Васильева Ксения. Любовник из провинции

   ваться не любила, - грустное это занятие.
   Проводив Нэлю Митя ехал домой и думал над той странной близостью, которая возникла после ТОГО у него с Нэлей... Эта близость тревожила его и он вспоминал Нэлю и ощущение ее теплых
   мягких губ...
   Вдруг его ударило током: он - подлец! Какой же он подлец! Он любит одну женщину, а целует другую, и уже почти мечтает о ней!.. Так вот он, оказывается, какой?..
   Впав в мрачнейшую прострацию, он появился у тетки. Она сидела за столом и вид у нее был какой-то смурной, что там она еще выдумала?..
   - Я же просила тебя не уходить до моего прихода, - недовольно сказала Кира.
   Митю встряхнули требовательность и недовольство тона, он, как и она, тоже быстро накалялся, поэтому несколько взвинченно
   спросил: а что, нам нельзя было уйти? Заключенные, что ли?
   ... Ого, как заговорил!
   - Нет, вы могли уходить, когда вам угодно. Но я же попросила подождать... Не из каприза (Кира тут же придумала причину), я плохо себя чувствую и подумала, что тебе возможно придется сходить для меня в аптеку...
   - Тогда вы так бы мне и сказали! А то - посмотреть на Нэлю... А ей уже надо было идти... - Врал и Митя.
   - Не в Нэле дело. А дело в тебе. - Безапелляционно заявила Кира.
   - Я оставила дом как дом, а пришла в бордель! Ты посмотри! Книжный шкаф распахнут, скатерть съехала, стул валяется, все всклокоченно! И ты еще считаешь себя воспитанным и культурным человеком! Да ты не только элементарно не воспитан, ты азов человеческих отношений не знаешь! - Кира уже кричала, - ты... Ты - провинциальное ничтожество! - Проорала она, совершенно уже зашедшись.
   Кровь бросилась Мите в голову, - такого он еще о себе не слышал! И он, ничего не сознавая, тоже завопил: Замолчите! Сию же минуту! Вы не смеете!.. - Он задыхался от ненависти к ней, поняв, что тетка хотела задеть и маму, и бабушку, - Я возненавижу вас и не буду уважать! - И уже тихо, силы иссякли на крике, - добавил, - впрочем я и теперь вас не очень уважаю...
   Он замолчал, потому что понял, что сказал нечто ужасное. Теперь надо отсюда съезжать. Ему стало жаль... Не квартиры, нет!
   Всей ауры, главной в которой была Леля...
   Он вышел, не дожидаясь, пока тетка придет в себя. Но недалеко. На кухню.
   Там никого не было. На столе соседа, старого еврея - выпивохи Вани Руцкина (тот гордился тем, что он Ваня и еврей, да еще старопьющий. Евреи, говорил Ваня, если и пьют, то смолоду, в старости - никогда),- лежала открытая пачка Беломора.
   Митя взял папиросу, закурил и с наслаждением втянул в себя горький дым. Пришел на кухню Руцкин, увидел Митю, обрадовался и сообщил, что у него есть поллитра и, что сейчас он найдет третьего. Но Митя еще не пробовал водку и пока не хотел, поэтому поблагодарив Ваню Руцкина, он стянул еще одну папиросу и обреченно пошел к тетке.
   Там все было тихо. Из келейки слышалось похрапывание. Слава Богу! Как хорошо, что можно побыть одному.
   А утром Кира заболела. Ее лихорадило, поднялась температура, болела голова, и врач сказал, что это грипп, осложненный повышением давления и нервной лихорадкой.
   Митя слышал диагноз и чувствовал себя виноватым. Сразу после ухода врача побежал в аптеку, вскипятил чайник, подал Кире чай, сделал грелку к ногам, - в общем суетился.
   И Кира, хотя и была плоха, оценила это и подумала, что они оба сумасшедшие и оба виноваты, что не надо поминать плохое, а то ведь она может остаться совсем одна и формула - некому воды подать - приобретет реальное и грозное звучание.
   Отношения меж Митей и ею во время болезни улучшились, потому что Митя ходил за больной, как за ребенком, и они ни о чем сложном не говорили. Но каждый из них думал о том, что, видимо, им нельзя жить бок о бок, и каждый старался прогнать эту мысль.
   За время кириной болезни Леля навещала ее только дважды - когда не было Мити. Она сидела, как на иглах дикобраза, вздрагивала при каждом стуке и скоро умчалась.
   Свое неравнодушие к кириному племяннику она считала патологическим и боялась, что если он войдет, то она покраснеет, побагровеет, и так и будет сидеть - толстуха свекольного цвета... Поэтому разговоров у них с Кирой не получалось. Так, перетреп...
   Болезнь Киры затянулась. Весь организм, как оркестр - вдруг разладился, и Митя заметно повзрослел за это время, видя не только физические страдания человека, но и ощущая моральные.
   Однажды Кира, сидя в постели, укрытая теплым одеялом, несчастная, похожая на маленького обиженного ребенка, постаревшего от болезни, сказала: Митя, мы же не отмечали начала твоих занятий! Мы должны устроить бал в Национале, как тогда, помнишь? И обязательно втроем!.. А позвонишь Елене Николаевне ты. - Уточнила она.
   Митя пришел в полное смятение и вскрикнул: нет, тетя Кира, нет!
   (Что подумало бы 99,9 теток? Подумало бы, что тут дело нечисто и Елена Николаевна - баба-жох!..)
   Но Кира была невинна как котенок и потому стала убеждать Митю, что именно так надо сделать и нечего ему стесняться! ей ка
   жется, что Леля лучше стала к нему относиться...
   Митя обрадовался этому, но с ужасом понял, что придется звонить, Кира от него не отстанет.
   - Теперь я нравлюсь Елене Николаевне? - задал Митя сакраментальный вопрос.
   Но и тут Кира не ворохнулась мозгами! Она назидательно сообщила: теперь, по-моему, - да. Теперь ты - другой... А тогда?
   Помнишь себя? Этакий бирючок - несмышленыш.
   И, посчитав, тему закрытой, Кира стала разрабатывать детали. Что он должен сказать и как.
   В тот знаменательный день Митя, - так сложилось, - вышел из института с Нэлей, с которой после их поцелуя виделся лишь мельком, и Нэля этому не удивлялась, а посмеивалась над ним и повторяла себе: робкий растяпа.
   Сегодня она думала, что он проводит ее домой, но "робкий растяпа" пробормотал что-то косноязычное опять насчет болезни тетки и умчался.
   Нэля решила, что это уж слишком! Не звонит, не приглашает никуда и в институте проскальзывает, как уж... Она дернула плечиком, сказала - "ему же будет хуже" - и своей тверденькой походочкой пошла одна к метро.
   А Митя безумно тропился. Он боялся, что не успеет и Елена Николаевна уйдет, или уже ушла раньше, или... Он вбежал домой запыхавшись, еле дыша, и это было ему на руку, не так заметно его невероятное волнение. Кира заторопила его, и вот Митя сидит у телефона и Кира, не мигая - буквально! смотрит на него.
   Он услышал ее голос в трубке и почему-то спросил: можно Елену Николаевну?
   А Леля поняла, что это Митя, и еле слышно сказала: это я, и
   - что угодно...
   Митя стал невразумительно объяснять, что "угодно" и Леля в ужасе затихла у трубки.
   ... Так вот значит как!.. Он узнал ее телефон и вызывает на свидание! И не потому что влюблен, пусть такая дурь даже не лезет ей в голову! Увидел, как возрастная дамочка смотрит на него и готова на все!..
   Леля собралась с силами и дрожащим голосом сказала: Митя, разве я давала вам повод для такого... - договорить она не успела, так как Кира выхватила из рук Мити трубку, увидев, какое у него сделалось лицо, и завопила: Лелька, это я, твоя болезненная подруга! Митька так растерян, что аж говорить разучился. Он сегодня приглашает нас в Националь, по случаю своих первых успехов в учебе... Как?
   Леля поняла, что свидание, скорее, с Кирой, чем с Митей и обругала себя за идиотизм, - разве Митя посмел бы?.. Как она могла такое придумать! Только от глупейшей и пошлейшей своей "любви"... Идти ей не захотелось, но она, конечно, согласилась.
   Кира победно посмотрела на Митю, настроение у нее стало преотличным.
   Но Митя был не годен для веселья, он вышел из комнаты и прошел на кухню. Там, как будто специально для него, на руцкинском столе лежали папиросы. Он закурил и стал смотреть в окно. И, затягиваясь саднящим прогорклым нищенским дымом, он вдруг подумал, что сегодняшняя встреча не нужна. Почему он так подумал? Он не
   мог бы объяснить.
   А когда они подходили к ресторану, он боялся одного - покраснеть и раскрыться перед равнодушной Еленой Николаевной и добродушной сегодня, как объевшийся тигр, - Кирой. Того же боялась и Леля. Но когда они встретились, они просто забыли покраснеть, так велик был их интерес друг к другу, переходящий в наивное любопытство. Ведь после того, как они поняли, что влюбились, они не виделись. Митя представлял себе Лелю красавицей - так оно и было! (Нельзя сказать, чтобы он был совсем не прав, Леля действительно была мила, только, пожалуй, выглядела на все тридцать, наверное из-за своей полноты). И если Митя, заново плененный прелестью Елены Николаевны, смотрел на нее, не отводя глаз, то она избегала этого. Это его огорчало. Хотя, что он такое? Неказистый мальчишка - вот и все.
   Он не знал, что видит Леля. А она ВИДЕЛА его лицо. Всегда бледное, сейчас оно светилось изнутри неровно и неярко, как свет задуваемой ветром свечи, и черты его будто менялись: вдруг необыкновенно ширились и темнели глаза, сквозь кожу висков проникал желтоватый свет, который удлинял черты и делал их неуловимо прекрасными. Резко выступала тонкая горбинка носа...
   Вот потому и боялась смотреть пристально Елена Николаевна.
   А всего-то это был смущающийся мальчик, племянник подруги!.. И мгновение, когда они подали друг другу руки, стало для Лели озарением, - он тоже влюблен в нее!
   Когда и почему это случилось, она не думала, - она наполнилась ликованием... Нет! Восторгом. Даже не так...
   Но это сможет объяснить нам лишь сама тридцатилетняя женщина, которая давным-давно забросила себя, постылую, и вдруг узнавшая, что прекрасный юный принц по ней сохнет.
   И Кира смотрела на них в эту минуту. Которая длилась и длилась, - в протяженности взгляда, в промедлении пожатия рук, в полушаге... Как в замедленном кадре.
   Для Киры эта замедленность и митино необычное лицо стали вдруг чем-то неприятным. И когда они все поднимались по лестнице
   с зеркалами и лампионами, Кира не прекращала думать о том, что
   ее так оцарапало. Она искала и... наконец-то! - Нашла. Теперь
   она поняла причину этого некрасивого румянца и просящего взгляда
   Мити!
   ... Кошка останется кошкой, недобро подумала она, отметив и лелин благосклонный взгляд...
   Кира размышляла: конечно, в Лельку невозможно не влюбиться, но кому!? Мальчишке, не имеющему ничего ни в кармане, ни за душой! Да и внешность у него, скажем скромно, - не фонтан, так, один из миллиардов... А Лельке все ж приятно - обожание! Зря Кира так вздернулась. Ей даже стало как-то жаль мальчишку, - когда Лелька поймет окончательно, что славы такая любовь не делает, - она отшвырнет Митьку, конечно же, осторожно и тактично... Да, как ни крути, а с Митечкой расставаться придется...
   Кира почти успокоилась, однако решила еще сегодня последить. Интересно же!
   Они вошли в зал и Леля захотела сесть за тот же столик, к счастью, он был свободен.
   Кира сделала заказ - сегодня она желала держать стол.
   Наступило жуткое время ожидания - втроем.
   Надо было говорить что-то обыденное и веселое. Но ничего даже приблизительно похожего на легкую светскую беседу не могли придумать эти несчастные двое, как не могли и взглянуть друг на друга, боясь, что Кира их засечет.
   Взгляды их внезапно сталкивались и тут же испуганно отлетали.
   Но сверхвнимательная сегодня Кира все ж подсекла их скрестившиеся взгляды и впала во мрак. В отчаяние. Ее Лелька! Которая так надменно носила свое полное тело по их институту мимо всех мужчин, что казалась легкой и стройной! А ее круглые голубые глаза отдавали таким холодом при любом мужском внимании-приставании!.. А что теперь?.. Этот синюшный цыпленок? Он-то пусть себе влюбляется! Даже забавно! Самой же быть ледяной комильфо.
   А Лелька как простенькая сикушка мечет томные взоры! - невыносимо!
   Но Кира была на высоте - не дала заметить им, что она все понимает...
   Выпили за митины успехи, за кирино выздоровление, за встречу... После вина Митя осмелел, хотя предупреждал себя - не пить: он
   уже заметил, что алкоголь сметает в нем преграды, заложенные воспитанием, размышлениями, чтением...
   Сидя напротив Лели, он через стол оказывал ей мелкие, но так окрашенные нежностью, услуги, что были они очевидны для взрослого и трезвого взгляда. И Леля, думая, что ее взгляд отражает лишь обычную доброжелательность, ошибалась: он выражал все, что она испытывала к этому мальчику с тициановской головой.
   Так они и сидели, как бы вдвоем, отделенные от Киры, опутанные вином, и улыбались друг другу бессмысленно и бесстыдно.
   ... Лелька напилась, думала Кира, пытаясь хоть как-то спасти перед собой ситуацию и лелин имидж. А Леля невпопад вдруг и горячо заговорила о том, что ей предлагают место в издательстве Иностранной литературы и она как раз хотела посоветоваться с Кирой...
   - Если ты хочешь уйти от нас, - тебе мой совет не нужен, если не хочешь, - тоже, - ответила Кира, похолодев от такой перспективы, но, скорее, это пьяная болтовня... Если же нет... Тогда их дружбе - конец.
   И она почувствовала, что ее физическая болезнь возвращается: разболелось горло, стянуло обручем голову, стало невыносимо душно в этом прокуренном пропитом зале.
   Леля увидела, как вдруг отекло и посерело кирино лицо, испугом наполнились глаза, - Кира боялась болеть,- и спросила с тревогой: Кира, тебе плохо? Уйдем?
   И Кира, ощутив искренность ее тона, заявила, что все отлично и она будет пить здесь до полуночи. Она ждала, что Леля сейчас скажет Мите, чтобы он шел домой, а они еще посидят, она надеялась, что тревога за нее подвигнет Лелю... Но этого не произошло.
   Леля обрадовалась кириной лжи, хотя видела, что это ложь, но ей хотелось сидеть здесь, в чаду и дыме, в гуле пьяных голосов, с этой незамысловатой пошленькой музычкой... Сквозь этот чад светились напротив узкие темневшие внезапно отчего-то глаза и можно было протянуть руку и сказать: Митя... Передайте пожалуйста сигареты... Как признание в любви. И слышать в ответ: Елена Николаевна...
   Это было непостижимо и хотелось, чтобы длилось вечно, всегда. Ничего больше - только этот аляповатый, ставший уже неприс
   тойным, зал и шепот: Митя... Елена Николаевна...
   Но кирино совсем побелевшее лицо вдруг закачалось перед ней и Леля поняла, что больше - нельзя. Кира позволила себя увести, потому что уже совсем расползлась и еле двигалась.
   Они вышли и стали ловить такси. И снова наступили счастливые минуты они ВДВОЕМ, ВМЕСТЕ, заботились о Кире! Они одинаково думали о том, что должны хорошо относиться к Кире, которая соединила их. Они суетились у такси, как нашкодившие дети, - не существовало уже ни возраста, ни сана.
   Киру усадили на переднее сидение, - она сама этого захотела,
   - и когда машина тронулась, Леля вдруг молоденьким, фальшивым, тоненьким голосом назвала адрес Киры, сообщив, что одну ее не оставит... На это Кира резонно заметила, что она не одна, а с Митей и Леля почувствовала стыд. А Митя - счастье, ибо понял, что из-за него Елена Николаевна хочет ехать к ним!
   И вдруг все погасло.
   Леля, скользя глазами по мокрому асфальту, озарением поняла, как она смешна и непристойна. Кончилось сомнительное чародейство ресторанного зальца с пропыленными, жирными от чада занавесями и хмель, потеряв свою воздушность, превратился в то, что он есть - тяжкую тяжесть. А она пьяноватая, с проявившимися морщинами бабенка, воркующая с мальчиком!..
   Кира видела это все! Поэтому она и почувствовала себя так, - ей стало стыдно за нее, Лелю!
   Отвернувшись к оконцу Елена Николаевна тихо заплакала от страшного, черного, все рушащего стыда. Рукой, в мягкой перчатке, она вытирала слезы у глаз, со щек, у носа, и никак не могла унять. Перчатка намокла и она сняла ее, держа как платок у глаз и боясь одного, - чтобы никто не заметил.
   Митя смотрел на Лелю и видел, что она отвернулась от него, видимо, занятая своими мыслями, в которых не было места ему, иначе она хоть коротко взглянула бы на него! Хоть коротко...
   И он начал погружаться в бездну, из которой - так думают в ранней юности! - нет возврата. Он смотрел на ее склоненную к ок
   ну голову и увидел, что лелины плечи вздрагивают, а руку она
   прижала ко рту... Плачет?.. Наглый дурак! Она смеется! Над ним.
   Он похолодел от ужаса - стопроцентного настоящего ужаса - страшно видеть наяву, что над тобой смеются!.. Мите захотелось почти по-настоящему открыть дверцу машины и выкинуться вон, на бегущий мокрый асфальт, чтобы доказать, что он принадлежит к миру сильных, пылких, простых и открытых, которых можно не любить, можно ненавидеть, но над которыми нельзя смеяться!
   Он даже взялся за битую корявую ручку, чтобы свершить то, о чем только секунду назад подумал ( в его годы это и делается только так. Мгновение, вспышка, и... все кончено. Без раскладок и раздумий. Потом бы вернул. Поздно), но было не суждено. Поворот. Машину занесло, шофер, выворачивая, оглянулся и Митя отдернул руку, будто тот мог догадаться, ЧТО Митя только что не совершил.
   Машину занесло и Елене Николаевне пришлось опереться рукой на сидение и тут открылось ее лицо. Оказалось, что Елена Николаевна плакала! Не смеялась!
   Митя, не раздумывая, как и минуту назад, когда хотел лишить себя жизни, положил свою холодную жаждущую руку на руку Лели. Он почувствовал, как что-то царапнуло его ладонь, замирая, вспомнил про перстень с голубым камнем, окруженный золотым частоколом, сжал с силой лелины пальцы, вдавив частокол себе в ладонь. Глаза его были закрыты, он не чувствовал ничего, кроме этой боли, которая - он этого хотел! - становилась все острее. Невольно из горла его вырвался гортанный звук, природу которого он не смог бы объяснить.
   А Леля смотрела на него и все, что с ним происходило, отражалось на ее лице. Она видела, как мертвеют его щеки, не двигаются, будто исчезают глаза под закрытыми веками, как безвольно откинулась голова и рассыпались волосы по дрянной дерматиновой спинке такси... И ей хотелось невозможного провести влажной еще от слез рукой по его лицу и снять эти напряжение, боль и мертвенность.
   Она чуть шевельнула пальцами зажатой руки, будто назвала его по имени и он понял. Убрал руку. Она раскрыла свою - ладонью вверх, безвольно, откровенно, - отдаваясь.
   Он ощутил это движение и снова накрыл ее ладонь своею. Мир перестал существовать для него - осталась только рука и он узнал наслаждение такой силы, какой не достичь телам.
   Лелина ладонь раскрывалась все откровеннее. Леля теперь тоже не смотрела на Митю. Глаза ее закрылись. Она не представляла за минуту до того, как отдала Мите свою руку, что может скрываться в такой, казалось бы банальной части тела!
   Прошла возможно минута и в их пальцы вошла нежность. После страсти. Их пальцы медленно скользили по запястьям, прослеживали вены, обегали лунки ногтей, задерживаясь как невысказанные слова на выпуклостях ладоней...
   Митя вел Лелю, которой, впрочем, как и ему, открылось таинство любви, о котором она и не предполагала. Митя вел ее и был так чуток, потому что был причастен. Причастен ордену...
   Он и не подозревал об этом, а теперь узнал.
   Леля же постигала все как чужестранка.
   Кира обернулась к ним, увидела их лица, их мертвые лица со вдавленными веками и, опустив глаза, посмотрела на их текучие как ручьи руки.
   Она смотрела долго, потому что они ее не видели, смотрела на худые длинные пальцы подростка, которым позволялось скользить так непристойно по такой белой на темном дерматине руке Лели. И это зрелище, - как в театре на высотах спектакля, когда тишина, ни вздоха - в первую минуту увлекло ее своею странной притягательностью...
   Но в следующую минуту она уже пылала ненавистью.
   Голос Киры, рассчитывающейся с шофером, не сразу, но вернул Митю и Лелю в действительность. Леля первой разомкнула веки и через секунду ее глаза встретились с митиными, - и, поняв, что теперь она отвечает за двоих, вдруг наполнилась мужеством и силой. Она сказала мягко, но четко: Митечка, помогите Кире выйти из машины, - видя, как слабо справляется с этим ее подруга.
   Митя быстро исполнил приказ, выскочив из машины и подав тетке руку. Кира едва переносила его присутствие, но была ужасно слаба сейчас, да и жил он пока в ее квартире!..
   Она увидела, что Леля идет следом и не стала возражать, - не было сил.
   Митя же, ведя по лестнице тетку, прислушивался к шагам Лели и ему казалось, что - вот миг! и он, обернувшись никого не увидит.
   Это было таким сильным наваждением, что он обернулся со страхом и посмотрел на Лелю дольше, чем это было прилично...
   Кира вдруг захохотала, не сдерживаясь, и Елена Николаевна все поняла. Как они были несдержаны с Митечкой, и что предстоит им сейчас, а Мите потом!.. И ей тоже!
   Но она не испугалась.
   Елена Николаевна вдруг перестала бояться потерять Киру.
   Но как всякий слабый человек Леля все же искала лазейку для улаживания всего: Кира такая уставшая и больная!..
   ... Конечно, думала Леля, Кира - не добрячка, и естественно отнесется к их любви - однозначно плохо...
   Она всерьез думала о перспективах! - и этим ничем не отличалась от юного Мити, только внешне держалась лучше. Была деятельной, милой, усадила Киру в кресло, укрыла пледом, повесила плащи...
   А Митя стоял у стены и не сводил с нее глаз. Она это чувствовала и замирала под этим взглядом. Но надо держать себя в руках!
   - Митя, - сказала она и Митя вздрогнул, - я пойду поставлю чайник, а вы накройте стол... Не стойте как незваный гость!
   Она ушла на кухню, хотя чайник всегда кипятили в комнате на плитке, но ей хотелось сделать так, - оставить их одних и самой немного побыть наедине.
   Тетка и племянник остались вдвоем.
   Они молчали (Митя, наконец, сел на стул). Кире был отвратителен этот дрожащий кролик, приезд которого так круто изменил ее жизнь и которую - она понимала!- такой как прежде - не сделаешь.
   Кира внимательно смотрела на Митю - разглядывала! - но он не видел этого брезгливого взгляда, опустив глаза на свои мокрые некрасивые ботинки...
   ... Обколдованная Лелька, думала Кира, что же она в нем видит?
   Красавца? Умника? Рыцаря? Кого? Ведь невозможно же принимать позор вот из-за этого вот существа, которое скорчилось на стуле, подогнуло ноги и уставилось своими непонятного цвета глазенками на грязные ботинки!..
   Кира готова была взашей вытолкать это развратное как насекомое, ничтожество, но сдерживалась.
   А Лельку же надо было спасать, и очень ненавязчиво и осторожно. Кира знала, что сначала - после спасения - Лелька станет ее врагом, а потом сама будет плакать слезами и благодарить Киру за то, что та спасла ее от чуши и глупости. А если быть честной, то Кира виновата, и немало! Нельзя было сквозь пальцы смотреть на семейную жизнь Лельки! Этот ее жуткий муж, который шляется, какие-то няньки и домработницы, которые то воруют, то исчезают, то беременеют невесть от кого... А Кира? Разве была она ласкова с Лелькой? Нет и еще раз нет! И особенно последнее время... Вот и появился "герой-любовник", - ближайшее, что нашлось под боком у всеми заброшенной Лельки, оказавшейся такой еще девчонкой!.. Может быть и хорошо, что так случилось, подумала вдруг Кира, - как прививка с болью, когда рядом опытный врач и целитель!
   Вошла Елена Николаевна с чайником. На кухне она охолонула и поняла, что действует вопреки всем правилам такта, но она боялась за Митю, видела, как он беспомощен и осталась его защищать!
   Но Кира сидела в кресле этакой добродушной теткой, с пледом на коленях и полуулыбкой... И Леля решила, что все же Кира ничего не знает и вздохнула освобожденно.
   Они сели пить чай, довольно вяло, ибо ни чая, ни кофе никому не хотелось.
   Умудренные дамы делали хотя бы вид, чего не умел Митя: он смотрел на Лелю - свою прекрасную возлюбленную, и делал это украдкой, что было совсем плохо...
   И тогда Кира спросила с еле сдерживаемой злостью: Вадим, неужели ты не понимаешь, что смотреть так, как ты смотришь на Елену Николаевну непристойно?
   Леля вздрогнула, мгновенно поняв, что она - дура из дур! - доверилась кириному добродушному виду - обычному ее актерству!
   Кира остановила ее рукой.
   - Я старалась его воспитать, но не получилось! Он оказался слишком нечистоплотным...
   - Кира! - Крикнула Леля.
   Кира ласково успокоила ее: не кричи, послушай минутку... У Мити есть девочка, Нэля, и почему он сегодня не пригласил ее, - я не знаю... Это некрасиво... Она здесь бывает и они... играют на кушетке, как я понимаю не в детские игры...
   Кира улыбалась снисходительно.
   Митю обдало жаром и сразу же он захолодел, замерз, и не мог вымолвить слова... Как? Она еще и лжет!
   Круглые голубые глаза повернули к нему свой свет, он смог только смотреть в них... Преданно и с нескончаемой любовью.
   А Кира, видя, что оба молчат, еще добавила: он не промах, наш Митечка!.. Девчонку, дочь какого-то большого человека, охомутал... Что-то ты побледнела, матушка моя? Не надо с мальчишками ручками в такси жаться, как будто ты - Нэля!
   Митя пришел в ужас и вместо того, чтобы сказать тетке что-то веское и мужское, тихо вытащился из комнаты и пошел на кухню.
   Там, как всегда, сидел Ваня Руцкин и ждал "третьего".
   Митя посмотрел на стол - "Беломора" не было, - тихо пошел из кухни, прошел мимо теткиной комнаты, и вышел на улицу.
   Вдруг ему стало отвратительно все, что он оставил позади себя. Не Леля! Но и она будто поблекла в той мутной стоячей воде. Он подумал, и это моя тетка! Сестра моей мамы!.. Потом он внезапно решил, что она права и что все - к лучшему. Елена Николаевна - это Елена Николаевна, а он - сопляк и просто теткин племянник... Разве при свете дня он посмеет подойти к Елене Николаевне? А она? И она не пройдет с ним по улице при свете дня... Хоть и горько сознавать, но все это - блеф, ресторанный мятеж, ночные его безумства...- стирает собою белый светлый день.