Страница:
– Да, пожалуй, мне стоит несколько упорядочить рабочий график, – согласилась она, отведя руку ровно настолько, чтобы пригладить ладонью свои темные волосы. – Но мне все равно придется разгребать авгиевы конюшни, оставленные здесь моими предшественниками.
– При всем моем уважении, гражданка Секретарь, должен заметить, что вы разгребли гораздо больше, чем мне казалось возможным несколько месяцев назад. Это прекрасно, но мне вовсе не хочется, чтобы вы надорвались. Ведь доделывать вашу работу придется мне, а ее осталось достаточно, чтобы сломать хребет еще одному Военному секретарю.
– Постараюсь принять это во внимание, – суховато ответила она, но тут же улыбнулась.
Даже улыбаясь, МакКвин продолжала гадать: кому или чему принадлежит его лояльность и преданность на самом деле. Определить это было настолько же трудно, насколько важно. На первый взгляд Иван производил впечатление человека в высшей степени усердного, лояльного и надежного: лучшего помощника трудно и пожелать.
Именно это и настораживало: Эстер прекрасно знала, что в офицерской среде ее считают карьеристкой с огромными амбициями. Она не обижалась – она действительно делала карьеру и не желала умерять свои амбиции. Как правило, ей, невзирая на репутацию, удавалось завоевывать расположение подчиненных, но обычно это случалось не сразу. И сейчас МакКвин никак не могла решить, насколько искренне дружелюбие Ивана.
– Постараюсь, – повторила она, подавшись вперед и положив руку на заваленный дисками и бумагами стол, – однако прежде мне все же необходимо составить общее представление о ситуации. Признаюсь, меня до сих пор удивляет тот факт, что с передовой эта самая «общая картина» видится совсем не такой, как на самом деле.
– Это верно, – кивнул Букато. – Однако верно и то, что командирам на местах свой участок этой самой «общей картины» виден лучше, чем нам отсюда.
– Ваша правда, – согласилась она, вспомнив, как приводили ее в ярость приказы сверху, когда она дралась за звезду Тревора. – Но вот что долгое время удивляло меня сильнее всего: почему манти не развивают достигнутый успех. Удивляло до тех пор, пока мне не представилась возможность изучить все это, – она похлопала рукой по груде чипов. – Теперь я понимаю, в каком страшном напряжении они находятся.
– Как раз к этому я пытался привлечь внимание гражданина Кляйна перед его, э-э, отбытием, – заметил Букато. – Но он, похоже, так и не понял, о чем я ему говорю.
Он положил футляр на стол и вопросительно посмотрел на стоявший напротив стола стул. МакКвин кивком разрешила ему сесть.
– Спасибо, гражданка Секретарь, – сказал адмирал, устраивая поудобнее свое долговязое тело. Он откинулся на спинку и положил ногу на ногу. – Должен признаться, – продолжил он уже более серьезным тоном, – это одна из причин, по которой я рад увидеть вас на месте гражданина Кляйна. Несомненно, гражданское правительство вправе и даже обязано осуществлять политический контроль над вооруженными силами, однако гражданин Кляйн в собственно военных вопросах не разбирался вообще, так что порой разъяснить ему положение вещей было несколько затруднительно.
МакКвин кивнула. Ее поразило, как охотно и открыто критиковал Букато своего бывшего начальника. Разумеется, смещение Кляйна с поста Военного секретаря являлось явным признаком опалы у высших властей, однако Иван не хуже ее самой знал, что БГБ нашпиговала кабинет подслушивающими устройствами, а выражение офицером пренебрежения или недовольства по отношению к представителю политического руководства могло иметь весьма печальные последствия. Правда, напомнила она себе, он подстраховался, отпустив ханжескую фразу насчет необходимости «политического контроля».
– Хочется надеяться, что со мной таких трудностей у вас не будет, – сказала Эстер.
– Ничуть в этом не сомневаюсь, гражданка Секретарь. Вы боевой командир и прекрасно представляете себе, как велика Галактика... и насколько глубоко мы еще можем позволить себе отступить.
– Представляю. Кроме того, я знаю, что мы не можем позволить себе отступать вечно, если, конечно, нам не наплевать на боевой дух наших солдат. А есть и невоенный аспект проблемы. В конечном счете без поддержки общества флот не способен добиться окончательной победы в войне, а общество рано или поздно сочтет поддержку безостановочно откатывающегося назад флота бессмысленной.
– Все так, – согласился Букато, – однако не стоит забывать о том, что каждая покинутая нами система отвлекает ресурсы манти на ее оборону и каждый световой год продвижения в глубь нашего пространства означает для них новые расходы, дополнительное напряжение и распыление сил.
– Верно. Однако система системе рознь. Захват звезды Тревора в значительной степени упростил их материально-техническое обеспечение. Что рано или поздно скажется и на общем развертывании, и на военных операциях.
– Хм.
Букато, в свою очередь, поморщился и кивнул. Отбив звезду Тревора, Альянс вернул себе и внутрисистемный терминал Мантикорской туннельной Сети. Теперь их корабли могли перемещаться из системы-метрополии на передовую практически мгновенно... причем перехватить их было невозможно.
– В конечном счете, безусловно, скажется, гражданка Секретарь, – согласился Иван после недолгого молчания, – но в настоящий момент это им мало помогает. Им по-прежнему необходимо прикрывать то же количество захваченных объектов тем же количеством военных кораблей. Пожалуй, еще важнее то, что им необходима уверенность в контроле над звездой Тревора. Эта система стоила им так дорого, что они не могут позволить себе риск потерять ее. Как явствует из донесений разведки, именно по этой причине они и спровадили Белую Гавань на Ельцин для формирования нового флота. Ведь большая часть их нынешних сил сконцентрирована в системе Тревора, на оборонительных позициях.
– Вы правы, – признала МакКвин. – И сейчас, пусть на время, это не позволяет им вести активные наступательные действия. Однако это не статическая, а динамическая ситуация. Удерживая систему Тревора, они снимают угрозу нападения на Мантикору через Сеть, а стало быть, со временем решатся оставить большую часть этих чертовых укреплений, построенных ими для защиты центрального узла. А стало быть, у них высвободится чертова уйма прекрасно обученных специалистов.
– Высвободится, но ведь не сразу же! – с улыбкой указал Букато.
МакКвин в ответ улыбнулась. Ни ему, ни ей пока не пришло в голову ни одной блестящей идеи, но сам по себе мозговой штурм в нынешнем Народном флоте стал большой редкостью.
– Форты они могут позакрывать хоть завтра, а вот чтобы бросить против нас освободившиеся людские ресурсы, им потребуются новые корабли. А корабли еще надо построить.
– Именно! – Глаза МакКвин вспыхнули. – Конечно, они строят корабли быстрее, чем мы, но зато на наших стапелях заложено больше корпусов, и темпы строительства у нас постоянно возрастают. Пусть на постройку отдельно взятого корабля у нас уходит больше времени, но за одно и то же время с наших верфей их все равно сходит больше. Добавьте еще, что мы в состоянии укомплектовать персоналом любое количество бортов, поскольку численность населения у нас несравнимо больше. Таким образом, перевес в тоннаже действующего флота сохраняется за нами... пока. Однако не стоит успокаиваться: они построят корабли и переведут на них людей с законсервированных укреплений. Правда, мы ощутим последствия только через год-два, а значит, кое-какое время в запасе у нас есть. А пока что не помешало бы найти способ использовать их страх потерять звезду Тревора для того, чтобы не дать им использовать против нас преимущества, которые обеспечивает контроль над этой системой.
– Золотые слова, – сказал Букато, склонив голову на бок. – И звучат так, словно этот способ вам уже известен.
– Ну... не исключено, – призналась МакКвин. – Я только что просматривала сводку по линкорам...
Букато, не успев удержаться, скорчил гримасу, и Эстер хохотнула:
– Да знаю я, знаю! Всякий раз, когда кто-то реализует блестящую идею их использования, дело кончается тем, что у нас остается их меньше. Откровенно говоря, мы потеряли слишком много кораблей при обороне звезды Тревора: приходилось бросать их против вражеских дредноутов и супердредноутов. Но как раз поэтому я очень удивилась, узнав, как много их все же осталось. Если раздеть восточные сектора до нитки, мы сумеем сколотить флот, способный, сплотившись вокруг сердцевины из настоящих кораблей стены, стать внушительной силой.
– Вы обдумываете возможность контрнаступления, – тихо сказал Букато.
– Именно так, – подтвердила МакКвин и с удовлетворением увидела, что глубоко посаженные темные глаза собеседника зажглись неподдельным интересом. – Подробности я пока придержу в секрете, однако одна из задач, поставленных передо мной гражданином Председателем Пьером, заключается в том, чтобы поднять боевой дух флота. И если мы способны хоть ненадолго вышибить этих чертовых манти с любой из удерживаемых ими позиций, это надо сделать во что бы то ни стало. Даже локальный и временный успех поднимет боевой настрой, воодушевит штатских на поддержку флота... и заставит манти призадуматься относительно планов наступления.
– Полностью с вами согласен, гражданка Секретарь, – сказал Букато. – Импорт технологии с планет Лиги уже помог кое-кому избавиться от нашего давнего комплекса неполноценности, но в целом личный состав по-прежнему настроен почти исключительно на оборону. Эту тенденцию необходимо переломить. И для этого нам нужны такие адмиралы, как Тейсман и Турвиль, и мы обязаны оказывать им максимальную поддержку и предоставлять, по возможности, свободу действий.
МакКвин кивнула, но невольно нахмурилась: имена Тейсмана и Турвиля напомнили ей эпизод с Хонор Харрингтон. Букато, уловив, как изменилось ее настроение, насторожился, и она, не желая превратных истолкований, поспешно согнала с лица хмурое выражение.
«К тому же, – напомнила она себе, – эта история завершилась далеко не худшим образом. Черт возьми, эта людоедка Рэнсом собиралась уничтожить Турвиля и весь его штаб, а возможно подкапывалась и под Тейсмана, поскольку офицерам не хотелось отдавать Харрингтон на расправу костоломам из БГБ. Слава богу, эта озверевшая стерва сыграла в ящик, не успев окончательно обескровить флот, и теперь мне не приходится из-за каждого моего шага бороться с ней не на жизнь, а на смерть. Но, с другой стороны, Госбезопасность словно подозревает Турвиля и его команду в том, что это они убили Рэнсом! „Граф Тилли“ вернулся с Цербера четыре с лишним месяца назад, а весь экипаж до сих пор изолирован, под предлогом того, что идиоты Сен-Жюста ведут расследование».
– Я понимаю, гражданин адмирал Тейсман придерживается несколько... старомодных воззрений, – продолжил Букато, – зато он прекрасно проявил себя в боях. То же самое можно сказать и о Турвиле. Мне хочется верить, гражданка Секретарь, что вы не позволите предвзятым мнениям...
– Успокойтесь, гражданин адмирал, – оборвала его МакКвин, махнув рукой. – Меня не надо убеждать в том, что Тейсман и Турвиль – прекрасные флотоводцы, и у меня нет ни малейшего намерения делать их козлами отпущения за случившееся с гражданкой Рэнсом. Мне нет дела до слухов и толков. Я знаю, что они невиновны, и сделала все возможное, чтобы убедить в этом гражданина Председателя Пьера и гражданина Секретаря Сен-Жюста.
«Во всяком случае, мне кажется, я их в чем-то убедила, – подумала она про себя. – Правда, Сен-Жюст уверяет, будто команда „Тилли“ изолирована лишь для того, чтобы известия о смерти Корделии не стали достоянием общественности до тех пор, пока не объявлена официальная версия. Но так ли это...»
Бросив взгляд на Букато, она мысленно пожала плечами. В конце концов, больше ничего сделать для Турвиля она не могла, а обсуждать этот вопрос с Иваном явно не стоило. Хотя, возможно, пришло время испытать его другим способом.
– О чем я жалею, – сказала МакКвин, – так это о том, что мне не удалось убедить Комитет отменить решение гражданки Секретаря Рэнсом относительно Харрингтон. Если бы пленницу не отправили в лагерь «Харон» для повешения, а передали на попечение флота, мы избежали бы многих осложнений.
Последняя фраза прозвучала столь язвительно, что глаза Букато расширились. Гражданка Военный секретарь вела опасную игру, посвящая подчиненного в свои тайные мысли, да еще критические по отношению к Комитету общественного спасения и отдельным его членам, неважно, действующим или бывшим. Правда, это могло быть – да скорее всего и было – проверкой. Беда заключалась в том, что Букато не знал, какова цель этой проверки. Что хочет выяснить МакКвин: степень его преданности Комитету или его лояльность по отношению к флоту и к ней лично. В первом случае разумнее выразить несогласие с ее суждениями насчет идеи Рэнсом, во втором – лучше придержать язык за зубами.
– Я был не в курсе упомянутого вами решения, гражданка Секретарь, – произнес он, с особой осторожностью подбирая слова, после чего решился-таки запустить пробный шар. – Но когда узнал о нем, оно показалось мне... спорным.
– А мне нет, – хмыкнула МакКвин и, заметив в его глазах искру тревоги, натянуто ухмыльнулась. – Мне оно показалось чертовски глупым. И я не преминула довести свои взгляды до сведения гражданина Председателя Пьера и гражданина Секретаря Сен-Жюста.
Неприкрытое удивление на лице Букато едва не заставило ее рассмеяться. Судя по всему, адмирал считал подобную откровенность проявлением огромного доверия, а ведь она ни на йоту не отступила от истины. Если Сен-Жюст – в чем она почти не сомневалась – прослушивал ее кабинет, эти слова лишь напомнили бы ему о разговоре, действительно состоявшемся в кабинете Пьера.
– Заметьте, – продолжила она в расчете на то, что запись все же ведется, – эта вздорная идея принадлежала не им, и оба они, в принципе, согласились с моей оценкой ситуации. Однако гражданка Рэнсом была влиятельным членом Комитета и заранее оповестила соларианских журналистов о предстоящей казни Харрингтон. Дезавуировать ее заявление было бы политически неразумно, к тому же после заварушки Уравнителей прошло всего четыре месяца. Совершенно ни к чему было раззвонить на всю Галактику о том, что в Комитете существуют разногласия на самом верху. Вот почему Комитету открытой информации приказали отснять фальшивый репортаж о повешении.
– Должен признаться, что я так и не понял, что привело к этому решению, – сказал Букато. – Надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что мне оно кажется недостаточно мотивированным.
– Недостаточно мотивированным... – хмыкнула МакКвин. – Ну что ж, определение, по-моему, подходящее. И, в результате, как минимум некоторые из манти очень постараются отомстить. Но решение было принято Комитетом ОИ. Должна признать, о пропагандистском воздействии на штатских и нейтралов КОИ способен судить более компетентно, чем мы, офицеры флота.
Эстер говорила убедительно и серьезно, однако скептический изгиб ее губ совершенно не соответствовал словам, и собеседник неожиданно для себя расслышал в голосе глубоко спрятанную издевательскую усмешку. Никакая запись не обнаружила бы даже в интонациях гражданки Секретаря ничего крамольного, и тем не менее она нашла способ выразить свое истинное отношение к этой истории.
«Впрочем, – подумал Иван, – кое-какой смысл в фальсификации казни Харрингтон все же есть. По крайней мере теперь нам не придется публично признавать, что – сколько их там было? тридцать? всего тридцать! – безоружных пленных ухитрились сами, без чьей-либо помощи, уничтожить линейный крейсер с экипажем в две с лишним тысячи человек! Одному богу известно, как сказалось бы такое известие на нашем боевом духе, пусть даже корабль принадлежал ГБ! А что уж говорить после такого о репутации Госбезопасности? Смех один, таким не бунтовщиков подавлять, даже самых плохоньких, а... И потом, повесили мы ее, не повесили – Харрингтон все равно погибла. Вернуть ее к жизни мы не в силах, так почему бы не попробовать извлечь из ее смерти хоть какую-то выгоду? Если, конечно, получится».
Выбросив из головы непрошеные мысли, он снова посмотрел на свою начальницу, пытаясь угадать, что кроется за ее зелеными глазами. Разумеется, репутация МакКвин была ему прекрасно известна. Как и всему флоту. Однако с ее пресловутыми политическими амбициями ему до сих пор сталкиваться почти не приходилось, а вот для флота ей удалось за четыре месяца работы в должности Секретаря сделать гораздо больше, чем Кляйну за четыре с лишним года. Как профессиональный военный Букато восхищался этим и высоко ставил ее заслуги, однако сейчас он отчетливо понимал, что находится на распутье и на карту будет поставлена не только его карьера. Она не случайно показалась сегодня из своей раковины, это действительно была проверка. Встав на ее сторону, поддержав ее в тайных замыслах, он рисковал... нарваться на крупные неприятности. Очень крупные, возможно даже фатальные. И все же...
– Я понял, мэм, – сказал адмирал и увидел, как глаза собеседницы блеснули.
В первый раз вместо уставного обращения «гражданка Секретарь» он использовал старорежимное «мэм». С юридической точки зрения придраться было не к чему, она имела на это право как член Комитета общественного спасения. Однако в данном контексте слово, которое со времени смерти Гарриса старались не употреблять, могло означать лишь одно.
Он понял ее верно.
– Я рада, Иван, – сказала она после недолгого молчания, впервые обратившись к нему по имени, и снова увидела в его глазах понимание.
Первый шаг в их замысловатом танце был сделан: ни он, ни она не могли знать, куда это их заведет, но, так или иначе, первый шаг – всегда самый важный. Однако теперь, достигнув взаимопонимания, следовало позаботиться о страховке и, имея в виду подслушивающие устройства, аккуратно прикрыть задницы. Исходя из этих соображений, МакКвин заговорила вдумчивым и серьезным тоном, не преминув изобразить на лице сардоническую улыбку, адресованную Букато:
– Нам предстоит принять множество решений, однако преимущественно сугубо военного характера. Разумеется, политические и дипломатические факторы не могут не оказывать влияния на деятельность флота, но для нас главное – делать свое дело, и делать как следует. Меня успокаивает и радует, что я не обязана заниматься тем, что входит в компетенцию гражданских властей. Нам, правда, придется побеспокоиться о координации наших усилий с дипломатами, но главная наша задача – поставить на место зарвавшихся ублюдков манти.
– Так точно, мэм, – подтвердил Букато, и они оба едва заметно улыбнулись друг другу.
Глава 3
– При всем моем уважении, гражданка Секретарь, должен заметить, что вы разгребли гораздо больше, чем мне казалось возможным несколько месяцев назад. Это прекрасно, но мне вовсе не хочется, чтобы вы надорвались. Ведь доделывать вашу работу придется мне, а ее осталось достаточно, чтобы сломать хребет еще одному Военному секретарю.
– Постараюсь принять это во внимание, – суховато ответила она, но тут же улыбнулась.
Даже улыбаясь, МакКвин продолжала гадать: кому или чему принадлежит его лояльность и преданность на самом деле. Определить это было настолько же трудно, насколько важно. На первый взгляд Иван производил впечатление человека в высшей степени усердного, лояльного и надежного: лучшего помощника трудно и пожелать.
Именно это и настораживало: Эстер прекрасно знала, что в офицерской среде ее считают карьеристкой с огромными амбициями. Она не обижалась – она действительно делала карьеру и не желала умерять свои амбиции. Как правило, ей, невзирая на репутацию, удавалось завоевывать расположение подчиненных, но обычно это случалось не сразу. И сейчас МакКвин никак не могла решить, насколько искренне дружелюбие Ивана.
– Постараюсь, – повторила она, подавшись вперед и положив руку на заваленный дисками и бумагами стол, – однако прежде мне все же необходимо составить общее представление о ситуации. Признаюсь, меня до сих пор удивляет тот факт, что с передовой эта самая «общая картина» видится совсем не такой, как на самом деле.
– Это верно, – кивнул Букато. – Однако верно и то, что командирам на местах свой участок этой самой «общей картины» виден лучше, чем нам отсюда.
– Ваша правда, – согласилась она, вспомнив, как приводили ее в ярость приказы сверху, когда она дралась за звезду Тревора. – Но вот что долгое время удивляло меня сильнее всего: почему манти не развивают достигнутый успех. Удивляло до тех пор, пока мне не представилась возможность изучить все это, – она похлопала рукой по груде чипов. – Теперь я понимаю, в каком страшном напряжении они находятся.
– Как раз к этому я пытался привлечь внимание гражданина Кляйна перед его, э-э, отбытием, – заметил Букато. – Но он, похоже, так и не понял, о чем я ему говорю.
Он положил футляр на стол и вопросительно посмотрел на стоявший напротив стола стул. МакКвин кивком разрешила ему сесть.
– Спасибо, гражданка Секретарь, – сказал адмирал, устраивая поудобнее свое долговязое тело. Он откинулся на спинку и положил ногу на ногу. – Должен признаться, – продолжил он уже более серьезным тоном, – это одна из причин, по которой я рад увидеть вас на месте гражданина Кляйна. Несомненно, гражданское правительство вправе и даже обязано осуществлять политический контроль над вооруженными силами, однако гражданин Кляйн в собственно военных вопросах не разбирался вообще, так что порой разъяснить ему положение вещей было несколько затруднительно.
МакКвин кивнула. Ее поразило, как охотно и открыто критиковал Букато своего бывшего начальника. Разумеется, смещение Кляйна с поста Военного секретаря являлось явным признаком опалы у высших властей, однако Иван не хуже ее самой знал, что БГБ нашпиговала кабинет подслушивающими устройствами, а выражение офицером пренебрежения или недовольства по отношению к представителю политического руководства могло иметь весьма печальные последствия. Правда, напомнила она себе, он подстраховался, отпустив ханжескую фразу насчет необходимости «политического контроля».
– Хочется надеяться, что со мной таких трудностей у вас не будет, – сказала Эстер.
– Ничуть в этом не сомневаюсь, гражданка Секретарь. Вы боевой командир и прекрасно представляете себе, как велика Галактика... и насколько глубоко мы еще можем позволить себе отступить.
– Представляю. Кроме того, я знаю, что мы не можем позволить себе отступать вечно, если, конечно, нам не наплевать на боевой дух наших солдат. А есть и невоенный аспект проблемы. В конечном счете без поддержки общества флот не способен добиться окончательной победы в войне, а общество рано или поздно сочтет поддержку безостановочно откатывающегося назад флота бессмысленной.
– Все так, – согласился Букато, – однако не стоит забывать о том, что каждая покинутая нами система отвлекает ресурсы манти на ее оборону и каждый световой год продвижения в глубь нашего пространства означает для них новые расходы, дополнительное напряжение и распыление сил.
– Верно. Однако система системе рознь. Захват звезды Тревора в значительной степени упростил их материально-техническое обеспечение. Что рано или поздно скажется и на общем развертывании, и на военных операциях.
– Хм.
Букато, в свою очередь, поморщился и кивнул. Отбив звезду Тревора, Альянс вернул себе и внутрисистемный терминал Мантикорской туннельной Сети. Теперь их корабли могли перемещаться из системы-метрополии на передовую практически мгновенно... причем перехватить их было невозможно.
– В конечном счете, безусловно, скажется, гражданка Секретарь, – согласился Иван после недолгого молчания, – но в настоящий момент это им мало помогает. Им по-прежнему необходимо прикрывать то же количество захваченных объектов тем же количеством военных кораблей. Пожалуй, еще важнее то, что им необходима уверенность в контроле над звездой Тревора. Эта система стоила им так дорого, что они не могут позволить себе риск потерять ее. Как явствует из донесений разведки, именно по этой причине они и спровадили Белую Гавань на Ельцин для формирования нового флота. Ведь большая часть их нынешних сил сконцентрирована в системе Тревора, на оборонительных позициях.
– Вы правы, – признала МакКвин. – И сейчас, пусть на время, это не позволяет им вести активные наступательные действия. Однако это не статическая, а динамическая ситуация. Удерживая систему Тревора, они снимают угрозу нападения на Мантикору через Сеть, а стало быть, со временем решатся оставить большую часть этих чертовых укреплений, построенных ими для защиты центрального узла. А стало быть, у них высвободится чертова уйма прекрасно обученных специалистов.
– Высвободится, но ведь не сразу же! – с улыбкой указал Букато.
МакКвин в ответ улыбнулась. Ни ему, ни ей пока не пришло в голову ни одной блестящей идеи, но сам по себе мозговой штурм в нынешнем Народном флоте стал большой редкостью.
– Форты они могут позакрывать хоть завтра, а вот чтобы бросить против нас освободившиеся людские ресурсы, им потребуются новые корабли. А корабли еще надо построить.
– Именно! – Глаза МакКвин вспыхнули. – Конечно, они строят корабли быстрее, чем мы, но зато на наших стапелях заложено больше корпусов, и темпы строительства у нас постоянно возрастают. Пусть на постройку отдельно взятого корабля у нас уходит больше времени, но за одно и то же время с наших верфей их все равно сходит больше. Добавьте еще, что мы в состоянии укомплектовать персоналом любое количество бортов, поскольку численность населения у нас несравнимо больше. Таким образом, перевес в тоннаже действующего флота сохраняется за нами... пока. Однако не стоит успокаиваться: они построят корабли и переведут на них людей с законсервированных укреплений. Правда, мы ощутим последствия только через год-два, а значит, кое-какое время в запасе у нас есть. А пока что не помешало бы найти способ использовать их страх потерять звезду Тревора для того, чтобы не дать им использовать против нас преимущества, которые обеспечивает контроль над этой системой.
– Золотые слова, – сказал Букато, склонив голову на бок. – И звучат так, словно этот способ вам уже известен.
– Ну... не исключено, – призналась МакКвин. – Я только что просматривала сводку по линкорам...
Букато, не успев удержаться, скорчил гримасу, и Эстер хохотнула:
– Да знаю я, знаю! Всякий раз, когда кто-то реализует блестящую идею их использования, дело кончается тем, что у нас остается их меньше. Откровенно говоря, мы потеряли слишком много кораблей при обороне звезды Тревора: приходилось бросать их против вражеских дредноутов и супердредноутов. Но как раз поэтому я очень удивилась, узнав, как много их все же осталось. Если раздеть восточные сектора до нитки, мы сумеем сколотить флот, способный, сплотившись вокруг сердцевины из настоящих кораблей стены, стать внушительной силой.
– Вы обдумываете возможность контрнаступления, – тихо сказал Букато.
– Именно так, – подтвердила МакКвин и с удовлетворением увидела, что глубоко посаженные темные глаза собеседника зажглись неподдельным интересом. – Подробности я пока придержу в секрете, однако одна из задач, поставленных передо мной гражданином Председателем Пьером, заключается в том, чтобы поднять боевой дух флота. И если мы способны хоть ненадолго вышибить этих чертовых манти с любой из удерживаемых ими позиций, это надо сделать во что бы то ни стало. Даже локальный и временный успех поднимет боевой настрой, воодушевит штатских на поддержку флота... и заставит манти призадуматься относительно планов наступления.
– Полностью с вами согласен, гражданка Секретарь, – сказал Букато. – Импорт технологии с планет Лиги уже помог кое-кому избавиться от нашего давнего комплекса неполноценности, но в целом личный состав по-прежнему настроен почти исключительно на оборону. Эту тенденцию необходимо переломить. И для этого нам нужны такие адмиралы, как Тейсман и Турвиль, и мы обязаны оказывать им максимальную поддержку и предоставлять, по возможности, свободу действий.
МакКвин кивнула, но невольно нахмурилась: имена Тейсмана и Турвиля напомнили ей эпизод с Хонор Харрингтон. Букато, уловив, как изменилось ее настроение, насторожился, и она, не желая превратных истолкований, поспешно согнала с лица хмурое выражение.
«К тому же, – напомнила она себе, – эта история завершилась далеко не худшим образом. Черт возьми, эта людоедка Рэнсом собиралась уничтожить Турвиля и весь его штаб, а возможно подкапывалась и под Тейсмана, поскольку офицерам не хотелось отдавать Харрингтон на расправу костоломам из БГБ. Слава богу, эта озверевшая стерва сыграла в ящик, не успев окончательно обескровить флот, и теперь мне не приходится из-за каждого моего шага бороться с ней не на жизнь, а на смерть. Но, с другой стороны, Госбезопасность словно подозревает Турвиля и его команду в том, что это они убили Рэнсом! „Граф Тилли“ вернулся с Цербера четыре с лишним месяца назад, а весь экипаж до сих пор изолирован, под предлогом того, что идиоты Сен-Жюста ведут расследование».
– Я понимаю, гражданин адмирал Тейсман придерживается несколько... старомодных воззрений, – продолжил Букато, – зато он прекрасно проявил себя в боях. То же самое можно сказать и о Турвиле. Мне хочется верить, гражданка Секретарь, что вы не позволите предвзятым мнениям...
– Успокойтесь, гражданин адмирал, – оборвала его МакКвин, махнув рукой. – Меня не надо убеждать в том, что Тейсман и Турвиль – прекрасные флотоводцы, и у меня нет ни малейшего намерения делать их козлами отпущения за случившееся с гражданкой Рэнсом. Мне нет дела до слухов и толков. Я знаю, что они невиновны, и сделала все возможное, чтобы убедить в этом гражданина Председателя Пьера и гражданина Секретаря Сен-Жюста.
«Во всяком случае, мне кажется, я их в чем-то убедила, – подумала она про себя. – Правда, Сен-Жюст уверяет, будто команда „Тилли“ изолирована лишь для того, чтобы известия о смерти Корделии не стали достоянием общественности до тех пор, пока не объявлена официальная версия. Но так ли это...»
Бросив взгляд на Букато, она мысленно пожала плечами. В конце концов, больше ничего сделать для Турвиля она не могла, а обсуждать этот вопрос с Иваном явно не стоило. Хотя, возможно, пришло время испытать его другим способом.
– О чем я жалею, – сказала МакКвин, – так это о том, что мне не удалось убедить Комитет отменить решение гражданки Секретаря Рэнсом относительно Харрингтон. Если бы пленницу не отправили в лагерь «Харон» для повешения, а передали на попечение флота, мы избежали бы многих осложнений.
Последняя фраза прозвучала столь язвительно, что глаза Букато расширились. Гражданка Военный секретарь вела опасную игру, посвящая подчиненного в свои тайные мысли, да еще критические по отношению к Комитету общественного спасения и отдельным его членам, неважно, действующим или бывшим. Правда, это могло быть – да скорее всего и было – проверкой. Беда заключалась в том, что Букато не знал, какова цель этой проверки. Что хочет выяснить МакКвин: степень его преданности Комитету или его лояльность по отношению к флоту и к ней лично. В первом случае разумнее выразить несогласие с ее суждениями насчет идеи Рэнсом, во втором – лучше придержать язык за зубами.
– Я был не в курсе упомянутого вами решения, гражданка Секретарь, – произнес он, с особой осторожностью подбирая слова, после чего решился-таки запустить пробный шар. – Но когда узнал о нем, оно показалось мне... спорным.
– А мне нет, – хмыкнула МакКвин и, заметив в его глазах искру тревоги, натянуто ухмыльнулась. – Мне оно показалось чертовски глупым. И я не преминула довести свои взгляды до сведения гражданина Председателя Пьера и гражданина Секретаря Сен-Жюста.
Неприкрытое удивление на лице Букато едва не заставило ее рассмеяться. Судя по всему, адмирал считал подобную откровенность проявлением огромного доверия, а ведь она ни на йоту не отступила от истины. Если Сен-Жюст – в чем она почти не сомневалась – прослушивал ее кабинет, эти слова лишь напомнили бы ему о разговоре, действительно состоявшемся в кабинете Пьера.
– Заметьте, – продолжила она в расчете на то, что запись все же ведется, – эта вздорная идея принадлежала не им, и оба они, в принципе, согласились с моей оценкой ситуации. Однако гражданка Рэнсом была влиятельным членом Комитета и заранее оповестила соларианских журналистов о предстоящей казни Харрингтон. Дезавуировать ее заявление было бы политически неразумно, к тому же после заварушки Уравнителей прошло всего четыре месяца. Совершенно ни к чему было раззвонить на всю Галактику о том, что в Комитете существуют разногласия на самом верху. Вот почему Комитету открытой информации приказали отснять фальшивый репортаж о повешении.
– Должен признаться, что я так и не понял, что привело к этому решению, – сказал Букато. – Надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что мне оно кажется недостаточно мотивированным.
– Недостаточно мотивированным... – хмыкнула МакКвин. – Ну что ж, определение, по-моему, подходящее. И, в результате, как минимум некоторые из манти очень постараются отомстить. Но решение было принято Комитетом ОИ. Должна признать, о пропагандистском воздействии на штатских и нейтралов КОИ способен судить более компетентно, чем мы, офицеры флота.
Эстер говорила убедительно и серьезно, однако скептический изгиб ее губ совершенно не соответствовал словам, и собеседник неожиданно для себя расслышал в голосе глубоко спрятанную издевательскую усмешку. Никакая запись не обнаружила бы даже в интонациях гражданки Секретаря ничего крамольного, и тем не менее она нашла способ выразить свое истинное отношение к этой истории.
«Впрочем, – подумал Иван, – кое-какой смысл в фальсификации казни Харрингтон все же есть. По крайней мере теперь нам не придется публично признавать, что – сколько их там было? тридцать? всего тридцать! – безоружных пленных ухитрились сами, без чьей-либо помощи, уничтожить линейный крейсер с экипажем в две с лишним тысячи человек! Одному богу известно, как сказалось бы такое известие на нашем боевом духе, пусть даже корабль принадлежал ГБ! А что уж говорить после такого о репутации Госбезопасности? Смех один, таким не бунтовщиков подавлять, даже самых плохоньких, а... И потом, повесили мы ее, не повесили – Харрингтон все равно погибла. Вернуть ее к жизни мы не в силах, так почему бы не попробовать извлечь из ее смерти хоть какую-то выгоду? Если, конечно, получится».
Выбросив из головы непрошеные мысли, он снова посмотрел на свою начальницу, пытаясь угадать, что кроется за ее зелеными глазами. Разумеется, репутация МакКвин была ему прекрасно известна. Как и всему флоту. Однако с ее пресловутыми политическими амбициями ему до сих пор сталкиваться почти не приходилось, а вот для флота ей удалось за четыре месяца работы в должности Секретаря сделать гораздо больше, чем Кляйну за четыре с лишним года. Как профессиональный военный Букато восхищался этим и высоко ставил ее заслуги, однако сейчас он отчетливо понимал, что находится на распутье и на карту будет поставлена не только его карьера. Она не случайно показалась сегодня из своей раковины, это действительно была проверка. Встав на ее сторону, поддержав ее в тайных замыслах, он рисковал... нарваться на крупные неприятности. Очень крупные, возможно даже фатальные. И все же...
– Я понял, мэм, – сказал адмирал и увидел, как глаза собеседницы блеснули.
В первый раз вместо уставного обращения «гражданка Секретарь» он использовал старорежимное «мэм». С юридической точки зрения придраться было не к чему, она имела на это право как член Комитета общественного спасения. Однако в данном контексте слово, которое со времени смерти Гарриса старались не употреблять, могло означать лишь одно.
Он понял ее верно.
– Я рада, Иван, – сказала она после недолгого молчания, впервые обратившись к нему по имени, и снова увидела в его глазах понимание.
Первый шаг в их замысловатом танце был сделан: ни он, ни она не могли знать, куда это их заведет, но, так или иначе, первый шаг – всегда самый важный. Однако теперь, достигнув взаимопонимания, следовало позаботиться о страховке и, имея в виду подслушивающие устройства, аккуратно прикрыть задницы. Исходя из этих соображений, МакКвин заговорила вдумчивым и серьезным тоном, не преминув изобразить на лице сардоническую улыбку, адресованную Букато:
– Нам предстоит принять множество решений, однако преимущественно сугубо военного характера. Разумеется, политические и дипломатические факторы не могут не оказывать влияния на деятельность флота, но для нас главное – делать свое дело, и делать как следует. Меня успокаивает и радует, что я не обязана заниматься тем, что входит в компетенцию гражданских властей. Нам, правда, придется побеспокоиться о координации наших усилий с дипломатами, но главная наша задача – поставить на место зарвавшихся ублюдков манти.
– Так точно, мэм, – подтвердил Букато, и они оба едва заметно улыбнулись друг другу.
Глава 3
Благодаря большому опыту старшина первой статьи Скотт Смит успел выдернуть свой обшарпанный сундучок из багажа, сваленного грудой у выходного портала багажного туннеля, включить маленький антиграв и смыться в сторонку, подальше от ринувшейся к багажу толпе. Лишь после этого он поискал глазами информационное табло, пересек зал прибытия, легонько придерживая сундук рядом, и, вчитавшись в бегущие надписи, нашел нужную строчку: корабль ее величества «Кэндис». То же название значилось и в приказе о переводе на новое место службы. Старшина скривился: о самом корабле он по-прежнему не имел ни малейшего представления, но название ему не нравилось.
«Звучит как что-то кондитерское, – мысленно фыркнул он. – Ни дать ни взять – шоколадка „Кэнди“. В самый раз имечко для эскортного вспомогательного крейсера. В лучшем случае для тендера. Или вообще буксира. Кому, черт побери, пришло в голову обозвать так военный корабль? И какого рожна им понадобилось списывать меня с „Лойцена“? Стоило мне три стандартных года рыть носом землю, добиваясь этой вакансии, чтобы потом без всяких объяснений получить перевод на какую-то занюханную шоколадку!»
Смит снова скривился, но это все, что он мог сделать. Приказ есть приказ. Проверив и перепроверив нужный цветовой код, старшина угрюмо поплелся по переходам космической станции ее величества «Вейланд» к месту назначения.
Но Гирмана такое место службы вполне устраивало. После девятнадцати месяцев восстановительной терапии отдых ему осточертел, больше всего на свете он хотел вернуться к настоящей работе. А в этом аспекте новое назначение на Мантикору-Б, захолустье двойной системы Мантикоры, могло оказаться куда интереснее, чем это виделось сочувствующим друзьями. За последние два-три стандартных десятилетия в Королевском флоте вошло в обычай направлять в подразделения технической поддержки на «Вейланде» опытные образцы разработанного, но еще не запущенного в серию оборудования. Объяснялось это прежде всего отсутствием в данном секторе пространства иностранных торговых судов. Да, массивные астероидные пояса Мантикоры-Б интенсивно разрабатывались, и огромные грузовики беспрерывно доставляли сырье и продукцию орбитальных плавилен на Мантикору-А, однако основные торговые маршруты Звездного Королевства начинались от орбит либо самой Мантикоры, либо Сфинкса, и именно они связывали Королевство с другими звездными государствами. Грифон в мирное время служил отправным пунктом для мантикорских грузовиков среднего тоннажа, осуществлявших перевозки на сравнительно короткие расстояния и исключительно в пределах Звездного Королевства. Ну а когда начались боевые действия, флот наложил полный запрет на появление в окрестностях Мантикоры-Б любых судов немантикорской приписки. По этой причине и кораблестроители и оружейники сочли «Вейланд» подходящим местом для организации полевых испытаний новых образцов техники. Никакая контрразведка не могла гарантироватьсоблюдение секретности по всему пространству системы, однако размещение на орбите Грифона почти гарантировало, что опытные модели не попадут в поле зрения «нейтральных» торговцев, шпионящих в пользу Народной Республики. Правда, твердой уверенности в том, что его новое назначение связано с осуществлением какого-нибудь экспериментального проекта, у Гирмана не было, но кое-какие основания для того имелись. Получив приказ, Майкл просмотрел список имеющихся в наличии кораблей и никакого «Кэндиса» не обнаружил. Конечно, с начала войны многие вводившиеся в строй тактические единицы строго засекречивались, а он по своему рангу никак не мог иметь доступа к новейшим реестрам, но если «Кэндис» не входил в состав довоенного флота, ему должно быть не больше восьми лет. Конечно, это мог быть бывший торговец, переоборудованный для военных целей уже после начала боевых действий, однако заставляло задуматься и то, что в приказе о новом назначении ни словом не оговаривались его будущие обязанности. Этот, мягко говоря, вызывающий удивление факт в совокупности с перечисленными выше соображениями позволял предположить, что скучать на новом месте не придется.
Майкл Гирман ухмыльнулся собственным мыслям и, увлекаемый воображением, поспешил дальше.
Услышав свое прозвище, старшина Смит вскинул голову, а спустя мгновение расплылся в улыбке. Он узнал в толпе кряжистого, волосатого, гориллоподобного малого, двигавшегося так, словно суставы ему заменили шарнирами. Как и Смит, этот «красавец» был облачен в рабочий комбинезон с такими же нарукавными шевронами старшины первой статьи, а на идентификационной нашивке над нагрудным карманом значилось «Максвелл, Ричард».
«Звучит как что-то кондитерское, – мысленно фыркнул он. – Ни дать ни взять – шоколадка „Кэнди“. В самый раз имечко для эскортного вспомогательного крейсера. В лучшем случае для тендера. Или вообще буксира. Кому, черт побери, пришло в голову обозвать так военный корабль? И какого рожна им понадобилось списывать меня с „Лойцена“? Стоило мне три стандартных года рыть носом землю, добиваясь этой вакансии, чтобы потом без всяких объяснений получить перевод на какую-то занюханную шоколадку!»
Смит снова скривился, но это все, что он мог сделать. Приказ есть приказ. Проверив и перепроверив нужный цветовой код, старшина угрюмо поплелся по переходам космической станции ее величества «Вейланд» к месту назначения.
* * *
Заметив шагавшего перед ним, руководствуясь теми же цветными стрелками, довольно рослого светловолосого старшину первой статьи, лейтенант Майкл Гирман в задумчивости поднял бровь. С этим парнем они прилетели одним челноком, шли теперь в одном направлении и, вполне возможно, к одному и тому же пункту назначения. Правда, «Вейланд», уступая в размерах «Вулкану» или «Гефесту», все равно оставался гигантским сооружением, достигавшим тридцати пяти километров в длину. Станция считалась периферийной, поскольку находилась на орбите Грифона, известного также под названием Мантикора-Б-5, пятой планеты Мантикоры-Б. Так что кое-кто из приятелей Гирмана по госпиталю, узнав о его новом назначении, не преминул выразить ему сочувствие. Из трех обитаемых планет системы Мантикоры Грифон менее всего походил на Землю. Чтобы хоть как-то приспособить его для жизни, пришлось приложить куда больше усилий, чем на Мантикоре или Сфинксе, а экстремальный угол наклона орбитальной оси способствовал формированию климата, пользовавшегося у обитателей соседних планет совершенно незавидной репутацией. Такие условия проживания сформировали у немногочисленного и рассредоточенного по планете местного населения чувство превосходства по отношению к «изнеженным маменькиным сынкам» из других миров Звездного Королевства. Их снисходительность в равной мере распространялась и на инопланетных военных. Кроме того, к чужакам местные традиционно относились с подозрением, а привычные города с развитой индустрией развлечений на планете практически отсутствовали, так что эти самые инопланетные военные маялись на базах Грифона, не зная, чем занять свободное от службы время.Но Гирмана такое место службы вполне устраивало. После девятнадцати месяцев восстановительной терапии отдых ему осточертел, больше всего на свете он хотел вернуться к настоящей работе. А в этом аспекте новое назначение на Мантикору-Б, захолустье двойной системы Мантикоры, могло оказаться куда интереснее, чем это виделось сочувствующим друзьями. За последние два-три стандартных десятилетия в Королевском флоте вошло в обычай направлять в подразделения технической поддержки на «Вейланде» опытные образцы разработанного, но еще не запущенного в серию оборудования. Объяснялось это прежде всего отсутствием в данном секторе пространства иностранных торговых судов. Да, массивные астероидные пояса Мантикоры-Б интенсивно разрабатывались, и огромные грузовики беспрерывно доставляли сырье и продукцию орбитальных плавилен на Мантикору-А, однако основные торговые маршруты Звездного Королевства начинались от орбит либо самой Мантикоры, либо Сфинкса, и именно они связывали Королевство с другими звездными государствами. Грифон в мирное время служил отправным пунктом для мантикорских грузовиков среднего тоннажа, осуществлявших перевозки на сравнительно короткие расстояния и исключительно в пределах Звездного Королевства. Ну а когда начались боевые действия, флот наложил полный запрет на появление в окрестностях Мантикоры-Б любых судов немантикорской приписки. По этой причине и кораблестроители и оружейники сочли «Вейланд» подходящим местом для организации полевых испытаний новых образцов техники. Никакая контрразведка не могла гарантироватьсоблюдение секретности по всему пространству системы, однако размещение на орбите Грифона почти гарантировало, что опытные модели не попадут в поле зрения «нейтральных» торговцев, шпионящих в пользу Народной Республики. Правда, твердой уверенности в том, что его новое назначение связано с осуществлением какого-нибудь экспериментального проекта, у Гирмана не было, но кое-какие основания для того имелись. Получив приказ, Майкл просмотрел список имеющихся в наличии кораблей и никакого «Кэндиса» не обнаружил. Конечно, с начала войны многие вводившиеся в строй тактические единицы строго засекречивались, а он по своему рангу никак не мог иметь доступа к новейшим реестрам, но если «Кэндис» не входил в состав довоенного флота, ему должно быть не больше восьми лет. Конечно, это мог быть бывший торговец, переоборудованный для военных целей уже после начала боевых действий, однако заставляло задуматься и то, что в приказе о новом назначении ни словом не оговаривались его будущие обязанности. Этот, мягко говоря, вызывающий удивление факт в совокупности с перечисленными выше соображениями позволял предположить, что скучать на новом месте не придется.
Майкл Гирман ухмыльнулся собственным мыслям и, увлекаемый воображением, поспешил дальше.
* * *
– Скутер!Услышав свое прозвище, старшина Смит вскинул голову, а спустя мгновение расплылся в улыбке. Он узнал в толпе кряжистого, волосатого, гориллоподобного малого, двигавшегося так, словно суставы ему заменили шарнирами. Как и Смит, этот «красавец» был облачен в рабочий комбинезон с такими же нарукавными шевронами старшины первой статьи, а на идентификационной нашивке над нагрудным карманом значилось «Максвелл, Ричард».