Уильямс Тэд. Дорога ветров (Орден Манускрипта - 4)

   После короткого перерыва последовала новая тяжба. Мегвин неожиданно для себя заметила, что очень увлеклась работой, хотя темы многих споров нагоняли на нее тоску. За последние несколько недель она почувствовала, как изменилось отношение подданных: теперь они куда больше уважали ее, чувствуя готовность принцессы вслушиваться, понимать и быть справедливой. Глядя на усталых, измученных войной людей, Мегвин все сильнее ощущала великую любовь к ним. Может быть этой любовью она пыталась заглушить в себе непроходящую тоску по графу Эолеру.
   Вечером, уже засыпая, Мегвин вдруг почувствовала, что погружается в темноту, в холодную мрачную бездну, еще более глубокую, чем та пещера, в которой она спала. Сначала она решила, что произошло землетрясение и земля разверзлась под ней, потом подумала, что это всего лишь сон, и только спустя некоторое время поняла - то, что с ней происходит, куда реальнее любого сна и куда фантастичнее любого землетрясения. Нечто подобное испытывала она, когда спала в прекрасном подземном городе.
   Пока эти непаше мысли понобно стае испуганных мышей проносились в голове Мегвин, в окружающем ее мраке появились яркие вспышки желтого света. Они напоминали светлячков или бабочек, а иногда казались похожими на отдалении факелы. Огни вились спиралью, застывая замысловатыми узорами, словно дым чьей-то гигантской трубки.
   Тогда раздался решительный, властный голос.
   - Поднимайся! Ступай на вершину! Час пробил.
   Вдруг она оказалась в окружении прекрасных неземных существ, одетых в платья всех цветов радуги. Их глаза излучали свет, подобный свету юных звезд. Они были легки и изящны, почти прозрачны, как легкие весенние облака. Существа медленно раскачивались, как бы исполняя прекрасный танец цвета и музыки, которая, казалось, исходила от них самих и была похожа на звон тысячи маленьких колокольчиков.
   - Час пробил, - повторил голос, вернее, множество голосов. - Ступай на вершину.
   С этими словами видение растаяло, растворившись в темноте.
   Мегвин проснулась. Огни едва мерцали. Где-то рядом сонно бормотали спящие люди. Она так крепко сжимала в руке камень Джисфидри, что на ладони остался красный след.
   Боги! Они опять звали ее, и на этот раз зов был настойчивым. Они сказали: "Час пробил... Вершина..." Это значит, что Эрнистир будет освобожден. Боги чего-то ждут от нее, иначе они не говорили бы с нее так ясно. "Вершина!" сказала онп себе еще раз и надолго задумалась во мраке пещеры.
   Убедившись, что граф Аспитис не собирается уходнть с палубы, Мириамель подошла к низкой двери и осторожно постучала. Сначала никто не ответил, как будто каюта была пуста, потом раздался тихий голос:
   - Кто это стучит?
   - Леди Мария. Можно мне войти?
   - Заходите.
   Ган Итаи сидела на койке у окна и смотрела на волны.
   - Простите, что отвлекаю вас...
   - Отвлекаешь? От чего? Что за глупости. Дитя мое, сейчас день, и мне совершенно нечего делать. Как же ты могла мне помешать?
   - Не знаю... Я только... - Мириамель умолкла, пытаясь собраться с мыслями. Она и сама-то не совсем понимала, зачем пришла сюда. - Мне обязательно нужно поговорить с кем-то, Гаи Итаи. Я очень напугана.
   Ниски подошла к трехногой табуретке в углу, которая служила ей столом, убрала с нее отполированные морем камни и раковины в сумку и подвинула табуретку к Мириамели.
   - Садись. И ничего не бойся, дитя.
   Мириамель устало провела рукой по лбу, вспоминая, как много ей хотелось рассказать ниски. Она не знала только, что ей уже известно. Похоже, она знает, что на самом деле ее зовут вовсе не леди Мария. Или нет? Пришлось спросить напрямик:
   - Вы знаете, кто я?
   Ниски улыбнулась:
   - Да. Ты леди Мария, благородная леди из Эркинланда.
   Мириамель опешила.
   - Да? - вырвалось у нее.
   Смех ниски шелестел, как сухая трава под порывом ветра.
   - А разве нет? Ты многим называла это имя. Но если ты спрашиваешь у Ган Итаи; как тебя зовут на самом, деле, то я скажу: зовут тебя Мириамель, и ты дочь Верховного короля.
   - Значит, вы знаете?
   - Кадрах сказал мне. Да я и сама догадывалась. Однажды я видела твоего отца. Ты похожа на него.
   - Я... Вы... - Мириамель совсем растерялась. - Что вы хотите сказать?
   - Твой отец встречался на этом. корабле с Бенигарисом два года назад. Тогда Бенигарис был только сыном герцога. Это Аспитис устраивал ту встречу. С ними был еще лысый колдун, - Ган Итаи провела рукой по волосам.
   - Прейратс, - ненавистное имя искривило губы Мириамели.
   - Да, это был он.
   Ган Итаи выпрямилась, вслушиваясь в какие-то далекие звуки, и снова повернулась к гостье.
   - - Я редко запоминаю имена тех, кто бывает на этом судне, но тогда Аспитис называл мне всех своих гостей, как мои дети повторяют скучный, но хорошо выученный урок.
   - Ваши дети?
   Ниски улыбнулась и кивнула.
   - Конечно. Я уже двадцать раз как прабабушка.
   - Я никогда не видела детей ниски.
   - Насколько я знаю, ты только по происхождению южанка, а росла в Меремунде. Там ведь есть маленький Городок ниски, ты никогда не бывала в нем?
   - Мне не позволяли.
   Ган Итаи покачала головой.
   - Бедняжка. Жаль, что ты не видела этого чудесного города. По нынешним временам это большая редкость. Нас стало гораздо меньше, чем раньше, и никто не знает, что будет с нами завтра. Моя семья - одна из самых многочисленных, и кроме нас есть еще только десять родов - всего десять от Абенгейта до Наракси и Хача. Это так мало! - Она снова печально покачала головой
   - Скажи, Ган Итаи, когда отец и те двое были здесь, о чем они говорили, что обсуждали?
   - Они беседовали о чем-то, но я не могу тебе сказать о чем. Это было ночью, а я провожу ночи на палубе с моим морем и моими песнями. Не мое дело следить за хозяевами. Я делаю только то, для чего рождена. Я пою морю.
   - Но ты же принесла мне письмо от Кадраха, - Мириамель оглянулась, убеждаясь, что дверь плотно закрыта. - Вряд ли бы это понравилось графу Аспитису.
   Глаза ниски гордо блеснули:
   - Это правда, но я не причинила никакого вреда кораблю. Мы, ниски, свободный народ.
   Взгляды принцессы и ниски встретились. Мириамель первой отвела глаза:
   - Меня вовсе не интересовали их разговоры. Я вообще устала от людей, они скучны мне. Я хотела бы спрятаться куда-нибудь и долго-долго оставаться одна.
   Ниски внимательно посмотрела на нее и промолчала.
   - Не могу же я вплавь одолеть пятьдесят лиг открытого моря! - Сознание того, что она пленница на этом корабле, было таким мучительным, что последние слова принцесса почти выкрикнула. - Если бы мы только проплывали мимо какой-нибудь земли... Вы знаете курс корабля?
   - Мы пристанем у одного из островов в заливе Ферракоса - у Спента или Ризы, точно сказать не могу - это знает только Аспитис.
   - Может быть мне удастся убежать? Хотя вряд ли - скорее всего за мной будут следить. Скажите, а вы когда-нибудь покидаете корабль?
   Ган Итаи мота взглянула на принцессу.
   - Редко. Но на Ризе есть семья ниски - Тинука'и. Я навещала их один или два раза. А почему ты спросила?
   - Если бы вы сошли на берег, то могли бы передать мое письмо дяде Джошуа...
   - Я могу сделать это, но скорее всего такое письмо не дойдет. Мы не можем полагаться на удачу.
   -Что же делать? Я понимаю, что это вряд ли имеет смысл, но больше мне ничего не приходит в голову. - Слезы катились по ее щекам, и Мириамель раздраженно смахнула их. - Даже если все это бесполезно, я ведь все равно должна попытаться, правда?
   Ган Итаи обняла ее за плечи.
   - Не плачь, дитя. Мы найдем какой-нибудь выход. Может быть, твой спутник знает, кому нужно передать письмо, чтобы оно дошло? Мне показалось, что он очень мудрый человек.
   - Кадрах?
   - Да. Ему ведомы даже истинные имена детей Навигатора.
   В ее голосе была гордость и уверенность, как будто нет лучшего доказательства мудрости, чем знание имен ниски.
   - Но как... - Мириамель осеклась. Конечно же Ган Итаи знает, как найти Кадраха. Ведь это она передавала от него письмо. На самом деле Мириамель не была уверена, что так уж хочет видеть монаха - слишком много зла он причинил ей.
   - Пойдем. - Ган Итаи вскочила с постели легко, как совсем маленькая девочка. - Я отведу тебя к нему. Через час ему принесут обед. а до этого у нас будет достаточно времени, чтобы поговорить с ним. Ты сможешь в случае необходимости быстро подняться наверх? Твое платье не очень-то приспособлено для этого.
   Ниски подошла к стене, тонкими пальцами подцепила одну из досок и потянула ее на себя. К изумлению Мириамели доска легко поддалась. На ее месте оказалась дыра, через которую был виден темный проход.
   - Куда он ведет? - спросила принцесса.
   Ган Итаи пролезла через щель, и теперь девушке были видны только ноги и подол платья.
   - Это потайной ход. По нему можно очень быстро попасть в трюм и на палубу. Нора ниски, вот как его называют.
   Мириамель заглянула в щель. У противоположной стены крошечной каморки стояла лестница. У самого потолка, по обе стороны от лестницы тянулся узкий и низкий коридор.
   Нагнувшись, принцесса пролезла в щель и вслед за Ган Итаи начала подниматься по лестнице. Вскоре свет из каюты ниски перестал освещать им путь, и все погрузилось в кромешную тьму. Только по шороху платья Мириамель догадывалась, что Ган Итаи все еще рядом. Проход был таким низким, что приходилось ползти на четвереньках, и принцесса подобрала длинную юбку. Огромные корабельные доски усиливали эхо, казалось, что их проглотило огромное морское чудовище и теперь они ползут по его желудку.
   Пройдя примерно двадцать локтей. Ган Итаи остановилась. Ее платье коснулось лица Мириамели.
   - Осторожно, дитя.
   Среди мрака блеснула тонкая подоска света - это Ган Итаи сняла очередную панель. Заглянув внутрь, ниски потянула за собой Мириамель. После глубокой тьмы, в которой они только что находились, трюм казался светлым и солнечным местом.
   - Тише, - шепнула Ган Итаи.
   Трюм был завален мешками и бочками, связанными вместе, чтобы они не перекатывались с места на место при качке. У одной стены лежал монах. Казалось, его тоже связали, чтобы не повредить во время шторма. Две длинные цепи сковывали его ноги и запястья.
   - Ученый! - прошипела Ган Итаи.
   Голова Кадраха оторвалась от лежанки. Его движения были такими же медленными и неуверенными, как движения побитой собаки. Голос его был хриплым и усталым:
   - Это ты?
   Сердце Мириамели учащенно забилось. Милостивый Эйдон, взгляни на него! Скован по рукам и ногам, словно дикий зверь!
   - Я пришла поговорить с тобой, - сказала Ган Итаи. - Тебе скоро принесут обед?
   - Вряд ли. Они не торопятся накормить меня. Скажи лучше, ты передала мою записку... леди?
   - Да, и она пришла сюда, чтобы повидаться с тобой.
   Монах замер и медленно поднес руки к лицу.
   - Что? Ты привела ее сюда? Нет, нет, я не хочу ее видеть.
   Ган Итаи подтолкнула Мириамель вперед.
   - Он очень несчастен. Говори с ним.
   - Кадрах? - дрожащим голосом спросила принцесса. - Что они с тобой сделали?
   Монах соскользнул по стене, превратившись в комок призрачных теней. Глухо звякнули цели.
   - Уходите, леди. Я не могу смотреть на вас и не хочу, чтобы вы на меня смотрели.
   - Говори. - Ган Итаи снова подтолкнула принцессу.
   - Мне жаль, что они так поступили с тобой, - сказала Мириамель, и слезы снова подступили к ее горлу. Девушка едва сдерживала рыдания. - Что бы ни произошло между нами, я никогда не могла бы пожелать тебе таких мучений.
   - Ах, леди, этот мир так жесток и беспощаден! - В голосе монаха тоже звучали слезы. - Вы должны принять мой совет и бежать. Пожалуйста!
   Мириамель устало покачала головой, но потом поняла, что он не видит ее в тени крышки люка.
   - Как, Кадрах? Аспитис не спускает с меня глаз. Ган Итаи сказала, что сможет передать мое письмо кому-нибудь, кто переправит его... но кому? Я не знаю, где дядя Джошуа. Родственники моей матери в Наббане предали меня. Что же делать?
   Темная фигура Кадраха медленно приподнялась.
   - В "Чаше Пелиппы", леди, может оказаться человек, который поможет вам. Я, кажется, упоминал об этом в письме, - голос монаха звучал не очень уверенно.
   - Кому я могу послать письмо? - спросила Мириамель.
   - Посылайте его на постоялый двор "Чаша Пелиппы". На нем нарисуйте перо, обведенное кругом. Это будет знаком для того, кто, пожалуй, смог бы вам помочь, если, конечно, он будет там. - Кадрах с трудом поднял руку с тяжелой цепью. - Уходите, принцесса, прошу вас. После всего, что случилось, я хочу только, чтобы меня оставили одного. Мне еще больнее оттого, что вы видите мой позор.
   У Мириамели не было больше сил, удерживать слезы. Лишь через несколько мгновений она снова смогла заговорить.
   - Тебе что-нибудь нужно?
   - Кувшин вина. Нет, лучше мех с вином - его легче будет спрятать. Это для того, чтобы тьма во мне как-то соответствовала тьме вокруг меня. - Смех монаха тяжело было слышать. - А вам - счастливо скрыться.
   Мириамель отвернулась. Она не могла больше смотреть на его истерзанное тело.
   - Мне так жаль, - проговорила она и скользнула в темный коридор. После встречи с Кадрахом на сердце у нее стало еще тяжелее.
   Ган Итаи сказала что-то Кадраху и присоединилась к ней, задвинув за собой панель. Они снова ползли в глубокой темноте.
   Оказавшись в комнате у Ган Итаи, Мириамель разрыдалась. Ниски, чувствуя себя неловко, тихо стояла в стороне, но принцесса никак не могла успокоиться, и Ган Итаи ласково обняла ее за плечи длинной паучьей рукой.
   - Перестань, дитя. Ты снова будешь счастлива.
   Мириамель подняла голову, развязала юбку и краешком вытерла глаза.
   - Нет, не буду. И Кадрах тоже не будет. Боже в раю, почему я так одинока?!
   Ган Итаи прижала ее к себе и не отпкускала до тех пор, пока не кончился очередной взрыв рыданий.
   - Ничто живое нельзя связывать и мучить с такой жестокостью, - в голосе ниски звучал гнев. - Они схватили Руяна Ве, ты знаешь? Схватили прародителя моего народа. Великого Навигатора. Когда он хотел снова взойти на корабль и отправиться в плавание, его схватили и заковали в цепи. - Ган Итаи медленно раскачивалась в такт своим словам. - А потом они сожгли корабли.
   Мириамель всхлипнула. Она не знала, о ком с такой ненавистью говорит ниски, но сейчас это было совершенно неважно.
   - Они хотели сделать нас своими рабами, но мы, тинукедайя, мы свободный народ.
   Постепенно рассказ ниски начал переходить почти в речитатив, напоминающий старую песню.
   - Они сожгли наши корабли, наши великие корабли. Никогда в этом мире не будет создано подобного. Они сожгли наши корабли, они бросили нас умирать на берегу. Они говорили, что спасают нас Из небытия, но это была ложь. Они только хотели, чтобы мы разделили с ними их изгнание. А мы не нуждались в их помощи. Океан, вечный и неизменный, мог бы вечно быть нашим домом, но они сожгли наши корабли и заточили в темницу Великого Руяна. Неправильно связывать цепями того, кто не причинил тебе никакого зла. Неправильно удерживать того, кто хочет уйти.
   Ган Итаи держала Мириамель на коленях, укачивая, словно ребенка, и тихо рассказывала об ужасной несправедливости того, как поступили с ее народом. Солнце скрылось, и странные тени плясали по стенам.
   Мириамель лежала в своей темной комнате и прислушивалась к грустному пению Ган Итаи на палубе. Ниски была очень расстроена. Принцесса не думала, что она вообще способна на такие сильные чувства, но стоны связанного Кадраха и слезы принцессы как видно задели что-то в душе маленькой женщины.
   Кто они на самом деле, эти ниски? Кадрах называл их тинукедайя - дети океана, как сказала Ган Итаи. Откуда они взялись? Может быть, с какого-нибудь далекого острова? Корабли в далеком океане, сказала ниски, корабли, приплывшие издалека... Неужели все на свете хотят вернуть какое-то время, которое прошло давным-давно?
   Ее философские размышления прервал резкий стук в дверь.
   - Леди Мария, вы не спите?
   Она промолчала. Дверь медленно отворилась, и Мириамель мысленно выругала себя - надо было запереть ее на ключ.
   - Леди Мария, - мягко проговорил граф. - Вы больны? Мне не хватало вашего общества за ужином.
   Она протерла глаза, делая вид, что только что проснулась.
   - Лорд Аспитис? Простите, но я не совсем здорова. Мы поговорим завтра, когда я буду чувствовать себя лучше.
   Кошачьей походкой граф приблизился к кровати и сел. Потом протянул руку и длинными пальцами погладил ее щеку. - Но это ужасно. Что случилось? Я пришлю Ган Итаи приглядеть за вами. Она умеет ходить за больными, и я доверяю ей больше, чем всем придворным лекарям, вместе взятым.
   - Благодарю вас, Аспитис, вы очень добры. Теперь, если вы позволите, я хотела бы еще немного поспать. Простите, но сегодня я невеселая собеседница.
   Граф, судя по всему, не спешил уходить. Он медленно погладил ее шелковистые волосы и улыбнулся.
   - Мария, я стыжусь грубых слов, сказанных вам раньше. Я начал чересчур хорошо относиться к вам, и мне становится страшно при мысли, что вы вкруг покинете меня. В конце концов, мы же любим друг друга, правда? - Его пальцы скользнули по шее, и принцесса внутренне съежилась.
   - Поверьте, граф, сейчас я просто не в состоянии разговаривать. Но я прощаю вам злые слова - я верю, что они были поспешными и неискренними.
   Она внимательно посмотрела на него, стараясь понять, о чем он думает. Голубые глаза графа были простодушно-спокойными, но Мириамель вспомнила все, что говорил Кадрах и рассказывала Ган Итаи, и озноб снова охватил ее.
   - Да, да, вы правы. Я так рад, что вы все правильно поняли. Поспешные, необдуманные слова.
   Мириамель захотела испытать его притворную искренность.
   - Но поймите мое горе, граф. Мой отец ничего не знает обо мне. Может быть. ему ухе сообщили из монастыря, что я не приехала; Он стар, Аспитис, и я боюсь за его здоровье. Вот почему мне придется покинуть вас, хочу я того или нет.
   - Конечно, - ответил граф, и у принцессы мелькнула безумная надежда. Что, если она ошиблась - все ошиблись? - Нельзя заставлять вашего отца беспокоиться. Мы пошлем ему весточку, как только доберемся до берега. Я думаю, что можно будет пристать у острова Спент. Мы пошлем ему хорошие новости.
   Мириамель улыбнулась.
   - Он будет рад узнать, что со мной все в порядке.
   - Еще бы, - Аспитис улыбнулся ей в ответ. - Но будет и еще одна новость, которая порадует его. Мы сообщим ему, что его дочь выходит замуж за члена одной из пятидесяти благородных семей Наббана.
   Улыбка Мириамели несколько поблекла.
   - Что?
   - Мы сообщим ему о нашей предстоящей свадьбе. - Аспитис восторженно засмеялся. - Да, леди, я много думал об этом, и хотя семья ваша не столь прославлена, как моя, да к тому же из Эркинланда, - ради любви я плюну в лицо традициям. Мы поженимся, как только вернемся в Наббан. - Он поцеловал ее ледяную руку. - Но вы не так рады, как я мечтал увидеть, прекрасная леди Мария?
   Мысли Мириамелн метались, но она, точно во сне, понимала, что теперь ей остается только один путь - бежать.
   - Я... я ошеломлена, граф.
   - И это понятно. - Он встал, потом наклонился поцеловать ее. Его губы пахли вином, а щеки духами. Он сделал шаг к двери. - Все это несколько неожиданно, я знаю, но было бы ужасно, если бы я заставлял вас мучиться после того, что случилось между нами. Я люблю вас, Мария. Северные цветы не похожи на южные, но аромат их столь же сладок, а бутоны столь же свежи. Отдыхайте, моя леди, мне о многом нужно поговорить с вами. Спокойной ночи.
   Дверь захлопнулась. Мириамель вскочила с кровати и закрыла ее на ключ. Потом она вернулась под одеяло.
   Мрак сгущался.
   3 ВОСТОК МИРА
   - Я теперь рыцарь, верно ведь? - Саймон провел рукой по густому меху на шее Кантаки. Волчица бесстрастно посмотрела на него.
   Бинабик оторвался от куска пыльного пергамента и кивнул.
   - После подавания клятвы твоему Богу и твоему принцу. - Тролль вернулся к рукописи Моргенса. - И это удовлетворительно скатывается на твоих рыцарских свойствах.
   Саймон глядел вдаль, за каменные плиты Сада Огня, пытаясь найти слова, которыми можно было бы выразить его мысль:
   - Но я не вижу... никакой разницы. Я теперь рыцарь и мужчина... Почему же я чувствую себя, как тот же самый человек? Вторично оторванный от чтения, Бинабик ответил не срезу.
   - Питаю сожаление, Саймон, но я не был достаточно внимательным другом для выслушивания. Не мог бы ты повторить все сначала?
   Саймон нагнулся, поднял камень и швырнул его в подлесок через каменные плиты. Кантака бросилась за ним.
   - Если я уже взрослый и рыцарь, почему же я чувствую себя, как тот же глупый судомой?
   Бинабик улыбнулся:
   - Не ты один в этом мире имеешь подобные размышления, друг Саймон. Приходит новый этап для жизни, и ты добиваешься очень большой награды, но в тебе самом не протекает никаких изменений. Джошуа производил тебя в рыцари за храбрые поступки, которые ты совершал на Урмсхейме. Если ты изменялся, то не вчера, на церемонии, а очень раньше - на горе. - Тролль рассеянно похлопал Саймона по носку сапога. - Не сам ли ты говаривал, что кровь дракона, пролившись, указывала тебе путь.
   - Да, - буркнул Саймон, покосившись на хвост Кантаки, мелькавший над вереском, как клуб серого дыма.
   - Люди, тролли и жители долин становятся взрослыми, когда приходит их время, но не тогда, когда им сообщают, что пора взрослеть. Будь доволен. Ты всегда будешь отличаться большой похожестью на Саймона, но даже за те месяцы, в которые мы становились друзьями, я замечал много изменений.
   - Правда? - Саймон остановился, так и не бросив очередной камень.
   - Да. Ты делаешься мужчиной, Саймон, но это имеет должность происходить самостоятельно, без помощи твоих размышлений. - Он зашуршал бумагой. Послушай, я хочу кое-что читать для тебя. - Коротким пальцем Бинабик водил по строчкам паучьего почерка доктора Моргенса. - Я испытываю превеликую благодарность к Стренгьярду за то, что он выносил эту книгу из обломков Наглимунда. Это последняя вещь, которая связывает нас с этим знаменитым человеком, твоим учителем. - Палец тролля наконец остановился. - А, вот. Моргене говаривает про короля Джона.
   ...Если он и был отмечен Богом, это более всего сказывалось в умении найти подходящий момент для штурма и отступления, в искусстве определять единственное место, в котором необходимо было оказаться в нужное время и вследствие этого преуспеть.
   - Я читал эту часть, - заинтересованно сказал Саймон.
   - Тогда ты наверняка отмечал ее значительность для наших усилий.
   Джон Пресвитер знал, что в войне и в дипломатии, так же как в любви и коммерции - занятия хоть и различные, но чем-то схожие - награда достается не сильнейшему и даже не справедливейшему, но скорее удачливому. Джон знал также, что тот, кто передвигается быстрои без излишних предосторожностей, готовит тем самым свою победу.
   Саймон нахмурился, глядя на довольное лицо Бинабика.
   - Ну, так что?
   - А, - тролль был невозмутим. - Слушай дальше.
   Поэтому в битве, сокрушившей Наббанайскую империю, Джон провел свое войско через Онестрийский проход и бросил его прямо на копья легионов Адривиса, хотя все были уверены, что только глупец может поступить подобным образом. Однако этот поступок оказался тем безумием и безрассудством, которое предоставило войску Джона огромное преимущество внезапности и заставило ошеломленную армию Наббана принять его за божественный промысел.
   Саймон с беспокойством прислушивался к нотке триумфа, звучавшей в голосе Бинабика. Похоже было, что тролль считает суть дела совершенно ясной. Саймон снова нахмурился, размышляя.
   - Ты хочешь сказать, что нам надо поступать, как король Джон? Мы тоже должны застать Элиаса врасплох? - Эта идея была совершенно ошеломляющей. - Ты думаешь, мы сможем атаковать его?
   Бинабик кивнул, обнажив в улыбке желтые зубы.
   - Умница, Саймон. Почему нет? Мы все время ответствовали на удары, но никогда не имели храбрости наносить их. Может быть, немного изменения этой традиции приносило бы нам пользу.
   - Да, но остается еще Король Бурь! - Сам напуганный этой мыслью, Саймон невольно оглянулся на затянутый тучами горизонт. Ему даже не хотелось называть это имя в диком месте Под низким небом. - И кроме того, Бинабик, нас ведь всего несколько сотен, а у короля Элиаса тысячи солдат, это же каждый знает.
   Тролль пожал плечами.
   - Разве я говариваю, что мы имеем должность сражаться сразу со всей его армией? Кроме того, наше народонаселение все время растет. Каждый день люди приходят, чтобы поселяться... как это называл Джошуа?.. А! В Новом Гадринсетте.
   Саймон покачал головой и швырнул в заросли вереска еще один сглаженный дождями и ветром камень.
   - Я думаю, что это глупо. То есть не глупо, а слишком опасно.
   Бинабик не был обескуражен. Он свистнул Кантаку, и она тут же примчалась рысью, легко перемахивая через огромные валуны.
   - Может быть в твоих словах есть правильность. А пока что мы пойдем немного прогуляться.
   Принц Джошуа смотрел на меч, и лицо его было озабоченным и усталым. Хорошее настроение, которым он порадовал всех на торжествах в честь Саймона, совершенно исчезло.
   Дело наверное не в том, что принц действительно стал счастливее в последнее время, думал Деорнот, просто он понял наконец, что его вечные: сомнения в своих силах заставляют окружающих чувствовать себя неловко. В такие времена люди предпочитают бесстрашного принца честному - поэтому Джошуа вынужден был носить маску оптимизма в обществе своих подданных. Но Деорнот, хорошо знавший Джошуа, ни минуты не сомневался, что груз ответственности, лежавшей на плечах принца, на самом деле становился все тяжелее.