопот и неприятностей своим друзьям, если поддастся этому искушению.
   Трудно бороться с самим собой. И очень раздражает, если кто-то неделикатно вмешивается в процесс, отвлекая на пустяки.
   Некромант только отмахнулся от назойливого демона, не желая причинить тому вреда, но Бедерхем оказался отброшен назад к обозам и впечатался в телегу с запасными щитами с такой силой, что щиты со свистом вознеслись к облакам.
   – Обращаю внимание на климат, – флегматично заметил Лилипупс. – Падают осадки в виде щитов и прочее.
   – Что? – изумился Галармон.
   – Голову берегите.
   – Он перевоплотился, – выдохнул Бедерхем, когда взволнованная мумия добежала до него. – Я боюсь причинить ему вред. И боюсь, что он причинит вред мне. Нужно звать Гампакорту с Мадарьягой и Такангора.
   – Сейчас пошлю Гризольду.
   – И побыстрее. Кто знает, сколько он еще продержится. Мальчик и так совершает настоящие чудеса.
   Словом, тролль понял, что герцог да Кассар как бы не в себе и старшие по званию не знают, как удалить его с поля боя. Лилипупс немного обиделся, что к нему не обратились за советом. Кто, как не он, лучше всех усмирял пьяных капралов и зарвавшихся аздакских великанов; кто выносил из трактиров разгулявшихся полковников с их героическими подчиненными и укладывал ровнехонькими рядами? Впрочем, настоящий солдат не ждет, когда его персонально попросят о помощи. Бескорыстное служение отечеству – вот его девиз. И Лилипупс замахал Кехертусу.
   – В чем дело, дорогой мой? – спросил паук. – Мы с дядей Гигапонтом хотели послушать речь Князя.
   – А что он говорит?
   – Сдается. Но очень достойно и трогательно. Хороший оратор. И вам рекомендую…
   – Некогда. Есть дело.
   – Какое дело? Вы что, не знаете? Война уже закончилась. Мы победили.
   – Если вы мне сейчас не поможете, она снова начнется, – твердо пообещал Лилипупс.
   – Что я должен делать? – только и спросил Кехертус.
   – То же, что и всегда. Только очень тщательно.
   – Не понял.
   – Ничего. Сейчас вам все станет ясно.
   И в ту минуту, когда над латами Аргобба снова возникла чудовищная морда неизвестной науке твари, бригадный сержант, точно прицелившись, шмякнул бормотайкой по ее темени.
   – Ать! – сказал Зелг и осел на землю.
   Никакое волшебное заклятие не подействовало бы на него с такой же силой. Эффект от бормотайки случился чрезвычайный. Он пришел в себя, взял себя в руки и спешил поведать об этом всем лично заинтересованным, но не учел важного фактора.
   Увидев знакомое, хотя и слегка перекошенное лицо мессира, тролль обрадовался. А вот поняв, что герцог еще пытается говорить, напротив, огорчился. Обычно фокус удавался с первого раза. И тут было задето его профессиональное самолюбие.
   Со словами «крепкий человеческий материал» он ударил вторично. Этого удара не выдержал бы никто – ни Князь Тьмы, распинающийся сейчас о дружбе между народами и добрососедских отношениях; ни Судья Бедерхем, выковыривающий остатки телеги из зубов; ни зверь Ламахолота, пытающийся опознать в Алгерноне Огнеликом настоящего ученого…
   Зелг охнул и потерял всякое сознание – и свое, и то, второе, терзавшее его еще минуту назад.
   – Пакуйте! – скомандовал Лилипупс, и Кехертус с невероятной скоростью заработал лапами.
   Когда Такангор с Гампакортой подбежали к своему господину, он ничем не отличался от прочих тючков с кассарийским имуществом. Разве что с почетом лежал на отдельной повозке под неусыпным присмотром дедушки и собственной феи.
 
* * *
 
   Газета «Королевский паникер», № 161
 
   НОВОСТИ ДНЯ
   Сплетни и комментарии
   Одной из главных сегодняшних новостей стало сообщение газеты «Быбрыкым» о том, что в проливе Ака-Боа были потоплены семь иностранных кораблей, пытавшихся миновать Амариф без уплаты положенной пошлины. В последнее время подобное поведение сходило мореплавателям с рук, однако вчера вечером ситуация кардинально изменилась. Невесть откуда налетевший ураган в щепки разбил торговые корабли Гриома и Тифантии – по странному совпадению, самых злостных неплательщиков. Остальные суда были отнесены штормом в море Мыдрамыль, далеко от караванных путей, где их сегодня и обнаружили амарифские маги. Очевидцы отмечают невиданную грозу, сопровождавшуюся невероятными молниями.
   Сегодня же утром к храму Попутного Ветра потянулась вереница жрецов и верующих со щедрыми дарами. Официальный Багдалил объявил нынешний день Днем национального возрождения. По этому поводу в столице Амарифа наблюдаются массовые празднества и гулянья.
   Папланхузат вернулся?!
 
   К вашим услугам! «Мардамон и бестии».
   Ритуальные и погребальные танцы. Отпевальные вечера.
   Спешите к нам!
   Не проходите мимо!
 
   Не менее занимательны новости из нашей столицы. Сегодня все газеты Тиронгии сообщили о помолвке мадам Мумезы Зутпемеи и адского Наморы Безобразного. Счастливая невеста является капралом кассарийских войск, заслуженным героем нескольких славных кампаний. Жених, как вы понимаете, демон. И вполне оправдывает и свое имя, и свой титул. Дата свадьбы пока что не определена.
 
   Богатеем вместе!
   Прикоснись к счастью – купи адскую облигацию!!!
   Продажа на любых условиях.
 
   Ажиотаж на рынке магических товаров и услуг. Значительно подешевели услуги демонов-убийц, демонов-воров, магов и прочих. Специалисты растерянно объясняют резкое понижение цен сезонными скачками, однако сие объяснение представляется нам неубедительным. Представители геенны огненной хранят единодушное молчание.
 
   Лауреат Пухлицерской премии, всенародно любимый Бургежа неожиданно выступил в поддержку института военной цензуры и горячо одобрил действия генерала Топотана в ходе Липолесской кампании. Выход специального выпуска журнала «Сижу в дупле» с уникальными материалами о ходе войны между адом и Кассарией откладывается на неделю.
 
   «Пасека на колесах» предлагает вашему вниманию!
   В продажу поступили модные этим летом продольно-полосатые пчелы.
 
   Еще одна сенсация! Генерал Такангор Топотан и генерал Ангус да Галармон были замечены нашим корреспондентом в кофейне «Гурмасик» в компании очаровательной дамы-минотавра. Нам удалось выяснить, что это и есть отважная рыцарственная дама Цица, которая командовала правым флангом кассарийских войск в битве при Липолесье. Генералы от комментариев воздержались.
 
   Лучший подарок молодоженам!
   Набор заводных детей.
 
   И в самом конце этого обзора «Королевский паникер» задает вопрос, который терзает каждого мыслящего гражданина Тиронги. Отчего до сих пор не объявлено празднование победы нашего кассарийского кузена над адскими супостатами? Отчего его величество Юлейн еще не выступил с поздравительной речью? Почему газеты ничего не пишут о триумфальном возвращении победителя в родовое гнездо?
   Что происходит в Кассарии?

ЭПИЛОГ

 
   За кефир отдельное спасибо всем.
М. Жванецкий
   Кровать тряслась, подпрыгивала и ходила ходуном.
   Это было странно, если вспомнить, что необъятное высокое ложе весило столько, что в спальню его в свое время втащили исключительно при помощи магических заклинаний. Теперь же оно скакало, будто утлая лодчонка в бушующих волнах, и Зелг получил отличную возможность досконально и поэтапно разобраться в том, как развивается морская болезнь.
   Он попытался ухватиться руками за края постели, чтобы придать себе хоть немного устойчивости, но его ожидало жестокое разочарование. По каким-то таинственным причинам руки его не слушались. Складывалось впечатление, что они намертво приклеены к бокам, и он не мог пошевелить даже мизинцем. Герцог удивился и предпринял попытку номер два: теперь он желал подвигать ногами. Ноги отказались повиноваться ему с той же непочтительностью, что и собственные руки, и он на них обиделся.
   – Люли-люли, – произнес кто-то нежно.
   Постель, между тем, заштормило так, что Зелга кидало из стороны в сторону, и он испугался, что сейчас слетит с нее на пол.
   Голова утопала в подушках. К тому же какой-то умник додумался по самый подбородок укутать его во что-то мягкое, пушистое и жаркое. (Впоследствии выяснилось, что это шесть самых теплых зимних одеял, которые только смогли отыскать в замке.) Молодой некромант обливался потом, задыхался и – что показалось ему наиболее отвратительным – не мог произнести ни слова. Челюсти его оказались крепко, хотя и совсем безболезненно стянуты чем-то эластичным.
   Впору паниковать, но сквозь щелочку между ресницами – открыть глаза не мешало ничто, кроме жесточайшей головной боли, которая терзала беднягу с самого момента пробуждения, – он видел смутные силуэты знакомой мебели и расплывающиеся очертания родных лиц.
   Зелг голову бы дал на отсечение (вот, вот он, немного радикальный, зато действенный способ избавиться от невыносимых мучений), что находится дома, в собственной спальне, в окружении близких, и ничто ему не угрожает. Впадать в отчаяние не стоит, однако и успокаиваться нельзя. Что происходит вокруг? Землетрясение? Последний день мира? Демоны вторглись в Кассарию? Но тогда бы слышались какие-то звуки, кроме тихого бормотания дедули, жужжания Гризольды и довольного мурлыканья, которое мог издавать только доктор Дотт, намертво прикипевший к источнику эфира.
   Вот что-то негромко заметил Думгар, а вот послышался и голос Такангора – хриплый и сорванный в битве, но вполне узнаваемый. И довольно спокойный.
   Что же с ним, Зелгом, случилось такое, что он валяется в постели, а все собрались вокруг, как возле смертельно больного? И чем закончилась битва?
   Кассар смутно помнил, как ворвался во вражеские ряды, сея «смерть и разрушение». Ну, во всяком случае, демоны отчего-то выглядели испуганными. Всплывали в памяти отдельные эпизоды – Папланхузат, азартно мутузящий какого-то адского полководца; дикие крики безобразного демона, за которым гонялась по всему полю не менее безобразная демонесса; толпы странных существ, валящих из портала, более похожего на воронку смерча… И внезапный мрак, которому предшествовали снопы искр из глаз и незабываемое ощущение в затылке.
   Его посетили одновременно две мысли.
   Мысль первая: может быть, контузия?
   Мысль вторая: выиграли, что ли?
   – Люли-люли. Птуси-птуси-птуси.
   Тут постель выкинула такое антраша, что несчастный герцог взлетел вместе со своими одеялами и подушками, словно на гребне океанского вала, а затем приземлился обратно, чтобы принять вынужденное участие в дальнейших скачках с препятствиями по пересеченной местности. Шлепнувшись на перину, как беспомощная медуза, выкинутая штормом на каменистый берег, он протестующе замычал.
   – Вот! – ликующе вскрикнул Узандаф, и звуки его голоса болезненным эхом отдались в каждом закоулке бедной Зелговой головы. – Я же говорил – тишина, полный покой и крепкий сон быстро приведут его в чувство.
   Тут волшебным образом челюсти некроманта освободились от стягивающей их повязки, и он хотел было задать первый вопрос, но даже застонать как следует не успел. Могучая сила заставила его открыть рот, и туда хлынула теплая тягучая жидкость, хуже отвратительного запаха которой был только ее омерзительный вкус.
   – Бр-р-р, – изрек герцог, когда у него перестали слезиться глаза и он снова обрел дар речи.
   – Я же говорила, ребенку холодно! – рявкнула Гризольда, пыхая трубкой.
   О, сказочный запах ее табака, которому позавидовал бы любой пиратский капитан, Зелг не мог спутать ни с чем.
   Сверху на страдальца шлепнулось что-то мягкое. Судя по весу – несколько покрывал сразу.
   – Ему нужно тепло и свежий воздух, – настаивала Гризольда.
   Комната утопала в клубах табачного дыма.
   – А может быть, все-таки жертву? – неуверенно предложил Мардамон.
   – У него жар, – авторитетно заявил Дотт, – потрогайте его голову кто-нибудь. Да не ты, Думгар! Да не Мардамона!
   Прозрачный туман на миг коснулся лица некроманта. Затем голос лорда Уэрта Орельена да Таванеля произнес:
   – Ему нужно дать жаропонижающее.
   – Я верю в зелье бабки Бутусьи! – возопил Дотт.
   Больной нуждается в уходе врача, и чем дальше уйдет врач, тем лучше для больного.
   Челюсти Зелга снова разжали, и следующая порция ужасного пойла устремилась в рот. Если бы спросили его мнения, то веру в бабку он стремительно утрачивал с каждой каплей.
   – Тьфу, буль-буль, тьфу! – поделился некромант последними впечатлениями.
   – К нему возвращается сознание, – обрадовался Узандаф. – Он уже адекватно оценивает реальность. Теперь главное – это покой и щадящий режим.
   Кровать запрыгала с удвоенной энергией. Если бы Зелгу сказали об этом минуту назад, он бы просто не поверил. Он до последнего уповал на физические законы, управляющие мирозданием. Но что-то в окружающем пространстве их попросту игнорировало.
   – Ммм-мм, – попытался привлечь он внимание окружающих. – Мм-мм.
   – Ребенок хочет молока, – сразу отреагировала Гризольда.
   – Или музыки, – предположил Узандаф.
   – Узя, какая музыка в его состоянии? Он, конечно, хочет молока.
   – Или мугагского, – высказал мнение Такангор, свято верящий в целебную силу алкоголя.
   – Молоко вредно, – заметил Дотт. – Мугагское еще рано. Не ровен час, снова утратит контроль. А вот немного восстановительного зелья бабки Бутусьи никому не повредит!
   – Нет! – замычал Зелг, отчаянно пытаясь открыть рот.
   – Давайте снимем повязку, – предложила добрая душа. – Он вроде бы больше не опасен.
   – Если что, – буркнул Лилипупс, о присутствии которого герцог до сих пор не догадывался, – бормотайка с нами. Сразу предохраним его спокойствием.
   Теперь Зелг постиг причину своей невыносимой головной боли да внезапного нагрянувшего мрака, и она ему не понравилась.
   – Э-эх, – вздохнул он.
   Что приблизительно означало: «Эх вы, как же вы могли такое со мной учинить, а я-то считал вас друзьями и не ожидал подобного свинства с вашей стороны. От кого угодно ожидал, только не от вас. Вот обижусь и уйду от вас куда глаза глядят – возможно даже, что и на край света. Будете тогда жалеть, но поздно…» Ну и далее по тексту.
   – Шипит? – насторожилась Гризольда.
   – Дышит, – успокоил ее Дотт.
   – Так никто не дышит.
   – Никто не дышит, а он дышит.
   – А почему с таким шипением?
   – Дышит, как может.
   – Но это же ужасно.
   – Я не понимаю, мадам, вы хотите, чтобы он вообще никак не дышал?
   – Милорд ужарился, – раздался у изголовья робкий голосок Карлюзы.
   – А я бы настаивал на приличной, солидной жертве.
   Зелг удивился еще раз. Он всегда знал, что спальня у него просторная, однако даже не предполагал, что настолько. Кажется, тут умудрились собраться все без исключения обитатели замка.
   – А я думаю, нужно пустить ему кровь, – произнес до боли родной голос Мадарьяги.
   Герцог хотел сказать: «Не надо», но у него вышло: «Н-нада».
   – Вот видите, он сам хочет, – возликовал вампир. – И главное, не нужно специально кого-нибудь вызывать.