Васильева Ксения. Удар с небес

   Название он придумал почти сам: вышло из подслушанного случайного разговора: "роскошное убийство"... Кажется, кто-то кого-то очень изысканно угробил.
   И как-то сразу выскочило: "Роскошное убийство фройляйн Ханни". Но больше-то - ни-че-го. Ни слова, как говорится, ни вздоха. Вот он и молчит, будто боится, что украдут сюжет.
   А ведь Родька как-то странно с прохладцей отнесся к тому, что у "Казика" все так - "роскошно". Надыбал что-то... Слушок пошел.
   И - нет его, Роди, где он? А неизвестный сценарий, - Тим уверен,
   - где-то есть! Существует, в отличии от самого Роди.
   Эта бывшая Родькина девочка ему очень приглянулась и сама по себе и может знать что-то о сценарии!
   Нельзя же, в конце концов, ему снимать и снимать римейки!
   Пусть и блестяще им сделанные!
   Уже посмеиваются над этим, он знает. И называют его заглазно "Мотиватор" - типа, "Терминатор".
   Сценарий! Полцарства за сценарий!
   Беспросветные мысли прервал приход какого-то милицейского чина унылейшего вида.
   Чувствовалось, что и чину, как и ему, Казиеву, тоже нехвата - ет в жизни какой-то изюминки, чего-то брызжущего, пенистого и острого, как шампанское!
   Какого-нибудь такого дела, которое заставило бы говорить о "чине", как о Великом Маэстро сыска!
   После всяческих формальностей, чин задал вопрос о том, кого мог бы Казиев представить...
   Онв опять подумал об Улитке, но не высказался вслух, потому что он на Улитку наклепает, а она ни сном, ни духом, конечно же!
   Вяло поговорив неизвестно о ком и о чем, Казиев и его "защитник" с облегчением расстались.
   Наконец, Казиев выписался.
   Никаких "убийц" не нашли, - ни близко ни далеко.
   Казиев махнул рукой на свое "дело", чему милицейские обрадовались несказанно и спустили все на тормозах.
   А Великий режиссер, после своего "полуубийства" стал чувствовать себя моложе, жарче, боевитее, чем - до. Поблагодарить бы того, кто его так тряханул! Хотя благодарностей этот отморозок, конечно, не стоит, потому что какие-то секунды, ещё одно движение и!.. Вместо бодрости - полнейший покой.
   Лежал бы сейчас Казиев на Кунцевском (все-таки?) кладбище и никакие сценарии и красавицы его б не волновали.
   А для него, - пока живого, - сейчас нужны: сценарий и девочка-грузинка, бывшая Родькина "Цыпа"!
   И тогда сам черт ему не брат!
   7. "АНГЕЛ ИЗ АВОСЬКИ".
   (продолжение)
   Я сидела на клеенчатом холодном диване, тряслась от безисходности и думала только о том, как сбежать.
   Старик ушел с утра, что обычно делал в последнее время, после нашего такого короткого путешествия во Францию, где я у него была за все-про все: и посыльный, и охранник, и поломойка... Паспорт заграничный был сделан в два дня, лицензия на ношение оружия тоже (теперь он её отобрал). А в той Ницце, в Сан-Тропе, я почти ничего не видела. Сидела и следила, кто мимо нашего дома проходит, да с этим Родей встречалась, записки передавала от Старика... Сам он старался - ни-ку-да. А на презентацию поперся, злой как демон! Кто-то убил этого Родю. Говорят, какие-то особые пули нашли... В общем никто ничего не знает, а я уверена, что "мой" Старик знает! Откуда он? Кто?..
   Надо бежать, бежать срочно! Или он и меня убьет. Зачем я ему? Свидетель.
   Все покатилось в черную яму, после того, как я встретила этого демона в человеческом облике, на распушенных ранним летом бульварах.
   И теперь я могла думать только об одном: бежать. Но как?..
   Паспорта у меня нет. Рукопись Леонид Матвеича он куда-то затырил. Про меня все знает. Здесь он шляется по городу один, без меня. "Охранник" сидит в заперти.
   Кстати, он пошучивает насчет того, что убийца того мужика в Ницце - я.
   Мол, я где-то шлялась в тот момент и он не знает, где, и стрелять я теперь, мол, благодаря ему, умею не хуже какого-нибудь киллера-шмиллера...
   На фига этот Родерик мне сдался! Я знала только, что "мой" должен был с ним встретиться после презентации...
   Но не встретились, естественно, и мы смотались оттуда вмиг, аж ночью. Старик говорил - молчи - и я будто дебильная или глу - хонемая шла молча, а он по-французски что-то обо мне пояснял.
   Старик заплатил мне всего 50 долларов за "работу". Он - такой подлый! Я никогда не думала, что старые люди могут быть такими.
   Мне всегда казалось, что старость - это мудрость и доброта.
   Он уходит, и у меня работа: сажусь и размышляю: как мне отсюда сбежать? И еще: куда? К кому?
   Домой? Но не хочу я домой, даже вот при таком моем раскладе. Найду я выход!
   Старик приходит и сразу же спрашивает, чем я занималась. Я отвечаю, что ничем особым. Готовила обед, мыла полы и т.д. Он с одобрением кивает.
   - Вот будешь вести себя положительно, мы снова куда-нибудь махнем. Я связываюсь сейчас с серьезными людьми, а не с такими щелкоперами, как Родя!
   Сегодня мне что-то совсем неймется. Мне кажется, - вот-вот я найду решение, как выбраться отсюда!
   На улице мне бояться нечего: теперь внешне я ещё больше похожа на парня. Волосы - короче, куртка длиннее и шире, безразмерная, бахилы на огромной подошве, бейсболка и очки. Старик там купил.
   А в кармане - извините-с, - "беретта", которую старик почему-то забывает у меня забрать, наверное подпортил там что-нибудь или патроны холостые... Знаю я его!
   Но вид-то у пистолета остался! Такой, как надо, - и напугать до мокрых штанов можно любого.
   Ярость меня обуяла. Какого, я здесь сижу и дрожу как заяц?! Да пошло все тудыть-растудыть, как говаривал мой папаша, сильно захорошевши.
   Я встала и пошла к старикову гардеробу. Не там ли находится рукопись моего учителя? А может быть и ещё что-нибудь интересное, - что можно прихватить с собой. На всякий случай, для собственной безопасности. Мне кажется, он за каждую свою бумажку задавится. Любой шантаж можно устроить, а жаловаться ни в какую милицию он не пойдет, - он всех боится! Вон он как внешность меняет, когда куда-то бредет, а на самом деле он совсем другой выше, стройнее, моложе, пару раз парик лохматый седой напяливал и усы с бородкой - я его не узнала!
   Я шарахнула рукоятью "беретты" по замку на гардеробе. Устоял замок.
   Тогда я хорошенько его поизучала и шарахнула уже с умом, да не раз, а все пять...
   И гардероб распахнул мне свое нутро!
   Давно так надо было действовать! А уйти незаметно и ничего не прихватить - это значит объявить себя полной дурой!
   Конверт с тем фото! Ура. Я швырнула конверт в свой рюкзачок. Папка, которую я видела у старика там, в Сан-Тропе, хотя он старательно прятал её от моих взоров. Но я углядела: розовая, с кнопочкой. Раскрыла и вытащила несколько листков, - так незаметнее... И в рюкзак!
   Еще одну, толстенькую, серую, которую он на ночь частенько проглядывал, подрастрясла, - письма какие-то, - туда же.
   Больше, пожалуй, не надо. И так заметит, хотя я составила папочки как было, чтоб не сразу хватился.
   Рукописи учителя моего не было. Неужели эта старая скотина сжег ее? Паспорта тоже не видно.
   Деньги, доллары, лежали у него в конверте - вот дурак! Думает, что так запугал меня, что я теперь как опоенная мышь буду сидеть на стуле до скончания века?.. А век-то вон он, закончился! Я взяла сто долларов, не больше. Пусть не думает!
   Кочергой, - смелости во мне прибывало, - я стала сбивать на кухне с черного хода замок. Он был, зараза, очень крепкий, но в конце концов, поддался!
   Сбежав по затхлой грязной лестнице, я очутилась на свободе! Чего было столько времени думать??!
   * * *
   Где искать Алену Новожилову? Без неё мне просто-напросто надо сдаваться в милицию или становится неузнаваемой бомжихой, или - по моему виду, - бомжем. И потом я ведь ещё ничего не сделала для моего Учителя!
   Центральный Телеграф! Уж тут-то мне что-то смогут сказать? Предварительно зайдя в платный туалет, отстегнула носовой платок со "сбережениями", пошла к окошечкам и начала нудить, что я из провинции, что здесь живут родственники и что у меня украли кошелек, а я не помню адреса, фамилия родных - Новожиловы, а мою сестру зовут Алена, - значит - Елена...
   Девица в окошке отогнала меня: таких справок не даем.
   Я пошла к окошку, с другой девицей. Эта оказалась попроще и я уже поумнее. Я сразу же сунула ей пятьдесят рублей и, - о счастье! - она сказала, - подожди. И скоро у меня в руках был и номер телефона Новожиловых и адрес!
   Решив сразу, что звонить не буду, - по телефону погонят, это как дважды два, а вот из квартиры, пожалуй, все-таки не выпрут?..
   Дом их, оказалось, стоит прямо на Тверской, напротив Пушкина! И чуть не рядом, через бульвар в переулок, - домишко моего
   "хозяина"!
   В настроении, прямо скажу, аховом ( про Новожиловых ничего неизвестно. Да и не помнят они меня!), я побрела к их дому.
   8. НЕНАЗНАЧЕННАЯ ВСТРЕЧА.
   Улита решила пожить в Родиной квартире.
   Там Центр, все близко, - кто-то забежит, с кем-то хоть поговорит, посплетничает и то, глядишь, развлечение-отвлечение... А то здесь, почти на краю Москвы, одна - одинешенька.
   Набрала из маминого дома книг, каких-то памятных вещичек, напольную вазу, которую они обе любили, и вообще всякой всячины, - и все это потянуло килограмм на десять. Пришлось брать крафтовый мешок.
   Его она тащила от своей "шкоды", надседаясь. Вот идиотка! Неужели нельзя было в два раза?
   Выйдя на выложенную плиткой дорожку к подъезду, она услышала позади себя - Пардон! - сказанное ломким голосом, и вмиг её рука была свободна от этого чудовищного крафтового мешка.
   Улита повернула голову и встретилась с ореховыми глазами под такими же ресницами и улыбкой, с острыми как у волчонка зубами.
   Она почувствовала такое несказанное облегчение! - потому что этот дурацкий мешок заставил бы её в подъезде, - лишь бы не на глазах! заплакать от унижения и неимоверной тяжести, каковая уже не для нее.
   Но тут оказался ТОТ юнец!
   Она ждала, что он, пропустив её в лифт, поставит рядом аккуратно мешок и с такой же ничего не значащей улыбкой усвищется по своим неотложным юным делам.
   Нет.
   Никак Улита не может предугадать движения души человеческой! А ведь актриса... И ещё "великая"!
   Они доехали до её этажа, - он быстро, так же ломко, спросил: седьмой?
   Она кивнула.
   На этаже он выволок мешок из лифта, прислонил его к стенке у двери и стоял, беспечно как-то, странно, легко. Ждал, когда она откроет дверь.
   Улита же возилась с ключами гораздо дольше, чем обычно. Во-первых, у неё отчего-то затряслись руки, а ей вовсе не хо - телось выглядеть то ли алкоголичкой, то ли просто "больной на голову".
   ... Что же это? Мне надо будет ради вежливости сказать ему заходите... Если бы ему было лет тринадцать, она бы конечно зазвала его, включила видик с играми и накормила до отвала мороженым.
   Но тут?
   Вроде бы довольно взрослый молодой человек. Тем более, она видела, как остановилась в изумлении какая-то из здешних домработниц, когда увидела, как они идут к подъезду: она налегке и он с её мешком.
   Она обязана пригласить его. И ничего страшного тут нет!
   Он откажется, - и вежливость будет соблюдена.
   Улита повернулась к юнцу и приторно, - ей так показалось, - спросила: хотите кофе? Правда, у меня растворимый.
   Он серьезно ответил, глядя на неё сверху вниз какими-то пристальными и вместе с тем ничего вроде бы не выражающими глазами,
   - а я и пью только растворимый!
   Вошел в квартиру, прислонил несносный мешок опять к стене и стал оглядывать холл, так, будто собрался эту квартиру перекупать.
   - Идемте, - сказала Улита, - и рукой повела в сторону столовой, где было красиво и прибрано.
   Но он спросил коротко, - а кухня там?
   Она утвердительно кивнула.
   Он прошел туда, оглянувшись на неё и опять улыбнувшись победной волчьей улыбкой, - я люблю кухни...
   Капризный мальчишка, с некоторой досадой подумала Улита.
   На кухне у неё с прошлого ещё прихода стояла немытая, уже наверное, заплесневевшая чашка из-под кофе.
   И увидела, что он, задрав широкие рукава своего серо-сизого блузона, моет эту сволочную чашку...
   Улита онемела.
   Он был для неё слишком подвижен и быстр и она не знала, о чем он думает и вообще не знала даже, как его зовут. С этого и надо было начинать, укорила она себя и представилась, - меня зовут
   Улита Алексеевна... Вас?...
   - Максимилиан, - насмешливо откликнулся он и добавил, - наверное, более длинного имени родители не смогла разыскать...
   Говорил он быстро, будто все время чуть посмеиваясь и над собой, и надо всеми. И говорил как-то слишком четко и... немного книжно, что ли? Литературно?
   А надо мной, подумала Улита, он посмеивается.
   Максимилиан, вытерев руки полотенцем, обернулся к ней.
   - Зовите меня Макс, это проще. А в школе меня звали Мак.
   ... В школе... Господи Боже мой! Почему этот ребенок тут?..
   Ей захотелось зайти в душ, смыть хотя бы налет пыли и усталости, нельзя же представать такой затрюханной перед этой сияющей юностью. Ни для чего иного! Для собственного утверждения, чтобы не жаться чушкой с помойки!
   Сейчас она поставит чайник и...
   Улита встала и тут же вскочил он.
   - Сидите, Максимилиан, - почти по складам назвала она его и в первый раз улыбнулась.
   У него засияло лицо.
   - Я понял, где, что, - быстро сказал он, - я поставлю чайник... А вы занимайтесь своими делами.
   Они сидели на кухне и пили кофе.
   Максимилиан либо упорно, как-то даже странно-пристально смотрел ей в глаза или же вставал, и своей летящей пружинистой походкой выходил из кухни в комнаты.
   После второго из походов он сказал, что квартира ему не нравится, она - безлика.
   То же чувствовала и Улита, но чтобы юнец?... Так тонко отметил и точно?
   Что происходит, она понять не могла и не пыталась, но ощущала за всем этим безобидным кофепитием что-то пугающее.
   Тогда она начала болтать, чтобы стряхнуть это странное наваждение.
   Она болтала о ВГИКе, об их розыгрышах, о смешном капустнике, который она почти весь, оказалось, помнила... Забыв как-то, с кем говорит, притащила их курсовую фотографию. Где посередине, как два голубка, сидели они с Казиевым, будучи уже гражданской семейной парой...
   Максимилиан рассматривал фотографию и она видела, что его взгляд устремлен именно на них: Казиева и Улиту.
   Потом он поднял на неё глаза, какие-то уже другие, - то ли равнодушные, то ли, - она побоялась признаться себе, - злые.
   - Это я, вы узнали? А рядом мой муж, Казиев, режиссер теперь... зачем-то сообщила она. Защищалась именем Казиева? Сло - вом - "муж". От этого странного мальчика?..
   А может он - маньяк?.. Или идиотский поклонник, который будет теперь торчать у её дверей! О, Боже!
   Но он тут же, будто учуяв её мысли, сказал также смешливо, - не бойтесь, я не буду засыпать вас миллионами роз и торчать под окнами... Я не тот, за кого вы меня чуть не приняли.
   Максимилиан положил фотографию вниз лицом, - лицами.
   - Когда-то мы любили друг друга... - Глупо заявила она.
   - Это заметно на фотографии... - Откликнулся Максимилиан и вдруг улыбнулся своей сверкающей улыбкой, - а сейчас все прошло? Простите...
   Улита разозлилась.
   Как он смеет влезать в её жизнь! И вообще, почему она разрешает сидеть этому мальчишке, развалясь на стуле, в её кухне, и попивать кофеек!
   ... Что ты знаешь о любви, мой маленький Максик! Подумала она и прямо взглянула в ореховые глаза, в которых явно скользнула сейчас прозелень... Что ты знаешь!
   Он вдруг быстро поднялся со стула.
   - Если вам надо ещё что-то перевезти сюда, я могу помочь. Возьму машину, мамину или папы...
   - А у вас разве нет своей? - Удивилась она.
   Он помотал шоколадными крутыми волнами волос.
   - Нет. Я не люблю машины. У меня мотоцикл. Харлей, если вы знаете. Но я могу, что хотите, привезти на нем. И вообще, вы боитесь мотоцикла?
   - Нет, нисколько, - почему-то твердо заявила Улита, хотя никогда не садилась на мотоцикл именно из-за страха.
   Но тут!.. Она ему ещё покажет, этому нахаленку!
   - Тогда мы поедем! - Воскликнул он. Глаза его оживели и в них все шире разгорался зеленоватый свет, - когда?
   - Я вам свистну, - засмеялась она, стараясь шутливостью тона свести все на нет. И сегодняшнее кофепитие - тоже. Так, от ску - ки, юмористика.
   Они стояли уже в холле и она не знала, прощаться ли с ним за руку или просто по-матерински похлопать по плечу...
   Пока она раздумывала, он махнул двумя пальцами, прощаясь, и исчез. Она закрыла дверь, прошла на кухню, увидела две чашки из-под кофе, - как черепки древнейших поселений, - села на стул и сжала руками горящие щеки.
   Ах, дура!
   Но что это было?.. Откуда ей знать!
   9. ЛАЗУТЧИЦА БАБА ПАША.
   Пока Макс летел на своем Харли, его ученая мама, Наталья Ашотовна, сидела дома, в своем кабинете, и корпела над рекламой новой книги талантливого прозаика, которого надо очень хорошо подать, чтобы продать...
   И реклама получалась!
   Максимилиан сниматься в рекламе не желает, как она его не просила. Она сама его пробную фотографию сделала, и теперь в десятый раз, а может, и тысячный, - рассматривала своего сына. И сердце её исходило любовью к нему и гордостью.
   Красивый, умный, серьезный.
   В кабинет тихонько стукнули. Кто там еще?
   - Я это, Ашотывна, я, баба Паша...
   Наталья рассмеялась облегченно, ей почему-то показалось, что весть, идущая от стука, - нехороша. А что может сказать плохого баба Паша, их давняя подружка-домработница, перешедшая в наследство от уехавших приятелей. Жилплощадь, - как называла свою комнату в коммуналке баба Паша, - к счастью, имела свою.
   - Что, Пашенька, что, золотце мое?! - ласково и радостно воскликнула Наталья, понимая, что рекламный проект можно на неопределенное время отодвинуть.
   Баба Паша протиснулась в дверь.
   Габариты у неё были огромны: большого роста, толстая, с большой головой и толстой седой косой, накрученной на макушке, - она выглядела бойцом японской национальной борьбы толстяков.
   Наталья рядом с ней смотрелась маленьким мышонком, но мышонком очень бойким и веселеньким.
   - Присаживайся, Панечка, расскажи мне что-нибудь смешное, а то я так устала... - откинулась в кресле Наталья, а Паша взгромоздилась на "стуло" ( так она "их" называла) и печально покачала головой.
   - Может и посмешу я тебя, Ашотывна, только смех тот плохой.
   - И что же ты мне скажешь? - Уже без всякого энтузиазма спросила Наталья.
   Паша была человек прямой и простой, потому и брякнула сразу то, что видела и что сразу же по-своему восприняла.
   - А то скажу, что как седни переехала эта красавица из-под лавки кусается...
   - Кто это? - удивилась Наталья.
   - Как - кто? Не знаешь, что ли? Мадама эта, того, ну, которого в заграницах погубили, артиска погорелого тятра.
   Паша не признавала актеров, а уж старых баб, которые кривляются по телевизору, накрашенные и размалеванные как куклы, и вов - се на дух не переносила.
   - А-а, - засмеялась и догадалась Наталья, - Улита Ильина, да? Так что с ней?
   - С ней - не ведаю, а вот наш-то Максимушка её встречал, вещи ей таскал и сидел там... - Паша посмотрела на подарок хозяев - часы, - боле часу. А потом как самашеччий на своем этом помчался, куда не знаю. Вот так-то, Ашотывна. Все диву дались, я спрошала людей.
   ... Так. Она и людей уже "спрошала"! Значит сплетни в три раза более зловещие ей ещё придется услышать! Но зачем Максику нужна эта очень красивая но в возрасте дама? Из-за её славы? Возможно... Но ведь неизвестно, может, он просто помог донести вещи и она, как светский человек, предложила ему что-то выпить... Максик почти не пьет и поехал на своем Харли, значит - кофе чашечку, прозорливо подумала Наталья, и успокоилась.
   Вот только "люди", которые уже обсуждают это происшествие... Надо бы тонко намекнуть об этом Максу. Хотя он такой своенравный и отъединенный!
   - Панечка, дружочек, - начала она опять прежним ласковым голосом, так ведь Улита Ильина наша давняя подруга! Она толь - ко-только въезжает в квартиру! Макс ей поднес вещи и выпил чашку кофе, он мне сказал, - врала Наталья.
   Баба Паша припотухла.
   - Во-она что... - Протянула она поскучневшим голосом, - а я и то думаю, чего это надо старой-то бабе от такого прынца заморского? А ему чего? Вот и подумала, что тебе надо сказать.
   - И правильно сделала, - подбодрила её Наталья, - и в следующий раз тоже говори про всех, кого с Максом увидишь! Улита - это наша, это так, чистая помощь... А вот что другое - тут же говори!
   ... Да и про неё - тоже, - не утерпела было Наталья, так как в голову её пришли совсем не успокоительные мысли.
   ... Геронтология - наука о старости.. И есть такие люди, геронтоманы: молодые мужчины и женщины, которые любят старость, Наталья слышала о таком...
   Это - психическое отклонение. Боже, неужели их мальчик, их красавчик!.. Потом она сказала себе, что Улита, конечно, же не старуха, но!... И красавица ещё какая! Конечно, со всякими ухищ - рениями, которых мальчик не понимает... И знаменита! И всяких около неё крутится историй! Мог! Мог Максик увлечься! Вполне! И надо этому поставить преграду, но так тонко и незаметно, чтобы комарик носиком не учуял. А это Наталья умеет. Если б не она с её дипломатизмом и нежным воркованием никогда бы у них не было никакого издательства, с ее-то грубятиной-мужем, прямолинейным как рельс! Ох уж этот хохол Александр Павлович Божко! Ничего нету у него от еврейской тактичной и мудрой мамаши - Сарры Израилевны. Та всегда по этому поводу сокрушается, когда наезжает из благословенного города Одессы. И, кстати, каждый раз очень внимательно следит за Максиком. Она ничего пока не говорит, - да в общем пока и не о чем, но таким своим черным острым глазом смотрит ему вслед, что становится ясно, - чего-то боится старая ворона, боится за своего внука единственного.
   Итак, Наталья, - сигнал получен и должен быть "отработан"!
   10. СТАРИК.
   (краткое отступление)
   Степан Семенович, он же Дмитрий Львович, он же Акакий Серафимович и так далее, сидел посреди своей комнаты и не злился, а безмерно удивлялся.
   Как? Как эта деревенская дуреха могла так обвести его вокруг пальца?
   Его!
   Который обводил вкруг своего пальца дипломатов и священников, банкиров и наихитрющих старух-наследниц... А уж о светских людях и прочей мелюзге и говорить нечего. Просто надо признаться самому себе, что он стал стар, сдает. Даже не стар, - древен.
   И вот отсюда все промашки. А их - не счесть. Слава Богу, что теперь их считает только он один.
   Без паспорта, без денег фактически, - ну что она взяла у не - го сотню долларов, - все постеснялась. Без знания Москвы!. Балда! Но ведь обманула. И какая силища! Хорошо, что он пистолет зарядил холостыми, хоть на это сподобился.
   Он должен себя сберечь до определенного часа. Вот только дура умотала. Без неё сложнее.
   Пугал, пугал девчонку, она и перепугалась насмерть. Старая калоша, дурень, списывать пора. Да уж скоро. Чего жаль, так это его записей. Слямзила их частично... самую середину. А из серой папочки взяла несколько писем, важных. Для него. Стервоза! Но ни - кто ни в чем не разберется, да она не для этого взяла - как защиту себя или шантаж?..
   И все же надо торопиться. Выходить напрямую. Сейчас - можно. Время подстегивает...
   11. ДВЕ ДЕВИЦЫ И МАЛЬЧИК-ДЕВОЧКА...
   Наконец, я добралась до Новожиловых. Прошла через консьержку, которой наплела кучу ерунды насчет родства и прочего и даже слезу пустила...
   Та оказалась доброжелательной и поверила, что я двоюродная внучка бабки Клавы. От неё же я узнала, - а потом вспомнила! - имя-отчество бабки: Клавдия Егоровна.
   В дверь я позвонила звонко, какого фига я буду трястись перед ними. Мы из одного городка! Ну выскочили они раньше, так что, теперь я должна им в ножки кланяться? Попробую остаться у них на день-два, а там... Как судьба повернется. А вот мамашу помню, как зовут, врачиху нашу районную, - Надежда Ивановна. Слава Богу, что её хоть не забыла!
   За дверью зашлепали шажки и старческий голос громко бормотал: сичас, сичас, кто там?
   - Здравствуйте! - Прокричала я сквозь дверь, - Я из Славинска, вашей внучки подруга! Ангел я!
   Правда, она всегда лучше действует.
   Дверь приоткрылась.
   (Что бы мы все делали, если бы человечество лишилось любопытства!)
   Через цепочку на меня смотрела маленькая старушонка.
   Да, это она, Клавдия Егоровна! Но как же она состарилась! Седая как лунь, личико - печеное яблочко.
   Но и она меня не сразу узнала, я ведь тоже изменилась, особенно в последнее время - во Франции побывала, все ж таки.
   Клавдя присматривалась ко мне, присматривалась, и наконец-то! запричитала, отмахнув цепочку.
   - Никак Володьки и Зойки дочка, из авоськи!
   И расхохоталась.
   - Она, Клавдия Егоровна, - ответила я уже не так сладко. Далась эта авоська!
   Клавдя - старуха была добрая и хорошо ко мне относилась. Алена, конечно, воображала из себя невесть что, - как же папа - ша - главный в городе.
   Но как-то так получилось, - я придумщица, проще - врушка была отменная, - меня к ним пускали, думаю, из-за моих россказ - ней, которым бабка верила истово, а отец Алены и её мамаша потешались.
   Я стояла в холле огромной квартиры, а Егоровна все вспоминала и вспоминала Славинск и никуда меня не звала.
   И вдруг заплакала и сказала: Надюшки-то больше нету, умерла она от какой-то такой болезни, что и не выговоришь, а Саня-то мой, снова женился, на молоденькой ( здесь я услышала легкое осуждение в голосе), и теперь только и приезжает к нам, когда деньги привозит, а когда новая мадама съезжает с дачи, - в августе - они с Аленкой могут туда ехать.
   Тут Егоровна спохватилась.
   - Ой, да что это я, гостюшку в прихожей держу. Идем, Ангелинка, идем, я тебя чаем напою. У тебя и вещей-то нет, одна сумочка заплечная? Проездом куда?
   Так она бормотала, пока мы шли по длинному коридору, в самый его конец. А про вещички и "проездом" старая хитрая мышь спросила не так просто, надо было ей узнать, - надолго ли гостьюшка?