Успенская Светлана. Укрощение строптивых

   Ладно, еще посмотрим, чья возьмет. Синяки скоро сойдут, а вот рыжая мерзавка к тому времени отправится к праотцам. Скатертью дорога!

* * *

   В подвале Ольга Витальевна находилась три дня, сидя на хлебе и воде. Она уже попрощалась с жизнью, с белым светом и с фирмой «Насос трейд» и молила только, чтобы скорее все было кончено.
   Через три дня в двери многообещающе загремели ключи и приоткрылась узенькая щелка.
   — Ольга Витальевна, вы здесь? — послышался громкий шепот. — Не бойтесь, это я! — Это была Лариса.
   — Ларочка, как вы добыли ключи? — прошептала обессилевшая Ольга Витальевна.
   — Украла! — легкомысленно ответила та, предпочитая не вдаваться в подробности. — Я принесла вам перекусить. Здесь есть кое-что получше, чем хлеб…
   Ольга Витальевна с жадностью набросилась на еду.
   Женщины приятельски расположились на куче строительного мусора и принялись болтать.
   — Я думала, с вами что-то случилось, — с облегчением проговорила Ольга Витальевна, жадно обгладывая куриную ножку. — Позавчера ночью я слышала страшный крик.
   — А, это Дубровинская со скалы сверзилась, — махнула рукой Лариса.
   — Набила пару шишек, а крику было!.. Утверждает, будто ее хотели убить… А вы-то как? Тяжело сидеть? Хотите, я поговорю, чтобы вас выпустили?
   — Он вас не послушает.
   — Послушает! — уверенно ответила Лариса. — Повинитесь, скажете, что бес попутал, что осознали свою ошибку, больше не будете. А еще пару раз улыбнетесь — и он простит, обязательно простит!
   — Не хочу, — Ольга Витальевна мрачно отправила в рот огурец. — Это не он меня сюда посадил, а я сама здесь сижу в знак протеста. И не выйду отсюда, даже если он меня будет умолять на коленях. Может быть, Даже объявлю голодовку. Пусть, глядя на мой пример, все задумаются. Такая участь может ждать любую из вас. И единственный шанс на спасение — это побег.
   — Побега не будет, — безапелляционно отрезала Лариса.

* * *

   Надя исподтишка наблюдала за своей соперницей: синяки Лизы потихоньку сходили на нет, ссадины заживали, а сама она ходила какая-то очень озабоченная, очень серьезная. После неудачного покушения в отношениях Нади с остальными членами островного коллектива повеяло ощутимым холодком — обвинения Дубровинской не прошли даром. Теперь ей не доверяли, ее чурались, ее подозревали невесть в чем. И девушка решила хотя бы для видимости наладить отношения с соперницей.
   А Лиза между тем времени не теряла.
   Как-то днем в перерыве между научными изысканиями она устроила себе небольшой ленч. Сидя на кухне, Лиза жадно поглощала бутерброд, при этом синяк у нее на скуле активно двигался в такт жевательным движениям. Раскрытая книга лежала на столе. Одной рукой девушка переворачивала страницы, а другой что-то помешивала пестиком в ступке…
   Сверившись с расчетами на листочке, Лиза достала с полки чистый бокал, вылила в него сине-фиолетовую жидкость из ступки и, прищурившись, плеснула туда же вина. Потом она подняла бокал, понюхала его и принялась рассматривать содержимое на свет.
   «Черт, цвет какой-то не такой… — тяжело вздохнула она. — Если подать к ужину, как пить дать догадается!»
   Неожиданно на кухне возникла рыжеволосая виновница ее химических упражнений.
   — Привет! — с напряженной улыбкой произнесла она. Беглый взгляд задержался на стакане. — Решила перекусить?
   — Что-то вроде того, — сверкая мрачным взглядом исподлобья, пробурчала Лиза.
   «Алкоголичка! Опять надирается в одиночку!» — Надя вновь натянуто улыбнулась, пригладила волосы, отливавшие апельсиновым цветом, и неожиданно предложила:
   — Слушай, Лиза… Что мы с тобой вечно собачимся, мужика не поделили. Давай помиримся, а? Если он тебе нужен, забирай его себе, я на него и не взгляну, лады?
   — Нужен он мне очень! — гордо фыркнула Дубровинская. — Забирай его сама. Не очень-то и хотелось!
   Надя присела за стол, посреди которого стоял фиолетово-черный бокал, и неожиданно предложила:
   — Может, в таком случае выпьем мировую, а?
   — А что, — покладисто согласилась Лиза и, иезуитски улыбаясь, придвинула к ней бокал, — я не прочь… Сейчас, только себе налью.
   Сверкнув рубиновым отблеском на свету, фужеры сдвинулись с хрустальным звоном.
   С замиранием сердца Лиза следила, как уровень фиолетово-синей жидкости в бокале стремительно понижается. Внутри нее все ликовало. Она отомщена!

* * *

   Поднимаясь из подвала, Лариса удовлетворенно улыбалась. «Теперь Надя не опасна», — решила она.
   Но ей было невдомек: беда подкрадывалась с другого бока.
   — С Надей плохо! — заполошенно вскричала Юля, вбегая в комнату. — Она умирает!
   Лиза Дубровинская довольно опустила ресницы. Она здесь совершенно ни при чем. Никто ничего не докажет! Никто!

* * *

   В деловых кругах Абрам Борисович Дубровинский славился своей уникальной способностью в самых проигрышных ситуациях проворачиваться таким образом, чтобы заработать на своем поражении немалые дивиденды. Его очередная пресс-конференция тоже служила этой цели.
   — Похищение моей дочери — это попытка враждебных всему русскому народу сил воздействовать на государство с целью получения политических выгод.
   Я требую у правительства и президента примерно наказать виновных!
   Лиза даже слегка прослезилась, услышав страстную речь своего отца, который на экране выглядел убитым горем папашей. Казалось, за возвращение дочери он был готов отдать все земные блага, нажитые им праведным (незначительная часть состояния), а также не праведным (основная часть состояния) путем.
   На самом деле втайне от широкой общественности Абрам Борисович за кулисами вел успешные переговоры, пользуясь ситуацией для обретения сиюминутных политических выгод.
   — Моя дочь, — рыдал он во время переговоров в администрации президента, — что будет с ней? Что будет с моей женой, с моими женами, с другими моими детьми?
   Чтобы утешить любящего отца, в правительстве ему твердо было обещано теплое место там, где били финансовые фонтаны и не скудели золотые источники, место, за которое в иной ситуации ему пришлось бы изрядно попотеть.
   Абрам Борисович был доволен, удача сама лезла ему в руки! Он лишь молил Бога, чтобы его дочь Лиза не нашлась до того момента, пока не будет подписано его назначение. Еще каких-нибудь дней пять-шесть, от силы неделя… А потом он сделает все, чтобы спасти ее! У него есть кое-какие зацепки.
   Но это потом, потом…

* * *

   Как всегда, очередная серия «Укрощения строптивых» оборвалась на самом интересном месте.
   — Вы видели, как Дубровинская отравила Рыжую? — беседовали двое народных заседателей, сидя в зале суда, где слушалось дело о банде, промышлявшей грабежом автовладельцев. — Эх, дали бы мне ее дело вести! Уж я бы вкатал ей на полную катушку!
   — Но позвольте, ведь ни с того ни с сего она не стала бы травить подружку. Есть мнение, что та пыталась ее сбросить с обрыва!
   — Ну и что! Подумаешь, пару синяков поставила! Что ж, за каждый синяк прикажете на тот свет отправлять?
   — Еще не то будет… — вздохнул народный заседатель. — Слушайте, уж скорее бы этих «Строптивых» прикрыли. Чую, не последняя смерть на острове, еще не до того дело дойдет. Перемрут они ни за грош!
   — Господа! — послышался громовой окрик судьи. — Прошу внимания!
   Предоставляется слово свидетелю защиты… — Вызвав свидетеля, судья спросил, понизив голос, у коллег:
   — Кстати, когда будет следующая серия «Строптивых»?
   — Во вторник! — ответили ему хором народные заседатели.
   А в следующей серии было вот что…
   Миллионы телезрителей прильнули к экранам. Камера показывала длинный полуосвещенный коридор, закрытые двери комнат…
   Вот Юля робко заглядывает в спальню Ларисы, надеясь застать ее у себя. Им нужно поговорить о Лизе Дубровинской — та себя ведет очень странно, будто что-то задумала. Но в комнате никого нет. Девушка притворяет за собой дверь, садится в кресло и скучая нажимает кнопки на пульте телевизора, чей экран вполоборота обращен к зрителю.
   Первый канал, второй, пятый… О, неужели это родной Независимый канал, она сто лет его не видела! И точно: в углу телевизионной картинки виден родной логотип — яблоко, пробитое навылет стрелой. Юля озабоченно хмурит лоб.
   Странно, она была уверена, что остров не входит в зону охвата сигнала. Все остальные «ящики» в доме НТК не ловят. Кажется, сама Лариса уверяла ее, что в этой местности выбор русских каналов очень ограничен. Наверно, ей все же удалось нащупать слабый сигнал и настроить на него свой приемник.
   Что ж, посмотрим! Юля нетерпеливо впивается жадным взглядом в экран. Изображение дрожит, идет рябью и снегом — сигнал действительно неустойчивый. После бесконечной рекламы появляется заставка «Укрощения строптивых» — куча камней с пальмой посередине, с дрожащими пляшущими буквами наверху.
   — Это постановка по Шекспиру, что ли? — вслух удивляется Юля. — Или фильм с Челентано? Я такого еще не видела!
   Удобно устроившись в кресле, она делает громче звук и видит… Себя и Алексея! Она кормит его мороженым с ложечки, а он, любовно глядя на нее, послушно открывает рот… Затем новая картинка, взгляд издалека, без крупных планов: они, мирно обнявшись, как два голубка, бредут по колена в воде.
   Рот у Юли изумленно открывается, она не верит своим глазам. Кадр меняется: темный подвал и потрепанная фигура Ольги Витальевны, застывшая в печальной позе.
   Потом другая картинка, гнусавый голос комментатора… «Нам нужно поговорить», — это Надя. Лиза смеется в ответ: "О чем нам разговаривать?
   Уровень развития не тот!" А потом дальний план: две женские фигуры на берегу.
   Одна что-то показывает вдали, а другая карабкается на опасно пошатывающийся камень, ее ноги подгибаются и…
   «На ваших глазах совершается страшное преступление! — с гнусавой удовлетворенностью блеет комментатор. — Что убудет дальше, мы можем только догадываться. „Строптивые“ обозлены до предела и готовы на все, вплоть до убийства!»
   А потом вновь заставка и — реклама, реклама, реклама…
   Юля роняет пульт (зрителям видны ее остекленевшие от изумления глаза). «Нас снимают? Но кто? Каким образом? Как?» Она ничего не может понять.
   Надо куда-то бежать, что-то делать, надо рассказать о том, что она только что видела. Но ослабевшие ноги отказываются ее нести.
   Дверь распахивается, и Алеша с паническим ужасом на лице кричит ей:
   «Юля, иди скорее!»
   «Что такое?» — слабо шепчет девушка, с трудом приходя в себя.
   «Наде очень плохо! Она умирает!»
   Они выбегают из комнаты.
   Реклама.

* * *

   Вот уже несколько часов Надя лихорадочно металась в постели и непрерывно стонала. То и дело, зажимая рот ладонью, она свешивалась с кровати, содрогалась в рвотных спазмах, потом, теряя сознание от слабости, утомленно откидывалась на подушку. Страшная боль, скручивавшая внутренности, отпускала на несколько секунд, но потом лицо вновь искажалось болезненной гримасой, сквозь стиснутые зубы прорывался задушенный стон. Лариса испуганно металась по комнате, не зная, что делать. Юля в ужасе сжимала пальцами виски, наблюдая расширенными глазами, как корчится распростертое на кровати тело.
   Вскоре вернулся запыхавшийся Алеша.
   — А Игорь, Игорь где? — шалея и задыхаясь от ужаса перед неминуемой смертью, крикнула Лариса.
   — Я не могу найти его! И Лизы тоже нет!
   — Позовите его! Должен же он что-то сделать! Нам нужен врач, она умирает! Промывание желудка не помогает, активированный уголь сразу же выходит обратно, а больше у нас ничего нет!
   — Я обшарил весь дом, его нигде нет! И Лизы нет!
   — Где же они? — Лариса бессильно опустилась на край кровати.
   А распростертое на постели тело вновь сотрясали страшные конвульсии.
   Никто уже не сомневался в исходе странной и внезапной болезни.
   Несколько пар сочувствующих глаз могли лишь молча следить за мучениями умирающей. Они бессильны были что-то сделать и стояли возле нее, безжизненно опустив руки.

* * *

   А в это время виновница происходящего находилась в недоступном для всех месте.
   — Вы обещали мне что-то показать! — кокетливо напомнила Лиза и украдкой бросила взгляд в зеркало, проверяя, хорошо ли напудрен синяк на скуле, к исходу недели покрывшийся нездоровой одуванчиковой желтизной.
   — Ладно, пойдем, — согласился ее любовник. — Но обещай мне, что никому не обмолвишься и словечком.
   — Конечно! — легкомысленно пообещала Лиза. — Никому, клянусь!
   И тут же ревниво подумала: «А эту рыжую он тоже водил туда?»
   Они поднялась на второй этаж и остановились перед закрытой дверью.
   Пластиковая карточка тихо вошла в щель, внутри что-то щелкнуло, и дверь послушно приоткрылась.
   Заинтересованно оглядываясь, Лиза стала подниматься по винтовой лестнице.
   — А вот отсюда поступают продукты? — удивленно защебетала она, входя в просторный зал. — А вот здесь ты сидел и смотрел на нас, да? А это телефон, да? А можно я позвоню папе? Ну хоть на одну минутку!
   — Нет, — твердо ответил он, — ни секунды.
   Лиза не огорчилась — пока довольно и того, что ее впустили сюда, а потом они как-нибудь договорятся…
   Причудливый иконостас из призрачно светящихся мониторов изумил ее.
   — А правда, на них все видно? Все-все? Все комнаты?
   Увидев, как на одном из экранов заполошно мечутся серые фигуры, она хищно прищурилась. Сердце ее взволнованно забилось. Она сразу узнала комнату Нади. Неужели то, о чем она мечтала, наконец случилось?
   — Прилегающая территория тоже видна, — улыбнулся он.
   — Какая прелесть! — экзальтированно воскликнула Лиза и повисла у него на шее, старательно заслоняя собой экран.
   Она стоялапереднимтакаяхрупкая, такая взбаламошно-легкомысленная… Ну кто бы мог устоять? И даже синячок под глазом почти не портил ее, усиливая впечатление почти детской беззащитности и невинности.
   Она подставила губы для поцелуя, угловым зрением наблюдая, как на экране корчилось в предсмертных спазмах тело ее заклятой подруги.
   — Давай отключим мониторы, чтобы они нас не отвлекали… — прошептала она. Ее грудь взволнованно вздымалась.
   Скорей бы это произошло, думала она. Под этим она имела в виду смерть Нади.
   Послушно щелкнули тумблеры, и сразу же в комнате воцарилась темнота — экраны погасли. Только тихонько жужжали записывающие устройства, прилежно фиксируя то, что происходило в тот вечер в доме.

* * *

   Ночью больной стало немного лучше. Тело ее больше не сотрясали судороги, рвотные спазмы стали более редкими, а содержимое желудка было уже не черно-фиолетовым, а желтым. Это был хороший знак.
   — Давайте я сменю вас, — предложила Юля уставшей Ларисе. — А вы пока поспите.
   «Какая она добрая!» — восхитился Алеша, с любовью глядя на свою подругу, и с готовностью поддержал ее:
   — Я тоже подежурю с Юлей.
   Лариса демонстративно зевнула, прикрывая рот ладонью, и произнесла:
   «Пожалуй, самое время подремать немного…»
   Однако на самом деле ей было не до сна. На сегодняшнюю ночь у нее была назначена очередная поставка видеоматериала. Ситуация выглядела неоднозначно. Приходилось идти на риск. Сегодня ей совсем не до сна.
   В два часа ночи она встала и прокралась к выходу из комнаты. Если сладкая парочка сейчас находится наверху, в бункере, то все пропало — поставка будет сорвана. Это значит: новая серия «Строптивых» не выйдет вовремя на экран.
   И значит, она не досчитается очередных пяти тысяч.
   Бесшумно прокравшись к комнате Лизы, она услышала ее серебристый смех из-за двери. И сразу же у нее отлегло от сердца. «Все в порядке, — решила она. — Голубки в голубятне, и, значит, небо свободно».
   Неслышно открыв дверь пластиковой карточкой, она пробралась вверх по лестнице. Мониторы были погашены. «С чего это вдруг?» — нахмурилась она и щелкнула тумблером. Пробежав беглым взглядом по экранам, она успокоилась. Все обитатели острова находились на своих местах. Надя заснула, Юля с Алешей о чем-то тихо шептались у ее изголовья. Сладкая парочка мирно посапывала на одной подушке. Ольга Витальевна сидела в карцере. Итак, за дело!

* * *

   — Ты не представляешь, что я сегодня видела по телевизору! — Губы Юли приятно защекотали ухо Алексея. Она старалась говорить очень тихо, чтобы не разбудить больную. — Ты не поверишь! Оказывается, нас показывают по ТВ! Это значит, нас кто-то снимает здесь!
   — Ну, конечно, нас снимают, — согласился тот. — А ты не знала? Дом нашпигован камерами, как подушечка для иголок — булавками!
   Больная еле слышно застонала во сне, и заговорщики притихли, затаив дыхание.
   — Нет, ты не понимаешь, — продолжала Юля чуть погодя, когда Надя успокоилась и погрузилась в сон. — Все, что происходит на острове, одновременно транслируют по всей стране по центральному каналу! Все! Понимаешь, все! То, как мы едим, спим, пьем, моемся, ругаемся — все, абсолютно все! Даже показали, как Надя столкнула Лизу с обрыва — я видела это собственными глазами! А мы еще не верили Дубровинской…
 
   Больная не спала. Затаив дыхание, она вслушивалась в разговор.
   — Неужели это правда? — изумился Алексей.
   — У Ларисы в комнате телевизор показывает НТК, а остальные «ящики» в доме почему-то этот канал не ловят. Поэтому мы ничего не знали!
   — Значит, там все знают, что с нами стряслось и где мы? — внезапная тревога пронзила Алексея, тревога за свое кратковременное и ненадежное счастье.
   — И не спешат нам на помощь?
   — Если бы знали, наверняка уже приехали бы, — рассудила девушка. — У меня до сих пор в голове это не укладывается. Что происходит? Надо завтра же всем рассказать!
   Они еще долго совещались, сидя у постели больной, строя самые невероятные планы и предположения. А Надя лежала без сил, бледная, со слабым пульсом и похолодевшими конечностями, боясь пошевелиться, чтобы не вызвать новый позыв рвоты, и подслушивала их разговор.
   Ей внезапно совсем расхотелось умирать.
 
   Нетерпеливыми руками Лариса вытащила кассету из магнитофона.
   Времени нет просматривать и выбирать самые интересные эпизоды. Там, на телевидении, разберутся.
   В пакет полетели последние записи. В магнитофоны отправились чистые кассеты из высокой полки, а образовавшуюся брешь она в целях конспирации замаскировала пустыми коробками.
   Упаковав сверток, она, как обычно, оставила на вертолетной площадке перевязанный бечевкой пакет, затем дрожащими пальцами набрала заветный номер телефона, бросила в него короткое «Я готова» и застучала каблуками вниз по лестнице, спеша покинуть опасное место.
   Надо торопиться, пока голубки в голубятне, пока ее не хватились…
   Пробравшись в свою комнату, она тихо застыла под одеялом, чувствуя себя преступницей. Наверно, пора прекращать этот криминальный бизнес, пока они здесь не перебили друг друга. Уже засыпая, она услышала деловитый рокот подлетающего вертолета, который невнимательному уху было так легко спутать с рокотом моря, и блаженно улыбнулась. Все хорошо… Все идет по плану! Еще несколько серий — и она бросит это опасное дело и вернется домой.
   Еще только несколько серий!

* * *

   — Вертолет! — встрепенулась Юля, подняв голову. — А что если…
   — Но ведь летчик все равно не увидит нас в темноте. — Алексей понял ее с полуслова.
   — А вдруг Надя умрет? Мы должны попробовать ее спасти!
   Они сорвали с кроватей простыни и побежали вниз, задыхаясь от волнения.
   В саду Алексей поджег край простыни и замахал им в воздухе, подавая сигналы. Освещенная площадка на крыше дома была отлично видна в темноте. Темная фигурка пилота снизу казалась крошечной.
   — Может, крикнуть? — предложила Юля.
   — Нет, еще всех перебудим в доме, а летчик все равно не услышит. Не нужно, — ответил Алексей.
   Они еще интенсивнее замахали горящими тряпками, рискуя обжечься раскаленными хлопьями сажи, которые красиво взмывали в воздух, плавно кружились над головой, колеблемые ночным бризом, и, точно гигантские светляки, медленно опускались на землю.
   Через минуту вертолет взмыл в небо, и вскоре его рокот стих, слившись с размеренным гулом прибоя.

* * *

   На обратном пути Тео Костаки смятенно размышлял над тем, что увидел во время этого рейса. На душе у него было тревожно. Эти странные огни далеко внизу… Темнота и мятущиеся огни внизу… Странно все это!
   Он вновь тяжело вздохнул и покачал головой. Права была София: не надо было ему ввязываться в это странное дело. Ведь у него есть жена, любовница, дети, любимец Теократис…. Двойное жалованье больше не радовало его. Тео было страшно.
   — Ладно, еще один рейс — и брошу, — твердо решил он. И снова надрывно вздохнул.
   «О боги!..»

* * *

   Утром, поднявшись наверх, он поначалу не заметил ничего подозрительного. Не до того было — надо было распаковать груз, рассортировать продукты, отправить их вниз. Однако странное сосущее чувство, похожее на тревогу, не давало покоя, и он озабоченно нахмурился. Мониторы привычно светились голубоватым светом в полумраке. Но ведь он выключал их, когда приводил сюда Лизу. Он помнил это абсолютно ясно — девушка сама попросила его об этом!
   — Странно, очень странно! — подумал он, но усилием воли выбросил эту мысль из головы. Сейчас его волновало другое. Лишь под утро ему сообщили, что Надя едва не умерла этой ночью, отравившись, по всей видимости, вином.
   Странно! А ведь вино он всегда заказывает в одном и том же хорошем магазине. Да и остальные его тоже пили. Все это выглядело так странно, так непонятно…

* * *

   — Клянусь вам, я видела это собственными глазами! — горячилась Юля.
   Ей не верили.
   — Это бред! — усмехнулась Лариса, оглядывая всех в ожидании поддержки. — Ведь мы прекрасно знаем: обратной связи с островом нет!
   Удивленно приоткрыв рот, Лиза слушала их препирательства, любопытно вертя головой на длинной и тонкой шее.
   — Он тайно снимает нас камерами, а потом продает пленки на телевидение! — кипятилась Юля. — Клянусь, я видела это своими глазами!
   — Конечно, Юля не лжет, — вступился за возлюбленную Алеша. — Я ей верю! Она мне сама рассказывала об этом сегодня ночью!
   Лариса усмехнулась и погладила Юлю по голове, точно капризного ребенка. Та обиженно дернулась от ласковой руки, точно от ожога.
   — Господи, да кого вы слушаете! Ей просто показалось! Это же невозможно! — Лариса рассмеялась высоким искусственным смехом.
   Однако на душе у нее было тревожно. О черт, так глупо попасться!
   Оставила телевизор без присмотра, растяпа, надо было хотя бы сбить настройки каналов! Теперь одна надежда на то, что девчонке не поверят.
   — Сами увидите сегодня, своими глазами! — горячилась Юля. — Повторение шоу будет утром, в двенадцать часов.
   — Хорошо, хорошо, дорогая, только не волнуйся, мы тебе, конечно же, верим, — проговорила Лариса успокаивающим тоном, каким разговаривают с малыми детьми.
   Немного подумав, она предложила:
   — Только давайте не станем говорить об этом Игорю. Мало ли, как он отреагирует… Не хватало нам еще новых неприятностей, — туманно пояснила она.
   — Хорошо, — согласились все с ней. «А я все расскажу!» — хитро прищурилась Лиза, ничего не говоря вслух. Она уже знала, какую плату потребует за сообщенные сведения — за это он даст ей позвонить отцу.

* * *

   — Папа, это я! — всхлипнула в трубку разнервничавшаяся Лиза.
   Как же тут не нервничать: сначала он не поверил ее рассказу, а потом, после устроенной истерики, немного смягчился, но потребовал, чтобы разговор с отцом проходил под его контролем. Лишь после того, как Лиза разрыдалась в голос, он уступил ей, успокаивая себя тем, что все равно ничего конкретного о своем местонахождении она сообщить не сможет.
   — Папа, я здесь! — Лиза всхлипнула в трубку еще громче.
   — Это ты, Лизок, ты? Ты где? Ты — нормально, да, нормально? — в трубке сбивчиво зажурчал торопливый говорок отца.
   — Я здесь, папа! Тут такая история… Мы на острове…
   — Да, я все знаю, все видел… Я работаю над этим… Мы все смотрим «Укрощение строптивых», и я уже сделал заявление для прессы. И в правоохранительные органы. Не волнуйся, все под контролем!
   — Папа, а когда ты меня заберешь отсюда?
   — Да, все под контролем… Все под конт… Скоро, очень скоро!
   — Когда? Я не могу больше оставаться здесь, я хочу домой!
   — Нет, пока не могу! Потерпи! Да, уже скоро… Я работаю над этим… Все под контролем! Больше не звони, ты же знаешь, я на прослушке. Все под контролем. Я обязательно тебя выручу. Ну, пока!
   — До свиданья, па-а-па-а, — разрыдалась Лиза в трубку. Ответом ей были короткие гудки.

Глава 11

   Он не понимал, что все это значит. Какая-то передача, где показывают остров, их дом, их жизнь? Чудовищно и нелепо! В это невозможно поверить! Это просто чушь! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!
   Но включенные кем-то мониторы в то утро… А ведь он точно помнил, что выключал их перед уходом! Неужели кто-то смог проникнуть в святая святых, в его бункер? Эх, нужно было и комнату управления для верности оборудовать видеокамерой. Не пришлось бы сейчас ломать голову, имея видеозапись. Но тогда он посчитал, что это лишнее. Тогда…
   Конечно, в последнее время он потерял бдительность, расслабился.
   Перестал просматривать кассеты, фиксирующие жизнь небольшой колонии на острове.
   Посчитал, что все под контролем, что пленницы ныне полностью покорны его воле…