Страница:
МакКеон, узнав о присутствии на планете контр-адмирала, выразился очень немногословно, но даже его умолчания были на редкость выразительны. Хонор заподозрила, что ему довелось служить под началом Стайлза и он сохранил об этом не самые лучшие воспоминания. Разумеется, у любого офицера могут возникнуть трения с начальством, однако Алистер, насколько она знала, всегда стремился к объективности и не любил говорить о человеке дурно у него за спиной. И коль скоро он, пусть даже обиняками, предупредил, что со Стайлзом нужно держаться начеку, предупреждение стоило принять во внимание. И как следует подготовиться к встрече.
Она управляла Стиксом уже две недели. Ее люди обшарили все помещения базы и, к неописуемой радости Десуи, обнаружили на складах уйму обмундирования и тканей, а также раскроечный и пошивочный цеха. Произведя несложное перепрограммирование швейного оборудования, Анри принялся одевать освобожденных пленных в мундиры их флотов.
Правда, некоторые – например, он сам или Гарриет Бенсон – пробыли на Аиде так долго, что уже порядком подзабыли, как выглядит их униформа. Справиться на этот счет было негде, ибо государства, в вооруженных силах которых они служили, перестали существовать, пав жертвой алчной экспансии Народной Республики.
Впрочем, Хонор была уверена в том, что мелкие несоответствия никого не смутят. Люди радовались самой возможности надеть военную форму, воспринимая это как очередной этап возвращения к прежней жизни и явное свидетельство того, что свобода близка.
Так вот, Хонор Харрингтон, по настоянию МакКеона, облачилась не в черный мундир коммодора Королевского флота Мантикоры, а в синюю грейсонскую униформу с пятью шестиконечными звездами – соответственно рангу в ГКФ. Это зрелище заставило вытаращить глаза даже Рамиреса, хотя у людей Хонор было достаточно времени, чтобы просветить бывших узников «Геенны» по части званий титулов и чинов, присвоенных ей на разных планетах. Рамирес, надо сказать, моментально совладал с удивлением и одобрительно кивнул. МакКеон был совершенно прав: на тюремной планете могло оказаться несколько высших офицеров флотов Альянса, но едва ли здесь обнаружился бы еще один полный адмирал.
Несмотря на то что адмиральские погоны Хонор носила заслуженно и на законном основании, ей было неловко щеголять высоким чином... но лишь до встречи со Стайлзом. После пяти минут беседы с ним она пришла к выводу, что, захватив в плен Гарри Стайлза, хевы оказали Альянсу, Мантикоре и Королевскому флоту неоценимую услугу. Правда, оставалось загадкой, почему его не оставили в обычном, находящемся в ведении Народного флота лагере для военнопленных; скорее всего, сказалось стремление БГБ прибирать к рукам все ценные трофеи. В конце концов, при всех личных недостатках, Стайлз являлся не только самым высокопоставленным мантикорским военнослужащим, угодившим к ним в плен, но и единственным флаг-офицером, которого они сумели захватить за первые шесть с половиной лет войны. Он попал в руки противника восемь стандартных лет назад, когда Народный флот, проводя разведку боем, наголову разбил его эскадру, пикетировавшую систему Ялты. Стайлза накрыли с холодными импеллерами – что красноречиво характеризовало его профессиональную компетентность. Правда, ему самому эта история виделась иначе: он объявил себя невинной жертвой коварных хевов, нанесших удар по системе без объявления войны. Последнее, конечно, соответствовало истине, однако офицеру столь высокого ранга следовало знать, что режим Законодателей завоевал немало звездных систем, ни разу не удосужившись официально объявить войну своим будущим жертвам. Похоже, ни поражение, ни плен так ничему его и не научили: он оставался тщеславным, самодовольным глупцом, интересовавшимся лишь собственным мнением.
– Я достаточно терпела ваше неповиновение, адмирал Стайлз, – сдерживая гнев, продолжала чеканить слова Хонор. – Хватит. Этой системой командую я, не вы! Отныне вы будете помнить об этом каждую минуту и не только со мной, но и с каждым, кто добровольно поступил под мое командование, вы будете вести себя вежливо, как и надлежит офицеру Короны. В противном случае, клянусь богом, я отправлю вас догнивать обратно в джунгли! Вы меня поняли, адмирал Стайлз?
Он бросил на нее злобный взгляд и коротко кивнул.
– Я не слышу вас, адмирал!
– Так точно, – прохрипел он, побагровев, и наконец выдавил из себя: – Мэм.
– Хорошо, – сказала она чуть менее холодным тоном. Ясно было, что контр-адмирал все еще не собирается уступать по-настоящему. Он попал в плен слишком давно, до битвы при Ханкоке и ее нашумевшей дуэли с Павлом Юнгом. Конечно, люди, прибывшие на Аид позже, могли (а некоторые, по сведениям Хонор, и пытались) просветить его насчет того, с кемон имеет дело, но Стайлз воспринимал все по-своему. Грейсонский флот виделся ему опереточной армией, чем-то вроде сил местной самообороны, а Хонор – захолустным коммодором с нелепыми и неоправданными претензиями. Не представляя себе масштаба таких событий, как битвы у Ельцина или Ханкока, он считал ее притязания на адмиральский чин попросту лживыми. Она, конечно же, все выдумала, только чтобы сохранить за собой командование, которое по праву старшинства должно было перейти к нему. Ну, а ее соратники стали соучастниками обмана. Поначалу Хонор пыталась относиться к нему с сочувствием, полагая, что его не совсем адекватное ситуации поселение объясняется долгим пребыванием в плену, однако вскоре поняла: это не так. Он был слишком самовлюбленным, самонадеянным, упрямым и недалеким, чтобы такая мелочи, как восемь лет заключения, могла оказать на него какое-либо воздействие.
– Итак, адмирал, – продолжила она гораздо спокойнее. – Хотите верьте, хотите нет, но я серьезно обдумала все ваши возражения. Некоторые из них не лишены оснований, и вы безусловно, вправе впоследствии обратиться с соответствующим рапортом к высшему командованию. Однако в настоящее время я являюсь старшим по званию из находящихся на планете офицеров союзных флотов. Согласно и мантикорскому, и грейсонскому Военным кодексам, мне не только дано право, но и предписывается пресечение преступной деятельности и наказание преступников в зоне моей ответственности. Я отношусь к этому абсолютно серьезно, злоупотреблять властью ни в коем случае не собираюсь – однако создание военных трибуналов для рассмотрения преступлений персонала Госбезопасности полностью согласуется с законами и будет осуществлено в пределах моей компетентности.
– При всем моем почтении, адмирал, – нарушил молчание Стайлз, – это решение представляется мне плохо продуманным и крайне опасным.
Тон его был далек от почтительного, но Хонор решила – пока он следит хотя бы за выбором выражений – не обращать на это внимания.
– Я не питаю любви к Госбезопасности. Бог свидетель, я пробыл в плену дольше и претерпел больше, чем вы...
Взгляд Хонор стал ледяным, и Стайлз осекся. Взгляд его упал на омертвевшую половину лица, перебежал на пустой левый рукав, и контр-адмирал шумно закашлялся.
– Хм... не в этом суть. Суть, адмирал Харрингтон, в том, что вы затеваете эти так называемые суды, чтобы от имени Мантикорского альянса расстрелять персонал базы в отместку за дурное обращение с узниками. Месть – она и есть месть, совершается она под видом «трибунала» или в какой-то иной форме. Такое мероприятие неизбежно возымеет негативный пропагандистский эффект, не говоря уже о его юридической сомнительности! Я считаю, что вы, вне зависимости от вашего звания, превышаете свои полномочия, ибо право применять нормы нашего Военного кодекса к иностранным гражданам, пусть их поведение и заслуживает осуждения, более чем спорно!
– В том, что вы так считаете, у меня сомнений нет, – сказала Хонор, умолчав, что, по ее мнению, единственная цель, которую он преследовал, стараясь оспорить ее право на организацию военных судов, заключалась в подрыве ее авторитета. Зародить у подчиненных сомнения в ее праве на командование – вот все, чего он добивался. Сам-то он действительно был уверен, что ей эти суды были нужны исключительно для завоевания популярности у бывших рабов и военнопленных, опираясь на которых она собиралась и дальше узурпировать его полномочия.
– Однако, – продолжила она, – если бы вы дали себе труд ознакомиться с соответствующим меморандумом или, на худой конец, прислушаться к моим словам, вы бы знали, что в мои намерения никоим образом не входит судить граждан Народной Республики, опираясь на наш Военный кодекс.
Стайлз, когда до него дошло, о чем речь, побагровел как помидор. Хонор изобразила на здоровой половине лица морозную улыбку.
– Я собираюсь судить их по их собственным законам.
– Вы...
Стайлз вытаращил глаза, и она кивнула.
– В базе данных Стикса имеется достаточно юридических материалов, касающихся и уголовного права, и норм военной юстиции. Есть и так называемый Кодекс поведения служащих силовых структур. Я, пожалуй, соглашусь с вами в том, что люди, составлявшие все эти правила и кодексы, рассматривали их лишь как пропагандистскую уловку, призванную продемонстрировать «цивилизованность» правящего режима Народной Республики. Однако все эти положения никто не отменял: они считаются действующими и обязательными к исполнению для всех, включая сотрудников БГБ. Судить их будут в соответствии с их законодательством, адмирал, и все приговоры будут полностью отвечать юридическим нормам Народной Республики.
– Но... – начал было Стайлз.
Хонор оборвала его речь нетерпеливым жестом.
– Адмирал, я пригласила вас к себе не для ведения дискуссии, а чтобы сообщить вам о принятом решении. Первоначально предполагалось, что, как старший на планете офицер Королевского флота, вы возглавите комиссию военного трибунала. Однако вы заявили о принципиальном несогласии с самой этой идеей, и я, ни в коем случае не желая заставлять вас идти против своих убеждений, освобождаю вас от этой обузы. Ваше место займет коммодор МакКеон.
– Но позвольте, если вы собираетесь применять их собственные законы... – снова начал он, и в его голосе прорезалось нечто близкое к отчаянию.
Хонор, ощущая хаотическую путаницу его эмоций, едва скрыла презрительную усмешку. Его переживания были настолько путаными и так быстро менялись, что вычленить что-то конкретное было затруднительно, но этого и не требовалось. Ясно было, что, хотя Стайлз яростно возражал против организации судов, собственное отстранение вызвало у него не меньшую ярость. Он воспринял это как оскорбление, и ненависть вскипела в нем с новой силой.
– Нет, адмирал, – твердо сказала адмирал Харрингтон. – Я не стану принуждать вас поступаться принципами.
Собеседник открыл было рот, но она покачала головой.
– Вы свободны, адмирал.
Вышедший из ее кабинета Стайлз был похож на сомнамбулу: шедшего навстречу МакКеона он просто не заметил. Впрочем, между этими двумя офицерами не наблюдалось и намека на симпатию, и Хонор порой задумывалась, с чем это связано. Предыдущего опыта совместной службы явно было недостаточно. Хонор возложила на Стайлза обязанности, соответствовавшие должности начальника по кадрам, а также контроль над полетами шаттлов, контакты с разбросанными по планете поселениями и обмен информацией. Это была ответственная работа... но Стайлз понял, что ее поручили ему с той целью, чтобы оправдать исключение его из прямой цепи командования. Комендантом базы «Харон» стал Хесус Рамирес, его заместителем – Гарриет Бенсон, а МакКеон фактически исполнял должность старшего помощника Хонор. Правда, Хонор, щадя самолюбие контр-адмирала, предоставила ему возможность отчитываться непосредственно перед ней, а не через МакКеона, однако на всей планете таким правом пользовался только он. Тот факт, что младший по званию офицер имел большую реальную власть, не мог не повергать тщеславного контр-адмирала в негодование.
МакКеон все это прекрасно знал, и столь эмоциональный комментарий несколько удивил Хонор. К тому же она не понимала, как Алистер узнал, что Стайлзу досталось на орехи. Уловив ее недоумение, он криво усмехнулся.
– Стенки здесь тонкие, Хонор, – пояснил МакКеон, – а я был здесь рядом, ждал своей очереди. А он до того, как ты поставила его на место, орал так, что можно было услышать и на летном поле.
– Боже мой! – вздохнула Хонор, откидываясь в кресле и массируя лоб пальцами. – Вот уж чего я не хотела!
– Твоей вины тут нет, – сказал МакКеон.
– Я виновата в том, что не сумела это предотвратить. Не дело, если людям станет известно, что старшие офицеры Альянса друг с другом на ножах.
– Во-первых, это не твоя работа – предотвращать неизбежное, – строго сказал МакКеон. – Твоя работа заключается в том, чтобы осуществлять руководство и заботиться о том, чтобы мы остались живы. А если какому-то безмозглому идиоту угодно делать из себя дурака и посмешище, твоя работа сводится к тому, чтобы не позволить его глупости помешать нам выбраться с Ада. Заметь, вовсе не в том, чтобы защищать его от неприятностей, которые он сам усердно ищет на свою задницу. А во-вторых, нам все случившееся не во вред, а на пользу.
– То есть? – Хонор удивленно склонила голову набок.
– Надеюсь, ты не думаешь, что те, кто не служил на флотах Альянса, останутся в неведении? – МакКеон покачал головой. – Ты ведь прекрасно знаешь: любые стены имеют уши. Раз уж я услышал вашу милую дружескую беседу, то ее наверняка слышал и кто-нибудь еще, а в конце концов про нее узнает весь Ад. Следовательно, очень скоро и наши друзья из «Геенны», и бывшие рабы, и прочие бывшие заключенные будут знать, что ты пошла на конфликт со старшим офицером Королевского флота ради выполнения обещания, данного еще в «Геенне». Многие из этих людей являются – или являлись – профессиональными военными. Им такие игры понятны... и то, как играешь ты, сделает для их сплочения больше, чем тебе кажется.
– Алистер, но ведь я воюю со Стайлзом вовсе не для того, чтобы кому-то понравиться! – резко возразила она.
– Конечно, нет, – чуть ли не грустно произнес МакКеон. – И это для них не секрет. Именно поэтому эффект будет оглушительный.
Хонор посмотрела на него хмуро: и его доводы, и скрывавшиеся за ними эмоции отзывались в ней некоторой неловкостью. Однако МакКеон выдержал ее взгляд с полной невозмутимостью.
– Ну, в таком случае... – начала она и осеклась.
Кто-то резко постучал в косяк остававшейся открытой двери. Подняв глаза, Хонор с удивлением увидела в проеме Соломона Маршана. Лицо его сияло, а под легким смущением чувствовалось нетерпеливое желание поделиться поразительной новостью.
– В чем дело, Соломон?
– Прошу простить за то, что свалился как снег на голову, миледи, – сказал он, – но мы со старшиной Харкнессом только что взломали очередной секретный код, и нам показалось, что вам будет интересно ознакомиться с результатами.
– Вы не ошиблись, – суховато обронила Хонор, поскольку он, рассчитывая на эффект, сделал многозначительную паузу.
Соломон покраснел, но тут же рассмеялся.
– Прошу прощения, миледи. Просто я сам был настолько поражен, что... – Он пожал плечами. – Короче говоря, мы нашли сверхсекретный список виднейших представителей прежнего руководства Республики, которые, как считалось, обладали чрезвычайно ценной информацией или могли в будущем понадобиться новому правительству. Исходя из этих соображений их приговорили к смертной казни, но вместо эго, чтобы привести приговоры в исполнение, официально объявили расстрелянными, а на деле отправили на Аид под ложными именами и с фальшивыми сопроводительными документами.
– Ого! – Хонор покачнулась в кресле и посмотрела него с пробуждающимся интересом.
– Представляете, миледи! Большую часть этих засекреченных арестантов составляли высокопоставленные сотрудники министерства внутренней безопасности или постоянные помощники госсекретарей правительства Гарриса – и таком роде. Но нашлось и несколько высших офицеров... включая адмирала Амоса Парнелла.
– Парнелла? – МакКеон привстал с кресла, повернувшись к грейсонскому офицеру.
– Так точно, сэр.
– Но они расстреляли его еще много лет назад, после Третьей битвы при Ельцине, – возразила Хонор.
– Объявили расстрелянным,– возразил Маршан. – Но согласно спискам он находится здесь, и я уже послал за ним бот. Э... – Маршан неожиданно смутился, – мне подумалось, вам захочется встретиться с ним поскорее, миледи.
– Правильно вам подумалось, – медленно произнесла Хонор, одновременно обдумывая поразительную новость.
Да, при прежнем режиме Амос Парнелл, при всех своих талантах, никогда не получил бы должность главнокомандующего Вооруженными силами Народного флота, не родись он Законодателем – однако, как бы ни достался ему его пост, проявил он себя на нем наилучшим образом. Приняв назначение на Грейсон, Хонор получила возможность ознакомиться с секретными материалами, относящимися к Третьей битве при Ельцине, и тогдашние действия Парнелла произвели на нее сильное впечатление. Угодивший в ловушку и столкнувшийся с превосходящими силами противника, возглавляемыми столь тонким стратегом, как Белая Гавань, Амос умудрился сохранить в целости половину своего флота. Она уважала этого человека, но, как и все, уже восемь лет считала его мертвым.
Но если Соломон не ошибся и Парнелл жив... тут было о чем подумать. Адмирал знал множество секретов прежнего режима и не имел ни малейших оснований любить новый. После перехода капитана Альфредо Ю на сторону Альянса союзники узнали немало вражеских секретов, но Парнелл, согласись он на сотрудничество, мог бы рассказать гораздо больше. Конечно, многие сведения устарели, но тем не менее...
Встряхнувшись, Хонор вынырнула из омута размышлений и снова посмотрела на Маршана.
– Молодчина, Соломон. Спасибо вам за хорошую работу. И передайте мою благодарность Харкнессу.
– Передам, миледи.
– И с ботом вы верно сообразили, – добавила она с неожиданным смешком.
– А что смешного? – не понял МакКеон.
– Да так... мысль появилась... – отозвалась Хонор, развернувшись в кресле лицом к мантикорцу.
– Что за мысль?
– Да вот... для Уорнера ситуация может измениться, – произнесла она с кривой ухмылкой.
МакКеон уставился на нее с недоумением, но спустя мгновение тоже прыснул и покачал головой.
– Да, похоже на то, – согласился он. – Все зависит от того что скажет – если скажет вообще хоть что-нибудь – Парнелл, но вы, как всегда правы, леди Харрингтон!
Глава 27
Она управляла Стиксом уже две недели. Ее люди обшарили все помещения базы и, к неописуемой радости Десуи, обнаружили на складах уйму обмундирования и тканей, а также раскроечный и пошивочный цеха. Произведя несложное перепрограммирование швейного оборудования, Анри принялся одевать освобожденных пленных в мундиры их флотов.
Правда, некоторые – например, он сам или Гарриет Бенсон – пробыли на Аиде так долго, что уже порядком подзабыли, как выглядит их униформа. Справиться на этот счет было негде, ибо государства, в вооруженных силах которых они служили, перестали существовать, пав жертвой алчной экспансии Народной Республики.
Впрочем, Хонор была уверена в том, что мелкие несоответствия никого не смутят. Люди радовались самой возможности надеть военную форму, воспринимая это как очередной этап возвращения к прежней жизни и явное свидетельство того, что свобода близка.
Так вот, Хонор Харрингтон, по настоянию МакКеона, облачилась не в черный мундир коммодора Королевского флота Мантикоры, а в синюю грейсонскую униформу с пятью шестиконечными звездами – соответственно рангу в ГКФ. Это зрелище заставило вытаращить глаза даже Рамиреса, хотя у людей Хонор было достаточно времени, чтобы просветить бывших узников «Геенны» по части званий титулов и чинов, присвоенных ей на разных планетах. Рамирес, надо сказать, моментально совладал с удивлением и одобрительно кивнул. МакКеон был совершенно прав: на тюремной планете могло оказаться несколько высших офицеров флотов Альянса, но едва ли здесь обнаружился бы еще один полный адмирал.
Несмотря на то что адмиральские погоны Хонор носила заслуженно и на законном основании, ей было неловко щеголять высоким чином... но лишь до встречи со Стайлзом. После пяти минут беседы с ним она пришла к выводу, что, захватив в плен Гарри Стайлза, хевы оказали Альянсу, Мантикоре и Королевскому флоту неоценимую услугу. Правда, оставалось загадкой, почему его не оставили в обычном, находящемся в ведении Народного флота лагере для военнопленных; скорее всего, сказалось стремление БГБ прибирать к рукам все ценные трофеи. В конце концов, при всех личных недостатках, Стайлз являлся не только самым высокопоставленным мантикорским военнослужащим, угодившим к ним в плен, но и единственным флаг-офицером, которого они сумели захватить за первые шесть с половиной лет войны. Он попал в руки противника восемь стандартных лет назад, когда Народный флот, проводя разведку боем, наголову разбил его эскадру, пикетировавшую систему Ялты. Стайлза накрыли с холодными импеллерами – что красноречиво характеризовало его профессиональную компетентность. Правда, ему самому эта история виделась иначе: он объявил себя невинной жертвой коварных хевов, нанесших удар по системе без объявления войны. Последнее, конечно, соответствовало истине, однако офицеру столь высокого ранга следовало знать, что режим Законодателей завоевал немало звездных систем, ни разу не удосужившись официально объявить войну своим будущим жертвам. Похоже, ни поражение, ни плен так ничему его и не научили: он оставался тщеславным, самодовольным глупцом, интересовавшимся лишь собственным мнением.
– Я достаточно терпела ваше неповиновение, адмирал Стайлз, – сдерживая гнев, продолжала чеканить слова Хонор. – Хватит. Этой системой командую я, не вы! Отныне вы будете помнить об этом каждую минуту и не только со мной, но и с каждым, кто добровольно поступил под мое командование, вы будете вести себя вежливо, как и надлежит офицеру Короны. В противном случае, клянусь богом, я отправлю вас догнивать обратно в джунгли! Вы меня поняли, адмирал Стайлз?
Он бросил на нее злобный взгляд и коротко кивнул.
– Я не слышу вас, адмирал!
– Так точно, – прохрипел он, побагровев, и наконец выдавил из себя: – Мэм.
– Хорошо, – сказала она чуть менее холодным тоном. Ясно было, что контр-адмирал все еще не собирается уступать по-настоящему. Он попал в плен слишком давно, до битвы при Ханкоке и ее нашумевшей дуэли с Павлом Юнгом. Конечно, люди, прибывшие на Аид позже, могли (а некоторые, по сведениям Хонор, и пытались) просветить его насчет того, с кемон имеет дело, но Стайлз воспринимал все по-своему. Грейсонский флот виделся ему опереточной армией, чем-то вроде сил местной самообороны, а Хонор – захолустным коммодором с нелепыми и неоправданными претензиями. Не представляя себе масштаба таких событий, как битвы у Ельцина или Ханкока, он считал ее притязания на адмиральский чин попросту лживыми. Она, конечно же, все выдумала, только чтобы сохранить за собой командование, которое по праву старшинства должно было перейти к нему. Ну, а ее соратники стали соучастниками обмана. Поначалу Хонор пыталась относиться к нему с сочувствием, полагая, что его не совсем адекватное ситуации поселение объясняется долгим пребыванием в плену, однако вскоре поняла: это не так. Он был слишком самовлюбленным, самонадеянным, упрямым и недалеким, чтобы такая мелочи, как восемь лет заключения, могла оказать на него какое-либо воздействие.
– Итак, адмирал, – продолжила она гораздо спокойнее. – Хотите верьте, хотите нет, но я серьезно обдумала все ваши возражения. Некоторые из них не лишены оснований, и вы безусловно, вправе впоследствии обратиться с соответствующим рапортом к высшему командованию. Однако в настоящее время я являюсь старшим по званию из находящихся на планете офицеров союзных флотов. Согласно и мантикорскому, и грейсонскому Военным кодексам, мне не только дано право, но и предписывается пресечение преступной деятельности и наказание преступников в зоне моей ответственности. Я отношусь к этому абсолютно серьезно, злоупотреблять властью ни в коем случае не собираюсь – однако создание военных трибуналов для рассмотрения преступлений персонала Госбезопасности полностью согласуется с законами и будет осуществлено в пределах моей компетентности.
– При всем моем почтении, адмирал, – нарушил молчание Стайлз, – это решение представляется мне плохо продуманным и крайне опасным.
Тон его был далек от почтительного, но Хонор решила – пока он следит хотя бы за выбором выражений – не обращать на это внимания.
– Я не питаю любви к Госбезопасности. Бог свидетель, я пробыл в плену дольше и претерпел больше, чем вы...
Взгляд Хонор стал ледяным, и Стайлз осекся. Взгляд его упал на омертвевшую половину лица, перебежал на пустой левый рукав, и контр-адмирал шумно закашлялся.
– Хм... не в этом суть. Суть, адмирал Харрингтон, в том, что вы затеваете эти так называемые суды, чтобы от имени Мантикорского альянса расстрелять персонал базы в отместку за дурное обращение с узниками. Месть – она и есть месть, совершается она под видом «трибунала» или в какой-то иной форме. Такое мероприятие неизбежно возымеет негативный пропагандистский эффект, не говоря уже о его юридической сомнительности! Я считаю, что вы, вне зависимости от вашего звания, превышаете свои полномочия, ибо право применять нормы нашего Военного кодекса к иностранным гражданам, пусть их поведение и заслуживает осуждения, более чем спорно!
– В том, что вы так считаете, у меня сомнений нет, – сказала Хонор, умолчав, что, по ее мнению, единственная цель, которую он преследовал, стараясь оспорить ее право на организацию военных судов, заключалась в подрыве ее авторитета. Зародить у подчиненных сомнения в ее праве на командование – вот все, чего он добивался. Сам-то он действительно был уверен, что ей эти суды были нужны исключительно для завоевания популярности у бывших рабов и военнопленных, опираясь на которых она собиралась и дальше узурпировать его полномочия.
– Однако, – продолжила она, – если бы вы дали себе труд ознакомиться с соответствующим меморандумом или, на худой конец, прислушаться к моим словам, вы бы знали, что в мои намерения никоим образом не входит судить граждан Народной Республики, опираясь на наш Военный кодекс.
Стайлз, когда до него дошло, о чем речь, побагровел как помидор. Хонор изобразила на здоровой половине лица морозную улыбку.
– Я собираюсь судить их по их собственным законам.
– Вы...
Стайлз вытаращил глаза, и она кивнула.
– В базе данных Стикса имеется достаточно юридических материалов, касающихся и уголовного права, и норм военной юстиции. Есть и так называемый Кодекс поведения служащих силовых структур. Я, пожалуй, соглашусь с вами в том, что люди, составлявшие все эти правила и кодексы, рассматривали их лишь как пропагандистскую уловку, призванную продемонстрировать «цивилизованность» правящего режима Народной Республики. Однако все эти положения никто не отменял: они считаются действующими и обязательными к исполнению для всех, включая сотрудников БГБ. Судить их будут в соответствии с их законодательством, адмирал, и все приговоры будут полностью отвечать юридическим нормам Народной Республики.
– Но... – начал было Стайлз.
Хонор оборвала его речь нетерпеливым жестом.
– Адмирал, я пригласила вас к себе не для ведения дискуссии, а чтобы сообщить вам о принятом решении. Первоначально предполагалось, что, как старший на планете офицер Королевского флота, вы возглавите комиссию военного трибунала. Однако вы заявили о принципиальном несогласии с самой этой идеей, и я, ни в коем случае не желая заставлять вас идти против своих убеждений, освобождаю вас от этой обузы. Ваше место займет коммодор МакКеон.
– Но позвольте, если вы собираетесь применять их собственные законы... – снова начал он, и в его голосе прорезалось нечто близкое к отчаянию.
Хонор, ощущая хаотическую путаницу его эмоций, едва скрыла презрительную усмешку. Его переживания были настолько путаными и так быстро менялись, что вычленить что-то конкретное было затруднительно, но этого и не требовалось. Ясно было, что, хотя Стайлз яростно возражал против организации судов, собственное отстранение вызвало у него не меньшую ярость. Он воспринял это как оскорбление, и ненависть вскипела в нем с новой силой.
– Нет, адмирал, – твердо сказала адмирал Харрингтон. – Я не стану принуждать вас поступаться принципами.
Собеседник открыл было рот, но она покачала головой.
– Вы свободны, адмирал.
* * *
– Ну, шкипер, задали же вы ему жару! – восхитился Алистер МакКеон.Вышедший из ее кабинета Стайлз был похож на сомнамбулу: шедшего навстречу МакКеона он просто не заметил. Впрочем, между этими двумя офицерами не наблюдалось и намека на симпатию, и Хонор порой задумывалась, с чем это связано. Предыдущего опыта совместной службы явно было недостаточно. Хонор возложила на Стайлза обязанности, соответствовавшие должности начальника по кадрам, а также контроль над полетами шаттлов, контакты с разбросанными по планете поселениями и обмен информацией. Это была ответственная работа... но Стайлз понял, что ее поручили ему с той целью, чтобы оправдать исключение его из прямой цепи командования. Комендантом базы «Харон» стал Хесус Рамирес, его заместителем – Гарриет Бенсон, а МакКеон фактически исполнял должность старшего помощника Хонор. Правда, Хонор, щадя самолюбие контр-адмирала, предоставила ему возможность отчитываться непосредственно перед ней, а не через МакКеона, однако на всей планете таким правом пользовался только он. Тот факт, что младший по званию офицер имел большую реальную власть, не мог не повергать тщеславного контр-адмирала в негодование.
МакКеон все это прекрасно знал, и столь эмоциональный комментарий несколько удивил Хонор. К тому же она не понимала, как Алистер узнал, что Стайлзу досталось на орехи. Уловив ее недоумение, он криво усмехнулся.
– Стенки здесь тонкие, Хонор, – пояснил МакКеон, – а я был здесь рядом, ждал своей очереди. А он до того, как ты поставила его на место, орал так, что можно было услышать и на летном поле.
– Боже мой! – вздохнула Хонор, откидываясь в кресле и массируя лоб пальцами. – Вот уж чего я не хотела!
– Твоей вины тут нет, – сказал МакКеон.
– Я виновата в том, что не сумела это предотвратить. Не дело, если людям станет известно, что старшие офицеры Альянса друг с другом на ножах.
– Во-первых, это не твоя работа – предотвращать неизбежное, – строго сказал МакКеон. – Твоя работа заключается в том, чтобы осуществлять руководство и заботиться о том, чтобы мы остались живы. А если какому-то безмозглому идиоту угодно делать из себя дурака и посмешище, твоя работа сводится к тому, чтобы не позволить его глупости помешать нам выбраться с Ада. Заметь, вовсе не в том, чтобы защищать его от неприятностей, которые он сам усердно ищет на свою задницу. А во-вторых, нам все случившееся не во вред, а на пользу.
– То есть? – Хонор удивленно склонила голову набок.
– Надеюсь, ты не думаешь, что те, кто не служил на флотах Альянса, останутся в неведении? – МакКеон покачал головой. – Ты ведь прекрасно знаешь: любые стены имеют уши. Раз уж я услышал вашу милую дружескую беседу, то ее наверняка слышал и кто-нибудь еще, а в конце концов про нее узнает весь Ад. Следовательно, очень скоро и наши друзья из «Геенны», и бывшие рабы, и прочие бывшие заключенные будут знать, что ты пошла на конфликт со старшим офицером Королевского флота ради выполнения обещания, данного еще в «Геенне». Многие из этих людей являются – или являлись – профессиональными военными. Им такие игры понятны... и то, как играешь ты, сделает для их сплочения больше, чем тебе кажется.
– Алистер, но ведь я воюю со Стайлзом вовсе не для того, чтобы кому-то понравиться! – резко возразила она.
– Конечно, нет, – чуть ли не грустно произнес МакКеон. – И это для них не секрет. Именно поэтому эффект будет оглушительный.
Хонор посмотрела на него хмуро: и его доводы, и скрывавшиеся за ними эмоции отзывались в ней некоторой неловкостью. Однако МакКеон выдержал ее взгляд с полной невозмутимостью.
– Ну, в таком случае... – начала она и осеклась.
Кто-то резко постучал в косяк остававшейся открытой двери. Подняв глаза, Хонор с удивлением увидела в проеме Соломона Маршана. Лицо его сияло, а под легким смущением чувствовалось нетерпеливое желание поделиться поразительной новостью.
– В чем дело, Соломон?
– Прошу простить за то, что свалился как снег на голову, миледи, – сказал он, – но мы со старшиной Харкнессом только что взломали очередной секретный код, и нам показалось, что вам будет интересно ознакомиться с результатами.
– Вы не ошиблись, – суховато обронила Хонор, поскольку он, рассчитывая на эффект, сделал многозначительную паузу.
Соломон покраснел, но тут же рассмеялся.
– Прошу прощения, миледи. Просто я сам был настолько поражен, что... – Он пожал плечами. – Короче говоря, мы нашли сверхсекретный список виднейших представителей прежнего руководства Республики, которые, как считалось, обладали чрезвычайно ценной информацией или могли в будущем понадобиться новому правительству. Исходя из этих соображений их приговорили к смертной казни, но вместо эго, чтобы привести приговоры в исполнение, официально объявили расстрелянными, а на деле отправили на Аид под ложными именами и с фальшивыми сопроводительными документами.
– Ого! – Хонор покачнулась в кресле и посмотрела него с пробуждающимся интересом.
– Представляете, миледи! Большую часть этих засекреченных арестантов составляли высокопоставленные сотрудники министерства внутренней безопасности или постоянные помощники госсекретарей правительства Гарриса – и таком роде. Но нашлось и несколько высших офицеров... включая адмирала Амоса Парнелла.
– Парнелла? – МакКеон привстал с кресла, повернувшись к грейсонскому офицеру.
– Так точно, сэр.
– Но они расстреляли его еще много лет назад, после Третьей битвы при Ельцине, – возразила Хонор.
– Объявили расстрелянным,– возразил Маршан. – Но согласно спискам он находится здесь, и я уже послал за ним бот. Э... – Маршан неожиданно смутился, – мне подумалось, вам захочется встретиться с ним поскорее, миледи.
– Правильно вам подумалось, – медленно произнесла Хонор, одновременно обдумывая поразительную новость.
Да, при прежнем режиме Амос Парнелл, при всех своих талантах, никогда не получил бы должность главнокомандующего Вооруженными силами Народного флота, не родись он Законодателем – однако, как бы ни достался ему его пост, проявил он себя на нем наилучшим образом. Приняв назначение на Грейсон, Хонор получила возможность ознакомиться с секретными материалами, относящимися к Третьей битве при Ельцине, и тогдашние действия Парнелла произвели на нее сильное впечатление. Угодивший в ловушку и столкнувшийся с превосходящими силами противника, возглавляемыми столь тонким стратегом, как Белая Гавань, Амос умудрился сохранить в целости половину своего флота. Она уважала этого человека, но, как и все, уже восемь лет считала его мертвым.
Но если Соломон не ошибся и Парнелл жив... тут было о чем подумать. Адмирал знал множество секретов прежнего режима и не имел ни малейших оснований любить новый. После перехода капитана Альфредо Ю на сторону Альянса союзники узнали немало вражеских секретов, но Парнелл, согласись он на сотрудничество, мог бы рассказать гораздо больше. Конечно, многие сведения устарели, но тем не менее...
Встряхнувшись, Хонор вынырнула из омута размышлений и снова посмотрела на Маршана.
– Молодчина, Соломон. Спасибо вам за хорошую работу. И передайте мою благодарность Харкнессу.
– Передам, миледи.
– И с ботом вы верно сообразили, – добавила она с неожиданным смешком.
– А что смешного? – не понял МакКеон.
– Да так... мысль появилась... – отозвалась Хонор, развернувшись в кресле лицом к мантикорцу.
– Что за мысль?
– Да вот... для Уорнера ситуация может измениться, – произнесла она с кривой ухмылкой.
МакКеон уставился на нее с недоумением, но спустя мгновение тоже прыснул и покачал головой.
– Да, похоже на то, – согласился он. – Все зависит от того что скажет – если скажет вообще хоть что-нибудь – Парнелл, но вы, как всегда правы, леди Харрингтон!
Глава 27
У мужчины, которого ввела в кабинет Хонор Джеральдина Меткалф, были снежно-белые волосы и лицо, изборожденное глубокими морщинами. Судя по фотографии в личном деле, на момент прибытия на Аид ни тем ни другим он похвастаться не мог... как, впрочем, и шишковатыми скрюченными пальцами на левой руке, и безобразными шрамами – скорее всего, следами ожогов – на правой стороне лица и правом запястье. Зубов у него осталось еще меньше, чем у Алистера МакКеона, а правая нога не сгибалась в колене.
Но этот изувеченный, изможденный старик держался с уверенным достоинством несломленного, непобежденного человека.
Встретив суровый взгляд его карих глаз, Хонор поднялась с кресла.
– Добрый день, адмирал Парнелл.
– Боюсь, в отличие от вас я не знаю, с кем имею честь... – отозвался он, внимательно присматриваясь к собеседнице.
При виде парализованной половины лица и пустого рукава он едва слышно хмыкнул, и уголки его губ дернулись в молчаливом признании того факта, что Госбезопасность сделала и его, и нынешнюю хозяйку кабинета членами одного и того же клуба.
– Мундир грейсонский, – пробормотал адмирал, словно Размышляя вслух, – но чтобы женщина...
Он склонил голову набок, перевел взгляд на живую сторону ее лица, и глаза его расширились.
– Харрингтон, – тихо ахнул Парнелл.
– Хонор Харрингтон, – подтвердила она. – А это мои старшие офицеры: контр-адмирал Стайлз, Королевский флот Мантикоры, коммодор Рамирес, флот Сан-Мартина, коммодор МакКеон, тоже КФМ. А это, – она кивнула четвертому присутствующему офицеру, – гражданин коммандер Уорнер Кэслет, Народный флот.
Парнелл обвел присутствующих цепким, чуть задержавшимся на Кэслете взглядом и с забавной нерешительностью вежливо поклонился Хонор. Она указала ему на стоявшее перед письменным столом кресло.
– Прошу вас, адмирал, присаживайтесь.
– Спасибо.
Слегка поморщившись – негнущееся колено еще и болело, он осторожно опустился в кресло, откинулся на спинку, положил на колено искалеченную руку, снова обвел всех взглядом и, улыбнувшись Хонор, сказал:
– Вижу, с тех пор, как кому-то в последний раз пришло в голову поделиться со мной новостями с фронта, вы сделали неплохую карьеру, адмирал Харрингтон. По моим последним сведениям, вы были капитаном, причем Королевского флота.
– У вас, сэр, долгое время не было доступа свежей информации, – ответила Хонор с кривой усмешкой.
– Верно, – с серьезным видом подтвердил адмирал. – Увы, что верно, то верно. Должен признаться, пока я летел к вам, всю дорогу я спрашивал себя, что же происходит. Я ведь не первый раз на Стиксе, – он слегка поднял покалеченную руку. – Знаете, они были весьма настойчивы, пытаясь вытащить из меня интересующую их информацию, а наши программы превентивной обработки военнослужащих оказались чересчур хороши... во всяком случае, против наших собственных наркотиков и сывороток правды они работают великолепно. Но поскольку экипаж бота носил мантикорские, грейсонские, эревонские и даже совершенно неизвестные мне мундиры, у меня волей-неволей возникло подозрение, что с капралом Трека приключилась какая-то неприятность.
Заметив, что Хонор приподняла бровь, Парнелл хрипло рассмеялся:
– Да-да, адмирал. Гражданин бригадир Трека до переворота имел чин капрала войск МВБ. А вы не знали?
– Согласно личному делу, он был капитаном морской пехоты, – ответила Хонор.
– Вот оно что, – усмехнулся Парнелл. – Ну, удивляться, наверное, не приходится: он имел доступ к файлам личного состава и всегда отличался тщеславием.
Голос адмирала звучал непринужденно, но глаза потемнели, как полированные агаты, и Хонор ощутила заклубившуюся вокруг него, подобно зимнему туману, холодную ненависть.
– Могу ли я предположить, что с ним и правда... что-то случилось?
– Можно сказать и так, сэр, – отозвалась Хонор.
– А могу я надеяться, что это происшествие стало для него фатальным? – учтиво осведомился Парнелл.
Хонор кивнула, и глаза его вспыхнули.
– Прекрасно, – пробормотал он себе под нос, – один пункт вычеркиваем.
– Прошу прощения, сэр?
– А? – старый Законодатель встрепенулся. – Простите, адмирал Харрингтон, в последнее время я стал несколько рассеян. Понимаете, – на его губах появилась легкая усмешка, – я составил небольшой список того, что следует сделать при первой возможности, и убийство Трека значилось там вторым пунктом. А могу я позволить себе надеяться еще и на то, что он умер плохой смертью?
– Думаю, сэр, умер он так, что хуже некуда, – ответил вместо Хонор МакКеон, вспомнивший кровавые ошметки, найденные его людьми в покоях Трека.
– Приятно это слышать, коммодор.
Уорнер попытался скрыть свои чувства и почти преуспел в этом, однако цепкий взгляд Парнелла приметил промелькнувшее на его лице выражение. Адмирал снова улыбнулся, но теперь в его улыбке не было ничего, кроме неприкрытой холодной ненависти.
– Мои слова шокируют вас, гражданин коммандер?
Уорнер замешкался, затем кивнул.
– Раньше, наверное, такое шокировало бы и меня, – сказал Парнелл, пожав плечами. – Но это было раньше. Дотого, как капрал Трека на моих глазах вбил молотком шестисантиметровый гвоздь в череп начальника моего штаба, поскольку никто из нас не хотел добровольно признаваться в «преступлениях», инкриминируемых нам БГБ.
Кэслет побледнел, ноздри Парнелла затрепетали.
– Прежде чем заняться мной, – непринужденным тоном продолжил адмирал, – они трудились над ним более двух часов. Коммодор Перо был крепким человеком, он никак не хотел умирать, даже с гвоздем в черепе, а потому капрал Трека решил опробовать свое умение обращаться с молотком и на мне. Прежде чем вбить в голову Перо второй гвоздь, Трека минут пятнадцать обрабатывал мою руку и правое колено.
Внимание Хонор отвлек булькающий звук: Стайлз, зажав рот рукой, бросился к выходу. Ее желудок тоже скрутило в узел, но она справилась с подступившей тошнотой. Этому в какой-то мере способствовала ее способность воспринимать эмоции Парнелла: ненависть и мука, скрытые под напускной непринужденностью, подготовили Хонор к тому, что он собирался сказать. Наверное, подумала она, Парнелл дружил со своим начальником штаба, как мы с МакКеоном. Одна мысль о том, что кто-то мог бы так издеваться над Алистером, заставила ее руку сжаться в кулак, костяшки пальцев побелели.
Но этот изувеченный, изможденный старик держался с уверенным достоинством несломленного, непобежденного человека.
Встретив суровый взгляд его карих глаз, Хонор поднялась с кресла.
– Добрый день, адмирал Парнелл.
– Боюсь, в отличие от вас я не знаю, с кем имею честь... – отозвался он, внимательно присматриваясь к собеседнице.
При виде парализованной половины лица и пустого рукава он едва слышно хмыкнул, и уголки его губ дернулись в молчаливом признании того факта, что Госбезопасность сделала и его, и нынешнюю хозяйку кабинета членами одного и того же клуба.
– Мундир грейсонский, – пробормотал адмирал, словно Размышляя вслух, – но чтобы женщина...
Он склонил голову набок, перевел взгляд на живую сторону ее лица, и глаза его расширились.
– Харрингтон, – тихо ахнул Парнелл.
– Хонор Харрингтон, – подтвердила она. – А это мои старшие офицеры: контр-адмирал Стайлз, Королевский флот Мантикоры, коммодор Рамирес, флот Сан-Мартина, коммодор МакКеон, тоже КФМ. А это, – она кивнула четвертому присутствующему офицеру, – гражданин коммандер Уорнер Кэслет, Народный флот.
Парнелл обвел присутствующих цепким, чуть задержавшимся на Кэслете взглядом и с забавной нерешительностью вежливо поклонился Хонор. Она указала ему на стоявшее перед письменным столом кресло.
– Прошу вас, адмирал, присаживайтесь.
– Спасибо.
Слегка поморщившись – негнущееся колено еще и болело, он осторожно опустился в кресло, откинулся на спинку, положил на колено искалеченную руку, снова обвел всех взглядом и, улыбнувшись Хонор, сказал:
– Вижу, с тех пор, как кому-то в последний раз пришло в голову поделиться со мной новостями с фронта, вы сделали неплохую карьеру, адмирал Харрингтон. По моим последним сведениям, вы были капитаном, причем Королевского флота.
– У вас, сэр, долгое время не было доступа свежей информации, – ответила Хонор с кривой усмешкой.
– Верно, – с серьезным видом подтвердил адмирал. – Увы, что верно, то верно. Должен признаться, пока я летел к вам, всю дорогу я спрашивал себя, что же происходит. Я ведь не первый раз на Стиксе, – он слегка поднял покалеченную руку. – Знаете, они были весьма настойчивы, пытаясь вытащить из меня интересующую их информацию, а наши программы превентивной обработки военнослужащих оказались чересчур хороши... во всяком случае, против наших собственных наркотиков и сывороток правды они работают великолепно. Но поскольку экипаж бота носил мантикорские, грейсонские, эревонские и даже совершенно неизвестные мне мундиры, у меня волей-неволей возникло подозрение, что с капралом Трека приключилась какая-то неприятность.
Заметив, что Хонор приподняла бровь, Парнелл хрипло рассмеялся:
– Да-да, адмирал. Гражданин бригадир Трека до переворота имел чин капрала войск МВБ. А вы не знали?
– Согласно личному делу, он был капитаном морской пехоты, – ответила Хонор.
– Вот оно что, – усмехнулся Парнелл. – Ну, удивляться, наверное, не приходится: он имел доступ к файлам личного состава и всегда отличался тщеславием.
Голос адмирала звучал непринужденно, но глаза потемнели, как полированные агаты, и Хонор ощутила заклубившуюся вокруг него, подобно зимнему туману, холодную ненависть.
– Могу ли я предположить, что с ним и правда... что-то случилось?
– Можно сказать и так, сэр, – отозвалась Хонор.
– А могу я надеяться, что это происшествие стало для него фатальным? – учтиво осведомился Парнелл.
Хонор кивнула, и глаза его вспыхнули.
– Прекрасно, – пробормотал он себе под нос, – один пункт вычеркиваем.
– Прошу прощения, сэр?
– А? – старый Законодатель встрепенулся. – Простите, адмирал Харрингтон, в последнее время я стал несколько рассеян. Понимаете, – на его губах появилась легкая усмешка, – я составил небольшой список того, что следует сделать при первой возможности, и убийство Трека значилось там вторым пунктом. А могу я позволить себе надеяться еще и на то, что он умер плохой смертью?
– Думаю, сэр, умер он так, что хуже некуда, – ответил вместо Хонор МакКеон, вспомнивший кровавые ошметки, найденные его людьми в покоях Трека.
– Приятно это слышать, коммодор.
Уорнер попытался скрыть свои чувства и почти преуспел в этом, однако цепкий взгляд Парнелла приметил промелькнувшее на его лице выражение. Адмирал снова улыбнулся, но теперь в его улыбке не было ничего, кроме неприкрытой холодной ненависти.
– Мои слова шокируют вас, гражданин коммандер?
Уорнер замешкался, затем кивнул.
– Раньше, наверное, такое шокировало бы и меня, – сказал Парнелл, пожав плечами. – Но это было раньше. Дотого, как капрал Трека на моих глазах вбил молотком шестисантиметровый гвоздь в череп начальника моего штаба, поскольку никто из нас не хотел добровольно признаваться в «преступлениях», инкриминируемых нам БГБ.
Кэслет побледнел, ноздри Парнелла затрепетали.
– Прежде чем заняться мной, – непринужденным тоном продолжил адмирал, – они трудились над ним более двух часов. Коммодор Перо был крепким человеком, он никак не хотел умирать, даже с гвоздем в черепе, а потому капрал Трека решил опробовать свое умение обращаться с молотком и на мне. Прежде чем вбить в голову Перо второй гвоздь, Трека минут пятнадцать обрабатывал мою руку и правое колено.
Внимание Хонор отвлек булькающий звук: Стайлз, зажав рот рукой, бросился к выходу. Ее желудок тоже скрутило в узел, но она справилась с подступившей тошнотой. Этому в какой-то мере способствовала ее способность воспринимать эмоции Парнелла: ненависть и мука, скрытые под напускной непринужденностью, подготовили Хонор к тому, что он собирался сказать. Наверное, подумала она, Парнелл дружил со своим начальником штаба, как мы с МакКеоном. Одна мысль о том, что кто-то мог бы так издеваться над Алистером, заставила ее руку сжаться в кулак, костяшки пальцев побелели.