– Ты меня, конечно, немного пришибла. Но теперь я рада. Ты такая… невероятная! Мужчина и женщина в одном теле. Это же так прекрасно! Ни у кого нет такого родителя.
– Встречаются, – уверила ее Медея.
– А как мне тебя называть?
– Пока я не приду в усах и бороде, называй меня Медея. Я еще боюсь к тебе прикасаться, не обижайся. Я вообще с опаской отношусь к детям.
– Ты боишься детей?
– Боюсь. Они могут делать со взрослыми что угодно, а те не в состоянии обороняться от их насилия.
– Да где ты встречала детей, которые применяют насилие к взрослым? – удивилась Зойка.
– Я так делала, – серьезно ответила Медея. – Я вытворяла невесть что, когда поняла, что вижу их мысли.
– Слушай! – Зойка подобралась поближе. – Давай сегодня спать в одной комнате.
– Я не против. А почему так многозначительно?
– У меня сон один есть. Важный сон. Он повторяется все время, но я никогда не вижу конца. Вернее, не помню. А ты мне утром расскажешь, это же здорово!
– Ты хочешь сказать, – удивленно приподнялась Медея, – что можешь видеть сны других людей?
– Конечно! Я сначала даже рассказывала сестрам их сны, но потом перестала – они их помнили гораздо хуже, чем я! А ты что… Никогда не видишь чужие сны?
Медея вздрогнула – ей вдруг стало зябко.
– Не знаю. Не пробовала.
– Ага! – азартно вскочила Зойка. – Ты сейчас подумала – вдруг все время видишь чужие сны, так?
– Нет, я точно знаю, что это мои сны.
– Ты подумала, подумала, не отпирайся! Это был не образ – просто испуг. А я, маленькая, думала – вдруг все люди видят себя в чужих снах и думают, что это их собственные!
В дверь постучали.
– Ночь уже, – сказала Дездемона. – Где гость будет спать?
– Здесь, со мной! – ответила Зойка, удивленно посмотрела на Медею и шепотом спросила: – Ты что, ее боишься?
Родственники
Мертвец
– Встречаются, – уверила ее Медея.
– А как мне тебя называть?
– Пока я не приду в усах и бороде, называй меня Медея. Я еще боюсь к тебе прикасаться, не обижайся. Я вообще с опаской отношусь к детям.
– Ты боишься детей?
– Боюсь. Они могут делать со взрослыми что угодно, а те не в состоянии обороняться от их насилия.
– Да где ты встречала детей, которые применяют насилие к взрослым? – удивилась Зойка.
– Я так делала, – серьезно ответила Медея. – Я вытворяла невесть что, когда поняла, что вижу их мысли.
– Слушай! – Зойка подобралась поближе. – Давай сегодня спать в одной комнате.
– Я не против. А почему так многозначительно?
– У меня сон один есть. Важный сон. Он повторяется все время, но я никогда не вижу конца. Вернее, не помню. А ты мне утром расскажешь, это же здорово!
– Ты хочешь сказать, – удивленно приподнялась Медея, – что можешь видеть сны других людей?
– Конечно! Я сначала даже рассказывала сестрам их сны, но потом перестала – они их помнили гораздо хуже, чем я! А ты что… Никогда не видишь чужие сны?
Медея вздрогнула – ей вдруг стало зябко.
– Не знаю. Не пробовала.
– Ага! – азартно вскочила Зойка. – Ты сейчас подумала – вдруг все время видишь чужие сны, так?
– Нет, я точно знаю, что это мои сны.
– Ты подумала, подумала, не отпирайся! Это был не образ – просто испуг. А я, маленькая, думала – вдруг все люди видят себя в чужих снах и думают, что это их собственные!
В дверь постучали.
– Ночь уже, – сказала Дездемона. – Где гость будет спать?
– Здесь, со мной! – ответила Зойка, удивленно посмотрела на Медею и шепотом спросила: – Ты что, ее боишься?
Родственники
К десяти утра на следующий день Дездемона решила устроить совместный завтрак – никаких индивидуальных приемов пищи на террасе, в ванной, в постели или вообще – в голубятне. Ее почин горячо поддержала крестная. Остальных пришлось тащить за накрытый стол почти силой.
Маринка с Иринкой просто засыпали над тарелками. Вчера поздно вечером Дездемона как могла объяснила, что их гостья не может стать третьей женой Виктора Филимоновича, потому что имеет одновременно и грудь, и мужской член, но предпочитает появляться на людях в женском образе, чтобы сбить с толку налоговых инспекторов и иностранную разведку. Про разведку она ввернула наобум, когда девочки совсем замучили ее вопросами – зачем это нужно, и, как всегда, попала в самую точку.
Естественно, после такой информации девочки долго перебирали всевозможные варианты удобств и неудобств подобного существования.
Виктор Филимонович тоже с большой неохотой пожаловал на семейный завтрак, поскольку провел эту ночь на матраце не один – с Дездемоной, и так утомился, что в шестом часу утра хорошенько покушал. А поскольку он съел все, что нашел съедобного в холодильнике, то к десяти часам, естественно, не испытывал никакого аппетита.
Садовник Елисей сердцем чуял неприятности в таком сборище поутру, к тому же он сразу предупредил, что никаких ворон поблизости не потерпит. Пришлось накрыть стол не под яблоней, как хотела Дездемона. И не на террасе, как предлагала крестная. А в доме, в столовой.
Сначала все шло хорошо. Медея даже снизошла до краткого описания их первой встречи с Виктором Филимоновичем. Тактично и в общих чертах. Основное время заняло описание четверых друзей, спасателей в парижском аэропорту.
– Я еще измерил твою щиколотку, – вступил в разговор и хозяин, когда почувствовал, что не испытывает больше никакого стеснения в присутствии Медеи.
– Разве? – удивилась она.
– Отличный образец человеческой особи, отличный, – похвалил Елисей. – Как вам удается поддерживать тело в таком прекрасном состоянии?
– А видели бы вы ее подругу РуПола! – удачно ввернул Филимон.
– Ты видел РуПола? – проснулись старшие сестры. – Близко?
– Мы ужинали все вместе в Париже, – небрежно бросил отец. – Кстати, Вольдемар так нервничал в его присутствии, что впал в обжорство.
– Давайте же наконец поговорим о семейных проблемах, – неожиданно вмешалась крестная.
– Разве у нас есть проблемы? – попробовал осадить ее хозяин.
– Да нет же, Виктор Филимонович, у нас мало времени, а проблем особых нет. Щиколотка – это, конечно, интересно, но Модест приехал сюда совсем не к вам.
Над столом нависла тишина.
– Модест? – переспросил Виктор Филимонович. – Какой еще Модест?
Зойка попробовала сгладить непредвиденную выходку крестной.
– Пап, я как раз хотела тебе сказать…
– Я не понимаю, где здесь Модест! – закричал Филимон, за секунды оказавшись на грани срыва.
Дездемона тут же подошла и стала позади него, положив руки на плечи.
Медея, наклонившись, тихо спросила у крестной:
– Зачем вы лезете не в свои дела?
– Как это – не мои? – оскорбилась та. – Я крестная Зои, имею право перед смертью уладить все семейные вопросы.
– Перед смертью, слышите? – оживился Виктор Филимонович. – Она умирает! Когда, уважаемая? Когда же?
– Моя семья вас не касается, – заявила крестной в лицо Медея.
– Ошибаешься. Если бы не я, ты бы никогда не увидел свою дочь!
– У кого – дочь? – встал Филимон.
– Сядь, – усадила его Дездемона.
Медея потемнела глазами и проговорила сквозь стиснутые зубы:
– Вы – Аделаида Парфенова? Это так?
– А если так, тогда – что? – усмехнулась крестная.
– Тогда вы не смеете ни словом, ни жестом прикасаться к моей судьбе! Вы, бросившая своего сына в родильном доме, пытаетесь теперь предъявить какие-то права для решения моих семейных вопросов?
– Ладно, – кивнула крестная. – Так тому и быть.
Взялась пальцами за щеки и оттянула их в стороны. А потом… Сняла нос и положила его рядом с тарелкой.
Все застыли в столбняке. Только хлопотунья Дездемона со стоном свалилась на пол в обмороке.
Примечательной была реакция Елисея. Он вскочил и бросился осматривать лежащий на столе нос, вернее, накладку на нос, пока крестная не спеша сняла еще по куску со щек и что-то снизу подбородка. Все это было аккуратно сложено на столе рядом с тарелкой.
Она не осталась без носа – под длинным и чуть изогнутым муляжом оказался аккуратный ровный нос. При отсутствии накладок на щеках и под подбородком лицо уменьшилось и показалось Филимону смутно знакомым.
Вероятно, крестную не совсем устроила реакция на ее шоу. Она встала, стянула с рук хлопчатобумажные перчатки и сбросила махровый халат.
Зойка молча смотрела во все глаза, а ее сестры громко ахнули – из халата, как из кокона, образовалась изящная женская фигурка в облегающем брючном костюме с тончайшей талией, перетянутой кожаным поясом.
– Марго?.. – прошептал потрясенный Виктор Лушко.
– Отличная биологическая резина! – заметил садовник Елисей.
– Бабушка?.. – растерянно вскочила Зойка.
– Я ничего не понимаю, – решил поучаствовать в разборках Тамерлан. – Кто тут Зойкина бабушка? Если ваша мать – женщина по имени Аделаида, то кто бабушка?
– Зойка, перестань чудить. Я твоя крестная, и никогда этого не скрывала, – спокойно заметила Марго, усаживаясь. – Уважаемый садовник! Проявите свои медицинские таланты и помогите женщине в обмороке. Виктор! Налей мне коньяку. Отметим воссоединение семьи. Модест, успокойся, я не твоя мать.
– Я вижу, – пришла в себя Медея.
– Твоя мать умерла.
– О господи! – схватился за голову Виктор Лушко.
– Она пришла ко мне как-то утром. В одной ночной рубашке. Вдруг проявившаяся сестричка сорока четырех лет. Сказала, что у сына родилась девочка. Попросила крестить внучку. Я сразу собралась и поехала к ней в Петербург. Там мы и познакомились. Я ведь тоже Аду никогда раньше не видела и даже не знала о ее существовании. А она знала, но дала подписку о неразглашении сведений о своей сестре по матери. Секреты секретного отдела секретных спецслужб. Мы провели вместе семь дней. Потом я взяла ее паспорт и поехала на Зойкины крестины.
– А зачем ты налепила все это и приехала к нам под другим именем? – спросила с дивана Дездемона.
– Я пряталась.
– От кого? – спросила Маринка.
– От друзей моего отца, да? – тихо спросил Тамерлан.
– Мне удалось? – подмигнула ему Марго.
Все зашумели, припоминая, как впервые появилась у их дома крестная.
– Я сразу заподозрила, что она не такая простая! – уверяла Дездемона.
– Где ты набралась вшей? – поинтересовалась Иринка.
– Поменялась одеждой с какой-то попрошайкой. Сумка, кстати, тоже ее.
– Я знаю эту попрошайку! – кричал Виктор Филимонович. – Она перед нами дорогу перебегала. У Вольдемара от нее невроз случился, честное слово!
– Где похоронена моя мать? – спросила Медея, и все затихли.
– Я оставила тебе бумаги, там все есть. Не спеши. Уже некуда спешить.
– А не трудно носить накладной нос? – спросила Маринка.
– Можно привыкнуть.
– Постой! Я бы узнал твой голос, – озарило Виктора Лушко.
– Это мой голос. А когда ты приезжал ко мне как к Марго, я пользовалась модулятором.
Виктор Филимонович вдруг ударил Медею по спине ладонью.
– Вот почему ты меня все время интересовал! Ты – Зойкин отец! Я что-то чувствовал. Ты тоже умеешь читать мысли?
Медея растерянно посмотрела на Марго. Марго – на Зойку. И объяснила:
– Вероятно, это наследственное. Надеюсь, судьба спасет вас от предвидения.
Елисей подошел сзади к Филимону, залепил ему ладонью по спине и шепнул:
– Отлично вывернулся. Хвалю.
– Трудно было изображать перед нами простушку? – спросила Иринка.
– Аделаида не была простушкой. Она была другой. Никто не знает, что Ада Парфенова умерла. Я иногда жила в ее квартире – это решило многие мои проблемы с конспирацией. Даже получала потом пенсию. Но полностью вжилась в образ только через пять лет.
– Я ни о чем не догадывался, – сказал Елисей. – Я тебя еще утром был готов убить за этих поганых ворон. Отлично ты всех дурачила. А что было самым трудным?
– Пожалуй, это, – Марго достала из кармана халата вставные челюсти и положила их рядом с резиновыми накладками. – У Ады они уже присутствовали в карте – никуда не деться. И главное – очень трудно их прятать, когда у тебя выводят вшей.
– Вот же зараза! – не выдержала Дездемона. – Сколько нервов мне потрепала с этими зубами! Станет у раковины именно в кухне и надраивает, надраивает! Ну и зачем это было надо? Меня дразнить?
Виктор Филимонович привлек Дездемону к себе и посадил на колени.
– Ты не права. Отличная работа. Она всех провела. И нас, и федералов.
Дездемона вызывающе посмотрела на Медею и положила голову на плечо хозяина. Медея подавила вздох – Саския! Такая же прозрачно-белокожая, голландский лоб, и эти волосы…
Маринка с Иринкой просто засыпали над тарелками. Вчера поздно вечером Дездемона как могла объяснила, что их гостья не может стать третьей женой Виктора Филимоновича, потому что имеет одновременно и грудь, и мужской член, но предпочитает появляться на людях в женском образе, чтобы сбить с толку налоговых инспекторов и иностранную разведку. Про разведку она ввернула наобум, когда девочки совсем замучили ее вопросами – зачем это нужно, и, как всегда, попала в самую точку.
Естественно, после такой информации девочки долго перебирали всевозможные варианты удобств и неудобств подобного существования.
Виктор Филимонович тоже с большой неохотой пожаловал на семейный завтрак, поскольку провел эту ночь на матраце не один – с Дездемоной, и так утомился, что в шестом часу утра хорошенько покушал. А поскольку он съел все, что нашел съедобного в холодильнике, то к десяти часам, естественно, не испытывал никакого аппетита.
Садовник Елисей сердцем чуял неприятности в таком сборище поутру, к тому же он сразу предупредил, что никаких ворон поблизости не потерпит. Пришлось накрыть стол не под яблоней, как хотела Дездемона. И не на террасе, как предлагала крестная. А в доме, в столовой.
Сначала все шло хорошо. Медея даже снизошла до краткого описания их первой встречи с Виктором Филимоновичем. Тактично и в общих чертах. Основное время заняло описание четверых друзей, спасателей в парижском аэропорту.
– Я еще измерил твою щиколотку, – вступил в разговор и хозяин, когда почувствовал, что не испытывает больше никакого стеснения в присутствии Медеи.
– Разве? – удивилась она.
– Отличный образец человеческой особи, отличный, – похвалил Елисей. – Как вам удается поддерживать тело в таком прекрасном состоянии?
– А видели бы вы ее подругу РуПола! – удачно ввернул Филимон.
– Ты видел РуПола? – проснулись старшие сестры. – Близко?
– Мы ужинали все вместе в Париже, – небрежно бросил отец. – Кстати, Вольдемар так нервничал в его присутствии, что впал в обжорство.
– Давайте же наконец поговорим о семейных проблемах, – неожиданно вмешалась крестная.
– Разве у нас есть проблемы? – попробовал осадить ее хозяин.
– Да нет же, Виктор Филимонович, у нас мало времени, а проблем особых нет. Щиколотка – это, конечно, интересно, но Модест приехал сюда совсем не к вам.
Над столом нависла тишина.
– Модест? – переспросил Виктор Филимонович. – Какой еще Модест?
Зойка попробовала сгладить непредвиденную выходку крестной.
– Пап, я как раз хотела тебе сказать…
– Я не понимаю, где здесь Модест! – закричал Филимон, за секунды оказавшись на грани срыва.
Дездемона тут же подошла и стала позади него, положив руки на плечи.
Медея, наклонившись, тихо спросила у крестной:
– Зачем вы лезете не в свои дела?
– Как это – не мои? – оскорбилась та. – Я крестная Зои, имею право перед смертью уладить все семейные вопросы.
– Перед смертью, слышите? – оживился Виктор Филимонович. – Она умирает! Когда, уважаемая? Когда же?
– Моя семья вас не касается, – заявила крестной в лицо Медея.
– Ошибаешься. Если бы не я, ты бы никогда не увидел свою дочь!
– У кого – дочь? – встал Филимон.
– Сядь, – усадила его Дездемона.
Медея потемнела глазами и проговорила сквозь стиснутые зубы:
– Вы – Аделаида Парфенова? Это так?
– А если так, тогда – что? – усмехнулась крестная.
– Тогда вы не смеете ни словом, ни жестом прикасаться к моей судьбе! Вы, бросившая своего сына в родильном доме, пытаетесь теперь предъявить какие-то права для решения моих семейных вопросов?
– Ладно, – кивнула крестная. – Так тому и быть.
Взялась пальцами за щеки и оттянула их в стороны. А потом… Сняла нос и положила его рядом с тарелкой.
Все застыли в столбняке. Только хлопотунья Дездемона со стоном свалилась на пол в обмороке.
Примечательной была реакция Елисея. Он вскочил и бросился осматривать лежащий на столе нос, вернее, накладку на нос, пока крестная не спеша сняла еще по куску со щек и что-то снизу подбородка. Все это было аккуратно сложено на столе рядом с тарелкой.
Она не осталась без носа – под длинным и чуть изогнутым муляжом оказался аккуратный ровный нос. При отсутствии накладок на щеках и под подбородком лицо уменьшилось и показалось Филимону смутно знакомым.
Вероятно, крестную не совсем устроила реакция на ее шоу. Она встала, стянула с рук хлопчатобумажные перчатки и сбросила махровый халат.
Зойка молча смотрела во все глаза, а ее сестры громко ахнули – из халата, как из кокона, образовалась изящная женская фигурка в облегающем брючном костюме с тончайшей талией, перетянутой кожаным поясом.
– Марго?.. – прошептал потрясенный Виктор Лушко.
– Отличная биологическая резина! – заметил садовник Елисей.
– Бабушка?.. – растерянно вскочила Зойка.
– Я ничего не понимаю, – решил поучаствовать в разборках Тамерлан. – Кто тут Зойкина бабушка? Если ваша мать – женщина по имени Аделаида, то кто бабушка?
– Зойка, перестань чудить. Я твоя крестная, и никогда этого не скрывала, – спокойно заметила Марго, усаживаясь. – Уважаемый садовник! Проявите свои медицинские таланты и помогите женщине в обмороке. Виктор! Налей мне коньяку. Отметим воссоединение семьи. Модест, успокойся, я не твоя мать.
– Я вижу, – пришла в себя Медея.
– Твоя мать умерла.
– О господи! – схватился за голову Виктор Лушко.
– Она пришла ко мне как-то утром. В одной ночной рубашке. Вдруг проявившаяся сестричка сорока четырех лет. Сказала, что у сына родилась девочка. Попросила крестить внучку. Я сразу собралась и поехала к ней в Петербург. Там мы и познакомились. Я ведь тоже Аду никогда раньше не видела и даже не знала о ее существовании. А она знала, но дала подписку о неразглашении сведений о своей сестре по матери. Секреты секретного отдела секретных спецслужб. Мы провели вместе семь дней. Потом я взяла ее паспорт и поехала на Зойкины крестины.
– А зачем ты налепила все это и приехала к нам под другим именем? – спросила с дивана Дездемона.
– Я пряталась.
– От кого? – спросила Маринка.
– От друзей моего отца, да? – тихо спросил Тамерлан.
– Мне удалось? – подмигнула ему Марго.
Все зашумели, припоминая, как впервые появилась у их дома крестная.
– Я сразу заподозрила, что она не такая простая! – уверяла Дездемона.
– Где ты набралась вшей? – поинтересовалась Иринка.
– Поменялась одеждой с какой-то попрошайкой. Сумка, кстати, тоже ее.
– Я знаю эту попрошайку! – кричал Виктор Филимонович. – Она перед нами дорогу перебегала. У Вольдемара от нее невроз случился, честное слово!
– Где похоронена моя мать? – спросила Медея, и все затихли.
– Я оставила тебе бумаги, там все есть. Не спеши. Уже некуда спешить.
– А не трудно носить накладной нос? – спросила Маринка.
– Можно привыкнуть.
– Постой! Я бы узнал твой голос, – озарило Виктора Лушко.
– Это мой голос. А когда ты приезжал ко мне как к Марго, я пользовалась модулятором.
Виктор Филимонович вдруг ударил Медею по спине ладонью.
– Вот почему ты меня все время интересовал! Ты – Зойкин отец! Я что-то чувствовал. Ты тоже умеешь читать мысли?
Медея растерянно посмотрела на Марго. Марго – на Зойку. И объяснила:
– Вероятно, это наследственное. Надеюсь, судьба спасет вас от предвидения.
Елисей подошел сзади к Филимону, залепил ему ладонью по спине и шепнул:
– Отлично вывернулся. Хвалю.
– Трудно было изображать перед нами простушку? – спросила Иринка.
– Аделаида не была простушкой. Она была другой. Никто не знает, что Ада Парфенова умерла. Я иногда жила в ее квартире – это решило многие мои проблемы с конспирацией. Даже получала потом пенсию. Но полностью вжилась в образ только через пять лет.
– Я ни о чем не догадывался, – сказал Елисей. – Я тебя еще утром был готов убить за этих поганых ворон. Отлично ты всех дурачила. А что было самым трудным?
– Пожалуй, это, – Марго достала из кармана халата вставные челюсти и положила их рядом с резиновыми накладками. – У Ады они уже присутствовали в карте – никуда не деться. И главное – очень трудно их прятать, когда у тебя выводят вшей.
– Вот же зараза! – не выдержала Дездемона. – Сколько нервов мне потрепала с этими зубами! Станет у раковины именно в кухне и надраивает, надраивает! Ну и зачем это было надо? Меня дразнить?
Виктор Филимонович привлек Дездемону к себе и посадил на колени.
– Ты не права. Отличная работа. Она всех провела. И нас, и федералов.
Дездемона вызывающе посмотрела на Медею и положила голову на плечо хозяина. Медея подавила вздох – Саския! Такая же прозрачно-белокожая, голландский лоб, и эти волосы…
Мертвец
Кое-как к часу дня все разошлись от стола. Старшие сестры разделились – Иринка не отходила от Медеи, а Маринка от Марго. Зоя металась от одной нарушительницы спокойствия к другой. Иногда сердчишко ее не выдерживало напряжения, она подбегала к отцу и прижималась к его груди, успокаиваясь. Филимон гладил Зойкины косы и обещал, что все будет теперь хорошо. Зойка кивала, но не верила.
– Почему Марго сказала, что скоро умрет?
– Мы все когда-нибудь умрем. Понятие времени очень относительно, – объяснял Виктор Лушко, хотя сам понимал – не зря Марго с утра затеяла такие посиделки.
Медея выбрала момент и нашла наконец Марго в одиночестве.
– Я приехала не просто так, – сказала она.
– Знаю. Тебя прислал полковник Кнур. Не будем тратить времени на обсуждение действий полковника, я достаточно с ним пообщалась в этой жизни.
– Зачем ты раскрылась? – спросила Медея. – Я бы никогда тебя не нашла.
– Это не имеет значения. Вороны – вот что важно, – ответила Марго. – А полковнику ты скажи, что у тебя тоже есть на него компромат. Скажи, что он незаконно получает на свой счет пенсию давно умершей Аделаиды Парфеновой. А это настоящее мошенничество. За тринадцать лет я перевела ему приблизительно одиннадцать тысяч триста долларов. Это уже тянет на статью.
– Ты переводила пенсию умершей сестры ему? Смешно. Нет, действительно смешно. Тем не менее нам нужно серьезно поговорить о будущем.
– Нет, – сказала Марго. – Не нужно. Позови ко мне бравого пожарника.
Виктор Филимонович не успел и рта открыть, а Марго уже объясняла: – Я увидела тебя в Индии случайно, но сразу узнала по крестинам. И именно в тот момент придумала, как мы с тобой будем дальше сотрудничать.
– Ладно лапшу на уши вешать, – ухмыльнулся Филимон. – Ты подошла с конкретным предложением достать золото из-под завалов.
– Золото – это для вашего энтузиазма. Мне был нужен Будда.
– Какая разница?
– Большая. Если бы ты с товарищами сдал чемоданчик куда надо, все могло пойти по-другому.
– А куда ты дела Будду, позволь спросить?
– Отнесла через месяц в храм, – ответила Марго. – Цель была такая – вернуть Будду на место. Это же национальное достояние, понимаешь?
Виктор Филимонович только молча почесал затылок.
– Но я должна тебе признаться.
– Да? – встрепенулся он.
– Тот звонок в ФБР перед обрушением башен-близнецов. Это я позвонила.
– Да-а-а уж… – Филимон посмотрел вдаль, на темнеющий лес, и поинтересовался: – Марго, ты что, пришла сама к себе? Что за показательные проводы личности. Ты себя видишь, да?
– А вот об этом я буду говорить с садовником. Зови.
– Сюда, на террасу? – уточнил Филимон, осмотрев три десятка ворон, севших на поручни и навес.
– Это мое любимое место.
Сразу было заметно, что Елисей трусит. Он изо всех сил старался не смотреть на тихо сидящих птиц. – О! – воскликнула Марго, как только его увидела. – Ты сбрил усы?
– Сбрил. Ты просила, я сбрил. Ты пряталась в голубятне тогда ночью?
– Пряталась.
– А потом утром вышла к «Скорой» и забрала сумку?
– Точно.
– Я так и думал, что они привезли одну сумку, ты все умно подстроила. Ты молодец. Если хочешь, я могу еще себе сделать татуировку или серьгу в ухо.
– Спасибо, не надо. Я тебя позвала, чтобы успокоить. Вороны скоро улетят. Все.
– Да пусть себе клубятся, я как-нибудь привыкну, – пробормотал Елисей. – Я думаю о другом – зря ты себя перед Тимуркой выдала. Он расскажет отцу, а тот и еще кому-то.
– Это уже неважно. Я с тобой хотела поговорить о воронах. Я думаю, они улетят. Последние семь дней я прожила как в детстве – свободно и легко, и в полном душевном одиночестве! Давно мне не было так безмятежно.
– И все – из-за ворон поганых? – не поверил Елисей.
– Я думаю – да. Когда ты выстрелил в меня первый раз, я лежала рядом с вороной и видела ее смерть. А она видела меня. Мы оказались родственными душами.
– Марго, послушай…
– Не перебивай. Последние дни рядом со мной никого нет. Ни единого потустороннего присутствия, понимаешь? Как только я прострелила тебе руку, с каждой новой вороной меня покидал мертвец. Это такое чудесное ощущение – свобода.
– Это что ж получается, что тебе осталось два дня? – уточнил Елисей.
– Приблизительно.
– И когда ты…
– Когда я умру, вороны наверняка улетят.
– И сейчас рядом с тобой никого нет, кроме ворон?
– Никого!
– Но это же несправедливо! – возмутился Елисей. – Ты даже не знаешь, как именно умрешь?
– Абсолютно! – радостно выкрикнула Марго. – Иди сюда. Целуй руку!
Елисей подошел, стал на одно колено и поцеловал протянутую руку.
Марго расстегнула манжету на его рубашке, подняла рукав и прижалась на секунду губами к шраму от стрелы.
– Марго, не надо! – оглядывался в панике Елисей.
– Ты мне понравился тогда, в первый раз. В Индии.
– Я знаю, – едва сдерживал слезы Елисей.
– Без усов ты просто неотразим. А как метко стреляешь! Слушай, если вороны послезавтра улетят со всеми мертвецами, а я останусь, давай закатимся вдвоем на Багамы!
– Зачем же на Багамы? – шептал Елисей, опустив голову. – Это очень нестабильный метеорологически район, там регулярно смерчи или цунами… всякие…
Марго расхохоталась.
– Ладно, уходи уже, рассмешил, – толкнула она его потом в плечо. – Не хочешь на Багамы, и не надо.
Через день на рассвете Елисей разбудил Виктора. Они спустились вниз. Вольдемар с Шурупом сидели у разожженного камина. В доме за последние сутки вдруг сильно похолодало, а на улице – стоит лето в разгаре. Услышав шум, к ним вошла Медея. – Улетают, – кивнула она на окно.
Вороны срывались по одной и улетали, неслышно рассекая розоватый от восходящего солнца воздух.
– Где Зойка? – спросил Филимон.
– Сидит у Марго. Заснула в кресле, – ответила Медея.
– А ты чего ушла?
– Я не хочу это видеть.
Вошла заплаканная Дездемона.
– Ты-то чего тут бродишь? – шикнул на нее Филимон. – И прекрати реветь сейчас же.
– Я всегда плачу от неразделенной любви! – оправдывалась Дездемона.
– С чего ты решила, что она была неразделенная? – спросил Вольдемар. – Может, Елисей о ней каждый день думал. Только боялся подойти.
– Хватит уже! – возмутился Елисей. – Собрались тут! А у нее может случиться сердечный приступ. А никого рядом не будет! У нее, между прочим, от моих выстрелов чуть инфаркт не случился.
Филимон вышел из комнаты, поднялся наверх и унес спящую Зойку в ее комнату. Вернувшись, доложил о Марго:
– Дышит глубоко. Улыбается. Пульс нормальный. Может, фигня все эти вороны? Улетели, прилетели. Вы как хотите, а я пойду чайник поставлю.
– Когда это ты чайники ставил? – удивилась Дездемона.
Все пошли в столовую, сели за стол. Запахло свежей заваркой, день забегал по дому быстрыми ножками мальчика Фили. Пришла Луня и засмущалась, увидев Медею. По лестнице сбежала еще не совсем проснувшаяся Зоя, заглянула в столовую.
– Все уже встали? Крестная? И ты тут? А твои вороны улетели! Все улетели!
В полнейшей тишине Дездемона выронила чайник.
– Почему Марго сказала, что скоро умрет?
– Мы все когда-нибудь умрем. Понятие времени очень относительно, – объяснял Виктор Лушко, хотя сам понимал – не зря Марго с утра затеяла такие посиделки.
Медея выбрала момент и нашла наконец Марго в одиночестве.
– Я приехала не просто так, – сказала она.
– Знаю. Тебя прислал полковник Кнур. Не будем тратить времени на обсуждение действий полковника, я достаточно с ним пообщалась в этой жизни.
– Зачем ты раскрылась? – спросила Медея. – Я бы никогда тебя не нашла.
– Это не имеет значения. Вороны – вот что важно, – ответила Марго. – А полковнику ты скажи, что у тебя тоже есть на него компромат. Скажи, что он незаконно получает на свой счет пенсию давно умершей Аделаиды Парфеновой. А это настоящее мошенничество. За тринадцать лет я перевела ему приблизительно одиннадцать тысяч триста долларов. Это уже тянет на статью.
– Ты переводила пенсию умершей сестры ему? Смешно. Нет, действительно смешно. Тем не менее нам нужно серьезно поговорить о будущем.
– Нет, – сказала Марго. – Не нужно. Позови ко мне бравого пожарника.
Виктор Филимонович не успел и рта открыть, а Марго уже объясняла: – Я увидела тебя в Индии случайно, но сразу узнала по крестинам. И именно в тот момент придумала, как мы с тобой будем дальше сотрудничать.
– Ладно лапшу на уши вешать, – ухмыльнулся Филимон. – Ты подошла с конкретным предложением достать золото из-под завалов.
– Золото – это для вашего энтузиазма. Мне был нужен Будда.
– Какая разница?
– Большая. Если бы ты с товарищами сдал чемоданчик куда надо, все могло пойти по-другому.
– А куда ты дела Будду, позволь спросить?
– Отнесла через месяц в храм, – ответила Марго. – Цель была такая – вернуть Будду на место. Это же национальное достояние, понимаешь?
Виктор Филимонович только молча почесал затылок.
– Но я должна тебе признаться.
– Да? – встрепенулся он.
– Тот звонок в ФБР перед обрушением башен-близнецов. Это я позвонила.
– Да-а-а уж… – Филимон посмотрел вдаль, на темнеющий лес, и поинтересовался: – Марго, ты что, пришла сама к себе? Что за показательные проводы личности. Ты себя видишь, да?
– А вот об этом я буду говорить с садовником. Зови.
– Сюда, на террасу? – уточнил Филимон, осмотрев три десятка ворон, севших на поручни и навес.
– Это мое любимое место.
Сразу было заметно, что Елисей трусит. Он изо всех сил старался не смотреть на тихо сидящих птиц. – О! – воскликнула Марго, как только его увидела. – Ты сбрил усы?
– Сбрил. Ты просила, я сбрил. Ты пряталась в голубятне тогда ночью?
– Пряталась.
– А потом утром вышла к «Скорой» и забрала сумку?
– Точно.
– Я так и думал, что они привезли одну сумку, ты все умно подстроила. Ты молодец. Если хочешь, я могу еще себе сделать татуировку или серьгу в ухо.
– Спасибо, не надо. Я тебя позвала, чтобы успокоить. Вороны скоро улетят. Все.
– Да пусть себе клубятся, я как-нибудь привыкну, – пробормотал Елисей. – Я думаю о другом – зря ты себя перед Тимуркой выдала. Он расскажет отцу, а тот и еще кому-то.
– Это уже неважно. Я с тобой хотела поговорить о воронах. Я думаю, они улетят. Последние семь дней я прожила как в детстве – свободно и легко, и в полном душевном одиночестве! Давно мне не было так безмятежно.
– И все – из-за ворон поганых? – не поверил Елисей.
– Я думаю – да. Когда ты выстрелил в меня первый раз, я лежала рядом с вороной и видела ее смерть. А она видела меня. Мы оказались родственными душами.
– Марго, послушай…
– Не перебивай. Последние дни рядом со мной никого нет. Ни единого потустороннего присутствия, понимаешь? Как только я прострелила тебе руку, с каждой новой вороной меня покидал мертвец. Это такое чудесное ощущение – свобода.
– Это что ж получается, что тебе осталось два дня? – уточнил Елисей.
– Приблизительно.
– И когда ты…
– Когда я умру, вороны наверняка улетят.
– И сейчас рядом с тобой никого нет, кроме ворон?
– Никого!
– Но это же несправедливо! – возмутился Елисей. – Ты даже не знаешь, как именно умрешь?
– Абсолютно! – радостно выкрикнула Марго. – Иди сюда. Целуй руку!
Елисей подошел, стал на одно колено и поцеловал протянутую руку.
Марго расстегнула манжету на его рубашке, подняла рукав и прижалась на секунду губами к шраму от стрелы.
– Марго, не надо! – оглядывался в панике Елисей.
– Ты мне понравился тогда, в первый раз. В Индии.
– Я знаю, – едва сдерживал слезы Елисей.
– Без усов ты просто неотразим. А как метко стреляешь! Слушай, если вороны послезавтра улетят со всеми мертвецами, а я останусь, давай закатимся вдвоем на Багамы!
– Зачем же на Багамы? – шептал Елисей, опустив голову. – Это очень нестабильный метеорологически район, там регулярно смерчи или цунами… всякие…
Марго расхохоталась.
– Ладно, уходи уже, рассмешил, – толкнула она его потом в плечо. – Не хочешь на Багамы, и не надо.
Через день на рассвете Елисей разбудил Виктора. Они спустились вниз. Вольдемар с Шурупом сидели у разожженного камина. В доме за последние сутки вдруг сильно похолодало, а на улице – стоит лето в разгаре. Услышав шум, к ним вошла Медея. – Улетают, – кивнула она на окно.
Вороны срывались по одной и улетали, неслышно рассекая розоватый от восходящего солнца воздух.
– Где Зойка? – спросил Филимон.
– Сидит у Марго. Заснула в кресле, – ответила Медея.
– А ты чего ушла?
– Я не хочу это видеть.
Вошла заплаканная Дездемона.
– Ты-то чего тут бродишь? – шикнул на нее Филимон. – И прекрати реветь сейчас же.
– Я всегда плачу от неразделенной любви! – оправдывалась Дездемона.
– С чего ты решила, что она была неразделенная? – спросил Вольдемар. – Может, Елисей о ней каждый день думал. Только боялся подойти.
– Хватит уже! – возмутился Елисей. – Собрались тут! А у нее может случиться сердечный приступ. А никого рядом не будет! У нее, между прочим, от моих выстрелов чуть инфаркт не случился.
Филимон вышел из комнаты, поднялся наверх и унес спящую Зойку в ее комнату. Вернувшись, доложил о Марго:
– Дышит глубоко. Улыбается. Пульс нормальный. Может, фигня все эти вороны? Улетели, прилетели. Вы как хотите, а я пойду чайник поставлю.
– Когда это ты чайники ставил? – удивилась Дездемона.
Все пошли в столовую, сели за стол. Запахло свежей заваркой, день забегал по дому быстрыми ножками мальчика Фили. Пришла Луня и засмущалась, увидев Медею. По лестнице сбежала еще не совсем проснувшаяся Зоя, заглянула в столовую.
– Все уже встали? Крестная? И ты тут? А твои вороны улетели! Все улетели!
В полнейшей тишине Дездемона выронила чайник.
Примечания
1
Колон – порт в Панаме.
2
Ясновидящая Марго Тиглер – героиня романа Нины Васиной «Учительница, балерина и дочь мясника». (Прим. ред.)
3
Слабые толчки землетрясения после основного, мощного.
4
Выходы на поверхность со склонов вулкана газов и пара из жерла по трещинам и каналам.
1
Колон – порт в Панаме.
2
Ясновидящая Марго Тиглер – героиня романа Нины Васиной «Учительница, балерина и дочь мясника». (Прим. ред.)
3
Слабые толчки землетрясения после основного, мощного.
4
Выходы на поверхность со склонов вулкана газов и пара из жерла по трещинам и каналам.