Страница:
В толпе царило оживление. Возбужденные долгой зимней разлукой друзья встречали веселыми криками любой движущийся объект, будь то экзотическое «купе» или рычащий «чоппер». По заставленной техникой проезжей части циркулировали бородатые байкеры в клепаных куртках, а дамочки в кожаных джинсах ищущим взглядом нежно окидывали их мужественные лица.
Появление Нади было встречено приветственными возгласами.
— Ого, Надюха! — Трехметровый детина по кличке Полковник, старый друг Паука, дружески хлопнул девушку по кожаной спине. — Откуда «рисовую ракету» прибомбила?
Надя лишь загадочно улыбнулась, ища глазами в толпе своего приятеля. Среди поблескивавших хромированными частями мотоциклов она разглядела огромный раскрашенный в тигровые цвета «Харлей» Паука и на малом газу подкатила к нему. Ей не терпелось поведать о сегодняшнем приключении.
Захлебываясь, она рассказывала о своем поединке с зажравшимся «плохустиком» в новеньком «мерсе». Потягивавшие пиво «перцы» с косынками на головах, в кожаных перчатках внимали ее рассказу, одобрительно покряхтывая:
— Молодец! Как ты его! Правильно!
— Ногу не свернула, когда по зеркалу била «казаками»? — обняв ее за плечи, заботливо спросил Паук. — Могла ведь отлететь под колеса, как мячик в пинг-понге.
— Все было по науке, — гордо улыбнулась Надя. — Хряк — и все! Они еще пытались за мной гнаться, но куда там! Я в переход — и уже на другой стороне стою, они только зубами скрипят. Так им и надо!
— Ну, вот тебе и открытие сезона! — восхищенно протянул тип по прозвищу Зверь, гордо восседавший на видавшей виды «Хонде», которую три года самолично собирал из деталей, найденных на свалках ближнего Подмосковья. — По этому поводу нужно выпить. Слышь, Надюха, не боишься, что этот тип вычислит тебя по номеру?
— Пусть рискнет здоровьем, — хмыкнула Надя и задорно тряхнула рыжей, спутанной от ветра гривой. Паук прижал девушку к себе и горделиво произнес:
— Моя школа!
Когда короткая стрелка часов нехотя перевалила за единицу, веселье на Воробьевых горах достигло критической точки, а столбик термометра окончательно ушел в минус. В свете фонарей мистически поблескивал асфальт, а на обочине между деревьями смутно чернели глыбы слежавшегося грязного снега.
Звенящая бутылками толпа постепенно редела: незакаленная молодежь дружно впадала в алкогольную кому и отчаливала восвояси, а солидная публика шла догуливать праздник в более теплой обстановке — клубах, барах и личных гаражах.
Часам к трем под воздействием низких температур веселье угасло окончательно, и Надя со своим приятелем и его друзьями отправились на «Свинодром» — одну из баз «Ночных волков».
Бешено ревя моторами, кавалькада мотоциклистов летела по тихим ночным улицам мимо салютующих работников ГАИ на перекрестках. В лицо бил упругий ветер, от морозного воздуха перехватывало дыхание, щеки покрывались ледяной коркой, а руки коченели, примерзая к рулю.
В воздухе кружились слабые чахоточные снежинки, но даже снег теперь не мог испортить Наде настроения — сезон все-таки был открыт, и любые погодные каверзы могли лишь ненадолго задержать бесповоротное наступление великого Времени Сухого Асфальта. Время Сухого Асфальта — это пора полета и движения, единственное время настоящих байкеров, для которых остановка означает немедленную и бесповоротную смерть.
— Что такое? — произнесла она в телефонную трубку.
— У него новая пассия.
— Кто она? — хищно прищурила она зеленоватые бесовские глаза. — Я ее знаю?
— Официантка из грязного бара в рабочем районе, — иронически ухмыльнулся голос в трубке. — Ну и вкусы у него! Наверное, после изысканного ресторана особенно сильно тянет на гамбургеры…
Лариса улыбнулась, оценив тонкий. комплимент.
— Значит, танцовщица забыта? А как поживает мой мешок с деньгами?
— Этот мешок изрядно похудел за последнее время. Его пощипала одна верткая фирма, именуемая вполне невинно — «Насос трейд». Руководит ею некая бойкая дамочка, которая не стесняется запускать руку в чужой карман.
— И что, крупно она его выпотрошила?
— Да уж, постаралась. Обычная схема — деньги перечислили в банк, а потом они пропали со счета неизвестно куда. Но и это не главное… Он продает все свои ликвидные акции. Насколько удалось проследить цепочку, их конечный пункт — оффшорные компании на Кипре. Вот что мне приходит в голову… Не собрался ли он свернуть дела?
— Как это?
— Ну, закончить бизнес. Вывозит капиталы за рубеж, чтобы уйти на покой…
— Это исключено! — невозмутимо заметила она после некоторого раздумья. — При его влиянии, при его связях… Добровольно отказаться от этого — нонсенс!
— Зачем же тогда он строит убежище на острове? Рассчитывает, что там никто его не достанет!
Она помолчала, в бессильной ярости кусая губы.
— Я… Я не позволю ему удрать от меня! Холодные пальцы сжали виски. Надо что-то придумать. Но что?..
— Груз будет доставлен по воздуху, — предложил Кузовлев. — Просто и надежно.
— Не лучше ли морем?
— К острову из-за рифов можно подойти только на плоскодонке.
— А как же безопасность? — нахмурился шеф.
— Безопасность стопроцентная. Ветер, болтанка исключены. Можно доставить хоть богемское стекло и быть уверенным, что ни один, самый тонкий, бокал не треснет.
— А как пилот?
— Его молчание будет обеспечено, — с чуть заметной усмешкой ответил начальник службы безопасности.
Ему нравилось то, чем приходилось заниматься сейчас. Очень нравилось. Он в этом деле чувствовал запах крови. Он чуял его своим обострившимся нюхом, и этот запах казался ему таким мучительным и приятным, что хотелось завыть от наслаждения. И, закрыв глаза, он вновь вспомнил гибель своего сына. Вот и тогда он тоже чувствовал тягучий сладковатый запах крови. И тогда тоже…
Пока их четыре. Мало. Кого же еще взять с собой, нахмурился он.
Профессор Гомиашвили в своем фундаментальном труде рекомендует, чтобы замкнутый коллектив состоял из семи-восьми человек. Пусть будет семь — это счастливое число, оно приносит ему удачу.
Он закрыл лицо холодными ладонями. Задумался. Вспомнил, как еще недавно ходил с женой на концерт начинающей звезды. Понравилось. Как ее звали?
Как-то на "а"… Анастасия, Аделаида… Надо бы вспомнить. Голос у нее был хороший. И не настолько уж она известна, чтобы ее отсутствие на эстраде произвело фурор.
Хорошо. Еще кто? Ну, допустим, пусть будет эта белобрысая самодовольная особа, много мнящая о себе. Ее отца он хорошо знает. Слишком хорошо, чтобы сохранить с ним приятельские отношения. Он удавится за каждый доллар, хотя в день зарабатывает миллион. Говорят, он ненавидит расплачиваться за еду в ресторанах. Будет забавно, когда его дочь…
Ну и кого-нибудь для души… У него есть на примете один симпатичный человечек. Они познакомились случайно, во время пробежки в парке.
Он оступился, подвернул ногу, она не раздумывая бросилась на помощь ему, наложила повязку, довела до машины. Еще он думал прислать ей цветы в знак благодарности, но в текучке повседневных дел позабыл о своем намерении. Что ж, еще не поздно все исправить. Он подарит ей вечное счастье. Разве этого мало?..
Итак, решено… Их будет шесть.
Смысл рокерства в ярко выраженном протесте против скуки и размеренности современной жизни. Этот протест выражается в пристрастии к черным одеждам, в обилии железных цепей, черепов и в категорическом отрицании устоев омещанившегося общества. Художественное выражение этого протеста — тяжелый полуподпольный рок, его болезнь — смерть от передозировки наркотиков. Совсем не то милые и безобидные байкеры. Большинство из них в свободное от езды время прилежно служат в различных конторах, офисах и банках. После работы они нацепляют «косухи», надевают подбитые железными подковками «казаки», выводят из стоила своих застоявшихся железных коней и растворяются в ночи, летя навстречу ветру и собственной гибели. Это большей частью невинные тихопомешанные люди, зацикленные на своих железных конях. Всю зиму и добрую часть весны они днюют и ночуют в гаражах, разбирая по косточкам мотоциклы, чтобы к весне собрать из них доселе не виданное чудо.
Но и это не главное… Философия байкерства не столько в протесте, сколько в движении. Остановка для настоящего байкера означает физическую смерть. Жизнь в движении, и в движении — жизнь. Ведь «убиться» на мотоцикле проще простого. Резкий боковой порыв ветра, лопнувшая шина или цепь передачи, клин двигателя, мокрая листва или рельсы, пятно машинного масла, банальный камень — и машина на скорости за сотню идет юзом, а потом — падение. Своего «последнего» падения ждешь каждую секунду, и ожидание завораживает, как медитация. Вот только встретить этот миг хочется с широко открытыми глазами.
Воздух на скорости 120 километров в час проникает в шлем, раздирает рот, глаза становятся рачьими — под веки попадает сокрушительный ветер. На скорости 140-150 с головы уже срывает шлем, а из-за жуткого дорожного полотна (иного в нашей стране нет) начинаются страшные вибрации. А холод! Даже в теплый летний день, летя за городом по трассе, в низинах мерзнешь в полосах холодного, остывшего воздуха, но зато через секунду, когда взлетаешь на холм, тебя обдает африканской жарой. Но самое страшное для мотоциклиста — дождь. Тогда уж пьешь воду стаканами. Останавливаться на обочине бессмысленно, лучше ехать — так почему-то теплее. Морось, попадающая на лицо сквозь забрало, напоминает булавочные уколы, тогда как крупные ливневые капли похожи на удары кулаков, и во рту появляется металлический привкус крови.
Зато, когда рядом летят твои друзья, и ты знаешь, что в случае падения они обязательно придут тебе на помощь, когда упругий воздух ласкает лицо, а кожаная куртка ведущего как путеводный маяк виднеется где-то далеко впереди… кажется, что это и есть счастье!
Со стороны групповая езда байкеров четкостью и слаженностью напоминает физкультурные праздники времен тоталитаризма. Есть ведущий, есть замыкающий. Все сигналы ведущего повторяются водителем каждого мотоцикла: пальцы рогулькой — выстраиваемся в колонну по двое. Один палец вверх, в затылок — дорога сужается. Скорость колонны на трассе определена раз и навсегда: 100 — 120. Тех, кто не может держать общий темп, не уважают. Ясно сразу — человек боится скорости и рискованных обгонов. А рисковать приходится постоянно, иначе безнадежно отстанешь и поломаешь весь ритм движения. Так что скучно не бывает — надпочечники только и успевают выбрасывать в кровь адреналин…
Автомобилисты недолюбливают байкеров за вертлявость и непредсказуемость. Московское ГАИ относится к ним добродушно-снисходительно, как к любимым, но шаловливым детям или как к одной из достопримечательностей города. Рядовые граждане их просто боятся, по простоте душевной путая с бандитами. Да и внешний вид любителей быстрой езды внушает опаску. Вместо белых одежд и крыльев за спиной они носят черную клепаную кожу, косынки, завязанные узлом на затылке, черные перчатки, «казаки», подбитые железными подковками, которые при экстренном торможении выбивают из асфальта красивые искры.
Страх рядовых граждан перед ни в чем не повинными байкерами проистекает из самой истории этого движения. Недаром за ними в американских Штатах закрепилось выражение «беззаконные байкеры» — «outlaw bikers».
В конце сороковых годов молодежь, вернувшаяся домой, в Америку, после Второй мировой войны, была крайне разочарована тем, что она нашла дома.
Пуританские нравы, коммерческий дух и всеобщее показное ханжество рядовых американцев как-то не увязывались с понятием «великой американской мечты», которую защищали бывшие солдаты. Многие из них так до конца и не смогли найти себя в ставшем чужим для них обществе. Часть из них оседлала мотоциклы, оделась в черную кожу, нацепив на нее трофейные свастики и железные кресты. Вскоре первые байкеры стали объединяться в сообщества, живя по старым, понятным им фронтовым принципам. Так были организованы первые известные клубы — «Market Street Commandos», «Booze Fighters», а также «P.O.B.O.B» («Pissed Off Bastards of Bloomington» — переводится примерно как «пьяные зассанные ублюдки из Блумингтона»). Почти все они в это время были членами Американской мотоассоциации (АМА) и активно участвовали во всех гонках и мероприятиях, которые устраивались под ее эгидой. Народом они были буйным, и их деятельность в один прекрасный момент стала слишком активной.
В 1947 году во время гонок, проводившихся Ассоциацией, в двух калифорнийских городах Холлистере и Риверсайде ситуация неожиданно вышла из-под контроля. Байкеры практически захватили оба городка и в течение нескольких суток терроризировали их, рассекая на ревущих «бобберах» по улицам и врываясь прямо на своих аппаратах в кафе и рестораны. При этом местные правоохранительные органы были бессильны против толпы от души развлекающихся пьяных молодчиков. Всеобщее веселье и невинные байкерские забавы были подло прерваны при помощи Национальной гвардии и шлангов лесных пожарных. Шериф из Риверсайда в интервью, взятом после инцидента, впервые использовал название «беззаконники» — «outlaw bikers».
После этого журнал «Times» широко осветил мероприятие в Холлистере и даже выделил первую страницу обложки под фотографию абсолютно пьяного байкера, сидящего верхом на «боббере», припаркованном в куче пустых пивных бутылок.
Этот имидж был подхвачен, увековечен и разнесен по всей Америке в 1950 году режиссером Стенли Крамером в фильме «Дикарь» с Марлоном Брандо, в главной роли. Америку начала трясти очередная паранойя: при приближающемся реве «Харлея» народ начинал вооружаться и готовиться к вторжению диких орд.
Репутация мотоциклистов была сильно подпорчена. Кроме самих мотолюбителей от этого страдала Американская мотоассоциация, так как договориться с властями о проведении гонок стало просто невозможно. В конце концов президент АМА обратился к народу с речью, в которой он подчеркнул, что из всех мотоциклистов в США только 1% является зловредными хулиганами и возмутителями порядка, тогда как остальные — законопослушные паиньки. «Беззаконники» выслушали речь, ухмыльнулись и гордо пришили к своим кожаным одеждам нашивку «1%», чтобы ни у кого не оставалось сомнения в том, к какой части мотоциклистов они относятся.
Но таких бестормозных личностей среди байкеров действительно меньшинство. Главное для них — это свобода и наслаждение ею, погружение в мир близких по крови, общение с братьями по духу.
Надя попала в компанию байкеров еще в младенческом возрасте, лет в десять. Ее старший брат Юрик был помешан на мотоциклах и целыми днями пропадал в гараже неподалеку от дома. Там же обычно вертелась младшая сестренка, предпочитая играм с плюшевыми медвежатами возню с шарикоподшипником или цепью передач. Точно запах самых приятных духов, девчушка вдыхала аромат бензина и машинного масла.
Когда ей исполнилось двенадцать, Юра, снисходительно посмеиваясь, в первый раз посадил сестренку на пожарно-красную старушку «Яву». В гараже, заваленном запчастями, был установлен тренажер, на котором Юра учил сестру «вывешиваться» — менять центр тяжести для прохождения поворотов. Установив мотоцикл на центральную подножку, Надя забиралась на него так, чтобы тело наполовину висело в воздухе. Затем брат требовал отпустить руль, сохраняя положение, — и девочка благополучно падала с мотоцикла на цементный пол, очень холодный и твердый.
— Ты должна опираться внешним коленом на бак, а ногу вообще можешь убрать с подножки… — учил сестренку Юра. — Вот так! А теперь наклони башку (Юра был не слишком-то разборчив в выражениях), задницу перенеси в воздух и наклонись, как будто летишь… Вот балда! Говорят же тебе, угол наклона у тебя с мотоциклом должен быть одинаковый, ясно? Чего ты отклячилась? Отпускай руль!
Ага, видишь, не упала! Вот оно, правильное положение!
— Тяжело висеть! — тоненько пищала Надя.
— Ничего, на скорости тебе центробежная сила поможет… Ну вот, опять раскорячилась, как горилла… Учишь тебя, учишь… В такой позе одна неровность — и нога соскользнет, повиснешь на руле и… Большой Бам! Тело должно быть расслабленным, даже разболтанным, но при этом ты должна слиться с машиной в одном порыве!
Надя тихонько кряхтела, потирая ушибленные бока и ведя счет синякам уже на десятки. В четырнадцать она уверенно разъезжала на «Яве» по окрестностям, пока Юра, одетый в черные клепаные одежды, обнимался в гараже с очередной поклонницей.
Свое первое ребро девушка сломала в пятнадцать, навернувшись на мокром асфальте, а первое сотрясение мозга получила в шестнадцать. После этого, чтобы не остаться без мозгов, она предпочитала ездить в защитном шлеме, хотя среди ее знакомых байкеров это и считалось немодным.
Когда старшего брата забрили в армию, Надя как правопреемница завладела его «пожарной» «Явой», которую давно уже могла разобрать и собрать с закрытыми глазами. В то время в Москве кроме шедевров отечественного машиностроения, тяжеленных, мощных, но инертных «Уралов», «ИЖей», «М-72», наконец стали появляться и первые заморские ласточки: легендарные «Харлеи», «Кавасаки», «Хонды», «Дукати», «Индианы». Некогда казавшаяся Наде прекрасной старенькая «Ява» на фоне заморских обтекаемых радостей теперь смотрелась неповоротливой простушкой, да еще и с дурными манерами. Свечи на ней приходилось менять через каждые сто-двести километров, то и дело в ней что-то портилось, заклинивало и горело. Девушка мечтала о том времени, когда у нее будет достаточно денег, чтобы позволить себе изящного заморского красавца, так легко взлетающего над землей, как будто у него есть крылья.
После окончания школы вопрос об учебе для Нади не стоял. Имея мать-алкоголичку и отца, еще в незапамятные времена растворившегося в неизвестном направлении, мечтать о высшем образовании было непозволительной роскошью. Связи братца Юрика, к тому времени оттрубившего свои два года в мотопехоте, позволили девушке устроиться на работу в байкерский клуб, где она, одетая в кожаное мини, каждый вечер сияла апельсиновыми волосами за стойкой бара, разливая пиво и водку жаждавшим горячительных напитков мотоциклистам.
Бар «Голодная утка» находился в бывшем складском помещении. Обычно сюда приходила публика дикая и колоритная, вооруженная монтировками и бейсбольными битами, ставшими популярными, благодаря своим высоким убойным качествам. Здесь всегда можно было рассчитывать на небольшую дружескую драку, которая заканчивалась парочкой проломленных черепов. Здесь подпитые развеселые девчонки, вдоволь натанцевавшись на столах, оставляли лифчики на специальной вешалке, вызывая восхищенное улюлюканье поклонников в клепаной коже. Здесь было полно девиц без комплексов, мечтавших о крепких байкерских объятиях.
Ближе к вечеру окрестности клуба оглашал мотоциклетный рев, и вскоре все пространство вокруг старого склада заполоняли хромированные рогатые чудовища, поджидавшие своих хозяев. Некоторым особо уважаемым индивидуумам разрешалось подъезжать на своих машинах прямо к барной стойке и распивать пиво, сидя в седле своей железной лошадки. Стены бара украшали старые мотоциклы, светильники под потолком были сделаны в виде колеса, высокие сиденья возле стойки представляли собой мотоциклетные седла, а в оформлении помещения использовались всевозможные запчасти от мотоциклов.
Паук, приятель Нади, стоял довольно высоко в иерархии «Ночных волков». Это был «старый» (ему было уже двадцать семь), заслуженный деятель байкерского движения, не только прошедший школу советского чопперстроения, но и побывавший на «стажировке» в одном американском байкерском клубе.
Возвращение блудного байкера из Америки было немедленно отмечено грандиозной попойкой в клубе «Голодная утка», где старые приятели с трепетом слушали про его заморские похождения.
Паук проповедовал с небывалым красноречием. Его словоохотливость сильно увеличилась от того, что неподалеку маячил силуэт хорошенькой рыжеволосой девушки, вытиравшей тряпкой стойку бара.
— Я разочарован до потрясения, — разглагольствовал Паук. — Что я нашел здесь? Известный по всей России бар «Яма» превращен в забегаловку.
Тусовка — мажоры на супердорогих тачках, туристы и алкоголики. Мусор, тишина, запустение и бешеные цены. Пьянь, спящая на мотоциклах и падающая вместе с мотоциклами. Нет, ребята, Москва — это город, превращающий любую элитарную затею в дешевый кич, в массовое пойло. Так было с рокерами, то же повторяется с байкерами… Люди, исповедующие байкерство как образ жизни и философию, смешиваются с толпой гопников на «Уралах». В Америке, перцы, такое невозможно…
Девушка за стойкой бара пренебрежительно хмыкнула.
— Этот тип, — шепнула Надя подруге, — кажется, не в гараже вкалывал в Нью-Йорке, а получал степень бакалавра в тамошнем университете.
Чувствуя, что девушки говорят о нем, Паук удовлетворенно улыбнулся.
Утомившись американскими клепаными красавицами с надувным бюстом, он только теперь понял, что соскучился по русским байкершам.
— Что это за рыжая девчонка? — указал он подбородком на Надю.
— Сеструха Ржавого, — ответили ему. Брата Нади Юрика из-за рыжеватого цвета волос прозвали Ржавым.
— Ничего телка! — одобрил Паук и решил, что для полноты впечатлений от возвращения домой ему нужно только закрутить любовь с красавицей, вытиравшей тряпкой пролитое пиво…
Уже после закрытия бара, когда охрана выносила из помещения упившихся в стельку байкеров и складировала их во дворе, благо погода стояла сухая и теплая, Надя вышла на свежий воздух, мечтая лишь об одном: как можно скорее добраться домой и завалиться в постель. Ее старенькая «Ява» долго фырчала, не желая заводиться.
Ночной мрак прорезал сноп света, и гулкое рычание, постепенно приближаясь, сделалось громоподобным.
— Подвезти, красотка? — Паук пьяненько подмигнул девушке и кивнул на заднее сиденье.
— Отвали! — хмуро ответила Надя, не расположенная к продолжению знакомства.
Наконец старушке «Яве» надоело капризничать, и она завелась, выпустив в воздух струю синевато-черного дыма. Девушка вскочила в седло и, горделиво тряхнув огненно-рыжей гривой, растворилась в ночи. Паук остался в замешательстве. Он не привык, чтобы симпатичные девушки пренебрегали его заграничными рассказами.
А девушка ему очень понравилась. Он видел, как она плавно и красиво стартовала, как изящно и вместе с тем уверенно вошла в крутой поворот при выезде со двора, едва не чиркнув носком ботинка по асфальту — высший пилотаж! И тогда Паук решил действовать через ее брата.
Точно в аристократическом обществе английских снобов, он был торжественно представлен Наде на одной из тусовок.
— Сеструха моя. Ниче так ездит, — снисходительно кивнул в сторону Нади Ржавый. — «Яву» я ей отдал, пусть тренируется. Помнишь мою «Яву» — то?
— Ага! — кивнул Паук. — Тебе еще Корень помогал раму для нее разваривать.
Вскоре московский клуб «Ночные волки» получил от финского клуба под названием «Валка Айо» («Walkka Ajo») приглашение на слет байкеров и собрался ехать на тусовку в дружеское забугорье. Число участников было ограничено десятком человек — иначе колонна сильно теряет в скорости передвижения, маневренности и в теплоте отношений.
Надя сразу же загорелась ехать. Но ее не хотели брать.
— Только одни «перцы» едут, — передавая отказ президента клуба, сказал братец Юрик и не замедлил присовокупить:
— Да ладно тебе, Надь, это ж тыща кэмэ! Еще свалишься с непривычки…
— Не свалюсь! — зло сжала губы Надя и упрямо заявила:
— Тогда я одна поеду. Без вас всех!
— Как это одна? — удивился Юрик. — А вещи, а запчасти? У нас будет машина сопровождения с едой рюкзаками и спальниками, а у тебя? На своей «Яве» ты дальше Московской области не уедешь.
— Уеду, — скрипнула зубами Надя и упрямо тряхнула ярко-рыжей головой.
На сочувственный взгляд Паука, слышавшего разговор брата с сестрой, Надя ответила открыто ненавидящим взглядом.
— Понимаешь, вбила себе в голову, что ей нужно к «финикам», хоть кол на голове теши! — пожаловался Юрик Пауку.
— Ну так надо взять!
— Вот еще, возиться с ней, — лениво заметил Ржавый, с детства сохранивший к сестре снисходительно-пренебрежительное отношение. — Да и сам Хирург против…
Появление Нади было встречено приветственными возгласами.
— Ого, Надюха! — Трехметровый детина по кличке Полковник, старый друг Паука, дружески хлопнул девушку по кожаной спине. — Откуда «рисовую ракету» прибомбила?
Надя лишь загадочно улыбнулась, ища глазами в толпе своего приятеля. Среди поблескивавших хромированными частями мотоциклов она разглядела огромный раскрашенный в тигровые цвета «Харлей» Паука и на малом газу подкатила к нему. Ей не терпелось поведать о сегодняшнем приключении.
Захлебываясь, она рассказывала о своем поединке с зажравшимся «плохустиком» в новеньком «мерсе». Потягивавшие пиво «перцы» с косынками на головах, в кожаных перчатках внимали ее рассказу, одобрительно покряхтывая:
— Молодец! Как ты его! Правильно!
— Ногу не свернула, когда по зеркалу била «казаками»? — обняв ее за плечи, заботливо спросил Паук. — Могла ведь отлететь под колеса, как мячик в пинг-понге.
— Все было по науке, — гордо улыбнулась Надя. — Хряк — и все! Они еще пытались за мной гнаться, но куда там! Я в переход — и уже на другой стороне стою, они только зубами скрипят. Так им и надо!
— Ну, вот тебе и открытие сезона! — восхищенно протянул тип по прозвищу Зверь, гордо восседавший на видавшей виды «Хонде», которую три года самолично собирал из деталей, найденных на свалках ближнего Подмосковья. — По этому поводу нужно выпить. Слышь, Надюха, не боишься, что этот тип вычислит тебя по номеру?
— Пусть рискнет здоровьем, — хмыкнула Надя и задорно тряхнула рыжей, спутанной от ветра гривой. Паук прижал девушку к себе и горделиво произнес:
— Моя школа!
Когда короткая стрелка часов нехотя перевалила за единицу, веселье на Воробьевых горах достигло критической точки, а столбик термометра окончательно ушел в минус. В свете фонарей мистически поблескивал асфальт, а на обочине между деревьями смутно чернели глыбы слежавшегося грязного снега.
Звенящая бутылками толпа постепенно редела: незакаленная молодежь дружно впадала в алкогольную кому и отчаливала восвояси, а солидная публика шла догуливать праздник в более теплой обстановке — клубах, барах и личных гаражах.
Часам к трем под воздействием низких температур веселье угасло окончательно, и Надя со своим приятелем и его друзьями отправились на «Свинодром» — одну из баз «Ночных волков».
Бешено ревя моторами, кавалькада мотоциклистов летела по тихим ночным улицам мимо салютующих работников ГАИ на перекрестках. В лицо бил упругий ветер, от морозного воздуха перехватывало дыхание, щеки покрывались ледяной коркой, а руки коченели, примерзая к рулю.
В воздухе кружились слабые чахоточные снежинки, но даже снег теперь не мог испортить Наде настроения — сезон все-таки был открыт, и любые погодные каверзы могли лишь ненадолго задержать бесповоротное наступление великого Времени Сухого Асфальта. Время Сухого Асфальта — это пора полета и движения, единственное время настоящих байкеров, для которых остановка означает немедленную и бесповоротную смерть.
* * *
— У меня есть новые сведения! — Лариса напряженно откинулась в кресле и перехватила пальцами слабо дымившуюся сигарету.— Что такое? — произнесла она в телефонную трубку.
— У него новая пассия.
— Кто она? — хищно прищурила она зеленоватые бесовские глаза. — Я ее знаю?
— Официантка из грязного бара в рабочем районе, — иронически ухмыльнулся голос в трубке. — Ну и вкусы у него! Наверное, после изысканного ресторана особенно сильно тянет на гамбургеры…
Лариса улыбнулась, оценив тонкий. комплимент.
— Значит, танцовщица забыта? А как поживает мой мешок с деньгами?
— Этот мешок изрядно похудел за последнее время. Его пощипала одна верткая фирма, именуемая вполне невинно — «Насос трейд». Руководит ею некая бойкая дамочка, которая не стесняется запускать руку в чужой карман.
— И что, крупно она его выпотрошила?
— Да уж, постаралась. Обычная схема — деньги перечислили в банк, а потом они пропали со счета неизвестно куда. Но и это не главное… Он продает все свои ликвидные акции. Насколько удалось проследить цепочку, их конечный пункт — оффшорные компании на Кипре. Вот что мне приходит в голову… Не собрался ли он свернуть дела?
— Как это?
— Ну, закончить бизнес. Вывозит капиталы за рубеж, чтобы уйти на покой…
— Это исключено! — невозмутимо заметила она после некоторого раздумья. — При его влиянии, при его связях… Добровольно отказаться от этого — нонсенс!
— Зачем же тогда он строит убежище на острове? Рассчитывает, что там никто его не достанет!
Она помолчала, в бессильной ярости кусая губы.
— Я… Я не позволю ему удрать от меня! Холодные пальцы сжали виски. Надо что-то придумать. Но что?..
— Груз будет доставлен по воздуху, — предложил Кузовлев. — Просто и надежно.
— Не лучше ли морем?
— К острову из-за рифов можно подойти только на плоскодонке.
— А как же безопасность? — нахмурился шеф.
— Безопасность стопроцентная. Ветер, болтанка исключены. Можно доставить хоть богемское стекло и быть уверенным, что ни один, самый тонкий, бокал не треснет.
— А как пилот?
— Его молчание будет обеспечено, — с чуть заметной усмешкой ответил начальник службы безопасности.
Ему нравилось то, чем приходилось заниматься сейчас. Очень нравилось. Он в этом деле чувствовал запах крови. Он чуял его своим обострившимся нюхом, и этот запах казался ему таким мучительным и приятным, что хотелось завыть от наслаждения. И, закрыв глаза, он вновь вспомнил гибель своего сына. Вот и тогда он тоже чувствовал тягучий сладковатый запах крови. И тогда тоже…
Пока их четыре. Мало. Кого же еще взять с собой, нахмурился он.
Профессор Гомиашвили в своем фундаментальном труде рекомендует, чтобы замкнутый коллектив состоял из семи-восьми человек. Пусть будет семь — это счастливое число, оно приносит ему удачу.
Он закрыл лицо холодными ладонями. Задумался. Вспомнил, как еще недавно ходил с женой на концерт начинающей звезды. Понравилось. Как ее звали?
Как-то на "а"… Анастасия, Аделаида… Надо бы вспомнить. Голос у нее был хороший. И не настолько уж она известна, чтобы ее отсутствие на эстраде произвело фурор.
Хорошо. Еще кто? Ну, допустим, пусть будет эта белобрысая самодовольная особа, много мнящая о себе. Ее отца он хорошо знает. Слишком хорошо, чтобы сохранить с ним приятельские отношения. Он удавится за каждый доллар, хотя в день зарабатывает миллион. Говорят, он ненавидит расплачиваться за еду в ресторанах. Будет забавно, когда его дочь…
Ну и кого-нибудь для души… У него есть на примете один симпатичный человечек. Они познакомились случайно, во время пробежки в парке.
Он оступился, подвернул ногу, она не раздумывая бросилась на помощь ему, наложила повязку, довела до машины. Еще он думал прислать ей цветы в знак благодарности, но в текучке повседневных дел позабыл о своем намерении. Что ж, еще не поздно все исправить. Он подарит ей вечное счастье. Разве этого мало?..
Итак, решено… Их будет шесть.
* * *
Многие обыватели, упирая только на броские внешние атрибуты, безбожно путают рокеров и байкеров. И те и другие, правда, похожи — и внешностью, и образом жизни, — зато кардинально отличаются по своей глубинной философии, вкладывая даже в саму езду на мотоцикле совершенно различный смысл.Смысл рокерства в ярко выраженном протесте против скуки и размеренности современной жизни. Этот протест выражается в пристрастии к черным одеждам, в обилии железных цепей, черепов и в категорическом отрицании устоев омещанившегося общества. Художественное выражение этого протеста — тяжелый полуподпольный рок, его болезнь — смерть от передозировки наркотиков. Совсем не то милые и безобидные байкеры. Большинство из них в свободное от езды время прилежно служат в различных конторах, офисах и банках. После работы они нацепляют «косухи», надевают подбитые железными подковками «казаки», выводят из стоила своих застоявшихся железных коней и растворяются в ночи, летя навстречу ветру и собственной гибели. Это большей частью невинные тихопомешанные люди, зацикленные на своих железных конях. Всю зиму и добрую часть весны они днюют и ночуют в гаражах, разбирая по косточкам мотоциклы, чтобы к весне собрать из них доселе не виданное чудо.
Но и это не главное… Философия байкерства не столько в протесте, сколько в движении. Остановка для настоящего байкера означает физическую смерть. Жизнь в движении, и в движении — жизнь. Ведь «убиться» на мотоцикле проще простого. Резкий боковой порыв ветра, лопнувшая шина или цепь передачи, клин двигателя, мокрая листва или рельсы, пятно машинного масла, банальный камень — и машина на скорости за сотню идет юзом, а потом — падение. Своего «последнего» падения ждешь каждую секунду, и ожидание завораживает, как медитация. Вот только встретить этот миг хочется с широко открытыми глазами.
Воздух на скорости 120 километров в час проникает в шлем, раздирает рот, глаза становятся рачьими — под веки попадает сокрушительный ветер. На скорости 140-150 с головы уже срывает шлем, а из-за жуткого дорожного полотна (иного в нашей стране нет) начинаются страшные вибрации. А холод! Даже в теплый летний день, летя за городом по трассе, в низинах мерзнешь в полосах холодного, остывшего воздуха, но зато через секунду, когда взлетаешь на холм, тебя обдает африканской жарой. Но самое страшное для мотоциклиста — дождь. Тогда уж пьешь воду стаканами. Останавливаться на обочине бессмысленно, лучше ехать — так почему-то теплее. Морось, попадающая на лицо сквозь забрало, напоминает булавочные уколы, тогда как крупные ливневые капли похожи на удары кулаков, и во рту появляется металлический привкус крови.
Зато, когда рядом летят твои друзья, и ты знаешь, что в случае падения они обязательно придут тебе на помощь, когда упругий воздух ласкает лицо, а кожаная куртка ведущего как путеводный маяк виднеется где-то далеко впереди… кажется, что это и есть счастье!
Со стороны групповая езда байкеров четкостью и слаженностью напоминает физкультурные праздники времен тоталитаризма. Есть ведущий, есть замыкающий. Все сигналы ведущего повторяются водителем каждого мотоцикла: пальцы рогулькой — выстраиваемся в колонну по двое. Один палец вверх, в затылок — дорога сужается. Скорость колонны на трассе определена раз и навсегда: 100 — 120. Тех, кто не может держать общий темп, не уважают. Ясно сразу — человек боится скорости и рискованных обгонов. А рисковать приходится постоянно, иначе безнадежно отстанешь и поломаешь весь ритм движения. Так что скучно не бывает — надпочечники только и успевают выбрасывать в кровь адреналин…
Автомобилисты недолюбливают байкеров за вертлявость и непредсказуемость. Московское ГАИ относится к ним добродушно-снисходительно, как к любимым, но шаловливым детям или как к одной из достопримечательностей города. Рядовые граждане их просто боятся, по простоте душевной путая с бандитами. Да и внешний вид любителей быстрой езды внушает опаску. Вместо белых одежд и крыльев за спиной они носят черную клепаную кожу, косынки, завязанные узлом на затылке, черные перчатки, «казаки», подбитые железными подковками, которые при экстренном торможении выбивают из асфальта красивые искры.
Страх рядовых граждан перед ни в чем не повинными байкерами проистекает из самой истории этого движения. Недаром за ними в американских Штатах закрепилось выражение «беззаконные байкеры» — «outlaw bikers».
В конце сороковых годов молодежь, вернувшаяся домой, в Америку, после Второй мировой войны, была крайне разочарована тем, что она нашла дома.
Пуританские нравы, коммерческий дух и всеобщее показное ханжество рядовых американцев как-то не увязывались с понятием «великой американской мечты», которую защищали бывшие солдаты. Многие из них так до конца и не смогли найти себя в ставшем чужим для них обществе. Часть из них оседлала мотоциклы, оделась в черную кожу, нацепив на нее трофейные свастики и железные кресты. Вскоре первые байкеры стали объединяться в сообщества, живя по старым, понятным им фронтовым принципам. Так были организованы первые известные клубы — «Market Street Commandos», «Booze Fighters», а также «P.O.B.O.B» («Pissed Off Bastards of Bloomington» — переводится примерно как «пьяные зассанные ублюдки из Блумингтона»). Почти все они в это время были членами Американской мотоассоциации (АМА) и активно участвовали во всех гонках и мероприятиях, которые устраивались под ее эгидой. Народом они были буйным, и их деятельность в один прекрасный момент стала слишком активной.
В 1947 году во время гонок, проводившихся Ассоциацией, в двух калифорнийских городах Холлистере и Риверсайде ситуация неожиданно вышла из-под контроля. Байкеры практически захватили оба городка и в течение нескольких суток терроризировали их, рассекая на ревущих «бобберах» по улицам и врываясь прямо на своих аппаратах в кафе и рестораны. При этом местные правоохранительные органы были бессильны против толпы от души развлекающихся пьяных молодчиков. Всеобщее веселье и невинные байкерские забавы были подло прерваны при помощи Национальной гвардии и шлангов лесных пожарных. Шериф из Риверсайда в интервью, взятом после инцидента, впервые использовал название «беззаконники» — «outlaw bikers».
После этого журнал «Times» широко осветил мероприятие в Холлистере и даже выделил первую страницу обложки под фотографию абсолютно пьяного байкера, сидящего верхом на «боббере», припаркованном в куче пустых пивных бутылок.
Этот имидж был подхвачен, увековечен и разнесен по всей Америке в 1950 году режиссером Стенли Крамером в фильме «Дикарь» с Марлоном Брандо, в главной роли. Америку начала трясти очередная паранойя: при приближающемся реве «Харлея» народ начинал вооружаться и готовиться к вторжению диких орд.
Репутация мотоциклистов была сильно подпорчена. Кроме самих мотолюбителей от этого страдала Американская мотоассоциация, так как договориться с властями о проведении гонок стало просто невозможно. В конце концов президент АМА обратился к народу с речью, в которой он подчеркнул, что из всех мотоциклистов в США только 1% является зловредными хулиганами и возмутителями порядка, тогда как остальные — законопослушные паиньки. «Беззаконники» выслушали речь, ухмыльнулись и гордо пришили к своим кожаным одеждам нашивку «1%», чтобы ни у кого не оставалось сомнения в том, к какой части мотоциклистов они относятся.
Но таких бестормозных личностей среди байкеров действительно меньшинство. Главное для них — это свобода и наслаждение ею, погружение в мир близких по крови, общение с братьями по духу.
Надя попала в компанию байкеров еще в младенческом возрасте, лет в десять. Ее старший брат Юрик был помешан на мотоциклах и целыми днями пропадал в гараже неподалеку от дома. Там же обычно вертелась младшая сестренка, предпочитая играм с плюшевыми медвежатами возню с шарикоподшипником или цепью передач. Точно запах самых приятных духов, девчушка вдыхала аромат бензина и машинного масла.
Когда ей исполнилось двенадцать, Юра, снисходительно посмеиваясь, в первый раз посадил сестренку на пожарно-красную старушку «Яву». В гараже, заваленном запчастями, был установлен тренажер, на котором Юра учил сестру «вывешиваться» — менять центр тяжести для прохождения поворотов. Установив мотоцикл на центральную подножку, Надя забиралась на него так, чтобы тело наполовину висело в воздухе. Затем брат требовал отпустить руль, сохраняя положение, — и девочка благополучно падала с мотоцикла на цементный пол, очень холодный и твердый.
— Ты должна опираться внешним коленом на бак, а ногу вообще можешь убрать с подножки… — учил сестренку Юра. — Вот так! А теперь наклони башку (Юра был не слишком-то разборчив в выражениях), задницу перенеси в воздух и наклонись, как будто летишь… Вот балда! Говорят же тебе, угол наклона у тебя с мотоциклом должен быть одинаковый, ясно? Чего ты отклячилась? Отпускай руль!
Ага, видишь, не упала! Вот оно, правильное положение!
— Тяжело висеть! — тоненько пищала Надя.
— Ничего, на скорости тебе центробежная сила поможет… Ну вот, опять раскорячилась, как горилла… Учишь тебя, учишь… В такой позе одна неровность — и нога соскользнет, повиснешь на руле и… Большой Бам! Тело должно быть расслабленным, даже разболтанным, но при этом ты должна слиться с машиной в одном порыве!
Надя тихонько кряхтела, потирая ушибленные бока и ведя счет синякам уже на десятки. В четырнадцать она уверенно разъезжала на «Яве» по окрестностям, пока Юра, одетый в черные клепаные одежды, обнимался в гараже с очередной поклонницей.
Свое первое ребро девушка сломала в пятнадцать, навернувшись на мокром асфальте, а первое сотрясение мозга получила в шестнадцать. После этого, чтобы не остаться без мозгов, она предпочитала ездить в защитном шлеме, хотя среди ее знакомых байкеров это и считалось немодным.
Когда старшего брата забрили в армию, Надя как правопреемница завладела его «пожарной» «Явой», которую давно уже могла разобрать и собрать с закрытыми глазами. В то время в Москве кроме шедевров отечественного машиностроения, тяжеленных, мощных, но инертных «Уралов», «ИЖей», «М-72», наконец стали появляться и первые заморские ласточки: легендарные «Харлеи», «Кавасаки», «Хонды», «Дукати», «Индианы». Некогда казавшаяся Наде прекрасной старенькая «Ява» на фоне заморских обтекаемых радостей теперь смотрелась неповоротливой простушкой, да еще и с дурными манерами. Свечи на ней приходилось менять через каждые сто-двести километров, то и дело в ней что-то портилось, заклинивало и горело. Девушка мечтала о том времени, когда у нее будет достаточно денег, чтобы позволить себе изящного заморского красавца, так легко взлетающего над землей, как будто у него есть крылья.
После окончания школы вопрос об учебе для Нади не стоял. Имея мать-алкоголичку и отца, еще в незапамятные времена растворившегося в неизвестном направлении, мечтать о высшем образовании было непозволительной роскошью. Связи братца Юрика, к тому времени оттрубившего свои два года в мотопехоте, позволили девушке устроиться на работу в байкерский клуб, где она, одетая в кожаное мини, каждый вечер сияла апельсиновыми волосами за стойкой бара, разливая пиво и водку жаждавшим горячительных напитков мотоциклистам.
Бар «Голодная утка» находился в бывшем складском помещении. Обычно сюда приходила публика дикая и колоритная, вооруженная монтировками и бейсбольными битами, ставшими популярными, благодаря своим высоким убойным качествам. Здесь всегда можно было рассчитывать на небольшую дружескую драку, которая заканчивалась парочкой проломленных черепов. Здесь подпитые развеселые девчонки, вдоволь натанцевавшись на столах, оставляли лифчики на специальной вешалке, вызывая восхищенное улюлюканье поклонников в клепаной коже. Здесь было полно девиц без комплексов, мечтавших о крепких байкерских объятиях.
Ближе к вечеру окрестности клуба оглашал мотоциклетный рев, и вскоре все пространство вокруг старого склада заполоняли хромированные рогатые чудовища, поджидавшие своих хозяев. Некоторым особо уважаемым индивидуумам разрешалось подъезжать на своих машинах прямо к барной стойке и распивать пиво, сидя в седле своей железной лошадки. Стены бара украшали старые мотоциклы, светильники под потолком были сделаны в виде колеса, высокие сиденья возле стойки представляли собой мотоциклетные седла, а в оформлении помещения использовались всевозможные запчасти от мотоциклов.
Паук, приятель Нади, стоял довольно высоко в иерархии «Ночных волков». Это был «старый» (ему было уже двадцать семь), заслуженный деятель байкерского движения, не только прошедший школу советского чопперстроения, но и побывавший на «стажировке» в одном американском байкерском клубе.
Возвращение блудного байкера из Америки было немедленно отмечено грандиозной попойкой в клубе «Голодная утка», где старые приятели с трепетом слушали про его заморские похождения.
Паук проповедовал с небывалым красноречием. Его словоохотливость сильно увеличилась от того, что неподалеку маячил силуэт хорошенькой рыжеволосой девушки, вытиравшей тряпкой стойку бара.
— Я разочарован до потрясения, — разглагольствовал Паук. — Что я нашел здесь? Известный по всей России бар «Яма» превращен в забегаловку.
Тусовка — мажоры на супердорогих тачках, туристы и алкоголики. Мусор, тишина, запустение и бешеные цены. Пьянь, спящая на мотоциклах и падающая вместе с мотоциклами. Нет, ребята, Москва — это город, превращающий любую элитарную затею в дешевый кич, в массовое пойло. Так было с рокерами, то же повторяется с байкерами… Люди, исповедующие байкерство как образ жизни и философию, смешиваются с толпой гопников на «Уралах». В Америке, перцы, такое невозможно…
Девушка за стойкой бара пренебрежительно хмыкнула.
— Этот тип, — шепнула Надя подруге, — кажется, не в гараже вкалывал в Нью-Йорке, а получал степень бакалавра в тамошнем университете.
Чувствуя, что девушки говорят о нем, Паук удовлетворенно улыбнулся.
Утомившись американскими клепаными красавицами с надувным бюстом, он только теперь понял, что соскучился по русским байкершам.
— Что это за рыжая девчонка? — указал он подбородком на Надю.
— Сеструха Ржавого, — ответили ему. Брата Нади Юрика из-за рыжеватого цвета волос прозвали Ржавым.
— Ничего телка! — одобрил Паук и решил, что для полноты впечатлений от возвращения домой ему нужно только закрутить любовь с красавицей, вытиравшей тряпкой пролитое пиво…
Уже после закрытия бара, когда охрана выносила из помещения упившихся в стельку байкеров и складировала их во дворе, благо погода стояла сухая и теплая, Надя вышла на свежий воздух, мечтая лишь об одном: как можно скорее добраться домой и завалиться в постель. Ее старенькая «Ява» долго фырчала, не желая заводиться.
Ночной мрак прорезал сноп света, и гулкое рычание, постепенно приближаясь, сделалось громоподобным.
— Подвезти, красотка? — Паук пьяненько подмигнул девушке и кивнул на заднее сиденье.
— Отвали! — хмуро ответила Надя, не расположенная к продолжению знакомства.
Наконец старушке «Яве» надоело капризничать, и она завелась, выпустив в воздух струю синевато-черного дыма. Девушка вскочила в седло и, горделиво тряхнув огненно-рыжей гривой, растворилась в ночи. Паук остался в замешательстве. Он не привык, чтобы симпатичные девушки пренебрегали его заграничными рассказами.
А девушка ему очень понравилась. Он видел, как она плавно и красиво стартовала, как изящно и вместе с тем уверенно вошла в крутой поворот при выезде со двора, едва не чиркнув носком ботинка по асфальту — высший пилотаж! И тогда Паук решил действовать через ее брата.
Точно в аристократическом обществе английских снобов, он был торжественно представлен Наде на одной из тусовок.
— Сеструха моя. Ниче так ездит, — снисходительно кивнул в сторону Нади Ржавый. — «Яву» я ей отдал, пусть тренируется. Помнишь мою «Яву» — то?
— Ага! — кивнул Паук. — Тебе еще Корень помогал раму для нее разваривать.
Вскоре московский клуб «Ночные волки» получил от финского клуба под названием «Валка Айо» («Walkka Ajo») приглашение на слет байкеров и собрался ехать на тусовку в дружеское забугорье. Число участников было ограничено десятком человек — иначе колонна сильно теряет в скорости передвижения, маневренности и в теплоте отношений.
Надя сразу же загорелась ехать. Но ее не хотели брать.
— Только одни «перцы» едут, — передавая отказ президента клуба, сказал братец Юрик и не замедлил присовокупить:
— Да ладно тебе, Надь, это ж тыща кэмэ! Еще свалишься с непривычки…
— Не свалюсь! — зло сжала губы Надя и упрямо заявила:
— Тогда я одна поеду. Без вас всех!
— Как это одна? — удивился Юрик. — А вещи, а запчасти? У нас будет машина сопровождения с едой рюкзаками и спальниками, а у тебя? На своей «Яве» ты дальше Московской области не уедешь.
— Уеду, — скрипнула зубами Надя и упрямо тряхнула ярко-рыжей головой.
На сочувственный взгляд Паука, слышавшего разговор брата с сестрой, Надя ответила открыто ненавидящим взглядом.
— Понимаешь, вбила себе в голову, что ей нужно к «финикам», хоть кол на голове теши! — пожаловался Юрик Пауку.
— Ну так надо взять!
— Вот еще, возиться с ней, — лениво заметил Ржавый, с детства сохранивший к сестре снисходительно-пренебрежительное отношение. — Да и сам Хирург против…