Васильева Ксения. Любовник из провинции

   Конча обиделась: он не мрачный. Он болен. У него язва. А Оскар - мой кузен.
   - Ты наверное учишься в школе? - Обреченно спросил Митя.
   - Конечно! - Воскликнула Конча, - и она мне так надоела! Мама у меня умерла давно и папа меня воспитывает и воспитывает, но не умеет это делать. А твоя дочка, - вдруг прервала она сама себя,
   - она правда похожа на меня? - Нет, - устало сказал Митя, - у меня вообще нет дочери (он забыл про Анну...), у меня два маленьких сына и я не испанец, а русский. Только ты не говори отцу и Оскару сейчас. Потом, когда я уйду. - Ты уйдешь? - спросила Конча огорченно, - но мне с тобой весело. Я тоже пойду с тобой. Я не была знакома ни с одним русским... - Ну, вот теперь знакома, - усмехнулся Митя и предложил: давай выпьем еще? На прощание, о,кей? - Давай, - отозвалась покорно Конча, хотя не выпила ни глотка, просто так было удобнее - как будто бы... Тоже детская игра. - А как тебя зовут? - Спросила она с интересом. - Только правду. - Дмитрий, Митя, - назвался он. - О, как трудно,
   - протянула Конча, - подожди, Ми-ить-я, я сама возьму вино, хорошее, испанское, настоящее.
   Она побежала куда-то в коридор и вышла с пакетом и в курточке. Подошла к стойке и что-то сказала отцу, он ответил, она расс
   меялась, поцеловала его в щеку и отошла к Мите.
   - Пойдем, - сказал она, потянув его за руку, - мне разрешили.
   Они вышли из кафе.
   Пока Митя сидел в кафе, настала ночь. Не ночь, конечно, в собственном смысле, - тьма пала на город Нью-Йорк и Митя впервые за сегодня ощутил дрожь, взглянув на светящийся циферблат. ... Боже! Ему думалось, что впереди - уйма времени, а оказалось, что все оно - позади.
   Семь вечера и в присутствии уже никого не должно быть.
   ... А что если кинуться туда? Оставить Кончу на улице, переговорить с "птицей" и вернутся к ней?..
   Он чуть не рассмеялся. К кому он придет? Там уже звон по всем округам. И Нэля знает, что он пропал. И В.В. И "птица"...
   Он погиб. И из-за чего? Не из-за чего. Просто так.
   Рядом шла Кончита, которая молчала непривычно, она почувствовала мрак, идущий от него.
   За ними наверняка тащится этот Оскар и стоит Мите только ближе подойти к девочке, как Оскар убьет его и прощай не скажет.
   Он повернулся к ней и коснулся губами ее ароматной щечки.
   - Прощай, ласточка... - сказал он, - я - погиб. Вспоминай меня иногда. Может, мне будет там легче...
   - Где? - Тихо и испуганно спросила она.
   Уголки рта ее опустились, придавая личику взрослость.
   - Там, - ответил неопределенно Митя, зная, где это ТАМ. В Москве. Без работы. С семьей с женой и тремя детьми... Да нет. Скорее так: без жены и без детей...
   Конча вдруг схватила его за куртку и прижалась губами к его губам.
   Он хотел сказать: не надо... Но человек слаб, а Митя тем более и они стали целоваться с Кончей как безумные, стоя на нью-йоркской улице.
   Когда они оторвались друг от друга, Митя заметил, что прошло еще сорок минут и никакого Оскара вблизи нет...
   ... Уехать с ней в какую-нибудь гостиницу? И провести свою последнюю ночь в объятиях этой девочки. Он уже не был уверен, что она - девочка. Она поедет с ним, он это знал.
   Но порыв прошел и накатила страшная, неимоверная усталость и начал подкрадываться ужас содеянного. Он встряхнул головой, отво
   дя наваждение. Нет. Нельзя. Будь хотя бы один раз честным человеком.
   - Прощай, Кончита. Я люблю тебя. - Сказал он, погладив ее по мягким пружинящим волосам. - Я тебя буду помнить.
   - Я тоже, - ответила она, - а ты приедешь хоть когда-нибудь?
   - Обязательно, Конча, любовь моя... - ответил он совершенно искренне, зная, что не раз в своих мечтах ТАМ он будет возвращаться на эту улицу, к Конче. То, что между ними не произошло главного, томительно отзывалось в нем своей незавершенностью и он чувствовал, что именно это не даст ему забыть ее. - Уходи. - Сказал он,
   - иначе мы не расстанемся. Уходи.
   Она послушно отошла от него и пошла, опустив голову, медленно, но упорно. Вот уже скрылась за углом. Нет ее...
   А впереди Нэля с криками. В.В...
   Ужас охватил его.
   Митя открыл дверь в квартиру и сразу увидел Нэлю. Она сидела на их роскошном белом кожаном диване, - маленькая, с большим животом, в домашнем халате, бледная синюшной бледностью.
   - Вот и он, - с усмешкой сказала она кому-то, повернув голову, - я же говорила, что он жив. С ним случаются другие вещи.
   Митя медленно вошел в гостиную.
   Там, куда обращалась Нэля, сидел В.В., как всегда, с иголочки одетый, причесанный волосок к волоску, но с обездоленным лицом,
   - с этим выражением он, видимо, не смог справиться.
   - А мне все твердят, - счастливица, - сказала она ядовито, - вот, посмотрите, какая счастливица.
   Она подошла к Мите, колышась своим животом, и сказала, как плюнула, даже брызги долетели до его лица: дрянь.
   И ушла в спальню.
   Митя молча сел напротив В.В. за журнальный столик.
   На нем стояли бокалы с коктейлями и фрукты. Значит, несмотря ни на что, Нэля "принимала" В.В.
   - Что с вами, Митя? - Спросил В.В. упавшим до шепота голосом.
   ... Да, ведь это он, Митя, подвел и предал не только себя, он кинул самого В.В. и может быть, больше, чем себя.
   - Не знаю, - ответил Митя горько, - я и правда, не знаю... Простите...
   - Я не стану распекать вас, - сказал В.В. все тем же голосом, - вы сам знаете, что содеяли.
   Он помолчал, ожидая хоть звука от Мити, но Митя как онемел.
   - Я не понимаю... - сказал В.В., - Неужели у вас нет совсем чувства меры, опасности, ответственности, наконец?.. Но все еще пока поправимо, и это зависит от меня. Но вы должны мне все
   рассказать. Все, понимаете? Чтобы я мог ориентироваться, как говорится, в пространстве.
   В.В. все же решил видимо как-то попытаться спасти хотя бы себя...
   Митя помедлив, ответил, - простите, Виктор Венедиктович, но я вам ничего не расскажу. Я сам не разобрался ни в чем. Может, со мной ничего не происходило, а может, очень важное... Клянусь, я не знаю. И возможно, не узнаю никогда. Что же я вам расскажу?..
   Митя устало смотрел на него.
   Теперь, когда кончилась неизвестность, будто глыба свалилась с его плеч и ничто не казалось страшным впереди.
   А у В.В. волосы шевелились на голове и озноб бежал по телу, охватывая обручем голову, которая начинала пульсировать и безобразно болеть. Он подумал, что Митя сошел с ума, но по лицу его этого не скажешь... Болен? Нервный срыв?.. Мите нужен отдых. Глубокий отдых. И все постепенно наладится... Так он успокаивал себя, понимая, что все - зря, зря...
   Вслух он сказал, - Вадим Александрович, приведите себя в порядок, развейте настроение Нинэли Трофимовны. И приходите ко мне. Я всю ночь буду работать, так что в любое время. И если
   можно, приведите в порядок ваши впечатления и... приключения. Я
   должен все знать. Вы меня понимаете? Я всегда прикрывал вас, говорил, что находил нужным. Прикрою и сейчас. Но я должен все знать. Нельзя же так вот, ни за что, - положить свою жизнь на рельсы... И не только свою...
   - Виктор Венедиктович, - сказал Митя чуть ли не умоляюще, - простите меня, я вас ужасно, отвратительно подвел. Я поступил как подонок. Но я никуда не хочу ехать. Я никакой не тореро. Это мура. И не смогу быть им.
   - Ну, конечно, кто говорит! - Почти закричал В.В., хватающийся за малейшую возможность общности, - Это же иносказание!..
   - Нет, В.В.! - Тоже закричал Митя, - вы же понимаете о чем я говорю! Я - ненадега. Зачем вы ставили на меня?..
   В.В. сник.
   - Вы не правы, Митя, - прошептал он, - и правы. Как всегда. Надо было делать все гораздо раньше. Поздно. Вы состарились, Митя. Вы не тот король-олень, каким были. Вы ничего не можете. Или вообще ничего не делать. Я - старый дурак. Стал им. Я верил в свои дурацкие мечты... Вы казались мне...
   Он замолчал безнадежно.
   Молчал и Митя.
   В.В. встал. Подобравшийся, официальный, суховатый. Начальник.
   - Вадим Александрович, наверно, я не буду препятствовать посы
   лу определения в Москву. Видимо, это действительно будет лучше и для вас, и для меня. Вас оставят в Москве, дадут какое-то место, верю, что проступок ваш не так страшен, хотя вы и не хотите мне рассказать... Но это ваши проблемы. Вы... - В.В. замолчал, видимо не находя нужным что-либо продолжать.
   Эти внезапные холодность и официозная сухость заставили его сказать: простите. Спасибо вам за все...
   В.В. пожал плечами и ушел.
   Митя лег на диване и стал было проваливаться в сон-бред, как вошла Нэля и спросила: а где мои шубы? Подарил какой-нибудь шлюхе?
   Он разозлился: она не смела так с ним разговаривать раньше... И потом откуда эти - "шлюхи"?..
   Вытащил из кармана оставшиеся от "гулянья" деньги, и молча отдал ей.
   Она зарыдала в голос и Мите стало невыносимо жаль ее.
   С огромным животом, маленькая, бледная, плачущая!.. О, Боже, что он сделал с веселенькой крепенькой девочкой Нэлей? Почти всегда беременная, всегда обманутая своим мужем и не знающая еще, что сегодня Митя испортил ей окончательно жизнь.
   Испортил глупо и бездарно.
   Она шла в спальню, переваливаясь и всхлипывая.
   Ее стриженый затылочек, будто у маленькой девочки, вызывал горькую жалость.
   Митя вскинулся с дивана, подошел к ней, взял сзади за локти и прижался головой к ее шее. Она зарыдала еще громче.
   - Нэля, милая, прости меня, прости. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива.
   Она рыдала навзрыд, и плечики ее вздрагивали.
   Митя понял, что к нему пришло решение. И не сейчас. Раньше. Когда в двери исчезла фигура В.В.
   Он пойдет к В.В. Он расскажет ему все с самого начала. Как он, Митя, вышел в серебряное утро, как шел по кривой, странной для Нью-Йорка улочке, а впереди удалялась девочка в белом крахмальном платье...
   Он будет рассказывать, как раздеваться: все, вплоть до белья,
   - нате, смотрите, я разделся. Не погубите голого несмышленого земного человека... С его мелкими страстями и проступками?..
   В.В. поймет, что Митя наг и сир и сделает вид, что все как должно, что эта странная беседа в полночь, на самом деле - бесе
   да близких людей, друзей...
   И все закончится благополучно, как всегда у него было.
   В.В. действительно не спал. Но Митю уже не ждал. Однако принял, не обрадовавшись его.
   Ибо, придя домой, в свою одинокую холостяцкую квартиру, В.В. вдруг смертельно обиделся на Митю, до боли, до слез, до ненавис
   ти.
   Возможно на него повлияла обстановка митиного дома: беременная милая, униженная Митей Нэля, дом - полная чаша... Что здесь, что в Союзе. Двое премилых детей и прекрасный тесть.
   А эта мразь (так обозвал Митю В.В. В.В.! Который любил его. Митя уж если пакостил, то всем, и в первую голову - себе, чего
   уж тут скрывать!) плюет на все и всех и делает, что захочет его
   левая нога ( не нога, поправил себя В.В., а кое-что иное...) и
   не считается ни с кем. И уверен, что все ему сойдет с рук. На
   этот раз - не сойдет! Пусть даже сам В.В. полетит в тар-тарары.
   В эти минуты раздался звонок в дверь.
   Перед дверью стоял Митя, бледный до зелени, с подозрительно красными глазами и набрякшими веками.
   ... Плакал? спросил себя В.В., но тут же приказал себе не рассиропливаться в очередной раз, какую бы интермедию не разыграл Митечка. Хватит! В.В. дал Мите шанс два часа назад, тот его взять не захотел.
   Вот теперь пусть кушает, что сам приготовил.
   Митя спросил хрипло: В.В., вы меня впустите?
   - Конечно, конечно, - спохватился В.В. и отодвинулся от дверного прохода.
   Митя и прошел в гостиную.
   В.В. спросил: выпить?
   Митя кивнул.
   В.В. налил ему джина, и как полагается: тоник, лед.
   Он, в конце концов, хозяин, к нему пришли, - и здесь не должно быть различий: враг, друг или нечто среднее. Служба приучила, загранка, "выпить? Кофе?"
   В.В. смотрел на Митю, пока тот жадно пил джин как воду, и обида не проходила, а калилась и накалялась как кузнечная наковальня в работе.
   ... Щенок, сопляк, думал В.В., он думает, что пришел ко мне и
   все о,кей? И старая тряпка В.В. растает от такого доверия и утром будет вылезать из своей потрепанной шкуры, чтобы спасти несравненного Митечку?
   Митя поднял голову, а В.В. опустил свою.
   Он не хотел, чтобы Митя увидел, разглядел его обиду. Слишком жирно для мальчишки.
   А Мите сразу же стало трудно. Ему нужны были глаза, неважно с каким выражением, - чтобы они смотрели на него.
   Митя ждал, что В.В. хотя бы что-то скажет: обругает, посетует, попеняет...
   Но ничего этого не было и Митя задницей почувствовал,- прокол, конец. Но он же пришел к В.В.! Что, теперь встать и уйти?..
   Нет уж, сиди, раз пришел и делай, что собрался.
   Митя, сжавшись в кулак, заговорил.
   Он начал с самого утра. Но то, что он говорил, выглядело или враньем или пошлятиной, самой по себе - ничего не значащей, но многое говорящей о самом Мите.
   Фактов-то было нуль с дыркой, кроме прощания с Кончей...
   Но это, может опустить?..
   ... Нет, драгоценный, рассказывать, - так уж все. Косноязычно и
   довольно быстро ( день-то был не богат событиями, что говорить...) закончив свою исповедь, Митя добавил: вот потому я и
   говорил вам, что ни на что не гожусь...
   ... Да, ты ни на что не годишься, а может и не годился никогда. Подумал с горечью В.В. Это я тебя придумал, как наверное придумывают тебя твои женщины... А вот змей Г.Г. понял. И не зря назначил эти непонятные полгода здесь... Ах, старый змей, до чего мудр и опытен! Итак, дружочек Митя, я больше тебе не помощник.
   Придется тебе перетерпеть фиаско...
   Митя понял молчание В.В. и похолодел. Почему он не мог рассказать все, когда В.В. просил об этом? Что за идиотизм? Но что было, то ушло, а теперь стало - ПОЗДНО.
   В.В. молчал, понимая, что сказать что-то надо... Ни жалости к
   Мите не было, ни симпатии, ни привязанности.
   Но В.В. справился с собой, - недаром он, старый волчара, так долго жил в джунглях.
   Он поднял глаза на Митю и они ничего тому не выдали. Глаза как пуговицы. И это у В.В.!
   Поднял глаза и сказал доброжелательно ( как говаривал многажды разным людям, зная, что перечеркивает их жизнь... Вот, стал добрячком и - наказан, старый драный волчара): Вадим Александро
   вич, я все понял. Спасибо за откровенность. Я учту обстоятельства
   и сделаю для вас и Нинэли Трофимовны все возможное.
   Надо было уходить.
   Митя встал, все еще надеясь на проявление чувства, - любого! а не этой скрипучей как железный флюгер лживой официальщины...
   Но не было более ничего. Ничто.
   Митя, извинившись еще и еще раз, ушел, - под молчание хозяина.
   Он не пошел домой. Теперь,- он понимал,- он может делать все, что ему захочется. Ничто не может ни убавить, ни прибавить в его судьбе. Он свободен в своих волеизъявлениях. Хоть иди в кафе и гужуйся до следующего дня с Кончей... А что?.. Он вспомнил, что денег у него нет.
   Ни копейки.
   На улице Митя сел на пустой ящик из-под апельсинов, прислонился к сырой кирпичной стене. Он вспомнил, что это - стена магазина. И вдруг с веселым безумием подумал, что пойдет с рассветом в эту лавку, наймется подсобником и исчезнет навсегда для своих соотечественников. Зато проявится для новых людей, которым нет дела до его проступков, причуд и вообще - до всей его жизни...
   И тут же испугался, что уже долго сидит здесь, и В.В. позвонил Нэле или она сама позвонила, и они - снова в ужасе от Мити и его поступков, решат, что по приезде в Москву надо сдать Митю
   в дурдом.
   Он вскочил и бросился домой, задыхаясь от сырого смога. По лестнице он мчался как ошалелый, ему казалось, что он слышит звон телефона.
   Вбежал в квартиру и увидел сразу Нэлю. она лежала на диване, сложив на животе руки и смотрела на дверь.
   - Мне не звонили? - Спросил Митя, задохнувшись.
   - Нет, - ответила она.
   - Я был у В.В., - сообщил он и с готовностью и ждал ее вопросов. Но Нэля не спросила ничего, ей было достаточно посмотреть на него, чтобы все понять.
   Митя рухнул в кресло и с тоской смотрел на Нэлю.
   А Нэля думала о том, что - в сущности - не знает своего мужа, хотя и говорит всегда, что видит его насквозь. Нет, не видит. Он странный... Он вызывает в ней и безумную любовь, и презрение, и жалость... - и откуда и как возникают эти разные чувства, она разъяснить понятно не сможет.
   И почему она сейчас не высказывает ему все, о чем узнала, она тоже не понимает. На что она надеется? На что теперь можно надеяться? Только на папу. И не в отношении Митьки. С ним - все. Папа больше не сделает ни четверти шага, чтобы замолвить за зятя словечко. Даже ради нее...
   Она отвернулась, чтобы не видеть жалких митиных глаз.
   Конец первой части