Васина Нина. Черные розы для снайпера

   – Ей нужен был специалист по космическим связям, – задумчиво сказала Ева.
   – Тогда почему он мертв? – помахал фотографией Аркаша.
   – Он не согласился сделать то, что она хотела. Она захватила жену в заложницы, жена позвонила мужу. Муж срочно прилетел, не зная еще о смерти жены. Разговор вечером в парке. Категорический отказ – смертельный приговор.
   – Либо он уже знал о смерти жены.
   – Аркаша, зачем тогда ему идти на встречу?
   – Логично, – вздыхает Аркаша.
   – Она будет искать следующего. Ее надо остановить. – Ева смотрела в упор.
   – Ты мне тут не намазывай тонким слоем личностное отношение на работу. И про неоправданные смерти разговоры не заводи. Ты крутишься вместе с нами, конечно, недолго, но должна понимать. Дело – прежде всего, хоть это и звучит затасканно. Пока не узнаем, чего ей надо, никаких остановок.
   – А можно намекнуть и испугать?
   – Испугать, да? Если она – та, за которую мы ее принимаем, то я бы сказал, что ты самоубийца. Вот тебе разрешение на досмотр историй в психологическом Центре. Когда соберемся на обмозговывание?
   – Я сегодня к детям еду. В воскресенье соберемся. Если ничего не будет срочного.
   – Ну, будь жива.
   – И тебе того же.
 
   В шесть десять Ева Николаевна, закупив два пакета продуктов, тащила их по лестнице Центра психологической помощи, раздумывая, что это такое случилось с воинственной вахтершей. Бессмысленно улыбаясь, женщина кустодиевской купчихой сидела за стойкой, выставив перед собой в растопыренных пальцах блюдечко с чаем, и твердила испорченным автоматом: «И вам поможем, и вам, проходите, пожалуйста, и вас вылечат…»
   Дверь в кабинет Далилы была открыта, оттуда доносился такой шум, как будто опрокидывают мебель. Ева присела и поставила на пол тяжелые сумки. Она прижалась спиной к стене и стала медленно подходить к двери, осматривая холл. У окна в холле стояла очень обеспокоенная Сонечка Талисманова, хваталась ладошками за щеки, засасывала губу и повизгивала, делая непонятные Еве знаки. А навстречу, еле передвигаясь и бессмысленно улыбаясь, шла Далила. С ее мокрых волос капала вода. Анна Павловна, застыв истуканом, спокойно наблюдала все это, сидя на диванчике и сложив примерно руки поверх маленькой сумочки на коленях. Из соседних кабинетов уже выходили люди, мокрая Далила уверяла их, что все в порядке. Ева подошла к двери и осторожно заглянула в комнату.
   Кабинет Далилы был разгромлен. Тахты опрокинуты, кое-где на них была разрезана обивка. Два журнальных столика нацелились в потолок гнутыми ножками, кресла перевернуты, книги выброшены с полок на пол. Полина, босая, стояла на стуле и отдирала провода, упакованные в пластмассовую трубку, она рвала на себя эту трубку, запрятанную на стыке потолка и стены, и уже почти дошла до дверной коробки.
   – Привет, – сказала Ева, быстро войдя в кабинет и останавливаясь на безопасном расстоянии. – Нервный срыв? Недосыпание? Проблемы в личной жизни?
   Полина вскрикнула и резко прыгнула вверх и к двери, сгруппировавшись в воздухе – колени к груди. Ева бросилась ей наперерез, выставив руки над собой, словно ловила невидимый мяч. Она подгадала выброс ноги вперед, на входящую Далилу, оттолкнула бедро напряженной ладонью и развернула ударом длинное тело спиной к себе. Теперь подпрыгнуть пришлось Еве, чтобы попасть коленками в поясницу. Полина крикнула и тяжело упала на пол. Черные волосы закрыли лицо.
   – Девочки, – заявила Далила, бессмысленно улыбаясь, – не надо драться, все в порядке. Кто это тут набросал?
   Ева захватила Полину под мышки и тащила по полу к креслу. Вошла Соня и открыла тяжелые шторы на окнах.
   – Подними кресло. Вот так. Принеси воды, открой окно, душно, – говорила Ева Соне, убрав с лица Полины волосы и легонько шлепая ее по щекам.
   – Не надо воды, – Полина открыла глаза и внимательно осмотрела стоящую перед ней Еву. Потом она нашла взглядом свою сумочку, Ева чуть усмехнулась и покачала головой:
   – Не надо. Не стоит, – и приоткрыла полу легкого льняного пиджака.
   Полина разглядела кобуру, кожаный ремень, уходящий к плечу, и кивнула, соглашаясь.
   – Что случилось? – спросила Ева, посмотрев сначала на Далилу, потом в узкие, умело подкрашенные глаза.
   – Мы тут лежали, – неопределенно обвела комнату рукой Далила, – беседовали…
   – Я искала аппаратуру, – заявила Полина. – Прослушки, источники инфразвука.
   – Как интересно! – Ева подняла кресло и села. – И с чего бы это?
   – Этот психолог! Эта твоя любимая подруга напичкала свой кабинет аппаратурой!
   – А чем это тебе аппаратура не понравилась? – Ева нашла глазами сорванные видеокамеры. Они валялись разбитые на полу. – И что ты сказала про инфразвук?
   – Она использовала приборы с инфразвуком для воздействия на мой мозг!
   – Ерунда, – заявила Далила, – зарубежная фантастика. Это делают в фильмах про шпионов и ЦРУ.
   – А почему ты решила, что она таким образом воздействует на твой мозг? – поинтересовалась Ева, задумчиво уставясь на Далилу.
   – Мы были в комнате одни, – медленно проговорила Полина, успокаиваясь, – Далила Марковна не специалист в гипнозе. А у меня случился нервный выброс, полная отчетливая галлюцинация. Мне было страшно, больно и… – она запнулась, – были эмоции на грани ощущения, которые организмом давно забыты. Этого можно достичь и психотронным оружием. И последствия, – повысила она голос, – как после сильного наркотика! Это случается при превышении допустимого уровня звука, это иногда делают на допросах!
   – Полина, – решила прояснить обстановку Соня, – вы их нашли? Эти приборы со звуком?
   – Насколько я понимаю, – осмотрелась Ева, – это должна быть вполне приличного размера установка. Намного больше спичечного коробка. Правильно я понимаю, Полина Сергеевна?
   – Правильно, Ева Николаевна!
   Женщины напряглись и смотрели друга на друга не отрываясь – глаза в глаза.
   – Я бы запрятала такую вещь в корпусе от видеокамеры, ведь их две, мне сразу показалось это странным, – предложила Ева, не отводя взгляда.
   – Мне тоже пришло это в голову, – кивнула Полина, – поэтому я сорвала и распотрошила их первыми.
   В наступившей тишине Далила собирала книги, Соня присела у осколков разбитого пузатого бокала и достала свечу в фигурных наплывах парафина.
   – Что ты сделала Далиле? – спросила Ева, все еще не отводя взгляд.
   – Ничего. Я не успела, ты меня остановила.
   – А почему она мокрая?
   Все посмотрели на Далилу. Вошла Анна Павловна.
   – А меня укачало, – развела Далила руками, – я летать не приспособлена, укачивает. Блевала, извините, и обливалась водой в туалете. Как выяснилось, я плохо переношу высоту.
   – Далила Марковна, вы ложитесь, а мы все уберем, – предложила Анна Павловна, – у вас, наверное, это от переутомления.
   – Нет, меня укачало! – настаивала Далила. – Уже все прошло, все в порядке. Можно поставить тахты и продолжить.
   – А я так испугалась! – радостно сообщила Соня. – Я когда вас увидела в коридоре, как вы по стеночке идете… Испугалась. Хорошо, вас паренек поддержал, а я думала – упадете.
   – Укачало! – перебила ее Далила.
   – Паренек, значит, – задумчиво сказала Ева, вставая.
   – Да. Высокий такой и худой, – Соня зажгла свечу и капала парафин на ладонь.
   – А на кого конкретно вы работаете, Далила Марковна? – спросила Полина, и голос выдал с трудом сдерживаемую злобу.
   – На вас я в данный момент работаю, Полина, на вас, родная моя. И как специалист в своей области, я могу вам помочь, понимаете? Помочь. Теперь – могу!
   – А это – чье?! – Полина раскрывает узкую ладонь, и с длинных пальцев на пол соскальзывают пять странных предметов. Два из них напоминают крупные продолговатые пуговицы, один – пластинка со впаянными проводками, один – пластиковая божья коровка с длинными подвижными усиками, еще один – крошечная металлическая прищепка с микрофоном.
   – Это моя букашка! – обрадовалась Соня и бросилась к Полине, но была остановлена выставленной вперед ногой. – Это моя божья коровка, это брошка, у нее, наверное, булавка отлетела. А булавку вы не нашли?
   Полина медленно убирает ногу и поднимает на Соню глаза. Соня пугается и отступает.
   – Пожалуй, букашка – действительно брошка, – присаживается на корточки Ева, – а вот остальное богатство – это прослушки. Интересное дело! – Она находит Далилу глазами.
   – Ерунда, – заявляет Далила, – на кой черт мне нужны эти прослушки, когда я все ваши разговоры записываю на магнитофон. При вас включаю и выключаю!
   – Ты, гадина, ты скажешь, как ты это сделала сегодня, или нет?! – Полина встала, наступив босой ногой на электронные прослушки.
   – Я скажу, как это было, – встала Ева. – При личной беседе. Обмен информацией. Согласна?
   – Уйди с моей дороги, – прошипела Полина.
   – А что это у вас тут? – в комнату заглянула удивленная усатая физиономия Карпелова. – Я пришел с психологом полежать, у меня проблемы, а тут полный разгром! Ева Николаевна, вам помочь?
   – Я, Карпелов, сегодня больше лежать не буду. – Далила развела руками. – Не везет вам.
   – Полина Сергеевна, ты ведешь себя сейчас нелогично. Угрожаешь при свидетелях. – Ева не двинулась с места, только спина напряглась.
   – Да, Полиночка, – подошла к ним Анна Павловна. – Вы очень нервничаете, это вам несвойственно.
   Полина нахмурилась и посмотрела в лицо пожилой женщины. Анна Павловна ласково улыбалась.
   – Извините, – Полина отступила и провела рукой по лицу.
   – Какие у тебя духи резкие! – Ева сморщилась. – А интересно, что означает латинская «Ф» на таблетке?
   Полина застыла. Замерли черные зрачки. Потом она резко развернулась, словно ожидая нападения. Женщины в комнате смотрели на нее удивленно. Карпелов стоял у дверей и ничего не понимал.
   – Роковая женщина, – тихо сказала Полина, прикидывая расстояние до окна. – La femme fatale. – В два прыжка она оказалась у окна и перемахнула через подоконник.
   – Мамочка! – взвизгнула Соня, закрыв лицо ладонями. Анна Павловна подбежала и перегнулась вниз. Далила побледнела. Только Ева улыбалась, словно добилась своего.
   – Нет, – сказал Карпелов и шумно вздохнул, – нет, конечно, я еще не до такой степени имею проблемы, я еще не совсем. Вы тут продолжайте свои занятия, я в другой раз зайду, когда совсем припечет.
   – Напакостил и уходишь? – Ева собирала с пола вещественные доказательства в прозрачный пакет. – Это же ты ей не дал отступить через дверь. Она решила, что ее берут.
   – Господи, Полиночка была такая спокойная, такая добрая, – бормотала Анна Павловна, – я и не знала, что у нее проблемы. Всегда выслушает, расспросит. Второй этаж, но высоко. Я ничего не вижу внизу. Она ушла?
   – Ушла, ушла, – успокоила ее Ева.
   – Босиком? – в ужасе зашептала Анна Павловна, показав пальцем на черные, с высокими каблуками туфли. – Сколько несчастных людей на свете, господи, сколько проблем…
 
   Девятнадцатилетний паренек второй час сидел на остановке. Соня Талисманова приехала на одиннадцатом по счету автобусе. Он пошел за ней, почти не веря, что эта пигалица может быть так похожа лицом на женщину с картины с надменным взглядом грустной королевы. Соня несла сумку с продуктами и плелась, понуро опустив голову. У подъезда Соня остановилась возле лавочки, вытряхнула туфлю, посмотрела на свои окна и вздохнула. Окна на втором этаже были открыты, сквозь тонкую штору звуки симфонического оркестра удивляли полным несоответствием суматошным летним сумеркам, шуму улицы, крикам детей и запахам гниющего переполненного мусорного контейнера. Соня ушла в подъезд, паренек сел на лавочку и забросил в рот очередную жевательную резинку. Он достал блокнот, дождался выходящего из подъезда мужчину и спросил, какой это номер дома. Мужчина задумался, посмотрел на небо, на дверь в подъезд и послал паренька на хрен. Потом вышла женщина с ребенком и все назвала: и номер дома, и улицу, и до которого часа работает дирекция в соседнем доме. В открытых окнах на втором этаже звуки музыки сменились криками. Скандал наплывал к открытым окнам, потом отступал в глубь квартиры несколько раз. Девичий визгливый голос требовал полного невмешательства в личную жизнь, сочный голос женщины в возрасте требовал немедленно выбросить из квартиры «эту гадость». Несколько не очень грубых оскорблений, легкий плач, опять крики, потом угрозы, наконец девичий голос сдался: «Выбрасывай это сама!» Голоса отодвинулись от окна, паренек уже собрался пойти в ДЭЗ, как из двери подъезда вышла крупная женщина в ярком шелковом халате и домашних тапочках. Иссиня-черные крашеные волосы, сильно подведенные глаза и брови. Возмущенно сопя, она быстро пошла к мусорному контейнеру, игнорируя разлетающиеся полы халата. Из полиэтиленового пакета выступало что-то странное, похожее на темную трубку небольшого диаметра. Женщина положила пакет поверх горы мусора, удовлетворенно похлопала ладонями и ушла в подъезд, впечатывая шлепком тапочки каждый шаг в нагретый асфальт. Парень почувствовал вдруг, что нервничает. Он встал, прошелся несколько раз по двору, поглядывая на контейнер с мусором. Один раз он даже подошел совсем близко и убедился, что странный выступ на трубке, торчащей из пакета, ему не почудился. Он решил, что сходит в подъезд и посмотрит номер квартиры на втором этаже, в конце концов, ему это и было поручено, а то, что может быть в пакете… Парень не служил в армии, у него было плоскостопие. Но пострелять в тире любил. Войдя в подъезд и поднявшись на второй этаж, он опять услышал крики и шум скандала: теперь женщины, по-видимому, бегали друг за другом по квартире. Открыв небольшим ножом почтовый ящик, он не обнаружил писем, но на большом, упакованном в полиэтилен журнале на обороте под адресом было напечатано имя адресата. Талисмановой Н.Н. Он вышел из прохладного сумрака на улицу и первым делом увидел, что пакет все еще лежит поверх мусора. Вздохнул, подошел к контейнеру, взял пакет в руки и заглянул в него. Короткоствольный автомат. Его красота завораживала. Постояв некоторое время неподвижно, парень быстро зашел за деревья, потому что из подъезда выбежала та самая маленькая женщина, за которой он пришел. Она подошла к контейнерам, потопталась и быстро ушла со двора. Парень пошел за ней, захватив края полиэтиленового пакета в кулак, потому что не надеялся, что такую тяжесть выдержат хилые ручки с прорезями. Ствол торчал из пакета, было жарко, у открытого окна за поворотом дома женщина задержалась на секунду, потом пошла к остановке. Парень шел за ней, вытягивая шею, на довольно большом расстоянии, и только он подумал, что уже все узнал и вроде бы выполнил задание, как… Соня оглянулась, словно почувствовав, что за ней следят, но ничего не увидела, потому что за две секунды до этого непрофессиональный топтун провалился в открытый канализационный люк.
   Захватив тяжелые сумки, Карпелов вышел за женщинами из Центра. Он неуверенно остановился, ожидая приказания, в какую машину затащить сумки, но Ева подошла и, глядя на близкое лицо в капельках пота, предложила проводить их до вокзала.
   – Как – до вокзала? Поехали на моей машине, сумки тяжелые!
   – Нет-нет, – покачала головой Далила, – мы в деревню на машинах не проедем, мы всегда туда ездим своим ходом.
   – Да ерунда все это, как это не проедем, я проеду!
   – Карпелов, ты напрашиваешься в гости? – Ева вопросительно посмотрела на Далилу.
   – Ну, напрашиваюсь, потому что мне очень надо. Мне нужно поговорить с твоей подругой, а она не хочет лежа. Я могу и в электричке, только куда деть тачку? Давай хоть до вокзала доедем на своих!
   – Там машину не бросишь, а здесь есть платная стоянка. Оставим на пару дней. – Ева показала рукой на знак стоянки. – А свою машину я вообще далеко оставила.
   Карпелов задумался, но Далила сказала, что с удовольствием поговорит с ним в электричке. И Карпелов примерно потащил сумки в метро, потом в электричку.
   – Не нравится мне это, – бормотал он, усаживаясь. – Если случится что, как я оттуда доберусь?
   – Ничего не случится, – успокаивала его Ева. – У нас там тишина и свежий воздух, тебе не захочется никуда уезжать, а у меня есть потребность в мужской силе. Надо дверь в сарае починить и накосить сена. Чур, я первая на прием к психологу. – Она раздвинула ноги Карпелова, сидевшего напротив, и вытянула между ними свои. – Это даже хорошо, что ты с нами едешь, ты меня успокаиваешь, а то я очень даже злая.
   – Не надо на меня злиться! – повысила голос Далила. – Мне сегодня уже досталось!
   – Ты что, привела к себе на работу Илию? – Далила молчала, отвернувшись к окну. – Ладно, я вижу, что тебе стыдно и страшно, я не буду говорить, что ты вела себя как последняя сволочь, используя ребенка, я просто ласково спрошу – ты узнала, кто она?
   – Ничего я не узнала. Я занималась ею профессионально, конкретно по ее проблеме. И по этой проблеме я узнала все, что хотела.
   – Кто она, Далила?!
   – Она была ребенком, и я была с нею вместе ребенком, нам было по шесть лет, перестань проводить милицейский допрос! Мы… летали, ели вонючего дохлого петуха, непотрошеного, кстати! Знаешь, как воняет курица, если ее приготовить с кишками?
   – Да ты!.. Ты хотя бы понимаешь, что она больше не придет к тебе! С ней такое можно было проделать только раз, и за этот противозаконный раз ты ничего не узнала?! – Ева старалась ругаться не очень громко.
   – А зачем ты пришла? Зачем пришел твой майор? Это вы ее испугали! Я бы разобралась сама, я бы объяснила…
   – Объяснила, да? Да она бы искалечила тебя, потому что единственное, что ей надо было после этого узнать, на кого ты работаешь! И твое непонимание было бы расценено как сигнал к пыткам!
   – Девочки, – наклонился к ним Карпелов, – люди затаили дыхание и слушают вас с огромным интересом. Сказать, что вы репетируете сценку?
   Через сорок пять минут они вышли из электрички в темноту. Пахло мокрой травой и цветами. Ева вздохнула, потянувшись, а Далила молча тронула ее за плечо и кивнула. Прищурившись, Ева разглядела в темном пространстве, едва подсвеченном огоньками светофоров, фигуру отстрельщика Хрустова. Он стоял в стороне от одинокого фонаря и не спешил подходить.
   Ева думала пять секунд.
   – Виктор Степанович, – крикнула она, – возьмите сумки, а то майор спешит домой, сейчас будет обратная электричка.
   Хрустов думал пять секунд.
   – А я вас уже час жду, – сказал он, подходя и стараясь держать голову опущенной вниз.
   – А я останусь, – повеселел Карпелов, – дверь в сарае починю, сено косить буду. И сеанс с психологом мне обещали. И сумки не тяжелые!
   Далила пошла рядом с Карпеловым впереди. Хрустов с Евой сзади. На повороте Хрустов дернул женщину за руку в высокую траву. Сцепившись, они скатились в ложбину.
   – Ты что, с ума сошла, – шептал Хрустов, уткнувшись лицом в шею Евы и вдыхая запах желанной женщины.
   – Я не знала, что ты здесь.
   – А тебе сынок не сказал? Он нагрубил мне и подался в Москву. Подожди, полежи немного, я послушаю твое сердце. – Хрустов прижался очень крепко и пропускал сквозь себя напряженные частые толчки.
   – Сбежишь? – прошептала Ева и вздохнула.
   – Потом. Я очень тебя ждал. Я хочу быть с тобой. – Хрустов встал и протянул Еве руку.
   Чисто выметенный двор освещался гирляндой фонариков. На большом дощатом столе стоял кувшин с цветами и керосиновая лампа, над которой мерцали мохнатыми крылышками мотыльки.
   – А гостёв-то у нас, гостёв! – обрадовалась Муся, обнимая по очереди Далилу и Еву. – О, эта уже мокрая! Роса, погода будет завтра покосная.
   – А где твой маленький? Ты разве не носишь его всегда на себе? – Далила пригладила выбившуюся прядку у Муси, отвела ее от лица.
   – Запротестовал. Покрикивать стал. Лежит в кроватке. Его кошка замурлыкивает. А твой сыночек работяга: и дрова перенес, и картошки начистил, и с наемником загон сделал для близнецов.
   – Карпелов, пошли детей смотреть! – Ева, сбрасывая на бегу пиджак и кобуру, бежала за дом, спотыкаясь в темноте. Навстречу ей, перемахнув прыжком через переплетенные ветки загона, бежала собака, взвизгивая от радости. Ева увернулась от заготовленного языка, побежала вдоль ограды, но входа не нашла, пришлось перелезать.
   Близнецы спали в гамаке – сантиметров десять от земли, над ними роились звонкие комары, в траве светились разбросанные игрушки. Мальчик Сережа сосал большой палец, а девочка Ева мизинец. Пес лаял на Карпелова и скулил, ему очень хотелось к Еве, но чужака нельзя было оставлять одного. Ева встала на колени и уткнулась лицом в теплые душистые тела. Потом просунула под них руки и с трудом приподняла. «Мама!» – прошептала девочка, открыв глаза и обхватив ручками ее за шею. «Муся!» – оглядывался мальчик и тер кулачком укус на щеке, отталкиваясь. «Бака!» – сказали они хором и показали на лающего пса.
   – Пошли домой спать, мои хорошие, добрые мои, любимые мои, как же я соскучилась!
   По траве, высоко подбрасывая ноги, бежал сын Далилы – желтоволосый Кеша – помочь донести близнецов. Он кричал и размахивал руками:
   – А мы все сделали! А я стрелял из пистолета! А в озере живет щука! Я умею говорить по-итальянски, о мама мия! Феличита! И по-французски! Ева, а ты – фаталь? – спросил, подбежав близко и протягивая через ограду руки. – Это мы с Хрустовым с веток кору ободрали, они теперь белые, как тело женщины! Ты фаталь или не фаталь? Он говорит – фаталь!
   – Молчи, Кеша, молчи, болтушка ты несносный!
   – Она – точно фаталь. – Карпелов поднимал вверх руку с сухарем, пес прыгал, извиваясь в прыжке телом.
 
   В десять вечера Фабер примерно уселся перед телевизором у себя дома. Он не пошел в клуб, отменил встречу с немцами в дорогом ресторане, не поехал на выставку консервных банок знакомиться с моднейшим писателем и уговаривать его на сотрудничество. Более того, он отключил телефон. Развалившись в кресле и привычно погладив себя по животу, Фабер обнаружил, что за последние дни похудел. Он равномерно распределил перед собой на журнальном столике напитки. Климентий Фабер решил напиться основательно. Странно, но ему совершенно ничего не хотелось. Не хотелось есть, смотреть на голых женщин, не хотелось трогать их, не хотелось читать или спорить. Пока он раздумывал, с какой бутылки начать, в дверь длинно и настойчиво позвонили. На этом спокойный вечер Фабера закончился. Фабер включил телефон и позвонил вниз консьержке. Оказывается, к нему поднялся молодой человек, который утверждает, что он по работе. Консьержка звонила, но телефон молчал, «а молодой человек совершенно не представляет никакой опасности». Фабер посмотрел в глазок. Сначала он ничего не понял, потер глаза и опять посмотрел. Открыл дверь. Этот паренек из его службы охраны, о котором он напрочь забыл, действительно мог угрожать только костылем. Голова парня была перевязана, левая рука тоже перевязана и висела, закрепленная на привязи, нога в гипсе, правой рукой он опирался на костыль, одновременно зажимая ею полиэтиленовый пакет.
   – Я бы не приехал, если бы не это, – парень кивнул на пакет, и Фабер не сразу понял, что он имеет в виду. Когда наконец Фабер вытащил пакет из его напряженной руки, вцепившейся в перекладину костыля, открыл и заглянул в него, ему показалось, что это происходит не с ним, что он успел напиться и заснуть, а в дверь позвонили во сне.
   – Откуда ты? – Фаберу не хотелось спрашивать, он словно совершал ритуал, задавая вопрос и помогая парню войти в квартиру.
   – Из травмпункта. Два часа там провел. Ерунда какая-то, понимаете, среди бела дня провалился в открытый люк…
   – Да я понимаю, это я понимаю. – Фабер возбужденно прошелся туда-сюда по коридору и принес стул. – Садись. Рассказывай.
   – Все узнал. Нашел ее. Вот адрес и фамилия.
   – А это… – Фабер показал на пакет на полу. – Это ты где взял?
   – В мусорнике взял. Ее мать выбросила, просто положила поверх мусора, понимаете, просто взяла и шлепнула сверху кучи. Мне показалось, что вы беспокоитесь, там ведь могут быть отпечатки пальцев, ну и вообще…
   – Подожди, подожди. Ты следил за женщиной?
   – Довел ее до дома, – кивнул напряженным лицом парень, словно объясняя трудное правило, – узнал, где живет, а у нее скандал в доме, ее мать требует немедленно выбросить и больше не приносить в дом такие гадости, потом выходит и сама выбрасывает.
   – Зачем ты это взял?!
   – Мне показалось… Мне показалось, что она вам нужна, эта женщина. Что она вам небезразлична. Потом я подумал, это, конечно, не мое дело, но я подумал, что даже если вы ее ищете по другой причине, то это вам тоже поможет. Я не могу нести оружие домой, у меня два младших брата.
   – Потрясающе, – бормочет Фабер, – просто потрясающе, нет, вы только подумайте! Откуда ты знаешь, что это вообще та самая женщина, которая мне нужна! – кричит он, потом закрывает глаза ладонью. – Хотя, конечно, – он показывает на парня, качает головой, – люк не заметил, да? – Фабер несколько секунд смотрит на пакет с автоматом, борясь с желанием пойти и выбросить его в мусоропровод. – Ты трогал его руками?
   – Нет, я ничего не трогал, я взял пакет, с ним провалился, потом с ним сидел в травмпункте, правда, у меня промашка в такси вышла.
   – Промашка в такси, – стонет Фабер.
   – Пакет маловат, видите, ствол торчит. Мне таксист, пожилой такой мужик, говорит, положи, говорит, свое ружье спокойно, что ты к нему прилип, и сядь поудобней… Но там было темно, он меня хорошо не разглядел!