Страница:
На самом деле Эдди Хейген был одним из протеже Билли Митчела в двадцатых годах. Армейская карьера Хейгена сильно пострадала из-за его верности неудачливому генералу. Замороженный в чине капитана с 1934 г. вплоть до Пирл-Харбора, Хейген в конце концов был переведен из авиации в разведку, где с начала второй мировой войны быстро заработал генеральскую звезду. После ухода в отставку Хейген стал почетным председателем правления небольшой компании, производящей прицелы для бомбометания. Хотя его наняли только для получения большего числа правительственных контрактов, Хейген отнесся к делу серьезно и начал набирать молодежь из близлежащего МТИ [Массачусетский технологический институт]. Теперь продукция компании включала автоматику, различные электронные «черные ящики», всевозможные роботы и телеметрическую аппаратуру. Фирма перешла на восьмое или девятое место в списке частных контрактных организаций, связанных с космическими исследованиями, то есть на место, которое как будто не имела права занимать, если судить по ее довольно малым размерам, но которое досталось ей благодаря качеству ее продукции и умению Хейгена продавать ее своим друзьям в Вашингтоне.
Хейген кивнул Палмеру и приосанился, обращаясь к Гауссу.
— Доктор,-важно произнес он,-приятно видеть вас снова. Они сели за стол. Палмер в душе был очень доволен совершенно верным курсом Хейгена. Ничто не могло доставить Гауссу большего удовольствия, чем обращение к нему по званию.
— Генерал, — ответил Гаусс, — я очень рад.
Они пустились в воспоминания: Хейген демонстрировал удивительную осведомленность послевоенной деятельностью Гаусса. Внимание Палмера отвлеклось в сторону. Он взглянул на ближайшие столики. Два маклера наблюдали за ним с неприкрытым интересом. Притворившись, что разыскивает официанта, Палмер повернулся кругом. Его взгляд пробежал по всей комнате. Угловой столик Лумиса был пуст, но за соседним Арчи Никос потягивал с задумчивой медлительностью какой-то напиток, в то время как два его соседа, банкиры, имеющие дело с капиталовложениями, вели какую-то показную беседу.
Ближе к двери Палмер увидел одного из вице-президентов «Чейз Манхэттен» по департаменту трестов и еще через несколько столиков — двух представителей «Манюфекчерерз Ганновер», обедающих с двумя чиновниками из Федерального резервного управления. Палмер очень удивился, заметив у противоположной стены Джорджа Моллета из «Стар», погруженного в беседу с тремя партнерами «Меррил линч». Рядом со столиком Палмера сидели несколько человек, которых он не узнал. Он бросил на них еще один взгляд.
— …«Лимен бразерс», — тихо подсказал Хейген и продолжал свою беседу с Гауссом.
Палмер улыбнулся. Хейген всегда отличался способностью мыслить по меньшей мере в двух направлениях. Палмер увидел идущего к их столику официанта. Он повернулся к меню.
— Жареную меч-рыбу? — спросил он своих спутников.
Они прервали свои воспоминания и посмотрели на него.
— Сегодня только понедельник, Вуди, — сухо ответил Хейген. — Я думаю, сегодняшняя встреча достойна филе миньон. Как вы считаете, доктор?
— Ja. Прекрасно.
— Средне прожаренное? — спросил Палмер.
— Прекрасно. Очень хорошо. — Гаусс повернулся к Хейгену. — Ракеты-носители сначала были ключом проблемы, вы понимаете. При низких температурах конструкция шаровых клапанов функционировала не полностью по расчетам. Первый измененный вариант, который мы испробовали, был…
— Бифштексы для всех, — сказал Палмер официанту. — Вам как, генерал?
— Недожаренный.
— Два средне прожаренных, один недожаренный. И три двойных виски со льдом для начала. Доктор? — спросил Палмер.
— Да, bitte.
Палмер следил, как официант удаляется, и в это время заметил вошедших в комнату двух партнеров «Лазар фрер» в компании с представителем «Кемикл бэнк». Палмер откинулся на спинку стула. Он испытывал удовлетворение. Братия слеталась. На сегодняшнем маленьком спектакле присутствовали все звезды.
К десерту техническая беседа между Хейгеном и Гауссом несколько поутихла. Хейген поднял глаза от своего камамбера [Деликатесный сыр] и ухмыльнулся Палмеру:
— Кажется, мы говорим с ним на одном языке, Вуди. — Потом к Гауссу:
— Как скоро вы можете начать?
К этому времени зал ресторана заполнился до отказа. Несколько человек, успевших поесть раньше, ушли, их места заняли другие маклеры и банкиры. Новость о том, что Эдди Хейген и руководитель научно-исследовательских работ Джет-Тех имеют продолжительный и дружеский ленч, скоро начнет сочиться из топкой почвы Уолл-стрита. Теперь настало время продемонстрировать твердое, счастливое рукопожатие и опустить занавес.
Палмеру удалось это сделать, взглянув на часы и воскликнув:
— Черт возьми, генерал, я обещал этому человеку привезти его обратно на вертолетную станцию через 15 минут. Нам это удастся?
Хейген подавил улыбку и поднялся. Он таким нарочито широким жестом протянул руку, что Палмер на секунду испугался.
— Доктор, — сказал Хейген, тряся руку немца. — Меня не волнует стоимость, но первое, что вы должны сделать, — это построить вашу антигравитационную штуковину. Ее я должен видеть.
— Вы увидите, — пообещал Гаусс, весь сияя.
— Тогда мы заключаем сделку?
— О да! — Гаусс почти кричал. — Да, конечно.
— Danke, mein Freund [Спасибо, мой друг (нем.)].
— Bitte, bitte schon [Пожалуйста, пожалуйста (нем.)].
По дороге к лифту Хейген, взяв Палмера за руку, задержал его. — Не знаю, что ты на самом деле задумал, нахальный хитрец, — прошептал он, — но думаю, ты и впрямь оказал мне услугу.
— Naturlich [Конечно (нем.)], — прошептал в ответ Палмер.
— Тебе это тоже кое-что дало, — проворчал Хейген. — Ну, ладно, я пойду назад и с видом довольного собой, и жизнью, и всей прочей чепухой выпью чашечку кофе.
— И если тебя о чем-нибудь спросят, — тихо сказал Палмер, — молчи.
— Яйца курицу не учат, — ответил Хейген. — И слушай, старый армейский дружище, вспомни про меня, когда мне понадобится небольшой заем на расширение производства. Или два займа. Или три.
— Ладно, курочка.
— Еще раз до свидания, доктор, — громко обратился Хейген к Гауссу, — получил огромное удовольствие.
На этот раз Гаусс, в самом деле, сдвинул каблуки. Палмер подумал, что щелчок мог быть просто оглушающим, не помешай обшлага брюк.
Они спустились в лифте так же молча, как и поднимались. Молчание продолжалось и в машине по дороге на вертолетную станцию. И, только постояв с Гауссом в очереди и купив ему посадочный билет, а потом проведя его на площадку ожидания, Палмер нарушил молчание:
— Дома вы будете в три тридцать по нью-йоркскому времени, два тридцать по вашему.
Гаусс нервно кивнул.
— Послушайте, — произнес он и замолчал, облизывая губы. Его глаза были влажными. — Мы действительно заключили соглашение, генерал и я?
— Его рукопожатие — столь же обязывающе, как и контракт. Тем не менее, насколько я знаю генерала, вы получите экземпляр контракта с завтрашней почтой.
Гаусс мгновенно просветлел. Потом снова стал удрученным.
— Я должен сообщить им, в Джет-Тех, — пробормотал он.
— Если вас так это волнует, просто подпишите ваши экземпляры контракта и отправьте их назад генералу. Через день-два он вернет вам ваш зарегистрированный экземпляр с подписью его компании. Все станет законным и официальным. Тогда сообщите Джет-Тех.
— А-а. — Гаусс, казалось, успокоился. Он деловито посмотрел на небо, потом повернулся и какое-то время разглядывал линию горизонта. Нахмурился. — Беспорядочно, — сказал он. — Никакого чувства формы.
Палмер пожал плечами:
— В этом частица нью-йоркского обаяния.
— Для меня нет. — Гаусс выпрямился во все свои 162 сантиметра и с важным видом сделал несколько шагов к реке. — Исследовательский штаб генерала в Нью-Ингленд, nicht wahr? [Не так ли? (нем.)] — Вы правы, — согласился Палмер.
Они стояли молча, пока вертолет приземлялся и высаживал пассажиров. Один из регулировщиков махнул рукой одетому в униформу контролеру, который, открыв проход, повел к вертолету новых пассажиров.
Гаусс обернулся и еще раз взглянул на линию горизонта. Покачал головой и сказал:
— Не понимаю, как люди могут здесь жить. — Высокая волна стукнулась о стенку позади него и послала целый душ брызг на его ботинки вместе с промасленным куском коричневатой бумаги. Гаусс довольно чопорно протянул руку. — Получил огромное удовольствие.
Палмер пожал ему руку.
— Желаю счастья.
Гаусс тонко улыбнулся.
— Каждый сам кузнец своего счастья, — сказал он и, повернувшись, поднялся в вертолет.
Хайль Гитлер! — подумал Палмер. Не ожидая взлета, он повернулся и пошел с бетонной дорожки, мимо билетной кассы к «кадиллаку». Теперь ему было совершенно безразлично: вертолет мог опрокинуться, перевернуться набок и утонуть, как огромный жук в грязных коричнево-зеленых водах нью-йоркской гавани. Занавес опущен. Спектакль окончен. Самоуверенный, хныкающий маленький немец — главный герой спектакля — теперь мог исчезнуть с лица земли.
Глава шестьдесят вторая
Хейген кивнул Палмеру и приосанился, обращаясь к Гауссу.
— Доктор,-важно произнес он,-приятно видеть вас снова. Они сели за стол. Палмер в душе был очень доволен совершенно верным курсом Хейгена. Ничто не могло доставить Гауссу большего удовольствия, чем обращение к нему по званию.
— Генерал, — ответил Гаусс, — я очень рад.
Они пустились в воспоминания: Хейген демонстрировал удивительную осведомленность послевоенной деятельностью Гаусса. Внимание Палмера отвлеклось в сторону. Он взглянул на ближайшие столики. Два маклера наблюдали за ним с неприкрытым интересом. Притворившись, что разыскивает официанта, Палмер повернулся кругом. Его взгляд пробежал по всей комнате. Угловой столик Лумиса был пуст, но за соседним Арчи Никос потягивал с задумчивой медлительностью какой-то напиток, в то время как два его соседа, банкиры, имеющие дело с капиталовложениями, вели какую-то показную беседу.
Ближе к двери Палмер увидел одного из вице-президентов «Чейз Манхэттен» по департаменту трестов и еще через несколько столиков — двух представителей «Манюфекчерерз Ганновер», обедающих с двумя чиновниками из Федерального резервного управления. Палмер очень удивился, заметив у противоположной стены Джорджа Моллета из «Стар», погруженного в беседу с тремя партнерами «Меррил линч». Рядом со столиком Палмера сидели несколько человек, которых он не узнал. Он бросил на них еще один взгляд.
— …«Лимен бразерс», — тихо подсказал Хейген и продолжал свою беседу с Гауссом.
Палмер улыбнулся. Хейген всегда отличался способностью мыслить по меньшей мере в двух направлениях. Палмер увидел идущего к их столику официанта. Он повернулся к меню.
— Жареную меч-рыбу? — спросил он своих спутников.
Они прервали свои воспоминания и посмотрели на него.
— Сегодня только понедельник, Вуди, — сухо ответил Хейген. — Я думаю, сегодняшняя встреча достойна филе миньон. Как вы считаете, доктор?
— Ja. Прекрасно.
— Средне прожаренное? — спросил Палмер.
— Прекрасно. Очень хорошо. — Гаусс повернулся к Хейгену. — Ракеты-носители сначала были ключом проблемы, вы понимаете. При низких температурах конструкция шаровых клапанов функционировала не полностью по расчетам. Первый измененный вариант, который мы испробовали, был…
— Бифштексы для всех, — сказал Палмер официанту. — Вам как, генерал?
— Недожаренный.
— Два средне прожаренных, один недожаренный. И три двойных виски со льдом для начала. Доктор? — спросил Палмер.
— Да, bitte.
Палмер следил, как официант удаляется, и в это время заметил вошедших в комнату двух партнеров «Лазар фрер» в компании с представителем «Кемикл бэнк». Палмер откинулся на спинку стула. Он испытывал удовлетворение. Братия слеталась. На сегодняшнем маленьком спектакле присутствовали все звезды.
К десерту техническая беседа между Хейгеном и Гауссом несколько поутихла. Хейген поднял глаза от своего камамбера [Деликатесный сыр] и ухмыльнулся Палмеру:
— Кажется, мы говорим с ним на одном языке, Вуди. — Потом к Гауссу:
— Как скоро вы можете начать?
К этому времени зал ресторана заполнился до отказа. Несколько человек, успевших поесть раньше, ушли, их места заняли другие маклеры и банкиры. Новость о том, что Эдди Хейген и руководитель научно-исследовательских работ Джет-Тех имеют продолжительный и дружеский ленч, скоро начнет сочиться из топкой почвы Уолл-стрита. Теперь настало время продемонстрировать твердое, счастливое рукопожатие и опустить занавес.
Палмеру удалось это сделать, взглянув на часы и воскликнув:
— Черт возьми, генерал, я обещал этому человеку привезти его обратно на вертолетную станцию через 15 минут. Нам это удастся?
Хейген подавил улыбку и поднялся. Он таким нарочито широким жестом протянул руку, что Палмер на секунду испугался.
— Доктор, — сказал Хейген, тряся руку немца. — Меня не волнует стоимость, но первое, что вы должны сделать, — это построить вашу антигравитационную штуковину. Ее я должен видеть.
— Вы увидите, — пообещал Гаусс, весь сияя.
— Тогда мы заключаем сделку?
— О да! — Гаусс почти кричал. — Да, конечно.
— Danke, mein Freund [Спасибо, мой друг (нем.)].
— Bitte, bitte schon [Пожалуйста, пожалуйста (нем.)].
По дороге к лифту Хейген, взяв Палмера за руку, задержал его. — Не знаю, что ты на самом деле задумал, нахальный хитрец, — прошептал он, — но думаю, ты и впрямь оказал мне услугу.
— Naturlich [Конечно (нем.)], — прошептал в ответ Палмер.
— Тебе это тоже кое-что дало, — проворчал Хейген. — Ну, ладно, я пойду назад и с видом довольного собой, и жизнью, и всей прочей чепухой выпью чашечку кофе.
— И если тебя о чем-нибудь спросят, — тихо сказал Палмер, — молчи.
— Яйца курицу не учат, — ответил Хейген. — И слушай, старый армейский дружище, вспомни про меня, когда мне понадобится небольшой заем на расширение производства. Или два займа. Или три.
— Ладно, курочка.
— Еще раз до свидания, доктор, — громко обратился Хейген к Гауссу, — получил огромное удовольствие.
На этот раз Гаусс, в самом деле, сдвинул каблуки. Палмер подумал, что щелчок мог быть просто оглушающим, не помешай обшлага брюк.
Они спустились в лифте так же молча, как и поднимались. Молчание продолжалось и в машине по дороге на вертолетную станцию. И, только постояв с Гауссом в очереди и купив ему посадочный билет, а потом проведя его на площадку ожидания, Палмер нарушил молчание:
— Дома вы будете в три тридцать по нью-йоркскому времени, два тридцать по вашему.
Гаусс нервно кивнул.
— Послушайте, — произнес он и замолчал, облизывая губы. Его глаза были влажными. — Мы действительно заключили соглашение, генерал и я?
— Его рукопожатие — столь же обязывающе, как и контракт. Тем не менее, насколько я знаю генерала, вы получите экземпляр контракта с завтрашней почтой.
Гаусс мгновенно просветлел. Потом снова стал удрученным.
— Я должен сообщить им, в Джет-Тех, — пробормотал он.
— Если вас так это волнует, просто подпишите ваши экземпляры контракта и отправьте их назад генералу. Через день-два он вернет вам ваш зарегистрированный экземпляр с подписью его компании. Все станет законным и официальным. Тогда сообщите Джет-Тех.
— А-а. — Гаусс, казалось, успокоился. Он деловито посмотрел на небо, потом повернулся и какое-то время разглядывал линию горизонта. Нахмурился. — Беспорядочно, — сказал он. — Никакого чувства формы.
Палмер пожал плечами:
— В этом частица нью-йоркского обаяния.
— Для меня нет. — Гаусс выпрямился во все свои 162 сантиметра и с важным видом сделал несколько шагов к реке. — Исследовательский штаб генерала в Нью-Ингленд, nicht wahr? [Не так ли? (нем.)] — Вы правы, — согласился Палмер.
Они стояли молча, пока вертолет приземлялся и высаживал пассажиров. Один из регулировщиков махнул рукой одетому в униформу контролеру, который, открыв проход, повел к вертолету новых пассажиров.
Гаусс обернулся и еще раз взглянул на линию горизонта. Покачал головой и сказал:
— Не понимаю, как люди могут здесь жить. — Высокая волна стукнулась о стенку позади него и послала целый душ брызг на его ботинки вместе с промасленным куском коричневатой бумаги. Гаусс довольно чопорно протянул руку. — Получил огромное удовольствие.
Палмер пожал ему руку.
— Желаю счастья.
Гаусс тонко улыбнулся.
— Каждый сам кузнец своего счастья, — сказал он и, повернувшись, поднялся в вертолет.
Хайль Гитлер! — подумал Палмер. Не ожидая взлета, он повернулся и пошел с бетонной дорожки, мимо билетной кассы к «кадиллаку». Теперь ему было совершенно безразлично: вертолет мог опрокинуться, перевернуться набок и утонуть, как огромный жук в грязных коричнево-зеленых водах нью-йоркской гавани. Занавес опущен. Спектакль окончен. Самоуверенный, хныкающий маленький немец — главный герой спектакля — теперь мог исчезнуть с лица земли.
Глава шестьдесят вторая
В два тридцать Палмер вошел в свой кабинет на Пятой авеню. Он сел за стол в конце огромной комнаты и уже собирался поднять трубку, когда заметил целую кучу записок. В это утро, начиная с 8.55 и далее, через каждый час звонил Бэркхардт. Один раз, в одиннадцать, позвонил муж Джейн, Тим, и вскоре после него — Эдис. В 12.15 звонил Джордж Моллетт из «Стар», который, по всей вероятности, выскочил к телефону, едва увидев Палмера за ленчем. В час были зарегистрированы два звонка Бернса, с интервалом в пять минут. И в это же время начал звонить личный маклер Палмера.
Палмер нажал кнопку, соединяющую телефон с городом, и набрал номер маклера, таким образом исключая возможное подслушивание телефонистками.
— Это я, Пит, — сказал Палмер.
— Очень кстати, — приглушенным голосом ответил маклер. — Тридцать девять.
— То есть шесть пунктов вниз. Что, по-твоему, будет к концу дня?
— Большой активности не будет. Ни один из крупных пакетов еще не поступил в продажу.
— И не поступит, пока тенденция не станет твердой, — догадался Палмер. — Может быть, завтра к полудню.
— Не удивлюсь, если к закрытию они поднимутся на несколько пунктов.
— Биржевые спекулянты?
— Да. Необходим очень сильный нажим, чтобы удержать понижение.
— Нажим уже сделан, — сообщил Палмер.
— Когда?
— Около часа назад.
— На бирже не появилось никаких признаков.
— Новость еще не разошлась по Стрит, но скоро ты это почуешь.
— А что это такое? — спросил маклер.
— Мне лучше молчать. Говори уж ты.
— Стало быть, мы сделали ловкий ход?
— Дай мне знать, когда услышишь, — сказал Палмер. — И тут же дай мне знать, когда увидишь признаки поступления в продажу крупных пакетов акций.
— Как ты думаешь, насколько они еще упадут, Вуди?
— Что я, маклер?
— Ха! — Линия замолчала.
Палмер сидел улыбаясь. Потом нажал кнопку «Бэркхардт» и стал ждать. Спустя момент она загорелась зеленым светом.
— Да?
— Лэйн, вы мне звонили?
— Кто?.. Ты, проклятый дурак! Где, черт побери, ты шлялся?
— В деловом квартале. Я чуть было не наскочил на вас там.
— Я знаю, что ты был в деловом квартале. Все знают. Четыре человека позвонили мне, когда увидели тебя за ленчем. Что, черт возьми, ты там затеваешь?
— Ничего, в чем мне нужна была бы помощь.
— Послушай, ты, сопливый нахал, когда я задаю вопрос, я…
— Если бы я считал вас способным помочь, я обратился бы к вам, — прервал его Палмер. — Честно говоря, я не могу доверить вам, так как боюсь, что вы все провалите. Вы слишком несдержанны.
— Ты соображаешь, что говоришь?
Кнопка внешней связи загорелась зеленым светом, и интерком тихо загудел. Свет начал мерцать в медленном настойчивом ритме.
— Кто-то еще звонит мне, — добродушно сообщил Палмер.
— Мне наплевать.
— Я же сказал, вы слишком несдержанны, — прервал его Палмер. — И это еще очень мягкое определение. Успокойтесь! Я разбужу вас, когда все кончится.
— Палмер, ты маленький…
— Позвоню вам позже, Лэйн. — И, прерывая разговор с Бэркхардтом, Палмер нажал на другую кнопку. — Да?
— Мистер Моллетт, сэр.
— Соедините. Джордж?
— Вы избегаете меня? — спросил Моллетт.
— Только что вошел. Мой босс жевал мне ухо.
— Как прошел ленч?
— Прекрасно, — ответил Палмер. — А как ваш?
— Очень остро. У вас горели уши?
— А должны были гореть?
— Скажите, это обычная встреча старых армейских друзей?
— В какой-то мере да.
— Что? Гаусс собирается работать на Хейгена?
— Лучше спросите кого-нибудь из них.
— Я спрашивал. Хейген не отвечает. Гаусса нет в городе.
— Почему бы вам не попробовать узнать в соответствующем правительственном департаменте?
— У кого-нибудь, в частности? — спросил репортер.
— Есть такой мистер Карви. Тим Карви. Он может кое-что знать.
— Для печати? — спросил Моллетт. — Он не будет говорить, не так ли?
— Побеспокойте его тем не менее.
— Я бы лучше побеспокоил вас.
— Если вы побеспокоите Тима, — пообещал Палмер, — я выложу вам все неофициально, с достаточным количеством деталей, так, чтобы вы знали, какие вопросы задавать Хейгену, Лумису и Гауссу.
— Иными словами, вы хотите, чтобы этого Карви побеспокоили. И вы хотите сделать это чужими руками.
— Не такого разговора обычно ждешь от корреспондента «Стар».
— Сейчас я все заверчу, — ответил Моллетт.
— Хорошо. До свидания.
Палмер снова нажал кнопку прямого соединения с городом и набрал номер Мака Бернса. Теперь было без четверти три.
— Отвечаю на твой звонок, Мак.
— Дорогой, почему ты не сказал мне, что в тебе течет ливанская кровь?
— Это ты считаешь комплиментом?
Бернс хмыкнул:
— Не мог дождаться закрытия биржи. Когда все началось, я довольно быстро сообразил. Я хочу лишь узнать, как тебе это удалось?
— Что удалось?
— С ума можно сойти. Слушай, я сейчас послал тебе кое-что с рассыльным. Это должно быть у тебя с минуты на минуту.
— Что это?
— Магнитофонная лента. Она твоя.
— Я тронут. Мак.
— А я изумлен. У меня тут со всех сторон трезвонят телефоны, дорогой. Позволь мне позвонить тебе сегодня вечером. А еще лучше: давай пообедаем вместе.
— Мак, если ты меняешь предмет своей преданности, лучше не теряй времени. Я все еще БАП.
— Не разыгрывай меня, дорогуша! С таким умом?
— Ум тот же, что и раньше. Просто работает над другой идеей. Я не знаю, как насчет обеда. Позвони мне около пяти.
— Чудесно. Должен бежать. Пока.
Палмер повесил трубку и смотрел, как темнеет кнопка. Он проверил время первого звонка Бернса и понял, что тот звонил, еще не зная о встрече в «Клубе». Другими словами, решил Палмер, Бернс отреагировал на неожиданное падение курса акций Джет-Тех. Он, вероятно, еще не слышал о Гауссе. Один из многочисленных звонков, которые, по его словам, начинают поступать к нему, вероятно, принесет новость о ленче.
Палмер закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Нетрудно разгадать Бернса, сказал он себе. Экспансивное приветствие, попытка теплого сближения были вызваны всего лишь распродажей акций на бирже. Бернс проанализировал положение и решил, что это был ответ Палмера на угрозу быть разоблаченным. Таким образом, Бернс, вероятнее всего, решил нейтрализовать Палмера, послав ему магнитофонную ленту, о которой шла речь. Это бы ослабило нажим Палмера на биржу и дало бы Бернсу время изобрести способ переманить Палмера в лагерь Джет-Тех, может быть, через… Как говорится в старой пословице? Легче поймать муху на мед, чем на уксус?
Снова загудел интерком.
— Да?
— Только что доставили сверток, сэр.
— Принесите его, пожалуйста.
Палмер нажал черную кнопку телефона, соединяющегося с кабинетом Вирджинии Клэри.
— У вас где-нибудь здесь есть магнитофон? — спросил он без предисловий.
— Я… Да, думаю, есть.
— Пусть его принесут ко мне, и приходите сами.
— Вы у себя в кабинете?
— Как можно скорее, пожалуйста.
В 3.10 Палмер поставил кассету Бернса на магнитофон. Они с Вирджинией стояли и следили, как она разматывается. Тихий, скрипучий звук послышался из динамика.
— Сделай погромче, — предложила Вирджиния.
— Может быть, мне нужно просто послать это в одну из радиокомпаний в целях широкого оглашения?
— Гм.
Вскоре они услышали свои голоса. Палмер послушал, вдруг нахмурился и включил перемотку, внимательно рассматривая крутящуюся ленту. Через несколько минут она была смотана на основную бобину. — Странно, — сказал Палмер, — ни единого соединения.
— А должны быть?
— Оригинальная лента охватывает много дней и вечеров записи. Магнитофон в квартире Бернса имел маленькие семисантиметровые бобины. А эта лента заполняет 17-сантиметровую бобину. Это означает, что она составлена из трех-четырех более маленьких. Чтобы они были вместе, их надо склеить. А на этой ленте соединений нет. Значит…
— Значит, это переписанный вариант, а не оригинал.
— И опять блестящий ум Клэри.
— Мак выдал это за оригинал? Как ты заставил его расстаться с ним?
— Секрет. Главное, он не расстался с оригиналом. Он думал, я поверю, что он отдал оригинал.
— А это…
— Значит, я был прав в отношении Мака. Он не подозревает, в какой серьезный переплет он попал. Если бы он знал о моем ленче, он понял бы, что теперь у него безвыходное положение и даже ложная взятка, вроде этой, ничего не может спасти.
— Вудс, я совершенно не представляю, о чем ты говоришь.
— Знаю. — Он поднял глаза от магнитофона. — Прости. Я даже не разговаривал с тобой с того вечера в пятницу. Это все китайская грамота для тебя, не так ли?
— Я провела очень спокойный уик-энд дома у телефона.
— Прости меня.
Она избегала его взгляда.
— Дошло до того, что моя мама решительно сказала: «Вирджиния, кто бы он ни был, он не хочет с тобой разговаривать». Иногда она бывает удивительно проницательна.
— Причина не в том, что я не хотел говорить с тобой. Просто я…
— Не говорил, — сказала за него Вирджиния.
— Когда все закончится, я расскажу тебе подробно о всех своих делах в этот уик-энд. Тогда ты…
— Когда что будет закончено?
— То, что я расхлебал только наполовину. — Палмер снял обе бобины и переставил их. Потом вставил ленту и нажал на кнопку «Запись». — Я стираю эту ленту, — сказал он. — Она не единственная, но тем не менее нет смысла оставлять ее в таком виде.
— А теперь наши голоса записываются.
— Мы же говорим тихо. Просто стирается та запись.
— Тогда могу я сделать небольшое заявление?
Он искоса взглянул на нее.
— Пожалуйста, не надо. К этому времени завтра или самое позднее в среду утром я смогу объяснить все.
— Раз ты собираешься рассказать Джорджу Моллетту, с тем же успехом можешь рассказать и мне.
— Откуда ты знаешь?
— Он звонил и спрашивал меня, нет ли у тебя привычки не выполнять обещаний.
— Несколько минут назад?
Она кивнула:
— Я ответила, что всегда считала тебя образцом пунктуальности. — Наступило длительное молчание. — Но очевидно, обо мне ты этого не думаешь, — продолжала она. — Мне нельзя доверить информацию, которую ты намерен сообщить «Стар».
— Только не официально, — торопливо объяснил Палмер.
— Прекрасно. — Она следила за ржаво-коричневой лентой.
Потом, казалось пересилив себя, она отвела глаза от крутящейся ленты и уставилась на него с тем же пристальным вниманием, с каким только что изучала магнитофон. В послеполуденном, идущем сквозь верхние жалюзи свете глаза Вирджинии оказались как бы в глубоких пещерах темно-фиолетового цвета. В ее зрачках Палмер увидел свое отражение.
— Ты и в самом деле думаешь?.. — нарушила она молчание. — Ну, конечно же.
— Что я думаю?
— Ничего. — На секунду ее полная нижняя губа стала тонкой и напряженной. Потом уголок рта дернулся вниз. — Я все же скажу. Ты все еще думаешь, что я в сговоре с Маком, не так ли?
— Я никогда не думал, что ты…
— Нет, думал. Ты почти так и сказал в пятницу вечером.
— Я говорил и делал кошмарное количество диких вещей. Я был пьян.
— In vino veritas [Истина в вине (лат.)] и так далее, — сказала Вирджиния. — Ты не знал, что я учила и латинский и греческий? Хорошо иметь всестороннее образование. Конечно, это было до того, как блуд стал моей основной профессией.
Он резко вздохнул.
— Я прошу прощения за то, что наговорил. За то, что я думал в тот вечер. Я знаю, что это не так. Пьяные галлюцинации.
Она снова кивнула:
— Я могу понять, как это было. Но это не объясняет, почему ты не позвонил мне за целый уик-энд и не рассказал. Я сидела дома, и только один шаг отделял меня от принятия большой дозы снотворного. Ты даже не можешь представить, как я себя чувствовала. И самое глупое в том, что один несчастный телефонный звонок мог бы меня излечить. Вот в какое идиотское положение я себя поставила, Вудс. Женщине моих лет следовало бы быть умнее.
— Я действительно прошу прощения. Я…
— И, конечно, это не объясняет, почему ты не должен доверять мне, — продолжала она. Он хотел что-то сказать, но она, протянув руку, закрыла ладонью его рот. — Тем не менее я не хочу больше об этом слышать, — сказала она. — Это вопрос принципа, а не денег. Если тебе больше не нужен магнитофон, я скажу, чтобы его отнесли назад.
— Послушай, может быть, ты хочешь посидеть здесь во время моего разговора с Моллеттом? Тогда ты будешь знать то же, что и он.
Она покачала головой:
— У меня тысяча разных дел.
— Тогда давай выпьем что-нибудь после обеда.
— Нет.
— Я верю тебе, ты знаешь. Ты именно тот человек, кому я действительно верю.
— Да. — Она следила, как конец магнитофонной ленты хлопал на вертящейся кассете. — Я скажу, чтобы его забрали. — Она направилась к двери.
— Вирджиния!
Она обернулась.
— Может быть, у меня это пройдет к завтрашнему дню или к среде. Видит бог, у меня ничего не осталось от моей былой гордости.
— Не уходи, пожалуйста!
Она снова двинулась к двери.
— Правда, Вудс, я совершенно уверена, что тебе лучше поговорить со мной завтра. И я буду очень ждать.
— Ну, конечно, черт побери!
Она распахнула дверь.
— Я скажу, чтобы унесли эту машину, — громко сказала она. Потом вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
В тот же момент загудел интерком. Палмер увидел, что загорелась кнопка Бэркхардта. Он не обратил на нее внимания, снял кассету с магнитофона и сунул ее в карман. Через минуту замигала другая кнопка, указывая на звонок по прямому личному телефону. Он ответил.
— Поднялись на полпункта, — сообщил маклер Палмера. — Но с 39,5 вдруг началось резкое падение. Биржа закрылась. Но падение акций Джет-Тех, судя по последним сведениям, продолжается. Сейчас сообщают, что курс их акций упал до 34. В чем дело?
— Ты все еще не слышал?
— Почему ты такой скрытный. Дело в немецком ученом, да?
— Значит, ты все-таки слышал, — настаивал Палмер.
— По всей Стрит только об этом и говорят. Но разве это могло дать такой эффект?
— Пит, эффект только начинает ощущаться.
— Но почему?
— Ох, Пит, — вздохнул Палмер, — я думал, что маклер — это ты. — Он прервал разговор и, все еще не обращая внимания на звонок Бэркхардта, ответил на другой городской звонок.
— Мистер Моллетт, сэр.
— Соедините. — Палмер полез в карман за карточкой с планом. — Джордж, вы дозвонились?
— Да, хоть это было не легко. Бедный парень в конце концов бросил трубку.
— Почему «бедный парень»?
— Он так нервничал, что мне его даже жаль стало.
— Тим Карви нервничал? Из-за Гаусса?
— Из-за чего же еще? Ему нечего было сообщить для печати.
Он сказал, что через несколько часов наше вашингтонское бюро получит документы для печати, касающиеся этого события. И потом он бросил трубку, не дослушав следующего вопроса.
— Ужасно!
— По-вашему, будучи крупным налогоплательщиком, вы имеете право затевать ссоры с государственными служащими?
— Тиму платят за то, чтобы он нервничал. И я ужасно доволен, что его агентство сделает официальное заявление по этому вопросу. Вот тогда вы и получите вашу статью, преподнесенную вам на блюдечке.
— Прекрасно, — сказал Моллетт без особого энтузиазма. — Вы хоть начните с чего-нибудь. Только начните.
— Не…
— …официально, — устало закончил репортер. — Говорите.
— Я думаю, все дело в неудаче ракеты-носителя «Уотан», — начал Палмер, расшифровывая свои короткие записи на карточке размером 7,5 х 12,5 см. — Гаусс все время чувствовал, что бюджет на его исследовательские работы урезывается, а вся программа этих работ задерживается. В то же время неудачи с «Уотан» стоили Джет-Тех престижа. Они реализовали довольно много своих ценных бумаг, но это не помогало. Они просили у нас заем такого масштаба, что я даже не могу назвать сумму. Просто назовите ее беспримерной. Мы отказали им. Гаусс потерял всякую надежду. Он пришел ко мне за помощью. Он сказал, что я у него в долгу прежде всего потому, что именно я притащил его в Соединенные Штаты. Мне показалось, что он прав. Я пораскинул мозгами и наткнулся на Хейгена, который только что потерял Ааронсона и сильно нуждался в руководителе широкого размаха для своих исследований. Об остальном вы уже догадались.
Палмер нажал кнопку, соединяющую телефон с городом, и набрал номер маклера, таким образом исключая возможное подслушивание телефонистками.
— Это я, Пит, — сказал Палмер.
— Очень кстати, — приглушенным голосом ответил маклер. — Тридцать девять.
— То есть шесть пунктов вниз. Что, по-твоему, будет к концу дня?
— Большой активности не будет. Ни один из крупных пакетов еще не поступил в продажу.
— И не поступит, пока тенденция не станет твердой, — догадался Палмер. — Может быть, завтра к полудню.
— Не удивлюсь, если к закрытию они поднимутся на несколько пунктов.
— Биржевые спекулянты?
— Да. Необходим очень сильный нажим, чтобы удержать понижение.
— Нажим уже сделан, — сообщил Палмер.
— Когда?
— Около часа назад.
— На бирже не появилось никаких признаков.
— Новость еще не разошлась по Стрит, но скоро ты это почуешь.
— А что это такое? — спросил маклер.
— Мне лучше молчать. Говори уж ты.
— Стало быть, мы сделали ловкий ход?
— Дай мне знать, когда услышишь, — сказал Палмер. — И тут же дай мне знать, когда увидишь признаки поступления в продажу крупных пакетов акций.
— Как ты думаешь, насколько они еще упадут, Вуди?
— Что я, маклер?
— Ха! — Линия замолчала.
Палмер сидел улыбаясь. Потом нажал кнопку «Бэркхардт» и стал ждать. Спустя момент она загорелась зеленым светом.
— Да?
— Лэйн, вы мне звонили?
— Кто?.. Ты, проклятый дурак! Где, черт побери, ты шлялся?
— В деловом квартале. Я чуть было не наскочил на вас там.
— Я знаю, что ты был в деловом квартале. Все знают. Четыре человека позвонили мне, когда увидели тебя за ленчем. Что, черт возьми, ты там затеваешь?
— Ничего, в чем мне нужна была бы помощь.
— Послушай, ты, сопливый нахал, когда я задаю вопрос, я…
— Если бы я считал вас способным помочь, я обратился бы к вам, — прервал его Палмер. — Честно говоря, я не могу доверить вам, так как боюсь, что вы все провалите. Вы слишком несдержанны.
— Ты соображаешь, что говоришь?
Кнопка внешней связи загорелась зеленым светом, и интерком тихо загудел. Свет начал мерцать в медленном настойчивом ритме.
— Кто-то еще звонит мне, — добродушно сообщил Палмер.
— Мне наплевать.
— Я же сказал, вы слишком несдержанны, — прервал его Палмер. — И это еще очень мягкое определение. Успокойтесь! Я разбужу вас, когда все кончится.
— Палмер, ты маленький…
— Позвоню вам позже, Лэйн. — И, прерывая разговор с Бэркхардтом, Палмер нажал на другую кнопку. — Да?
— Мистер Моллетт, сэр.
— Соедините. Джордж?
— Вы избегаете меня? — спросил Моллетт.
— Только что вошел. Мой босс жевал мне ухо.
— Как прошел ленч?
— Прекрасно, — ответил Палмер. — А как ваш?
— Очень остро. У вас горели уши?
— А должны были гореть?
— Скажите, это обычная встреча старых армейских друзей?
— В какой-то мере да.
— Что? Гаусс собирается работать на Хейгена?
— Лучше спросите кого-нибудь из них.
— Я спрашивал. Хейген не отвечает. Гаусса нет в городе.
— Почему бы вам не попробовать узнать в соответствующем правительственном департаменте?
— У кого-нибудь, в частности? — спросил репортер.
— Есть такой мистер Карви. Тим Карви. Он может кое-что знать.
— Для печати? — спросил Моллетт. — Он не будет говорить, не так ли?
— Побеспокойте его тем не менее.
— Я бы лучше побеспокоил вас.
— Если вы побеспокоите Тима, — пообещал Палмер, — я выложу вам все неофициально, с достаточным количеством деталей, так, чтобы вы знали, какие вопросы задавать Хейгену, Лумису и Гауссу.
— Иными словами, вы хотите, чтобы этого Карви побеспокоили. И вы хотите сделать это чужими руками.
— Не такого разговора обычно ждешь от корреспондента «Стар».
— Сейчас я все заверчу, — ответил Моллетт.
— Хорошо. До свидания.
Палмер снова нажал кнопку прямого соединения с городом и набрал номер Мака Бернса. Теперь было без четверти три.
— Отвечаю на твой звонок, Мак.
— Дорогой, почему ты не сказал мне, что в тебе течет ливанская кровь?
— Это ты считаешь комплиментом?
Бернс хмыкнул:
— Не мог дождаться закрытия биржи. Когда все началось, я довольно быстро сообразил. Я хочу лишь узнать, как тебе это удалось?
— Что удалось?
— С ума можно сойти. Слушай, я сейчас послал тебе кое-что с рассыльным. Это должно быть у тебя с минуты на минуту.
— Что это?
— Магнитофонная лента. Она твоя.
— Я тронут. Мак.
— А я изумлен. У меня тут со всех сторон трезвонят телефоны, дорогой. Позволь мне позвонить тебе сегодня вечером. А еще лучше: давай пообедаем вместе.
— Мак, если ты меняешь предмет своей преданности, лучше не теряй времени. Я все еще БАП.
— Не разыгрывай меня, дорогуша! С таким умом?
— Ум тот же, что и раньше. Просто работает над другой идеей. Я не знаю, как насчет обеда. Позвони мне около пяти.
— Чудесно. Должен бежать. Пока.
Палмер повесил трубку и смотрел, как темнеет кнопка. Он проверил время первого звонка Бернса и понял, что тот звонил, еще не зная о встрече в «Клубе». Другими словами, решил Палмер, Бернс отреагировал на неожиданное падение курса акций Джет-Тех. Он, вероятно, еще не слышал о Гауссе. Один из многочисленных звонков, которые, по его словам, начинают поступать к нему, вероятно, принесет новость о ленче.
Палмер закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Нетрудно разгадать Бернса, сказал он себе. Экспансивное приветствие, попытка теплого сближения были вызваны всего лишь распродажей акций на бирже. Бернс проанализировал положение и решил, что это был ответ Палмера на угрозу быть разоблаченным. Таким образом, Бернс, вероятнее всего, решил нейтрализовать Палмера, послав ему магнитофонную ленту, о которой шла речь. Это бы ослабило нажим Палмера на биржу и дало бы Бернсу время изобрести способ переманить Палмера в лагерь Джет-Тех, может быть, через… Как говорится в старой пословице? Легче поймать муху на мед, чем на уксус?
Снова загудел интерком.
— Да?
— Только что доставили сверток, сэр.
— Принесите его, пожалуйста.
Палмер нажал черную кнопку телефона, соединяющегося с кабинетом Вирджинии Клэри.
— У вас где-нибудь здесь есть магнитофон? — спросил он без предисловий.
— Я… Да, думаю, есть.
— Пусть его принесут ко мне, и приходите сами.
— Вы у себя в кабинете?
— Как можно скорее, пожалуйста.
В 3.10 Палмер поставил кассету Бернса на магнитофон. Они с Вирджинией стояли и следили, как она разматывается. Тихий, скрипучий звук послышался из динамика.
— Сделай погромче, — предложила Вирджиния.
— Может быть, мне нужно просто послать это в одну из радиокомпаний в целях широкого оглашения?
— Гм.
Вскоре они услышали свои голоса. Палмер послушал, вдруг нахмурился и включил перемотку, внимательно рассматривая крутящуюся ленту. Через несколько минут она была смотана на основную бобину. — Странно, — сказал Палмер, — ни единого соединения.
— А должны быть?
— Оригинальная лента охватывает много дней и вечеров записи. Магнитофон в квартире Бернса имел маленькие семисантиметровые бобины. А эта лента заполняет 17-сантиметровую бобину. Это означает, что она составлена из трех-четырех более маленьких. Чтобы они были вместе, их надо склеить. А на этой ленте соединений нет. Значит…
— Значит, это переписанный вариант, а не оригинал.
— И опять блестящий ум Клэри.
— Мак выдал это за оригинал? Как ты заставил его расстаться с ним?
— Секрет. Главное, он не расстался с оригиналом. Он думал, я поверю, что он отдал оригинал.
— А это…
— Значит, я был прав в отношении Мака. Он не подозревает, в какой серьезный переплет он попал. Если бы он знал о моем ленче, он понял бы, что теперь у него безвыходное положение и даже ложная взятка, вроде этой, ничего не может спасти.
— Вудс, я совершенно не представляю, о чем ты говоришь.
— Знаю. — Он поднял глаза от магнитофона. — Прости. Я даже не разговаривал с тобой с того вечера в пятницу. Это все китайская грамота для тебя, не так ли?
— Я провела очень спокойный уик-энд дома у телефона.
— Прости меня.
Она избегала его взгляда.
— Дошло до того, что моя мама решительно сказала: «Вирджиния, кто бы он ни был, он не хочет с тобой разговаривать». Иногда она бывает удивительно проницательна.
— Причина не в том, что я не хотел говорить с тобой. Просто я…
— Не говорил, — сказала за него Вирджиния.
— Когда все закончится, я расскажу тебе подробно о всех своих делах в этот уик-энд. Тогда ты…
— Когда что будет закончено?
— То, что я расхлебал только наполовину. — Палмер снял обе бобины и переставил их. Потом вставил ленту и нажал на кнопку «Запись». — Я стираю эту ленту, — сказал он. — Она не единственная, но тем не менее нет смысла оставлять ее в таком виде.
— А теперь наши голоса записываются.
— Мы же говорим тихо. Просто стирается та запись.
— Тогда могу я сделать небольшое заявление?
Он искоса взглянул на нее.
— Пожалуйста, не надо. К этому времени завтра или самое позднее в среду утром я смогу объяснить все.
— Раз ты собираешься рассказать Джорджу Моллетту, с тем же успехом можешь рассказать и мне.
— Откуда ты знаешь?
— Он звонил и спрашивал меня, нет ли у тебя привычки не выполнять обещаний.
— Несколько минут назад?
Она кивнула:
— Я ответила, что всегда считала тебя образцом пунктуальности. — Наступило длительное молчание. — Но очевидно, обо мне ты этого не думаешь, — продолжала она. — Мне нельзя доверить информацию, которую ты намерен сообщить «Стар».
— Только не официально, — торопливо объяснил Палмер.
— Прекрасно. — Она следила за ржаво-коричневой лентой.
Потом, казалось пересилив себя, она отвела глаза от крутящейся ленты и уставилась на него с тем же пристальным вниманием, с каким только что изучала магнитофон. В послеполуденном, идущем сквозь верхние жалюзи свете глаза Вирджинии оказались как бы в глубоких пещерах темно-фиолетового цвета. В ее зрачках Палмер увидел свое отражение.
— Ты и в самом деле думаешь?.. — нарушила она молчание. — Ну, конечно же.
— Что я думаю?
— Ничего. — На секунду ее полная нижняя губа стала тонкой и напряженной. Потом уголок рта дернулся вниз. — Я все же скажу. Ты все еще думаешь, что я в сговоре с Маком, не так ли?
— Я никогда не думал, что ты…
— Нет, думал. Ты почти так и сказал в пятницу вечером.
— Я говорил и делал кошмарное количество диких вещей. Я был пьян.
— In vino veritas [Истина в вине (лат.)] и так далее, — сказала Вирджиния. — Ты не знал, что я учила и латинский и греческий? Хорошо иметь всестороннее образование. Конечно, это было до того, как блуд стал моей основной профессией.
Он резко вздохнул.
— Я прошу прощения за то, что наговорил. За то, что я думал в тот вечер. Я знаю, что это не так. Пьяные галлюцинации.
Она снова кивнула:
— Я могу понять, как это было. Но это не объясняет, почему ты не позвонил мне за целый уик-энд и не рассказал. Я сидела дома, и только один шаг отделял меня от принятия большой дозы снотворного. Ты даже не можешь представить, как я себя чувствовала. И самое глупое в том, что один несчастный телефонный звонок мог бы меня излечить. Вот в какое идиотское положение я себя поставила, Вудс. Женщине моих лет следовало бы быть умнее.
— Я действительно прошу прощения. Я…
— И, конечно, это не объясняет, почему ты не должен доверять мне, — продолжала она. Он хотел что-то сказать, но она, протянув руку, закрыла ладонью его рот. — Тем не менее я не хочу больше об этом слышать, — сказала она. — Это вопрос принципа, а не денег. Если тебе больше не нужен магнитофон, я скажу, чтобы его отнесли назад.
— Послушай, может быть, ты хочешь посидеть здесь во время моего разговора с Моллеттом? Тогда ты будешь знать то же, что и он.
Она покачала головой:
— У меня тысяча разных дел.
— Тогда давай выпьем что-нибудь после обеда.
— Нет.
— Я верю тебе, ты знаешь. Ты именно тот человек, кому я действительно верю.
— Да. — Она следила, как конец магнитофонной ленты хлопал на вертящейся кассете. — Я скажу, чтобы его забрали. — Она направилась к двери.
— Вирджиния!
Она обернулась.
— Может быть, у меня это пройдет к завтрашнему дню или к среде. Видит бог, у меня ничего не осталось от моей былой гордости.
— Не уходи, пожалуйста!
Она снова двинулась к двери.
— Правда, Вудс, я совершенно уверена, что тебе лучше поговорить со мной завтра. И я буду очень ждать.
— Ну, конечно, черт побери!
Она распахнула дверь.
— Я скажу, чтобы унесли эту машину, — громко сказала она. Потом вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
В тот же момент загудел интерком. Палмер увидел, что загорелась кнопка Бэркхардта. Он не обратил на нее внимания, снял кассету с магнитофона и сунул ее в карман. Через минуту замигала другая кнопка, указывая на звонок по прямому личному телефону. Он ответил.
— Поднялись на полпункта, — сообщил маклер Палмера. — Но с 39,5 вдруг началось резкое падение. Биржа закрылась. Но падение акций Джет-Тех, судя по последним сведениям, продолжается. Сейчас сообщают, что курс их акций упал до 34. В чем дело?
— Ты все еще не слышал?
— Почему ты такой скрытный. Дело в немецком ученом, да?
— Значит, ты все-таки слышал, — настаивал Палмер.
— По всей Стрит только об этом и говорят. Но разве это могло дать такой эффект?
— Пит, эффект только начинает ощущаться.
— Но почему?
— Ох, Пит, — вздохнул Палмер, — я думал, что маклер — это ты. — Он прервал разговор и, все еще не обращая внимания на звонок Бэркхардта, ответил на другой городской звонок.
— Мистер Моллетт, сэр.
— Соедините. — Палмер полез в карман за карточкой с планом. — Джордж, вы дозвонились?
— Да, хоть это было не легко. Бедный парень в конце концов бросил трубку.
— Почему «бедный парень»?
— Он так нервничал, что мне его даже жаль стало.
— Тим Карви нервничал? Из-за Гаусса?
— Из-за чего же еще? Ему нечего было сообщить для печати.
Он сказал, что через несколько часов наше вашингтонское бюро получит документы для печати, касающиеся этого события. И потом он бросил трубку, не дослушав следующего вопроса.
— Ужасно!
— По-вашему, будучи крупным налогоплательщиком, вы имеете право затевать ссоры с государственными служащими?
— Тиму платят за то, чтобы он нервничал. И я ужасно доволен, что его агентство сделает официальное заявление по этому вопросу. Вот тогда вы и получите вашу статью, преподнесенную вам на блюдечке.
— Прекрасно, — сказал Моллетт без особого энтузиазма. — Вы хоть начните с чего-нибудь. Только начните.
— Не…
— …официально, — устало закончил репортер. — Говорите.
— Я думаю, все дело в неудаче ракеты-носителя «Уотан», — начал Палмер, расшифровывая свои короткие записи на карточке размером 7,5 х 12,5 см. — Гаусс все время чувствовал, что бюджет на его исследовательские работы урезывается, а вся программа этих работ задерживается. В то же время неудачи с «Уотан» стоили Джет-Тех престижа. Они реализовали довольно много своих ценных бумаг, но это не помогало. Они просили у нас заем такого масштаба, что я даже не могу назвать сумму. Просто назовите ее беспримерной. Мы отказали им. Гаусс потерял всякую надежду. Он пришел ко мне за помощью. Он сказал, что я у него в долгу прежде всего потому, что именно я притащил его в Соединенные Штаты. Мне показалось, что он прав. Я пораскинул мозгами и наткнулся на Хейгена, который только что потерял Ааронсона и сильно нуждался в руководителе широкого размаха для своих исследований. Об остальном вы уже догадались.