— Разумеется, вы правы, госпожа Ильюшина, но мы вынуждены настаивать на том, чтобы по этому вопросу была достигнута совершенно четкая договоренность.
   — Безусловно… Мы хотим совместно с вами предложить репатриацию всем желающим. Им будет предоставлено бесплатное перемещение членов семей и личного имущества. Республика готова компенсировать репатриируемым утраченные капиталовложения и недвижимое имущество, если Земная Федерация поступит таким же образом. Расходы по репатриации и перемещению в равной степени возьмут на себя оба правительства. Вас это устраивает?
   — В таком виде мы, безусловно, можем представить ваше предложение на одобрение в Палату Миров. Но остается еще решить вопрос конфискованной собственности и ущерба в результате военных действий.
   — Война есть война! — возразила Татьяна. — Если имущество не было застраховано, ущерб, нанесенный военными действиями, к сожалению, не подлежит возмещению. Что же касается конфискованного имущества, — добавила она, одарив Хадада такой зловещей улыбкой, что у того застыла кровь в жилах, — Республика Свободных Землян опять-таки готова пойти вам навстречу. Мы хотим предложить, чтобы наши правительства компенсировали своим гражданам эти убытки.
   Сказав это, Татьяна с торжествующим видом откинулась в кресле. Министр финансов в правительстве Дитера издала сдавленный хрип. Ладислав усмехнулся, увидев, как помрачнел Хадад, а Сандерс одарил Татьяну широченной белозубой улыбкой.
   — Но вы же… вы же захватили имущества на сумму больше двух триллионов кредитов! — взвыла Аманда Сайдон. — А стоимость имущества, конфискованного Федерацией, составляет меньше трех процентов от этой цифры!
   — На самом деле, — сказала Татьяна с милой улыбкой, — стоимость собственности, захваченной Федерацией, составляет около шестидесяти семи миллиардов кредитов, а стоимость собственности, экспроприированной Республикой, определенная для целей налогообложения, — (Дитер поморщился, подумав о том, что собственники-«индустриалы» всегда занижали стоимость своих активов в Дальних Мирах по меньшей мере вдвое, чтобы платить поменьше налогов), — составляет два триллиона триста семьдесят два миллиарда кредитов. Правительство Республики Свободных Землян постановило, что собственность граждан Земной Федерации будет экспроприирована только в том случае, если Земная Федерация будет экспроприировать собственность ее граждан. — Татьяна с очаровательной улыбкой пожала плечами. — Ввиду того что, принимая закон об экспроприации Сайдона-Вальдека, Законодательное собрание Земной Федерации было уже знакомо с этим постановлением, нам пришлось сделать вывод, что Федерация решила пойти путем взаимной экспроприации. Поэтому…
   Ладислав и Сандерс поудобнее расположились в креслах и обменялись улыбками, слушая перепалку Татьяны и Аманды Сайдон. Дитер вздохнул, глядя на излучавшую уверенность Ильюшину, и подумал, что Сайдон ей и в подметки не годится. Удивительно, какие способные в Дальних Мирах женщины! И как это справедливо, что именно женщине суждено сейчас выжать все соки из Индустриальных Миров!
   — Ну что ж, Лад, — вздохнула Татьяна, вытянувшись в шезлонге, — кажется, мы победили! — Она усмехнулась: — Ознакомившись с нашими экономическими требованиями, Индустриальные Миры визжали, как боров под ножом мясника. Им непонятно, что война может не принести прибыль, а повлечь за собой расходы! Но что они могут поделать! С начала войны Дитер, кажется, сумел поставить их на место.
   — Так есть! — Ладислав неторопливо кивнул, развалившись в шезлонге. — Мы не зря стали прилететь сюда за тридевять земель!
   — Это точно… — Татьяна приподнялась на локте. — Ты пойдешь на голосование?
   — Нет, дитя мое! Я стал поклясться, что больше никогда не войду в Палату Миров, и стану сдержать эту клятву. Сходи туда сама. Я стану посмотреть голосование по голографическому телевидению.
   — Но ты же наш президент! Если ты не пойдешь, я тоже не пойду!
   — Татьяна! — сказал Ладислав, не открывая глаз. — Нельзя же быть такой упрямой! Я не стану пойти туда по личным мотивам и не стану изменить своего решения даже ради Оскара Дитера, который заслуживает нашего уважения… Прошу тебя, сходи за меня!
   Услышав, что Шорнинг с трудом ворочает языком от усталости, Татьяна присмотрелась к его лицу и разглядела морщины, избороздившие лоб Ладислава за последние шесть лет, и чуть заметную седину в его светлой бороде и волосах. Внезапно она почувствовала прилив нежности к этому огромному человеку, который так долго нес на своих плечах бремя борьбы Дальних Миров за свою независимость.
   — Ну ладно, — сказала она через мгновение. — И тем не менее… — Внезапно она замолчала. — Лад?
   Ладислав не отвечал. Его широкая грудь медленно вздымалась и опускалась. Татьяна улыбнулась, медленно встала и покинула помещение.
   «Испытания не прошли для них даром!» — подумал Дэвид Хейли, почти с отеческой гордостью глядя на снедаемых нетерпением, но спокойно ожидавших результатов голосования депутатов в Палате Миров. Те, кто в самом начале вызванного ими же к жизни кризиса метался из стороны в сторону, закалились и возмужали. Сейчас они сидели почти в полном молчании и ждали.
   Хейли размышлял о том, что предложенные Республикой условия мира содержат щадящие гордость Земной Федерации уступки почти по всем пунктам. «Вот только в вопросе об экспроприации они с завидным упорством настояли на своем! — с кривой усмешкой подумал Хейли. — Жители Дальних Миров прошли огонь, воду и медные трубы и одержали победу! Теперь, в качестве победителей, они больше не пойдут ни на какие уступки, и остается только посмотреть, достаточно ли возмужало Законодательное собрание, чтобы принять мир на честных условиях».
   На панели перед Хейли загорелась лампочка, и на маленьком экранчике появились результаты голосования. Он пробежал по ним глазами, потом громко стукнул церемониальным молотком, и по Палате Миров, казалось, пробежал электрический разряд.
   — Дамы и господа! Достопочтенные депутаты! — звонким голосом сказал Хейли. — Я должен объявить вам результаты голосования по внесенному министром иностранных дел предложению ратифицировать условия мира. — Он набрал в грудь побольше воздуха. — «За» проголосовали девятьсот семьдесят восемь депутатов, «против» — четыреста пятьдесят три депутата. Предложение принято! — завершил он дрожащим от облегчения голосом.
   Несколько мгновений в зале царила мертвая тишина. Потом послышался постепенно растущий ропот голосов. Не раздалось ни возгласов одобрения, ни торжествующих выкриков. Очень многие проделали слишком мучительный путь к этому моменту, но депутатам явно полегчало. Хейли чувствовал радость, витавшую в воздухе, когда он повернулся к вице-президенту Республики Свободных Землян и галантно наклонился, чтобы поцеловать ей руку.
   В зале раздались аплодисменты.

27
Заключение

   Оскар Дитер вытянулся в шезлонге и, глядя на усыпанное звездами небо, задумался о превратностях судьбы. Он, никогда не рассчитывавший стать чем-то большим, чем просто тенью Тальяферро, занял кресло премьер-министра хоть и уменьшившейся в размере, но наконец-то обретшей мир Земной Федерации, а Тальяферро больше не было в живых!..
   Дитер разглядывал холодные звезды, пытаясь найти среди них Фиону Мак-Таггарт, но ее там не было. Он мог искать сколько угодно, но Фиона ушла навсегда, и эта мысль не давала ему покоя.
   Рядом с ним кто-то откашлялся, он повернул голову и увидел Кевина Сандерса.
   — Добрый вечер, господин Сандерс!
   — Добрый вечер, господин премьер-министр. — В голосе Сандерса звучала легкая усмешка, но он очень мило улыбался.
   — Чем обязан вашему визиту?
   — Скажите, пожалуйста, — Сандерс слегка прищурился, — знали ли вы о том, что мне известно: вы передаете информацию мятежникам.
   — Умоляю вас, господин Сандерс! Давайте будем называть их «республиканцами».
   — Разумеется! Значит — республиканцам! — Сандерс на мгновение замолчал. — Ну так что? Знали?
   Дитер вопросительно посмотрел на своего гостя, а потом, впервые на памяти Сандерса, громко рассмеялся и неторопливо кивнул:
   — Да, знал. Я понял это еще до того, как попросил вас покинуть разведотдел ВКФ и войти в состав моего правительства.
   — Все-таки знали? — Сандерс, казалось, расстроился, но быстро взял себя в руки.
   — Впрочем, ваше молчание по этому поводу убедило меня в том, что вы умный и предусмотрительный человек. Такие люди были мне нужны.
   — Я был вам нужен, потому что вы с самого начала знали, чем все кончится, не так ли?
   Дитер понял, что вопрос Сандерса чисто риторический.
   — В каком-то смысле, да.
   — Разрешите заметить, — сухо сказал Сандерс, — что такое признание звучит довольно странно в устах человека, руководившего Федерацией во время войны.
   — Вы так полагаете? — Дитер усмехнулся. — Возможно, вы правы. Но если вы действительно так считаете, вам следовало сказать мне об этом раньше.
   — Пожалуй, да… И все же не удовлетворите ли вы мое любопытство еще в одном вопросе. Ведь я же вас не выдал…
   — Охотно.
   — Зачем вы это делали? — спросил внезапно посерьезневший Сандерс.
   — Но ведь кто-то должен был это делать, — негромко произнес Дитер. — Кроме того, я в долгу перед одним человеком.
   — Перед Фионой Мак-Таггарт? — тихо спросил Сандерс.
   — Вы и правда очень проницательны, господин Сандерс, — негромко сказал Дитер. Да, перед Фионой. А еще перед всеми людьми, сражавшимися на войне, которой они сами не могли положить конец… Но прежде всего перед Фионой. Интересно, довольна ли она?
   — Господин Дитер! — Сандерс с улыбкой, игравшей в уголках рта, взглянул на лежавшего в шезлонге премьер-министра. — Я уверен, что она довольна. Фиона Мак-Таггарт была замечательной женщиной: талантливой, умной и проницательной… Но она довольна вами совсем по другой причине.
   — По какой же, господин Сандерс?
   — У нее тоже очень развито чувство юмора, — прямо ответил Сандерс.
   — Ну что ж, Лад! — Двигатели заработали, «Прометей» рванулся вперед, а Татьяна подняла рюмку, глядя в глаза Шорнингу — Один Господь знает, как тебе это удалось, но ты победил! Даже тогда, когда мне казалось, что все пропало, ты не сдавался и заставлял нас бороться до победного конца!
   Она задумчиво покачала головой, а Ладислав тепло улыбнулся, откинувшись в кресле и наслаждаясь чувством удовлетворения результатами огромного труда. Конечно, победа досталась дорогой ценой, но какое огромное облегчение он сейчас испытывал!
   — В капитанском салоне организуют праздник, — лукаво улыбаясь, сказала Татьяна. — Что-то вроде генеральной репетиции бала победителей. Ты пойдешь?
   — Нет, дитя мое! — Ладислав покачал головой. — Я слишком устал и, пожалуй, просто стану посидеть здесь. Мне надо подумать.
   — Ну ладно! Татьяна поняла, что ей не уговорить Ладислава, и быстро поцеловала его в щеку. — Отдохни! Ты это заслужил.
   Она пошла было к двери, но остановилась и оглянулась.
   — Фиона очень гордилась бы тобой, Лад, негромко сказала Татьяна, хотела еще что-то прибавить, но не нашла нужных слов. Она шагнула к выходу, и мгновение спустя дверь за ней бесшумно закрылась.
   Ладислав провел ладонью над фотоэлементом, управляющим освещением, погрузив каюту в приятную полутьму, и вытащил из кармана голограмму в потертой рамке. Плоская голограмма передавала изображение хуже, чем кубическая, но и на ней была прекрасно видна молодая рыжеволосая девушка, которая чему-то смеялась, стоя на борту корабля рядом с таким же молодым Шорнингом. Погрузившись в светлую печаль, он очень долго молча смотрел на голограмму, а потом покачал головой.
   — Так есть, Татьяна! Я победил, — прошептал он и поднял голограмму, чтобы луч приглушенного света упал на улыбающееся лицо Фионы. — Прости меня, моя любовь, — негромко сказал он, и по его бородатой щеке покатилась слеза. — Я знаю, ты не хотела, чтобы все произошло так, но по-другому я не сумел…
   Магда Петрова погладила по голове сидевшего у нее на коленях и оравшего во все горло младенца. Она разлила водку и посмотрела на Кондора, который так широко улыбался их гостье, что казался намного пьянее, чем был на самом деле. Маленькая женщина в безукоризненном мундире подняла дрожащей рукой свою стопку и осоловело уставилась на него.
   — Я, адмирал флота Ли Хан, заместитель Первого лорда космического Адмиралтейства Республики Свободных Землян, — сказала она, стараясь справиться с заплетавшимся языком, — пьяна. Пьяна, как свинья!
   — Ну и отлично! — Магда проследила, чтобы Ли Хан выпила свою стопку до дна и сразу снова ее наполнила.
   — По-моему, вы нарочно меня напоили, — пожаловалась Ли Хан.
   — Ну вот еще! — сказала Магда. — С какой стати?!
   — Потому что, — тщательно выговаривая слова, сказала Ли Хан, — ты решила, что так надо! — Она икнула, не потеряв при этом серьезного выражения лица. — Ты считаешь, что у меня внутри накопилось слишком много невысказанного, не так ли, моя бледнолицая подруга? — Она на мгновение замолчала и схватилась за край стола, попытавшегося куда-то отъехать от нее.
   — Может, и так.
   — Для отпрыска бледнолицых дьяволов, — сказала Ли Хан, — ты весьма проницательна.
   Внешне Ли Хан была спокойна, но на ресницах вдруг заблестели слезы.
   — Да, накопилось, — продолжала она с отсутствующим видом. — Накопилось. Еще со времен Симмарона. — Ли Хан заморгала, и слезы наконец покатились у нее по щекам. Она с трудом перевела дух. — Они все погибли. А я жива! Смешно, правда? — Она рассмеялась страшным хриплым смехом и спрятала лицо в ладонях. — Они мертвы, а я жива! Я, тупая тварь, погубившая их! Их… всех… — Ли Хан не то всхлипнула, не то вскрикнула, словно от нестерпимой боли. — Цинг Чанга! Сунг Чунг Хая! Их всех! Потому что я не справилась…
   — Ну что ты, Ли Хан! — Магда поспешила вокруг стола, обняла плачущую женщину за худые плечи и прижала к себе. — Это неправда, и ты сама прекрасно это знаешь!
   — Это правда! — возопила Ли Хан в бесконечном отчаянии.
   — Нет, неправда, — тихо проговорила Магда. — Но ты должна была выговориться. Ты должна была сказать это, а то не смогла бы жить дальше. Не забывай о них, Ли Хан, но не позволяй прошлому лечь тенью на твое будущее.
   — На какое будущее? — с горечью спросила Ли Хан. — У меня нет никакого будущего.
   — Нет, есть! — Магда негромко рассмеялась и посадила на колени к подруге свою дочь.
   Ли Хан машинально прижала ее к себе и, моргая, сквозь слезы посмотрела на маленькое личико. Ребенок в свою очередь уставился на нее черными глазами, и Ли Хан улыбнулась дрожащими губами
   — Вот видишь, — тихонько проговорила Магда. — Будущее есть всегда.
   — Да, — прошептала Ли Хан, крепко обняв свою крестницу. — Ты права, Магда.
   — Я рад, что ты наконец прозрела, — суровым голосом сказал Кондор, усевшись с другой стороны и решительно обняв Ли Хан за плечи. — Теперь, — продолжал он с таким видом, будто делал Ли Хан великое одолжение, — и тебе есть кого воспитывать!
   — Я бы давно научился легко передвигаться на этом протезе, — жаловался Хоакин Сандоваль троице своих посетителей, если бы не проклятые докторишки с их запретами! Я уже почти выздоровел и прекрасно могу стоять на ногах! Да, да! Не на одной ноге, как журавль! А на обеих ногах!
   — Не спеши! — пробурчал Шон Ремке. Они с Йошинакой частенько заходили к Сандовалю после возвращения на Ксанаду. Соня Десай пришла сегодня вместе с ними, и для нее это было не столько встречей, сколько прощанием с единственными на свете людьми, не считавшими ее бессердечным чудовищем. Она возвращалась в Земную Федерацию.
   — Да, да, — подтвердила она, глядя на их пораженные лица. — Федерация, а также Союз разумных существ Земли и Ориона признали все звания, присвоенные нам в Пограничных Мирах, и мне сообщили, что я нужна Федерации.
   На лице у Сони появилось нетипичное для нее доброе выражение. Она даже попыталась улыбнуться.
   — Я очень скучаю по родной планете. И кроме того… — Она замолчала и сделала рукой какое-то едва заметное движение, в которое тем не менее вложила всю свою боль.
   Она встретилась глазами с Сандовалем, и тот все понял без слов.
   Воздух в зале под Медицинским центром в Прескотт-Сити был таким холодным, что, казалось, вот-вот расколется на миллион маленьких льдинок. Стоявший в центре зала закрытый резервуар, похожий на гроб, и подключенные к нему приборы были покрыты тонким слоем инея.
   Открылась дверь, и в зал вошла Мириам Ортега, которую закутали в теплое пальто, чтобы защитить от холода, которого она совсем не замечала. Она подошла к резервуару и очень долго стояла рядом с ним, ничего не говоря и не двигаясь. Тепло ее дыхания поднималось легким облачком над головой. Через некоторое время по ее щекам покатились слезы, которые не суждено было увидеть посторонним. На морозе они катились очень медленно и не мешали Мириам с кем-то беззвучно общаться.
   Наконец она протянула слегка дрожащую правую руку и коснулась кончиками пальцев крышки резервуара. Лишь тогда она с трудом перевела дух и заговорила очень тихим, но ровным голосом:
   — Иан, сегодня утром я открыла первое заседание учредительного собрания Федерации Пограничных Миров… Прости меня!
   Мириам медленно убрала руку, оставив на крышке пять тонких полосок, на которых — совсем как слезинки на морозе — засверкали маленькие капельки влаги. Еще через мгновение она снова перевела дух, расправила плечи, повернулась и вышла из зала.
   Когда за ней закрылась дверь, иней уже почти скрыл следы ее пальцев на крышке гроба.