Страница:
Ортега открыл было рот, чтобы возразить, но Тревейн жестом попросил выслушать его до конца.
— Если Законодательному собранию это придется не по вкусу, оно нам так и скажет, когда с ним будет восстановлена связь. Однако нам с тобой следует исходить из предположения, что от Федерации остались только Пограничные Миры. Откуда мы знаем, может, Землю месяц назад поглотила черная дыра?! Мы тут сами по себе и должны действовать соответствующим образом. Именно поэтому ты нам так важен! Ведь ты дитя этого мира, пусть и приемное!
Ортега открыл рот, потом закрыл и покачал головой:
— Знаешь, Иан, мне, как всегда, не поспеть за полетом твоих мыслей. Давай отложим все это по крайней мере до тех пор, пока не минует непосредственная угроза.
Под «непосредственной угрозой» он, конечно, подразумевал нападение мятежников, которого следовало ожидать в самом ближайшем будущем. Оно было неизбежно не из-за колоссальных кораблестроительных и ремонтных мощностей Зефрейна и даже не из-за того, что Зефрейн охранял «Врата» — узел пространства, являвшийся единственным пригодным к практическому использованию путем, связывавшим Пограничные Миры с остальной частью Земной Федерации. Важность Зефрейна заключалась в его научно-исследовательском центре, в котором два поколения блестящих умов беспечно разрабатывали проекты военных технологий нового поколения. Им было наплевать, что новые виды вооружения никто не производил. Кому же нужна новая гонка вооружений с Орионским Ханством! И они даже не заметили, что попытки создать еще более крупные и дальнобойные ракеты ненароком подвели их к порогу настоящей революции в области гравитационных технологий, революции, которой суждено было преобразить намного больше, чем просто современную войну! Базы данных научно-исследовательского центра на Зефрейне были утробой, в которой зрели зародыши новой эры освоения космического пространства, и Тревейн без колебаний прибег бы к термоядерному аборту при возникновении угрозы захвата центра мятежниками.
Научно-исследовательский центр на Зефрейне был ключом к Пограничным Мирам. Если бы удалось начать производство новых типов вооружений в достаточных количествах (а база ВКФ в Зефрейне как раз и была одним из двух или трех мест в Федерации, где это представлялось возможным), Пограничные Миры смогли бы выстоять. Тревейн и Ортега знали это и действовали исходя из предположения, что мятежники это тоже понимают и сделают все возможное, чтобы помешать.
Бортовой электромобиль остановился в шлюпочном отсеке «Зороффа». Из него вышли оба адмирала, внешне такие непохожие один на другого. Ортега был невысокий и немного тучный. Его коренастая фигура и широкое скуластое лицо напоминали о славянских и латиноамериканских предках. Тревейн же был высоким, худым и очень смуглым — типичный англичанин с изрядной примесью «цветной» крови, унаследованной населением Британских островов в конце двадцатого века от своей уходившей в небытие империи. У него уже редели волосы на макушке, но в отличие от некоторых (и, в частности, от Ортеги) он дал себе труд отрастить короткую аккуратную бородку, модную среди офицеров мужского пола на службе в ВКФ Земной Федерации. Хотя Тревейн никогда в этом не признавался, он гордился своей бородкой и стеснялся лысины.
— Когда вернемся с учений, давай отправимся на пару дней в Ксанаду, — предложил Ортега. — Ты слишком давно не слезал с корабля, Иан! А вдруг ты уже разучился ходить по земле?! — добавил он, обнажив в улыбке крупные зубы. — Кроме того, я хочу познакомить тебя с некоторыми членами временного правительства. В том числе с Мириам.
На лице у Ортеги отразились гордость и удивление, которые он испытывал каждый раз, думая о дочери.
— Она давно хочет с тобой познакомиться.
— Буду очень рад, — без особого энтузиазма сказал Тревейн. Ортега заметил его колебания и снова улыбнулся:
— Придется смириться с неизбежностью этой встречи, Иан. Мириам такая же, как ты, — всегда добивается своего. Она — вылитая мать.
Они подошли к катеру Ортеги. Почетный караул из космических десантников встал по стойке «смирно».
Внезапно Ортега остановился и фыркнул:
— Генерал-губернатор! Надо же такое придумать! — Потом он подмигнул Тревейну и добавил: — По крайней мере, ты так увлекся этой идеей, что перестал уговаривать меня переехать на «Зорофф»!
На следующий день Тревейн сидел в небольшой штабной рубке рядом с адмиральским мостиком «Зороффа». Он был там с начальником своего штаба Соней Десай и слушал начальника оперативного отдела штаба Генджи Йошинаку, излагавшего ход учений, запланированных на следующие несколько дней. Капитан Шон Ф. К. Ремке, командир «Зороффа», находился на капитанском мостике и слушал Йошинаку, глядя на него с экрана монитора. Тревейн прислушивался к информации, в то же время изучая своих подчиненных.
Десай слушала Йошинаку, поджав тонкие губы. Ее лицо, как всегда, было непроницаемым. Глядя на ее неподвижные черты и смуглую кожу, унаследованные у европейских и индийских предков, Тревейн понимал, что Соне никогда не стать кумиром своих подчиненных, хотя ее блестящие способности были высоко оценены даже теми весьма многочисленными офицерами, которые ее недолюбливали.
Ремке кивал в такт словам Йошинаки, покачивая каштановой бородой, украшавшей его румяное лицо. Тревейн мог легко представить себе, что творится сейчас в голове у дюжего капитана. Неукротимому Ремке следовало бы командовать линейным крейсером, но и свои нынешние обязанности он выполнял ревностно и скрупулезно. Он был уроженцем Чертовой Помойки — самого грязного городка Нового Детройта, известного своими трущобами. Многие относились к нему с предубеждением из-за резавшего слух новодетройтского выговора. Но мужество и незаурядные способности позволили Ремке стать капитаном монитора ВКФ.
Йошинака тыкал указкой в сгрудившиеся на дисплее огоньки, обозначавшие все находившиеся под командованием Ортеги корабли пограничной стражи (кроме тех, что несли патрульную службу в потенциально беспокойных точках по всем Пограничным Мирам). Сейчас они дрейфовали рядом с Вратами и их космическими фортами, готовясь к совместным учениям со станцией космического слежения Зефрейн. Как и сам Тревейн, начальник оперативного отдела родился на Земле. Коренных землян в ВКФ Земной Федерации было так мало, что Тревейна с Йошинакой связывали совсем особые отношения. Они никогда их не обсуждали, но Йошинака все понимал без слов. Он был сообразительным, очень проницательным человеком, старавшимся держаться незаметно. Никто, кроме Тревейна, до конца не понимал, насколько он важен для создания того, что сам Йошинака называл «Ва» тридцать второй боевой группы, напоминая, что на стандартный английский «Ва» можно не очень точно перевести как «групповая гармония».
Внезапно Ремке раздраженно повернулся к кому-то остававшемуся вне поля зрения камеры. Потом раздражение на его лице уступило место озабоченности, и он перебил Йошинаку:
— Господин адмирал! На станции космического слежения объявлена тревога! Из Врат появляются беспилотные носители стратегических ракет. Некоторые из них — но вроде бы немного — уже подорвались на минных полях!
Тревейн скользнул взглядом по дисплею. Очевидно, Ортега тоже получил это сообщение. Некоторые из желтых и оранжевых точек на дисплее — самые быстроходные крейсера и эсминцы Ортеги — уже стали отдаляться от красных, которыми обозначались линкоры и линейные крейсера.
— Капитан! — рявкнул Тревейн, поднимаясь из кресла. — Боевая тревога! Командир Десай, мы немедленно покидаем орбиту и полным ходом идем к Вратам.
Тревейн в сопровождении Десай и Йошинаки, прыгая через две ступеньки, поднялся на флагманский мостик, и сигнальщик тут же подал ему приказ с «Крейта», который тот предвидел и уже отдал своим кораблям.
За внешней решительностью Тревейна скрывалось и изрядное удивление. Он не ожидал, что мятежники (он ни за что не желал называть их «республиканцами») так быстро организуют нападение. Потом ознакомился с предварительным анализом сил, выходящих из Врат, составленным его разведкой, когда уцелевшие носители дали залп по космическим фортам. У мятежников было гораздо меньше кораблей, чем он думал. Особенно мало было космических авианосцев. Может, они поспешили нанести удар, не собравшись с силами? Может, не знали о прибытии на Зефрейн тридцать второй эскадры? При этой мысли Тревейн кровожадно ощерился.
Космическим фортам здорово доставалось, но их оборона делала свое дело, уничтожая приближавшиеся ракеты. Линкоры Ортеги стреляли ракетами дальнего действия. Противник наверняка отвечал им такими же. Большинство из них, вне всякого сомнения, было нацелено на флагманские корабли, потому что с обеих сторон канониры могли их выявить.
«Эта война превращается в настоящую охоту на адмиралов», — подумал Тревейн.
Врата все еще оставались за пределами радиуса действия сканеров эскадры. На некоторых кораблях то, что узел пространства еще далек, позволило бы операторам сканеров расслабиться. Но личного состава тридцать второй боевой группы это не касалось. Тревейн требовал, чтобы в бою сканерам уделялось как можно больше внимания, а командиры кораблей знали, что требования адмирала лучше выполнять беспрекословно. Вот и сейчас украшенное крючковатым носом лицо Сони Десай оживилось, и она неожиданно возбужденно воскликнула:
— Господин адмирал! Мы засекли три замаскированных авианосца! Теперь мы ищем корабли эскорта… Да! Вот и они! Два эскадренных авианосца и легкий крейсер. Это наверняка разведчик, потому что у него очень современная маскировочная система. Расстояние около восемнадцати световых секунд. Курс… — Соня выпалила поток цифр и вдруг вздрогнула, уставившись на Тревейна: — Господин адмирал, они летят под углом семьдесят градусов к нашему курсу. Они вышли откуда-то из района звезды Зефрейн-А!
Мозг Тревейна уже несколько секунд работал в режиме аварийных перегрузок, анализируя информацию и делая выводы. На эту загадку был только один ответ — бич всех стратегов, планирующих оборону, — «невидимый узел пространства». Определить наличие такого узла можно было, только выйдя из него и начав переход в нормальном узле с другой стороны. Очевидно, мятежники поступили именно так. Они разыскали невидимый узел, отвлекли внимание защитников Зефрейна «грандиозной» лобовой атакой, а потом послали армаду своих кораблей сквозь «черный ход», о котором никто не знал.
Да, мятежники все прекрасно рассчитали, хотя и не знали о присутствии в Зефрейне эскадры Тревейна. Их авианосцы, используя сканеры крейсера-разведчика в качестве глаз, должны были скрытно приблизиться, чтобы нанести массированный удар с тыла. И замысел этих каналий едва не удался! Ведь засечь сканерами дальнего действия корабль на таком расстоянии было почти невозможно!
И все-таки они их обнаружили!.. Но почему сканеры не нашли неприятельской коммуникационной сети? Неужели мятежники не поняли, что их увидели?!
Злорадный восторг заставил Тревейна на миг позабыть о непрерывном барабанном бое у него в голове. Чтобы перейти из маскировочного режима в режим единой сети, требуется определенное время! Сейчас эти мерзавцы не в состоянии координировать огонь своих кораблей! Да, они почти наверняка не знают, что он их засек! Если ударить сейчас, пока они не успели ничего понять и катапультировать истребители…
Эти мысли и выводы пронеслись в сознании Тревейна стремительным потоком, за которым последовал водопад приказов:
— Курс на перехват авианосцев. Немедленно открыть огонь! Приготовиться к отражению истребителей!
Тридцать вторая боевая группа перестроилась. Четыре гигантских монитора выстроились ромбом, два эсминца прикрыли их мертвые зоны. Разведывательная группа пристроилась в кильватер к мониторам и катапультировала три эскадрильи своих истребителей. Зенитные ракеты скользнули в бортовые установки. Еще до того как этот маневр был завершен, мониторы вздрогнули и завибрировали, выпустив по кораблям мятежников рой смертоносных стратегических ракет.
— Мы идентифицировали кое-какие из их кораблей, господин адмирал, — доложила Десай, глядя на поток данных, заполнивший экран монитора. — Ударные авианосцы «Гильгамеш», «Леминкайнен» и «Василиск». Эскадренные авианосцы «Мастиф» и «Буцентавр», а…
Она внезапно замолчала, втянув воздух сквозь сжатые зубы.
Тревейн подумал, что у нее что-то болит, и с озабоченным видом повернулся к ней. Лицо Сони Десай было еще неподвижнее обычного. Она смотрела на него полными ужаса глазами поверх монитора.
— В чем дело, Соня?
— Господин адмирал, — едва слышно пробормотала она, — крейсер-разведчик называется «Ашанти».
Каждый офицер на флагманском мостике или был лично знаком с семейством Тревейна или слышал о нем. Все знали, что капитан-лейтенант Колин Тревейн служит старшим помощником на «Ашанти». Все невольно посмотрели на адмирала.
— Благодарю вас за информацию, командир, — недрогнувшим голосом сказал Тревейн. — Продолжайте.
Йошинака скользнул взглядом по экрану связи с капитанским мостиком и заметил острую боль в темных глазах Ремке. Много лет назад, мучительно делая карьеру в ВКФ Земной Федерации мирного времени, где чины передавались чуть ли не по наследству, нынешний капитан адмиральского флагмана сталкивался со старшими офицерами из Внутренних Миров, которые, не скрывая своего снобизма, обращались с ним с покровительственной терпимостью. А потом капитан-лейтенант Шон Ремке оказался под началом адмирала, которому было просто наплевать, откуда Ремке родом и с каким акцентом говорит.
Глядя, как Ремке смотрит на адмирала, Йошинака почувствовал инстинктивное желание капитана чем-то помочь Тревейну.
— Господин адмирал, главное — уничтожить авианосцы. Крейсер-разведчик не сможет нам особо навредить. Ракеты все еще управляются бортовыми компьютерами, я думаю, мы можем…
Тревейн тоже понял порыв Ремке, но повернулся к монитору и, резко перебив капитана, рявкнул:
— Выполняйте приказ!
Потом Тревейн уселся в удобное адмиральское кресло. В голове у него опять били барабаны, но он старался не обращать на них внимания. Через несколько минут ему придется принимать множество важных решений, и ни на что другое у него теперь не было времени. Ему некогда было отдаваться чувству полного одиночества во Вселенной, где его бесстрастными спутниками отныне были только Долг и Самодисциплина. Некогда было горевать, ненавидеть себя или испытывать отвращение к жизни. Для этого найдется уйма времени позже.
15
— Если Законодательному собранию это придется не по вкусу, оно нам так и скажет, когда с ним будет восстановлена связь. Однако нам с тобой следует исходить из предположения, что от Федерации остались только Пограничные Миры. Откуда мы знаем, может, Землю месяц назад поглотила черная дыра?! Мы тут сами по себе и должны действовать соответствующим образом. Именно поэтому ты нам так важен! Ведь ты дитя этого мира, пусть и приемное!
Ортега открыл рот, потом закрыл и покачал головой:
— Знаешь, Иан, мне, как всегда, не поспеть за полетом твоих мыслей. Давай отложим все это по крайней мере до тех пор, пока не минует непосредственная угроза.
Под «непосредственной угрозой» он, конечно, подразумевал нападение мятежников, которого следовало ожидать в самом ближайшем будущем. Оно было неизбежно не из-за колоссальных кораблестроительных и ремонтных мощностей Зефрейна и даже не из-за того, что Зефрейн охранял «Врата» — узел пространства, являвшийся единственным пригодным к практическому использованию путем, связывавшим Пограничные Миры с остальной частью Земной Федерации. Важность Зефрейна заключалась в его научно-исследовательском центре, в котором два поколения блестящих умов беспечно разрабатывали проекты военных технологий нового поколения. Им было наплевать, что новые виды вооружения никто не производил. Кому же нужна новая гонка вооружений с Орионским Ханством! И они даже не заметили, что попытки создать еще более крупные и дальнобойные ракеты ненароком подвели их к порогу настоящей революции в области гравитационных технологий, революции, которой суждено было преобразить намного больше, чем просто современную войну! Базы данных научно-исследовательского центра на Зефрейне были утробой, в которой зрели зародыши новой эры освоения космического пространства, и Тревейн без колебаний прибег бы к термоядерному аборту при возникновении угрозы захвата центра мятежниками.
Научно-исследовательский центр на Зефрейне был ключом к Пограничным Мирам. Если бы удалось начать производство новых типов вооружений в достаточных количествах (а база ВКФ в Зефрейне как раз и была одним из двух или трех мест в Федерации, где это представлялось возможным), Пограничные Миры смогли бы выстоять. Тревейн и Ортега знали это и действовали исходя из предположения, что мятежники это тоже понимают и сделают все возможное, чтобы помешать.
Бортовой электромобиль остановился в шлюпочном отсеке «Зороффа». Из него вышли оба адмирала, внешне такие непохожие один на другого. Ортега был невысокий и немного тучный. Его коренастая фигура и широкое скуластое лицо напоминали о славянских и латиноамериканских предках. Тревейн же был высоким, худым и очень смуглым — типичный англичанин с изрядной примесью «цветной» крови, унаследованной населением Британских островов в конце двадцатого века от своей уходившей в небытие империи. У него уже редели волосы на макушке, но в отличие от некоторых (и, в частности, от Ортеги) он дал себе труд отрастить короткую аккуратную бородку, модную среди офицеров мужского пола на службе в ВКФ Земной Федерации. Хотя Тревейн никогда в этом не признавался, он гордился своей бородкой и стеснялся лысины.
— Когда вернемся с учений, давай отправимся на пару дней в Ксанаду, — предложил Ортега. — Ты слишком давно не слезал с корабля, Иан! А вдруг ты уже разучился ходить по земле?! — добавил он, обнажив в улыбке крупные зубы. — Кроме того, я хочу познакомить тебя с некоторыми членами временного правительства. В том числе с Мириам.
На лице у Ортеги отразились гордость и удивление, которые он испытывал каждый раз, думая о дочери.
— Она давно хочет с тобой познакомиться.
— Буду очень рад, — без особого энтузиазма сказал Тревейн. Ортега заметил его колебания и снова улыбнулся:
— Придется смириться с неизбежностью этой встречи, Иан. Мириам такая же, как ты, — всегда добивается своего. Она — вылитая мать.
Они подошли к катеру Ортеги. Почетный караул из космических десантников встал по стойке «смирно».
Внезапно Ортега остановился и фыркнул:
— Генерал-губернатор! Надо же такое придумать! — Потом он подмигнул Тревейну и добавил: — По крайней мере, ты так увлекся этой идеей, что перестал уговаривать меня переехать на «Зорофф»!
На следующий день Тревейн сидел в небольшой штабной рубке рядом с адмиральским мостиком «Зороффа». Он был там с начальником своего штаба Соней Десай и слушал начальника оперативного отдела штаба Генджи Йошинаку, излагавшего ход учений, запланированных на следующие несколько дней. Капитан Шон Ф. К. Ремке, командир «Зороффа», находился на капитанском мостике и слушал Йошинаку, глядя на него с экрана монитора. Тревейн прислушивался к информации, в то же время изучая своих подчиненных.
Десай слушала Йошинаку, поджав тонкие губы. Ее лицо, как всегда, было непроницаемым. Глядя на ее неподвижные черты и смуглую кожу, унаследованные у европейских и индийских предков, Тревейн понимал, что Соне никогда не стать кумиром своих подчиненных, хотя ее блестящие способности были высоко оценены даже теми весьма многочисленными офицерами, которые ее недолюбливали.
Ремке кивал в такт словам Йошинаки, покачивая каштановой бородой, украшавшей его румяное лицо. Тревейн мог легко представить себе, что творится сейчас в голове у дюжего капитана. Неукротимому Ремке следовало бы командовать линейным крейсером, но и свои нынешние обязанности он выполнял ревностно и скрупулезно. Он был уроженцем Чертовой Помойки — самого грязного городка Нового Детройта, известного своими трущобами. Многие относились к нему с предубеждением из-за резавшего слух новодетройтского выговора. Но мужество и незаурядные способности позволили Ремке стать капитаном монитора ВКФ.
Йошинака тыкал указкой в сгрудившиеся на дисплее огоньки, обозначавшие все находившиеся под командованием Ортеги корабли пограничной стражи (кроме тех, что несли патрульную службу в потенциально беспокойных точках по всем Пограничным Мирам). Сейчас они дрейфовали рядом с Вратами и их космическими фортами, готовясь к совместным учениям со станцией космического слежения Зефрейн. Как и сам Тревейн, начальник оперативного отдела родился на Земле. Коренных землян в ВКФ Земной Федерации было так мало, что Тревейна с Йошинакой связывали совсем особые отношения. Они никогда их не обсуждали, но Йошинака все понимал без слов. Он был сообразительным, очень проницательным человеком, старавшимся держаться незаметно. Никто, кроме Тревейна, до конца не понимал, насколько он важен для создания того, что сам Йошинака называл «Ва» тридцать второй боевой группы, напоминая, что на стандартный английский «Ва» можно не очень точно перевести как «групповая гармония».
Внезапно Ремке раздраженно повернулся к кому-то остававшемуся вне поля зрения камеры. Потом раздражение на его лице уступило место озабоченности, и он перебил Йошинаку:
— Господин адмирал! На станции космического слежения объявлена тревога! Из Врат появляются беспилотные носители стратегических ракет. Некоторые из них — но вроде бы немного — уже подорвались на минных полях!
Тревейн скользнул взглядом по дисплею. Очевидно, Ортега тоже получил это сообщение. Некоторые из желтых и оранжевых точек на дисплее — самые быстроходные крейсера и эсминцы Ортеги — уже стали отдаляться от красных, которыми обозначались линкоры и линейные крейсера.
— Капитан! — рявкнул Тревейн, поднимаясь из кресла. — Боевая тревога! Командир Десай, мы немедленно покидаем орбиту и полным ходом идем к Вратам.
Тревейн в сопровождении Десай и Йошинаки, прыгая через две ступеньки, поднялся на флагманский мостик, и сигнальщик тут же подал ему приказ с «Крейта», который тот предвидел и уже отдал своим кораблям.
За внешней решительностью Тревейна скрывалось и изрядное удивление. Он не ожидал, что мятежники (он ни за что не желал называть их «республиканцами») так быстро организуют нападение. Потом ознакомился с предварительным анализом сил, выходящих из Врат, составленным его разведкой, когда уцелевшие носители дали залп по космическим фортам. У мятежников было гораздо меньше кораблей, чем он думал. Особенно мало было космических авианосцев. Может, они поспешили нанести удар, не собравшись с силами? Может, не знали о прибытии на Зефрейн тридцать второй эскадры? При этой мысли Тревейн кровожадно ощерился.
Космическим фортам здорово доставалось, но их оборона делала свое дело, уничтожая приближавшиеся ракеты. Линкоры Ортеги стреляли ракетами дальнего действия. Противник наверняка отвечал им такими же. Большинство из них, вне всякого сомнения, было нацелено на флагманские корабли, потому что с обеих сторон канониры могли их выявить.
«Эта война превращается в настоящую охоту на адмиралов», — подумал Тревейн.
Врата все еще оставались за пределами радиуса действия сканеров эскадры. На некоторых кораблях то, что узел пространства еще далек, позволило бы операторам сканеров расслабиться. Но личного состава тридцать второй боевой группы это не касалось. Тревейн требовал, чтобы в бою сканерам уделялось как можно больше внимания, а командиры кораблей знали, что требования адмирала лучше выполнять беспрекословно. Вот и сейчас украшенное крючковатым носом лицо Сони Десай оживилось, и она неожиданно возбужденно воскликнула:
— Господин адмирал! Мы засекли три замаскированных авианосца! Теперь мы ищем корабли эскорта… Да! Вот и они! Два эскадренных авианосца и легкий крейсер. Это наверняка разведчик, потому что у него очень современная маскировочная система. Расстояние около восемнадцати световых секунд. Курс… — Соня выпалила поток цифр и вдруг вздрогнула, уставившись на Тревейна: — Господин адмирал, они летят под углом семьдесят градусов к нашему курсу. Они вышли откуда-то из района звезды Зефрейн-А!
Мозг Тревейна уже несколько секунд работал в режиме аварийных перегрузок, анализируя информацию и делая выводы. На эту загадку был только один ответ — бич всех стратегов, планирующих оборону, — «невидимый узел пространства». Определить наличие такого узла можно было, только выйдя из него и начав переход в нормальном узле с другой стороны. Очевидно, мятежники поступили именно так. Они разыскали невидимый узел, отвлекли внимание защитников Зефрейна «грандиозной» лобовой атакой, а потом послали армаду своих кораблей сквозь «черный ход», о котором никто не знал.
Да, мятежники все прекрасно рассчитали, хотя и не знали о присутствии в Зефрейне эскадры Тревейна. Их авианосцы, используя сканеры крейсера-разведчика в качестве глаз, должны были скрытно приблизиться, чтобы нанести массированный удар с тыла. И замысел этих каналий едва не удался! Ведь засечь сканерами дальнего действия корабль на таком расстоянии было почти невозможно!
И все-таки они их обнаружили!.. Но почему сканеры не нашли неприятельской коммуникационной сети? Неужели мятежники не поняли, что их увидели?!
Злорадный восторг заставил Тревейна на миг позабыть о непрерывном барабанном бое у него в голове. Чтобы перейти из маскировочного режима в режим единой сети, требуется определенное время! Сейчас эти мерзавцы не в состоянии координировать огонь своих кораблей! Да, они почти наверняка не знают, что он их засек! Если ударить сейчас, пока они не успели ничего понять и катапультировать истребители…
Эти мысли и выводы пронеслись в сознании Тревейна стремительным потоком, за которым последовал водопад приказов:
— Курс на перехват авианосцев. Немедленно открыть огонь! Приготовиться к отражению истребителей!
Тридцать вторая боевая группа перестроилась. Четыре гигантских монитора выстроились ромбом, два эсминца прикрыли их мертвые зоны. Разведывательная группа пристроилась в кильватер к мониторам и катапультировала три эскадрильи своих истребителей. Зенитные ракеты скользнули в бортовые установки. Еще до того как этот маневр был завершен, мониторы вздрогнули и завибрировали, выпустив по кораблям мятежников рой смертоносных стратегических ракет.
— Мы идентифицировали кое-какие из их кораблей, господин адмирал, — доложила Десай, глядя на поток данных, заполнивший экран монитора. — Ударные авианосцы «Гильгамеш», «Леминкайнен» и «Василиск». Эскадренные авианосцы «Мастиф» и «Буцентавр», а…
Она внезапно замолчала, втянув воздух сквозь сжатые зубы.
Тревейн подумал, что у нее что-то болит, и с озабоченным видом повернулся к ней. Лицо Сони Десай было еще неподвижнее обычного. Она смотрела на него полными ужаса глазами поверх монитора.
— В чем дело, Соня?
— Господин адмирал, — едва слышно пробормотала она, — крейсер-разведчик называется «Ашанти».
Каждый офицер на флагманском мостике или был лично знаком с семейством Тревейна или слышал о нем. Все знали, что капитан-лейтенант Колин Тревейн служит старшим помощником на «Ашанти». Все невольно посмотрели на адмирала.
— Благодарю вас за информацию, командир, — недрогнувшим голосом сказал Тревейн. — Продолжайте.
Йошинака скользнул взглядом по экрану связи с капитанским мостиком и заметил острую боль в темных глазах Ремке. Много лет назад, мучительно делая карьеру в ВКФ Земной Федерации мирного времени, где чины передавались чуть ли не по наследству, нынешний капитан адмиральского флагмана сталкивался со старшими офицерами из Внутренних Миров, которые, не скрывая своего снобизма, обращались с ним с покровительственной терпимостью. А потом капитан-лейтенант Шон Ремке оказался под началом адмирала, которому было просто наплевать, откуда Ремке родом и с каким акцентом говорит.
Глядя, как Ремке смотрит на адмирала, Йошинака почувствовал инстинктивное желание капитана чем-то помочь Тревейну.
— Господин адмирал, главное — уничтожить авианосцы. Крейсер-разведчик не сможет нам особо навредить. Ракеты все еще управляются бортовыми компьютерами, я думаю, мы можем…
Тревейн тоже понял порыв Ремке, но повернулся к монитору и, резко перебив капитана, рявкнул:
— Выполняйте приказ!
Потом Тревейн уселся в удобное адмиральское кресло. В голове у него опять били барабаны, но он старался не обращать на них внимания. Через несколько минут ему придется принимать множество важных решений, и ни на что другое у него теперь не было времени. Ему некогда было отдаваться чувству полного одиночества во Вселенной, где его бесстрастными спутниками отныне были только Долг и Самодисциплина. Некогда было горевать, ненавидеть себя или испытывать отвращение к жизни. Для этого найдется уйма времени позже.
15
Новый союзник
Среднегодовая температура на Ксанаду была несколько выше, чем на Земле. Наклон оси этой планеты был меньше пятнадцати градусов, поэтому времена года на ней быстро сменяли друг друга, не принося с собой ни жары, ни стужи. Прескотт-Сити на побережье континента Кубла находился на границе умеренного климатического пояса. Когда Иан Тревейн вышел из челнока, была в разгаре типичная для тех краев зима. Дул сильный, но не очень холодный ветер; ледяная буря бушевала только в душе адмирала.
Несколько мгновений ушло на акклиматизацию. (Атмосферные явления любого порядка всегда приводят в некоторое замешательство человека, проработавшего большую часть жизни в условиях искусственного климата и гравитации.) Затем Тревейн пересек полосу керамического бетона, подойдя к Генджи Йошинаке. Бравый начальник оперативного отдела отдал честь и зашагал рядом со своим командиром.
— Добрый день, господин адмирал! Ваша программа на сегодняшний вечер организована. Вас уже ждет аэромобиль. Пилот — уроженец Прескотт-Сити — утверждает, что дом госпожи Ортеги находится в добром километре от ближайшей посадочной площадки. Поэтому я заказал автомобиль, который будет вас там ждать.
Тревейн осмотрелся по сторонам. Низкие облака стремительно летели по темно-синему прозрачному небу. Впервые за много месяцев он позволил себе принять нерациональное решение:
— Отпустите автомобиль, Генджи. Я лучше прогуляюсь пешком.
Йошинака, изо всех сил старавшийся не отстать от своего длинноногого адмирала, очень удивился. В течение недели после сражения, которое уже прозвали битвой у Врат Пограничных Миров, дни Тревейна были расписаны посекундно. Разумеется, это было неизбежно ввиду обязанностей, легших на его плечи после гибели Сергея Ортеги. Кроме того, Йошинака прекрасно понимал, почему адмирал с такой дьявольской энергией принялся за работу. Вокруг него витало слишком много призраков, и Тревейн пытался от них избавиться единственным доступным ему способом. Поэтому идея пешей прогулки показалась Йошинаке особенно странной.
«Впрочем, — подумал он, — наш адмирал всегда был непредсказуем».
Тревейн и раньше бывал на Ксанаду, но эти посещения сводились к кратким совещаниям на базе ВКФ. Теперь он впервые, глядя с борта аэромобиля, видел не абстрактный населенный пункт, а оживленный крупный город. Он уже не помнил, как Прескотт-Сити назывался в момент его основания во время Четвертой межзвездной войны. Наверняка это было какое-то экзотическое название из Колриджа. Впрочем, его старое название забыл не только Тревейн, потому что город очень скоро переименовали в честь коммодора Эндрю Прескотта, чья статуя стояла на вершине колонны, возвышавшейся на лужайке перед Домом правительства. Этой почести удостоился звездный картограф, ценой собственной жизни добывший информацию, которая помогла землянам победить в той войне. Тревейн искривил губы в кривой усмешке, отныне заменявшей ему улыбку. Он надеялся, что Уинстон Черчилль ошибся, утверждая, что несчастья преследуют нации, переименовывающие свои города.
Впрочем, столица Ксанаду носила имя очень достойного человека. Нескончаемые войны приносили в эту звездную систему ожесточенные сражения. Любая другая планета сморщилась бы и рассыпалась в прах, как лист в огне, под воздействием волн смертоносной энергии этих схваток. А благодаря Эндрю Прескотту обитатели Ксанаду в один прекрасный день проснулись и обнаружили, что могут спокойно жить и рожать детей.
«Не могут, а могли!» — с горечью подумал Тревейн. Теперь над ними снова нависла угроза, и источником ее были мятежные корабли ВКФ Земной Федерации, который несколько столетий защищал все человечество от страшной смерти. Защищал так, как неделю назад Сергей Ортега защищал Ксанаду…
Обычно бесстрастное лицо Тревейна напряглось, когда он вновь живо представил себе ужасный ядерный гриб. Лишь множество неотложных дел заставило его продолжать работу после страшных известий о мятеже и гибели жены и дочерей. А теперь еще Колин… Сознание Тревейна пыталось умчаться куда-нибудь подальше от мыслей о сыне, как трепещущий раненый конь. После сражения Тревейн заполнил все свое свободное время безумной чередой дел, зачастую высосанных из пальца. Вот и сейчас он решил, что ему необходимо нанести визит дочери Сергея Ортеги и выразить ей свои соболезнования. Этим визитом он хотел заполнить время до деловых встреч и работы с бумагами, которые ожидали его вечером. Кроме того, вряд ли ему предстояло попусту потратить это время. Ведь дочь Ортеги пользовалась большим весом в политических кругах.
Стоило ему свернуть на улицу, где жила Мириам Ортега, как порыв ветра чуть не унес его фуражку, и Тревейн невольно выругался. Потом ветер стих, адмирал поправил головной убор и осмотрелся по сторонам.
Улица огибала широкое устье реки Альф, спускаясь к набережной и гавани, где гуляли голубые волны с белыми гребешками. Это был один из самых старых жилых районов Прескотт-Сити, и здесь стояли небольшие, но добротно построенные дома в основном из камня и дерева, какими обычно и бывают дома первых поселенцев. Небоскребы и дома, отлитые из керамического бетона, появляются позднее вместе с погоней за каждым квадратным метром земли, вынося смертный приговор раскидистым вековым деревьям, окружающим старые постройки. Архитектура смутно напоминала подражание стилю эпохи Тюдоров, но у Тревейна возникли подозрения, что этот стиль — местный: уж больно он подходил к используемым материалам и гармонировал с природой.
Адмирал наполнил легкие соленым морским воздухом и подумал, что не зря решил прогуляться пешком. Омертвление органов чувств всегда грозит тем, кто бесконечно бороздит космос, и Тревейн подумал, что, пожалуй, и он вот-вот станет его жертвой. При постоянном обитании в искусственной среде мозг начинает копаться в глубине самого себя. Праматерь-Земля была далеко отсюда, но на Ксанаду он мог вступить в контакт с почвой мира, освоенного такими же людьми, как и он сам.
Поблизости играли какие-то ребятишки, при виде которых его глаза застила холодная пелена, подобная низким облакам, периодически закрывавшим теплую звезду Зефрейн-А. Один из малышей посмотрел на него и улыбнулся. Тревейн поспешил своей дорогой.
Дом Мириам Ортеги стоял неподалеку от набережной. Тревейн прошел сквозь старомодную калитку в низкой каменной стене, обратив внимание на белый соляной налет на камнях, обращенных в сторону моря. Он поднялся по ступенькам и позвонил в дверной звонок. Дверь распахнулась.
Появившейся на пороге женщине было лет тридцать пять — сорок. Она была среднего роста, довольно крепкого телосложения, с густыми черными волосами, строго зачесанными назад. Эта прическа подчеркивала ее широкие скулы, напомнившие Тревейну лицо Сергея. В остальном же черты лица его дочери, и в частности ее нос с горбинкой, судя по всему, были унаследованы от покойной жены. Руфь Ортега была родом из Нового Синая, и ее гены наложили изрядный отпечаток на черты лица дочери. Тревейн подумал, что Мириам Ортега отнюдь не красавица.
— Госпожа Ортега?
— Да. А вы, должно быть, адмирал Тревейн. Мне сегодня звонил ваш адъютант. Прошу вас, заходите! — Ее голос был хрипловатым, но твердым. Он не дрожал, хотя лицо женщины было грустным.
Она проводила его через небольшую прихожую в гостиную с выходящими на улицу большими окнами в частом переплете. Комната блистала чистотой, но нисколько не походила на холодный зал для официальных приемов. Вдоль стен стояли старомодные книжные полки, а у окна — мольберт с кистями и красками. К стене был придвинут письменный стол с компьютером и полками для дисков.
— Вы занимаетесь живописью, госпожа Ортега?
— Изредка. Это просто мое хобби. Боюсь, у меня нет особого таланта.
Они присели, и Мириам Ортега закурила.
— Летом я брошу… Курить, а не писать! Но мои дурные привычки, пожалуй, помогают мне пережить происшедшее.
Тревейн почувствовал себя неудобно из-за того, что вынудил хозяйку таким путем напомнить ему о цели визита, и откашлялся:
— Госпожа Ортега, когда я в последний раз видел вашего отца, он говорил мне о вас. Он хотел, чтобы мы познакомились, и мне очень неприятно, что мы познакомились по такому печальному поводу. Прошу вас, примите мои соболезнования в связи с утратой. Уверяю вас, я разделяю ваше горе. Ваш отец во многих отношениях был одним из самых замечательных офицеров, под чьим началом мне приходилось служить.
«О господи! — подумал Тревейн. — Я не хотел говорить так официально. Это же звучит почти банально! Но что же мне говорить? Я всегда чувствую себя не в своей тарелке перед лицом трагических обстоятельств. Даже тех, которые затрагивают меня лично».
Мириам Ортега затянулась сигаретой и медленно выдохнула дым.
— Знаете, адмирал, думаю, отец был немного разочарован тем, что произвел на свет самого не склонного к военной службе отпрыска во всей Земной Федерации, но я достаточно изучила его образ мыслей, чтобы хорошо его понимать. Хотя иногда он и производил весьма беспечное впечатление, многое его серьезно заботило. В частности, он очень пекся о судьбе Земной Федерации и много размышлял о том, что значит служить в ее Военно-космическом флоте. Иногда он упоминал какую-то древнюю поговорку, в которой говорилось, что нужно прикрывать своим телом от ужасов войны тех, кого ты поклялся защищать. По-моему, он не мог представить себе более высокого призвания.
По выражению лица Мириам можно было предположить, что она полностью погружена в собственные мысли, но вот она подняла глаза на Тревейна, и тот почти физически ощутил несокрушимую жизненную энергию, которую она излучала. Когда она снова заговорила, ее голос был по-прежнему твердым, но слова вибрировали от эмоций.
— Наверное, отец желал себе именно такой смерти. Не буду отрицать, что мне его жалко, но, рискуя показаться бесчувственной, скажу, что не испытываю скорби. Скорбь для меня — это что-то слишком ничтожное. В ней нет места для гордости!
Тревейн поразился тому, насколько близки ее слова тому, о чем он часто думал сам. А кроме того, он удивился тому, как мог хотя бы на миг счесть, что у этой женщины заурядная внешность. Конечно, ее нельзя было назвать хорошенькой в банальном смысле этого слова, но лицо было крайне живым и выразительным. В нем чувствовалась ее индивидуальность. Он не мог припомнить никого хотя бы отдаленно похожего на нее.
Несколько мгновений ему хотелось раскрыться перед ней и рассказать о своих утратах. Она была человеком, которому хочется поверить самое сокровенное. Но нет, он был не вправе обременять ее еще и своими проблемами! Кроме того, он не был уверен в том, что уже готов открывать свои раны перед другими людьми.
Несколько мгновений ушло на акклиматизацию. (Атмосферные явления любого порядка всегда приводят в некоторое замешательство человека, проработавшего большую часть жизни в условиях искусственного климата и гравитации.) Затем Тревейн пересек полосу керамического бетона, подойдя к Генджи Йошинаке. Бравый начальник оперативного отдела отдал честь и зашагал рядом со своим командиром.
— Добрый день, господин адмирал! Ваша программа на сегодняшний вечер организована. Вас уже ждет аэромобиль. Пилот — уроженец Прескотт-Сити — утверждает, что дом госпожи Ортеги находится в добром километре от ближайшей посадочной площадки. Поэтому я заказал автомобиль, который будет вас там ждать.
Тревейн осмотрелся по сторонам. Низкие облака стремительно летели по темно-синему прозрачному небу. Впервые за много месяцев он позволил себе принять нерациональное решение:
— Отпустите автомобиль, Генджи. Я лучше прогуляюсь пешком.
Йошинака, изо всех сил старавшийся не отстать от своего длинноногого адмирала, очень удивился. В течение недели после сражения, которое уже прозвали битвой у Врат Пограничных Миров, дни Тревейна были расписаны посекундно. Разумеется, это было неизбежно ввиду обязанностей, легших на его плечи после гибели Сергея Ортеги. Кроме того, Йошинака прекрасно понимал, почему адмирал с такой дьявольской энергией принялся за работу. Вокруг него витало слишком много призраков, и Тревейн пытался от них избавиться единственным доступным ему способом. Поэтому идея пешей прогулки показалась Йошинаке особенно странной.
«Впрочем, — подумал он, — наш адмирал всегда был непредсказуем».
Тревейн и раньше бывал на Ксанаду, но эти посещения сводились к кратким совещаниям на базе ВКФ. Теперь он впервые, глядя с борта аэромобиля, видел не абстрактный населенный пункт, а оживленный крупный город. Он уже не помнил, как Прескотт-Сити назывался в момент его основания во время Четвертой межзвездной войны. Наверняка это было какое-то экзотическое название из Колриджа. Впрочем, его старое название забыл не только Тревейн, потому что город очень скоро переименовали в честь коммодора Эндрю Прескотта, чья статуя стояла на вершине колонны, возвышавшейся на лужайке перед Домом правительства. Этой почести удостоился звездный картограф, ценой собственной жизни добывший информацию, которая помогла землянам победить в той войне. Тревейн искривил губы в кривой усмешке, отныне заменявшей ему улыбку. Он надеялся, что Уинстон Черчилль ошибся, утверждая, что несчастья преследуют нации, переименовывающие свои города.
Впрочем, столица Ксанаду носила имя очень достойного человека. Нескончаемые войны приносили в эту звездную систему ожесточенные сражения. Любая другая планета сморщилась бы и рассыпалась в прах, как лист в огне, под воздействием волн смертоносной энергии этих схваток. А благодаря Эндрю Прескотту обитатели Ксанаду в один прекрасный день проснулись и обнаружили, что могут спокойно жить и рожать детей.
«Не могут, а могли!» — с горечью подумал Тревейн. Теперь над ними снова нависла угроза, и источником ее были мятежные корабли ВКФ Земной Федерации, который несколько столетий защищал все человечество от страшной смерти. Защищал так, как неделю назад Сергей Ортега защищал Ксанаду…
Обычно бесстрастное лицо Тревейна напряглось, когда он вновь живо представил себе ужасный ядерный гриб. Лишь множество неотложных дел заставило его продолжать работу после страшных известий о мятеже и гибели жены и дочерей. А теперь еще Колин… Сознание Тревейна пыталось умчаться куда-нибудь подальше от мыслей о сыне, как трепещущий раненый конь. После сражения Тревейн заполнил все свое свободное время безумной чередой дел, зачастую высосанных из пальца. Вот и сейчас он решил, что ему необходимо нанести визит дочери Сергея Ортеги и выразить ей свои соболезнования. Этим визитом он хотел заполнить время до деловых встреч и работы с бумагами, которые ожидали его вечером. Кроме того, вряд ли ему предстояло попусту потратить это время. Ведь дочь Ортеги пользовалась большим весом в политических кругах.
Стоило ему свернуть на улицу, где жила Мириам Ортега, как порыв ветра чуть не унес его фуражку, и Тревейн невольно выругался. Потом ветер стих, адмирал поправил головной убор и осмотрелся по сторонам.
Улица огибала широкое устье реки Альф, спускаясь к набережной и гавани, где гуляли голубые волны с белыми гребешками. Это был один из самых старых жилых районов Прескотт-Сити, и здесь стояли небольшие, но добротно построенные дома в основном из камня и дерева, какими обычно и бывают дома первых поселенцев. Небоскребы и дома, отлитые из керамического бетона, появляются позднее вместе с погоней за каждым квадратным метром земли, вынося смертный приговор раскидистым вековым деревьям, окружающим старые постройки. Архитектура смутно напоминала подражание стилю эпохи Тюдоров, но у Тревейна возникли подозрения, что этот стиль — местный: уж больно он подходил к используемым материалам и гармонировал с природой.
Адмирал наполнил легкие соленым морским воздухом и подумал, что не зря решил прогуляться пешком. Омертвление органов чувств всегда грозит тем, кто бесконечно бороздит космос, и Тревейн подумал, что, пожалуй, и он вот-вот станет его жертвой. При постоянном обитании в искусственной среде мозг начинает копаться в глубине самого себя. Праматерь-Земля была далеко отсюда, но на Ксанаду он мог вступить в контакт с почвой мира, освоенного такими же людьми, как и он сам.
Поблизости играли какие-то ребятишки, при виде которых его глаза застила холодная пелена, подобная низким облакам, периодически закрывавшим теплую звезду Зефрейн-А. Один из малышей посмотрел на него и улыбнулся. Тревейн поспешил своей дорогой.
Дом Мириам Ортеги стоял неподалеку от набережной. Тревейн прошел сквозь старомодную калитку в низкой каменной стене, обратив внимание на белый соляной налет на камнях, обращенных в сторону моря. Он поднялся по ступенькам и позвонил в дверной звонок. Дверь распахнулась.
Появившейся на пороге женщине было лет тридцать пять — сорок. Она была среднего роста, довольно крепкого телосложения, с густыми черными волосами, строго зачесанными назад. Эта прическа подчеркивала ее широкие скулы, напомнившие Тревейну лицо Сергея. В остальном же черты лица его дочери, и в частности ее нос с горбинкой, судя по всему, были унаследованы от покойной жены. Руфь Ортега была родом из Нового Синая, и ее гены наложили изрядный отпечаток на черты лица дочери. Тревейн подумал, что Мириам Ортега отнюдь не красавица.
— Госпожа Ортега?
— Да. А вы, должно быть, адмирал Тревейн. Мне сегодня звонил ваш адъютант. Прошу вас, заходите! — Ее голос был хрипловатым, но твердым. Он не дрожал, хотя лицо женщины было грустным.
Она проводила его через небольшую прихожую в гостиную с выходящими на улицу большими окнами в частом переплете. Комната блистала чистотой, но нисколько не походила на холодный зал для официальных приемов. Вдоль стен стояли старомодные книжные полки, а у окна — мольберт с кистями и красками. К стене был придвинут письменный стол с компьютером и полками для дисков.
— Вы занимаетесь живописью, госпожа Ортега?
— Изредка. Это просто мое хобби. Боюсь, у меня нет особого таланта.
Они присели, и Мириам Ортега закурила.
— Летом я брошу… Курить, а не писать! Но мои дурные привычки, пожалуй, помогают мне пережить происшедшее.
Тревейн почувствовал себя неудобно из-за того, что вынудил хозяйку таким путем напомнить ему о цели визита, и откашлялся:
— Госпожа Ортега, когда я в последний раз видел вашего отца, он говорил мне о вас. Он хотел, чтобы мы познакомились, и мне очень неприятно, что мы познакомились по такому печальному поводу. Прошу вас, примите мои соболезнования в связи с утратой. Уверяю вас, я разделяю ваше горе. Ваш отец во многих отношениях был одним из самых замечательных офицеров, под чьим началом мне приходилось служить.
«О господи! — подумал Тревейн. — Я не хотел говорить так официально. Это же звучит почти банально! Но что же мне говорить? Я всегда чувствую себя не в своей тарелке перед лицом трагических обстоятельств. Даже тех, которые затрагивают меня лично».
Мириам Ортега затянулась сигаретой и медленно выдохнула дым.
— Знаете, адмирал, думаю, отец был немного разочарован тем, что произвел на свет самого не склонного к военной службе отпрыска во всей Земной Федерации, но я достаточно изучила его образ мыслей, чтобы хорошо его понимать. Хотя иногда он и производил весьма беспечное впечатление, многое его серьезно заботило. В частности, он очень пекся о судьбе Земной Федерации и много размышлял о том, что значит служить в ее Военно-космическом флоте. Иногда он упоминал какую-то древнюю поговорку, в которой говорилось, что нужно прикрывать своим телом от ужасов войны тех, кого ты поклялся защищать. По-моему, он не мог представить себе более высокого призвания.
По выражению лица Мириам можно было предположить, что она полностью погружена в собственные мысли, но вот она подняла глаза на Тревейна, и тот почти физически ощутил несокрушимую жизненную энергию, которую она излучала. Когда она снова заговорила, ее голос был по-прежнему твердым, но слова вибрировали от эмоций.
— Наверное, отец желал себе именно такой смерти. Не буду отрицать, что мне его жалко, но, рискуя показаться бесчувственной, скажу, что не испытываю скорби. Скорбь для меня — это что-то слишком ничтожное. В ней нет места для гордости!
Тревейн поразился тому, насколько близки ее слова тому, о чем он часто думал сам. А кроме того, он удивился тому, как мог хотя бы на миг счесть, что у этой женщины заурядная внешность. Конечно, ее нельзя было назвать хорошенькой в банальном смысле этого слова, но лицо было крайне живым и выразительным. В нем чувствовалась ее индивидуальность. Он не мог припомнить никого хотя бы отдаленно похожего на нее.
Несколько мгновений ему хотелось раскрыться перед ней и рассказать о своих утратах. Она была человеком, которому хочется поверить самое сокровенное. Но нет, он был не вправе обременять ее еще и своими проблемами! Кроме того, он не был уверен в том, что уже готов открывать свои раны перед другими людьми.