– Почему?
   – Ну он же негр! Понимаешь, Кука – негр, у него вот такие губы, о! А нос вообще размазан по лицу. Вот дядя Ваня и спорил с ним. Если даже предположить, что у Куки мать – еврейка, а отец – негр, все равно, я говорю ему: ты не еврей, ты чукча! Кстати, там есть очень молчаливый узкоглазый кореец. Он весьма подозрительно себя ведет: не пьет. Вообще. Я знаю, за кем ты туда едешь. Но тебе его не взять: очень сильно охраняют. Он живет в отдельной комнате, никогда не приходит за стол или в бильярдную, еду и девочек ему подают в номер. Он явно прячется.
   – Почему?
   – Мне кажется, что он чеченец. Из этих, высокопоставленных московских чеченцев. И жена у него – чеченка.
   – Он там с женой?
   – А что, он гость, хочет с женой, хочет – без жены. Дядя Ваня ему на прошлой неделе сотню проиграл. Говорил, что жена и отбирает девочек. Сама.
   – А охрана?
   – Ну, охрана, – пожал плечами Покрышкин, – оружие не разрешено. Его отбирают при входе. Можешь хранить в кладовке сколько хочешь, но с собой нельзя. Но мужики что надо. Русские, нанятые. Наталья не допустит, чтобы ты у нее в доме затеяла разборки, точно тебе говорю – не допустит!
   – Никаких разборок. А этот дядя Ваня?
   – Смирный. Он этот… Забыл. У него очень странная национальность, я ее забыл. Вот я, например, имею мать татарку и отца сибиряка. Я – кто? Ситаряк. Вспомнил, он – тат.
   – Впервые слышу. – Ева рискованно обходила машины. – Шестеро мужчин, так?
   – Ну, это было на прошлой неделе. Еще Фабер приезжал, кормилец Пискунова. Правда, я не понял, зачем он приезжал. Он – украинский немец, тоже ничего, да? Немец-хохол. Хомец! Еще был один шотландец натуральный с волынкой. В больших количествах крайне утомителен. И двое финнов. По-русски говорят смешно, но по размерам чистокровные финны. Белесые, высокие и толстые.
   – Они приезжали черт знает откуда отдохнуть с девочками в сарафанах и на фоне коров?
   – И за мясом, – честно сказал Покрышкин. – У них там с натуральным мясом плоховато, не умеют делать. Здесь поверни направо, потом еще направо. Приехали. Только ты меня отпусти, я не хочу туда ехать. Я и на самолет посажу, и скажу, что ты платная девочка, едешь подзаработать, только отпусти.
   – Нет. Ты поедешь со мной.
   – Я не поеду туда трезвый. Это раз. А когда Наталья увидит, что я притащил к ней следователя, знаешь, что со мной сделает? Это будет два.
   – Я не следователь больше. И меня не надо представлять Наталье. Мы знакомы. Я сама скажу, зачем приехала.
   – Тем более отпусти!
   – За перелет надо платить? – Ева, прикрыв ладонью глаза, смотрела на маленькие самолеты.
   – Это, – вздыхает Покрышкин, – удовольствие бесплатное.
 
   Пробегая расстояние от аэродрома к озеру, Полина заметила, что за ней увязалась собачонка. Маленькая и испуганная, она останавливалась каждый раз, как только Полина хотела ее подозвать, смотрела издалека, словно в сильном смущении, вертелась на месте и повизгивала. Полина дернула за веревку колокол у пристани, вышел полуголый детина, заросший волосами равномерно от головы до живота, потянулся и потащил к себе деревянный плот с той стороны озера. Незаметно оглядевшись, она обнаружила еще двух мужичков, они ели на открытой веранде, прислонив к стульям автоматы. Один из них встал на толстые бревна, сопровождая ее на тот берег, стоял неподвижно – застывший страж над темной поверхностью воды. Приближающийся звук мотора не потревожил его, Полина проводила глазами подлетевший к берегу катер.
   Ее довели до ворот и сдали другому мужичку в красной рубахе и широких штанах. Пока Полина удивленно осматривала нелепейшие архитектурные постройки, которые ей когда-либо приходилось видеть – помесь рубленой избы с китайской пагодой, вышла высокая женщина в сарафане с косой навыпуск и поклонилась, ощупав ее насмешливыми глазами.
   – Я приехала к мужчине, который должен узнать этот перстень.
   – Милости прошу, – Наталья ничем не выдала своего удивления. Она узнала перстень Хамида, с которым тот никогда не расставался. – Только если вы приехали для развлечений, придется оставить все оружие, какое есть.
   – А если я приехала для работы? – прищурилась Полина.
   – Тогда вас сейчас проводят обратно. Хотите поесть перед обратной дорогой?
   – Уговорили, – улыбнулась Полина, – буду развлекаться! – Она протянула маленький «вальтер», Наталья кивнула, и шустренький мужичок пробежался по телу гостьи цепкими руками, а потом осмотрел сумку, вытащив из нее нож в чехле. – А кормите вы всех или только тех, кого прогоняете?
   – Проходите, я вам покажу вашу комнату. Зовите меня Натальей, на «вы» не надо, не люблю.
   – Полина.
   – Ну, Полина, как же ты будешь искать того, к кому приехала? Всех моих гостей собирать в одно место для осмотра я не хочу, смешно это и несолидно. – Наталья пропустила женщину вперед, а потом пошла по тканым половикам коридоров впереди, чуть поворачивая голову при разговоре. Стекла в маленьких низких окнах – цветные витражи, свет играл оранжево-синими бликами на желтых досках деревянного пола.
   – А ты мне помоги, чтобы не было смешно. Меня заказали и оплатили, но даже фотографии не показали. Всучили перстень, рассказали дорогу до аэродрома и назвали твою кличку.
   – Значит, ты для этого мужчины – сюрприз?
   – Полная неожиданность, – кивнула Полина.
   – Странно это, – пожала плечами Наталья, – у меня есть девушки на любой вкус, с чего это кому-то понадобилось делать такие заказы?
   – Смотри, – Полина подняла вверх руки, сцепила ладони и стала медленно поворачиваться, поводя бедрами. – У тебя есть такие? Международный класс.
   – Нет, – усмехнулась Наталья, – таких – нет. У меня все больше русские, желтоволосые и покладистые.
   – Ну вот, пора тебе разнообразить свои услуги. Если заказали меня, значит, кому-то твой русский стиль поднадоел.
   – Ну что ж, мужчины – народ ищущий. Покушай, отдохни, а к вечеру мы все соберемся в зале, твой мужчина и определится. Располагайся, – Наталья толкнула от себя деревянную дверь в небольшую комнатку. – Сейчас девушку позову, она тебя обслужит.
   Полина закрыла дверь и осмотрелась, а Наталья, постояв две секунды, вдруг обнаружила необыкновенную прыть и подвижность, она взлетела через две ступеньки на второй этаж по лестнице, из светелки вытащила девушку, спустилась с ней вниз в другое крыло дома, приготовила поднос с едой на кухне, оправила на девушке сарафан, повертела ее, осматривая.
   – Ну, с богом! – перекрестила она свою любимицу-хохотушку. – Ты только много не думай, когда думаешь, говоришь неловко. Мели языком не останавливаясь.
   – Да ладно вам, мамушка, не первый раз!
   – Да все ли ты запомнила?
   – Все, красотулечка!
   – Улыбайся.
   – Да когда у меня рот-то закрывался! – прыснула девушка, ловко подхватила поднос и прошлепала босыми ногами по полу. Наталья, крестясь, смотрела, как играет с розовыми пятками хвостик пушистой косы.
 
   Полина удивленно оглядела невысокую девушку, покусывающую нижнюю губу и еле сдерживающую переполняющие ее любопытство и восторг.
   – Ну-ка повернись!
   Девушка прыснула и медленно повернулась, пританцовывая босыми крохотными ножками, держа перед собой поднос с показным усердием.
   – Ни хрена себе натура! – Полина не поверила глазам, подошла близко и дернула за тонкую косу до пят.
   – Дай поставлю еду, – обрадовалась девушка, – меня все за косу таскают, думают, что не моя. Смотри, мне мамушка для гостей корону делает, – девушка быстрым привычным движением обмотала переплетенное мягкое золото вокруг головы и посмотрела гордо, насупив брови – ку-у-да там Нефертити до нежного подбородка, чуть вздернутого носа и полных игривых губ, но долго такого взгляда не выдержала, захохотала и повалилась на диванчик, задрав ноги. – А я не поверила, – заявила она, отсмеявшись и заправив юбку сарафана между ног, – мне говорят, кто-то девушку заказал из города, ни в жизнь не поверю! А ну, ты теперь повернись! Ничего, конечно, но грудь маловата. Это на любителя, но таких прыщиков у наших девушек нет, у нас все, считай, полногрудые, только большой мужской ладонью закроешь. Есть несколько дядей, они любят, чтобы совсем девочка, у таких, конечно, еще меньше, чем у тебя. Ой, слушай, а правда, что сейчас в больших городах девушки без презерватива не согласны?
   – Что это? – Полина ткнула пальцем в тарелку, она не верила сама себе, но девушка вызывала у нее чувство неполноценности.
   – Это грудки индюшачьи в вине. От всех кусочков попробовать или один любой?
   – Что? – не поняла Полина.
   – Я пробовальщица. Я привечаю новых гостей, размещаю их и пробую еду, чтобы не сомневались. Знаешь, какие кроты приезжают! Куды-растуды! Вино отпиваю, в соус засовываю пальчик, – девушка прикусила указательный палец и моргнула пару раз длиннющими ресницами. – Ездит тут один, – она доверительно придвинулась к Полине по дивану. – Я, говорит, вино буду только из твоего ротика. А чего, у меня ротик вкусный! Ой, какие у тебя мышцы на руках! А нам мамушка говорит, что девушка должна быть слабая и мягонькая.
   – Съешь любой, – Полина не могла отвести глаз от близкого лица, девушка каждое слово сопровождала мимикой, то таращила глаза, то прищуривала их, сморщив носик, а в паузах проводила по губам высунутым язычком.
   – Выбери сама, – девушка кивнула, чтобы Полина подала ей кусочек белого мяса в рот и игриво захватила ее пальцы губами. – У нас тут так готовят, что умереть от обжорства можно, попробуй!
   Полина ела быстро и с жадностью. В какой-то мере эта девушка кстати, потому что выработанные работой правила не позволяли есть и пить в незнакомом доме.
   – А ты обслуживаешь гостей, ну, другими способами? – Полина смотрела, как девушка отпила из бокала вино, налила в чашку из кофейника кофе и втянула – горячий – с ложечки.
   – Все делаю. Но мамушка говорит, что я еще очень молодая и не понимаю удовольствия. Я все время смеюсь, это не всем нравится. А мне смешно! Ой, слушай, тут на прошлой неделе был мужик в юбке! Правда. Так и проходил все время, у меня от его ног из-под юбки совсем судороги от хохота начались. А правда, что есть целая страна, где все мужики – в юбках?
   – Правда.
   – Ой, умру сейчас! – Девушка опрокинулась и опять болтала в воздухе ногами. Под коротким сарафаном у нее ничего не было.
   – А здесь все девушки такие – в русском стиле? – Полина отметила, что еда действительно необыкновенно вкусная.
   – За тем сюда и едут. А ты татарка? Можно потрогаю волосы. Ну надо же, шелк!.. А мои все время кудрявятся. Мне кореец говорит… У нас сейчас живет один кореец, гибкий, как змея, он говорит, что любит ровные волосы, а у тебя, говорит, руно. Ру-но. Я узнала, что это такое, представляешь! Это шкура барана! Зато дядя Ваня меня любит, на коленки сажает и называет одуванчиком.
   – А очень представительных гостей кто у вас обслуживает?
   – Не поверишь! Приехал один, – девушка доверительно склонилась к сидящей за столом Полине и дышала возбужденно ей в ухо, – со своей женой! Никогда еще такого не было. И жена, и охрана, и ко всем гостям не выходит, сидит запершись. Может, она и не жена, она один раз сама ему девочку выбирала, но командует, как жена.
   – Что, приехал сюда отдохнуть и сидит взаперти?
   – Он не отдохнуть, – шептала девушка, – он прячется небось. Кто отдохнуть, тот охрану с собой в спальню не тащит. Ну скажи, скажи!
   – Что сказать? – Полина посмотрела в близкие серые глаза.
   – Кому тебя заказали?!
   – Я сама не знаю.
   – Я не проболтаюсь, сдохнуть мне на месте!
   – Да я правда не знаю. Я – сюрприз, фотографии клиента не было под рукой, мне так, на пальцах, объяснили, как он выглядит. Усы, нос большой нависает…
   – У дяди Вани усы!
   – Брюнет полноватый среднего роста, лет сорок – сорок пять, акцент, то есть по-русски говорит плохо.
   – Он! Я так и думала, что он извращенец. Точно, это он, который прячется! Вот гад, ему наши девочки, значит, не нравятся. Хотя что тут удивляться. Ему небось родной экзотики захотелось, жена-то хоть не блондинка, но такая, каштановая. И глаза светлые. А у тебя вон какие вишни переспелые… Смотри, – девушка подозвала Полину к окошку и постучала по стеклу пальчиком – ноготок короткий, розовый. – Видишь, его в то крыло поселили, там решетки на окнах. А окна рядом – комната для охраны, они мальчики ничего, но какие-то… недоразвитые, все «ну», да «ну», других слов не знают. И-и-и, гостья дорогая, чего еще желаете, а то я занятая? – Она поклонилась, коснувшись рукой пола, и не выдержала, засмеялась.
   – Отдыхать буду. – Полина легла и закинула ноги на спинку дивана.
   – А то хотите баньку с веничком, или бочку со струйным массажем, тир, бильярд, любые вина, а в подвале есть кино на большом экране, еще можно по озеру на лыжах ездить…
   – А ты-то куда так спешишь?
   – Доить пора. На мне две коровушки. – Дверь закрылась, босые ноги прошлепали по коридору.
   – Это какой-то сон Веры Павловны, честное слово. Если так дальше пойдет, мы поднимем страну из разрухи и наладим сельское хозяйство. – Полина встала, оделась для работы, потуже затянула широкий пояс на брюках.
   Она прошла длинным полутемным коридором, расцвеченным бликами, внимательно рассматривая все двери, перешла из одного крыла в другое и наткнулась на сидящих в коридоре в креслах накачанных молодцев. Они встали и смотрели на нее равнодушно и молча.
   – Я должна пройти к нему, – Полина кивнула на дверь. – У меня для него посылочка.
   Один из мужчин протянул руку ладонью вверх. Полина, словно не веря, всмотрелась в ладонь, взяла ее в свою и уложила плотное тело на пол, перекинув через себя.
   – Лапочка, – сказала она напрягшемуся напарнику, – ну давай без проблем, а? Я должна ему показать вот это кольцо, и все. Скажи, что пришла женщина и хочет показать кольцо.
   Упавший поднялся на ноги, подумал и ушел в комнату. Полина разрешила себя обыскать, но предупредила, чтобы это было ласково. Дверь открылась, за дверью был тяжелый полог, его приподнял кто-то невидимый, Полина наклонила голову и вошла.
   В широченном кресле, обложенный подушками, сидел мужчина с фотографии, только лицо чуть полнее, рыхлое неприятное лицо. Рядом с ним стоял охранник из коридора, от двери подошла женщина в возрасте, следя за Полиной настороженными глазами хищной птицы.
   – Что у тыбе?
   Полина подошла близко и протянула руку, показывая кольцо.
   – И что? – спросил мужчина, пожав плечами. – Что тебе надо? Меня убирают?
   – Вроде того, – Полина сделала движение рукой, как будто поправляет пояс, и освободила застежку.
   – Когда? – Он был все так же равнодушен.
   – Сейчас. – Резким движением Полина освободила пояс, перехватив его за пустой конец. Другой конец, с металлической пряжкой, щелкнув, обвился вокруг лодыжки женщины и опрокинул ее на пол. Она взмахнула руками и даже попыталась вцепиться в кресло, но упала затылком в пол и затихла. Охранник изобразил боксерскую стойку и подпрыгивал, закрывая одним кулаком лицо, а другим угрожая. Полина спокойно дождалась, когда он к ней допрыгает поближе, упала на пол рукой и подсекла ногами его ноги. Он падал шумно, опрокинув стол и стойку с журналами и книгами. Ругаясь, возился на полу, когда женщина взлетела над ним, взметнулись черным крылом волосы. Полина подумала, что не сломает кости – уж очень плотненький попался кабанчик, но, приземлившись с выдыхом на грудь, услышала знакомый хруст. Она распрямилась, балансируя на выпуклой груди.
   – Эй, – мужчина в кресле бессмысленно таращился, – собраться же надо, зачем так спешить?
   – Не надо, – сошла Полина на пол. В окне был виден причал, подъехал катер, из него выходили двое – мужчина и женщина. – Ты Фархад?
   – Я должен так говорить, – занервничал мужчина. – Я должен говорить, что я Фархад, я делаю подставку.
   – Ну-ка повернись в профиль. – Полина намотала пояс на руку, просунув в пряжку два пальца, теперь металлический обод выступал над костяшками пальцев, и, когда мужчина покорно повернулся, ударила его этим ободом в висок. – Для курда ты вполне хорошо говоришь по-русски. – Она взяла голову за подбородок и еще раз осмотрела неподвижное лицо с приоткрытыми глазами.
   Сняла пояс с руки и надела его, затягивая осиную талию. Подошла к занавеске, поманила пальцем второго охранника. Тот покачал головой. Ему всегда надо быть снаружи.
   – Ладно, исполнительный ты мой, позови хозяйку срочно. Твой хозяин плохо себя чувствует.
   Молодой мужчина протянул руку, поднял полог повыше и рассмотрел комнату. Подумал немного, кивнул и убежал по коридору. Полина села в свободное кресло, закинула ногу на ногу и внимательно наблюдала, как приходит в себя женщина на полу. Та села, ощупала мужчину в кресле, бормоча что-то на странном языке, потом обхватила ноги мужчины и, раскачиваясь, стала петь-причитать, не обращая внимания на Полину.
   Наталья вошла с двумя девушками. Длиннокосые, с опущенными глазами, они молча взяли за руки и за ноги хрипящего охранника и утащили его из комнаты. Наталья подошла к мужчине в кресле, осмотрела его и опустила ладонью веки на глаза. Потом села напротив Полины:
   – Чего ты хочешь?
   – Ты поселила у себя международного террориста. На этом курде столько смертей, что даже дьявол забыл его имя.
   – Чего ты хочешь?
   – Я хочу тебе помочь, – Полина с удовольствием отметила, как невозмутимое лицо дрогнуло – взлетели удивленно брови. – Упакуй его покомпактней и вызови для меня самолет, я скажу телефон и код. Помоги загрузить и считай, что ничего не было. Никто никогда об этом не вспомнит.
   – Кто тебе дал этот перстень? – Наталья протянула руку, показывая.
   – Я его сама взяла.
   – Где человек, у которого ты его взяла?
   – Его больше нет.
   – Отдай мне кольцо. Оно тебе теперь не понадобится. – Наталья протянула руку, Полина подумала и легко сняла перстень – он был ей велик. Наталья расстегнула цепочку с крестиком и просунула ее в золотое кольцо перстня, застегнула цепочку, поправила на груди, чтобы крестик с перстнем были посередине. – Отдыхай, гостья дорогая. – Наталья встала и следила, как те же девушки тащат тяжелое тело из комнаты, женщина ползла за телом на коленках. – А на ужин я сама позову, будет поросенок, запеченный в глине с персиками и изюмом, колбаска из крови и печенки, утки, жаренные в огне, баранья нога, – Наталья уходила к двери спиной, Полина застыла, не в силах пошевелиться, – мозги в сухарях и с лимончиком, селедка в ананасовом бочонке, щука фаршированная…
   Дверь закрылась. Повернулся ключ. Полина вскочила, подергала массивную дверь, потом решетки на окнах. Наталья по дому бежала, задыхаясь, а на улице пошла к новым гостям степенно, вернув на бледное лицо улыбку Джоконды.
   Стас стоял рядом с женщиной, которая два года назад убила ее мужа Федю. Зарезала ножом во дворце Хамида.
   – С добром ли ты ко мне пожаловала? – спросила Наталья, прикрыв рукой на груди перстень с крестиком.
   – Я не хочу тебе зла. Но приехала по делу.
   – Говори здесь.
   Стас, потоптавшись, не выдержал молчания женщин и отошел.
   – У тебя гостит мужчина, который мне нужен. Я его увезу из страны. Аккуратно, – добавила Ева, увидев, как странная полуулыбка Натальи превратилась в откровенную насмешку.
   – Его имя.
   – Фархад.
   – Не знаю такого.
   – Он здесь. Больше ему быть негде.
   – Останься поужинать, – разрешила Наталья, – мои гости ужинают в девять. А пока прошу за мной. – Она пошла не оглядываясь. Ева подумала и пошла за ней. – Спускайся, – Наталья показала пальцем на каменные ступеньки вниз.
   – Что там?
   – Спускайся, посмотри внимательно, потом поговорим.
   – Мне что-то не хочется туда лезть, – Ева отошла от черной дыры погреба.
   – Тебя здесь могут убить где угодно. Но ты уже приглашена на ужин. Лезь. Смотри внимательно. Я здесь подожду.
   – Что там такое? Погреб?
   – Комната пыток. Для определенных гостей, которые любят пугаться.
   – Я не верю, – стонала Ева, осторожно спускаясь вниз. – А электричество там есть?
   Электричества не было. На длинном каменном столе лежал тучный мужчина, возле него, покачиваясь, сидела на табуретке женщина. Горела керосиновая лампа под потолком и еще одна – на полу. Ева подошла близко и всмотрелась в мертвое лицо. Она закрыла глаза и чертыхнулась, женщина вдруг вскочила и набросилась на Еву, стараясь достать лицо ногтями.
   – Отстань, я ни при чем, – отталкивала Ева скрюченные пальцы, – отстань, я могу сделать больно!.. – Ей пришлось ударить женщину ногой, уже поднимаясь вверх по ступенькам.
   – Где она? – Ева вылезла, отряхивала руки и щурилась от дневного света. – Где эта дура припадочная?! Она жива? Откуда у тебя этот перстень? Эй, тебе плохо?
   Наталья закрыла глаза, опустилась на колени, потом согнулась и ткнулась головой в траву.
   – Эй, очнись, так в обморок не падают, где это ты научилась? – Ева уложила ее на спину и похлопывала по щекам. – Наталья, я знаю про перстень от секретаря твоего мужа – Никитки, он мне читал свой роман про интернат, в котором Федя был с Хамидом, я не имею к перстню никакого отношения, ну открой глаза, не вздумай умереть!
   – Женщина с длинными черными волосами сказала, что отобрала этот перстень у мертвого, – прошептала Наталья, не открывая глаз.
   – Это еще ничего не значит. Никогда не верь в смерть, пока не увидишь своими глазами. Ты из-за Хамида так занервничала?
   – Нет. Из-за себя. Я живу в мире символов. Перстень, булавка, брошка, каждый предмет имеет свое значение. Я – язычница.
   Ева подняла глаза и увидела, что их окружили плотным кольцом девушки и охрана Натальи. Они стояли молча, Еве стало не по себе – ей показалось, что она попала в другое время: женщины в сарафанах и мужчины в русских рубахах навыпуск, в шароварах, заправленных в сапоги, сейчас достанут вилы и косы… Она взяла стакан воды, приподняла тяжелую голову и облила Наталье лицо.
   – Слушай. Я знаю, что по дороге сюда Полина отравила одного охранника. Может так случиться, что этот перстень был у него!
   – Почему?
   – Ну, почему… Он мог ехать к тебе отдохнуть или поохранять кого-то. Хамид дал ему перстень, чтобы ты доверяла этому человеку. Ну? Как тебе моя оптимистичная версия? Встанешь?
   – Полежу еще. Ты и эта женщина, вы – вместе?
   – Нет. Разные ведомства. Я не хотела никого убивать, я бы вывезла его тихо и аккуратно, он бы даже не догадался, куда едет и зачем. А теперь придется труп тащить из страны подальше. Чертова кукла! Кстати, ты так и не сказала, она-то жива? А то уж совсем грустно будет – она убила, а мне вывозить?!
   – Милости прошу на ужин, – прошептала Наталья, – будет поросенок запеченный… Скажи, чтобы меня отнесли в дом. Она жива. Если хочешь ее видеть, я могу вас обеих запереть до вечера в одной комнате. Мне так спокойней будет. Так ты говоришь, аккуратно и тихо, он даже не догадается?
   – Его бы заморозить, если ты хочешь, чтобы мы остались. Когда-то же придется вывозить!
   – И так сойдет. – Наталья села. – Пожалуй, я тебя до ужина познакомлю с гостями. И вот еще что. Расстегни. – Ева, не понимая, берет в руки цепочку. – Возьми себе этот перстень и поноси его немного. Так надо. Что ты делаешь, если близкий мужчина использует тебя потихоньку в своих целях, ничего не говоря?
   – Меня? – округлила Ева глаза. – Только в постели!
   Перед отъездом на отдых к Белуге Фабер решил повидаться с писателем Пискуновым и кое-что прояснить. Писатель категорически отказался выходить из дома, уверяя, что за ним следят и могут убить в любой момент. Фабер поехал к нему. Они сидели на кухне, ждали, когда закипит чайник, писатель нервничал, а Фабер не мог найти подходящих слов, чтобы спросить о том, что его мучило: он ночью прочел книжку «Женщина и апельсин». Совершенно одурев и ничего не понимая, утром запретил себе думать про все эти странности, выпил кофе и поехал к Пискунову.
   – Смотрите, Лев Иванович, я привез вам фотографию женщины. Вы ее знаете?
   – Нет. Не имел счастья. – Пискунов совершенно равнодушно мельком глянул на фотографию полуголой женщины в милицейском кителе на плечах.
   – Странно. Очень странно. А ко мне приходила психолог – знакомая этой женщины, и я удивился, как вы правильно ее описали. Желтоволосая, крупная, коленки, растрепанность, все как в вашем романе, один к одному. Знаете, как ее зовут? Далила.
   – Не надо, Климентий Кузьмич, не надо этого. Не надо усугублять и без того опасное состояние моей психики.
   – А при чем здесь ваши книжные герои и психика? – не понял Фабер.
   – Все происходит так, как я описал, – шипел Пискунов, наклонясь лицом к столу. – Я уже сам ничего не понимаю, потому что жизнь успевает приспособиться под мою выдумку до того, как я обдумаю условия контроля и безопасности! Поэтому, – выпрямился Пискунов, – я как раз хотел с вами встретиться и поговорить о дальнейших книгах. Вы чувствуете пагубное влияние моего гения на окружающий нас мир?
   – Ну, Лев Иванович, – возразил Фабер, – может быть, что ваш гений ни при чем, что это не жизнь приспосабливается под вашу выдумку, а вы высасываете жизнь, имея на примете вполне реального человека и вмешиваясь в его личную жизнь запрещенной законом слежкой.
   – Прекратите, – сопротивлялся Пискунов, – не надо этого. Слежка, подслушка, а зеркало-то не раскрылось?! Как я и написал! Вы хотя бы понимаете, что это значит?! Все случилось так, как я написал! Вы понимаете, что я опасен? Я прекращаю писать криминально-опасные книги, я больше не хочу смертей и насилия. И вам давно хотел сказать, вы, владелец издательства, не понимаете, что народ уже напился крови! Вы недальновидны и примитивны в своем желании гнать на поток то, что хорошо пошло несколько лет назад. А эти ваши пистолеты, ножи, разинутые рты на обложках! Все! Если вы этого не понимаете, я сам должен пожертвовать своим относительным благополучием криминального писателя и удивить всех совершенно новой трактовкой жизни.