Страница:
– С мужчинами такого не случается, не беспокойся, – усмехнулась Марго. – Они же никогда не носят жизнь в своем животе.
Ну вот, она еще и мысли читает.
– Мысли я читать так и не научилась, – тут же подстерегла выражение его лица Марго, – но по твоей физиономии даже экстрасенс-дилетант может все узнать.
– Так вот, я чего пришел… – решил прекратить странную беседу Филимон и встал.
– Ты пришел сказать, что завязываешь. Я тоже решила завязать. Будем завязывать вместе. Это долгий и трудный процесс. Быстро и просто из нашего с тобой бизнеса не выбраться.
– Что значит – вместе? – уточнил Филимон.
– Это слово имеет одно значение. Его антоним – врозь. Вместе – это вместе.
– Но почему – я?
– Это просто. Ты единственный из всей организации, в ком я уверена.
– В каком смысле?
– Это не ты позвонил одиннадцатого сентября в ФБР.
– Не я, ну и что? – Филимон удивился, что Марго придает такое большое значение тому звонку. – У кого-то сдали нервы, что тут странного? Конечно, он мог подставить всю организацию, но ведь пронесло.
– А я тебе скажу, что тут странного. – Марго перешла на шипение – шепотом это не назовешь, потому что получалось зло. – Позвонил человек за пятнадцать минут до взрыва, предупредил, чтобы всех людей из башен эвакуировали. Его не послушали, погибли тысячи. Если человек пошел на такой шаг, значит, его переклинило. Что делает такой человек потом? Когда трупы подсчитаны? Говори, главный пожарник.
– Ну что делает… – Филимон задумался. – Значит, он подставился по полной. Позвонил, зная, что его могут вычислить. Зачем это сделал? Нервы сдали от предполагаемого количества трупов, это понятно… Потом пришел в себя…
– Неправильно, – перебила его Марго. – Он и до звонка был не в себе. Потом все взвесил, обдумал и позвонил. Ему не нужно было приходить в себя после катастрофы, потому что в такой ситуации человек все решает до звонка! И обдумывает последствия. И он обдумывал, что будет, если его не послушают. А потом просто ждал результата с заранее просчитанным выбором.
– Ну ладно, пусть так. – Филимон устал разговаривать и не понимал, чего хочет Марго.
– Напряги мозги! Его решение позвонить не было меркантильным, то есть не имело под собой никакого корыстного умысла. Это был нравственный выбор! Он дождался результата, а потом должен был отреагировать! Бежать из организации или покончить с собой. Кто-нибудь у нас исчез с сентября по декабрь в 2001 году?
– Нет. И никто не застрелился. Так что…
– Так что этот человек еще в организации.
– А может быть… – Филимон задумался. – Может, он уже погиб за эти годы.
– Тогда за девять дней до его смерти я бы первой узнала о всех его подвигах и провалах в этой жизни! А за девять дней после – о результатах содеянного. Нет. Он жив, и он не подсадной из органов, иначе за эти годы они бы обязательно проявили себя. Я не хочу работать в команде, где есть хотя бы один непредсказуемый человек. Ты знаешь, что у некоторых мужчин и женщин логика заменяет секс? – вдруг спросила она.
– Как это? – опешил Филимон.
– Им разрешение головоломок судьбы доставляет больший интерес, чем удовлетворение плоти. Ты хотел бы жить с женщиной, которая испытывает оргазм от собственных душевных игр, а мужчина нужен ей только для оздоровления организма?
– Я не понял, при чем здесь секс и звонок по поводу катастрофы? – В голове Филимона наступил полнейший сумбур. – И вообще – может быть, это не наш человек, а террорист из самолета позвонил, подлетая!
– Я уже говорила, – скучным голосом напомнила Марго, – звонок поступил с земли, и не было никаких террористов, а были игры спецслужб! И эти люди, конечно, планировали какое-то количество человеческих жертв, но не столько. Они не знали того, что узнала я от летчика одного из самолетов. Он сидел в туалете в моем номере в лиссабонской гостинице – этакая обгоревшая головешка. Восемьсот тонн самолетного топлива взорвалось при столкновении, металлические перекрытия оплавились, башни сложились, устроив настоящий ад, но для спецслужб, завертевших все это, слово «ад» заменилось «непредвиденными обстоятельствами» – баки самолета оказались полными.
– Ты не можешь этого точно знать.
– Могу! Третьему самолету, который тоже летел на Нью-Йорк, дали спокойно развернуться и пойти на Вашингтон – и не куда-нибудь, а прямым курсом на Пентагон. А в истребителях, которые были подняты по тревоге, не было боевых ракет! И не говори мне, что позвонить мог человек из спецслужб. Я знакома с планированием подобных операций не понаслышке – больше десяти лет зарабатывала на жизнь, как ясновидящая при ФСБ. Человек из группы планирования таких операций может позвонить за день, за несколько часов – и то, если обойдет трехуровневую слежку, но не за пятнадцать минут! Так что… – Марго встала из кресла-качалки и постучала ладонью по ноге, подзывая собак. – Завязывать будем вместе. Медленно. На это уйдет не меньше года.
Филимону было ужасно неуютно, и дом этот старый ему не нравился. Он прошел за Марго и собаками в его сумрак с чужими запахами, сундуками, плетеными корзинами и вышивками парусных кораблей – крестиком, в рамочках.
– Слушай, давай по-простому, – предложил Филимон, усевшись за круглый стол с самодельной скатертью в виде огромной ажурной салфетки. – Я решил завязать, потому что… – он задумался и понял, что сформулировать свои ощущения не сможет.
Марго решила помочь:
– Это просто. Почему овдовевший мужчина с подросшими детьми решает что-то изменить в своей жизни? Потому что мимо прошла женщина с особым запахом. Ее запах пробрался в давно забытые тайники твоего мозга и возбудил их до степени небольшого слабоумия, которое обычно сопровождает самую примитивную страсть. Это просто химия. Ты меня понимаешь? Я говорю по-простому.
– Я все понимаю – не идиот. Но иметь с тобой общих дел не хочу. Будем завязывать врозь, – решительно заявил Филимон.
– Это мне решать, где и с кем я буду находиться после завязки.
– Да почему я, черт побери?! – вскочил Филимон.
– Ладно, – вздохнула Марго, – начнем сначала. – Ты – единственный из всей организации, кто не звонил одиннадцатого сентября в ФБР, а в остальных людях планеты Земля я не уверена. Сядь. Работа предстоит трудная. Что ты знаешь о лаборатории боевой метеорологии?
– Ничего, – честно ответил Филимон.
– Тогда… – задумалась Марго, – ты не знаешь, как можно изменить направление морских течений и скорость ветра при помощи радиоволновых явлений. А также гравитационное поле Земли – его тоже можно изменить. Грибной суп будешь?
– Ничего такого я не знаю и супа не хочу, – отмахнулся Филимон.
– Ты ничего не знаешь о роли радиоволновых явлений в процессе управления погодой. Супа ты тоже не хочешь. Ладно, иди.
– Куда?..
– Иди узнавай все это, изучай, изображай заблудившегося грибника в Нижегородской области или чудака миллионера в Норвегии, который хочет вложить деньги в разработку методов управления цунами и торнадо… Хотя, лучше – наоборот. На полигоне Сура под Нижним Новгородом изображай заблудившегося миллионера, а в Норвегии…
– Стоп! В чем вообще дело? Во что мы теперь играем?
– Мы играем в большую подставу для спецслужб. И от того, как мы обеспечим реальность этой подставы, зависит возможность нашей с тобой завязки без последствий. На земле есть всего два места, в которых изучались способы управления климатом. Полигон Сура у нас и что-то типа военной базы в Норвегии. Наш полигон давно загнивает, антенны падают. В Норвегии дела обстоят прилично, но вот радиотелескопы у нас одни и те же, да и способы изучения процессов тоже. Ты должен охватить оба объекта. Это будет трудно.
– Да уж!.. – выдохнул Филимон, но Марго не дала ему пожалеть себя.
– Потому что ты должен это делать один и с максимальной конспирацией.
– Совсем один? – растерялся Филимон.
– Совсем. Людей посторонних в помощь, как всегда, можешь нанимать сколько угодно. Но среди своих изображай человека, который собирается в будущем избавиться от меня – я тоже ведь не вечна… надеюсь, – пробормотала Марго. – Объясни, что когда-нибудь потребуется заменить мои способности научными изысканиями. Засвети несколько денежных переводов, съезди пару раз в Норвегию.
– Да мои ребята обхохочутся, когда я с умной мордой начну что-то плести о радиоволновых явлениях! Но это – ерунда, что значит «охватить оба объекта»?
– Это как раз просто. Потихоньку, ненавязчиво, за год-полтора нужно запускать в средства массовой информации «случайно просочившиеся» сведения о достижениях в области управления погодой. Пустить слухи о невероятных возможностях русских исследователей, потом тут же их решительно опровергнуть, показав разруху на полигоне, и вдруг! – как бы нечаянно камера в момент репортажа должна выхватить несколько дорогих приборов, назначение которых могут оценить только специалисты. Иначе, Витя Лушко… – Марго была уже почти невидима в заполнивших комнату сумерках, – уйти из этого бизнеса живыми и свободными будет весьма проблематично. В наших службах раньше умных людей было по три с половиной человека на сотню. Как там у Пушкина? – спросила она и тут же процитировала: – «Чином избавлен от ума». Сейчас, конечно, ума еще меньше – узаконенная меркантильность отупляет, но один-два служивых из ста когда-нибудь сопоставят подозрительно преждевременные появления наших бригад на местах больших взрывов или цунами со странными исчезновениями при этом ценностей.
Прошло два года, два месяца и семь дней. Или десять дней? Как правильно считать – тридцать первые числа забываются. Проще так: прошло более двух лет после встречи Виктора Лушко и Горгоны. Он в точности выполнил все ее указания, подгадав, чтобы сведения о полигоне Сура просочились вовремя – как раз перед разрушительным ураганом «Иван», захлестнувшим Новый Орлеан. Девочки подросли – девочки в таком возрасте меняются за лето до неузнаваемости, это что касается старших, а Зое скоро исполнится тринадцать.
Сестры
Золушка
Кухарка
Ну вот, она еще и мысли читает.
– Мысли я читать так и не научилась, – тут же подстерегла выражение его лица Марго, – но по твоей физиономии даже экстрасенс-дилетант может все узнать.
– Так вот, я чего пришел… – решил прекратить странную беседу Филимон и встал.
– Ты пришел сказать, что завязываешь. Я тоже решила завязать. Будем завязывать вместе. Это долгий и трудный процесс. Быстро и просто из нашего с тобой бизнеса не выбраться.
– Что значит – вместе? – уточнил Филимон.
– Это слово имеет одно значение. Его антоним – врозь. Вместе – это вместе.
– Но почему – я?
– Это просто. Ты единственный из всей организации, в ком я уверена.
– В каком смысле?
– Это не ты позвонил одиннадцатого сентября в ФБР.
– Не я, ну и что? – Филимон удивился, что Марго придает такое большое значение тому звонку. – У кого-то сдали нервы, что тут странного? Конечно, он мог подставить всю организацию, но ведь пронесло.
– А я тебе скажу, что тут странного. – Марго перешла на шипение – шепотом это не назовешь, потому что получалось зло. – Позвонил человек за пятнадцать минут до взрыва, предупредил, чтобы всех людей из башен эвакуировали. Его не послушали, погибли тысячи. Если человек пошел на такой шаг, значит, его переклинило. Что делает такой человек потом? Когда трупы подсчитаны? Говори, главный пожарник.
– Ну что делает… – Филимон задумался. – Значит, он подставился по полной. Позвонил, зная, что его могут вычислить. Зачем это сделал? Нервы сдали от предполагаемого количества трупов, это понятно… Потом пришел в себя…
– Неправильно, – перебила его Марго. – Он и до звонка был не в себе. Потом все взвесил, обдумал и позвонил. Ему не нужно было приходить в себя после катастрофы, потому что в такой ситуации человек все решает до звонка! И обдумывает последствия. И он обдумывал, что будет, если его не послушают. А потом просто ждал результата с заранее просчитанным выбором.
– Ну ладно, пусть так. – Филимон устал разговаривать и не понимал, чего хочет Марго.
– Напряги мозги! Его решение позвонить не было меркантильным, то есть не имело под собой никакого корыстного умысла. Это был нравственный выбор! Он дождался результата, а потом должен был отреагировать! Бежать из организации или покончить с собой. Кто-нибудь у нас исчез с сентября по декабрь в 2001 году?
– Нет. И никто не застрелился. Так что…
– Так что этот человек еще в организации.
– А может быть… – Филимон задумался. – Может, он уже погиб за эти годы.
– Тогда за девять дней до его смерти я бы первой узнала о всех его подвигах и провалах в этой жизни! А за девять дней после – о результатах содеянного. Нет. Он жив, и он не подсадной из органов, иначе за эти годы они бы обязательно проявили себя. Я не хочу работать в команде, где есть хотя бы один непредсказуемый человек. Ты знаешь, что у некоторых мужчин и женщин логика заменяет секс? – вдруг спросила она.
– Как это? – опешил Филимон.
– Им разрешение головоломок судьбы доставляет больший интерес, чем удовлетворение плоти. Ты хотел бы жить с женщиной, которая испытывает оргазм от собственных душевных игр, а мужчина нужен ей только для оздоровления организма?
– Я не понял, при чем здесь секс и звонок по поводу катастрофы? – В голове Филимона наступил полнейший сумбур. – И вообще – может быть, это не наш человек, а террорист из самолета позвонил, подлетая!
– Я уже говорила, – скучным голосом напомнила Марго, – звонок поступил с земли, и не было никаких террористов, а были игры спецслужб! И эти люди, конечно, планировали какое-то количество человеческих жертв, но не столько. Они не знали того, что узнала я от летчика одного из самолетов. Он сидел в туалете в моем номере в лиссабонской гостинице – этакая обгоревшая головешка. Восемьсот тонн самолетного топлива взорвалось при столкновении, металлические перекрытия оплавились, башни сложились, устроив настоящий ад, но для спецслужб, завертевших все это, слово «ад» заменилось «непредвиденными обстоятельствами» – баки самолета оказались полными.
– Ты не можешь этого точно знать.
– Могу! Третьему самолету, который тоже летел на Нью-Йорк, дали спокойно развернуться и пойти на Вашингтон – и не куда-нибудь, а прямым курсом на Пентагон. А в истребителях, которые были подняты по тревоге, не было боевых ракет! И не говори мне, что позвонить мог человек из спецслужб. Я знакома с планированием подобных операций не понаслышке – больше десяти лет зарабатывала на жизнь, как ясновидящая при ФСБ. Человек из группы планирования таких операций может позвонить за день, за несколько часов – и то, если обойдет трехуровневую слежку, но не за пятнадцать минут! Так что… – Марго встала из кресла-качалки и постучала ладонью по ноге, подзывая собак. – Завязывать будем вместе. Медленно. На это уйдет не меньше года.
Филимону было ужасно неуютно, и дом этот старый ему не нравился. Он прошел за Марго и собаками в его сумрак с чужими запахами, сундуками, плетеными корзинами и вышивками парусных кораблей – крестиком, в рамочках.
– Слушай, давай по-простому, – предложил Филимон, усевшись за круглый стол с самодельной скатертью в виде огромной ажурной салфетки. – Я решил завязать, потому что… – он задумался и понял, что сформулировать свои ощущения не сможет.
Марго решила помочь:
– Это просто. Почему овдовевший мужчина с подросшими детьми решает что-то изменить в своей жизни? Потому что мимо прошла женщина с особым запахом. Ее запах пробрался в давно забытые тайники твоего мозга и возбудил их до степени небольшого слабоумия, которое обычно сопровождает самую примитивную страсть. Это просто химия. Ты меня понимаешь? Я говорю по-простому.
– Я все понимаю – не идиот. Но иметь с тобой общих дел не хочу. Будем завязывать врозь, – решительно заявил Филимон.
– Это мне решать, где и с кем я буду находиться после завязки.
– Да почему я, черт побери?! – вскочил Филимон.
– Ладно, – вздохнула Марго, – начнем сначала. – Ты – единственный из всей организации, кто не звонил одиннадцатого сентября в ФБР, а в остальных людях планеты Земля я не уверена. Сядь. Работа предстоит трудная. Что ты знаешь о лаборатории боевой метеорологии?
– Ничего, – честно ответил Филимон.
– Тогда… – задумалась Марго, – ты не знаешь, как можно изменить направление морских течений и скорость ветра при помощи радиоволновых явлений. А также гравитационное поле Земли – его тоже можно изменить. Грибной суп будешь?
– Ничего такого я не знаю и супа не хочу, – отмахнулся Филимон.
– Ты ничего не знаешь о роли радиоволновых явлений в процессе управления погодой. Супа ты тоже не хочешь. Ладно, иди.
– Куда?..
– Иди узнавай все это, изучай, изображай заблудившегося грибника в Нижегородской области или чудака миллионера в Норвегии, который хочет вложить деньги в разработку методов управления цунами и торнадо… Хотя, лучше – наоборот. На полигоне Сура под Нижним Новгородом изображай заблудившегося миллионера, а в Норвегии…
– Стоп! В чем вообще дело? Во что мы теперь играем?
– Мы играем в большую подставу для спецслужб. И от того, как мы обеспечим реальность этой подставы, зависит возможность нашей с тобой завязки без последствий. На земле есть всего два места, в которых изучались способы управления климатом. Полигон Сура у нас и что-то типа военной базы в Норвегии. Наш полигон давно загнивает, антенны падают. В Норвегии дела обстоят прилично, но вот радиотелескопы у нас одни и те же, да и способы изучения процессов тоже. Ты должен охватить оба объекта. Это будет трудно.
– Да уж!.. – выдохнул Филимон, но Марго не дала ему пожалеть себя.
– Потому что ты должен это делать один и с максимальной конспирацией.
– Совсем один? – растерялся Филимон.
– Совсем. Людей посторонних в помощь, как всегда, можешь нанимать сколько угодно. Но среди своих изображай человека, который собирается в будущем избавиться от меня – я тоже ведь не вечна… надеюсь, – пробормотала Марго. – Объясни, что когда-нибудь потребуется заменить мои способности научными изысканиями. Засвети несколько денежных переводов, съезди пару раз в Норвегию.
– Да мои ребята обхохочутся, когда я с умной мордой начну что-то плести о радиоволновых явлениях! Но это – ерунда, что значит «охватить оба объекта»?
– Это как раз просто. Потихоньку, ненавязчиво, за год-полтора нужно запускать в средства массовой информации «случайно просочившиеся» сведения о достижениях в области управления погодой. Пустить слухи о невероятных возможностях русских исследователей, потом тут же их решительно опровергнуть, показав разруху на полигоне, и вдруг! – как бы нечаянно камера в момент репортажа должна выхватить несколько дорогих приборов, назначение которых могут оценить только специалисты. Иначе, Витя Лушко… – Марго была уже почти невидима в заполнивших комнату сумерках, – уйти из этого бизнеса живыми и свободными будет весьма проблематично. В наших службах раньше умных людей было по три с половиной человека на сотню. Как там у Пушкина? – спросила она и тут же процитировала: – «Чином избавлен от ума». Сейчас, конечно, ума еще меньше – узаконенная меркантильность отупляет, но один-два служивых из ста когда-нибудь сопоставят подозрительно преждевременные появления наших бригад на местах больших взрывов или цунами со странными исчезновениями при этом ценностей.
Прошло два года, два месяца и семь дней. Или десять дней? Как правильно считать – тридцать первые числа забываются. Проще так: прошло более двух лет после встречи Виктора Лушко и Горгоны. Он в точности выполнил все ее указания, подгадав, чтобы сведения о полигоне Сура просочились вовремя – как раз перед разрушительным ураганом «Иван», захлестнувшим Новый Орлеан. Девочки подросли – девочки в таком возрасте меняются за лето до неузнаваемости, это что касается старших, а Зое скоро исполнится тринадцать.
Сестры
В конце декабря сестры приехали на каникулы. За три дня до этого Елисей сел на трактор, но снег валил, не переставая, – приходилось чистить дорогу и ночью. Остановив двигатель и выключив фары, Елисей в полнейшей тьме слушал вой волков и иногда подвывал сам для куража.
Девочек привезли в полдень. Был этот полдень прозрачным и хрустким – не меньше минус пятнадцати. Первой из джипа, конечно, выскочила Зойка. Пока бежала обняться, Елисей с удивлением отметил, как по-женски грациозно выставляет на снег ножку Маринка. Зойка налетела на него – чуть не повалила. Садовник загрустил: эта тоже выросла, по крайней мере, прибавила в весе.
– Я научилась стрелять! – объявила Зойка. – Из лука! И еще!.. Где Дездемона?
– Там же, где и всегда, – на кухне. Да не прыгай ты, дай рассмотрю хорошенько. – Он пытался удержать ее лицо, Зойка выворачивалась.
– Не смотри, не смотри! У меня прыщи.
– И на спине – тоже! – злорадно добавила Иринка.
– А ты кто, красавица? – удивился Елисей. – Я тебя не знаю.
Иринка не просто похорошела за последние полгода. В ее удлиненном – «козочкином личике», как говорил раньше Елисей, сквозило нечто потустороннее, глаза залились холодной синевой надменности, появилась осанка королевы, которая не снизойдет до того, чтобы посмотреть под ноги. И вот эта царственная особа открыла ротик…
– Я твоя хозяйка, придурок! А ты мой престарелый садовник. Руки-ноги еще двигаются? Почему тогда дорога плохо вычищена, меня растрясло.
Иринка пошла к дому, не дождавшись ответа. Елисей еще по инерции улыбался, пока до него не дошло: ее серьезность – не игра.
– Наша принцесса не в духе, – объяснила Маринка. – Сам понимаешь – вместо Швейцарии две недели этой тмутаракани. Боюсь, помрет со скуки, бедняжка. Организм-то истощен. На диете сидела. Худела, чтобы влезть в лыжный костюм, – уже не скрывая раздражения в голосе, Маринка провела ладонями по своим выдающимся формам. – Ты рот-то закрой, хватит дурака из сказки изображать. Вырядился… Что это такое?
– Тулуп, – опешил Елисей.
Покопавшись в сумочке, Маринка протянула садовнику две зеленые сотни.
– На. Купи себе куртку приличную и что-нибудь вместо валенок.
– Благодарствуйте, хозяйка, но нам так удобно, – еле справившись с губами, ответил Елисей.
– Я не спрашиваю, что тебе удобно. Не появляйся при мне и моих гостях в таком виде.
– У нас гости будут? – очнулся Елисей.
– Будут, будут. Бери деньги, пока я не передумала.
– А вот ежели я сейчас… – мечтательно начал Елисей, – да перекину тебя через колено, да как в детстве – надаю хороших шлепков по голой заднице?
– Это очень сексуально, но не вовремя. Потом обсудим. Что такое? Опять старческий столбняк?
Стащив с головы застывшего Елисея шапку, Маринка засунула ее «ухо» в его открытый рот и ушла. Вот так садовник остался без предложенных денег.
Зойка ворвалась в кухню и закружила Дездемону. Кухарка только охала, подняв руки вверх – в муке. – Мона, Мона, поздравь меня!
– Господь тебя сохрани, оглашенная! Чего еще случилось?
– Я могу забеременеть!
Не обнаружив в резко побледневшем лице кухарки никакого намека на радость, Зоя помогла ей нащупать сзади табуретку.
– Зачем это?.. – спросила Мона.
– Да не зачем, а почему!
– Нет, детка, я спрашиваю, зачем тебе это нужно?
– Ну, Мона, ну почему ты такая тупая? Не нужно мне этого сейчас, просто отныне я могу это сделать в любой момент! Это свобода, понимаешь – ощущать, что можешь сделать что захочешь в любой момент!
– Это не свобода, это – разврат! – шепотом сказала Дездемона. – Отец знает?
– С тобой невозможно разговаривать, – отмахнулась Зойка. – Я хотела сказать, что у меня начались месячные, можешь поздравить. Ну вот, все настроение пропало. Почему он не женится? В этом доме поговорить не с кем!
– Месячные – это, конечно, дело важное, хоть и жутко муторное, но если ты хочешь поздравлений…
– Уже не хочу.
– А насчет – забеременеть, это ведь ты просто так, да? – с надеждой спросила кухарка.
– Я хотела тебя порадовать – теперь у меня ежемесячно созревает множество яйцеклеток, готовых к оплодотворению, вот и все!
– Спаси тебя господь! – ужаснулась Дездемона.
Иринка потребовала выделить ей отдельную комнату. – Я не могу находиться с этими… Мне медитировать надо в полной тишине, – объяснила она удивленному отцу.
– Чего тебе надо?
– Медитировать, – тут же внедрилась с объяснениями Маринка. – Она садится в позу лотоса и застывает часа на полтора. Хорошо помогает при запорах.
– У меня нет запоров! – возмутилась Иринка.
– Тихо! – повысил голос Виктор Лушко. – Каждая из вас может выбрать себе по комнате.
– С камином – моя! – первой бросилась в коридор Зойка.
За ней побежала Иринка.
– Подумаешь, – пожала плечами Маринка. – А я останусь здесь, в нашей детской. Она большая, и вещи перетаскивать никуда не придется.
Задумчиво посмотрев на дочь, Виктор Лушко, подтащив пуфик, сел напротив нее.
– Марина, нам нужно поговорить.
– Да ладно, фатер, все в порядке. Не колюсь, не нюхаю, пользуюсь презервативами.
Задержав дыхание, отец переплел пальцы и стиснул их, чтобы не дать волю рукам.
– Если бы была жива твоя мать… – начал он, когда руки успокоились.
– Или хотя бы мачеха, – продолжила Маринка. – Да, не повезло тебе с женами, – усмехнулась она.
– Не хами, – сказал отец тихо, но таким странным тоном, что Маринка сразу очнулась.
– Не буду.
– Если бы мать была жива, она бы с тобой поговорила о мальчиках, – еще раз попробовал приступить к воспитательной беседе отец, но Маринка опять перебила:
– Меня мальчики не интересуют.
– В каком смысле?..
– Мне нравятся зрелые мужчины. В возрасте. Я даже посетила по этому поводу психолога. Оказывается, почти все рано развившиеся девочки, которые на фоне ровесниц комплексуют из-за крупных форм, предпочитают восторженное внимание зрелых мужчин.
– Тебе кто-то нравится? – как можно равнодушней спросил отец.
– Не знаю, – закатила глаза Маринка. – Сегодня, например, наш садовник сделал мне достаточно эротичное предложение.
– Елисей?.. – Отец встал.
За дверью послышалась возня, потом обе девочки ворвались вместе, отталкивая друг друга.
– Не слушай ее! – закричала Иринка.
– Она подслушивала под дверью, я дала ей пинок под зад! – вопила Зоя.
– Не слушай Маринку, она злая из-за переходного возраста! – подбежала к отцу Иринка. – Она всем учителям-мужчинам в интернате испортила жизнь.
Подбежала и Зойка, обняла отца за живот.
– Да, не слушай ее. Она просто хочет тебя обидеть. Это из-за нехватки отцовского внимания.
Иринка тихонько обошла отца и осторожно провела по его спине ладонями. Виктор Лушко поймал ее ладошку и прижал девочку к себе.
– Иди ко мне, – позвал он Маринку.
Та подошла, опустив голову. Он прижал ее к другому боку.
– Вы мои любимые дочки, я никому не дам вас в обиду, – объявил он.
Зойка потерлась носом о его живот, Иринка стояла, затихнув, а Маринка пощупала его бедро.
– Ты потрясный фатер, – сказала она. – У тебя такие мощные ноги!
– Сядьте, – велел отец, убирая ее руки от ноги. – У меня для вас сюрприз. Комнаты выбрали?
– Выбрали, – хором ответили Зоя и Иринка.
– Вот и хорошо. Послезавтра Абакар устраивает праздник для своего сына. Приглашает вас на маскарад. Сколько гостей вы сюда пригласили?
– Четверых, – ответила Маринка.
– У него тоже гостят друзья, так что скучно вам не будет.
– Послезавтра? – ужаснулась Иринка. – Но это невозможно! Никакой костюм за один день не сшить!
– Я же сказал – сюрприз. В гардеробной две стойки с бальными платьями на любой вкус. – Взглянув на Маринку, отец уточнил: – Для тебя есть шесть вариантов.
– Самые настоящие костюмы? – не поверила Иринка. – Для бала? Никаких зайчиков и чебурашек?
– Никаких, – кивнул отец. – Вы уже взрослые барышни, я выбрал самые красивые наряды. Перед вами стоит сложная задача – выбрать себе по паре из них. Остальные я обещал быстро вернуть в театр.
– В театр?.. – разочарованно переспросила Маринка. – Они из балетного театра?
Виктор Лушко покровительствовал театру оперы и балета. Некоторое время Зоя была уверена, что он свои спонсорские вливания делал исключительно в надежде присмотреть там себе третью жену. Правда, до города было далековато, и на спектакли приходилось выезжать часа за три до начала.
– Там и оперы ставят. А костюмы шикарней, чем в Мариинском – зря, что ли, я оттуда двух костюмеров переманил. Ну, чего скисла? Будешь царицей из «Бориса Годунова» или настоящей Кармен – есть восемь париков на любой вкус! В общем, я вам секрет выдал, так что пока отдыхайте, а завтра с утречка…
Он не успел договорить. Сестры бросились из комнаты, визжа от радости. Гардеробная была на первом этаже – большая комната со стойками для одежды и обуви, зеркалами во всю стену, а у окна – стол со швейной машинкой, место Дездемоны. Она и встретила там девочек, сияя розовым лицом от их радости.
– Ну, красавицы, раздевайтесь! Будем веселиться, платья примерять и в барынь играть!
Так что выбранные комнаты не пригодились. Невозможно было спать отдельно – а как же ночные обсуждения предстоящего праздника? А после бала – ссоры и упреки, что тоже предполагало совместное проживание.
Девочек привезли в полдень. Был этот полдень прозрачным и хрустким – не меньше минус пятнадцати. Первой из джипа, конечно, выскочила Зойка. Пока бежала обняться, Елисей с удивлением отметил, как по-женски грациозно выставляет на снег ножку Маринка. Зойка налетела на него – чуть не повалила. Садовник загрустил: эта тоже выросла, по крайней мере, прибавила в весе.
– Я научилась стрелять! – объявила Зойка. – Из лука! И еще!.. Где Дездемона?
– Там же, где и всегда, – на кухне. Да не прыгай ты, дай рассмотрю хорошенько. – Он пытался удержать ее лицо, Зойка выворачивалась.
– Не смотри, не смотри! У меня прыщи.
– И на спине – тоже! – злорадно добавила Иринка.
– А ты кто, красавица? – удивился Елисей. – Я тебя не знаю.
Иринка не просто похорошела за последние полгода. В ее удлиненном – «козочкином личике», как говорил раньше Елисей, сквозило нечто потустороннее, глаза залились холодной синевой надменности, появилась осанка королевы, которая не снизойдет до того, чтобы посмотреть под ноги. И вот эта царственная особа открыла ротик…
– Я твоя хозяйка, придурок! А ты мой престарелый садовник. Руки-ноги еще двигаются? Почему тогда дорога плохо вычищена, меня растрясло.
Иринка пошла к дому, не дождавшись ответа. Елисей еще по инерции улыбался, пока до него не дошло: ее серьезность – не игра.
– Наша принцесса не в духе, – объяснила Маринка. – Сам понимаешь – вместо Швейцарии две недели этой тмутаракани. Боюсь, помрет со скуки, бедняжка. Организм-то истощен. На диете сидела. Худела, чтобы влезть в лыжный костюм, – уже не скрывая раздражения в голосе, Маринка провела ладонями по своим выдающимся формам. – Ты рот-то закрой, хватит дурака из сказки изображать. Вырядился… Что это такое?
– Тулуп, – опешил Елисей.
Покопавшись в сумочке, Маринка протянула садовнику две зеленые сотни.
– На. Купи себе куртку приличную и что-нибудь вместо валенок.
– Благодарствуйте, хозяйка, но нам так удобно, – еле справившись с губами, ответил Елисей.
– Я не спрашиваю, что тебе удобно. Не появляйся при мне и моих гостях в таком виде.
– У нас гости будут? – очнулся Елисей.
– Будут, будут. Бери деньги, пока я не передумала.
– А вот ежели я сейчас… – мечтательно начал Елисей, – да перекину тебя через колено, да как в детстве – надаю хороших шлепков по голой заднице?
– Это очень сексуально, но не вовремя. Потом обсудим. Что такое? Опять старческий столбняк?
Стащив с головы застывшего Елисея шапку, Маринка засунула ее «ухо» в его открытый рот и ушла. Вот так садовник остался без предложенных денег.
Зойка ворвалась в кухню и закружила Дездемону. Кухарка только охала, подняв руки вверх – в муке. – Мона, Мона, поздравь меня!
– Господь тебя сохрани, оглашенная! Чего еще случилось?
– Я могу забеременеть!
Не обнаружив в резко побледневшем лице кухарки никакого намека на радость, Зоя помогла ей нащупать сзади табуретку.
– Зачем это?.. – спросила Мона.
– Да не зачем, а почему!
– Нет, детка, я спрашиваю, зачем тебе это нужно?
– Ну, Мона, ну почему ты такая тупая? Не нужно мне этого сейчас, просто отныне я могу это сделать в любой момент! Это свобода, понимаешь – ощущать, что можешь сделать что захочешь в любой момент!
– Это не свобода, это – разврат! – шепотом сказала Дездемона. – Отец знает?
– С тобой невозможно разговаривать, – отмахнулась Зойка. – Я хотела сказать, что у меня начались месячные, можешь поздравить. Ну вот, все настроение пропало. Почему он не женится? В этом доме поговорить не с кем!
– Месячные – это, конечно, дело важное, хоть и жутко муторное, но если ты хочешь поздравлений…
– Уже не хочу.
– А насчет – забеременеть, это ведь ты просто так, да? – с надеждой спросила кухарка.
– Я хотела тебя порадовать – теперь у меня ежемесячно созревает множество яйцеклеток, готовых к оплодотворению, вот и все!
– Спаси тебя господь! – ужаснулась Дездемона.
Иринка потребовала выделить ей отдельную комнату. – Я не могу находиться с этими… Мне медитировать надо в полной тишине, – объяснила она удивленному отцу.
– Чего тебе надо?
– Медитировать, – тут же внедрилась с объяснениями Маринка. – Она садится в позу лотоса и застывает часа на полтора. Хорошо помогает при запорах.
– У меня нет запоров! – возмутилась Иринка.
– Тихо! – повысил голос Виктор Лушко. – Каждая из вас может выбрать себе по комнате.
– С камином – моя! – первой бросилась в коридор Зойка.
За ней побежала Иринка.
– Подумаешь, – пожала плечами Маринка. – А я останусь здесь, в нашей детской. Она большая, и вещи перетаскивать никуда не придется.
Задумчиво посмотрев на дочь, Виктор Лушко, подтащив пуфик, сел напротив нее.
– Марина, нам нужно поговорить.
– Да ладно, фатер, все в порядке. Не колюсь, не нюхаю, пользуюсь презервативами.
Задержав дыхание, отец переплел пальцы и стиснул их, чтобы не дать волю рукам.
– Если бы была жива твоя мать… – начал он, когда руки успокоились.
– Или хотя бы мачеха, – продолжила Маринка. – Да, не повезло тебе с женами, – усмехнулась она.
– Не хами, – сказал отец тихо, но таким странным тоном, что Маринка сразу очнулась.
– Не буду.
– Если бы мать была жива, она бы с тобой поговорила о мальчиках, – еще раз попробовал приступить к воспитательной беседе отец, но Маринка опять перебила:
– Меня мальчики не интересуют.
– В каком смысле?..
– Мне нравятся зрелые мужчины. В возрасте. Я даже посетила по этому поводу психолога. Оказывается, почти все рано развившиеся девочки, которые на фоне ровесниц комплексуют из-за крупных форм, предпочитают восторженное внимание зрелых мужчин.
– Тебе кто-то нравится? – как можно равнодушней спросил отец.
– Не знаю, – закатила глаза Маринка. – Сегодня, например, наш садовник сделал мне достаточно эротичное предложение.
– Елисей?.. – Отец встал.
За дверью послышалась возня, потом обе девочки ворвались вместе, отталкивая друг друга.
– Не слушай ее! – закричала Иринка.
– Она подслушивала под дверью, я дала ей пинок под зад! – вопила Зоя.
– Не слушай Маринку, она злая из-за переходного возраста! – подбежала к отцу Иринка. – Она всем учителям-мужчинам в интернате испортила жизнь.
Подбежала и Зойка, обняла отца за живот.
– Да, не слушай ее. Она просто хочет тебя обидеть. Это из-за нехватки отцовского внимания.
Иринка тихонько обошла отца и осторожно провела по его спине ладонями. Виктор Лушко поймал ее ладошку и прижал девочку к себе.
– Иди ко мне, – позвал он Маринку.
Та подошла, опустив голову. Он прижал ее к другому боку.
– Вы мои любимые дочки, я никому не дам вас в обиду, – объявил он.
Зойка потерлась носом о его живот, Иринка стояла, затихнув, а Маринка пощупала его бедро.
– Ты потрясный фатер, – сказала она. – У тебя такие мощные ноги!
– Сядьте, – велел отец, убирая ее руки от ноги. – У меня для вас сюрприз. Комнаты выбрали?
– Выбрали, – хором ответили Зоя и Иринка.
– Вот и хорошо. Послезавтра Абакар устраивает праздник для своего сына. Приглашает вас на маскарад. Сколько гостей вы сюда пригласили?
– Четверых, – ответила Маринка.
– У него тоже гостят друзья, так что скучно вам не будет.
– Послезавтра? – ужаснулась Иринка. – Но это невозможно! Никакой костюм за один день не сшить!
– Я же сказал – сюрприз. В гардеробной две стойки с бальными платьями на любой вкус. – Взглянув на Маринку, отец уточнил: – Для тебя есть шесть вариантов.
– Самые настоящие костюмы? – не поверила Иринка. – Для бала? Никаких зайчиков и чебурашек?
– Никаких, – кивнул отец. – Вы уже взрослые барышни, я выбрал самые красивые наряды. Перед вами стоит сложная задача – выбрать себе по паре из них. Остальные я обещал быстро вернуть в театр.
– В театр?.. – разочарованно переспросила Маринка. – Они из балетного театра?
Виктор Лушко покровительствовал театру оперы и балета. Некоторое время Зоя была уверена, что он свои спонсорские вливания делал исключительно в надежде присмотреть там себе третью жену. Правда, до города было далековато, и на спектакли приходилось выезжать часа за три до начала.
– Там и оперы ставят. А костюмы шикарней, чем в Мариинском – зря, что ли, я оттуда двух костюмеров переманил. Ну, чего скисла? Будешь царицей из «Бориса Годунова» или настоящей Кармен – есть восемь париков на любой вкус! В общем, я вам секрет выдал, так что пока отдыхайте, а завтра с утречка…
Он не успел договорить. Сестры бросились из комнаты, визжа от радости. Гардеробная была на первом этаже – большая комната со стойками для одежды и обуви, зеркалами во всю стену, а у окна – стол со швейной машинкой, место Дездемоны. Она и встретила там девочек, сияя розовым лицом от их радости.
– Ну, красавицы, раздевайтесь! Будем веселиться, платья примерять и в барынь играть!
Так что выбранные комнаты не пригодились. Невозможно было спать отдельно – а как же ночные обсуждения предстоящего праздника? А после бала – ссоры и упреки, что тоже предполагало совместное проживание.
Золушка
– В общем, я так себе представляю наш приезд. Мы – в праздничных санях, тройка лошадей – с лентами и бубенцами! А когда подъедем, Елисей встанет с козла и торжественно поможет всем выйти.
– С какого козла? – не поняла Дездемона.
– Какие лошади, что за анахронизм? – возмутилась Иринка.
– А мои друзья приехали с охраной, ты что же, прикажешь двум здоровенным, мощнейшим… – Маринка, говоря это, даже глаза закрыла, – мужикам-м-м бежать за телегой с лошадьми?
– А на плечах у нас, – повысила голос Зойка, – будет сидеть по белому голубку, а когда мы выйдем, они взлетят в небо!
– Голубей не дам, – умерил ее восторг Елисей.
Они сидели на кухне, обсуждая завтрашний выезд.
– А вот я не поняла, с какого козла ты слезешь? – настаивала Дездемона.
– С козел, а не с козла. И лошадей надо было раньше заказывать, – покачал головой Елисей.
– У нас же есть свои лошади! – удивилась Зойка.
– Не путай. У Филимона остались два рысака тысяч по семьсот каждый, они содержатся в специальной конюшне. Их не то что запрягать, на них и сесть-то не может никто, кроме личных жокеев. А лошадей в упряжке мы всегда в Конюхово брали на праздники. Так пока их сюда доставят… И голубей на потеху не дам.
Конечно, все было, как Зойка захотела. Была тройка белых лошадей, и голубей Елисей дал, о чем потом жалел ужасно – один бакинский белый так и пропал – не вернулся в голубятню. И друзья Маринкины приехали не с охраной, а с родителями – отцы, естественно, были из бригады спасателей – соратники Филимона – вместе спасают, и для отдыха предпочитают только своих. Родители ехали на другой тройке, с баянистом.
И вот Зойка приехала с сестрами на маскарад, под шубкой у нее – платье из «Жизели», а на голове – маленькая лебединая корона из другого балета. Дездемона еле застегнула крючки, поэтому ходит Зойка, будто шпагу проглотила – ровно, стройно. Суматоха встречи, шум, музыка. Абакар позвал сына встретить гостей. И тогда Иринкино «козочкино» личико застыло в негодовании от того, что природа посмела создать нечто более совершенное, чем она.
– Сколько ему лет? – спросила она, отслеживая каждое движение Тамерлана, пока тот спускался по широкой лестнице. – Он же был ниже меня.
– Шестнадцать, – гордо ответил Абакар. – Красавец!
Зойка с удивлением смотрела на Иринку и не сразу обратила внимание на принца. Тамерлан равнодушно мазнул взглядом по ее лицу. С насмешкой человека, привыкшего к восторженной реакции окружающих, тронул протянутые пальчики Иринки и застыл, увидев Маринку. Та как раз вертелась перед зеркалом в костюме Кармен. А наряд этот предполагал довольно глубокий вырез – Маринке было что в этом вырезе выставить – и алую розу в волосах. Русые волосы Маринки были спрятаны под париком, в его черном искусственном блеске пламенела роза, и она была алая.
– Это же Маринка, подойди! – подтолкнул его отец.
– Маринка?..
– Маринка, старшая дочь дяди Виктора.
– Тамерлан, – протянул он руку.
– Может, мне реверанс изобразить? – насмешливо осадила его Маринка, ударив по руке свернутым веером. – Ты что, Тим? Забыл наши догонялки и шалаш?
– Пойдем…те, – показал мальчик рукой в сторону гостиной.
И тут Зойка услышала, как кто-то из взрослых одобрил смущение Тамерлана.
– Настоящий восточный мужчина – с первого взгляда выбрал самую здоровую и крепкую девушку. Много детей – залог семейного счастья.
И Зойка очнулась. Как это – выбрал?! И стала смотреть на сына Абакара совсем другими глазами. Вот он идет к ней… нет, не к ней. Вот наклонился, что-то говорит… И сердце Зойки пропустило несколько ударов.
– Нравится тебе мой сын, дочка? – тихо спросил Абакар, наклонившись к ней.
Зойка вздрогнула.
– Он стал такой… странный.
– Странный? Да красивей моего сына я никого не встречал! Он еще не знает.
– Чего не знает?
– Что мы с твоим отцом вас сосватали. Вот сегодня и скажем.
Подняв голову, Зоя внимательно посмотрела в лицо Абакара.
– Вы меня совсем не знаете, а называете дочкой.
– Я знаю Виктора, – ответил Абакар. – Этого достаточно. Нынешняя молодежь противится выбору родителей, но от моего сына невозможно отказаться – он совершенство.
– А я?.. – Зоя едва сдержала слезы. – Ведь…
– Ерунда, – отмахнулся Абакар. – Твой отец сделал выбор. Твое дело – подчиниться. Женскую строптивость можно усмирить за полчаса.
– Как это?.. – не поняла Зоя.
– Очень просто. Плеткой.
– С какого козла? – не поняла Дездемона.
– Какие лошади, что за анахронизм? – возмутилась Иринка.
– А мои друзья приехали с охраной, ты что же, прикажешь двум здоровенным, мощнейшим… – Маринка, говоря это, даже глаза закрыла, – мужикам-м-м бежать за телегой с лошадьми?
– А на плечах у нас, – повысила голос Зойка, – будет сидеть по белому голубку, а когда мы выйдем, они взлетят в небо!
– Голубей не дам, – умерил ее восторг Елисей.
Они сидели на кухне, обсуждая завтрашний выезд.
– А вот я не поняла, с какого козла ты слезешь? – настаивала Дездемона.
– С козел, а не с козла. И лошадей надо было раньше заказывать, – покачал головой Елисей.
– У нас же есть свои лошади! – удивилась Зойка.
– Не путай. У Филимона остались два рысака тысяч по семьсот каждый, они содержатся в специальной конюшне. Их не то что запрягать, на них и сесть-то не может никто, кроме личных жокеев. А лошадей в упряжке мы всегда в Конюхово брали на праздники. Так пока их сюда доставят… И голубей на потеху не дам.
Конечно, все было, как Зойка захотела. Была тройка белых лошадей, и голубей Елисей дал, о чем потом жалел ужасно – один бакинский белый так и пропал – не вернулся в голубятню. И друзья Маринкины приехали не с охраной, а с родителями – отцы, естественно, были из бригады спасателей – соратники Филимона – вместе спасают, и для отдыха предпочитают только своих. Родители ехали на другой тройке, с баянистом.
И вот Зойка приехала с сестрами на маскарад, под шубкой у нее – платье из «Жизели», а на голове – маленькая лебединая корона из другого балета. Дездемона еле застегнула крючки, поэтому ходит Зойка, будто шпагу проглотила – ровно, стройно. Суматоха встречи, шум, музыка. Абакар позвал сына встретить гостей. И тогда Иринкино «козочкино» личико застыло в негодовании от того, что природа посмела создать нечто более совершенное, чем она.
– Сколько ему лет? – спросила она, отслеживая каждое движение Тамерлана, пока тот спускался по широкой лестнице. – Он же был ниже меня.
– Шестнадцать, – гордо ответил Абакар. – Красавец!
Зойка с удивлением смотрела на Иринку и не сразу обратила внимание на принца. Тамерлан равнодушно мазнул взглядом по ее лицу. С насмешкой человека, привыкшего к восторженной реакции окружающих, тронул протянутые пальчики Иринки и застыл, увидев Маринку. Та как раз вертелась перед зеркалом в костюме Кармен. А наряд этот предполагал довольно глубокий вырез – Маринке было что в этом вырезе выставить – и алую розу в волосах. Русые волосы Маринки были спрятаны под париком, в его черном искусственном блеске пламенела роза, и она была алая.
– Это же Маринка, подойди! – подтолкнул его отец.
– Маринка?..
– Маринка, старшая дочь дяди Виктора.
– Тамерлан, – протянул он руку.
– Может, мне реверанс изобразить? – насмешливо осадила его Маринка, ударив по руке свернутым веером. – Ты что, Тим? Забыл наши догонялки и шалаш?
– Пойдем…те, – показал мальчик рукой в сторону гостиной.
И тут Зойка услышала, как кто-то из взрослых одобрил смущение Тамерлана.
– Настоящий восточный мужчина – с первого взгляда выбрал самую здоровую и крепкую девушку. Много детей – залог семейного счастья.
И Зойка очнулась. Как это – выбрал?! И стала смотреть на сына Абакара совсем другими глазами. Вот он идет к ней… нет, не к ней. Вот наклонился, что-то говорит… И сердце Зойки пропустило несколько ударов.
– Нравится тебе мой сын, дочка? – тихо спросил Абакар, наклонившись к ней.
Зойка вздрогнула.
– Он стал такой… странный.
– Странный? Да красивей моего сына я никого не встречал! Он еще не знает.
– Чего не знает?
– Что мы с твоим отцом вас сосватали. Вот сегодня и скажем.
Подняв голову, Зоя внимательно посмотрела в лицо Абакара.
– Вы меня совсем не знаете, а называете дочкой.
– Я знаю Виктора, – ответил Абакар. – Этого достаточно. Нынешняя молодежь противится выбору родителей, но от моего сына невозможно отказаться – он совершенство.
– А я?.. – Зоя едва сдержала слезы. – Ведь…
– Ерунда, – отмахнулся Абакар. – Твой отец сделал выбор. Твое дело – подчиниться. Женскую строптивость можно усмирить за полчаса.
– Как это?.. – не поняла Зоя.
– Очень просто. Плеткой.
Кухарка
На другой день еле встали к обеду, а там уже и наряжаться заново надо. В этот раз Зойка подошла к наряду более ответственно – синий бархат облегающего платья и широкополая шляпа с пером.
– Схитрим маленько? – предложила Дездемона, показав ей два поролоновых наплечника.
– Куда это? – удивилась Зойка.
– Уж больно женское платье ты выбрала, для такого нужна стать и формы. Вот формы мы тебе и увеличим.
Зойкино лицо пошло пятнами, но она беспрекословно позволила Дездемоне заправить в бюстгальтер поролоновые вкладыши.
– Совсем другое дело! – одобрила кухарка. – Теперь меняй рожу.
– Как это?..
– Ты со вчерашнего вечера ходишь со смутой на лице. А для такого платья лицо должно быть умным и равнодушным.
– Вот так? – Зойка попыталась изобразить ум и равнодушие одновременно.
– Нет, не годится. Помнишь, как Елисей голубей на разгон выпускает? Теперь представь, что ты смотришь на двух турманов и ждешь, когда они начнут кувыркаться. Глаза-то вверх не закатывай, представляй про себя. Вот так. Очень умное лицо – ты ждешь, а они, заразы, не кувыркаются!
– Это ожидание, а не ум, – оценила Зойка выражение своего лица в зеркале.
– Ум – это и есть ожидание того, что ты знаешь заранее. А теперь – пошли кувырлаки-закорюки! Ишь, как тульский жарый выделывает! Ну вот. Все получилось.
– Схитрим маленько? – предложила Дездемона, показав ей два поролоновых наплечника.
– Куда это? – удивилась Зойка.
– Уж больно женское платье ты выбрала, для такого нужна стать и формы. Вот формы мы тебе и увеличим.
Зойкино лицо пошло пятнами, но она беспрекословно позволила Дездемоне заправить в бюстгальтер поролоновые вкладыши.
– Совсем другое дело! – одобрила кухарка. – Теперь меняй рожу.
– Как это?..
– Ты со вчерашнего вечера ходишь со смутой на лице. А для такого платья лицо должно быть умным и равнодушным.
– Вот так? – Зойка попыталась изобразить ум и равнодушие одновременно.
– Нет, не годится. Помнишь, как Елисей голубей на разгон выпускает? Теперь представь, что ты смотришь на двух турманов и ждешь, когда они начнут кувыркаться. Глаза-то вверх не закатывай, представляй про себя. Вот так. Очень умное лицо – ты ждешь, а они, заразы, не кувыркаются!
– Это ожидание, а не ум, – оценила Зойка выражение своего лица в зеркале.
– Ум – это и есть ожидание того, что ты знаешь заранее. А теперь – пошли кувырлаки-закорюки! Ишь, как тульский жарый выделывает! Ну вот. Все получилось.