Страница:
Ладислав настороженно прищурил глаза. Так значит, этот «индустриал» догадался, что Шорнинг не так прост, как кажется? Тем не менее Дитеру явно было все равно. А что если у него действительно какая-то важная конфиденциальная информация?
— Ну ладно, господин Дитер, — сказал Ладислав, — обещаю, что о нашем разговоре никто не узнает.
— Благодарю вас, господин Шорнинг! — От этого обещания Дитеру явно полегчало, но теперь он как будто не знал, с чего начать. Шорнинг почти физически ощущал, как Дитер собирается с мужеством, чтобы продолжить.
— Господин Шорнинг, вчера вечером я поступил очень глупо, и мы оба это знаем, но, ей-богу, я не знал, к чему приведет мой поступок.
— О чем вы? — нахмурившись, спросил Ладислав. «Неужели Дитер опять обкурился?!» — подумал он.
— Из-за моего поведения рухнуло множество планов, — затараторил Дитер. — Не сомневаюсь, вы понимаете, что я имею в виду. И все-таки я и представить себе не мог, что некоторые из моих соратников в буквальном смысле слова готовы на все. Господин Шорнинг, они ведь собираются ее убить!
Дитер обмяк, словно с его плеч упало тяжелое бремя, но Ладислав несколько секунд пребывал в полной растерянности. Потом до него дошел смысл услышанных слов.
— Вы что, серьезно? На депутата Мак-Таггарт готовится покушение?
— Да! То есть мне так кажется! — Дитер опять обеспокоено заерзал. — Я знаю только то, что это обсуждалось.
Ну вы сами понимаете: как было бы удобно, если бы с Мак-Таггарт что-нибудь случилось и все такое… Я пытался протестовать, но теперь меня никто не слушает…
— Кто и когда? — прервал его Ладислав.
— Я даже не знаю, пойдут ли они на это! — Дитер выглядел крайне озабоченным. — По-моему… Мне кажется, всем руководит Франсуа Фуше, но я не знаю, где и как он хочет это осуществить.
— Вам больше нечего мне сказать?
— Да… То есть Франсуа что-то говорил о том, каким опасным может быть Гран-Йорк.
— Боже мой! — Ладислав побледнел и потянулся было к кнопке, чтобы прервать разговор, но передумал и еще раз взглянул на жалкого «индустриала». — Благодарю вас, господин Дитер. Я на вас больше не в обиде.
Дитер слегка приободрился, поняв, что Шорнинг берет назад вызов на поединок.
— Спасибо, — прошептал он. — И прошу вас, не дайте им ее убить! Я и представить себе не мог, что… — Дитер умолк и, став на мгновение таким, каким Ладислав всегда его знал, погрозил пальцем. — Ну все! Спасите ее, господин Шорнинг! И скажите, что… я прошу у нее прощения!
— Непременно! Всего хорошего!
Бросив взгляд на часы, Ладислав сразу переключился на другой канал. Если ему повезет и на улицах Гран-Йорка обычные пробки, Фиона еще не доехала до Метрополитен-Опера.
— Вот это да, Крис! Неужели мы так быстро доехали! — воскликнула Фиона, когда автомобиль остановился у поребрика.
— Я и сам удивляюсь, босс, — ответил молодой охранник, разглядывая элегантно одетую публику у дверей оперного театра.
— Ну и прекрасно! Ненавижу пробираться на свое место по ногам зрителей.
Крис Фельдерман распахнул дверцу, Фиона вышла из машины и следом за ним стала пробираться сквозь толпу к входу.
— Держи вора!
Фиона и Фельдерман обернулись на крик и увидели, как кто-то из толпы вырвал сумочку из рук жены руководителя
делегации с планеты Шанхай и бросился наутек. Вор прошмыгнул рядом с Фионой, та дернула за рукав своего телохранителя.
— Хватай его, Крис! Он украл сумочку госпожи By!
— Есть! — Длинноногий Фельдерман ринулся за вором и уже почти настиг его, но тут Фиона почувствовала затылком чей-то взгляд, обернулась и с тревогой разглядела двух человек, шедших прямо к ней. Она не видела их раньше, но у них были такие суровые лица, что ей стало не по себе. Недоброе предчувствие охватило ее, переросло в панический ужас, но она тут же опомнилась и взяла себя в руки.
Фиона и не думала бежать, а Криса звать было поздно. Мысли мелькали в ее мозгу как молнии, но реакция оказалась еще быстрее. Она сунула руку в сумочку, нащупала игломет. Не пытаясь вытащить оружие, она подняла его вместе с сумочкой.
Наемные убийцы были с Шилоха. Они не ожидали, что их жертва вооружена, а в первую очередь их застала врасплох быстрота ее движений. Недаром она выросла на планете с большой силой тяжести! И все же они были профессионалами и сразу все поняли.
Треск двух пистолетов-пулеметов слился с пронзительным визгом игломета.
Фиона лежала на тротуаре. «О боже! Какая невыносимая боль!» Она негромко застонала. Лежа в луже какой-то горячей жидкости, почувствовала, как ей под голову подложили что-то вроде подушки. Она открыла глаза и с трудом поняла, что над ней наклонился Крис Фельдерман. Но почему он плачет?
— Крис? — прошептала она ослабевшим до неузнаваемости голосом. У нее что-то капало с подбородка, и внезапно Фиона поняла, что это кровь. Впрочем, особого впечатления это на нее не произвело.
— Фиона, прошу тебя, молчи! Сейчас приедет «скорая».
— «Скорая»? — Фиона непонимающе заморгала. Над тротуаром вилась какая-то легкая дымка, из-за нее мало что было видно. На улице вдруг заметно похолодало. Лишь потом до Фионы дошло, зачем нужна «скорая».
— Не волнуйся! «Скорая» уже ни к чему! — прошептала она.
— Сейчас! Они сейчас приедут! — всхлипывая, бормотал Крис, словно подгоняя «скорую помощь».
— Ну и хорошо! — Фиона понимала, что врачи ей уже не помогут, но на удивление ясное сознание подсказало ей, что Криса лучше не расстраивать. — А что с…
— Покойники! — сквозь зубы прошипел Крис. — Ты прикончила их обоих.
— Здорово!
Дымка сгустилась. Фионе становилось все холоднее и холоднее. Вдруг темнота, маячившая за туманной пеленой, показалась ей теплой и уютной. Там ей больше не будет больно! Но, может, она что-то не успела сказать? Фиона собрала все оставшиеся силы и улыбнулась Крису окровавленными губами. Неподалеку со свистом приземлились два полицейских аэромобиля, но она даже не обратила на них внимания, а только крепче сжала руку Криса.
— Передай… Ладу… огромный привет! — пробормотала она. — И скажи ему… что я пристрелила их об…
И тут для Фионы Мак-Таггарт свет погас навсегда.
Ладислав Шорнинг восседал в Палате Миров, как огромный валун из бофортского гранита. Его мысли были чернее задрапированного крепом кресла рядом с ним. Это он во всем виноват. Виноват перед своей планетой, перед собой и прежде всего перед Фионой. Крис Фельдерман считал во всем виноватым себя, но он, Ладислав, знал настоящего убийцу. Остальные члены бофортской делегации были в шоке, но, в отличие от Ладислава, старались не унывать.
Он же вспоминал, как рос вместе с Фионой на продуваемых всеми ветрами берегах моря, лилового в лучах оранжевого бофортского солнца. Он вспомнил, как они ходили под парусом и ловили рыбу. Тот день, когда она подала заявление о приеме на службу в Силы по защите морей, тот день, когда она убедила его баллотироваться на пост депутата от Бофорта в Палате Миров.
«Мне нужен надежный друг, защита и опора», — сказала она ему, и он защищал ее десять лет, вплоть до того дня, когда отпустил Фиону одну на улицы прародины человека, где ее и умертвили, как скотину на бойне.
Когда его захлестнули невыносимо болезненные воспоминания, Ладислав стиснул зубы, и вдруг его мозг, как раскаленная игла, пронзила одна-единственная до предела отчетливая мысль: существование Земной Федерации не стоило жизни Фионы.
«Четыре с половиной века человеческой истории в конечном итоге ничего не стоят! — с горечью подумал он, глядя на мраморные полы и увешанные знаменами стены. — Мы сумели построить только этот пышный театр, этот мавзолей умерших идеалов, это вместилище для правительства, в котором заседают убийцы!»
Широкое лицо Ладислава помрачнело. Вместе с Фионой умерли все его иллюзии. Теперь речь уже не шла о постепенном поступательном развитии, о медленной эволюции. С гибелью Фионы политический блок Дальних Миров оказался обезглавленным. Лишившись лидера, он стал разваливаться, по мере того как разъяренные власти в Дальних Мирах требовали найти заказчиков убийства. Однако те прекрасно замели следы.
Убийцы же были обитателями Звездных Окраин, а не Внутренних Миров, и тем не менее все понимали, кто их нанял. Ладиславу об этом сообщил Дитер, но Шорнинг дал слово никому об этом не рассказывать. Впрочем, его сторонники и не нуждались в этой информации, ведь Звездные Окраины прекрасно знали, кто их недруги. И все же бездоказательно никого обвинить было нельзя, а не доказав вину, никого нельзя было наказать. Не погасив жажду мести, политический блок Дальних Миров скоро распался бы в припадках слепой ярости, и его смела бы с пути хорошо отлаженная политическая машина «индустриалов». Шорнинг хорошо это понимал и все-таки радовался этому. Такая перспектива совершенно его не удручала.
Он поднялся и нажал на клавишу, прося предоставить ему слово. В зале на мгновение воцарилась тишина. Депутат от Занаду взглянул вниз с огромного экрана, чтобы посмотреть, кто прервал его выступление.
— Господин спикер, — медленно сказал депутат, — я уступаю трибуну достопочтенному депутату от Бофорта.
На главном экране появилось угрюмое лицо Ладислава, и в зале воцарилось молчание, потому что Шорнинг попросил слова впервые за десять лет.
— Господин спикер! — Шорнинг говорил хриплым голосом, практически без акцента, и среди депутатов, понявших, что он много лет только притворялся необразованным провинциалом, прокатился ропот удивления. — Я бы хотел, чтобы вы пролили свет на одну проблему юридического характера.
— С удовольствием, господин Шорнинг, — ответил Хейли с сочувственным выражением лица.
— Господин спикер, если я не ошибаюсь, много лет назад, а точнее в две тысячи триста пятьдесят седьмом году, Винстона Ортлера с Голвея обвинили в убийстве его любовницы с Земли.
Депутаты застыли в немом изумлении, лицо Саймона Тальяферро исказила злобная гримаса, а Хейли уставился на Ладислава с совершенно ошарашенным видом.
— Я прав, господин спикер?
— Да, вы правы. Но официального обвинения ему так и не было предъявлено…
— Совершенно верно, господин спикер, — сказал Ладислав с непроницаемым лицом. — Официального обвинения ему не было предъявлено точно так же, как никого официально не обвинили в гибели Фионы Мак-Таггарт, а точнее, в ее убийстве по политическим мотивам. Тем не менее, насколько мне известно, в упомянутом мною случае вина была доказана, но депутаты, коллеги Ортлера, постановили, что, согласно конституции, он, как депутат Палаты Миров, пользуется неприкосновенностью и против него ни в коем случае не может быть возбуждено уголовное дело, не правда ли?
— Да, господин Шорнинг, — негромко ответил Хейли. — Думаю, что дело обстояло именно так. — Потом Хейли набрал полную грудь воздуха и решил поставить все точки над «и»: — Можно мне поинтересоваться, почему вы об этом спрашиваете?
— Конечно можно! — Ладислав выпрямился во весь рост, поднявшись над остальными депутатами, как разгневанный титан. — Я считаю, что теперь, как и тогда, виновные не понесут наказания, потому что убийцы Фионы Мак-Таггарт заседают вместе с нами в Палате Миров!
Этих слов Шорнинга уже давно ждали, и все равно они произвели эффект разорвавшейся бомбы. Призывая депутатов к порядку, спикер ударил по столу молотком, но Ладислав повернул регулятор громкости на своем пульте до конца. Его могучий бас перекрыл хаос голосов и заставил депутатов замолкнуть.
— Фиону Мак-Таггарт раздавила политическая машина, направляемая Саймоном Тальяферро! — В зале послышались невнятные возгласы возмущения и одобрения одновременно, но Ладислав еще не закончил. — На спусковые крючки нажали пальцы обитателей Дальних Миров, но их купили на деньги «индустриалов». Возможно, это так и не удастся официально доказать, но убийство было спланировано Франсуа Фуше, потому что Фиона Мак-Таггарт встала на пути Саймона Тальяферро.
Страстное выступление Ладислава настолько шокировало Палату Миров, что депутаты наконец замолчали; только некоторые представители Индустриальных Миров продолжали с места выкрикивать опровержения. Ладислав уменьшил громкость репродуктора.
— Впрочем, что там! — проговорил он негромко, но его усиленный динамиками голос разнесся по всему притихшему залу. — Мы, обитатели Дальних Миров, хорошо усвоили преподнесенный нам урок. Мы не можем обратиться за помощью к Законодательному собранию, лишившему нас всех прав… Впрочем, и это не важно. Теперь все не важно, потому что, когда вы убили Фиону, — с этими словами Шорнинг смерил негодующим взглядом делегацию Нового Голвея, — а остальные депутаты Внутренних Миров спустили вам это, не призвав вас к ответу, вы уничтожили саму Палату Миров. Вы все мертвецы в зале, наполненном призраками, и, проснувшись одним прекрасным утром, вы обнаружите, что остались здесь в полном одиночестве…
Ладислав замолчал и при гробовом молчании зала уже отвернулся было от экрана, но передумал и остановился. Он сжал кулаки, а когда снова повернулся к камере, было видно, как по его лицу, искаженному лютой ненавистью и горем утраты, перекатываются желваки.
— Однако ваша вонючая конституция станет сослужить последнюю добрую службу Фионе, — сказал он с сильным бофортским акцентом. — Может, она будет защитить и жителя Дальнего Мира, как однажды стала защитить «индустриала»?!
Депутаты в немом изумлении смотрели, как он перепрыгнул через низкие перила вокруг мест, занятых бофортской делегацией. Не успели те встать со своих мест, а длинноногий Шорнинг уже преодолел десять метров мраморного пола, отделявшие его от делегации Нового Цюриха.
Фуше заметил его приближение и вскочил, сунув руку за пазуху, но Ладислав оказался быстрее. Одним прыжком Шорнинг, привыкший к силе тяжести, на тридцать процентов превышающей земную и почти на сорок процентов — силу тяжести на Новом Цюрихе, оказался в центре делегации с этой планеты, схватил стальными пальцами Фуше за запястье и резко крутанул его. Вопль Фуше заглушил хруст раздробленных костей. Ладислав одним рывком вытащил подвывавшего «индустриала» к низким перилам, играючи расшвыривая левой рукой депутатов Нового Цюриха, бросившихся было на помощь своему коллеге, и проревел, заглушив раздававшиеся вокруг вопли:
— Может, конституция станет защитить и простого жителя Звездной Окраины, собравшегося свершить правосудие?!
На глазах депутатов, вскочивших на ноги в немом изумлении, Ладислав схватил Фуше за горло. К нему бросились два ликтора, но было слишком поздно. Громовой голос Шорнинга заглушил визг Фуше, почувствовавшего стальные пальцы на своей шее:
— Может, ваша вонючая конституция станет защитить и меня за то, что я сейчас буду сделать!
С этими словами он свернул Фуше шею, как куренку.
2
— Ну ладно, господин Дитер, — сказал Ладислав, — обещаю, что о нашем разговоре никто не узнает.
— Благодарю вас, господин Шорнинг! — От этого обещания Дитеру явно полегчало, но теперь он как будто не знал, с чего начать. Шорнинг почти физически ощущал, как Дитер собирается с мужеством, чтобы продолжить.
— Господин Шорнинг, вчера вечером я поступил очень глупо, и мы оба это знаем, но, ей-богу, я не знал, к чему приведет мой поступок.
— О чем вы? — нахмурившись, спросил Ладислав. «Неужели Дитер опять обкурился?!» — подумал он.
— Из-за моего поведения рухнуло множество планов, — затараторил Дитер. — Не сомневаюсь, вы понимаете, что я имею в виду. И все-таки я и представить себе не мог, что некоторые из моих соратников в буквальном смысле слова готовы на все. Господин Шорнинг, они ведь собираются ее убить!
Дитер обмяк, словно с его плеч упало тяжелое бремя, но Ладислав несколько секунд пребывал в полной растерянности. Потом до него дошел смысл услышанных слов.
— Вы что, серьезно? На депутата Мак-Таггарт готовится покушение?
— Да! То есть мне так кажется! — Дитер опять обеспокоено заерзал. — Я знаю только то, что это обсуждалось.
Ну вы сами понимаете: как было бы удобно, если бы с Мак-Таггарт что-нибудь случилось и все такое… Я пытался протестовать, но теперь меня никто не слушает…
— Кто и когда? — прервал его Ладислав.
— Я даже не знаю, пойдут ли они на это! — Дитер выглядел крайне озабоченным. — По-моему… Мне кажется, всем руководит Франсуа Фуше, но я не знаю, где и как он хочет это осуществить.
— Вам больше нечего мне сказать?
— Да… То есть Франсуа что-то говорил о том, каким опасным может быть Гран-Йорк.
— Боже мой! — Ладислав побледнел и потянулся было к кнопке, чтобы прервать разговор, но передумал и еще раз взглянул на жалкого «индустриала». — Благодарю вас, господин Дитер. Я на вас больше не в обиде.
Дитер слегка приободрился, поняв, что Шорнинг берет назад вызов на поединок.
— Спасибо, — прошептал он. — И прошу вас, не дайте им ее убить! Я и представить себе не мог, что… — Дитер умолк и, став на мгновение таким, каким Ладислав всегда его знал, погрозил пальцем. — Ну все! Спасите ее, господин Шорнинг! И скажите, что… я прошу у нее прощения!
— Непременно! Всего хорошего!
Бросив взгляд на часы, Ладислав сразу переключился на другой канал. Если ему повезет и на улицах Гран-Йорка обычные пробки, Фиона еще не доехала до Метрополитен-Опера.
— Вот это да, Крис! Неужели мы так быстро доехали! — воскликнула Фиона, когда автомобиль остановился у поребрика.
— Я и сам удивляюсь, босс, — ответил молодой охранник, разглядывая элегантно одетую публику у дверей оперного театра.
— Ну и прекрасно! Ненавижу пробираться на свое место по ногам зрителей.
Крис Фельдерман распахнул дверцу, Фиона вышла из машины и следом за ним стала пробираться сквозь толпу к входу.
— Держи вора!
Фиона и Фельдерман обернулись на крик и увидели, как кто-то из толпы вырвал сумочку из рук жены руководителя
делегации с планеты Шанхай и бросился наутек. Вор прошмыгнул рядом с Фионой, та дернула за рукав своего телохранителя.
— Хватай его, Крис! Он украл сумочку госпожи By!
— Есть! — Длинноногий Фельдерман ринулся за вором и уже почти настиг его, но тут Фиона почувствовала затылком чей-то взгляд, обернулась и с тревогой разглядела двух человек, шедших прямо к ней. Она не видела их раньше, но у них были такие суровые лица, что ей стало не по себе. Недоброе предчувствие охватило ее, переросло в панический ужас, но она тут же опомнилась и взяла себя в руки.
Фиона и не думала бежать, а Криса звать было поздно. Мысли мелькали в ее мозгу как молнии, но реакция оказалась еще быстрее. Она сунула руку в сумочку, нащупала игломет. Не пытаясь вытащить оружие, она подняла его вместе с сумочкой.
Наемные убийцы были с Шилоха. Они не ожидали, что их жертва вооружена, а в первую очередь их застала врасплох быстрота ее движений. Недаром она выросла на планете с большой силой тяжести! И все же они были профессионалами и сразу все поняли.
Треск двух пистолетов-пулеметов слился с пронзительным визгом игломета.
Фиона лежала на тротуаре. «О боже! Какая невыносимая боль!» Она негромко застонала. Лежа в луже какой-то горячей жидкости, почувствовала, как ей под голову подложили что-то вроде подушки. Она открыла глаза и с трудом поняла, что над ней наклонился Крис Фельдерман. Но почему он плачет?
— Крис? — прошептала она ослабевшим до неузнаваемости голосом. У нее что-то капало с подбородка, и внезапно Фиона поняла, что это кровь. Впрочем, особого впечатления это на нее не произвело.
— Фиона, прошу тебя, молчи! Сейчас приедет «скорая».
— «Скорая»? — Фиона непонимающе заморгала. Над тротуаром вилась какая-то легкая дымка, из-за нее мало что было видно. На улице вдруг заметно похолодало. Лишь потом до Фионы дошло, зачем нужна «скорая».
— Не волнуйся! «Скорая» уже ни к чему! — прошептала она.
— Сейчас! Они сейчас приедут! — всхлипывая, бормотал Крис, словно подгоняя «скорую помощь».
— Ну и хорошо! — Фиона понимала, что врачи ей уже не помогут, но на удивление ясное сознание подсказало ей, что Криса лучше не расстраивать. — А что с…
— Покойники! — сквозь зубы прошипел Крис. — Ты прикончила их обоих.
— Здорово!
Дымка сгустилась. Фионе становилось все холоднее и холоднее. Вдруг темнота, маячившая за туманной пеленой, показалась ей теплой и уютной. Там ей больше не будет больно! Но, может, она что-то не успела сказать? Фиона собрала все оставшиеся силы и улыбнулась Крису окровавленными губами. Неподалеку со свистом приземлились два полицейских аэромобиля, но она даже не обратила на них внимания, а только крепче сжала руку Криса.
— Передай… Ладу… огромный привет! — пробормотала она. — И скажи ему… что я пристрелила их об…
И тут для Фионы Мак-Таггарт свет погас навсегда.
Ладислав Шорнинг восседал в Палате Миров, как огромный валун из бофортского гранита. Его мысли были чернее задрапированного крепом кресла рядом с ним. Это он во всем виноват. Виноват перед своей планетой, перед собой и прежде всего перед Фионой. Крис Фельдерман считал во всем виноватым себя, но он, Ладислав, знал настоящего убийцу. Остальные члены бофортской делегации были в шоке, но, в отличие от Ладислава, старались не унывать.
Он же вспоминал, как рос вместе с Фионой на продуваемых всеми ветрами берегах моря, лилового в лучах оранжевого бофортского солнца. Он вспомнил, как они ходили под парусом и ловили рыбу. Тот день, когда она подала заявление о приеме на службу в Силы по защите морей, тот день, когда она убедила его баллотироваться на пост депутата от Бофорта в Палате Миров.
«Мне нужен надежный друг, защита и опора», — сказала она ему, и он защищал ее десять лет, вплоть до того дня, когда отпустил Фиону одну на улицы прародины человека, где ее и умертвили, как скотину на бойне.
Когда его захлестнули невыносимо болезненные воспоминания, Ладислав стиснул зубы, и вдруг его мозг, как раскаленная игла, пронзила одна-единственная до предела отчетливая мысль: существование Земной Федерации не стоило жизни Фионы.
«Четыре с половиной века человеческой истории в конечном итоге ничего не стоят! — с горечью подумал он, глядя на мраморные полы и увешанные знаменами стены. — Мы сумели построить только этот пышный театр, этот мавзолей умерших идеалов, это вместилище для правительства, в котором заседают убийцы!»
Широкое лицо Ладислава помрачнело. Вместе с Фионой умерли все его иллюзии. Теперь речь уже не шла о постепенном поступательном развитии, о медленной эволюции. С гибелью Фионы политический блок Дальних Миров оказался обезглавленным. Лишившись лидера, он стал разваливаться, по мере того как разъяренные власти в Дальних Мирах требовали найти заказчиков убийства. Однако те прекрасно замели следы.
Убийцы же были обитателями Звездных Окраин, а не Внутренних Миров, и тем не менее все понимали, кто их нанял. Ладиславу об этом сообщил Дитер, но Шорнинг дал слово никому об этом не рассказывать. Впрочем, его сторонники и не нуждались в этой информации, ведь Звездные Окраины прекрасно знали, кто их недруги. И все же бездоказательно никого обвинить было нельзя, а не доказав вину, никого нельзя было наказать. Не погасив жажду мести, политический блок Дальних Миров скоро распался бы в припадках слепой ярости, и его смела бы с пути хорошо отлаженная политическая машина «индустриалов». Шорнинг хорошо это понимал и все-таки радовался этому. Такая перспектива совершенно его не удручала.
Он поднялся и нажал на клавишу, прося предоставить ему слово. В зале на мгновение воцарилась тишина. Депутат от Занаду взглянул вниз с огромного экрана, чтобы посмотреть, кто прервал его выступление.
— Господин спикер, — медленно сказал депутат, — я уступаю трибуну достопочтенному депутату от Бофорта.
На главном экране появилось угрюмое лицо Ладислава, и в зале воцарилось молчание, потому что Шорнинг попросил слова впервые за десять лет.
— Господин спикер! — Шорнинг говорил хриплым голосом, практически без акцента, и среди депутатов, понявших, что он много лет только притворялся необразованным провинциалом, прокатился ропот удивления. — Я бы хотел, чтобы вы пролили свет на одну проблему юридического характера.
— С удовольствием, господин Шорнинг, — ответил Хейли с сочувственным выражением лица.
— Господин спикер, если я не ошибаюсь, много лет назад, а точнее в две тысячи триста пятьдесят седьмом году, Винстона Ортлера с Голвея обвинили в убийстве его любовницы с Земли.
Депутаты застыли в немом изумлении, лицо Саймона Тальяферро исказила злобная гримаса, а Хейли уставился на Ладислава с совершенно ошарашенным видом.
— Я прав, господин спикер?
— Да, вы правы. Но официального обвинения ему так и не было предъявлено…
— Совершенно верно, господин спикер, — сказал Ладислав с непроницаемым лицом. — Официального обвинения ему не было предъявлено точно так же, как никого официально не обвинили в гибели Фионы Мак-Таггарт, а точнее, в ее убийстве по политическим мотивам. Тем не менее, насколько мне известно, в упомянутом мною случае вина была доказана, но депутаты, коллеги Ортлера, постановили, что, согласно конституции, он, как депутат Палаты Миров, пользуется неприкосновенностью и против него ни в коем случае не может быть возбуждено уголовное дело, не правда ли?
— Да, господин Шорнинг, — негромко ответил Хейли. — Думаю, что дело обстояло именно так. — Потом Хейли набрал полную грудь воздуха и решил поставить все точки над «и»: — Можно мне поинтересоваться, почему вы об этом спрашиваете?
— Конечно можно! — Ладислав выпрямился во весь рост, поднявшись над остальными депутатами, как разгневанный титан. — Я считаю, что теперь, как и тогда, виновные не понесут наказания, потому что убийцы Фионы Мак-Таггарт заседают вместе с нами в Палате Миров!
Этих слов Шорнинга уже давно ждали, и все равно они произвели эффект разорвавшейся бомбы. Призывая депутатов к порядку, спикер ударил по столу молотком, но Ладислав повернул регулятор громкости на своем пульте до конца. Его могучий бас перекрыл хаос голосов и заставил депутатов замолкнуть.
— Фиону Мак-Таггарт раздавила политическая машина, направляемая Саймоном Тальяферро! — В зале послышались невнятные возгласы возмущения и одобрения одновременно, но Ладислав еще не закончил. — На спусковые крючки нажали пальцы обитателей Дальних Миров, но их купили на деньги «индустриалов». Возможно, это так и не удастся официально доказать, но убийство было спланировано Франсуа Фуше, потому что Фиона Мак-Таггарт встала на пути Саймона Тальяферро.
Страстное выступление Ладислава настолько шокировало Палату Миров, что депутаты наконец замолчали; только некоторые представители Индустриальных Миров продолжали с места выкрикивать опровержения. Ладислав уменьшил громкость репродуктора.
— Впрочем, что там! — проговорил он негромко, но его усиленный динамиками голос разнесся по всему притихшему залу. — Мы, обитатели Дальних Миров, хорошо усвоили преподнесенный нам урок. Мы не можем обратиться за помощью к Законодательному собранию, лишившему нас всех прав… Впрочем, и это не важно. Теперь все не важно, потому что, когда вы убили Фиону, — с этими словами Шорнинг смерил негодующим взглядом делегацию Нового Голвея, — а остальные депутаты Внутренних Миров спустили вам это, не призвав вас к ответу, вы уничтожили саму Палату Миров. Вы все мертвецы в зале, наполненном призраками, и, проснувшись одним прекрасным утром, вы обнаружите, что остались здесь в полном одиночестве…
Ладислав замолчал и при гробовом молчании зала уже отвернулся было от экрана, но передумал и остановился. Он сжал кулаки, а когда снова повернулся к камере, было видно, как по его лицу, искаженному лютой ненавистью и горем утраты, перекатываются желваки.
— Однако ваша вонючая конституция станет сослужить последнюю добрую службу Фионе, — сказал он с сильным бофортским акцентом. — Может, она будет защитить и жителя Дальнего Мира, как однажды стала защитить «индустриала»?!
Депутаты в немом изумлении смотрели, как он перепрыгнул через низкие перила вокруг мест, занятых бофортской делегацией. Не успели те встать со своих мест, а длинноногий Шорнинг уже преодолел десять метров мраморного пола, отделявшие его от делегации Нового Цюриха.
Фуше заметил его приближение и вскочил, сунув руку за пазуху, но Ладислав оказался быстрее. Одним прыжком Шорнинг, привыкший к силе тяжести, на тридцать процентов превышающей земную и почти на сорок процентов — силу тяжести на Новом Цюрихе, оказался в центре делегации с этой планеты, схватил стальными пальцами Фуше за запястье и резко крутанул его. Вопль Фуше заглушил хруст раздробленных костей. Ладислав одним рывком вытащил подвывавшего «индустриала» к низким перилам, играючи расшвыривая левой рукой депутатов Нового Цюриха, бросившихся было на помощь своему коллеге, и проревел, заглушив раздававшиеся вокруг вопли:
— Может, конституция станет защитить и простого жителя Звездной Окраины, собравшегося свершить правосудие?!
На глазах депутатов, вскочивших на ноги в немом изумлении, Ладислав схватил Фуше за горло. К нему бросились два ликтора, но было слишком поздно. Громовой голос Шорнинга заглушил визг Фуше, почувствовавшего стальные пальцы на своей шее:
— Может, ваша вонючая конституция станет защитить и меня за то, что я сейчас буду сделать!
С этими словами он свернул Фуше шею, как куренку.
2
Военный совет
— Друзья мои! — Саймон Тальяферро поднял бокал и одарил ослепительной улыбкой гостей, собравшихся вокруг стола в конференц-зале. — Поздравляю вас с победой!
Все одобрительно закивали и в свою очередь подняли бокалы. Лишь Оскар Дитер не притронулся к своему, ощущая, как в глубине его души закипает злость. Прищурив глаза, он взглядом, острым, как лезвие ножа, пытался пронзить показное дружелюбие, за которым Тальяферро всегда скрывал свои настоящие мысли. Как же он сам столько времени работал с Тальяферро, так и не поняв, что тот собой представляет?!
— Да, да! — продолжал Тальяферро. — Хотя я и скорблю вместе с вами о безжалостно умерщвленном кровожадным варваром Франсуа Фуше, его мученическая смерть стала залогом нашей победы. Сегодня утром я получил последние прогнозы. — С этими словами Тальяферро одарил собравшихся теплой отеческой улыбкой. — Через два, от силы три месяца мы окажемся в большинстве, которого будет достаточно для того, чтобы Палата Миров проголосовала за слияние!
Возгласы одобрения стали еще громче, а Дитер почувствовал, что у него все холодеет внутри. Слияние было лишь первой частью плана, который они с Тальяферро разработали много лет назад. Впрочем, сам Дитер всегда рассматривал этот план как чисто теоретические рассуждения о том, что могло бы произойти, «если бы сложилась благоприятная ситуация». Он никогда не верил в то, что этот план осуществим. Впрочем, он и стал осуществимым только благодаря совершенным убийствам!
Дитер уставился в свой стакан. Жадные до сенсаций журналисты прибыли на место убийства Фионы раньше «скорой». Дитер с содроганием вспомнил фотографии несчастной женщины, тело которой почти умиротворенно покоилось в огромной черной кровавой луже. Ее убийцы, как это бывает с людьми, сраженными наповал, потеряли намного меньше крови.
Дитер снова и снова разглядывал фотографии, хотя ему и было мучительно больно видеть эту сцену. А ведь он пытался не допустить этого убийства! Впрочем, он сделал слишком мало или начал действовать слишком поздно, чтобы его предотвратить. Кроме того, несмотря на горячее желание предотвратить трагедию, в конечном итоге именно его непростительный поступок сделал ее неизбежной и лишил его прежнего влияния, которым, в противном случае, он смог бы воспользоваться!
Дитер поднял глаза от стакана и горько усмехнулся. Смерть Фуше пусть временно, но все же позволила ему вернуться в число ведущих представителей Индустриальных Миров на Земле. Он не пользовался прежним влиянием и уважением, но, кроме него, больше некому было представлять здесь Новый Цюрих. Поэтому его коллегам-депутатам пришлось смириться с тем, что он вновь занял пост их руководителя, по крайней мере до тех пор, пока олигархи с Нового Цюриха не подберут кого-нибудь ему на замену. И тем не менее отныне он ощущал себя изгоем, причем гораздо в большей степени, чем казалось остальным. Дитер понимал, что сейчас он в центре всеобщего внимания. Ведь политик, на которого легло несмываемое пятно, навсегда погубившее его карьеру, всегда вызывает нездоровое любопытство. Впрочем, судя по всему, никто не понимал, что на самом деле происходит у него в голове.
— Мы все сожалеем о недавних трагических событиях, — вкрадчиво сказал Тальяферро, — но нельзя отрицать, что разразившийся кризис пришелся очень кстати.
— Конечно! — возбужденно воскликнул руководитель делегации с Кристофона Гектор Вальдек, не умевший сдерживать свои эмоции. — Не сомневаюсь, что Палата Миров проголосует за слияние! Ну а как насчет Шорнинга?! Этот дикарь должен заплатить за содеянное!
Дитер закрыл лицо ладонями, чтобы скрыть кривую усмешку. Они так возмущаются поступком Шорнинга и не задумываются о своих собственных делах! Они знают правду об убийстве Фионы, но лицемерный Вальдек обнаглел до такой степени, что требует наказать Шорнинга! Он вздохнул и со стыдом подумал, что в свое время требовал бы наказания бофортца еще громче Вальдека. Он оглядел окружавшие его злобные самонадеянные лица. Теперь, когда он стал среди них чужаком, ему показалось, что он видит как в зеркале свое страшное отражение. Как и его, их вряд ли можно считать «скверными и коварными». Они просто играют по единственным известным им правилам, стараясь выйти из игры победителями. Да, да! Дело в том, что для них происходящее лишь игра, невероятно увлекательное состязание, приз в которой — сокровища Галактики.
Они манипуляторы и эксплуататоры, потому что им и в голову не приходит, что можно быть иными. Законодательное собрание не правительство, а огромная, ужасно интересная игрушка, машина с рычагами и кнопками, нажимая на которые можно получать все больше и больше власти, все больше и больше богатства и добиваться более и более блестящих побед.
Дитер почувствовал глубокую скорбь. Обитатели Индустриальных Миров потратили триллионы, десятилетиями боролись за то, чтобы овладеть рычагами политической машины, а когда Дальние Миры стали угрожать монополии «индустриалов» у рычагов власти, те, ведя игру, начали безжалостно искоренять оппозицию. Несмотря на силы и время, потраченные на разработку планов и плетение интриг, они понимали суть происходящего еще хуже, чем обитатели оторванных от действительности Коренных Миров, так как воспринимали население Звездных Окраин не как людей и, уж разумеется, не как равноправных граждан Федерации, а всего лишь как препятствие на своем пути, как пешек, марионеток, жестокую карикатуру — стереотип, возникший благодаря укоренившемуся презрительному и пренебрежительному отношению к обитателям Дальних Миров.
— Нет, Гектор, — решительно сказал Тальяферро. — Мы не станем наказывать Шорнинга, хотя я и разделяю твое негодование!
Дитер с горечью подумал, что у Тальяферро очень хорошо получается притворяться, будто он на самом деле думает то, что говорит, и пересмотрел свое прежнее суждение.
Некоторые из окружавших его сейчас людей, как ни крути, все-таки по-настоящему скверные и коварные.
— И все же давайте обуздаем наши эмоции, — продолжал Тальяферро. — Не забывайте: можно постараться, и брошенные Шорнингом обвинения заработают на нас, а не против нас. Надо не уничтожать его, а использовать в своих интересах.
— Что ты несешь! — взревел Вальдек. — К стенке эту кровожадную тварь! Надо как следует проучить этих варваров, и прежде всего бофортцев!
Дитер заметил сардонические усмешки на лицах некоторых из собравшихся. Медицинские корпорации Кристофона в свое время изо всех сил старались прибрать к рукам промысел нарвалов-убийц, но правительство Бофорта с нескрываемым удовольствием их осадило. Олигархам с планеты Вальдека это очень не понравилось, и они затаили злобу на бофортцев, болезненно ударивших по их престижу.
— Нет, нет и нет! — еще энергичнее повторил Тальяферро. — Я буду решительно выступать против любых попыток завести против Шорнинга уголовное дело. Нам действительно надо от него избавиться, но мы сделаем это без судебного разбирательства. После безумных обвинений, брошенных им в наш адрес в Палате Миров, у нас нет иного выхода! Если мы попробуем расправиться с ним так, как он этого заслуживает, его сторонники завопят, что это — очередной заговор, и некоторые из представителей Коренных Миров могут их поддержать. Кроме того, если мы добьемся, чтобы Шорнинга с позором изгнали на его вонючую планету, это еще больше ослабит позиции Дальних Миров. Не говорю уже о том, что либералы похвалят нас за проявленную сдержанность.
— Но…
— Никаких «но», Гектор! — отрезал Тальяферро. — Все прогнозы сходятся на том, что в случае изгнания Шорнинга десятки депутатов Звездных Окраин сложат с себя полномочия в знак протеста. Они уберутся подобру-поздорову, а мы получим абсолютное большинство в Палате. Если же он умрет смертью мученика, Дальние Миры сплотятся, чтобы отомстить за него. С тем же успехом мы могли бы воскресить Фиону Мак-Таггарт!
— А я бы пристрелил Шорнинга! — буркнул Вальдек.
— Я бы тоже! Но добиться слияния намного важнее!
— Неужели? — Услышав звук собственного голоса, Дитер удивился не меньше остальных. На него устремилось множество наполненных неодобрительным любопытством взглядов. Впрочем, взгляд Тальяферро был не просто неодобрительным. В нем сквозило глубокое презрение.
— Разумеется! — парировал голвеец, пытаясь скрыть кротким и увещевательным юном пренебрежение к собеседнику. — Ты же наравне с другими когда-то боролся за слияние.
По тону Тальяферро было ясно, что он говорит о тех временах, когда с Дитером еще считались, и тот почувствовал, как щеки залила краска. И тем не менее Дитер высоко поднял голову и осмотрелся по сторонам с хладнокровно вызывающим видом, который раньше был для него нетипичен.
— Да, я боролся за слияние, — спокойно сказал Дитер, — пока не понял, чего оно будет стоить.
— Что ты мелешь! — резкий акцент Аманды Сайдон с Нового Детройта резанул слух Дитера, посмотревшего на нее с неприязнью. Сайдон была настоящей гадюкой, под стать Тальяферро. В этот момент Дитер вспомнил оскорбления, брошенные им Фионе. Неужели и теперь он находится во власти предрассудков?! Нет, конечно же нет! Как вообще можно сравнивать Фиону и Аманду Сайдон! Разумеется, они обе — женщины, но Фиона при этом была еще и настоящим человеком.
— Ты сама прекрасно все понимаешь, Аманда, — спокойно ответил он. — Постарайся взглянуть правде в глаза!
— Правда заключается в том, — презрительно бросила Аманда, — что Звездные Окраины поймут, что мы с ними сделали, лет через десять, не раньше. Если они вообще окажутся в состоянии это понять. С нашим большинством в Палате именно нам решать, сколько депутатов будет представлять ту или иную планету после слияния. Мы вышвырнем большинство их депутатов из Палаты, и лет пятьдесят их там не будет видно и слышно.
— Лет пятьдесят?! — Дитер позволил себе усмехнуться. — Ты, Аманда, судя по всему, переоцениваешь собственные познания в демографической области.
Дитер почувствовал, что все присутствовавшие замерли в ожидании его дальнейших слов, и, преисполнившись мужества, заговорил, впервые в жизни бросая вызов слушателям не по соображениям выгоды, а по зову убеждений:
— Звездных Окраин не будет видно и слышно в Палате Миров отнюдь не пятьдесят лет! Если их население будет расти теми же темпами, а границы Федерации будут по-прежнему расширяться, их там не будет видно и слышно лет сто пятьдесят, не меньше!
В зале воцарилось гробовое молчание. До собравшихся явно только сейчас дошло истинное положение вещей. Дитер взглянул на Тальяферро и усмехнулся, заметив, как тот старается скрыть ярость под маской напускного дружелюбия. Так значит, Саймон не хотел, чтобы его приспешники знали, к чему приведут такие действия. Может, боялся, что они поймут, чем все это кончится?
Все одобрительно закивали и в свою очередь подняли бокалы. Лишь Оскар Дитер не притронулся к своему, ощущая, как в глубине его души закипает злость. Прищурив глаза, он взглядом, острым, как лезвие ножа, пытался пронзить показное дружелюбие, за которым Тальяферро всегда скрывал свои настоящие мысли. Как же он сам столько времени работал с Тальяферро, так и не поняв, что тот собой представляет?!
— Да, да! — продолжал Тальяферро. — Хотя я и скорблю вместе с вами о безжалостно умерщвленном кровожадным варваром Франсуа Фуше, его мученическая смерть стала залогом нашей победы. Сегодня утром я получил последние прогнозы. — С этими словами Тальяферро одарил собравшихся теплой отеческой улыбкой. — Через два, от силы три месяца мы окажемся в большинстве, которого будет достаточно для того, чтобы Палата Миров проголосовала за слияние!
Возгласы одобрения стали еще громче, а Дитер почувствовал, что у него все холодеет внутри. Слияние было лишь первой частью плана, который они с Тальяферро разработали много лет назад. Впрочем, сам Дитер всегда рассматривал этот план как чисто теоретические рассуждения о том, что могло бы произойти, «если бы сложилась благоприятная ситуация». Он никогда не верил в то, что этот план осуществим. Впрочем, он и стал осуществимым только благодаря совершенным убийствам!
Дитер уставился в свой стакан. Жадные до сенсаций журналисты прибыли на место убийства Фионы раньше «скорой». Дитер с содроганием вспомнил фотографии несчастной женщины, тело которой почти умиротворенно покоилось в огромной черной кровавой луже. Ее убийцы, как это бывает с людьми, сраженными наповал, потеряли намного меньше крови.
Дитер снова и снова разглядывал фотографии, хотя ему и было мучительно больно видеть эту сцену. А ведь он пытался не допустить этого убийства! Впрочем, он сделал слишком мало или начал действовать слишком поздно, чтобы его предотвратить. Кроме того, несмотря на горячее желание предотвратить трагедию, в конечном итоге именно его непростительный поступок сделал ее неизбежной и лишил его прежнего влияния, которым, в противном случае, он смог бы воспользоваться!
Дитер поднял глаза от стакана и горько усмехнулся. Смерть Фуше пусть временно, но все же позволила ему вернуться в число ведущих представителей Индустриальных Миров на Земле. Он не пользовался прежним влиянием и уважением, но, кроме него, больше некому было представлять здесь Новый Цюрих. Поэтому его коллегам-депутатам пришлось смириться с тем, что он вновь занял пост их руководителя, по крайней мере до тех пор, пока олигархи с Нового Цюриха не подберут кого-нибудь ему на замену. И тем не менее отныне он ощущал себя изгоем, причем гораздо в большей степени, чем казалось остальным. Дитер понимал, что сейчас он в центре всеобщего внимания. Ведь политик, на которого легло несмываемое пятно, навсегда погубившее его карьеру, всегда вызывает нездоровое любопытство. Впрочем, судя по всему, никто не понимал, что на самом деле происходит у него в голове.
— Мы все сожалеем о недавних трагических событиях, — вкрадчиво сказал Тальяферро, — но нельзя отрицать, что разразившийся кризис пришелся очень кстати.
— Конечно! — возбужденно воскликнул руководитель делегации с Кристофона Гектор Вальдек, не умевший сдерживать свои эмоции. — Не сомневаюсь, что Палата Миров проголосует за слияние! Ну а как насчет Шорнинга?! Этот дикарь должен заплатить за содеянное!
Дитер закрыл лицо ладонями, чтобы скрыть кривую усмешку. Они так возмущаются поступком Шорнинга и не задумываются о своих собственных делах! Они знают правду об убийстве Фионы, но лицемерный Вальдек обнаглел до такой степени, что требует наказать Шорнинга! Он вздохнул и со стыдом подумал, что в свое время требовал бы наказания бофортца еще громче Вальдека. Он оглядел окружавшие его злобные самонадеянные лица. Теперь, когда он стал среди них чужаком, ему показалось, что он видит как в зеркале свое страшное отражение. Как и его, их вряд ли можно считать «скверными и коварными». Они просто играют по единственным известным им правилам, стараясь выйти из игры победителями. Да, да! Дело в том, что для них происходящее лишь игра, невероятно увлекательное состязание, приз в которой — сокровища Галактики.
Они манипуляторы и эксплуататоры, потому что им и в голову не приходит, что можно быть иными. Законодательное собрание не правительство, а огромная, ужасно интересная игрушка, машина с рычагами и кнопками, нажимая на которые можно получать все больше и больше власти, все больше и больше богатства и добиваться более и более блестящих побед.
Дитер почувствовал глубокую скорбь. Обитатели Индустриальных Миров потратили триллионы, десятилетиями боролись за то, чтобы овладеть рычагами политической машины, а когда Дальние Миры стали угрожать монополии «индустриалов» у рычагов власти, те, ведя игру, начали безжалостно искоренять оппозицию. Несмотря на силы и время, потраченные на разработку планов и плетение интриг, они понимали суть происходящего еще хуже, чем обитатели оторванных от действительности Коренных Миров, так как воспринимали население Звездных Окраин не как людей и, уж разумеется, не как равноправных граждан Федерации, а всего лишь как препятствие на своем пути, как пешек, марионеток, жестокую карикатуру — стереотип, возникший благодаря укоренившемуся презрительному и пренебрежительному отношению к обитателям Дальних Миров.
— Нет, Гектор, — решительно сказал Тальяферро. — Мы не станем наказывать Шорнинга, хотя я и разделяю твое негодование!
Дитер с горечью подумал, что у Тальяферро очень хорошо получается притворяться, будто он на самом деле думает то, что говорит, и пересмотрел свое прежнее суждение.
Некоторые из окружавших его сейчас людей, как ни крути, все-таки по-настоящему скверные и коварные.
— И все же давайте обуздаем наши эмоции, — продолжал Тальяферро. — Не забывайте: можно постараться, и брошенные Шорнингом обвинения заработают на нас, а не против нас. Надо не уничтожать его, а использовать в своих интересах.
— Что ты несешь! — взревел Вальдек. — К стенке эту кровожадную тварь! Надо как следует проучить этих варваров, и прежде всего бофортцев!
Дитер заметил сардонические усмешки на лицах некоторых из собравшихся. Медицинские корпорации Кристофона в свое время изо всех сил старались прибрать к рукам промысел нарвалов-убийц, но правительство Бофорта с нескрываемым удовольствием их осадило. Олигархам с планеты Вальдека это очень не понравилось, и они затаили злобу на бофортцев, болезненно ударивших по их престижу.
— Нет, нет и нет! — еще энергичнее повторил Тальяферро. — Я буду решительно выступать против любых попыток завести против Шорнинга уголовное дело. Нам действительно надо от него избавиться, но мы сделаем это без судебного разбирательства. После безумных обвинений, брошенных им в наш адрес в Палате Миров, у нас нет иного выхода! Если мы попробуем расправиться с ним так, как он этого заслуживает, его сторонники завопят, что это — очередной заговор, и некоторые из представителей Коренных Миров могут их поддержать. Кроме того, если мы добьемся, чтобы Шорнинга с позором изгнали на его вонючую планету, это еще больше ослабит позиции Дальних Миров. Не говорю уже о том, что либералы похвалят нас за проявленную сдержанность.
— Но…
— Никаких «но», Гектор! — отрезал Тальяферро. — Все прогнозы сходятся на том, что в случае изгнания Шорнинга десятки депутатов Звездных Окраин сложат с себя полномочия в знак протеста. Они уберутся подобру-поздорову, а мы получим абсолютное большинство в Палате. Если же он умрет смертью мученика, Дальние Миры сплотятся, чтобы отомстить за него. С тем же успехом мы могли бы воскресить Фиону Мак-Таггарт!
— А я бы пристрелил Шорнинга! — буркнул Вальдек.
— Я бы тоже! Но добиться слияния намного важнее!
— Неужели? — Услышав звук собственного голоса, Дитер удивился не меньше остальных. На него устремилось множество наполненных неодобрительным любопытством взглядов. Впрочем, взгляд Тальяферро был не просто неодобрительным. В нем сквозило глубокое презрение.
— Разумеется! — парировал голвеец, пытаясь скрыть кротким и увещевательным юном пренебрежение к собеседнику. — Ты же наравне с другими когда-то боролся за слияние.
По тону Тальяферро было ясно, что он говорит о тех временах, когда с Дитером еще считались, и тот почувствовал, как щеки залила краска. И тем не менее Дитер высоко поднял голову и осмотрелся по сторонам с хладнокровно вызывающим видом, который раньше был для него нетипичен.
— Да, я боролся за слияние, — спокойно сказал Дитер, — пока не понял, чего оно будет стоить.
— Что ты мелешь! — резкий акцент Аманды Сайдон с Нового Детройта резанул слух Дитера, посмотревшего на нее с неприязнью. Сайдон была настоящей гадюкой, под стать Тальяферро. В этот момент Дитер вспомнил оскорбления, брошенные им Фионе. Неужели и теперь он находится во власти предрассудков?! Нет, конечно же нет! Как вообще можно сравнивать Фиону и Аманду Сайдон! Разумеется, они обе — женщины, но Фиона при этом была еще и настоящим человеком.
— Ты сама прекрасно все понимаешь, Аманда, — спокойно ответил он. — Постарайся взглянуть правде в глаза!
— Правда заключается в том, — презрительно бросила Аманда, — что Звездные Окраины поймут, что мы с ними сделали, лет через десять, не раньше. Если они вообще окажутся в состоянии это понять. С нашим большинством в Палате именно нам решать, сколько депутатов будет представлять ту или иную планету после слияния. Мы вышвырнем большинство их депутатов из Палаты, и лет пятьдесят их там не будет видно и слышно.
— Лет пятьдесят?! — Дитер позволил себе усмехнуться. — Ты, Аманда, судя по всему, переоцениваешь собственные познания в демографической области.
Дитер почувствовал, что все присутствовавшие замерли в ожидании его дальнейших слов, и, преисполнившись мужества, заговорил, впервые в жизни бросая вызов слушателям не по соображениям выгоды, а по зову убеждений:
— Звездных Окраин не будет видно и слышно в Палате Миров отнюдь не пятьдесят лет! Если их население будет расти теми же темпами, а границы Федерации будут по-прежнему расширяться, их там не будет видно и слышно лет сто пятьдесят, не меньше!
В зале воцарилось гробовое молчание. До собравшихся явно только сейчас дошло истинное положение вещей. Дитер взглянул на Тальяферро и усмехнулся, заметив, как тот старается скрыть ярость под маской напускного дружелюбия. Так значит, Саймон не хотел, чтобы его приспешники знали, к чему приведут такие действия. Может, боялся, что они поймут, чем все это кончится?