Страница:
Он встал и взял из бара бутылку виски. Плеснул в два бокала и произнес торжественно: за твой первый кувырок в загранку! Чтоб - не последний!
Они выпили и Митя сказал: знаешь, Олег, думаю, что последний. Меня эта шипучка вчера в предательстве и в измене родине обвинила.
Олег заржал, - сегодня, здесь с Митей, ранним утром, он был весел, бодр и свободен, - ты его правильно обозвал. У нас его в МИДе зовут просто "г". Вонючий мужик, ты его остерегайся. Он конечно на тебя накапает, но твой тесть повыше него будет, - отмажет. Ты, главное, чтоб с девчонками, - ни Боже мой! Самый криминал.
Он потянулся, выпил еще немного и мечтательно сказал: я бы в бордель сползал, охота посмотреть, посидеть, девку хорошую выбрать, трахнуть. Негритяшку!
Мите ничего не хотелось, только бы выбраться отсюда и отмазаться от невиннейшего дня с Катрин.
- Олег, слушай, а как мне сегодня эту бормотуху переводить? - спросил он.
Олег отхлебнул из бокала и стал его поучать: ты слушай внимательно и отключись ото всего вокруг, смотри, б...., прямо ему в пасть. По губам. Слушай! - Вдруг вскинулся он, - я попробую тебе помочь. У него всегда текстуха есть. Я попрошу его референта дать мне на минутку, он парень ничего, выпить не дурак, купишь ему бренди или еще чего-нибудь... Давай, я пошел. Сиди здесь.
Через полчаса Олег ввалился в номер к Мите уже сильно навеселе с какими-то листками и заорал: беги, воруй, пока трамваи ходят! Читай и запоминай! Олежке бутылочка за шпионаж!
Все обошлось на дневной встрече.
Митя переводил точно, синхронно и спокойно. Г.Г. как-то с интересом глянул на него: он ценил профи.
А на приеме Митя опять оторвал штуку.
Сначала все было распрекрасно, Митя не отходил от шефа и, уже как-то приноровившись к нему, - и шеф с иностранцами делал в своей манере некоторую подвижку, понять что-то было можно,- лихо переводил, переходя и на испанский, и на английский, - нужно было это или нет, действуя по своему разумению и желая задобрить шефа. Тому нравилось, как работает мальчишка, но раздражала его слишком свободная манера держаться и это лихое знание языков, тогда как сам он к языкам был туповат и кроме слабенького английского ничем не владел.
Все и осталось бы нормальным, если бы не пришлось Мите поставить бутылку референту и Олегу, и самому с ними выпить.
Он вдруг почувствовал легкость необыкновенную, веселость и радость, которую хотелось делить со всеми. И уже в конце приема, когда гостей оставалось немного, Митя сел за рояль и стал наигрывать и петь свои песенки. Оставшиеся собрались вокруг него и выражали одобрением выкриками и аплодисментами, особенно воодушевились женщины. После своего Митя перешел на битлов и тут пошло братание. Кто-то подал Мите бокал с шампанским, он легко его опорожнил и продолжал петь.
Сквозь винную завесу, он вдруг увидел глаза шефа: из-под полуприкрытых тяжелых век его пронзали две иглы, впившиеся казалось прямо в митины зрачки. Митя вздрогнул, ощутил себя там, где он находился, с улыбкой закрыл рояль, встал, раскланялся и удалился вслед за шефом, который выплывал из зала.
Митя думал, что шеф ему сделает замечание, хотя сам Митя не видел ничего дурного в том, что несколько развеселил публику, - попел и поиграл. Но шеф смолчал и Митя забыл об этом инциденте.
Олег, правда, забежав к нему, сказал, хлопнув рюмаху виски, - ну, ты даешь! Опять устроил! Какого тебе понадобилось распевать?
На официальщине!
- Да пошел ты,- беззлобно и устало сказал Митя. Ему уже до тошноты надоело пребывание в ИЛЬ де ФРАНС, хотелось домой - в простоту отношений и свободу, тоже, впрочем, относительную, но все же...
Конечно, никакую Катрин он не разыскивал, по улицам в одиночку не шастал. Вместе с Олегом сходили они в определенное для покупок время в дешевые магазины ТАТИЩЕВА - ТАТИ, купили там для подарков разного барахла, причем особо не выбирали. Абсолютно все теперь здесь стало для Мити чужим, вернее, его заставили, чтобы все здесь казалось чужим и враждебным.
В Москву он прибыл утром.
Дома были Нэля и Митенька. Тесть уехал на работу.
Митя вывалил подарки, которые Нэле пришлись по вкусу - трусики, колготы, платочки, зонтик, и конечно, французские духи.
Митеньке он купил большую пушистую собаку (тот очень любил животных и просил себе собачку или кошечку, но Нэля запретила - она их на дух не выносила, - грязь, запах и шерсть), увидев которую Митенька даже заплакал от счастья и сам Митя чуть не разрыдался, подумав, как же мало надо человеку: одному - игрушечную собачку, другому - денежек побольше, третьему - женщину...
Они с Нэлей, отправив Митеньку с няней гулять, забрались в постель и было им очень хорошо.
Нэля заснула, а Митя лежал и вспоминал не девочку хиппи, а Елену Николаевну и Веру. Две женщины боролись в нем за преобладание. И он не мог ни одной отдать предпочтение.
Он решил, что прямо днями зайдет в издательство и посмотрит на них. Спохватился, что там о них не подумал и ничего им не привез... Что-нибудь придумает.
Он расслабился и крепко и сладко заснул, отсыпаясь за весь свой напряг во Франции.
В тот же день Г.Г. позвонил Трофиму Глебовичу и зазвал встретиться на нейтралке. Они договорились поужинать в " Пекине" наверху, где был специальный зальчик для высоких гостей. Трофим без особой симпатии относился к Г.Г., считая его выпендрежником и таким хитрованом, что не только ухо надо было с ним держать востро, но и все иные отверстия. И был прав. Не хотелось Митьку с ним отправлять, но так сложилось... Короче, ничего хорошего Трофим от этого свидания не ожидал.
Они встретились как добрые друзья. Выпили немного, поговорили ни о чем и обо всем, и вдруг Г.Г. стал серьезным, - до этого он рассказывал анекдоты и какие-то случаи, улыбался, приятно щурил свои страшненькие глазенки, - и налив себе минералки, а Трофиму водки, заговорил именно о том, ради чего позвал Трофима. Трофим сейчас очень пошел в гору, поэтому Г.Г. пока не составлял бумагу на зятя Трофима, решив с ним вначале поговорить.
- Трофим, - ласково прошипел Г.Г., - я тебя люблю, ты знаешь, и потому позвал тебя сюда, чтобы ни одна сволочь не услышала. Твой зять прокололся. И очень нехорошо прокололся.
У Трофима закатилось сердце, - чуял он, что с этим сопляком Митькой войдет к ним в дом беда. Все Нэлька! Прилипла к Митьке как банный лист, чего она в нем нашла? И что теперь сделает Г.Г.? Он - малый не промах, захочет, - свалит кого угодно. Надо его выслушать и сделать вывод. Поэтому он пока никак не отреагировал на сообщение Г.Г., а только разом выпил и налил еще.
- Зять у тебя человек без моральных устоев и дисциплины. - Продолжал меж тем Г.Г., - я к нему, как говорится, с душой, твой ведь зять! Разрешил погулять в первый день... А он, понимаешь, пристроился к какой-то девке и черт-те где с ней таскался до ночи... Я остался без переводчика. На приеме концерт устроил - пел там черти-что, чуть не плясал. И эти сволочи, иностранцы, европейцы херовы, ко мне подходили им восторгались, - а если враг хвалит, - это что? Ты сам знаешь, что...
Г.Г откинулся на спинку стула и стал пить воду - слишком утомился он от такой длинной речи, надоело ему говорить, пусть теперь Трофим вещает.
По мере того, как Г.Г. проговаривал с трудом всю историю, Трофим зверел: сукин сын! Безродный говнюк! Приехал с драным чемоданишкой, а теперь имеет все! Неблагодарный потрох! И бабник!
Это Трофим почему-то подозревал давно: такие хлипари обыкновенно любят с бабами валандаться. А Нэлька?! Несчастная его Нэлька! Что делать-то? Гнать взашей?.. Гнать! И немедля!
Видимо, все, о чем думал Трофим, отразилось на его лице, потому что Г.Г. посмотрел на него и сказал: ты потише, Трофим, потише... Не убивай дурака. Он ведь малый не без головы, - начал вторую часть своей речи Г.Г., он хотел и это сказать, будучи злым, хитрым, но принципиальным в смысле оценки профессионализма, - язык французский знает как свой, да и на английском чешет, будь здоров, и с испанским в ладах, и все быстро, складно. Из малого толк может быть... Тем более, что эти иностранцы-засранцы от него в восторге... Это тоже немало, хотя и чревато... Ты не зверей, а подумай, как из него дурь выбить. Выбьешь поимеешь дельного малого, который и семью обеспечит и Родине послужит... Не выбьешь - туда ему и дорога, на помойку. А вообще-то, если его пустить по нашему ведомству, приглядывая, конечно, то из него можно классного специалиста сделать - нужного нам и дружного с НИМИ - и Г.Г. похохотал, то есть похрипел, как простуженная змея.
Трофим понял, о чем Г.Г. говорит и то, что он все же похвалил Митьку, было ему приятно. Да, надо попробовать сначала острастку, а там... Поймет его счастье, нет, - на "нет" и суда нет, сгинет в неизвестность. И Нэлька не поможет, пусть хоть обревется, дура...
- Георгий, - сказал Трофим, - тебе спасибо за информацию полную и объективную. Я тебя понял. Только скажи... - Трофим замялся, - он там с девкой этой французской не ТОГО?..
- Нет. - Твердо ответил Г.Г., - мы бы знали. За ним, дураком, смотрели зорко. Шлялся по городу...
- Вот сученок, - выругался от души Трофим, - ладно, дам я ему прикурить! Стоит овчинка выделки, говоришь?
- Стоит, - подтвердил Г.Г. и больше они на эту тему не говорили, посидели еще, покалякали, и разъехались по домам. На прощанье Г.Г. сказал: Трофим, сам понимаешь, - доложить я должен, но сделаю это помягче, о девке будет минимум...
Трофим Глебович не сразу поехал домой,- погонял шофера по Москве, выходил из машины, прогуливался, курил, выпивал водочки, - наконец, почувствовал, что достаточно успокоился. Тогда и поехал.
Дома его встретил веселый кавардак. Митенька притащил огромную пушистую собаку, Нэля крутилась в какой-то кофточке в обтяжку, а рядом с трофимовым прибором лежала зажигалка не из дешевых, с ремешком для кармана и с брелком. Это ему польстило, - он все время терял зажигалки и пользовался по-старинке спичками и это любил. Но статус его не позволял уже спичек, и он вечно был в раздражении. Значит, Митька в Парижах о нем вспомнил (Митя привез зажигалку себе, но увидев, что для тестя подарка нет, без сожаления подарил ему свою, эту, - Зиппо).
Трофим решал,- сейчас поговорить или сначала пообедать, выпить, а уж потом... Потом - было, конечно, сподручнее: Нэлька займется посудой, Митька от винца расслабится, с ним будет легче говорить - без дурацкой его гордости и всякой прочей ерунды... Но после возлияния они оба подрасслабятся, что нехорошо...
Так Трофим ничего не надумал, а довольно сурово уселся за обед. Однако обед - на удивление - прошел довольно мило. Митя рассказывал, показал фото... Трофим молча слушал, а Нэля восторженно внимала и ясно было, что слышит все это она не в первый, может быть, и не во второй раз, потому что делала замечания типа: а вот это расскажи... Выпили совсем немного и когда доели второе, Трофим Глебович сказал: ты, вот, что, Нинэль, подай-ка нам с Дмитрием кофе с коньячком в кабинет, мы там по-мужицки о делах побалакаем.
Нэля не обиделась, что ей придется пить кофе на кухне одной, а Митя содрогнулся, поняв, что змей накапал, и ему, Мите, придется снова защищаться, - может Трофим по недавней памяти займется и рукоприкладством?
Вид у того был решительный и не из веселых.
Они с Трофимом Глебовичем расселись в мягких кожаных креслах, с кофе, коньяком, - как бы в добродушной семейной обстановке... И начал беседу Трофим с конца, так ему вдруг показалось правильным.
- Разговаривал я сегодня с твоим шефом. Он о твоих рабочих качествах высокого мнения. Говорит, языки знаешь, переводишь хорошо, иностранцам нравишься...
Мите было приятно это слышать, тем более, что он был уверен в зловредности "Г" по всем статьям. Но вид у тестя продолжал быть суровым и явно он свое выступление не закончил.
- Но, сказал мне Георгий Георгиевич, твой зять ничего не добьется при всех своих деловых качествах, если будет себя вести как фон-барон заграницей. Шляться, с девками, не приходить на перевод, устраивать соло на приемах... Ты, что, совсем спятил? Охренел? Я думал, ты толковый парень, сам все понимаешь, потому и не поговорил с тобой перед отъездом... А ты, сопля зеленая, попал в загранку и обосрался от счастья! Ну, чего молчишь?
- А что мне говорить? - Спросил Митя, - я, что, должен прощения просить у вас? За что? Что пошел погулять по Парижу? С разрешения! И заблудился? Спросил какую-то девчонку и она меня вывела? Что, за это убивать6 что ли? Ваш Г.Г. разве выслушает что-нибудь? Ему хоть что объясняй, - он все равно не поверит! - очень искренне оправдывался Митя и молил Бога о том, чтобы вывезло - он внезапно понял, что не хочет, чтобы его путешествия закончились Парижем. Он уже заболел Европой и ему было невмоготу думать, что больше он никогда-никогда...
- Я не знаю, где ты там заплутал, но что недостойно вел себя - верю! Страну нашу позорил, Родину! - Загремел вдруг Трофим, разозлясь, что объяснения зятя выглядели вполне достоверно.
Тут разозлился и Митя, это у него быстро получалось!
- Не вижу в в чем мое недостойное поведение! И чем я опозорил Родину?
- А я тебе говорю, - вел недостойно! - Гремел Трофим.
- Что, я государственные тайны продавал? - Закричал и Митя. Трофим вдруг затих и зловеще сообщил: за это тебя бы расстреяли. Шляться по ночам с иностранкой, - это, что, не позорить?
Родину, семью?.. У тебя жена и ребенок, паскудник! Постыдился бы!
- Вы, что?.. - спросил Митя тихо, - мне, что, нельзя даже спросить, как проехать?
- Помолчи! Вот сфотали бы тебя с этой девкой и спекся бы. Благодари Георгия Георгича! И чего ты на приеме песенки распевал? Пьян, что ли был в зюзю?
- А что? Нельзя петь? - Спросил Митя насмешливо, - контрреволюция?
Трофим не стал бурно реагировать на последнее, иначе звезданул бы по скуле зятька, а твердо сказал: нельзя. Ты там уже не Митька, а представитель Советского Союза! И должен быть в рамках. Скромным, достойным, незаметным и незаменимым. Вот так. Я бы с тобой после такого вообще не стал бы разговаривать, но опять же, - благодари Георгия Георгича, - золотой он человек - похвалил тебя, оценил. Так что, Дмитрий, хочешь жить у нас, хочешь поехать заграницу, надолго, - думай. Хочешь валандаться здесь по Домжурам и спиваться, - пожалуйста, только без меня и Нэльки. Как хочешь и где хочешь. Я все сказал, а ты думай. И ничего Нэльке не говори - ей все знать незачем. А хочешь, так хоть сейчас в районку, в газету, пристрою, и комнату дадут... Как? - это Трофим уже сказал в спину Митьке и злорадно.
Митя вышел из кабинета не злой и не возмущенный, а опустошенный.
Если такова жизнь дипломата низшего ранга, так что же его ждет? Сиденье в конторе? Пусть и парижской! Поездка домой на машине и поход с женой в ближайший кинотеатр? Или кино показывают в посольстве? И раз в неделю, скопом, по магазинам?.. Стоит ли такая жизнь "мессы"?.. Не лучше ли бросить эту семейку и действительно уехать в район и быть там свободным?
Он чуть не засмеялся вслух - свободным! И как это он будет "свободным"?
Нэли в гостиной не было, видимо, она укладывала Митеньку...
Он вдруг ощутил безысходную тоску и ненависть ко всем здешним домочадцам, даже к сыну. Сын все больше и больше походил на Трофима черные густые брови, взгляд светлых небольших глазок исподлобья, круглое лицо, толстоватый носик... Митя ужасно расстраивался, хотя сам Митенька был мальчиком нежным, рефлексивным и очень любил отца.
... Надо больше уделять ему внимания... Подумал Митя и вдруг
вспомнил о маме, о которой он ни разу не подумал в Париже и ничего для нее не купил. Она так звала его приехать домой хоть на неделю, но после смерти бабушки, Митя понимал, что ехать домой не хочет, и, наверное, скоро, - а может никогда?.. - и не поедет. Теперь он не писал письма, а звонил по телефону, заказывая три-пять минут... И вся та жизнь и тот город, и мама - отдалялись и отдалялись, будто переставали существовать.
Нэле Митя ничего не сказал, хотя она с тревогой и ожиданием смотрела на него, - она слышала крики, которые не предвещали ничего хорошего. Поскольку Митя молчал, не стала спрашивать и она,- у папы вызнает.
На следующее утро Митя решил сходить в издательство, к своим женщинам, возможно у них он обретет утерянную уверенность в себе и оптимизм. Он надеялся больше на Веру, но и Елена Николаевна волновала его, пожалуй, попрежнему.
В редакционной комнате было все, как прежде.
Ему казалось, что и здесь все изменилось, или же сам он взглянет на все другими глазами. Ничуть не бывало. В комнате ната, не я... Они устроились в гостиной, где стоял рояль, длинный журнальный столик и тахта.
Митя потихоньку разглядывал "своих" женщин. Вера опускала глаза, когда встречалась с ним взглядом, а Леля не смотрела на него, что его стало, - по мере повышения градусов, - злить.
Леля, которой невмоготу было здесь находиться, только и ждала удобного момента, когда можно сбежать. О том же думала и Вера, но она связывала свое бегство с Митей и ждала удобного момента, чтобы тихо его спросить: вы меня проводите (Митя хотел было перевести их отношения на более простые, - на "ты", Вера согласилась, но продолжала попрежнему "выкать" и ему пришлось подчиниться, и он вдруг нашел в этом свою прелесть...) ? - И тогда уже уходить. Она даже уяснила, как это будет: они отвезут сначала Лельку (угрызений Вера не испытывала - ее охватило жгучее же
лание, - ни много, ни мало, - влюбить Митю в себя), а потом... Девушка она была самдостаточная и мнение о себе у нее о себе было высокое. И Лелька же намного старше Мити!
Сладилось все часа через два. Время двигалось к двум ночи, а Митя и в ус, как говорят, - не дул. Его усадили за рояль, он пел и играл, читал свои стихи под музыку, и какое-то время компания
была в восторге, но потом всем надоело внимать одному человеку, пиртные пары требовали своего и парочки разбрелись.
В гостиной остались трое. Вера, Елена Николаевна и Митя.
Он продолжал что-то наигрывать, и Елена Николаевна сказала: "Вы, ребятки, как хотите, я иду домой.". Она хотела сказать еще, что и Мите пора это сделать, но подумав, что ее поймут по-иному, смолчала. Они, правда, тоже заомонили, что поздно и надо идти всем... Она не слушала, а пошла
одеваться в переднюю, чтобы поскорее выскочить без них. Но забыла на тахте сумочку.
Митя сразу же, как только она вышла, перестал играть и посмотрел на Веру. Она уже не скрывалась, а смотрела на него своими зелеными, сейчас будто растекающимися глазами и в них было желание, только оно. Он встал, она подалась к нему и он поцеловал е долгим, тягостно чувственным поцелуем. Она почувствовала, что падает, сейчас упадет... И тут они услышали лелин голос: простите, - и стук двери.
Они оторвались друг от друга и как заговорщики в комедии - прыснули, а Вера сделала серьезное лицо и прошептала: бежим за ней, сейчас же поздно! Она одна!
Они подхватились и выбежали из подъезда в тот момент, когда Елена Николаевна остановила такси. Ничего не говоря, задыхаясь от бега, они плюхнулись на заднее сидение.
Елена Николаевна сидела впереди и с горечью вспоминала, как когда-то так же точно сидела впереди Кира, а они с Митей впадали в любовный транс на заднем сидении, касаясь друг друга руками. Наверное, и эти так... Как Митя может?? Как? После того, что между ними было... Она не могла даже плакать она окаменела, только ухо ловило движения сзади.
Митя хотел было взять Веру за руку, но и он вспомнил ТО такси, три с лишним года назад...
И ему расхотелось брать Веру за руку...
Она сделала это сама. Но у него настолько безжизненной была рука, что она тут же убрала свою и досада перемешанная с обидой и унижением заставили ее отодвинуться к окну и отвернуться.
... Какой же он гадкий, думала она в бешенстве, какой лживый! Мне нужно выйти первой... Я не желаю
унижаться перед ним! Он просто циник и бабник, а я дура подумала, что именно из-за меня он сегодня
пришел, пошел в ресторан... Зачем он поцеловал меня ТАК? - Будто влюблен до смерти?..
Бедная Верочка! Она была тоже юна и невинна, как Нэля в день свадьбы...
Так втроем, разобщенные, ехали они по ночной Москве и Митя вдруг сказал: мне тут совсем рядом, девочки, извините, я не провожаю... О времени забыл, а ключей у меня сегодня нет(соврал).
Елена Николаевна вздохнула освобожденно - мукой было ехать и прислушиваться... а - вдруг и услышать что-то...
Вера расстроилась и обиделась еще больше, а Митя был счастлив кинуть их - нет, не для него эти игры с двумя, требующими его любви, пошли они на фиг!
Дрожащими руками открыл он входную дверь, кляня себя за легкомыслие, годное для безмозглой пичуги. Ну, надо же! Променять Париж, Францию - пусть даже и в таком урезанном виде, - весь мир, на двух бабенок, с которыми не штука встретиться днем и делать с ними, что ему будет угодно в тот миг. Променять ТО на это! И сейчас опять нарваться на скандал и, возможно, изгнание. Болван!
Так костерил себя Митя мгновенно протрезвев. В квартире было тихо и темно. Он облегченно вздохнул и тихонько прокрался в спальню. Нэля явно спала (не спала она! Притворялась! Так решили они с отцом. Не устраивать свары среди ночи). Нэля умолила папу еще раз попробовать простить Митю, потому что она беременна (она этого еще не чувствовала, но Митю терять ни в каком случае не хотела, - хоть ты ее режь!), а с двумя детьми, без отца...
Трофим Глебович даже матюкнулся от досады - он уже не мог больше видеть этого хлыщеватого бабника! Совесть хоть надо иметь? И Нэлька - девка красивая, складная, и не дурочка какая-нибудь! И он, Трофим не хрен с горы!
Трофим вставал в тупик - обычно такие хлыщи все делают тайно, боясь потерять благоволение такого тестя, а этот делает будто назло... Или болван? А может питух такой, что себя не упомнит? Хотя этого заметно не было... Но как знать? Терпит дома, терпит... И срывается. Вот это Трофим мог бы простить. И подлечить можно - врачи есть и средства тоже. Но все завтра, завтра, и Трофим попробовал уснуть - не получилось. Он до утра курил и попивал коньяк.
Митя не мог спать и вышел на кухню.
... Надо прекращать эти прогулки с дамами. Что они дают? Любви он не испытывает ни к той, ни к другой. Елена Николаевна после "чердачного" свидания вдруг потеряла всю свою прелесть, куда-то испарилась возвышенная митина любовь и он трезво понял, что видимо и не любовь это была, - а просто пробуждающаяся чувственность.
Вера? О ней пока и сказать нечего, - проба сил после двух женщин, любопытство, проверка своих возможностей...
А любви, солнечной, возвышенной, ради которой не жаль ничего, - нет и нет. Раз так, он должен думать о своей карьере. И надо прекращать пить. Он заметил, что даже малая доза спиртного лишает его последней капли осторожности и разума. Он становится неуправляем и ему нипочем все, кажется, обойдется, все будет замечательно, а ему необходим только этот вот миг, в котором он находится.
Утром его разбудила Нэля, он заснул на диванчике на кухне. Вскочил помятый, с отеками под глазами, и Нэля презрительно бросила: вставай, пьянчуга, отец будет с тобой говорить, кажется в последний раз.
Митя скроил жалостливую гримасу, - он решил притвориться сильно похмельным, - потянулся...
- Нэлек, я же вчера не очень поздно?.. Напились с ребятами из издательства.
На что она ему жестко ответила: не ври. Я не спала. Ты пришел позже двух, но не это главное... Иди, он тебя ждет.
И Митя пошел к тестю, почти как на гильотину.
Тесть сидел в кресле, в халате, - в кабинете было накурено и стояла на столе ополовиненная бутылка коньяка.
Лицо у Трофима Глебовича было отяжелевшим и старым, - хотя было ему всего сорок семь.
Митя внезапно пожалел тестя: тот не спал ночь... И отчего?
От того, что его разгульный зять шлялся с бабами, а любимая дочь сидела одна и проливала слезы...
- Явился, гуляка? - Как-то тихо и безнадежно спросил Трофим.
- Как видите, - вырвалось у Мити и он обругал себя за идиотский юмор ли, вызов?..
- Опять с бабьем шлялся? - Спросил Трофим тем же тоном.
Митя посмотрел на него как возможно честным глазом: Трофим Глебович, даю слово, с ребятами за мой приезд... - хотел сказать: из издательства, но поостерегся, потому что вдруг подумал, что Трофим все может узнать... напились как свиньи, голова болит...
- Ладно, Дмитрий, коль уж связались мы с паршивой овцой - делать нечего. Единственно, хочу тебя спросить: Нэльку любишь, или так?.. Если "так" - отчаливай сразу, - ни ей, ни себе жизнь не порть. Я тебя устрою, и комната в Москве будет... Трофим смотрел на Митю почти умоляюще.
Митя забормотал, покраснев: что вы, Трофим Глебович, я Нэлю ни на кого не променяю, я ее люблю... - и добавил: она - мать моего сына, Митьки, что вы...
Не видно было по лицу Трофима, поверил ли он Мите, но сказал: "Хорошо, предположим. Но ты ОБЯЗАН хранить ее честь, чтобы никакая шлюха не могла над ней посмеяться, - Трофим скрипнул зубами, - преодолел себя и продолжил, - вам надо отсюда уехать. Открывается одна вакансия в представительстве ООН в Нью-Йорке, ты туда поедешь младшим атташе, но сначала в качестве стажера. Ускоренно делай диплом, экстерном гони экзамены,- я договорился - и дуйте отсюда. Там у тебя будет хороший руководитель. Я сказал все.
Трофим налил себе в рюмку коньяку, не предложив Мите, а тому просто необходимо было сейчас выпить и он, зажав свою гордость, попросил: Трофим Глебович, если можно, мне рюмочку...
Тот молча плеснул в стоящий на столе стакан и так же молча протянул Мите. Митя выпил, обливаясь потом, - ото всего! И вчерашнего, и сегодняшнего. Нью-Йорк... Туда ему не хочется... Хотя... Хотя ему выбирать не из чего, да и Америка тоже страна не бросовая, - и сказал проникновенно: спасибо вам за все, Трофим Глебович!
- А-а, иди, я устал, - махнул рукой Трофим и Митя вышел.
Они выпили и Митя сказал: знаешь, Олег, думаю, что последний. Меня эта шипучка вчера в предательстве и в измене родине обвинила.
Олег заржал, - сегодня, здесь с Митей, ранним утром, он был весел, бодр и свободен, - ты его правильно обозвал. У нас его в МИДе зовут просто "г". Вонючий мужик, ты его остерегайся. Он конечно на тебя накапает, но твой тесть повыше него будет, - отмажет. Ты, главное, чтоб с девчонками, - ни Боже мой! Самый криминал.
Он потянулся, выпил еще немного и мечтательно сказал: я бы в бордель сползал, охота посмотреть, посидеть, девку хорошую выбрать, трахнуть. Негритяшку!
Мите ничего не хотелось, только бы выбраться отсюда и отмазаться от невиннейшего дня с Катрин.
- Олег, слушай, а как мне сегодня эту бормотуху переводить? - спросил он.
Олег отхлебнул из бокала и стал его поучать: ты слушай внимательно и отключись ото всего вокруг, смотри, б...., прямо ему в пасть. По губам. Слушай! - Вдруг вскинулся он, - я попробую тебе помочь. У него всегда текстуха есть. Я попрошу его референта дать мне на минутку, он парень ничего, выпить не дурак, купишь ему бренди или еще чего-нибудь... Давай, я пошел. Сиди здесь.
Через полчаса Олег ввалился в номер к Мите уже сильно навеселе с какими-то листками и заорал: беги, воруй, пока трамваи ходят! Читай и запоминай! Олежке бутылочка за шпионаж!
Все обошлось на дневной встрече.
Митя переводил точно, синхронно и спокойно. Г.Г. как-то с интересом глянул на него: он ценил профи.
А на приеме Митя опять оторвал штуку.
Сначала все было распрекрасно, Митя не отходил от шефа и, уже как-то приноровившись к нему, - и шеф с иностранцами делал в своей манере некоторую подвижку, понять что-то было можно,- лихо переводил, переходя и на испанский, и на английский, - нужно было это или нет, действуя по своему разумению и желая задобрить шефа. Тому нравилось, как работает мальчишка, но раздражала его слишком свободная манера держаться и это лихое знание языков, тогда как сам он к языкам был туповат и кроме слабенького английского ничем не владел.
Все и осталось бы нормальным, если бы не пришлось Мите поставить бутылку референту и Олегу, и самому с ними выпить.
Он вдруг почувствовал легкость необыкновенную, веселость и радость, которую хотелось делить со всеми. И уже в конце приема, когда гостей оставалось немного, Митя сел за рояль и стал наигрывать и петь свои песенки. Оставшиеся собрались вокруг него и выражали одобрением выкриками и аплодисментами, особенно воодушевились женщины. После своего Митя перешел на битлов и тут пошло братание. Кто-то подал Мите бокал с шампанским, он легко его опорожнил и продолжал петь.
Сквозь винную завесу, он вдруг увидел глаза шефа: из-под полуприкрытых тяжелых век его пронзали две иглы, впившиеся казалось прямо в митины зрачки. Митя вздрогнул, ощутил себя там, где он находился, с улыбкой закрыл рояль, встал, раскланялся и удалился вслед за шефом, который выплывал из зала.
Митя думал, что шеф ему сделает замечание, хотя сам Митя не видел ничего дурного в том, что несколько развеселил публику, - попел и поиграл. Но шеф смолчал и Митя забыл об этом инциденте.
Олег, правда, забежав к нему, сказал, хлопнув рюмаху виски, - ну, ты даешь! Опять устроил! Какого тебе понадобилось распевать?
На официальщине!
- Да пошел ты,- беззлобно и устало сказал Митя. Ему уже до тошноты надоело пребывание в ИЛЬ де ФРАНС, хотелось домой - в простоту отношений и свободу, тоже, впрочем, относительную, но все же...
Конечно, никакую Катрин он не разыскивал, по улицам в одиночку не шастал. Вместе с Олегом сходили они в определенное для покупок время в дешевые магазины ТАТИЩЕВА - ТАТИ, купили там для подарков разного барахла, причем особо не выбирали. Абсолютно все теперь здесь стало для Мити чужим, вернее, его заставили, чтобы все здесь казалось чужим и враждебным.
В Москву он прибыл утром.
Дома были Нэля и Митенька. Тесть уехал на работу.
Митя вывалил подарки, которые Нэле пришлись по вкусу - трусики, колготы, платочки, зонтик, и конечно, французские духи.
Митеньке он купил большую пушистую собаку (тот очень любил животных и просил себе собачку или кошечку, но Нэля запретила - она их на дух не выносила, - грязь, запах и шерсть), увидев которую Митенька даже заплакал от счастья и сам Митя чуть не разрыдался, подумав, как же мало надо человеку: одному - игрушечную собачку, другому - денежек побольше, третьему - женщину...
Они с Нэлей, отправив Митеньку с няней гулять, забрались в постель и было им очень хорошо.
Нэля заснула, а Митя лежал и вспоминал не девочку хиппи, а Елену Николаевну и Веру. Две женщины боролись в нем за преобладание. И он не мог ни одной отдать предпочтение.
Он решил, что прямо днями зайдет в издательство и посмотрит на них. Спохватился, что там о них не подумал и ничего им не привез... Что-нибудь придумает.
Он расслабился и крепко и сладко заснул, отсыпаясь за весь свой напряг во Франции.
В тот же день Г.Г. позвонил Трофиму Глебовичу и зазвал встретиться на нейтралке. Они договорились поужинать в " Пекине" наверху, где был специальный зальчик для высоких гостей. Трофим без особой симпатии относился к Г.Г., считая его выпендрежником и таким хитрованом, что не только ухо надо было с ним держать востро, но и все иные отверстия. И был прав. Не хотелось Митьку с ним отправлять, но так сложилось... Короче, ничего хорошего Трофим от этого свидания не ожидал.
Они встретились как добрые друзья. Выпили немного, поговорили ни о чем и обо всем, и вдруг Г.Г. стал серьезным, - до этого он рассказывал анекдоты и какие-то случаи, улыбался, приятно щурил свои страшненькие глазенки, - и налив себе минералки, а Трофиму водки, заговорил именно о том, ради чего позвал Трофима. Трофим сейчас очень пошел в гору, поэтому Г.Г. пока не составлял бумагу на зятя Трофима, решив с ним вначале поговорить.
- Трофим, - ласково прошипел Г.Г., - я тебя люблю, ты знаешь, и потому позвал тебя сюда, чтобы ни одна сволочь не услышала. Твой зять прокололся. И очень нехорошо прокололся.
У Трофима закатилось сердце, - чуял он, что с этим сопляком Митькой войдет к ним в дом беда. Все Нэлька! Прилипла к Митьке как банный лист, чего она в нем нашла? И что теперь сделает Г.Г.? Он - малый не промах, захочет, - свалит кого угодно. Надо его выслушать и сделать вывод. Поэтому он пока никак не отреагировал на сообщение Г.Г., а только разом выпил и налил еще.
- Зять у тебя человек без моральных устоев и дисциплины. - Продолжал меж тем Г.Г., - я к нему, как говорится, с душой, твой ведь зять! Разрешил погулять в первый день... А он, понимаешь, пристроился к какой-то девке и черт-те где с ней таскался до ночи... Я остался без переводчика. На приеме концерт устроил - пел там черти-что, чуть не плясал. И эти сволочи, иностранцы, европейцы херовы, ко мне подходили им восторгались, - а если враг хвалит, - это что? Ты сам знаешь, что...
Г.Г откинулся на спинку стула и стал пить воду - слишком утомился он от такой длинной речи, надоело ему говорить, пусть теперь Трофим вещает.
По мере того, как Г.Г. проговаривал с трудом всю историю, Трофим зверел: сукин сын! Безродный говнюк! Приехал с драным чемоданишкой, а теперь имеет все! Неблагодарный потрох! И бабник!
Это Трофим почему-то подозревал давно: такие хлипари обыкновенно любят с бабами валандаться. А Нэлька?! Несчастная его Нэлька! Что делать-то? Гнать взашей?.. Гнать! И немедля!
Видимо, все, о чем думал Трофим, отразилось на его лице, потому что Г.Г. посмотрел на него и сказал: ты потише, Трофим, потише... Не убивай дурака. Он ведь малый не без головы, - начал вторую часть своей речи Г.Г., он хотел и это сказать, будучи злым, хитрым, но принципиальным в смысле оценки профессионализма, - язык французский знает как свой, да и на английском чешет, будь здоров, и с испанским в ладах, и все быстро, складно. Из малого толк может быть... Тем более, что эти иностранцы-засранцы от него в восторге... Это тоже немало, хотя и чревато... Ты не зверей, а подумай, как из него дурь выбить. Выбьешь поимеешь дельного малого, который и семью обеспечит и Родине послужит... Не выбьешь - туда ему и дорога, на помойку. А вообще-то, если его пустить по нашему ведомству, приглядывая, конечно, то из него можно классного специалиста сделать - нужного нам и дружного с НИМИ - и Г.Г. похохотал, то есть похрипел, как простуженная змея.
Трофим понял, о чем Г.Г. говорит и то, что он все же похвалил Митьку, было ему приятно. Да, надо попробовать сначала острастку, а там... Поймет его счастье, нет, - на "нет" и суда нет, сгинет в неизвестность. И Нэлька не поможет, пусть хоть обревется, дура...
- Георгий, - сказал Трофим, - тебе спасибо за информацию полную и объективную. Я тебя понял. Только скажи... - Трофим замялся, - он там с девкой этой французской не ТОГО?..
- Нет. - Твердо ответил Г.Г., - мы бы знали. За ним, дураком, смотрели зорко. Шлялся по городу...
- Вот сученок, - выругался от души Трофим, - ладно, дам я ему прикурить! Стоит овчинка выделки, говоришь?
- Стоит, - подтвердил Г.Г. и больше они на эту тему не говорили, посидели еще, покалякали, и разъехались по домам. На прощанье Г.Г. сказал: Трофим, сам понимаешь, - доложить я должен, но сделаю это помягче, о девке будет минимум...
Трофим Глебович не сразу поехал домой,- погонял шофера по Москве, выходил из машины, прогуливался, курил, выпивал водочки, - наконец, почувствовал, что достаточно успокоился. Тогда и поехал.
Дома его встретил веселый кавардак. Митенька притащил огромную пушистую собаку, Нэля крутилась в какой-то кофточке в обтяжку, а рядом с трофимовым прибором лежала зажигалка не из дешевых, с ремешком для кармана и с брелком. Это ему польстило, - он все время терял зажигалки и пользовался по-старинке спичками и это любил. Но статус его не позволял уже спичек, и он вечно был в раздражении. Значит, Митька в Парижах о нем вспомнил (Митя привез зажигалку себе, но увидев, что для тестя подарка нет, без сожаления подарил ему свою, эту, - Зиппо).
Трофим решал,- сейчас поговорить или сначала пообедать, выпить, а уж потом... Потом - было, конечно, сподручнее: Нэлька займется посудой, Митька от винца расслабится, с ним будет легче говорить - без дурацкой его гордости и всякой прочей ерунды... Но после возлияния они оба подрасслабятся, что нехорошо...
Так Трофим ничего не надумал, а довольно сурово уселся за обед. Однако обед - на удивление - прошел довольно мило. Митя рассказывал, показал фото... Трофим молча слушал, а Нэля восторженно внимала и ясно было, что слышит все это она не в первый, может быть, и не во второй раз, потому что делала замечания типа: а вот это расскажи... Выпили совсем немного и когда доели второе, Трофим Глебович сказал: ты, вот, что, Нинэль, подай-ка нам с Дмитрием кофе с коньячком в кабинет, мы там по-мужицки о делах побалакаем.
Нэля не обиделась, что ей придется пить кофе на кухне одной, а Митя содрогнулся, поняв, что змей накапал, и ему, Мите, придется снова защищаться, - может Трофим по недавней памяти займется и рукоприкладством?
Вид у того был решительный и не из веселых.
Они с Трофимом Глебовичем расселись в мягких кожаных креслах, с кофе, коньяком, - как бы в добродушной семейной обстановке... И начал беседу Трофим с конца, так ему вдруг показалось правильным.
- Разговаривал я сегодня с твоим шефом. Он о твоих рабочих качествах высокого мнения. Говорит, языки знаешь, переводишь хорошо, иностранцам нравишься...
Мите было приятно это слышать, тем более, что он был уверен в зловредности "Г" по всем статьям. Но вид у тестя продолжал быть суровым и явно он свое выступление не закончил.
- Но, сказал мне Георгий Георгиевич, твой зять ничего не добьется при всех своих деловых качествах, если будет себя вести как фон-барон заграницей. Шляться, с девками, не приходить на перевод, устраивать соло на приемах... Ты, что, совсем спятил? Охренел? Я думал, ты толковый парень, сам все понимаешь, потому и не поговорил с тобой перед отъездом... А ты, сопля зеленая, попал в загранку и обосрался от счастья! Ну, чего молчишь?
- А что мне говорить? - Спросил Митя, - я, что, должен прощения просить у вас? За что? Что пошел погулять по Парижу? С разрешения! И заблудился? Спросил какую-то девчонку и она меня вывела? Что, за это убивать6 что ли? Ваш Г.Г. разве выслушает что-нибудь? Ему хоть что объясняй, - он все равно не поверит! - очень искренне оправдывался Митя и молил Бога о том, чтобы вывезло - он внезапно понял, что не хочет, чтобы его путешествия закончились Парижем. Он уже заболел Европой и ему было невмоготу думать, что больше он никогда-никогда...
- Я не знаю, где ты там заплутал, но что недостойно вел себя - верю! Страну нашу позорил, Родину! - Загремел вдруг Трофим, разозлясь, что объяснения зятя выглядели вполне достоверно.
Тут разозлился и Митя, это у него быстро получалось!
- Не вижу в в чем мое недостойное поведение! И чем я опозорил Родину?
- А я тебе говорю, - вел недостойно! - Гремел Трофим.
- Что, я государственные тайны продавал? - Закричал и Митя. Трофим вдруг затих и зловеще сообщил: за это тебя бы расстреяли. Шляться по ночам с иностранкой, - это, что, не позорить?
Родину, семью?.. У тебя жена и ребенок, паскудник! Постыдился бы!
- Вы, что?.. - спросил Митя тихо, - мне, что, нельзя даже спросить, как проехать?
- Помолчи! Вот сфотали бы тебя с этой девкой и спекся бы. Благодари Георгия Георгича! И чего ты на приеме песенки распевал? Пьян, что ли был в зюзю?
- А что? Нельзя петь? - Спросил Митя насмешливо, - контрреволюция?
Трофим не стал бурно реагировать на последнее, иначе звезданул бы по скуле зятька, а твердо сказал: нельзя. Ты там уже не Митька, а представитель Советского Союза! И должен быть в рамках. Скромным, достойным, незаметным и незаменимым. Вот так. Я бы с тобой после такого вообще не стал бы разговаривать, но опять же, - благодари Георгия Георгича, - золотой он человек - похвалил тебя, оценил. Так что, Дмитрий, хочешь жить у нас, хочешь поехать заграницу, надолго, - думай. Хочешь валандаться здесь по Домжурам и спиваться, - пожалуйста, только без меня и Нэльки. Как хочешь и где хочешь. Я все сказал, а ты думай. И ничего Нэльке не говори - ей все знать незачем. А хочешь, так хоть сейчас в районку, в газету, пристрою, и комнату дадут... Как? - это Трофим уже сказал в спину Митьке и злорадно.
Митя вышел из кабинета не злой и не возмущенный, а опустошенный.
Если такова жизнь дипломата низшего ранга, так что же его ждет? Сиденье в конторе? Пусть и парижской! Поездка домой на машине и поход с женой в ближайший кинотеатр? Или кино показывают в посольстве? И раз в неделю, скопом, по магазинам?.. Стоит ли такая жизнь "мессы"?.. Не лучше ли бросить эту семейку и действительно уехать в район и быть там свободным?
Он чуть не засмеялся вслух - свободным! И как это он будет "свободным"?
Нэли в гостиной не было, видимо, она укладывала Митеньку...
Он вдруг ощутил безысходную тоску и ненависть ко всем здешним домочадцам, даже к сыну. Сын все больше и больше походил на Трофима черные густые брови, взгляд светлых небольших глазок исподлобья, круглое лицо, толстоватый носик... Митя ужасно расстраивался, хотя сам Митенька был мальчиком нежным, рефлексивным и очень любил отца.
... Надо больше уделять ему внимания... Подумал Митя и вдруг
вспомнил о маме, о которой он ни разу не подумал в Париже и ничего для нее не купил. Она так звала его приехать домой хоть на неделю, но после смерти бабушки, Митя понимал, что ехать домой не хочет, и, наверное, скоро, - а может никогда?.. - и не поедет. Теперь он не писал письма, а звонил по телефону, заказывая три-пять минут... И вся та жизнь и тот город, и мама - отдалялись и отдалялись, будто переставали существовать.
Нэле Митя ничего не сказал, хотя она с тревогой и ожиданием смотрела на него, - она слышала крики, которые не предвещали ничего хорошего. Поскольку Митя молчал, не стала спрашивать и она,- у папы вызнает.
На следующее утро Митя решил сходить в издательство, к своим женщинам, возможно у них он обретет утерянную уверенность в себе и оптимизм. Он надеялся больше на Веру, но и Елена Николаевна волновала его, пожалуй, попрежнему.
В редакционной комнате было все, как прежде.
Ему казалось, что и здесь все изменилось, или же сам он взглянет на все другими глазами. Ничуть не бывало. В комнате ната, не я... Они устроились в гостиной, где стоял рояль, длинный журнальный столик и тахта.
Митя потихоньку разглядывал "своих" женщин. Вера опускала глаза, когда встречалась с ним взглядом, а Леля не смотрела на него, что его стало, - по мере повышения градусов, - злить.
Леля, которой невмоготу было здесь находиться, только и ждала удобного момента, когда можно сбежать. О том же думала и Вера, но она связывала свое бегство с Митей и ждала удобного момента, чтобы тихо его спросить: вы меня проводите (Митя хотел было перевести их отношения на более простые, - на "ты", Вера согласилась, но продолжала попрежнему "выкать" и ему пришлось подчиниться, и он вдруг нашел в этом свою прелесть...) ? - И тогда уже уходить. Она даже уяснила, как это будет: они отвезут сначала Лельку (угрызений Вера не испытывала - ее охватило жгучее же
лание, - ни много, ни мало, - влюбить Митю в себя), а потом... Девушка она была самдостаточная и мнение о себе у нее о себе было высокое. И Лелька же намного старше Мити!
Сладилось все часа через два. Время двигалось к двум ночи, а Митя и в ус, как говорят, - не дул. Его усадили за рояль, он пел и играл, читал свои стихи под музыку, и какое-то время компания
была в восторге, но потом всем надоело внимать одному человеку, пиртные пары требовали своего и парочки разбрелись.
В гостиной остались трое. Вера, Елена Николаевна и Митя.
Он продолжал что-то наигрывать, и Елена Николаевна сказала: "Вы, ребятки, как хотите, я иду домой.". Она хотела сказать еще, что и Мите пора это сделать, но подумав, что ее поймут по-иному, смолчала. Они, правда, тоже заомонили, что поздно и надо идти всем... Она не слушала, а пошла
одеваться в переднюю, чтобы поскорее выскочить без них. Но забыла на тахте сумочку.
Митя сразу же, как только она вышла, перестал играть и посмотрел на Веру. Она уже не скрывалась, а смотрела на него своими зелеными, сейчас будто растекающимися глазами и в них было желание, только оно. Он встал, она подалась к нему и он поцеловал е долгим, тягостно чувственным поцелуем. Она почувствовала, что падает, сейчас упадет... И тут они услышали лелин голос: простите, - и стук двери.
Они оторвались друг от друга и как заговорщики в комедии - прыснули, а Вера сделала серьезное лицо и прошептала: бежим за ней, сейчас же поздно! Она одна!
Они подхватились и выбежали из подъезда в тот момент, когда Елена Николаевна остановила такси. Ничего не говоря, задыхаясь от бега, они плюхнулись на заднее сидение.
Елена Николаевна сидела впереди и с горечью вспоминала, как когда-то так же точно сидела впереди Кира, а они с Митей впадали в любовный транс на заднем сидении, касаясь друг друга руками. Наверное, и эти так... Как Митя может?? Как? После того, что между ними было... Она не могла даже плакать она окаменела, только ухо ловило движения сзади.
Митя хотел было взять Веру за руку, но и он вспомнил ТО такси, три с лишним года назад...
И ему расхотелось брать Веру за руку...
Она сделала это сама. Но у него настолько безжизненной была рука, что она тут же убрала свою и досада перемешанная с обидой и унижением заставили ее отодвинуться к окну и отвернуться.
... Какой же он гадкий, думала она в бешенстве, какой лживый! Мне нужно выйти первой... Я не желаю
унижаться перед ним! Он просто циник и бабник, а я дура подумала, что именно из-за меня он сегодня
пришел, пошел в ресторан... Зачем он поцеловал меня ТАК? - Будто влюблен до смерти?..
Бедная Верочка! Она была тоже юна и невинна, как Нэля в день свадьбы...
Так втроем, разобщенные, ехали они по ночной Москве и Митя вдруг сказал: мне тут совсем рядом, девочки, извините, я не провожаю... О времени забыл, а ключей у меня сегодня нет(соврал).
Елена Николаевна вздохнула освобожденно - мукой было ехать и прислушиваться... а - вдруг и услышать что-то...
Вера расстроилась и обиделась еще больше, а Митя был счастлив кинуть их - нет, не для него эти игры с двумя, требующими его любви, пошли они на фиг!
Дрожащими руками открыл он входную дверь, кляня себя за легкомыслие, годное для безмозглой пичуги. Ну, надо же! Променять Париж, Францию - пусть даже и в таком урезанном виде, - весь мир, на двух бабенок, с которыми не штука встретиться днем и делать с ними, что ему будет угодно в тот миг. Променять ТО на это! И сейчас опять нарваться на скандал и, возможно, изгнание. Болван!
Так костерил себя Митя мгновенно протрезвев. В квартире было тихо и темно. Он облегченно вздохнул и тихонько прокрался в спальню. Нэля явно спала (не спала она! Притворялась! Так решили они с отцом. Не устраивать свары среди ночи). Нэля умолила папу еще раз попробовать простить Митю, потому что она беременна (она этого еще не чувствовала, но Митю терять ни в каком случае не хотела, - хоть ты ее режь!), а с двумя детьми, без отца...
Трофим Глебович даже матюкнулся от досады - он уже не мог больше видеть этого хлыщеватого бабника! Совесть хоть надо иметь? И Нэлька - девка красивая, складная, и не дурочка какая-нибудь! И он, Трофим не хрен с горы!
Трофим вставал в тупик - обычно такие хлыщи все делают тайно, боясь потерять благоволение такого тестя, а этот делает будто назло... Или болван? А может питух такой, что себя не упомнит? Хотя этого заметно не было... Но как знать? Терпит дома, терпит... И срывается. Вот это Трофим мог бы простить. И подлечить можно - врачи есть и средства тоже. Но все завтра, завтра, и Трофим попробовал уснуть - не получилось. Он до утра курил и попивал коньяк.
Митя не мог спать и вышел на кухню.
... Надо прекращать эти прогулки с дамами. Что они дают? Любви он не испытывает ни к той, ни к другой. Елена Николаевна после "чердачного" свидания вдруг потеряла всю свою прелесть, куда-то испарилась возвышенная митина любовь и он трезво понял, что видимо и не любовь это была, - а просто пробуждающаяся чувственность.
Вера? О ней пока и сказать нечего, - проба сил после двух женщин, любопытство, проверка своих возможностей...
А любви, солнечной, возвышенной, ради которой не жаль ничего, - нет и нет. Раз так, он должен думать о своей карьере. И надо прекращать пить. Он заметил, что даже малая доза спиртного лишает его последней капли осторожности и разума. Он становится неуправляем и ему нипочем все, кажется, обойдется, все будет замечательно, а ему необходим только этот вот миг, в котором он находится.
Утром его разбудила Нэля, он заснул на диванчике на кухне. Вскочил помятый, с отеками под глазами, и Нэля презрительно бросила: вставай, пьянчуга, отец будет с тобой говорить, кажется в последний раз.
Митя скроил жалостливую гримасу, - он решил притвориться сильно похмельным, - потянулся...
- Нэлек, я же вчера не очень поздно?.. Напились с ребятами из издательства.
На что она ему жестко ответила: не ври. Я не спала. Ты пришел позже двух, но не это главное... Иди, он тебя ждет.
И Митя пошел к тестю, почти как на гильотину.
Тесть сидел в кресле, в халате, - в кабинете было накурено и стояла на столе ополовиненная бутылка коньяка.
Лицо у Трофима Глебовича было отяжелевшим и старым, - хотя было ему всего сорок семь.
Митя внезапно пожалел тестя: тот не спал ночь... И отчего?
От того, что его разгульный зять шлялся с бабами, а любимая дочь сидела одна и проливала слезы...
- Явился, гуляка? - Как-то тихо и безнадежно спросил Трофим.
- Как видите, - вырвалось у Мити и он обругал себя за идиотский юмор ли, вызов?..
- Опять с бабьем шлялся? - Спросил Трофим тем же тоном.
Митя посмотрел на него как возможно честным глазом: Трофим Глебович, даю слово, с ребятами за мой приезд... - хотел сказать: из издательства, но поостерегся, потому что вдруг подумал, что Трофим все может узнать... напились как свиньи, голова болит...
- Ладно, Дмитрий, коль уж связались мы с паршивой овцой - делать нечего. Единственно, хочу тебя спросить: Нэльку любишь, или так?.. Если "так" - отчаливай сразу, - ни ей, ни себе жизнь не порть. Я тебя устрою, и комната в Москве будет... Трофим смотрел на Митю почти умоляюще.
Митя забормотал, покраснев: что вы, Трофим Глебович, я Нэлю ни на кого не променяю, я ее люблю... - и добавил: она - мать моего сына, Митьки, что вы...
Не видно было по лицу Трофима, поверил ли он Мите, но сказал: "Хорошо, предположим. Но ты ОБЯЗАН хранить ее честь, чтобы никакая шлюха не могла над ней посмеяться, - Трофим скрипнул зубами, - преодолел себя и продолжил, - вам надо отсюда уехать. Открывается одна вакансия в представительстве ООН в Нью-Йорке, ты туда поедешь младшим атташе, но сначала в качестве стажера. Ускоренно делай диплом, экстерном гони экзамены,- я договорился - и дуйте отсюда. Там у тебя будет хороший руководитель. Я сказал все.
Трофим налил себе в рюмку коньяку, не предложив Мите, а тому просто необходимо было сейчас выпить и он, зажав свою гордость, попросил: Трофим Глебович, если можно, мне рюмочку...
Тот молча плеснул в стоящий на столе стакан и так же молча протянул Мите. Митя выпил, обливаясь потом, - ото всего! И вчерашнего, и сегодняшнего. Нью-Йорк... Туда ему не хочется... Хотя... Хотя ему выбирать не из чего, да и Америка тоже страна не бросовая, - и сказал проникновенно: спасибо вам за все, Трофим Глебович!
- А-а, иди, я устал, - махнул рукой Трофим и Митя вышел.