Страница:
Тонкие губы Фуше скривились в усмешке.
— Вам, похоже, не терпится избавиться от меня.
— Нет-нет, месье. Но мой юный друг и я сегодня изменили наши планы. Большие города, вроде Рена, не хороши для наших дел, и мы… ну, мы решили перебраться к вечеру в какое-нибудь местечко поскромнее, а так как уже темнеет…
— Вы решили упаковать вещи. Ну так займитесь этим. Мне здесь вполне удобно и хватит времени упомянуть еще об одном дельце до вашего ухода.
Роджер понимал, что зловещий визитер играет с бедным старым доктором, поэтому решил вмешаться:
— Что вам нужно, месье? Говорите или оставьте нас.
Без всякого предупреждения Фуше вскочил с кровати, схватил Роджера за руку и заломил ее за спину, заставив молодого человека вскрикнуть от боли.
— Я скажу все, когда сочту нужным, вы, дерзкий щенок, — прошипел Фуше. — А пока что назовите ваше имя и объясните, каким образом вы присоединились к этому старому мошеннику.
— Меня зовут Роже Брюк! — с трудом вымолвил Роджер. — Пустите! Вы делаете мне больно! — Почувствовав, что хватка Фуше слегка ослабла, он продолжил: — Я из Эльзаса, родился в Страсбурге и сбежал из дома в поисках приключений.
— Лжете! — фыркнул Фуше. — Вы не француз немецкого происхождения. Вы англичанин. Я понял это по вашему акценту, как только вы заговорили. Мне нужна правда — иначе вам придется туго. — В качестве демонстрации он снова выкрутил руку Роджера,
— Хорошо! — пропыхтел Роджер, чувствуя, что от боли у него выступили слезы на глазах. — Я англичанин, и меня зовут Роджер Брук. Но я в самом деле сбежал из дома.
— А где ваш дом?
— В Лиминггоне, в графстве Хемпшир.
— Вы имеете в виду маленький порт близ Саутгемптона?
— Да.
— Вы выглядите как юноша из хорошей семьи. Вы дворянин?
— Да.
— Как зовут вашего отца?
— Кристофер Брук. Он адмирал королевского флота.
— Это правда? — Фуше снова стиснул запястье Роджера, вынудив его встать на цыпочки.
— Да-да, клянусь! — простонал Роджер.
— И когда вы стали подмастерьем этого старого шарлатана?
— Около одиннадцати недель тому назад. Я встретил его вскоре после того, как высадился в Гавре.
Фуше, внезапно отпустив Роджера, с презрением оттолкнул его и повернулся к доктору, который в течение краткого допроса своего партнера стоял, беспомощно ломая руки.
— Ну, я достаточно позабавился, — снова заговорил человек в сером. — Мне известно, каким образом вы избежали заслуженного наказания в Нанте. Вы подкупили полицейского агента десятью луидорами, которые получили за спорынью ржи, проданную мадемуазель Брасье. Не в моих правилах преследовать людей или без нужды наживать себе врагов, так что история на том бы и закончилась, не встреться мы сегодня, как раз в тот момент, когда я пребываю в крайней нужде. Ежегодный доход с моих плантаций в Вест-Индии в этом году ко мне не поступил, а я понес крупные расходы в связи с интересующими меня экспериментами в области воздухоплавания. Но к чему рассказывать об этом? Суть в том, что мне срочно нужны деньги, а вы после летнего путешествия, несомненно, располагаете приличной суммой. Надеюсь, у вас хватит благоразумия без лишних споров выплатить мне пятьдесят луидоров?
Доктор патетически распростер руки и посмотрел на Роджера.
Все еще поглаживая запястье, Роджер сердито пробормотал:
— Это не что иное, как шантаж!
Маленький рот Фуше вновь скривился в улыбке.
— Называйте как хотите, но мне нужны деньги. Либо я их получу, либо передам имеющиеся у меня сведения в полицию Рена. На основании моих слов месье доктор будет задержан, ордер доставит курьер из Нанта, старого шарлатана казнят за убийство.
Понимая, что у них нет выхода, Роджер с отчаянной неохотой стал расстегивать рубашку, чтобы вытащить пояс с деньгами. Коль скоро все их сбережения находились в одном мешочке, он не стал притворяться, будто они не в состоянии уплатить полсотни луидоров, но, пытаясь сохранить хоть что-то, заявил со всей твердостью, на какую был способен:
— Половина денег принадлежит мне.
— Вот как? — спокойно осведомился Фуше. — И сколько же там всего?
— Пятьдесят четыре луидора, — ответил Роджер, снимая пояс.
— Тогда я заберу все! — воскликнул Фуше, вновь демонстрируя свою наглость. — Лишние четыре луидора послужат наказанием за вашу дерзость.
Он ухватился за свободно свисающий конец пояса, но Роджер крепко держал другой конец и отскочил назад, стараясь вырвать пояс у Фуше. Мысль о том, что их заработок за два месяца отберет продажный сыщик-любитель, придала ему силы, и он едва не сбил Фуше с ног.
— Отдайте мешок! — рявкнул Фуше; его бледное лицо покраснело от злости. — Для таких мошенников, как вы, мое слово — закон! И знайте, что это всего лишь первый взнос. Время от времени мы будем встречаться снова, и каждый раз я стану опустошать ваши карманы. Отпустите мешок, или, клянусь, вы оба отправитесь в тюрьму этим же вечером!
Возможно, угроза будущих вымогательств побудила доктора к отчаянным насильственным мерам. Сражаясь с Роджером за пояс с деньгами, Фуше повернулся спиной к старику. Выхватив из сундука шпагу Роджера, доктор нанес шантажисту сильный удар рукоятью по голове.
Фуше охнул и, наполовину оглушенный, упал на пол. Однако пояс он из рук не выпустил и потянул Роджера за собой.
Обезумев от отчаяния, доктор поднял шпагу, чтобы нанести новый удар. Но Фуше оказался для него слишком проворен. Отпустив пояс, он откатился в сторону и выхватил из серого камзола маленький двуствольный пистолет. Роджер услышал щелчок — в следующий момент полыхнула вспышка и прогремел выстрел.
Роджер поднялся на ноги. Он увидел, что доктор выронил шпагу и его левый глаз внезапно превратился в жуткое красное пятно, откуда полилась кровь. Пуля пробила ему голову, и он со стоном соскользнул на пол.
Все еще держа пояс, Роджер застыл, пораженный ужасом, глядя на съежившееся на полу тело доктора. Потом он услышал, как Фуше взвел второй курок, вышел из оцепенения и бросился к двери.
Выскочив на лестничную площадку, Роджер услыхал крики осведомителя:
— Помогите! Убийство! Здесь убили человека! Держите убийцу!
Роджер сразу понял, что Фуше намерен свалить на него убийство доктора, и в ужасе при мысли о веревке палача понесся вниз по ступенькам.
Глава 11
— Вам, похоже, не терпится избавиться от меня.
— Нет-нет, месье. Но мой юный друг и я сегодня изменили наши планы. Большие города, вроде Рена, не хороши для наших дел, и мы… ну, мы решили перебраться к вечеру в какое-нибудь местечко поскромнее, а так как уже темнеет…
— Вы решили упаковать вещи. Ну так займитесь этим. Мне здесь вполне удобно и хватит времени упомянуть еще об одном дельце до вашего ухода.
Роджер понимал, что зловещий визитер играет с бедным старым доктором, поэтому решил вмешаться:
— Что вам нужно, месье? Говорите или оставьте нас.
Без всякого предупреждения Фуше вскочил с кровати, схватил Роджера за руку и заломил ее за спину, заставив молодого человека вскрикнуть от боли.
— Я скажу все, когда сочту нужным, вы, дерзкий щенок, — прошипел Фуше. — А пока что назовите ваше имя и объясните, каким образом вы присоединились к этому старому мошеннику.
— Меня зовут Роже Брюк! — с трудом вымолвил Роджер. — Пустите! Вы делаете мне больно! — Почувствовав, что хватка Фуше слегка ослабла, он продолжил: — Я из Эльзаса, родился в Страсбурге и сбежал из дома в поисках приключений.
— Лжете! — фыркнул Фуше. — Вы не француз немецкого происхождения. Вы англичанин. Я понял это по вашему акценту, как только вы заговорили. Мне нужна правда — иначе вам придется туго. — В качестве демонстрации он снова выкрутил руку Роджера,
— Хорошо! — пропыхтел Роджер, чувствуя, что от боли у него выступили слезы на глазах. — Я англичанин, и меня зовут Роджер Брук. Но я в самом деле сбежал из дома.
— А где ваш дом?
— В Лиминггоне, в графстве Хемпшир.
— Вы имеете в виду маленький порт близ Саутгемптона?
— Да.
— Вы выглядите как юноша из хорошей семьи. Вы дворянин?
— Да.
— Как зовут вашего отца?
— Кристофер Брук. Он адмирал королевского флота.
— Это правда? — Фуше снова стиснул запястье Роджера, вынудив его встать на цыпочки.
— Да-да, клянусь! — простонал Роджер.
— И когда вы стали подмастерьем этого старого шарлатана?
— Около одиннадцати недель тому назад. Я встретил его вскоре после того, как высадился в Гавре.
Фуше, внезапно отпустив Роджера, с презрением оттолкнул его и повернулся к доктору, который в течение краткого допроса своего партнера стоял, беспомощно ломая руки.
— Ну, я достаточно позабавился, — снова заговорил человек в сером. — Мне известно, каким образом вы избежали заслуженного наказания в Нанте. Вы подкупили полицейского агента десятью луидорами, которые получили за спорынью ржи, проданную мадемуазель Брасье. Не в моих правилах преследовать людей или без нужды наживать себе врагов, так что история на том бы и закончилась, не встреться мы сегодня, как раз в тот момент, когда я пребываю в крайней нужде. Ежегодный доход с моих плантаций в Вест-Индии в этом году ко мне не поступил, а я понес крупные расходы в связи с интересующими меня экспериментами в области воздухоплавания. Но к чему рассказывать об этом? Суть в том, что мне срочно нужны деньги, а вы после летнего путешествия, несомненно, располагаете приличной суммой. Надеюсь, у вас хватит благоразумия без лишних споров выплатить мне пятьдесят луидоров?
Доктор патетически распростер руки и посмотрел на Роджера.
Все еще поглаживая запястье, Роджер сердито пробормотал:
— Это не что иное, как шантаж!
Маленький рот Фуше вновь скривился в улыбке.
— Называйте как хотите, но мне нужны деньги. Либо я их получу, либо передам имеющиеся у меня сведения в полицию Рена. На основании моих слов месье доктор будет задержан, ордер доставит курьер из Нанта, старого шарлатана казнят за убийство.
Понимая, что у них нет выхода, Роджер с отчаянной неохотой стал расстегивать рубашку, чтобы вытащить пояс с деньгами. Коль скоро все их сбережения находились в одном мешочке, он не стал притворяться, будто они не в состоянии уплатить полсотни луидоров, но, пытаясь сохранить хоть что-то, заявил со всей твердостью, на какую был способен:
— Половина денег принадлежит мне.
— Вот как? — спокойно осведомился Фуше. — И сколько же там всего?
— Пятьдесят четыре луидора, — ответил Роджер, снимая пояс.
— Тогда я заберу все! — воскликнул Фуше, вновь демонстрируя свою наглость. — Лишние четыре луидора послужат наказанием за вашу дерзость.
Он ухватился за свободно свисающий конец пояса, но Роджер крепко держал другой конец и отскочил назад, стараясь вырвать пояс у Фуше. Мысль о том, что их заработок за два месяца отберет продажный сыщик-любитель, придала ему силы, и он едва не сбил Фуше с ног.
— Отдайте мешок! — рявкнул Фуше; его бледное лицо покраснело от злости. — Для таких мошенников, как вы, мое слово — закон! И знайте, что это всего лишь первый взнос. Время от времени мы будем встречаться снова, и каждый раз я стану опустошать ваши карманы. Отпустите мешок, или, клянусь, вы оба отправитесь в тюрьму этим же вечером!
Возможно, угроза будущих вымогательств побудила доктора к отчаянным насильственным мерам. Сражаясь с Роджером за пояс с деньгами, Фуше повернулся спиной к старику. Выхватив из сундука шпагу Роджера, доктор нанес шантажисту сильный удар рукоятью по голове.
Фуше охнул и, наполовину оглушенный, упал на пол. Однако пояс он из рук не выпустил и потянул Роджера за собой.
Обезумев от отчаяния, доктор поднял шпагу, чтобы нанести новый удар. Но Фуше оказался для него слишком проворен. Отпустив пояс, он откатился в сторону и выхватил из серого камзола маленький двуствольный пистолет. Роджер услышал щелчок — в следующий момент полыхнула вспышка и прогремел выстрел.
Роджер поднялся на ноги. Он увидел, что доктор выронил шпагу и его левый глаз внезапно превратился в жуткое красное пятно, откуда полилась кровь. Пуля пробила ему голову, и он со стоном соскользнул на пол.
Все еще держа пояс, Роджер застыл, пораженный ужасом, глядя на съежившееся на полу тело доктора. Потом он услышал, как Фуше взвел второй курок, вышел из оцепенения и бросился к двери.
Выскочив на лестничную площадку, Роджер услыхал крики осведомителя:
— Помогите! Убийство! Здесь убили человека! Держите убийцу!
Роджер сразу понял, что Фуше намерен свалить на него убийство доктора, и в ужасе при мысли о веревке палача понесся вниз по ступенькам.
Глава 11
L'ANCIEN REGIME
63
Прошло одиннадцать недель с тех пор, как Роджер мчался вниз по шаткой лестнице заведения Вдовы Скарон в Гавре. Тогда его подгоняла волна физического отвращения; теперь же он знал, что спасает собственную жизнь. Там, держась за перила, Роджер перескакивал через три ступеньки, здесь перепрыгнул одним махом первый марш. Но и в том, и в другом случае едва он пересек верхнюю площадку, как шум открываемых дверей и возбужденные голоса снизу дали ему понять, что крики в мансарде всполошили весь дом.
Пояс с деньгами все еще болтался в руке Роджера, когда он преодолевал второй марш. Внезапно оступившись на полированном дереве, Роджер упал на спину и покатился к следующей площадке. Пытаясь за что-нибудь ухватиться, он машинально взмахнул руками, и драгоценная ноша выскользнула из его пальцев, повиснув на перилах.
На площадке он вскочил на ноги и увидел несколькими футами выше заветный пояс, все еще висящий на перилах. Перепрыгнув две ступеньки, Роджер протянул руку, чтобы схватить его, и в ту же секунду услышал тяжелые шаги Фуше на верхних ступеньках. Охваченный паникой, Роджер ударился рукой о перила и, прежде чем ему удалось нащупать мешок, сорвался с лестницы и рухнул в коридор, ведущий к кухне.
Надежда вернуть деньги была утрачена, но следовало побеспокоиться о жизни — куда более ценном даре. Не тратя ни секунды, Роджер снова помчался вниз и добрался до площадки, откуда более широкая лестница вела на первый этаж. Звуки шагов Фуше подгоняли его лучше любого кнута. Внизу, привлеченные криками Фуше, стояли трое мужчин и служанка, глядя вверх на Роджера.
Последним прыжком он достиг холла, снова споткнулся и упал. Это его спасло. Двое мужчин, стоявших ближе, рванулись к нему, но они не могли предвидеть его падения. Они столкнулись друг с другом над распростертым телом Роджера, и тот, с исцарапанными руками и коленями, откатился в сторону. Едва он успел подняться, как третий мужчина бросился на него. Роджер угрожающе поднял кулаки, однако его противник игнорировал этот маневр, а англичанин, вспомнив стычку с Джорджем Ганстоном, ударил его прямо в мясистый нос. Во взгляде француза появилось удивление, потом лицо исказилось от боли, а из поврежденного носа хлынула кровь.
Двое других мужчин наконец опомнились после неожиданного столкновения и с бранью ринулись на Роджера, который нырнул за большой стол в центре холла. Обрадованный тем, что получил короткую передышку, он упустил из виду служанку. А та, сорвав висящую на стене медную грелку, подобралась к Роджеру сзади, намереваясь ударить его по голове.
По чистой случайности в момент удара Роджер слегка отодвинулся, и тяжелая грелка угодила в плечо. Повернувшись, Роджер ухватил грелку за ручку и вырвал ее у служанки.
Менее чем за минуту Роджер добрался до общего зала. Стремительный спуск позволил ему опередить более осторожного Фуше, но теперь тот появился на поле боя и стал отдавать приказы.
— Заходите с этой стороны, а я — с другой! — крикнул он, спеша на помощь служанке, у которой Роджер выхватил грелку.
Оказавшись меж двух огней, Роджер решил, что погиб, но его снова выручило проворство. Он швырнул грелку в лицо Фуше, а когда осведомитель отскочил в сторону, шмыгнул мимо него. Остальные, следуя указаниям Фуше, обегали стол с дальней стороны, оставив свободным путь к двери. И Роджер, не оглядываясь, выбежал на улицу.
Уже почти стемнело, и во многих окнах горел свет. Перебежав дорогу, Роджер оказался в глубокой тени двойного ряда платанов с южной стороны Марсова поля. Свернув на запад, он помчался по аллее.
Роджер слышал позади вопли преследователей. Потом раздался возглас Фуше: «Он бежит туда!» — и молодому англичанину стало ясно, что его заметили.
На некоторое время преследователи потеряли его из виду в темноте и, думая, что он побежал через площадь, бросились между деревьями к открытому пространству. Но, не увидев беглеца впереди, остановились, услышали топот ног слева от себя и с криками «Стой, вор! Убийца!» помчались следом.
Аллея имела триста ярдов в длину, и так как преследователи сначала побежали не в ту сторону, Роджер получил сотню ярдов форы. Нагнув голову и прижав к бокам согнутые руки, как его учили в Шерборне, он бежал со всех ног. Но враги не отставали.
Впереди замаячил конец аллеи. Благодаря дневной прогулке с доктором, Роджер знал, что большое здание в юго-западной части площади, к которому он приближался, было казармой. Сквозь нижние ветки деревьев виднелся фонарь над ее воротами. В голове Роджера мелькнула мысль, что если солдаты услышат крики его преследователей, то он окажется в ловушке. Тени, замелькавшие под фонарем, подтвердили его правоту.
Резко свернув, Роджер понесся через улицу. Солдаты в воротах казармы не сразу его заметили и драгоценную минуту оставались на месте, вглядываясь в темноту аллеи. Роджер добежал до угла улицы Коломбье и нырнул в нее, когда солдаты с возбужденными криками присоединились к погоне.
Дыхание Роджера становилось все более частым, сердце бешено колотилось. На аллее ему удавалось держаться на приличном расстоянии от Фуше и людей из гостиницы, но солдаты, бегущие по улице Коломбье, оказались от него всего в пятидесяти ярдах. Их близость придавала ему силы, и он мчался, понимая, что спасает свою жизнь.
Оказавшись на краткий миг скрытым от преследователей поворотом улицы, Роджер принялся в отчаянии озираться в поисках прохода, но дома по обеим сторонам смыкались друг с другом, ни в одном из них не было даже открытой двери.
Вскоре один из солдат снова заметил Роджера. Теперь преследователи наступали беглецу на пятки. Увидев перекресток, Роджер собрал последние силы и рванулся к нему в смутной надежде ускользнуть от погони.
От перекрестка отходили целых пять улиц. Роджер вновь скрылся от преследователей за углом дома. Вместо того чтобы перебегать площадь, он резко свернул вправо, направляясь почти что в обратную сторону, и оказался на узкой улице, почти перегороженной каретой.
В дверях дома стоял лакей с горящим фонарем. И этот лакей, и кучер на козлах располагались спиной к Роджеру, и он подумал, что пассажир, очевидно, вошел в дом, следовательно, карета пуста. Если он заберется внутрь, то останется незамеченным пару минут, пока преследователи пробегут мимо, и у него будет шанс спастись в темноте.
Роджер знал, что, если лакей оглянется и увидит его, игра будет проиграна, но у него вряд ли хватило бы сил пробежать и сотню ярдов. Оставалось либо спрятаться в карете, либо сдаться.
Из страха привлечь внимание лакея Роджер замедлил шаг — ему нужно было сделать не более десяти шагов. Добравшись до Кареты, он почувствовал себя увереннее — теперь экипаж скрывал его от лакея. Ухватившись за изогнутую ручку, Роджер открыл дверцу. К его ужасу, в тени салона кто-то зашевелился. Карета не была пустой!
Топот солдатских сапог по булыжникам мостовой становился все громче. Лакей в дверях повернулся и поднял фонарь, чтобы узнать причину шума. Свет упал на карету, и Роджер смог разглядеть пассажира.
Это оказалась девушка, еще не вполне вышедшая из детского возраста — в руках она держала куклу. Тем не менее Роджер на всю жизнь запомнил ошеломительное впечатление, которое произвела на него красота этой девушки, когда он вскочил в карету и, тяжело дыша, свалился у ее ног.
Глаза девушки были ярко-голубыми; золотистые, не тронутые пудрой волосы густыми локонами падали на хрупкие плечи; на безупречной бело-розовой коже не было ни капли краски. Овальное личико с тонким римским носом и маленьким ртом со слегка полноватой нижней губой оканчивалось твердым решительным подбородком. Она сидела очень прямо, отчего казалась выше, чем была в действительности. В чертах лица и позе ощущались природная властность и уверенность в праве требовать исполнения любого каприза.
— Спасите меня! — задыхаясь, вымолвил Роджер. — Меня преследуют за убийство, которого я не совершал, клянусь вам! Ради Бога, спрячьте меня!
Девушка прислушалась к шуму на углу улицы.
— Где он? Куда он побежал? — громогласно спрашивал Фуше:
Свет фонаря проник в карету. Незнакомка не выглядела испуганной и не делала попыток отшатнуться или закричать. Ее изогнутые брови слегка сдвинулись, наморщился гладкий лоб, но, увидев лицо Роджера, почти такое же молодое, как ее собственное, и заглянув в его голубые глаза с темной бахромой ресниц, она улыбнулась, продемонстрировав два ряда ровных белых зубов.
— Даже если вы совершили убийство, что мне до этого? — внезапно рассмеялась девушка. — Мне нравится ваше лицо, и я помогу вам. Забирайтесь туда побыстрее и подожмите ноги!
Указав на широкое сиденье напротив, она сдернула с него меховое покрывало. Роджер понял, что девушка намерена спрятать его под ним. Он забился в угол сиденья, поджав ноги, и в следующую секунду мех лишил его способности видеть, но отнюдь не слышать.
— Здесь пробегал парень в голубом камзоле? — осведомился громкий голос, обращаясь, очевидно, к лакею с фонарем. — Не видели? А карета? Если она пуста, он мог забраться внутрь, пока вы стояли спиной. С вашего позволения, я проверю.
Когда дверца открылась, девушка властно и надменно произнесла:
— Руки прочь от моей кареты, мужлан! Как ты смеешь вламываться сюда? Я не видела никакого беглеца. Немедленно закрой дверцу и убирайся!
Пробормотав извинения, мужчина закрыл дверцу, но детский голос зазвучал вновь, по-видимому обращаясь к лакею:
— Займи свое место, Пьер! Я хочу домой и не буду ждать мадам Вело. Карета может вернуться за ней позже.
Невидимая Роджеру девушка дернула шелковый шнурок, прикрепленный к мизинцу кучера, и когда тот приподнял люк в крыше кареты, крикнула:
— Возвращаемся, Батист! Поторапливайся!
Лакей вскочил на подножку позади кареты, кучер тряхнул поводьями, и неуклюжий экипаж тронулся с места. Он не успел проехать и двадцати ярдов, как девушка сдернула покрывало с Роджера и сказала:
— Теперь садитесь и расскажите о себе.
Спустив ноги с сиденья, Роджер задел одной из них темный предмет возле дверцы, противоположной той, через которую он вошел. Раздалось протестующее тявканье, и Роджер увидел черного пуделя, которого не замечал до сих пор из-за темноты.
— Лежать, Бужи! — прикрикнула на собаку юная хозяйка. — Успокойся, иначе я прикажу англичанину съесть тебя!
Роджер уставился на девушку, удивляясь, каким образом ей так быстро удалось определить его национальность. Но в эту минуту они проезжали мимо уличного фонаря на углу, и девушка показала ему куклу.
— Это мой англичанин. Разве он не ужасен? Вы ведь знаете, что англичане едят собак. Мой дядя, граф, командовал последней экспедицией, которую мы отправили на помощь месье де Лафайету в Америку, и рассказал мне после возвращения, какой это кровожадный и варварский народ.
Кукла и вправду выглядела чудовищно. От более поздних карикатурных изображений Джона Буля она отличалась только треуголкой вместо цилиндра. Жилет с изображением английского флага обтягивал большой круглый живот, лоб практически отсутствовал, а из раскрытого рта угрожающе торчали верхние зубы.
Роджер собрался было с негодованием опровергнуть обвинение, но вовремя передумал. Так как его преследовали за убийство, а юная покровительница верила, что все англичане кровожадны от природы, открытие, что он один из них, могло повергнуть ее в такую панику, что она выдала бы его врагам.
— Ну, рассказывайте! — потребовала девушка. — Мне не терпится услышать про убийство, в котором вас обвиняют. Кстати, как вас зовут?
Знай Роджер, что от его ответа зависят судьбы наций и что юная француженка, играющая в куклы, через несколько лет будет оказывать огромное влияние на европейскую политику, он рассказал бы ей правду о себе и назвал бы свое настоящее имя. Но сейчас он решил придерживаться истории, к которой привык за три месяца путешествий со старым Аристотелем Фенелоном.
— Мое имя Роже Брюк, я родом из Эльзаса. В начале июля убежал из своего дома в Страсбурге в поисках приключений и с тех пор путешествовал со странствующим лекарем, которого повстречал в Гавре. — Далее Роджер поведал об убийстве доктора полицейским осведомителем Жозефом Фуше, который пытается свалить на него свое преступление.
Тем временем карета переехала через реку Вилен по единственному мосту в центре города, миновала собор Святого Петра и свернула на улицу Святого Людовика. В середине улицы она остановилась; в ответ на возглас лакея большие ворота в стене распахнулись, пропуская карету в просторный внутренний двор.
— Могу я узнать имя прекрасной молодой дамы, которой обязан жизнью? — успел спросить Роджер, прежде чем карета остановилась перед широкой лестницей, ведущей к резным дверям.
— Я Атенаис де Рошамбо, — ответила девушка, — а это особняк де Рошамбо, городской дом моего отца — маркиза.
Лакей открыл дверцу, Роджер спрыгнул на землю и протянул девушке руку. Двустворчатые двери особняка распахнулись, и, поднявшись по ступеням крыльца, они вошли в широкий холл. Пол был выложен мрамором, две изогнутые лестницы с причудливо орнаментированными позолоченными перилами соединялись на площадке, откуда, снова разветвляясь, вели на верхние этажи. С каждой стороны дверного проема стояли три высоких лакея в напудренных париках и в таких же фиолетово-золотых ливреях, как на их собрате, сопровождавшем карету. Они были неподвижны, как статуи, но седьмой слуга, значительно старше их и одетый в менее яркую ливрею, шагнул вперед и поклонился почти до земли мадемуазель де Рошамбо.
— Карета должна вернуться на улицу Нант за мадам Вело, Альдегонд, — сказала она ему. — А тем временем проводите этого господина куда-нибудь, где он сможет привести себя в порядок, а потом отведите его в малую гостиную. Он будет обедать с нами. — Не удостоив взглядом ни мажордома, ни Роджера, Атенаис слегка приподняла юбки и легко взбежала по ступенькам.
Месье Альдегонд бросил на Роджера быстрый оценивающий взгляд, отметил, что одежда молодого человека носит следы одиннадцатинедельных странствий и что при нем нет шпаги, едва заметно поморщился, слегка поклонился и промолвил:
— Сюда, месье. Пожалуйста, следуйте за мной.
Он провел Роджера между двумя из восьми больших колонн, поддерживающих галерею вокруг холла, и открыл дверь под лестницей. Она вела в маленькую комнатку с мраморным умывальником, полотенцами и множеством туалетных принадлежностей на полках в узкой нише.
Роджер умылся, причесался и почистил одежду, с тревогой размышляя, что произойдет дальше. Он был потрясен и глубоко опечален смертью доктора, понимая, что чудом спасся от преследователей. Но теперь его беспокоило еще и то, как посмотрит на случившееся отец мадемуазель де Рошамбо. Поддержит ли он своевольное поведение дочери или передаст неожиданного гостя полиции?
Придав себе по возможности презентабельный облик, Роджер вышел в холл и ждал там некоторое время, пока не вернулся мажордом и не повел его наверх. Весь второй этаж был занят длинной анфиладой просторных, великолепно меблированных комнат с увешанными гобеленами стенами и до блеска полированным паркетом. Пройдя первые две, мажордом ввел Роджера в третью, чуть меньшую по размерам и обитую желтым полосатым шелком.
Дверь открылась, и Роджер напрягся, ожидая увидеть маркиза, но с первого взгляда понял, что это испытание отложено. В комнате было четверо: пожилой аббат с седыми локонами, ниспадающими на плечи черной сутаны; полная женщина лет сорока, хорошо, но не броско одетая; мадемуазель Атенаис и красивый мальчик, который, судя по сходству с ней, был ее братом.
Атенаис пренебрежительно махнула маленькой белой ручкой в сторону женщины:
— Мадам Мари-Анже Вело, моя гувернантка, которую мы оставили на улице Нант, а это мой брат, граф Люсьен де Рошамбо.
Повернувшись к женщине, Роджер шаркнул ногой, потом поклонился мальчику, который ответил чопорным кивком. Черты лица юного графа были почти такими же, как у его сестры, однако нос и рот выглядели более крупными, а в голубых, как у Атенаис, глазах отсутствовала яркость. Роджеру он показался мрачным и туповатым парнем, года на два моложе его самого. Тем не менее граф Люсьен вежливо ответил на приветствие:
— Не имею удовольствия знать вашего имени, месье, но хотел бы представить вам моего наставника, аббата Дюшени.
Роджер и аббат обменялись поклонами, и Атенаис быстро сказала:
— Месье зовут Роже Брюк, он родом из Страсбурга. Как я вам говорила, его преследуют за убийство. Я распорядилась, чтобы месье пообедал с нами, и за трапезой он развлечет вас своей историей.
При этом сообщении гувернантка и аббат обменялись обеспокоенными взглядами, а юный граф, с отвращением рассматривая одежду Роджера, высокомерно произнес:
— Так уж необходимо было приглашать месье обедать с нами, сестра? Альдегонд обслужил бы его, а свою историю он мог бы рассказать нам позже.
— Придержи язык, дурачок, — сердито отозвалась девушка. — Тебе следует меньше задирать нос и больше времени проводить за книгами.
Однако мадам Мари-Анже Вело, очевидно, придерживалась того же мнения, что и мальчик.
— Думаю, мадемуазель, — заметила она, — ваш отец едва ли это бы одобрил.
— Мой отец в Париже, мадам, — резко ответила Атенаис. — И в его отсутствие здесь распоряжаюсь я.
— Как бы то ни было, мадемуазель, — вмешался аббат, — я уверен, что месье Брюку было бы удобнее пообедать внизу, и прошу вас приказать, чтобы его препроводили туда.
Атенаис топнула маленькой ножкой:
— Я этого не потерплю! Я его нашла — он мой, и буду делать с ним что хочу!
Роджер, покраснев от унижения при этом неприличном споре, достоин ли он есть за одним с ними столом, собирался заявить, что он английский джентльмен и не хуже любого из них, но его избавил от этого неосторожного поступка месье Альдегонд, который открыл дверь и громко объявил:
— Monsieur le Comte et Mademoiselle sont servis! 64
Атенаис посмотрела на Роджера и произнесла с достоинством, необычным для столь юного возраста:
— Будьте добры, месье Брюк, вашу руку.
Вежливо поклонившись, Роджер протянул ей руку, и вслед за напыщенным Альдегондом, освещавшим путь серебряным канделябром с шестью свечами, они миновали анфиладу комнат, пересекли площадку и вошли в просторную столовую. У стола стояло пять стульев, за каждым из которых стоял лакей. Атенаис села во главе стола, указав Роджеру на стул рядом с собой, а ее брат занял место напротив. Аббат произнес краткую молитву, и трапеза началась.
Кушанья оказались более легкими и в то же время более изысканными и разнообразными, чем все те, которые Роджеру приходилось пробовать в Англии. Безупречные манеры молодого человека, выказанные за столом, вскоре продемонстрировали аббату и мадам Мари-Анже, что они были не правы, решив по его поношенной одежде, что ему надлежит есть внизу, на кухне, и оба стали взирать на Роджера более благосклонно.
Прошло одиннадцать недель с тех пор, как Роджер мчался вниз по шаткой лестнице заведения Вдовы Скарон в Гавре. Тогда его подгоняла волна физического отвращения; теперь же он знал, что спасает собственную жизнь. Там, держась за перила, Роджер перескакивал через три ступеньки, здесь перепрыгнул одним махом первый марш. Но и в том, и в другом случае едва он пересек верхнюю площадку, как шум открываемых дверей и возбужденные голоса снизу дали ему понять, что крики в мансарде всполошили весь дом.
Пояс с деньгами все еще болтался в руке Роджера, когда он преодолевал второй марш. Внезапно оступившись на полированном дереве, Роджер упал на спину и покатился к следующей площадке. Пытаясь за что-нибудь ухватиться, он машинально взмахнул руками, и драгоценная ноша выскользнула из его пальцев, повиснув на перилах.
На площадке он вскочил на ноги и увидел несколькими футами выше заветный пояс, все еще висящий на перилах. Перепрыгнув две ступеньки, Роджер протянул руку, чтобы схватить его, и в ту же секунду услышал тяжелые шаги Фуше на верхних ступеньках. Охваченный паникой, Роджер ударился рукой о перила и, прежде чем ему удалось нащупать мешок, сорвался с лестницы и рухнул в коридор, ведущий к кухне.
Надежда вернуть деньги была утрачена, но следовало побеспокоиться о жизни — куда более ценном даре. Не тратя ни секунды, Роджер снова помчался вниз и добрался до площадки, откуда более широкая лестница вела на первый этаж. Звуки шагов Фуше подгоняли его лучше любого кнута. Внизу, привлеченные криками Фуше, стояли трое мужчин и служанка, глядя вверх на Роджера.
Последним прыжком он достиг холла, снова споткнулся и упал. Это его спасло. Двое мужчин, стоявших ближе, рванулись к нему, но они не могли предвидеть его падения. Они столкнулись друг с другом над распростертым телом Роджера, и тот, с исцарапанными руками и коленями, откатился в сторону. Едва он успел подняться, как третий мужчина бросился на него. Роджер угрожающе поднял кулаки, однако его противник игнорировал этот маневр, а англичанин, вспомнив стычку с Джорджем Ганстоном, ударил его прямо в мясистый нос. Во взгляде француза появилось удивление, потом лицо исказилось от боли, а из поврежденного носа хлынула кровь.
Двое других мужчин наконец опомнились после неожиданного столкновения и с бранью ринулись на Роджера, который нырнул за большой стол в центре холла. Обрадованный тем, что получил короткую передышку, он упустил из виду служанку. А та, сорвав висящую на стене медную грелку, подобралась к Роджеру сзади, намереваясь ударить его по голове.
По чистой случайности в момент удара Роджер слегка отодвинулся, и тяжелая грелка угодила в плечо. Повернувшись, Роджер ухватил грелку за ручку и вырвал ее у служанки.
Менее чем за минуту Роджер добрался до общего зала. Стремительный спуск позволил ему опередить более осторожного Фуше, но теперь тот появился на поле боя и стал отдавать приказы.
— Заходите с этой стороны, а я — с другой! — крикнул он, спеша на помощь служанке, у которой Роджер выхватил грелку.
Оказавшись меж двух огней, Роджер решил, что погиб, но его снова выручило проворство. Он швырнул грелку в лицо Фуше, а когда осведомитель отскочил в сторону, шмыгнул мимо него. Остальные, следуя указаниям Фуше, обегали стол с дальней стороны, оставив свободным путь к двери. И Роджер, не оглядываясь, выбежал на улицу.
Уже почти стемнело, и во многих окнах горел свет. Перебежав дорогу, Роджер оказался в глубокой тени двойного ряда платанов с южной стороны Марсова поля. Свернув на запад, он помчался по аллее.
Роджер слышал позади вопли преследователей. Потом раздался возглас Фуше: «Он бежит туда!» — и молодому англичанину стало ясно, что его заметили.
На некоторое время преследователи потеряли его из виду в темноте и, думая, что он побежал через площадь, бросились между деревьями к открытому пространству. Но, не увидев беглеца впереди, остановились, услышали топот ног слева от себя и с криками «Стой, вор! Убийца!» помчались следом.
Аллея имела триста ярдов в длину, и так как преследователи сначала побежали не в ту сторону, Роджер получил сотню ярдов форы. Нагнув голову и прижав к бокам согнутые руки, как его учили в Шерборне, он бежал со всех ног. Но враги не отставали.
Впереди замаячил конец аллеи. Благодаря дневной прогулке с доктором, Роджер знал, что большое здание в юго-западной части площади, к которому он приближался, было казармой. Сквозь нижние ветки деревьев виднелся фонарь над ее воротами. В голове Роджера мелькнула мысль, что если солдаты услышат крики его преследователей, то он окажется в ловушке. Тени, замелькавшие под фонарем, подтвердили его правоту.
Резко свернув, Роджер понесся через улицу. Солдаты в воротах казармы не сразу его заметили и драгоценную минуту оставались на месте, вглядываясь в темноту аллеи. Роджер добежал до угла улицы Коломбье и нырнул в нее, когда солдаты с возбужденными криками присоединились к погоне.
Дыхание Роджера становилось все более частым, сердце бешено колотилось. На аллее ему удавалось держаться на приличном расстоянии от Фуше и людей из гостиницы, но солдаты, бегущие по улице Коломбье, оказались от него всего в пятидесяти ярдах. Их близость придавала ему силы, и он мчался, понимая, что спасает свою жизнь.
Оказавшись на краткий миг скрытым от преследователей поворотом улицы, Роджер принялся в отчаянии озираться в поисках прохода, но дома по обеим сторонам смыкались друг с другом, ни в одном из них не было даже открытой двери.
Вскоре один из солдат снова заметил Роджера. Теперь преследователи наступали беглецу на пятки. Увидев перекресток, Роджер собрал последние силы и рванулся к нему в смутной надежде ускользнуть от погони.
От перекрестка отходили целых пять улиц. Роджер вновь скрылся от преследователей за углом дома. Вместо того чтобы перебегать площадь, он резко свернул вправо, направляясь почти что в обратную сторону, и оказался на узкой улице, почти перегороженной каретой.
В дверях дома стоял лакей с горящим фонарем. И этот лакей, и кучер на козлах располагались спиной к Роджеру, и он подумал, что пассажир, очевидно, вошел в дом, следовательно, карета пуста. Если он заберется внутрь, то останется незамеченным пару минут, пока преследователи пробегут мимо, и у него будет шанс спастись в темноте.
Роджер знал, что, если лакей оглянется и увидит его, игра будет проиграна, но у него вряд ли хватило бы сил пробежать и сотню ярдов. Оставалось либо спрятаться в карете, либо сдаться.
Из страха привлечь внимание лакея Роджер замедлил шаг — ему нужно было сделать не более десяти шагов. Добравшись до Кареты, он почувствовал себя увереннее — теперь экипаж скрывал его от лакея. Ухватившись за изогнутую ручку, Роджер открыл дверцу. К его ужасу, в тени салона кто-то зашевелился. Карета не была пустой!
Топот солдатских сапог по булыжникам мостовой становился все громче. Лакей в дверях повернулся и поднял фонарь, чтобы узнать причину шума. Свет упал на карету, и Роджер смог разглядеть пассажира.
Это оказалась девушка, еще не вполне вышедшая из детского возраста — в руках она держала куклу. Тем не менее Роджер на всю жизнь запомнил ошеломительное впечатление, которое произвела на него красота этой девушки, когда он вскочил в карету и, тяжело дыша, свалился у ее ног.
Глаза девушки были ярко-голубыми; золотистые, не тронутые пудрой волосы густыми локонами падали на хрупкие плечи; на безупречной бело-розовой коже не было ни капли краски. Овальное личико с тонким римским носом и маленьким ртом со слегка полноватой нижней губой оканчивалось твердым решительным подбородком. Она сидела очень прямо, отчего казалась выше, чем была в действительности. В чертах лица и позе ощущались природная властность и уверенность в праве требовать исполнения любого каприза.
— Спасите меня! — задыхаясь, вымолвил Роджер. — Меня преследуют за убийство, которого я не совершал, клянусь вам! Ради Бога, спрячьте меня!
Девушка прислушалась к шуму на углу улицы.
— Где он? Куда он побежал? — громогласно спрашивал Фуше:
Свет фонаря проник в карету. Незнакомка не выглядела испуганной и не делала попыток отшатнуться или закричать. Ее изогнутые брови слегка сдвинулись, наморщился гладкий лоб, но, увидев лицо Роджера, почти такое же молодое, как ее собственное, и заглянув в его голубые глаза с темной бахромой ресниц, она улыбнулась, продемонстрировав два ряда ровных белых зубов.
— Даже если вы совершили убийство, что мне до этого? — внезапно рассмеялась девушка. — Мне нравится ваше лицо, и я помогу вам. Забирайтесь туда побыстрее и подожмите ноги!
Указав на широкое сиденье напротив, она сдернула с него меховое покрывало. Роджер понял, что девушка намерена спрятать его под ним. Он забился в угол сиденья, поджав ноги, и в следующую секунду мех лишил его способности видеть, но отнюдь не слышать.
— Здесь пробегал парень в голубом камзоле? — осведомился громкий голос, обращаясь, очевидно, к лакею с фонарем. — Не видели? А карета? Если она пуста, он мог забраться внутрь, пока вы стояли спиной. С вашего позволения, я проверю.
Когда дверца открылась, девушка властно и надменно произнесла:
— Руки прочь от моей кареты, мужлан! Как ты смеешь вламываться сюда? Я не видела никакого беглеца. Немедленно закрой дверцу и убирайся!
Пробормотав извинения, мужчина закрыл дверцу, но детский голос зазвучал вновь, по-видимому обращаясь к лакею:
— Займи свое место, Пьер! Я хочу домой и не буду ждать мадам Вело. Карета может вернуться за ней позже.
Невидимая Роджеру девушка дернула шелковый шнурок, прикрепленный к мизинцу кучера, и когда тот приподнял люк в крыше кареты, крикнула:
— Возвращаемся, Батист! Поторапливайся!
Лакей вскочил на подножку позади кареты, кучер тряхнул поводьями, и неуклюжий экипаж тронулся с места. Он не успел проехать и двадцати ярдов, как девушка сдернула покрывало с Роджера и сказала:
— Теперь садитесь и расскажите о себе.
Спустив ноги с сиденья, Роджер задел одной из них темный предмет возле дверцы, противоположной той, через которую он вошел. Раздалось протестующее тявканье, и Роджер увидел черного пуделя, которого не замечал до сих пор из-за темноты.
— Лежать, Бужи! — прикрикнула на собаку юная хозяйка. — Успокойся, иначе я прикажу англичанину съесть тебя!
Роджер уставился на девушку, удивляясь, каким образом ей так быстро удалось определить его национальность. Но в эту минуту они проезжали мимо уличного фонаря на углу, и девушка показала ему куклу.
— Это мой англичанин. Разве он не ужасен? Вы ведь знаете, что англичане едят собак. Мой дядя, граф, командовал последней экспедицией, которую мы отправили на помощь месье де Лафайету в Америку, и рассказал мне после возвращения, какой это кровожадный и варварский народ.
Кукла и вправду выглядела чудовищно. От более поздних карикатурных изображений Джона Буля она отличалась только треуголкой вместо цилиндра. Жилет с изображением английского флага обтягивал большой круглый живот, лоб практически отсутствовал, а из раскрытого рта угрожающе торчали верхние зубы.
Роджер собрался было с негодованием опровергнуть обвинение, но вовремя передумал. Так как его преследовали за убийство, а юная покровительница верила, что все англичане кровожадны от природы, открытие, что он один из них, могло повергнуть ее в такую панику, что она выдала бы его врагам.
— Ну, рассказывайте! — потребовала девушка. — Мне не терпится услышать про убийство, в котором вас обвиняют. Кстати, как вас зовут?
Знай Роджер, что от его ответа зависят судьбы наций и что юная француженка, играющая в куклы, через несколько лет будет оказывать огромное влияние на европейскую политику, он рассказал бы ей правду о себе и назвал бы свое настоящее имя. Но сейчас он решил придерживаться истории, к которой привык за три месяца путешествий со старым Аристотелем Фенелоном.
— Мое имя Роже Брюк, я родом из Эльзаса. В начале июля убежал из своего дома в Страсбурге в поисках приключений и с тех пор путешествовал со странствующим лекарем, которого повстречал в Гавре. — Далее Роджер поведал об убийстве доктора полицейским осведомителем Жозефом Фуше, который пытается свалить на него свое преступление.
Тем временем карета переехала через реку Вилен по единственному мосту в центре города, миновала собор Святого Петра и свернула на улицу Святого Людовика. В середине улицы она остановилась; в ответ на возглас лакея большие ворота в стене распахнулись, пропуская карету в просторный внутренний двор.
— Могу я узнать имя прекрасной молодой дамы, которой обязан жизнью? — успел спросить Роджер, прежде чем карета остановилась перед широкой лестницей, ведущей к резным дверям.
— Я Атенаис де Рошамбо, — ответила девушка, — а это особняк де Рошамбо, городской дом моего отца — маркиза.
Лакей открыл дверцу, Роджер спрыгнул на землю и протянул девушке руку. Двустворчатые двери особняка распахнулись, и, поднявшись по ступеням крыльца, они вошли в широкий холл. Пол был выложен мрамором, две изогнутые лестницы с причудливо орнаментированными позолоченными перилами соединялись на площадке, откуда, снова разветвляясь, вели на верхние этажи. С каждой стороны дверного проема стояли три высоких лакея в напудренных париках и в таких же фиолетово-золотых ливреях, как на их собрате, сопровождавшем карету. Они были неподвижны, как статуи, но седьмой слуга, значительно старше их и одетый в менее яркую ливрею, шагнул вперед и поклонился почти до земли мадемуазель де Рошамбо.
— Карета должна вернуться на улицу Нант за мадам Вело, Альдегонд, — сказала она ему. — А тем временем проводите этого господина куда-нибудь, где он сможет привести себя в порядок, а потом отведите его в малую гостиную. Он будет обедать с нами. — Не удостоив взглядом ни мажордома, ни Роджера, Атенаис слегка приподняла юбки и легко взбежала по ступенькам.
Месье Альдегонд бросил на Роджера быстрый оценивающий взгляд, отметил, что одежда молодого человека носит следы одиннадцатинедельных странствий и что при нем нет шпаги, едва заметно поморщился, слегка поклонился и промолвил:
— Сюда, месье. Пожалуйста, следуйте за мной.
Он провел Роджера между двумя из восьми больших колонн, поддерживающих галерею вокруг холла, и открыл дверь под лестницей. Она вела в маленькую комнатку с мраморным умывальником, полотенцами и множеством туалетных принадлежностей на полках в узкой нише.
Роджер умылся, причесался и почистил одежду, с тревогой размышляя, что произойдет дальше. Он был потрясен и глубоко опечален смертью доктора, понимая, что чудом спасся от преследователей. Но теперь его беспокоило еще и то, как посмотрит на случившееся отец мадемуазель де Рошамбо. Поддержит ли он своевольное поведение дочери или передаст неожиданного гостя полиции?
Придав себе по возможности презентабельный облик, Роджер вышел в холл и ждал там некоторое время, пока не вернулся мажордом и не повел его наверх. Весь второй этаж был занят длинной анфиладой просторных, великолепно меблированных комнат с увешанными гобеленами стенами и до блеска полированным паркетом. Пройдя первые две, мажордом ввел Роджера в третью, чуть меньшую по размерам и обитую желтым полосатым шелком.
Дверь открылась, и Роджер напрягся, ожидая увидеть маркиза, но с первого взгляда понял, что это испытание отложено. В комнате было четверо: пожилой аббат с седыми локонами, ниспадающими на плечи черной сутаны; полная женщина лет сорока, хорошо, но не броско одетая; мадемуазель Атенаис и красивый мальчик, который, судя по сходству с ней, был ее братом.
Атенаис пренебрежительно махнула маленькой белой ручкой в сторону женщины:
— Мадам Мари-Анже Вело, моя гувернантка, которую мы оставили на улице Нант, а это мой брат, граф Люсьен де Рошамбо.
Повернувшись к женщине, Роджер шаркнул ногой, потом поклонился мальчику, который ответил чопорным кивком. Черты лица юного графа были почти такими же, как у его сестры, однако нос и рот выглядели более крупными, а в голубых, как у Атенаис, глазах отсутствовала яркость. Роджеру он показался мрачным и туповатым парнем, года на два моложе его самого. Тем не менее граф Люсьен вежливо ответил на приветствие:
— Не имею удовольствия знать вашего имени, месье, но хотел бы представить вам моего наставника, аббата Дюшени.
Роджер и аббат обменялись поклонами, и Атенаис быстро сказала:
— Месье зовут Роже Брюк, он родом из Страсбурга. Как я вам говорила, его преследуют за убийство. Я распорядилась, чтобы месье пообедал с нами, и за трапезой он развлечет вас своей историей.
При этом сообщении гувернантка и аббат обменялись обеспокоенными взглядами, а юный граф, с отвращением рассматривая одежду Роджера, высокомерно произнес:
— Так уж необходимо было приглашать месье обедать с нами, сестра? Альдегонд обслужил бы его, а свою историю он мог бы рассказать нам позже.
— Придержи язык, дурачок, — сердито отозвалась девушка. — Тебе следует меньше задирать нос и больше времени проводить за книгами.
Однако мадам Мари-Анже Вело, очевидно, придерживалась того же мнения, что и мальчик.
— Думаю, мадемуазель, — заметила она, — ваш отец едва ли это бы одобрил.
— Мой отец в Париже, мадам, — резко ответила Атенаис. — И в его отсутствие здесь распоряжаюсь я.
— Как бы то ни было, мадемуазель, — вмешался аббат, — я уверен, что месье Брюку было бы удобнее пообедать внизу, и прошу вас приказать, чтобы его препроводили туда.
Атенаис топнула маленькой ножкой:
— Я этого не потерплю! Я его нашла — он мой, и буду делать с ним что хочу!
Роджер, покраснев от унижения при этом неприличном споре, достоин ли он есть за одним с ними столом, собирался заявить, что он английский джентльмен и не хуже любого из них, но его избавил от этого неосторожного поступка месье Альдегонд, который открыл дверь и громко объявил:
— Monsieur le Comte et Mademoiselle sont servis! 64
Атенаис посмотрела на Роджера и произнесла с достоинством, необычным для столь юного возраста:
— Будьте добры, месье Брюк, вашу руку.
Вежливо поклонившись, Роджер протянул ей руку, и вслед за напыщенным Альдегондом, освещавшим путь серебряным канделябром с шестью свечами, они миновали анфиладу комнат, пересекли площадку и вошли в просторную столовую. У стола стояло пять стульев, за каждым из которых стоял лакей. Атенаис села во главе стола, указав Роджеру на стул рядом с собой, а ее брат занял место напротив. Аббат произнес краткую молитву, и трапеза началась.
Кушанья оказались более легкими и в то же время более изысканными и разнообразными, чем все те, которые Роджеру приходилось пробовать в Англии. Безупречные манеры молодого человека, выказанные за столом, вскоре продемонстрировали аббату и мадам Мари-Анже, что они были не правы, решив по его поношенной одежде, что ему надлежит есть внизу, на кухне, и оба стали взирать на Роджера более благосклонно.