Васина Нина. Мачеха для Золушки

   – Откуда… вы?..
   – Девочки обсуждали это в примерочной, – дернула плечиком Медея. – Вы же понимаете, открыто американцы не могут объявить, что у них пропало государственное золото, которым собирались расплатиться за похищенную реликвию. Но я думаю, они не отступят. Прощайте. – Медея встала.
   – Минуточку. Форт Нокс, какие там?.. Пятьсот граммов, полтора, пять…
   – Двадцать килограммов, – снисходительно бросила Медея.
   – Таких они не делают! – удивился Кнур.
   – Откуда вам-то знать? – не отказала себе напоследок в издевке эта!..
   Да она!..
   Полковник потом пожалеет, но в ту минуту он остановил это ужасное создание с глазами кобры – не смог удержаться.
– Напоследок, – уверил он, вставая. – Я не задержу вас. Человек, который подарил вам якутский бриллиант, не мой сотрудник. Я убрал от вас своих людей через полгода после нашего расставания в Лондоне. Что это вы побледнели? Неужели где-то прокололись? Что? Не верите? Слишком русский был небось, слишком медведь? А вы меня – сканером! Ай-яй-яй! Смешно. Много сказали этому так называемому идиоту? Какое-то лишнее словечко всегда выскочит. Мое имя называли, когда показывали палец? Вот так-то! Профессионалы из разведки умеют работать высокохудожественно, вас сделали!.. – Он уходил, покачивая головой. – Трансвестит в Марракеше, надо же!.. Интересно, она знает, что ее родная мать жива?

Золушка

   – Мы поедем в твой колледж через Будапешт, – сказала Аделаида.
   – В Литву через Венгрию? Папе это не понравится, – засомневалась Зоя.
   – А мы поедем посмотреть на женщину, которую он выбрал.
   – Как это… выбрал? – выдохнула Зоя. – А маленький Филя? Дездемона…
   – Виктор давно сохнет по одной даме. Не хочешь на нее глянуть?
   – А куда мы сейчас едем?
   – В аэропорт, конечно, – спокойно ответила Ада.
   – Ты же боишься летать! – возмутилась Зоя.
   – Времени мало, вот в чем дело. Тебе нужно быть в колледже не позднее завтрашнего дня. Иначе Виктор поднимет шум, еще чего доброго начнет розыски.
   – А мы ему позвоним.
   – Нет. Он не должен знать о смотринах. Это будет нашей тайной. Поняла?
   – Поняла. Я не поняла, почему ты в прошлый раз страшно боялась лететь, а теперь…
   – Боюсь, и теперь боюсь, но обстоятельства вынуждают. Так… паспорт, карточка, вроде бы я все предусмотрела. Проверь документы.
   Аделаида не предусмотрела фейсконтроль.
   Их остановили у входа в галерею два охранника и молча покачали головой. Зойка огляделась в поисках магазинов одежды поблизости.
   – Бесполезно, – заметила Ада, – тут нужна не просто одежда, а шокирующая. В магазине такую не купишь. Можно, конечно, максимально обнажиться, местами обрить в общественном туалете голову и прилепить жвачкой пару металлических украшений, – пробормотала она задумчиво, чем привела Зою в состояние легкой паники.
   – Но мы не будет этого делать.
   – Не будем?.. – с облегчением вздохнула Зоя.
   – Да. Мы просто позвоним.
   – Здесь? Кому?..
   – Атташе по культуре.
   И это была не шутка.
   – Умная страна, они ввели дополнительные услуги для туристов. Если ты заблудился в городе или у тебя случились неприятности вроде кражи документов, звонишь в своеобразную информационную службу из любого автомата и бесплатно, и с тобой будут говорить на твоем языке.
   – Да, но…
   – Это недолго! – успокоила ее Аделаида.
   Сначала она позвонила в информационную службу помощи. Объяснила, что на сегодня у нее назначена встреча в Министерстве культуры, но, к сожалению, внезапная болезнь не позволит ей прийти, а телефон приемной министерства она потеряла. Так Ада получила телефон. Повторив по этому номеру ранее сказанное, назвала свое имя. Как и следовало ожидать, его не оказалось в списке назначенных лиц. Тогда Ада попросила связаться с секретарем по связям с общественностью и передать замминистра код для срочной связи. Это были шесть цифр, которые Зоя, естественно, не запомнила в такой нервной обстановке. Отставив трубку, Ада кивнула девочке:
   – Соединяют.
   После чего назвала адрес галереи «Соумака» и сказала, что их двое.
   Они сели на лавочку неподалеку от галереи. Пожилая женщина в свалявшемся вязаном берете на седых волосах, потертом легком пальто модели семидесятых, с вместительной сумкой, которую она прижимала к груди, и девочка в джинсах и свитере – в Будапеште было тепло, цвели каштаны, – Зоя упрятала ветровку в рюкзак.
   Через двадцать минут подкатил черный автомобиль. Из него вышли двое одинаково одетых крепких мужчин и женщина в строгом костюме. Она взяла вставшую Аду за плечи и внимательно посмотрела ей в глаза. Потом с ее стороны последовала попытка обняться, но Ада покосилась на девочку, и женщина убрала руки.
   Мужчины подвели девочку с бабушкой к охранникам, показали свои удостоверения, что-то сказали, и охранники расступились. При входе запищал пропускник.
   – Ладно, ладно! – подняла одну руку Аделаида, другой доставая из сумки пистолет, и после недолгих переговоров охраны с прибывшими мужчинами опустила его в подставленный пластиковый пакет, получив взамен номерок. – Какие строгости! Что тут у вас – симпозиум геев?
   Женщина в строгом костюме послала ей на прощание воздушный поцелуй.
   Их провели в небольшую залу с расставленными по периметру стульями, на которых сидели люди. В углу стоял белый рояль, на нем лежала голова тигра с полузакрытыми глазами, хорошо были видны клыки в законсервированной попытке последнего рыка.
   Усевшись, Зоя осмотрелась и отловила несколько удивленных взглядов в их сторону.
   – Опусти глаза! – приказала Аделаида, заметив, что та стала кусать губы, чтобы сдержать смех.
   Зоя послушно потупилась. И прозевала момент, когда за рояль сел невысокий смешной человечек с плечами и глазами Чаплина – плечи узкие, а глаза – детские. Он легко тронул клавиши, в комнате наступила тишина. Не все захотели сесть – несколько человек стояли группами. Из-за тяжелых портьер вышла первая манекенщица с томным лицом и губками бантиком. Она была одета в короткую меховую накидку, кожаные шорты, выставляющие сзади ягодицы открытыми почти до половины. За ней – другая, в длинной юбке до пола – меховой! – и с голой грудью, на шее несколько ниток бус из бриллиантов. Зоя впервые увидела бриллианты – бусами, ей понравилось, камни играли ярче, когда болтались на груди связками. Все это – под легкую, почти неслышную музыку. Следующая модель была в короткой шелковой розовой сорочке на бретельках, босиком, еще у нее была черная соболиная муфта, в которой прятались ладони. Ее шея от подбородка до ключиц была закрыта широкой полосой из разноцветных камней, которые казались беспорядочно насаженными на основу. Они напоминали леденцы монпансье, облизанные и приклеенные неумелой рукой ребенка. Эта модель дошла по диагонали почти до угла, где сидели Зоя с Аделаидой, остановилась, как будто растерявшись, повела глазами, отыскивая причину беспокойства, и посмотрела на Зою.
   Аделаида в этот момент тронула девочку локтем.
   – Это она.
   Зоя вскочила.
   Медея уже уходила, профессионально дозируя развязность походки. Ада дернула девочку за руку, усаживая.
   – Не может быть!.. – прошептала Зоя.
   – Тем не менее, – кивнула Ада.
   – Ты уверена, что именно эта…
   – Уверена. Твой отец увидел ее два года назад и сразу выбрал.
   – Но как же они могут быть вместе? Это… Это же…
   – Знаешь притчу, как бабочка влюбилась в каплю воды? Нет? – шептала Ада. – Напомни мне, чтобы рассказала.
   – А что отец об этом думает? – спросила Зоя, успокаиваясь.
   – Понятия не имею. Сама узнала случайно – Вольдемар проболтался.
   – Он… Он ничего не думает! – озарило Зою. – Он не знает.
   – В этом-то и проблема, – кивнула Аделаида. – Она тебе нравится?
   – Она?.. Странно, но что-то есть. Такая мачеха… Прикольно, что и говорить.
   – Ладно, уходим, а то меня уже фотографируют.
   Получив свое оружие, Аделаида вышла на улицу и закурила, достав из сумки рассохшуюся сигарету.
   – Ты куришь? – удивилась Зоя.
   – Только от бессилия. Это редко бывает. Сестрам не проболтаешься? – прищурилась она.
   – Да кто мне поверит?! Если честно, то здесь, на улице, все кажется бредом.
   – Пойдем сядем, я скажу кое-что. – Аделаида кивнула на лавочку.
   Они сели. Зоя стиснула ладони между коленками, но не смогла унять дрожь.
   – Оденься.
   – Мне жарко. А можно… можно же что-то предпринять, я не знаю… Есть шанс, что такая женщина вообще согласится просто встретиться с моим отцом?
   – Они встречались, и не раз.
   – И что?
   – Ничего. Отшила.
   – Вот видишь!
   – Зоя, дела обстоят таким образом, что ты просто обречена иметь рядом это дорогое великолепное создание, уж поверь мне. Какой-то шанс в твоей жизни мог бы остаться, если бы Виктор ее не встретил, но… Насколько ты мне доверяешь?
   Зоя посмотрела удивленно.
   – Ты что, сменила тему? Какое может быть доверие, если я не знаю, о чем ты думаешь?!
   – Что, вообще? – удивленно посмотрела Ада.
   – Ну… – замялась Зоя. – Такое впечатление, что я прохожу экзамен. Карты в поезде, пирожки, еще это сборище любителей убоинки… Я тебя не понимаю и, если честно, уже устала. Я хочу в колледж. Спокойно все обдумать. Поесть, наконец, нормальной домашней еды.
   – А что Медея подумала, когда на тебя глянула? – проигнорировала ее претензии крестная.
   – Медея? Ну и имечко. Ничего не подумала, удивилась очень. Да кто там не удивлялся, когда нас видел? Равнодушных не осталось. Видишь полицейского?
   – Да, и что? – развернулась Ада.
   – Он уже несколько минут собирается проверить у тебя документы.
   – Мои документы в порядке.
   – А оружие?
   – Детка! – Ада посмотрела удивленно. – Не надо так плохо думать о крестной! У меня…
   – Уже поняла – есть разрешение, – закончила за нее Зоя. – Извини.
   – Слушай, а он на каком языке думает?
   – Смешная ты, – Зоя встала и подала руку Аделаиде. – Все люди думают на одном языке. Образами.
   Они пошли к стоянке такси. По дороге Ада демонстративно закинула окурок в урну, сверля сердитым взглядом полицейского.
   – Слушай, тебе моя англичанка понравилась?
   Зоя задумалась.
   – Мне понравилась дама из Министерства культуры. Она тебя обожает совершенно искренне, а англичанка…
   – Меркантильна, знаю, – кивнула Ада. – Ты должна будешь летом помочь одной моей хорошей знакомой.
   – Никаких афер!
   – Это уж как получится, но я буду настороже, не беспокойся.
   – Да уж…
   – Ее будут держать взаперти, а ты поможешь ей бежать.
   – Взаперти – звучит двусмысленно. Надеюсь, речь идет не о тюрьме?
   – Вижу, вижу – ты от меня устала, – вздохнула Аделаида. – Потерпи еще немного. Я доставлю тебя в колледж.
   – Нет! Посадишь в автобус – и все!
   – Исключено. Довезу до места и доведу… – Она задумалась. – До ворот, ну пожалуйста.
   – До поворота у ворот! – поддалась Зоя.
   – И еще три шага. Будешь дальше торговаться?
   Зоя открыла дверцу такси, подождала, пока Ада усядется, наклонилась к ней:
   – Два шага.

Отец

   Абакар попросил о личной встрече для серьезной беседы. Приехал к Виктору с вином. Сели в каминной комнате. Пили вино, закусывали отличным швейцарским сыром. Дездемона за этот сыр потом сильно ругалась, потому что больше суток искала по дому то ли сдохшую мышку, то ли сгнившие от непосильной работы мужские носки.
   Зная особенности Абакара вести важные разговоры, Филимон стойко выдержал рассуждения о детях, о голубях, о курсе валют и насколько готов его жеребец в этом году взять приз. А потом Абакар вдруг спросил о главном, но Филимон этого не понял. Абакар сменил тему:
   – Ты чем думаешь заняться на пенсии?
   – Какая пенсия, мне сына растить надо. Я решил, что мы вместе с ним поедем учиться. А что? Годам к десяти присмотрюсь, какие у него склонности, и выберем место учебы.
   – А, ты об этом… – усмехнулся Абакар. – Я уж подумал, что ты скажешь о зарабатывании денег.
   – Деньги, конечно, лишними не бывают, но сын…
   – Бывают, – серьезно заметил Абакар. – Деньги бывают лишними, когда человек не понимает, что пора остановиться. Виктор, я решил остановиться.
   – Хорошая мысль, – кивнул Лушко. – Ты старше меня, но внутри пожилистей будешь. Раз уж ты решил, то и мне пора. – Он вспомнил Марго и покачал головой.
   Хотел было рассказать Абакару, как Горгона настаивала на совместной их завязке, но не успел. Бог, как сказала бы Дездемона, спас – Виктор Филимонович, судорожно набрав воздуха в три всхлипа, оглушительно чихнул. Дождавшись, пока он вытрет после этого слезы, Абакар сказал:
   – Есть организация, которая не даст нам просто завязать.
   – Мы – вольные птицы, – удивился Филимон. – Частная служба спасения и медицинский центр реабилитации – все налоги уплачены, большинство операций проводится бесплатно. В прошлом году получили от правительства благодарность, между прочим.
   – А как ты думаешь, что скажет Горгона на предложение завязать?
   После этого вопроса задумавшийся было Виктор Лушко чихнул второй раз.
   – Пока она вольная птица, нам это не удастся, – уверенно заявил Абакар.
   – В каком смысле?
   – Представь, что у тебя есть жар-птица в клетке, которая предсказывает богатство и смерть. И ты этой птице говоришь: «Хватит уже, накушался. Больше не хочу».
   – И что? – не понимал Филимон.
   – Есть два варианта. Выпустить ее из клетки на волю или шею свернуть.
   – Ну уж, сразу – шею…
   – А она больше ничего в жизни делать не умеет. Она одна такая на всей земле! И яиц уже не снесет, чтобы с детишками нянчиться. За душой ничего, понимаешь, нет, кроме предсказаний богатства и смерти!
   Виктор Лушко в этом месте очень внимательно присмотрелся к своему кровному брату Абакару. В девяносто восьмом году Абакар дал свою кровь Виктору при срочном переливании, а в две тысячи первом Виктор лег на стол рядом и подставил свою вену – у них были одинаковые группа и резус.
   – Начни с конца, что ты имеешь в виду, – потребовал Филимон.
   – Горгону очень хочет иметь одна серьезная организация, – пошел с конца Абакар. – Я такое их желание понимаю.
   – И что это за организация? Второе пришествие Христа? Сатанисты? Воины ислама?
   – Не суди о моей религии с презрением атеиста! Ты ничего в этом не понимаешь.
   – Значит – воины ислама, – прошептал потрясенный Филимон. – И давно твои братья по вере знают о Марго?
   – Несколько лет.
   – Абакар, ты нарушил обет молчания, который мы давали Марго?
   – Посмотри, что творится на планете! Мои братья гибнут тысячами.
   – Подожди меня агитировать, мы не на политинформации, – прервал его Виктор. – Что именно они знают?
   – Они знают миф. Что есть возможность предсказывать катастрофы.
   – И какое же из предсказаний Горгоны за последнее время ты им подарил?
   Абакар, застыв в кресле с полупустым бокалом, сказал в пол:
   – Новый Орлеан.
   – Не понимаю. Горгона сказала, что последствия будут глобально разрушительными. Из тех мест не удастся выбраться в допустимые для здоровья и жизни сроки. И что местные мародеры будут громить дома, магазины и сбивать вертолеты. Ничего особо ценного в городе не осталось – была заранее подготовленная эвакуация. Что могли из всего этого поиметь твои… братья? – с трудом выдавив из себя последнее слово, Виктор свирепо уставился на Абакара.
   – Информацию! Это дорогого стоит. Бен-Али за пять дней до наводнения заявил по своему телевидению, что молитвы осиротевших матерей услышаны Аллахом, и на Америку падет его кара, и будет она ужасна. За Новым Орлеаном падут другие города, смерчи обрушатся на Флориду, и так будет продолжаться, пока…
   – Подожди. Достаточно. – Филимон встал и начал ходить по комнате, обдумывая ситуацию. – Нашел, кого смерчами пугать, – пробормотал он. – Да в этом месте ураганов по пять штук в год бывает!
   – В прошлом году больше восьми. В феврале Бен-Али угрожал Америке двумя крупными авиакатастрофами, если ты помнишь…
   – Стоп! Есть вопрос. Твои исламисты уже поняли, что из некоторых предсказаний можно извлечь неплохую материальную выгоду?
   – Поэтому я и завел этот разговор, – Абакар поднял голову и в упор посмотрел на товарища.
   – То есть ты просто взял и заложил всех нас террористам? Почему, Абакар?
   – Никого я не закладывал. И имя Марго не называл. Они думают, что я – их человек в Службе спасения и работаю как информатор. Просто узнаю и заранее сообщаю, где будет землетрясение или смерч.
   – Они не дураки! Когда-то же должно было всплыть понятие предсказаний?
   – Сядь. Ты задал главный вопрос. Это всплыло. Но очень странно. Мне дали задание выяснить, кто из организации имеет доступ в информационный центр изучения катастроф. Есть какой-то полигон по управлению погодой, бывшая лаборатория боевой метеорологии. Они думают, что оттуда и просачивается информация по природным катаклизмам. У них даже есть подозрение, что русские научились управлять некоторыми процессами перемещения воздушных масс и океанических течений. На европейские деньги.
   – И что?.. – замер Виктор Лушко.
   – Что – что?.. У них разведка работает отлично, назвали даже место под Нижним Новгородом – какой-то полигон с советских времен. Туда наведывается богатый норвежец, они его два раза вели до аэропорта, уже своим людям в Осло передавали описание, а потом теряли.
   Виктор Филимонович в этом месте перевел дух и мысленно перекрестился: он не поленился исполнить указания Горгоны по конспирации. Каждый раз, уезжая из Суры, он направлялся в Москву, в аэропорт, покупал там билет на самолет до Осло, после чего шел в туалет переодеться, а из туалета, сняв бороду и парик, ехал домой. Единственное, чего он так и не смог запомнить, это свое новое имя в норвежском паспорте.
   – Так что, думай – не думай, а Горгону придется им сдать, – неожиданно подвел итог Абакар.
   – Ты же сказал – они ничего о ней не знают! – опешил Филимон.
   – Пока не знают. Хотя недавно у меня напрямую спросили о женщине-предсказательнице. А что ты предлагаешь? Нет, что ты предлагаешь? Всю оставшуюся жизнь мне добывать сведения о грядущих землетрясениях и тайфунах якобы из лаборатории боевой метеорологии?
   Виктор Филимонович сел в кресло напротив, посмотрел на Абакара, подбирая слова.
   – Ты сейчас в моем доме пьешь вино – если не ошибаюсь, это грех для мусульманина. И я никогда не видел, чтобы ты расстилал коврик и молился на восток. Что с тобой случилось?
   – Родня, – пожал плечами Абакар.
   – У меня тоже есть родня, – сопровождая каждое слово многозначительным кивком головы, сказал Виктор.
   – Твоя родня сидит у тебя за пазухой! Вон – все под рукой, все наперечет. А у меня одних двоюродных братьев шестеро в Афганистане живут. А у них по шестеро детей!
   – И все-таки мне бы хотелось знать, в какой момент ты понадобился своей многочисленной узбекской родне. Вспомни. Что ты сделал не так, Абакар?
   Они смотрели друг на друга так долго, что время загустело от тревоги.
   – Я не отдал свой слиток в расплавку, – тихо сказал Абакар. – Я его целиком передал отцу и старшим братьям в Узбекистан. Я думал, они сами поделят его между собой, а я стану уважаемым человеком в семье. Но они сохранили его, я узнал об этом недавно. Сохранили для исламистского движения. Я стал почитаемым человеком, меня несколько раз приглашали на собрания.
   – Потрясающе!.. – прошептал Виктор.
   – Пойми, я не мог не поддерживать их веру в меня, это трудно. Я устал. Нужно как-то закруглится. Неужели тебе эта женщина дороже кровного брата?
   – Ты хотя бы представляешь, о ком говоришь? Горгона работала на ФСБ, когда мы с тобой еще только учились рукава разматывать. Ты думаешь, с этой женщиной можно так поступить? Думаешь, она позволит?
   – Ее увезут далеко, она будет жить во дворце как королева, без сорока прислужников шагу ни ступит.
   – Очнись! – крикнул Виктор Лушко. – Что-то я не слыхал, чтобы террористы жили во дворцах. Они все больше бункеры под землей предпочитают!
   – Мы с тобой ссоримся из-за чужой женщины, – многозначительно заметил Абакар. – Кто она тебе? Сестра? Мать твоих детей?
   И Виктор Филимонович понял, что они говорят о разном. И могут говорить еще долго, но понять доводы друг друга не способны. Он стал вспоминать другие разговоры, чтобы определиться, насколько глубока пропасть между ними, умело замаскированная судьбой под кровную дружбу. А представив Горгону у террористов и даже самые ничтожные последствия использования ее дара, Виктор Лушко пожалел, что узнал о сыне.
   – Я должен подумать, – сказал он.
   – Конечно, – с облегчением вздохнул Абакар. – Ты мой кровный брат. Будем решать вместе. Когда твоя младшая сдает экзамены? В конце июня?
   – А это при чем? – напрягся Филимон.
   – Как – при чем? Смотрины устраивать будем, баранов резать, гостей соберем. С меня – калым.
   И Виктор Филимонович понял, что у него на размышления осталось чуть больше двух месяцев.
   После отъезда Абакара он часа два мерил шагами комнату. Пытался понять, как же получилось, что узбек повязал его обещанием выдать Зойку за своего сына.
   – Она еще ребенок, какое сватовство? – удивился тогда Филимон.
   И узнал, что на родине Абакара девочку сватают в семью будущего мужа чуть ли не при рождении. Филимон отказывался вести подобные беседы с десятилетней Зойкой – не поймет. Абакар подошел к этому с определенной хитростью:
   – А ты не веди с нею беседы. Подгадай, когда она в раж войдет – потребует у тебя чего-то особенного, просить станет. Тут и вверни про сватовство.
   Виктор Лушко схватил себя за волосы. Седой косматый дурак, пошел на поводу у лысого!.. Нужно вспомнить – сколько еще раз имел его подобным образом узбек Абакар?

Кухарка

   Главное – не пороть горячку. Он не стал заказывать машину, чтобы выехать в Петербург для срочного разговора с Горгоной. Два месяца – это много, можно долго и спокойно думать. Проведя в размышлениях бессонную ночь, Лушко так измучился от невозможности с кем-то это обсудить, что к утру готов был о стенку головой биться. Пошел было взять у Луни ребенка, но та вдруг заартачилась, вцепилась в мальчишку, хоть он и потянулся к отцу. На шум прибежала Дездемона, посмотрела на Виктора и ребенка не дала. Повела за стол, налила водки и прищурилась веселым зеленым глазом.
   – Неужели поругались, друзья неразлучные?
   – Молчи, женщина. Не лезь не в свое дело! Занимайся домом. Почему твоя чухонка мне ребенка не дает?!
   Дездемона смотрела участливо, подвигала поближе закуску.
   – Рязанские мы, – сказала она, нанизав на вилку Виктора селедочку, а потом еще, на два выступивших зубчика – по оливке. – В Финляндии отродясь не бывали.
   – При чем здесь Финляндия? – удивился он.
   – А вы, Виктор Филимонович, Зойку спросите об этом. Она теперь девочка у нас ученая, из ранних. Она вам как следоватобъяснит, что чухонцами финнов зовут, а мы – рязанские, мы отродясь…
   Виктор резко встал, опрокинув стул. Его осенило!
   – Я к Зойке поеду!
   – Что ж так далеко? – засуетилась Дездемона, не предполагавшая такого результата своих объяснений. – Можно и по компьютеру посмотреть.
   – Хватит! – Виктор Филимонович попробовал стукнуть по столу кулаком, но промахнулся.
   Дездемона подхватила его, когда он начал заваливаться под стол.
   – Хватит!.. Разболтались тут. Нечего мне указывать, что делать. Сказал – поеду дочерей проведать, значит, поеду! И точка. Звони… Вольке.
   Через полтора часа приехал удивленный Вольдемар.    – Сколько? – спросил он, войдя в кухню к Дездемоне.
   – Две бутылки и чекушку коньяка.
   – Знаешь, что стряслось?
   – Нет. Нервничает сильно. Абакар был. Кричали.
   – О чем кричали? Давай, не юли, я же знаю, вы с Елисеем только и делаете, что подслушиваете! – настаивал Вольдемар.
   – Вот у Елисея и спроси! – обиделась Дездемона. – А мне подслушивать некогда.
   – Некогда ей… Пойми, я должен обладать информацией – что случилось, насколько серьезно.
   – Обладай, если должен, кто тебе не дает? – дернула плечом Дездемона.
   Вольдемар сел и закрыл глаза.
   – Забодался я в эту чухляндию ездить. Два дня назад отвозил Маринку с Иринкой – и опять!..
   – Еще один знаток географии! – подбоченилась Дездемона. – Ты что чухляндией называешь, умник? Литву? А это в другом месте! Забодался он! Видно, отросло уже, чем бодаться?
   – Ты чего налетела?.. – опешил Вольдемар.
– Я еще не налетела. Так, разминаюсь. У меня деловнемерено, а тут с вами, бодатыми, разбирайся! Есть будешь, или пойдем сразу затащим хозяина в машину, пока я в запале?

Отец

   Когда подъезжали к Москве, Вольдемар на заправке не выдержал, открыл заднюю дверцу и пощупал у Филимона пульс. Живой. Спит.
   В аэропорту Виктор Филимонович немного пришел в себя, что весьма облегчило процедуру его водружения в самолет. Улучив момент, Вольдемар позвонил Шурупу.
   – Филимон напился. Мы летим в Вильнюс.
   – Сколько выпил? – спросил Шуруп.
   – Две бутылки по ноль семь плюс двести пятьдесят.
   – Плохо дело, – согласился Шуруп. – Что-нибудь говорил?