Страница:
— В детстве, — проговорил он, — я ненавидел ванны. Не знаю даже почему. Может быть, считал, что это не для мужчин... У нас в классе был один “голубой парнишка”, так вот от него всегда пахло так, как будто он только что выбрался из ванны. Боже, как я его ненавидел! Однажды после уроков я даже избил его. — Томкин тяжело дышал, грудь его медленно поднималась и опускалась. — Понимаешь, я думал, что мое презрение к мытью делает меня героем в глазах моих приятелей, ан нет... — Какое-то мгновение он помолчал, затем продолжил: — Помню, отец ловил меня, заталкивал в ванну и тер каким-то специальным порошком, кажется, “Аджаксом”. Боль была страшная. Я орал, а он только приговаривал: “Плачь, плачь... Это пойдет тебе на пользу. Завтра сам полезешь в ванну, и мне не придется драить тебя как замызганный бампер...” Да, — Томкин покачал головой, — мой отец и в самом деле приучил меня к чистоте. — Он прикрыл глаза, словно прокручивал в памяти какие-то эпизоды из своего детства.
Николас смотрел на него и думал о своем погибшем друге. Лью Кроукер был уверен на сто процентов, что именно Томкин убил Анджелу Дидион. “Понимаешь, Ник, — сказал он ему как-то на досуге. — Мне абсолютно наплевать на то, чем занималась эта красотка и какой она обладала, репутацией. Важно то, что она, как и все мы, имеет право на справедливость, ибо была такой же Божьей тварью, как ты и я...” Мысль о наказании виновного в убийстве Анджелы стала навязчивой для Лью. Но то, что он называл “справедливостью”, Николас определял как честь. Кроукер четко знал, в чем заключаются его обязанности в этом мире, и погиб, выполняя их. Смертью самурая. Николас хорошо это понимал, но это не уменьшало понимание его тоски по безвременно ушедшему другу, не устраняло гнетущее ощущение пустоты. Он чувствовал себя так, будто его лишили чего-то очень-очень важного...
— Ник, ты хорошо ладишь с Крэйгом. — Томкин имел в виду главного финансиста компании. — Это один из немногих людей, на которых можно положиться. Если не принимать в расчет меня, то он знает о положении вещей в “Томкин индастриз” больше, чем кто бы то ни было. Можно сказать, что он держит руку на пульсе компании... — Томкин не завершил одной своей мысли и неожиданно перескочил на другую: — У Крэйга сейчас очень сложный период. Он ушел из дома. Они с женой смотреть друг на друга не могут с тех пор, как она ему рассказала о своем любовнике.
Томкин втянул в себя горячий воздух:
— Это довольно дурацкая ситуация. Крэйг хочет снять номер в одном из городских отелей, но я об этом и слышать не желаю. Короче, он остается со мной, пока окончательно не решит, что ему делать. Я обещал помочь ему с разводом, если он к этому так стремится. Я готов даже заплатить адвокату... — Он прикрыл глаза. — Но, что важнее всего, Крэйгу нужен настоящий друг. Я — его босс, и поэтому другом быть не могу. По крайней мере сейчас... Тебе же Крэйг нравится, да, кстати, и он высокого мнения о тебе. К тому же ты знаешь цену настоящей дружбе.
Николас откинулся на спину. “Западные люди непредсказуемы, — подумалось ему, — сначала они взрываются, хамски игнорируют все правила приличия, а в следующую минуту демонстрируют глубочайшее понимание и заботу...” Вслух же он сказал:
— Я сделаю все, что смогу, как только мы вернемся.
Томкин посмотрел на Николаса и заговорил уже совсем без всякой злобы:
— Ники, ты ведь собираешься жениться на моей дочери?
Николас почувствовал нотки отчаяния в голосе Томкина, и это его удивило.
— Да, — быстро ответил он, — как только мы возвратимся в Штаты...
— Ты говорил об этом с Жюстин?
Николас улыбнулся:
— В смысле, сделал ли я ей предложение? Да, конечно. Мы можем рассчитывать на твое благословение?
Лицо Томкина потемнело. Затем он вымучил нечто похожее на смешок:
— Ясное дело — можете. Если в этом будет необходимость... Но, черт побери, мне кажется, что она может раздумать выходить за тебя, хотя бы просто назло мне.
— Думаю, ты преувеличиваешь.
— О-о, нет! Тут ты, дружок, ошибаешься. Ничего и никогда уже не наладится в отношениях между мной и моими дочерьми. Они испытывают ко мне отвращение. Не могут простить то, что я годами вмешивался в их личную жизнь. Ну да, я вмешивался... Тогда мне казалось, что я поступаю правильно. А теперь... Теперь я уж и сам не знаю...
“Пора сменить пластинку”, — подумал Николас и осторожно выбрался из ванны. Томкин последовал его примеру. Они прошли в парную и уселись на шестиугольные плиты. Длинная вертикальная труба, расположенная где-то под самым потолком, фыркнула и выплюнула струю воды, которая полилась вниз широким потоком. Из соседней трубы со зловещим шипением повалил густой пар, сделавший невозможным дальнейшие разговоры. Даже сидя почти бок о бок, Николас с Томкиным не могли разглядеть друг друга сквозь обжигающую молочную пелену. То и дело труба, вскрикивая, выбрасывала наружу очередное облако пара, обдававшее их лица дополнительной порцией жара. Наконец Николас ухватил Томкина за мясистое плечо, и они прошли в следующую комнату. Там пахло березой и камфарным деревом. Посередине располагались четыре длинных стола. На двух уже темнели чьи-то тела. Над каждым из них склонилась молодая женщина, совершавшая какие-то таинственные пассы.
— Джентльмены! — Мужская фигура отклеилась от одного из столов и вежливо поклонилась вошедшим. — Полагаю, что сейчас вы чувствуете себя гораздо лучше, чем тогда, когда впервые переступили наш порог.
— Сато, — начал было Томкин, — вам понадобилось... — но, почувствовав прикосновение руки Николаса, враз осекся и закончил более чем миролюбиво: — Какую встречу вы нам устроили! Даже в “Окура” не смогли бы это сделать лучше.
— О нет, нам далеко до их уровня. — Сэйити Сато слегка склонил голову в знак благодарности за комплимент. — Линнар-сан, для меня встреча с вами большая честь! — Он вновь подошел к столу и улегся на спину. — Я много слышал о вас. Скажите, вы рады снова оказаться дома?
— Теперь мой дом — Америка, Сато-сан, — осторожно ответил Николас. — Многое изменилось в Японии за время моего отсутствия, но главное, я думаю, осталось неизменным.
— Вам следовало бы стать политиком, Линнер-сан, — заметил Сато, — вы зарываете свой талант в землю...
Но Николас уже не слушал его. Он думал о том, кто же это может лежать сейчас на том столе, у дальней стены.
— Прошу вас, джентльмены, располагайтесь поудобнее, — пригласил Сато. — Вы еще не до конца расслабились.
Джентльмены приняли приглашение, и тотчас еще две молодые женщины появились из полутьмы. Николас почувствовал, как опытные руки принялись разминать его мускулы.
— Вы, наверное, удивлены тем, что эти девушки не японки, Линнер-сан? — ухмыльнулся Сато. — О нет, только не упрекайте меня в антипатриотизме! Просто вдобавок ко всему я еще и реалист, а эти девушки — с Тайваня. Они слепые, Линнер-сан, вы не заметили? Считается, что недостаток зрения развивает более острое осязание. Еще со времен первой своей поездки на Тайвань, в пятьдесят шестом, я мечтал привезти в Японию тайваньских массажисток. Что вы думаете об этом, Линнер-сан?
— Это превосходно! — промычал Николас. Его каменные мускулы превращались в воск под умелыми пальцами девчонок. Он глубоко дышал, испытывая при этом райское наслаждение.
— Как-то раз мне пришлось пробыть на Тайване десять дней. В то время мы обсуждали юридические аспекты одной сделки, которая, кстати, провалилась... Уверяю вас, джентльмены, единственным достоинством этой паршивой страны можно считать ее кухню да непревзойденных слепых массажисток...
Некоторое время были слышны лишь мягкие звуки шлепков. Резкий камфарный запах нагонял сон.
Мысли Николаса были заняты таинственным четвертым участником их встречи, до сих пор не проронившим ни слова. Будучи знаком с извилистыми тропами японской системы бизнеса, Николас понимал, что, хотя Сато и являлся президентом данной промышленной группы, помимо него существовало еще множество других слоев, обладающих не меньшей, а то и большей властью. На самой верхушке пирамиды находились люди, которых в глаза не видели не то что иностранцы, но и сами японцы. Был ли этот “четвертый” одним из таких людей? Если да, то прав оказался Томкин, предупреждая Николаса о необходимости предельной бдительности во время их поездки за океан.
— Сделка с “Сато петрокемиклз” потенциально самая крупная из всех тех сделок, которые я только заключал в своей жизни, Ник, — говорил он перед отъездом. — Слияние моего “Сфинкс силикон” с “кобуном” Сато “Ниппон мемори Чип” обещает принести неслыханные прибыли “Томкин индастриз” в целом, в ближайшие пятнадцать — двадцать лет. Ты знаешь американских производителей — они всегда тянут резину. Поэтому-то я и решил начать проект “Сфинкс” два с половиной года назад. Тогда я был по горло сыт посулами этих ублюдков, все время отставал от графика... А когда дождался результатов, оказалось, что “джапы” их опередили. Как всегда, они принимали к сведению наши разработки и выпускали продукт, который был и лучше и намного дешевле. Так они обогнали немцев — со своими тридцатипятимиллиметровыми камерами, а затем и всю Европу — с автомобилями. А теперь, если мы вовремя не пошевелим задницами, они провернут то же самое и с компьютерными чипами. Ты, Ник, лучше чем кто бы то ни было знаешь, как трудно иностранной компании зацепиться здесь, в Японии. Но я имею кое-что, интересующее их настолько сильно, что они согласны оставить за мной пятьдесят один процент участия. Для здешних мест это беспрецедентный случай. “IBM” они умыли как раз тогда, когда те начали дела в Токио...
Николас помнил это прекрасно. Всесильное японское Министерство внешней торговли и промышленности, известное больше как МИТИ, возникло сразу после второй мировой войны для того, чтобы поднять национальную экономику. В пятидесятых глава МИТИ Сигэру Сахаси, с упорством самурая, препятствовал проникновению американского капитала на японский рынок. Он отлично понимал громадные потенциальные потребности мирового рынка в компьютерах. Но у Японии к тому времени не было собственной компьютерной технологии. Чтобы создать национальную электронную промышленность, Сахаси воспользовался стремлением “IBM” открыть Японию для сбыта. К тому времени МИТИ уже проводило политику, ограничивающую участие иностранных компаний в японской экономике. Министерство было настолько влиятельно внутри страны, что имело возможность запретить деятельность любой иностранной компании в любой момент. На исторической встрече с представителями “IBM” Сахаси заявил: “Мы будем препятствовать вашему успеху в Японии, если вы не передадите лицензии на патенты “IBM” местным фирмам и не назначите при этом не более пяти процентов комиссионных. Когда возмущенные представители “IBM” намекнули японцам на то, что у тех-де развился болезненный комплекс неполноценности, Сахаси спокойно ответил на это: “У нас нет никакого комплекса неполноценности. Просто нам необходимы время и деньги, чтобы успешно конкурировать с вами”. Изумленные американцы оказались перед нелегким выбором: полностью вывести “IBM” из запланированного проникновения в этот регион или капитулировать на милость МИТИ. Они предпочли второе, и Сахаси потом еще много лет с гордостью вспоминал эти триумфальные переговоры...
— Я не забыл этот урок. — Голос Томкина вернул Николаса к действительности. — Я не настолько жаден, чтобы попасться на их крючок, и еще разберусь, что за чертовщина тут у них творится. “Джапы” будут работать на меня, а не наоборот! Я не вложу ни доллара в японскую компанию до тех пор, пока сделка не будет окончательно завершена. У меня есть патент, но я не могу выпускать этот новый чип в Штатах так, чтобы себестоимость его не привела предприятие к убыткам. Здесь же Сато может дать мне такую возможность. Он контролирует шестой по величине концерн Японии. Здесь эта штука обойдется во много раз дешевле и будет приносить баснословные прибыли. — Он засмеялся. — Я говорю об огромных деньгах, Ник! Можешь верить, можешь — нет, но мы ожидаем получить порядка ста миллионов долларов чистой прибыли в течение двух лет. — Глаза Томкина сверкнули хищным огнем. — Да, да, Ник, ты не ослышался — сто миллионов!
— А сейчас мы примем душ и оденемся для ведения переговоров. Через пятнадцать минут мисс Ёсида зайдет за вами.
Николас вывернул шею, чтобы как следует разглядеть обладателя голоса, но отметил лишь то, что он невысок, если судить по американским стандартам. Внезапно за его спиной зашевелился и приподнялся на локтях таинственный “четвертый”. Николас перевел взгляд на него, но Сато встал между ним и незнакомцем, закрывая поле обзора.
— Мы займемся бизнесом совсем немного, — сказал он, — вы же еще как следует не отдохнули после полета, да и поздно уже... Но все-таки, — он застыл в официальном поклоне, — сегодня уже понедельник и предварительные переговоры не могут ждать. Вы согласны, Томкин-сан?
— Я готов приступить... — Голос Томкина звучал глуше обычного.
— Превосходно! — улыбнулся Сато. — До встречи.
Японцы покинули комнату. Вслед за ними упорхнули и девушки, прошелестев халатиками, как камыш на ветру. Николас обмотал свое полотенце вокруг бедер и присел на край ванны.
— Ты вел себя на крепкую четверку, — сказал он Томкину. Тот соскользнул со стола и присел рядом.
— Что ж, осматриваюсь, привыкаю... — Он также обернул свое полотенце вокруг бедер. — И потом, Сато был настолько увлечен разговором с тобой, что я решил не встревать. Интересно, а кто это был вместе с ним?
— У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?
Томкин покачал головой.
— Один Бог ведает, как у них тут все устроено на самом деле, да и он, думаю, временами попадает впросак. — Томкин пожал жирными плечами. — Кем бы ни был этот незнакомец, судя по всему, он большой человек, если ему было дозволено присутствовать здесь, в святая святых “Сато петрокемиклз”...
Сэйити Сато вышел из-за своего стола и быстрыми уверенными шагами направился навстречу гостям. Как уже успел заметить Николас, он был невысокого — по американским стандартам — роста. Ткань костюма распирали мощные бугры мышц. Николас вгляделся в лицо Сато — рябое и грубоватое, оно напоминало плохо отесанную деревянную колоду. Узенькие глазки утопали в раздувшихся щеках. Жесткий ежик волос спускался до самого лба. Ничего привлекательного не было в этом лице, что, впрочем, с лихвой окупалось внутренней энергией, силой воли его владельца.
Улыбаясь, Сато с каждым поздоровался за руку — по-американски. Он стоял спиной к окну, и за его плечами Николас, к своему величайшему удивлению, разглядел очертания Фудзи. Он знал, что в ясные солнечные дни она видна с верхнего этажа Международного торгового центра, расположенного близ станции Хамамацу-тё, откуда монорельсовая дорога ведет в аэропорт Ханэда. Но здесь, в центре Синдзюку... Фантастика!
— Проходите, — обратился к гостям Сато, — на диване вам будет гораздо удобнее.
Когда Николас с Томкиным уселись, Сато выдвинул вперед нижнюю губу и издал странный звук — так, как будто прочищал горло, — и тотчас же из полуоткрытой двери, ведущей к токонома, вышел человек. Он был достаточно высок и худощав. От него веяло морем. По возрасту он превосходил Сато, пожалуй, лет на десять. Возможно, ему было уже лет за шестьдесят — точнее сказать трудно. Тонкие его волосы уже тронула седина. Лицо его было увенчано аккуратными, тщательно подстриженными усами, пожелтевшими от никотина. Незнакомец приблизился трясущимися сомнамбулическими шагами, словно и не вполне владея собственным телом. Николас заметил, что правый глаз незнакомца, похожий на лопнувший агат, был затянут голубовато-молочным бельмом.
— Позвольте мне представить вам мистера Тандзана Нанги. — Одноглазый японец поклонился. Николас ответил тем же. Пришедший был одет в серый полосатый костюм. Ослепительно белую рубашку дополнял монотонный галстук. В пришедшем Николас безошибочно узнал представителя старой консервативной школы, не доверяющего иностранным бизнесменам, подобно Сахаси из МИТИ.
— Нанги-сан, президент банка “Даймё дивелопмент банк”, — представился одноглазый.
Сообщение Сато было исчерпывающим: и Николас и Томкин знали, что почти все многопрофильные “кэйрэцу” в Японии принадлежали тому или иному банку. Это было логично — банк как раз и является тем самым местом, где сосредоточиваются наиболее крупные денежные средства. Банку “Даймё дивелопмент банк” принадлежал “Сато петрокемиклз”.
В это время мисс Ёсида внесла поднос с дымящимся чайником и четырьмя крошечными чашечками. Осторожно присев у края кофейного столика, она при помощи камышового венчика принялась не спеша готовить пенистый зеленый чай.
Николас с интересом наблюдал за ней, отметив про себя мастерство и изящество ее движений. Когда чай был готов, девушка приподнялась, разлила его по чашечкам и бесшумно удалилась, так и не взглянув ни на кого.
Николас чувствовал на себе тяжелый взгляд Нанги и понимал, что в эту минуту его оценивают с особой тщательностью. Он не сомневался, что задолго до начала встречи этот финансист выведал о нем все, что только мог, — кто же является на подобную встречу без должной подготовки! Он понимал также, что если Нанги действительно такой консерватор, каким казался внешне, то он не может испытывать ни малейшей симпатии к человеку типа Николаса Линнера: наполовину японцу, наполовину англичанину. В глазах Нанги он был даже ничтожнее гайдзина.
По традиции мужчины разом подняли маленькие чашечки и с удовольствием принялись за чаепитие. Николас улыбнулся украдкой, заметив, что Томкин слегка поморщился от горечи, которую почувствовал на губах после первого глотка.
— А теперь, господа, — Томкин неожиданно отодвинул от себя чашку и всем корпусом подался вперед, словно футболист, готовящийся рвануться в атаку, — приступим к делу.
Нанги, державший свое тело неестественно прямо, осторожно достал из внутреннего кармана платиновый портсигар и — словно пинцетом — двумя тонкими пальцами вытянул сигарету. Так же осторожно он щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Затем повернул голову и выпустил дым сквозь широкие ноздри.
— Легче-легче, настырная обезьяна! — ехидно прошипел он по-японски и добавил, слегка усмехнувшись: — Не так ли выражаются англичане здесь, на Дальнем Востоке, мистер Линнер?
Николас возмутился, но виду не подал.
— Да, возможно... Старые колонизаторы пользовались этой идиомой, заимствованной из китайского...
— Искаженного китайского, — поправил Нанги.
Николас кивнул.
— Это было очень давно, Нанги-сан, — продолжал он, — времена изменились и принесли новые, более просвещенные взгляды.
— Что верно, то верно, — выпустил дым Нанги, раздосадованный тем, что ему нечем крыть.
Но тут в разговор вступил Сато, пытаясь увести разговор в сторону от скользкой темы:
— Мистер Томкин, вы и мистер Линнер только что прибыли в Токио. Ваш юридический советник мистер Грэйдон прибудет лишь завтра в одиннадцать пятнадцать. Может быть, пока мы обсудим только общие положения нашего объединения? Для обсуждения же деталей у нас будет еще предостаточно времени. Я...
— Процент, предназначенный для “Ниппон мемори” в условиях нашей страны, совершенно неприемлем, — перебил его Нанги. Он затушил окурок о край пепельницы и тотчас же раскурил вторую сигарету. — Это просто попытка ограбления в чистом виде.
— Принимая во внимание принципиально новую технологию чипа, которую “Сфинкс” согласен предоставить нам в случае успешного слияния, — произнес Николас прежде, чем Томкин успел открыть рот, — я не думаю, что долевое участие 51 — 49 является слишком высокой ценой. Подумайте об огром...
— Я банкир, мистер Линнер. — Голос Нанги был тверд, взгляд холоден. — Наш “кэйрэцу” владеет многими концернами, включая трастовые, страховые и торговые ассоциации, равно как и “Сато петрокемиклз”. И все они связаны между собой двумя факторами. — Он спокойно пыхнул сигаретой, будучи уверен, что инициатива снова в его руках. — Первое: все они зависят от денег, которыми их обеспечивает банк “Даймё”. Второе: все они ориентированы на высокий процент прибыли...
— Слияние обеспечивает достаточно высокий процент, Нанги-сан.
— Но не несет нам конечного капитала. Кроме того, мне почти ничего не известно об этих компьютерных чипах, — отрезал Нанги, как бы закрывая тему.
— Чтобы оценить важность того, что мы имеем, — спокойно продолжил Николас, — необходимо сперва обрисовать ситуацию в целом. Чип компьютерной памяти — это тоненькая пластинка кремния, которая, в свою очередь, состоит из множества микроскопических ячеек, содержащих определенные биты информации. Например, наиболее распространенный чип — “б4 килобайта RAM” — включает в себя шестьдесят четыре тысячи таких ячеек, расположенных на площади не большей чем площадь вашего ногтя...
Нанги, не вынимая изо рта сигареты, сидел, скрестив ноги и ничего не отвечая.
Николас продолжал:
— “RAM” — значит память свободного доступа. Это быстродействующие чипы, и поэтому они пользуются большой популярностью — ведь главное для компьютера — скорость. Проблема же состоит в том, что, когда выключается питание, эти чипы теряют всю заложенную в них ранее информацию, и их приходится программировать заново. Потому-то и были изобретены чипы типа “ROM”, обладающие нестираемой памятью. Это значит, что их ячейки либо пусты, либо заполнены постоянно, что является, естественно, их недостатком, — чтобы изменить программу, чипы необходимо извлечь из компьютера. Долгие годы мечтой компьютерных техников оставались такие чипы, которые бы и легко перепрограммировались, и не теряли информацию при отключении питания.
Перед тем как продолжить, Николас обвел взглядом присутствующих. Никто не выглядел скучающим.
— Не так давно наша электронная промышленность предложила частичное решение проблемы: “ERROM” — быстро-стираемый программируемый чип постоянной памяти. Единственная проблема — они менее оперативны, нежели чипы “RAM”. “Ксикор” — один из наших конкурентов — сделал еще один шаг в этом направлении. Он начал комбинировать “RAM” и “ERROM” затем, чтобы “RAM” мог выполнять все скоростные вычисления, а потом переводить полученные результаты в “ERROM”, непосредственно перед тем, как будет отключено питание. Но подобные тандемы громоздки, дорогостоящи и все еще не способны выполнять весь комплекс необходимых операций. Более того, дисковые системы хранения информации, при всей своей архаичности, ничуть не уступают им в оперативном плане.
Николас сложил руки на коленях и сконцентрировался на банкире:
— Иначе говоря, Нанги-сан, гибкий, не утрачивающий информацию чип, который совершил бы революцию в компьютерной сфере, до сегодняшнего дня изобретен не был. — Глаза его загорелись. — До сегодняшнего дня, Нанги-сан. “Сфинкс” же сделал невозможное — его сотрудники разработали технологию подобного чипа. С результатами испытаний, проходивших, кстати, в лабораториях “Сато петрокемиклз”, вы можете ознакомиться в любую минуту. Мы же предлагаем вам этот чип на эксклюзивной основе. Естественно, изобретение такого масштаба не может долго оставаться эксклюзивным — неизбежно последуют имитации. Но пока что мы имеем достаточно времени для успешного старта, столь важного для завоевания рынка. Пока другие концерны будут биться над разгадкой схемы чипа, наши заводы уже полным ходом будут выполнять заказы.
— Что и послужит источником ваших прибылей, — добавил Томкин. — В течение двух лет они возрастут до ста пятидесяти миллионов долларов...
— То есть тридцати шести миллиардов шестисот шестидесяти миллионов иен, — перебил Нанги. — Не пытайтесь обучать меня основам финансирования, мистер Томкин! — Небрежным жестом он погасил окурок о край пепельницы. — Оценки эти ваши, а не наши, и астрономичность их представляется мне сомнительной.
Томкину уже явно осточертело упрямство старого банкира, и он обратился непосредственно к Сато:
— Послушайте, Сато-сан! Я приехал сюда с твердой решимостью заключить сделку. В любом деле неизбежны трудности, и я готов к конструктивному их обсуждению. Но здесь я слышу такую чушь, что мне кажется, будто я присутствую на заседании МИТИ.
— В свое время Нанги-сан был в МИТИ первым заместителем министра, — осклабился Сато, — а семь лет назад он создал банк “Даймё” и, разумеется, “Сато петрокемиклз”.
Николас смотрел на него и думал о своем погибшем друге. Лью Кроукер был уверен на сто процентов, что именно Томкин убил Анджелу Дидион. “Понимаешь, Ник, — сказал он ему как-то на досуге. — Мне абсолютно наплевать на то, чем занималась эта красотка и какой она обладала, репутацией. Важно то, что она, как и все мы, имеет право на справедливость, ибо была такой же Божьей тварью, как ты и я...” Мысль о наказании виновного в убийстве Анджелы стала навязчивой для Лью. Но то, что он называл “справедливостью”, Николас определял как честь. Кроукер четко знал, в чем заключаются его обязанности в этом мире, и погиб, выполняя их. Смертью самурая. Николас хорошо это понимал, но это не уменьшало понимание его тоски по безвременно ушедшему другу, не устраняло гнетущее ощущение пустоты. Он чувствовал себя так, будто его лишили чего-то очень-очень важного...
— Ник, ты хорошо ладишь с Крэйгом. — Томкин имел в виду главного финансиста компании. — Это один из немногих людей, на которых можно положиться. Если не принимать в расчет меня, то он знает о положении вещей в “Томкин индастриз” больше, чем кто бы то ни было. Можно сказать, что он держит руку на пульсе компании... — Томкин не завершил одной своей мысли и неожиданно перескочил на другую: — У Крэйга сейчас очень сложный период. Он ушел из дома. Они с женой смотреть друг на друга не могут с тех пор, как она ему рассказала о своем любовнике.
Томкин втянул в себя горячий воздух:
— Это довольно дурацкая ситуация. Крэйг хочет снять номер в одном из городских отелей, но я об этом и слышать не желаю. Короче, он остается со мной, пока окончательно не решит, что ему делать. Я обещал помочь ему с разводом, если он к этому так стремится. Я готов даже заплатить адвокату... — Он прикрыл глаза. — Но, что важнее всего, Крэйгу нужен настоящий друг. Я — его босс, и поэтому другом быть не могу. По крайней мере сейчас... Тебе же Крэйг нравится, да, кстати, и он высокого мнения о тебе. К тому же ты знаешь цену настоящей дружбе.
Николас откинулся на спину. “Западные люди непредсказуемы, — подумалось ему, — сначала они взрываются, хамски игнорируют все правила приличия, а в следующую минуту демонстрируют глубочайшее понимание и заботу...” Вслух же он сказал:
— Я сделаю все, что смогу, как только мы вернемся.
Томкин посмотрел на Николаса и заговорил уже совсем без всякой злобы:
— Ники, ты ведь собираешься жениться на моей дочери?
Николас почувствовал нотки отчаяния в голосе Томкина, и это его удивило.
— Да, — быстро ответил он, — как только мы возвратимся в Штаты...
— Ты говорил об этом с Жюстин?
Николас улыбнулся:
— В смысле, сделал ли я ей предложение? Да, конечно. Мы можем рассчитывать на твое благословение?
Лицо Томкина потемнело. Затем он вымучил нечто похожее на смешок:
— Ясное дело — можете. Если в этом будет необходимость... Но, черт побери, мне кажется, что она может раздумать выходить за тебя, хотя бы просто назло мне.
— Думаю, ты преувеличиваешь.
— О-о, нет! Тут ты, дружок, ошибаешься. Ничего и никогда уже не наладится в отношениях между мной и моими дочерьми. Они испытывают ко мне отвращение. Не могут простить то, что я годами вмешивался в их личную жизнь. Ну да, я вмешивался... Тогда мне казалось, что я поступаю правильно. А теперь... Теперь я уж и сам не знаю...
“Пора сменить пластинку”, — подумал Николас и осторожно выбрался из ванны. Томкин последовал его примеру. Они прошли в парную и уселись на шестиугольные плиты. Длинная вертикальная труба, расположенная где-то под самым потолком, фыркнула и выплюнула струю воды, которая полилась вниз широким потоком. Из соседней трубы со зловещим шипением повалил густой пар, сделавший невозможным дальнейшие разговоры. Даже сидя почти бок о бок, Николас с Томкиным не могли разглядеть друг друга сквозь обжигающую молочную пелену. То и дело труба, вскрикивая, выбрасывала наружу очередное облако пара, обдававшее их лица дополнительной порцией жара. Наконец Николас ухватил Томкина за мясистое плечо, и они прошли в следующую комнату. Там пахло березой и камфарным деревом. Посередине располагались четыре длинных стола. На двух уже темнели чьи-то тела. Над каждым из них склонилась молодая женщина, совершавшая какие-то таинственные пассы.
— Джентльмены! — Мужская фигура отклеилась от одного из столов и вежливо поклонилась вошедшим. — Полагаю, что сейчас вы чувствуете себя гораздо лучше, чем тогда, когда впервые переступили наш порог.
— Сато, — начал было Томкин, — вам понадобилось... — но, почувствовав прикосновение руки Николаса, враз осекся и закончил более чем миролюбиво: — Какую встречу вы нам устроили! Даже в “Окура” не смогли бы это сделать лучше.
— О нет, нам далеко до их уровня. — Сэйити Сато слегка склонил голову в знак благодарности за комплимент. — Линнар-сан, для меня встреча с вами большая честь! — Он вновь подошел к столу и улегся на спину. — Я много слышал о вас. Скажите, вы рады снова оказаться дома?
— Теперь мой дом — Америка, Сато-сан, — осторожно ответил Николас. — Многое изменилось в Японии за время моего отсутствия, но главное, я думаю, осталось неизменным.
— Вам следовало бы стать политиком, Линнер-сан, — заметил Сато, — вы зарываете свой талант в землю...
Но Николас уже не слушал его. Он думал о том, кто же это может лежать сейчас на том столе, у дальней стены.
— Прошу вас, джентльмены, располагайтесь поудобнее, — пригласил Сато. — Вы еще не до конца расслабились.
Джентльмены приняли приглашение, и тотчас еще две молодые женщины появились из полутьмы. Николас почувствовал, как опытные руки принялись разминать его мускулы.
— Вы, наверное, удивлены тем, что эти девушки не японки, Линнер-сан? — ухмыльнулся Сато. — О нет, только не упрекайте меня в антипатриотизме! Просто вдобавок ко всему я еще и реалист, а эти девушки — с Тайваня. Они слепые, Линнер-сан, вы не заметили? Считается, что недостаток зрения развивает более острое осязание. Еще со времен первой своей поездки на Тайвань, в пятьдесят шестом, я мечтал привезти в Японию тайваньских массажисток. Что вы думаете об этом, Линнер-сан?
— Это превосходно! — промычал Николас. Его каменные мускулы превращались в воск под умелыми пальцами девчонок. Он глубоко дышал, испытывая при этом райское наслаждение.
— Как-то раз мне пришлось пробыть на Тайване десять дней. В то время мы обсуждали юридические аспекты одной сделки, которая, кстати, провалилась... Уверяю вас, джентльмены, единственным достоинством этой паршивой страны можно считать ее кухню да непревзойденных слепых массажисток...
Некоторое время были слышны лишь мягкие звуки шлепков. Резкий камфарный запах нагонял сон.
Мысли Николаса были заняты таинственным четвертым участником их встречи, до сих пор не проронившим ни слова. Будучи знаком с извилистыми тропами японской системы бизнеса, Николас понимал, что, хотя Сато и являлся президентом данной промышленной группы, помимо него существовало еще множество других слоев, обладающих не меньшей, а то и большей властью. На самой верхушке пирамиды находились люди, которых в глаза не видели не то что иностранцы, но и сами японцы. Был ли этот “четвертый” одним из таких людей? Если да, то прав оказался Томкин, предупреждая Николаса о необходимости предельной бдительности во время их поездки за океан.
— Сделка с “Сато петрокемиклз” потенциально самая крупная из всех тех сделок, которые я только заключал в своей жизни, Ник, — говорил он перед отъездом. — Слияние моего “Сфинкс силикон” с “кобуном” Сато “Ниппон мемори Чип” обещает принести неслыханные прибыли “Томкин индастриз” в целом, в ближайшие пятнадцать — двадцать лет. Ты знаешь американских производителей — они всегда тянут резину. Поэтому-то я и решил начать проект “Сфинкс” два с половиной года назад. Тогда я был по горло сыт посулами этих ублюдков, все время отставал от графика... А когда дождался результатов, оказалось, что “джапы” их опередили. Как всегда, они принимали к сведению наши разработки и выпускали продукт, который был и лучше и намного дешевле. Так они обогнали немцев — со своими тридцатипятимиллиметровыми камерами, а затем и всю Европу — с автомобилями. А теперь, если мы вовремя не пошевелим задницами, они провернут то же самое и с компьютерными чипами. Ты, Ник, лучше чем кто бы то ни было знаешь, как трудно иностранной компании зацепиться здесь, в Японии. Но я имею кое-что, интересующее их настолько сильно, что они согласны оставить за мной пятьдесят один процент участия. Для здешних мест это беспрецедентный случай. “IBM” они умыли как раз тогда, когда те начали дела в Токио...
Николас помнил это прекрасно. Всесильное японское Министерство внешней торговли и промышленности, известное больше как МИТИ, возникло сразу после второй мировой войны для того, чтобы поднять национальную экономику. В пятидесятых глава МИТИ Сигэру Сахаси, с упорством самурая, препятствовал проникновению американского капитала на японский рынок. Он отлично понимал громадные потенциальные потребности мирового рынка в компьютерах. Но у Японии к тому времени не было собственной компьютерной технологии. Чтобы создать национальную электронную промышленность, Сахаси воспользовался стремлением “IBM” открыть Японию для сбыта. К тому времени МИТИ уже проводило политику, ограничивающую участие иностранных компаний в японской экономике. Министерство было настолько влиятельно внутри страны, что имело возможность запретить деятельность любой иностранной компании в любой момент. На исторической встрече с представителями “IBM” Сахаси заявил: “Мы будем препятствовать вашему успеху в Японии, если вы не передадите лицензии на патенты “IBM” местным фирмам и не назначите при этом не более пяти процентов комиссионных. Когда возмущенные представители “IBM” намекнули японцам на то, что у тех-де развился болезненный комплекс неполноценности, Сахаси спокойно ответил на это: “У нас нет никакого комплекса неполноценности. Просто нам необходимы время и деньги, чтобы успешно конкурировать с вами”. Изумленные американцы оказались перед нелегким выбором: полностью вывести “IBM” из запланированного проникновения в этот регион или капитулировать на милость МИТИ. Они предпочли второе, и Сахаси потом еще много лет с гордостью вспоминал эти триумфальные переговоры...
— Я не забыл этот урок. — Голос Томкина вернул Николаса к действительности. — Я не настолько жаден, чтобы попасться на их крючок, и еще разберусь, что за чертовщина тут у них творится. “Джапы” будут работать на меня, а не наоборот! Я не вложу ни доллара в японскую компанию до тех пор, пока сделка не будет окончательно завершена. У меня есть патент, но я не могу выпускать этот новый чип в Штатах так, чтобы себестоимость его не привела предприятие к убыткам. Здесь же Сато может дать мне такую возможность. Он контролирует шестой по величине концерн Японии. Здесь эта штука обойдется во много раз дешевле и будет приносить баснословные прибыли. — Он засмеялся. — Я говорю об огромных деньгах, Ник! Можешь верить, можешь — нет, но мы ожидаем получить порядка ста миллионов долларов чистой прибыли в течение двух лет. — Глаза Томкина сверкнули хищным огнем. — Да, да, Ник, ты не ослышался — сто миллионов!
* * *
Николас уже почти спал, когда руки девушки отлепились наконец от его мускулов. Теперь он чувствовал себя так хорошо, как не чувствовал уже много лет. Повелительный голос Сато окончательно развеял его дремоту:— А сейчас мы примем душ и оденемся для ведения переговоров. Через пятнадцать минут мисс Ёсида зайдет за вами.
Николас вывернул шею, чтобы как следует разглядеть обладателя голоса, но отметил лишь то, что он невысок, если судить по американским стандартам. Внезапно за его спиной зашевелился и приподнялся на локтях таинственный “четвертый”. Николас перевел взгляд на него, но Сато встал между ним и незнакомцем, закрывая поле обзора.
— Мы займемся бизнесом совсем немного, — сказал он, — вы же еще как следует не отдохнули после полета, да и поздно уже... Но все-таки, — он застыл в официальном поклоне, — сегодня уже понедельник и предварительные переговоры не могут ждать. Вы согласны, Томкин-сан?
— Я готов приступить... — Голос Томкина звучал глуше обычного.
— Превосходно! — улыбнулся Сато. — До встречи.
Японцы покинули комнату. Вслед за ними упорхнули и девушки, прошелестев халатиками, как камыш на ветру. Николас обмотал свое полотенце вокруг бедер и присел на край ванны.
— Ты вел себя на крепкую четверку, — сказал он Томкину. Тот соскользнул со стола и присел рядом.
— Что ж, осматриваюсь, привыкаю... — Он также обернул свое полотенце вокруг бедер. — И потом, Сато был настолько увлечен разговором с тобой, что я решил не встревать. Интересно, а кто это был вместе с ним?
— У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?
Томкин покачал головой.
— Один Бог ведает, как у них тут все устроено на самом деле, да и он, думаю, временами попадает впросак. — Томкин пожал жирными плечами. — Кем бы ни был этот незнакомец, судя по всему, он большой человек, если ему было дозволено присутствовать здесь, в святая святых “Сато петрокемиклз”...
* * *
Офис Сэйити Сато внешне выглядел почти по-западному: удобные диваны и кресла, расставленные вокруг лакированного кофейного столика с вездесущей эмблемой Сато посередине, невысокие книжные стеллажи, гравюры на стенах... Проходя вместе с Томкиным по коридору, Николас заметил за одной из дверей токонома — традиционную нишу, куда ежедневно ставились свежие цветы. На стене висел старинный свиток с еще сохранившимися остатками позолоты, на котором было начертано дзэн-буддистское изречение, составленное древним мастером...Сэйити Сато вышел из-за своего стола и быстрыми уверенными шагами направился навстречу гостям. Как уже успел заметить Николас, он был невысокого — по американским стандартам — роста. Ткань костюма распирали мощные бугры мышц. Николас вгляделся в лицо Сато — рябое и грубоватое, оно напоминало плохо отесанную деревянную колоду. Узенькие глазки утопали в раздувшихся щеках. Жесткий ежик волос спускался до самого лба. Ничего привлекательного не было в этом лице, что, впрочем, с лихвой окупалось внутренней энергией, силой воли его владельца.
Улыбаясь, Сато с каждым поздоровался за руку — по-американски. Он стоял спиной к окну, и за его плечами Николас, к своему величайшему удивлению, разглядел очертания Фудзи. Он знал, что в ясные солнечные дни она видна с верхнего этажа Международного торгового центра, расположенного близ станции Хамамацу-тё, откуда монорельсовая дорога ведет в аэропорт Ханэда. Но здесь, в центре Синдзюку... Фантастика!
— Проходите, — обратился к гостям Сато, — на диване вам будет гораздо удобнее.
Когда Николас с Томкиным уселись, Сато выдвинул вперед нижнюю губу и издал странный звук — так, как будто прочищал горло, — и тотчас же из полуоткрытой двери, ведущей к токонома, вышел человек. Он был достаточно высок и худощав. От него веяло морем. По возрасту он превосходил Сато, пожалуй, лет на десять. Возможно, ему было уже лет за шестьдесят — точнее сказать трудно. Тонкие его волосы уже тронула седина. Лицо его было увенчано аккуратными, тщательно подстриженными усами, пожелтевшими от никотина. Незнакомец приблизился трясущимися сомнамбулическими шагами, словно и не вполне владея собственным телом. Николас заметил, что правый глаз незнакомца, похожий на лопнувший агат, был затянут голубовато-молочным бельмом.
— Позвольте мне представить вам мистера Тандзана Нанги. — Одноглазый японец поклонился. Николас ответил тем же. Пришедший был одет в серый полосатый костюм. Ослепительно белую рубашку дополнял монотонный галстук. В пришедшем Николас безошибочно узнал представителя старой консервативной школы, не доверяющего иностранным бизнесменам, подобно Сахаси из МИТИ.
— Нанги-сан, президент банка “Даймё дивелопмент банк”, — представился одноглазый.
Сообщение Сато было исчерпывающим: и Николас и Томкин знали, что почти все многопрофильные “кэйрэцу” в Японии принадлежали тому или иному банку. Это было логично — банк как раз и является тем самым местом, где сосредоточиваются наиболее крупные денежные средства. Банку “Даймё дивелопмент банк” принадлежал “Сато петрокемиклз”.
В это время мисс Ёсида внесла поднос с дымящимся чайником и четырьмя крошечными чашечками. Осторожно присев у края кофейного столика, она при помощи камышового венчика принялась не спеша готовить пенистый зеленый чай.
Николас с интересом наблюдал за ней, отметив про себя мастерство и изящество ее движений. Когда чай был готов, девушка приподнялась, разлила его по чашечкам и бесшумно удалилась, так и не взглянув ни на кого.
Николас чувствовал на себе тяжелый взгляд Нанги и понимал, что в эту минуту его оценивают с особой тщательностью. Он не сомневался, что задолго до начала встречи этот финансист выведал о нем все, что только мог, — кто же является на подобную встречу без должной подготовки! Он понимал также, что если Нанги действительно такой консерватор, каким казался внешне, то он не может испытывать ни малейшей симпатии к человеку типа Николаса Линнера: наполовину японцу, наполовину англичанину. В глазах Нанги он был даже ничтожнее гайдзина.
По традиции мужчины разом подняли маленькие чашечки и с удовольствием принялись за чаепитие. Николас улыбнулся украдкой, заметив, что Томкин слегка поморщился от горечи, которую почувствовал на губах после первого глотка.
— А теперь, господа, — Томкин неожиданно отодвинул от себя чашку и всем корпусом подался вперед, словно футболист, готовящийся рвануться в атаку, — приступим к делу.
Нанги, державший свое тело неестественно прямо, осторожно достал из внутреннего кармана платиновый портсигар и — словно пинцетом — двумя тонкими пальцами вытянул сигарету. Так же осторожно он щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Затем повернул голову и выпустил дым сквозь широкие ноздри.
— Легче-легче, настырная обезьяна! — ехидно прошипел он по-японски и добавил, слегка усмехнувшись: — Не так ли выражаются англичане здесь, на Дальнем Востоке, мистер Линнер?
Николас возмутился, но виду не подал.
— Да, возможно... Старые колонизаторы пользовались этой идиомой, заимствованной из китайского...
— Искаженного китайского, — поправил Нанги.
Николас кивнул.
— Это было очень давно, Нанги-сан, — продолжал он, — времена изменились и принесли новые, более просвещенные взгляды.
— Что верно, то верно, — выпустил дым Нанги, раздосадованный тем, что ему нечем крыть.
Но тут в разговор вступил Сато, пытаясь увести разговор в сторону от скользкой темы:
— Мистер Томкин, вы и мистер Линнер только что прибыли в Токио. Ваш юридический советник мистер Грэйдон прибудет лишь завтра в одиннадцать пятнадцать. Может быть, пока мы обсудим только общие положения нашего объединения? Для обсуждения же деталей у нас будет еще предостаточно времени. Я...
— Процент, предназначенный для “Ниппон мемори” в условиях нашей страны, совершенно неприемлем, — перебил его Нанги. Он затушил окурок о край пепельницы и тотчас же раскурил вторую сигарету. — Это просто попытка ограбления в чистом виде.
— Принимая во внимание принципиально новую технологию чипа, которую “Сфинкс” согласен предоставить нам в случае успешного слияния, — произнес Николас прежде, чем Томкин успел открыть рот, — я не думаю, что долевое участие 51 — 49 является слишком высокой ценой. Подумайте об огром...
— Я банкир, мистер Линнер. — Голос Нанги был тверд, взгляд холоден. — Наш “кэйрэцу” владеет многими концернами, включая трастовые, страховые и торговые ассоциации, равно как и “Сато петрокемиклз”. И все они связаны между собой двумя факторами. — Он спокойно пыхнул сигаретой, будучи уверен, что инициатива снова в его руках. — Первое: все они зависят от денег, которыми их обеспечивает банк “Даймё”. Второе: все они ориентированы на высокий процент прибыли...
— Слияние обеспечивает достаточно высокий процент, Нанги-сан.
— Но не несет нам конечного капитала. Кроме того, мне почти ничего не известно об этих компьютерных чипах, — отрезал Нанги, как бы закрывая тему.
— Чтобы оценить важность того, что мы имеем, — спокойно продолжил Николас, — необходимо сперва обрисовать ситуацию в целом. Чип компьютерной памяти — это тоненькая пластинка кремния, которая, в свою очередь, состоит из множества микроскопических ячеек, содержащих определенные биты информации. Например, наиболее распространенный чип — “б4 килобайта RAM” — включает в себя шестьдесят четыре тысячи таких ячеек, расположенных на площади не большей чем площадь вашего ногтя...
Нанги, не вынимая изо рта сигареты, сидел, скрестив ноги и ничего не отвечая.
Николас продолжал:
— “RAM” — значит память свободного доступа. Это быстродействующие чипы, и поэтому они пользуются большой популярностью — ведь главное для компьютера — скорость. Проблема же состоит в том, что, когда выключается питание, эти чипы теряют всю заложенную в них ранее информацию, и их приходится программировать заново. Потому-то и были изобретены чипы типа “ROM”, обладающие нестираемой памятью. Это значит, что их ячейки либо пусты, либо заполнены постоянно, что является, естественно, их недостатком, — чтобы изменить программу, чипы необходимо извлечь из компьютера. Долгие годы мечтой компьютерных техников оставались такие чипы, которые бы и легко перепрограммировались, и не теряли информацию при отключении питания.
Перед тем как продолжить, Николас обвел взглядом присутствующих. Никто не выглядел скучающим.
— Не так давно наша электронная промышленность предложила частичное решение проблемы: “ERROM” — быстро-стираемый программируемый чип постоянной памяти. Единственная проблема — они менее оперативны, нежели чипы “RAM”. “Ксикор” — один из наших конкурентов — сделал еще один шаг в этом направлении. Он начал комбинировать “RAM” и “ERROM” затем, чтобы “RAM” мог выполнять все скоростные вычисления, а потом переводить полученные результаты в “ERROM”, непосредственно перед тем, как будет отключено питание. Но подобные тандемы громоздки, дорогостоящи и все еще не способны выполнять весь комплекс необходимых операций. Более того, дисковые системы хранения информации, при всей своей архаичности, ничуть не уступают им в оперативном плане.
Николас сложил руки на коленях и сконцентрировался на банкире:
— Иначе говоря, Нанги-сан, гибкий, не утрачивающий информацию чип, который совершил бы революцию в компьютерной сфере, до сегодняшнего дня изобретен не был. — Глаза его загорелись. — До сегодняшнего дня, Нанги-сан. “Сфинкс” же сделал невозможное — его сотрудники разработали технологию подобного чипа. С результатами испытаний, проходивших, кстати, в лабораториях “Сато петрокемиклз”, вы можете ознакомиться в любую минуту. Мы же предлагаем вам этот чип на эксклюзивной основе. Естественно, изобретение такого масштаба не может долго оставаться эксклюзивным — неизбежно последуют имитации. Но пока что мы имеем достаточно времени для успешного старта, столь важного для завоевания рынка. Пока другие концерны будут биться над разгадкой схемы чипа, наши заводы уже полным ходом будут выполнять заказы.
— Что и послужит источником ваших прибылей, — добавил Томкин. — В течение двух лет они возрастут до ста пятидесяти миллионов долларов...
— То есть тридцати шести миллиардов шестисот шестидесяти миллионов иен, — перебил Нанги. — Не пытайтесь обучать меня основам финансирования, мистер Томкин! — Небрежным жестом он погасил окурок о край пепельницы. — Оценки эти ваши, а не наши, и астрономичность их представляется мне сомнительной.
Томкину уже явно осточертело упрямство старого банкира, и он обратился непосредственно к Сато:
— Послушайте, Сато-сан! Я приехал сюда с твердой решимостью заключить сделку. В любом деле неизбежны трудности, и я готов к конструктивному их обсуждению. Но здесь я слышу такую чушь, что мне кажется, будто я присутствую на заседании МИТИ.
— В свое время Нанги-сан был в МИТИ первым заместителем министра, — осклабился Сато, — а семь лет назад он создал банк “Даймё” и, разумеется, “Сато петрокемиклз”.