— Вовсе нет. Просто Джет-Тех подбросил им подкрепление.
   — Но твоя работа! Все эти совещания до поздней ночи, твои увеселительные прогулки почти по всей периферии штата, все те вечера, и ночи, и дни, когда тебя не было дома… Все это собаке под хвост?
   Он медленно кивнул и почувствовал, что от усталости голова начинает клониться вперед.
   — Колесо вертится.
   — Вудс, я считала тебя достаточно умным, чтобы не попасть в такой оборот.
   Он поднял голову и взглянул на нее.
   — Эдис. — Он замолчал. — Послушай. — Его рука сделала какой-то бесцельный жест и снова упала на колени. — Когда я приехал в Нью-Йорк, игра уже началась, карты были сданы.
   — Понимаю. — Она взяла у него из рук пустой стакан и поставила на стол. — Ты подразумеваешь игру сберегательных банков? Их карты?
   Он молча кивнул.
   — Но по-видимому, велась еще одна игра, — продолжала Эдис. — Тебе не кажется, что…— Ее голос замер, она замолчала.
   — Да?
   — Ничего. — Она села за стол напротив него. — Но все-таки, как насчет этой…— Она резко прервала фразу.
   — О чем ты?
   Эдис тряхнула головой.
   — Неважно. Как-нибудь в другой раз…
   Палмер заметил, что она изучающе разглядывает его. Он постарался выпрямиться, как будто это сколько-нибудь могло помочь ему выдержать осмотр. И все же у него не хватило энергии на такое усилие. Хотя он чувствовал, что не в состоянии пошевелиться, спать ему не хотелось. Если бы нашелся какой-то способ продлить это бездействие на неопределенное время, он бы с удовольствием сидел здесь и ждал. Но чего он ждет, Палмер не имел понятия.
   — Все неважно, — медленно и задумчиво сказала Эдис, как бы обращаясь к самой себе. — Кроме одного. Что ты собираешься делать?
   Палмер попытался пожать плечами. Неодолимая апатия сковала его движения. — Поклониться и уйти? — предположил он. — Признать, что большой город загнал меня в угол? Лицо Эдис было абсолютно спокойно.
   — Что бы ты сделал, если бы мог?
   Брови Палмера изогнулись, потом устало опустились.
   — Побил их.
   — Ради Бэркхардта?
   Палмер издал губами какой-то тихий звук:
   — Ему конец, что бы я ни сделал. Он уже не нуждается в помощи. И я не собираюсь помогать ему, даже если бы мог.
   — Тогда почему ты хочешь одержать над ними победу?
   Он сделал медленный вдох.
   — Это принесло бы мне огромную радость. — Он бессмысленно улыбнулся. — Огромную юношескую радость, должен признаться. — Он лениво выдохнул воздух, который задерживал в легких. — Это все мечты. Так кончаются только сказки.
   — Тогда что же мы будем делать?
   — Мы?
   — Если ты уйдешь из банка? Что будет делать вся семья? Покинем Нью-Йорк? Покинем этот дом?
   Палмер закрыл глаза.
   — Я пока не думал.
   — Но это же совершенно ясно.
   Ее резкий тон заставил его открыть глаза.
   — Да?
   — Но просто так сдаться…— Она сидела очень спокойно, разглядывая свои руки, в которых держала стакан из-под молока. Потом: — Вудс, если тебе не нравились твои карты, зачем ты вступил в игру?
   — Не знал, что они крапленые. — Он глуповато ухмыльнулся.
   — Может быть, это вообще были не те карты.
   — Учитывая, что сдавал Джо Лумис… да.
   — Кто-о?…
   — Джет-Тех, — Палмер поморщился. — Семидесятилетний идейный вождь. — Он тихо засмеялся: — Главный шулер.
   — А это…— Она замолчала.
   — Что это?
   — Ничего.
   — Черт возьми, Эдис. Ты все время начинаешь вопросы и не заканчиваешь их.
   — Мне интересно. Возможно ли, не слишком ли поздно… просто, — она сделала руками какой-то вращательный жест, — просто начать новую игру. Со своими картами?
   — Как?
   — Ну я не знаю…
   — Ты переборщила с этой метафорой, — сказал Палмер. — Это ведь все-таки не карточная игра. Правда?
   — Но она на нее похожа. И когда твой противник подтасовывает карты, ты требуешь новой игры с новой колодой.
   — Но я не могу ни от кого ничего требовать в моем положении. — Он почувствовал в себе искры раздражения. Оно казалось направленным на жену, но совершенно очевидно, это было раздражение на самого себя, на свою беспомощность. Странно, но эта злость согрела его. Огромная, давящая, какая-то мертвая апатия неожиданно прошла. Он почувствовал почти невесомость.
   — Ты что? Тебе нехорошо? — спросила она.
   — Просто… я неожиданно почувствовал невесомость…— Он смущенно рассмеялся и в это же мгновение вспомнил Гейнца Гаусса. — Послушай, — начал он.
   — Да?
   — Дело в том…— Он снова замолчал.
   — В чем?
   — Это напомнило мне о моем антигравитационном друге.
   — Вудс, о чем, черт побери, ты говоришь?
   — О Гауссе, который открыл новейший закон.
   Эдис поднялась и поставила стакан из-под молока на сушилку над раковиной.
   — Уже страшно поздно, дорогой. Думаю, нам лучше отправиться спать.
   Палмер щелкнул пальцами.
   — Нет еще.
   Повернувшись, она посмотрела на него:
   — Что с тобой случилось?
   — Черт возьми вот это здорово.
   — Вудс!
   — Да-да. Я объясню. Всего два хода. — С неожиданным приливом энергии он вскочил и зашагал в одних носках по кухне. — Первый не слишком сложный. Второй — похитрее.
   Он рванул галстук-бабочку и отстегнул верхнюю запонку.
   — Боже милостивый! — Он опять засмеялся. — Это, может быть, даже сработает.
   — Вудс, уже глубокая ночь.
   Он посмотрел на часы:
   — До утра ни черта не удастся сделать.
   — Тогда, может быть, мы пойдем спать?
   Он энергично мотнул головой.
   — Мне нужно много часов на составление плана…— Он замолчал и повернулся к ней: — Эдис, ты не могла бы сварить кофе?
   — Если бы ты хоть намекнул мне…
   — Ладно, — выпалил он. — Обязательно. Начинай варить. Я объясню.
   Не спуская с него внимательного взгляда, Эдис машинально вытащила кофеварку и стала наливать в нее воду.
   — Я слушаю.
   — Ладно. — Палмер дошел до двери и повернул обратно.-
   Мы возьмем кофе в рабочую комнату, или кабинет, словом в мою комнату, как там она называется. Там весь справочный материал, правильно?
   — Что за справочный материал?
   — «Справочник директоров», «Руководство по снабжению вооруженных сил». Вашингтон в том же поясе времени, что и… Ну, конечно. Хорошо. Прекрасно. Как там насчет кофе?
   — Не думаю, чтобы он тебе был очень нужен.
   — Нужен. Все детали должны быть пригнаны, как в швейцарских часах.
   — Детали?
   — Я все время забываю, — сказал он, на секунду остановившись. Он так энергично стал потирать руки, что суставы больно стукнулись друг о друга. Но он не почувствовал этого. Он крепко сжал руки и помахал ими в воздухе.
   — Ты увидишь такую подтасовку, что ничего подобного ты никогда…— Он оборвал это невероятное предложение и снова заходил по комнате. — Абсолютно новая колода карт. Совершенно другая игра.
   — Как называется эта игра?
   Он повертел пальцами у нее перед носом:
   — Карты на стол!

Глава пятьдесят девятая

   Первые лучи позднего зимнего рассвета проникли сквозь бетонно-ажурный фасад около 8 утра. И только еще через час, оторвавшись от кипы книг и бумаг, разбросанных по всему письменному столу, Палмер заметил, что наступил день. Эдис легла спать в три часа ночи, приготовив мужу еще кофе. Палмер выпил все до остатка, хотя кофе был невкусным от долгого стояния, провел пальцами руки по волосам и откинулся от стола. Где-то в глубине дома уже были слышны голоса детей. Собрав со стола листы бумаги, он уставился на них.
   В холодном дневном свете весь план казался обреченным на провал. Палмер попытался нацедить из пустого кофейника еще чашку кофе. Потом он перечитал листы, на которых наметил каждый шаг своего двухступенчатого плана. Обуреваемый сомнениями, он встал и обошел вокруг стула, разминая затекшие ноги и мышцы спины. Та же усталость, что одолевала его вчера, когда он вернулся домой, снова начала сковывать его шаги. Рубашка прилипла к телу, края манжет запачкались. Палмер попробовал потянуться и почувствовал, что быстро теряет всю энергию. Он взглянул на руку — проверить время — и увидел, что может начать телефонные переговоры только через час. Усевшись за стол, он подпер щеки ладонями. Раздался голос Джерри, прокричавший чтото вроде:
   — Завязывай свои собственные ботинки! — Мгновением позже он уже спал.
   Когда Эдис разбудила его, первое, что он ощутил, — это ужасную тяжесть во всем теле.
   — …разденься и ляг в постель, — услышал Палмер ее голос.
   Он тихо застонал. Ему показалось, что его завалили песком, который набился в глаза и за воротник. Он с трудом открыл глаза. И пробормотал:
   — Который час?
   — Десять часов, Вудс. Пожалуйста, не…
   Он выпрямился, теперь уже окончательно проснувшись.
   — Потерял полчаса, — пробормотал он. — Боже милостивый. Пусть миссис Кейдж сварит еще кофе.
   — Вудс.
   Он повернулся и взглянул на нее. Хотя она спала всего несколько часов, вид у нее был какой-то укоризненно свежий. Она уже оделась и накрасилась. Все это заставило его почувствовать еще большую тяжесть во всем теле.
   — Скажешь? — спросил он.
   — Дорогой, сегодня суббота. Ты не сможешь…
   — Не беда. Бернс может ждать до понедельника, а я не могу. Пожалуйста, свежего кофе.
   — Ты немного поспишь позже?
   — Позже. И пожалуйста, не пускай сюда детей.
   — Кто-нибудь из них надоедал тебе?
   — Нет. Ладно. Пожалуйста. Кофе.
   — Сию минуту. — Она взяла кофеварку и вышла.
   Палмер закурил сигарету. Дым на секунду-другую вызвал слабость и тошноту. Но тут же он почувствовал прилив энергии: никотин сработал. Поскольку действие никотина длится очень недолго, Палмер сразу же приступил к работе. Он заказал личный разговор с городом на Среднем Западе, где размещался научноисследовательский центр Джет-Тех. В лаборатории никого не было. Местная справочная не смогла сразу найти домашний телефон Гейнца Гаусса. Но потом телефонистка обнаружила его номер среди пригородных, и вскоре сам Гейнц Гаусс поднял трубку.
   — Беда в том, — начал после обмена приветствиями Палмер, — что вы не выходите у меня из головы.
   — Даже так? А я-то подумал, что вы давно про меня забыли, мой друг.
   — Может быть, и забыл бы, — признался Палмер, — если бы не почувствовал ответственность за всю эту проклятую заваруху.
   — В какой-то степени вы, конечно, ответственны. Во-первых, это вы привезли меня сюда, не так ли?
   — В том-то и дело. — Палмер помолчал. Он напомнил себе, что имеет дело не с неотесанным мужланом и что, продемонстрировав известную порцию альтруизма, можно добиться гораздо большего эффекта. В то же время Гаусс не должен догадаться об его подлинных побуждениях.
   — Кое-что выплыло, — продолжал Палмер. — Не в банке. У человека вне банковских кругов. Он… ну, ладно, сейчас не время вдаваться в подробности. Я взял на себя смелость рассказать ему немного о ваших неприятностях и тому подобное. Я не называл имен. Но поскольку в его возможностях сделать кое-что для вас, он, вероятно, догадался, кого я имею в виду.
   — Вы не рискуете?..
   — Я был очень осторожен. И он будет еще более осторожен. Это в его интересах. Если бы я сказал вам его имя, вы бы сразу поняли. Главное в следующем: если вы хотите уйти, он может гарантировать… я хочу сказать гарантировать… пост, равный или даже более ответственный, с гораздо большей свободой и почти неограниченным бюджетом.
   — Вы говорите о Вестинг…?
   — На данном этапе я ни о чем не говорю. Он сказал только то, что я сейчас вам передал. Ну? Какое впечатление это на вас производит?
   — Но, не зная имени другой компании, как я могу что-либо ответить?
   Доведенный, что называется, до белого каления, Палмер вздохнул. Разговор оказался слишком долгим, а телефон мог прослушиваться. К тому же Палмер должен был сделать еще несколько звонков, прежде чем…— Гаусс, никто не просит вас слепо связывать себя. Меня интересует ваше отношение к идее в целом. Положительно ли вы относитесь к ней?
   — Ну, конечно, положительно.
   — Прекрасно.
   — Как скоро, по-вашему, я?..
   — Не имею понятия, — прервал его Палмер. Едва услышав в голосе Гаусса заинтересованность, он стремился теперь закончить беседу и оставить немца в мучительном беспокойном ожидании. — Я очень доволен вашей реакцией. Немного усилий, и мы сможем освободить вас. — Палмер засмеялся: — Так сказать, еще раз.
   — Это вопрос дней? Недель? Месяцев? Я должен знать…
   — Как только я узнаю, узнаете и вы, — пообещал Палмер. — А сейчас я должен попрощаться, Гаусс. А вернее, auf Wiedersehen. — Он быстро повесил трубку и затянулся сигаретой.
   Теперь было немного больше 10.15. Палмер заказал следующий личный разговор. На этот раз — с городом в Новой Англии. И снова та же проблема — поиски пригородного домашнего номера. К телефону подошла женщина.
   — Междугородная вызывает генерала Хейгена, — объявила телефонистка.
   — Он… кто его просит, извините?
   — Вудс Палмер, — ответил Палмер.
   — Секундочку, я посмотрю…
   Женщина, очевидно, отошла от телефона.
   Палмер решил, что, даже если Хейген и спит, пора ему просыпаться. Сколько ему сейчас, 58 или 59? Еще не слишком стар, чтобы так долго валяться в постели.
   — Алло? — произнес сонный голос.
   — Генерал Хейген? — спросила телефонистка.
   — Я.
   — Говорите, сэр.
   Палмер открыл было рот.
   — Это который Вудс Палмер? — первым начал Хейген.
   — А скольких ты знаешь, Эдди?
   — Боже, я забыл о смерти твоего отца. Мне очень жаль, Вуди.
   — Это было давно. Теперь я в Нью-Йорке.
   — Я знаю. Я был несколько раз в городе, все собирался зайти, да мне все казалось, что ты чертовски занят грабежом честных граждан, чтобы уделить время старому неудачнику. Как они там с тобой обращаются?
   — Эдди, тебе когда-нибудь вот так, как гром среди ясного неба, звонил какой-нибудь старый армейский приятель, чтобы предложить кое-что просто из любезности.
   — Н-нет, — осторожно ответил Хейген. — И ты также.
   — Ошибаешься. Ты еще никем не заменил Ааронсона?
   — Ты же знаешь, что нет.
   — Трудно найти человека с такими знаниями?
   — Не растравляй рану. Кто у тебя в кармане?
   — Человек с фантастическими идеями. У него лабораторно подтвержденные данные. Нечто очень новое.
   — У него есть имя? Или ты боишься, что я его не знаю?
   — Я боюсь, ты не сможешь заплатить ему того, что он стоит.
   — У нас не такая уж маленькая компания.
   — Если ты не можешь начать с 70 тысяч плюс акции, тогда давай поговорим о твоей семье или о гольфе. Забиваешь ли ты восемнадцать?
   — Черт побери, это слишком дорого.
   — Но не за то, что у него есть.
   — Сможет ли он взять это с собой в случае своего ухода оттуда?
   — До сих пор это было частное исследование, — объяснил Палмер.
   — Без шумихи и все прочее, нам не нужны судебные процессы.
   — Твоя осторожность достойна похвалы. Забудем про наш разговор. Как поживает Маргарет?
   — Оставь Маргарет в покое. Как там его чертово имя?
   — Это наш старый друг, Эдди. Я однажды привез его к тебе на «джипе».
   — Ты шутишь. Который из трех?
   — Самый старший.
   Хейген помолчал.
   — Понимаю. — Еще одна пауза. — Кто-то продает тебе воз протухшего утильсырья, Вуди. Он не стоит даже тридцати тысяч, и, уж конечно, без акций.
   Палмер усмехнулся: контрпредложение было ниже, чем он ожидал.
   — Ладно, Эдди, — весело сказал он. — В следующий раз, когда будешь в городе, позвони. Хотелось бы тебя увидеть. Передай мой привет Мар…
   — Чепуха. Сорок тысяч. Никаких акций.
   Десять минут спустя разговор закончился на пятидесяти тысячах. Палмер сверился со своим планом и набрал прямой номер.
   — Джейн, это Вудс Палмер.
   — Дорогой, у вас все в порядке? — спросила тетка Эдис.
   — Все прекрасно. Все здоровы. Эдис передает привет. Тим дома?
   — Боже мой, нет. Он в Паско.
   — Паско, штат Вашингтон?
   — Да, в каком-то отеле. Он всегда там останавливается, когда приезжает в Паско. Я понятия не имею, как он называется, но это…
   — Сейчас там семь утра, не так ли?
   — Дорогой, откуда я знаю. Я никогда не звонила ему.
   — Может случиться, чтобы он встал так рано?
   — Может быть. А ты?.. Ты собираешься ему звонить?
   — Да.
   — Зачем, дорогой?
   — По делу, Джейн.
   — Странно.
   — Очень. Ну, спасибо, дорогая. Эдис тебе позвонит. А сейчас, до свидания.
   — До свидания, дорогой. Вудс! Вудс!
   Палмер нажал на рычаг и тут же отпустил его, чтобы Джейн не смогла перезвонить. Секунду спустя он набрал номер междугородной и сообщил телефонистке все известные ему данные о пребывании Тима Карви в Паско.
   Во втором отеле дежурный администратор сонно признал наличие такого субъекта. Вскоре муж Джейн поднял трубку. Палмер заговорил, опережая телефонистку.
   — Это Вудс Палмер, Тим.
   — Черт возьми, что ты делаешь в Паско?
   — Я в Нью-Йорке. Я…
   — Ты звонишь из Нью-Йорка? — удивился Тим.
   Телефонистка отключилась.
   — Прости, если разбудил.
   — Я проснулся уже несколько часов назад, — прервал Тим. — Ну, во всяком случае, несколько минут. Слушай. Что-нибудь с Джейн? Что случилось?
   — Совсем нет. Я только что разговаривал с ней. Она объяснила, где тебя найти. У нее все в порядке. Понимаешь, мне нужна кое-какая информация, и ты единственный из всех моих знакомых в курсе дела. Это… С чего бы начать? Мужчина, ученый. Бывший подданный вражеской страны, ныне гражданин США. Нанят в частном порядке фирмой с крупными правительственными контрактами. Он хочет принять предложение другой фирмы, тоже имеющей правительственные контракты. Может ли что-нибудь воспрепятствовать ему, кроме его собственных обязательств по контракту?
   Молчание на другом конце провода. Потом:
   — Какое отношение это имеет к тебе?
   — Обе фирмы имеют дело с нами.
   — Это не причина, старина.
   — Тим, разве то, о чем я спрашиваю, — секретная информация? — нетерпеливо спросил Палмер.
   — Вовсе нет. Просто меня всякий раз настораживает, когда руководитель исследовательских работ вдруг перескакивает с одного места работы на другое.
   — Перескакивает? Он сидит на одном и том же месте уже почти пятнадцать лет.
   — Причина перехода?
   — Больше денег, больше свободы.
   — Я не думаю, что он…
   — Тим, меня больше всего интересует следующее: обладает он теми же правами, что и всякий гражданин США? Или для такого случая найдется какая-нибудь двусмысленная статья закона, привязывающая его к данному месту работы?
   — У нас свободная страна, старик. Даже для него. Но я должен сказать, что любое движение на высшем уровне немедленно возбуждает интерес Пентагона и правительства. Он ведь не какойнибудь машинист или сварщик.
   Палмер чуть улыбнулся.
   — Я вовсе не хочу подставить комунибудь ножку, — соврал он, — но я не думаю, что он столь уж важная фигура.
   — Что ты знаешь о таких вещах, — возразил Карви, и Палмер почти увидел, какое самодовольное выражение появилось на лице Тима при этих словах. — Большинство гражданских не могут знать, понимаешь. Часто сам ученый понятия не имеет, какой частью общего дела является его работа. Эта информация доступна очень небольшому кругу людей, и, конечно, они не станут ее разглашать.
   — Ты один из них?
   — Зачем спрашивать то, что и сам прекрасно знаешь.
   Твердый, почти британский акцент послышался в произношении Тима. Палмер узнал все, что хотел, но не мог отказать себе в удовольствии поддразнить Тима.
   — Значит, ты мог бы… встать на пути в подобном случае? — спросил он.
   — Ну, конечно, мог бы. Я не хотел бы думать, — добавил Тим, переходя на характерную для англичан насыщенность речи сослагательными наклонениями, — что один из моих родственников мог бы предположить что-нибудь иное.
   — Кажется, я твой племянник, троюродный, — вставил Палмер. Он помолчал. — Во всяком случае, дядя Тим, спасибо за уделенное мне время.
   — Нет необходимости становиться… м-м… — Подхалимом, — подсказал Палмер. — Правильно. И еще раз спасибо. Что-нибудь передать Джейн?
   — Скажи ей, что племянник у нее нахал. — Тим перешел на чисто американскую речь.
   — Ха! До свидания. — Палмер повесил трубку и снова перечитал свой план. Значит, так: в принципе он получил согласие Гаусса и совершенно конкретное предложение Хейгена.
   Правительство может или поднять, или не поднять шум. Если не вмешается департамент Тима, то Вторая Фаза плана усложнится. А если бы Тим попытался воспрепятствовать переходу Гаусса, Вторая Фаза оказалась бы проще простого.
   Он взглянул на часы. Из-за задержек, вызванных поисками телефонных номеров, разговоры затянулись почти до одиннадцати часов. Он поднял трубку и набрал номер Гейнца Гаусса.
   — Алло?
   — Гаусс, снова Палмер.
   — Рад, что вы позвонили. Так много осталось висящим в воздухе.
   — Ничего больше не висит. Как только вы разделаетесь с вашим контрактом с Джет-Тех, вы получите новый на пять лет, начиная с пятидесяти тысяч, и акции.
   — Но вы… Акции? Пятьдесят тысяч? — Немец помолчал. — А с какой фирмой?
   — Я расскажу вам обо всем в понедельник за ленчем.
   — Вы хотите приехать сюда?
   — Этого я не могу сделать, — объяснил Палмер. — Это было бы в высшей степени неблагоразумно. Кроме того, с нами будет еще один человек. Тот, кто вас нанимает. Как насчет ленча в «Клубе» в деловом квартале Нью-Йорка? Вы можете вылететь в понедельник утром и сесть на вертолет в Айдл-уайлд до станции на Уолл-стрит. Там я вас встречу.
   — Пожалуйста. Все происходит так быстро… Я должен знать больше.
   — Вы и узнаете. На ленче в понедельник.
   — Но как я объясню свое…
   — Послушайте, — резко прервал его Палмер. — Вы ведь не должны отчитываться перед ними за каждую секунду вашего времени, не правда ли?
   — Ну, конечно, нет. — Неожиданно ответной резкостью Гаусс попытался искупить свою прежнюю неуверенность. — Совсем нет, — уверил он Палмера.
   — Есть все же одна вещь, которую я хотел бы обсудить с вами заранее, — продолжал Палмер. — Эти, гм, эксперименты, о которых вы рассказывали. Раз это ваша собственная работа, вы свободно можете перевести их в другое место, не так ли?
   — Но, Палмер, вы не обсуждали их с новой компанией?
   — Ну, конечно, нет. Все же эти эксперименты являются решающим фактором сделки.
   — Я вел записи, — сказал Гаусс. — Это мои личные журналы.
   Даже если бы они остались там, посторонние ничего в них не поймут. Но в любом случае я помню все нужные данные.
   — Вы знаете расписание утренних самолетов до Нью-Йорка?
   — В девять, по-моему, и в одиннадцать.
   — Возьмите на девятичасовой. Это десять по нью-йоркскому времени. В Айдл-уайлд вы прибудете в 11.30, а на Уолл-стрит— к полудню. Найдете меня там.
   — Разве это должно происходить в таком ускоренном темпе, мой друг?
   — Я думаю, что, — начал Палмер тоном, который, он надеялся, прозвучал не слишком уж торжественно, — я думаю, что каждый день, в течение которого вашей работе мешают, препятствуют, является одновременно и днем, в который, возможно, другие ученые опережают вас.
   — Очень хорошо сказано, — сухо произнес Гаусс. — Но у меня огромное, страстное желание узнать, почему вас вдруг так заинтересовали мои дела?
   — По многим причинам. Я уже объяснил, что чувствую ответственность за некоторые ваши неприятности. Но я не отрицаю и корыстный мотив.
   — Так. И что же это за корыстный мотив?
   — Человек, который встретит нас в понедельник за ленчем, — мой старый друг. Его фирма потерпела несколько неудач. Поскольку мы являемся их банком, я знаю, что компания хочет пойти по новому пути. Техника космического века так быстро развивается, что сегодняшний успех может стать завтрашней головной болью. Им ужасно нужен хороший рывок. Я думаю, что вы-то им и нужны. Я нашел, как одним выстрелом убить двух зайцев. Вот в чем дело.
   — М-м. Кажется, я начинаю догадываться о личности нашего компаньона за ленчем.
   — Давайте на этом остановимся. Вы слишком проницательны для меня.
   — Только одно, — настаивал Гаусс. — Он недавно потерял хорошего человека?
   — Это — лишь последнее звено в цепи неудач.
   — Так. Тогда он также и мой старый друг, nicht wahr [Не так ли? (нем.)]?
   — Bis Montag, mein alter Freund. Bis Montag [До понедельника, мой старый друг, до понедельника (нем.)], — парировал Палмер.
   — Понимаю. — Несколько секунд Гаусс молчал. Потом: — Очень интересно. Я начинаю думать, что, вполне вероятно, мне это очень понравится.
   — Мы должны выработать тактику освобождения вас от контракта с Джет-Тех.
   — Последний из пятилетних контрактов истек в прошлом году. С тех пор из-за неудач ракеты «Уотан» на мысе Канаверал [Ныне мыс Кеннеди] я сижу на 90-дневных… э-э, как там они называются?
   — Гаусс, я должен сейчас попрощаться.
   Немец довольно рассмеялся: — Разве не auf Wiedersehen? [До свидания (нем.)]
   — Naturlich. Auf Wiedersehen. [Конечно. До свидания (нем.)]
   — Bis Montag. [До понедельника (нем.)]
   Палмер повесил трубку и скорчил гримасу телефонному диску. Можно было бы предположить, мысленно сказал он себе, что Гауссу так же, как и мне, разговор по-немецки не должен доставлять удовольствия, хотя бы как некое возвращение к прошлому, к началу наших взаимоотношений. Но, по-видимому, ни один немец никогда не сможет преодолеть внутреннего убеждения, что его родной язык — самый лучший. Ведь, в конце концов, это язык расы господ. Палмер еще раз внимательно изучил свой рабочий план и перечеркнул пункт, обозначенный: «второй звонок Гауссу… корыстный мотив. § 1… компании нужен один хороший рывок». Он также перечеркнул пункт «первый звонок Хейгену… упомянуть Ааронсона… все время стараться уводить разговор от сделки». Потом он опять снял трубку и набрал номер Хейгена. Генерал ответил сам.