Страница:
–– С чего?! –– задохнулась от возмущения Алена. –– Ты изнасиловал меня!!! И сейчас готов…
–– Нет, я просто опустил обременительный период ухаживания. У нас все проще, и я не собираюсь менять свои манеры из-за ваших глупых условностей, тем более потакать женским капризам. И потом, милая, ты была моей изначально, я просто взял свое, никакого насилия.
––Я не вещь! Я человек, понял?! Я сама по себе и в праве…
–– Ты не можешь жить сама по себе, ты женщина, и от рождения предназначена мужчине. Все претензии по этому вопросу к богам, –– усмехнулся кэн.
–– Мужской шовинист!
–– Отнюдь. Я просто знаю свои обязанности и назначение. И твое. Забудь земной образ жизни, больше он тебе не пригодится. Теперь ты будешь жить, как посчитаю нужным я, твой мужчина. Первый и единственный, на всю оставшуюся жизнь, поняла? Ты больше не землянка, ты моя женщина. Моя! Это твой основной статус. И запомни: я не дам тебе воли, я флэтонец, и не собираюсь выпускать ’джина из бутылки’. Дай вам независимость и свободу, и в пять минут вы устроите хаос по всему миру из самых лучших побуждений и с чисто женской непосредственностью, а потом будете сетовать на других, обвиняя их в содеянном. Что, в принципе, и происходит в вашем мире. У нас подобного нет и не будет. Женщина должна знать свое место.
–– Быть игрушкой, подстилкой, рабыней?!
–– Женщиной! Матерью, женой.
–– Это одно и тоже!
Терпение кэн иссякло. Эта девчонка была забита ветхими догмами от пяток до макушки, и он не желал сейчас тратить время на вытряхивание пыли и мусора из ее мышления.
–– Теперь я понимаю, почему ваши женщины позволяют себе называть мужчин…травоядными, а мужчины в ответ, лишь награждают их званием …ведьмы.
–– А ты и есть козел!...
Звонкая оплеуха заставила Алену смолкнуть. Было не больно - обидно до слез.
–– У меня складывается впечатление, что ты спутала некоторые понятия, –– Рэй в упор посмотрел на нее. –– Это не я садист, а ты мазохистка. Впрочем, в данном случае я позволяю тебе сделать выбор самостоятельно, но предупреждаю: мой спектр методов воздействия широк и не имеет ограничений, поэтому можешь продолжать в том же духе и получать неприятности.
Рэй резко стряхнул ее с колен и потащил в ванную комнату. Он не на минуту не оставил ее одну: сидел на краю ванны и смотрел, как она моется. У Алены мурашки бежали по коже от этих взглядов и хотелось запустить в психопата каким-нибудь особо тяжелым предметом, асфальтовым катком, например. Блаженство от долгожданной водной процедуры было безнадежно изгажено, настроение испорчено, но выходить желания не было, и она тянула время, как могла, старательно рассматривала стены, чтоб только не встречаться с голубыми глазами, и усиленно терла плечи в двадцатый раз.
Терпения кэн хватило ненадолго. Он залез в ванну, подхватил девушку и, впившись губами в ее губы, насадил на себя, с легкостью ломая сопротивление. Его рука крепко придерживала ее запястья, заведенные за спину, а вторая прижимала за талию. Действия кэн были настолько быстры и отточены, что девушка не успела по сути ничего сообразить, как оказалась в его власти: ненавистный, наглый язык заполнил ее рот, а внутри пульсировал огромный фаллос. Для Алены начался второй раунд бесконечной пытки, а для Рэя всего лишь мгновения нирваны.
Г Л А В А 12
Дни заскользили мимо Алены бесконечной чередой безумных, бесстыдных, бесконечных соитий и жадных, дурманящих разум, лишающих силу и волю, поцелуев. Был ли день или ночь, для Алены это ничего не меняло и ничего не значило, и имело одно общее название - Рэй.
Он заполнил ее жизнь, как лава Везувия Помпеи, погребая под своим давлением ее прошлое, топча душу и тело цинично издеваясь и игнорируя все нормы человеческой морали и принципы существования, заложенные в ее голову с рождения. Его ненасытные и неизменные притязания на ее тело, стали обязательными и самыми главными пунктами в режиме дня. Он был безумен, абсолютно невменяем и патологически похотлив. Он был шедевром, мечтой любого психиатра. Его взгляды на жизнь, характер, манеры, все, из чего состояла его личность, представляло огромный научный интерес и являлось основой для защиты несколько десятков диссертаций на различные темы. Он бы составил счастье любого научного сотрудника. На изучении его психики можно было запросто стать академиком и заработать массу регалий и премий. Но, к сожалению, подобное ‘счастье’ выпало лишь на долю Алены.
Она ненавидела его до коликов, до зубовного скрежета, презирала и… панически боялась. Его реакция и сила поражали, а самоуверенность, бесстыдство и наглость обескураживали. Он стал для нее живым воплощением дьявола, не мифическим и весьма спорным персонажем из библии, а настоящим, из крови и плоти. Каждый день она сталкивалась с его ‘прекрасным ликом’: полным аморальности, тирании, беспринципности, устрашающего равнодушия с абсолютным отрицанием самых обычных, естественных человеческих ценностей.
А лик ее действительно стал прекрасен. Алена и не заметила, в какой момент это произошло, когда и как? Она не знала и в принципе не задумывалась о причине, просто однажды увидела, что он сильно изменился.
Худой, изможденный парень исчез в неизвестном направлении, уступив место гладиатору. Его волосы отросли и падали на лоб непослушной челкой трех цветов, словно он сбегал в элитный салон-парикмахерскую и сделал меллирование. Лицо при этом стало удивительно привлекательным, оно оформилось, округлилось, стало четким, волевым и красивым. Гладкая кожа, не знакомая с бритвой, напоминала кожу младенца: атласную, нежную, ровную. Никаких пятен, желтизны больше не наблюдалось. И тело окрепло, налилось силой и привлекало своим мощным рельефом, нежной кожей, лишенной признаков растительности. Рэй стал выше Алены на голову, раздался в плечах, мышцы забугрились, затвердели, превратив его в волнующего взгляд манекенщика с идеальной фигурой и изысканными манерами самоуверенного самца. От него исходила почти осязаемая волна силы, довольства и вседозволенности. Голубые глаза взирали на Алену с усмешкой и превосходством, а губы, с ровными краями, приятной формы и естественного для человека цвета, с ошеломляющей силой впивались в ее, круша сопротивление.
Впрочем, Алена уже не могла сопротивляться. Любые ее попытки пресекались в зачатке. Он изолировал ее совершенно, поработил, задавил, превратив в игрушку, безвольную тряпку, использующуюся по мере надобности. Он лишил ее одежды, уходя, блокировал стену ванной комнаты, и она сидела, укутавшись в одеяло, и ждала его возвращения, чтоб вновь оказаться под градом бесконечных ласк, доступная и сломленная.
Девушка испробовала все способы противостояния своему тирану: кидала в него чашки с едой, кусалась, царапалась, била и оскорбляла, пыталась порвать одеяло, чтоб повеситься, но все было тщетно. За оскорбления она получала неизменные плюхи, чашки не успевали вскинуться в воздух, как оказывались в целости и сохранности в его ладонях одеяло оказалось, крепче листовой стали. Все остальное игнорировалось с обидным для нее равнодушием: парень, улыбаясь, смотрел, как колотят по его широкой груди кулачки девушки, словно забавляясь, потом легким и незаметным для ее глаза движением перехватывал их и без труда удерживал, пока Алена не ослабевала под действием изнуряюще долгого поцелуя.
Он был хладнокровным, жестоким и бездушным, как робот, сильным, напористым и внезапным, как тайфун. Он был беспринципнее и извращеннее дьявола и с циничной ухмылкой дарил Алене ад.
Она бы с радостью поменяла этот мир на тот мифический Тартар, в котором люди имели хотя бы шанс искупить свои грехи и поменять место жительства. Рэй отобрал у нее даже это. Кипящая смола и сковороды для жарки грешников были для девушки привлекательней жестких губ, наглых рук и огромного фаллоса, каждый раз грозящего разорвать ее на части.
Она лежала в его объятьях, крепко спеленатая руками и ногами, не пошевелиться, смотрела в стену перед собой, кусая губы, и из последних сил сдерживая слезы отчаянья. Ее палач, угомонившись, наконец, казалось, спал: дышал ровно, не шевелился. Алена косилась за спину, пытаясь убедиться в своем предположении, но угол зрения человека всего 135 градусов и, чтоб увидеть, что за спиной, увы, его не хватало.
Она всхлипнула, обидевшись за это отчего-то на Лоан, и расплакалась, прикусив губу и пытаясь не вздрагивать и не всхлипывать, чтоб не разбудить кэн. Но тот услышал, резко развернул ее к себе и навис, с любопытством рассматривая заплаканное лицо. ‘Так, наверное, академик Павлов на своих подопытных собачек смотрел’,- подумала Алена и разозлилась.
–– Почему ты плачешь?
–– Ты же спал? –– дернулась девушка, шмыгнув носом.
–– Мне нужен час на восстановление. Я спал прошлой ночью. А почему ты не спишь, а плачешь?
Ну, и как ему объяснить этому роботу, что у нее, как у любого человека, есть душа, которая может болеть, и есть чувства, которые могут переполнять?
–– Ты все равно не поймешь.
–– Отчего же?
‘Потому, что ты не человек!’
–– Я жду, Алена.
–– Господи! Когда ты оставишь меня в покое? Неужели я тебе еще не надоела?
Рэй сомкнул замком свою ладонь с ее и спросил:
–– Тебе надоела твоя рука?
–– Нет, –– насторожилась девушка: кто его знает, что у него в голове? А по лицу так сразу не определишь: то ли сердит, то ли наоборот.
–– Может надоесть?
–– Нет.
–– Вот и мне не может. Ты часть меня, –– Лоан облокотился на локоть и вытер Алене слезы.
–– Но ведь когда-нибудь это должно закончиться?! –– с пафосом воскликнула девушка.
–– Что именно?
–– Все! Ты, ваш гребанный корабль, гадкая пища, эта конура! –– Алена села, уперлась спиной в стену, старательно прикрыв грудь одеялом, и уставилась на кэна горящими глазами. –– Господи, как я ненавижу тебя! С какой бы радостью я вонзила в тебя кинжал! Ты не человек - чудовище, монстр! Я больше не могу! Я не хочу тебя видеть, знать! Меня тошнит от твоих лап, от твоего запаха, от твоего вида! Ты извращенец, мразь! Ты убиваешь меня одним своим существованием! Твои манеры: эдакий царек, божество непризнанное, твой взгляд, твоя рожа! Сфинкс! Змея особо ядовитая! Ты непробиваемый каменный голем, артефакт, нонсенс! Выродок, моральный урод!
Лоан с легкой улыбкой на устах слушал Алену, и в глазах прыгали лукавые огоньки, а ноздри раздувались и трепетали. Как она была хороша! А аромат? Дивный, неповторимый упоительный! А сколько страсти, экспрессии? Месяц тэн Рэя, наложница, с легкостью отдающая и принимающая, и все же не смирившаяся. Горда, непримирима, смела. Приятно быть хозяином такой рабыни, приручать, как лауга [21], быть все время начеку и не знать, что она натворит в следующую минуту. Модраш знал, чем его одарить!
Вот уже месяц он проводит в ее обществе каждый день, и она не только не наскучила ему, но стала еще более желанна и по-прежнему волнует и кровь, и разум, манит, пьянит. Он никак не может насытиться ее и-цы, насладиться телом. Ни одна женщина не вызывала в нем столько приятных ощущений, не дарила таких сладких чувств, не привязывала так сильно, не давала столь полного удовлетворения и чувства сытости.
За этот месяц он радикально изменился не только физически, но и окреп морально. Он чувствовал себя вновь рожденным, полноценным, всесильным, значительным. 32 года боли слабости и унижения остались позади, оставив лишь зыбкую память о своем существовании изживающими себя привычками - прислушиваться по утрам к своему телу. Теперь в этом не было надобности, он был абсолютно здоров, и мысль о том, что в любой момент он может взять сколько угодно и-цы, утолив жажду или полакомиться, пригубить, поиграть, избавиться от у-фу, излив его в живое, податливое тело, созданное для него, когда вздумается: эта мысль волновала, возбуждала, переполняла восторгом.
Он не сразу осознал свою власть над девушкой в полной мере, слишком долго прожил в ‘долг’, а теперь… теперь, он чувствовал себя богатейшим человеком вселенной, самым удачливым и всемогущим. Он был хозяином бесконечности, которая дарила ему вечность! И он единоличный, первый и последний обладатель этого бесценного дара. Дара, рожденного, созданного для него и отданного в вечное пользование! Нет, он принесет в жертву Модраш всех своих наложниц, в знак безграничной благодарности, как только вернется домой.
Алена бессильно ткнулась затылком в стену: кому и что она объясняет? Лучше со стенкой пообщаться –– эффект тот же, но для себя безопасней.
Лоан сел, притянул девушку к себе, усадил на колени так, что ее ноги свешивались на пол, а лобок прижимался к фаллосу, и крепко обнял за спину, буквально вдавив ее в свою грудь. Алена обреченно вздохнула, скорчила скорбную гримасу, но не противилась, зная - мало бесполезно, так еще и хуже будет. Ему ударить и боль причинить, что стакан воды выпить.
–– Все равно когда-нибудь это закончится, –– прошептала она для себя, скорее поддерживая слабую надежду, чем убеждая.
–– Никогда, –– ‘успокоил’ ее кэн, услышав, а девушка, в который раз, подивилась его слуху.
–– Обломись ’милый’, –– скорчила презрительную гримасу Алена.
–– Перевести на внятный язык сможешь?
–– Может ты и кощей бессмертный, только я не из отряда призраков, подкласса привидений. И умру рано или поздно…Хотелось бы позже тебя!
–– Мы умрем вместе, –– невозмутимо заметил Рэй.
–– Да? –– озадачилась девушка. –– ‘В один день’, как сказал Грин? Вы сколько живете?
–– От трехсот до четырехсот лет.
Девушка нахмурилась: шутит? Вот ведь сфинксообразный, и не поймешь по лицу!
–– Спешу огорчить, мы 70-80. Так что придется тебе взойти на костер лет на 200-300 раньше, как верная индийская жена, дабы исполнить свое обещание.
–– Нет, –– усмехнулся Лоан, –– это тебе придется повременить с уходом.
–– А это не в твоей власти. Или ты бог?
–– Есть масса способов продлить жизнь человека, и будь спокойна, я это сделаю. Ты будешь жить, пока живу я.
Это было сказано так категорично и совершенно спокойно, что Алена поверила и ужаснулась:
–– Господи! Вот ‘радость-то’! Да зачем я тебе нужна?
–– Ты? –– глаза Рэя затуманились, ноздри затрепетали, а пальцы начали ласкать ягодицы. Девушка дернулась и застонала от бессилия, понимая, что не сможет избежать нескромных ласк, если кэн в голову ударило. А тот смотрел на нее в упор, следя за реакцией, и принюхивался, как собака. Псих!
Лоан в упоении вдыхал аромат девушки и блаженствовал, осознавая ее беспомощность и собственную власть над ней:
–– Ты очаровательна, –– прошептал он, обнюхивая ее и чуть изгибая губы, словно улыбаясь, –– бесценна, и ты моя. Ты стоишь целую жизнь, и этим сокровищем владею я. Я! Ты понятия не имеешь, как великолепно это чувство- чувство безграничной власти, осознание собственного величия и избранности…Я слишком долго ждал тебя, чтоб пренебречь. Нет, даже если ты не дашь мне большего… я реалист…все иметь невозможно..––Рэй зажмурился на секунду, –– Все равно я не отпущу тебя, а если ты посмеешь когда-нибудь ….если я увижу твой интерес к другому, если хоть взгляд…я буду убивать тебя медленно и очень долго.
Алена поежилась от страха, пронизывающего все ее существо. Этот вкрадчивый, ленивый голос проникал буквально в каждый уголок сознания и превращал ее в марионетку.
–– Мне.. хо-холодно, –– еле слышно прошептала она, желая прервать излияния безумца.
–– Здесь тепло, –– подозрительно прищурился кэн.
–– Если вы греетесь в холодильнике, это не значит, что он обогреватель!
Рэй улыбнулся и покосился в сторону входной стены. Алена проследила взглядом и покраснела. В комнате появился незнакомый мужчина. Он подошел к ним и начал что-то говорить Лоан. Девушка в смятении спешно попыталась слезть с колен, но кэн не дал: осадил взглядом, зажал одной рукой, а другой начал яростно ласкать ее, исторгая невольные стоны из горла, и при этом, как ни в чем не бывало, разговаривал с посетителем.
Алену переворачивало от стыда, бессилия и ярости. Она только и смогла уткнуться кэн в грудь, спрятав лицо, и прикусить губу, чтоб сдержать рвущиеся наружу слезы унижения и стоны.
–– Бесстыдное, бессердечное животное! –– выдохнула девушка, как только незванный посетитель ушел. –– Ненавижу! Как ты можешь?!
–– Что? –– искренне удивился Лоан
–– Неужели тебе не стыдно? Ты.. ты специально, да? Всем нужно узнать, что ты меня имеешь? Показать, как ты обращаешься с тэн? Тебе нравится унижать? –– она готова была расплакаться от пережитого стыда.
–– Мне нравится ласкать тебя…злить! –– заулыбался кэн. –– Какая разница, кто при этом присутствует? Почему я должен сдерживать себя?
–– Беспринципный извращенец! Хоть бы постыдился своей наготы! Эксгибиционист! Почему я это должна терпеть?! Ты меня еще перед всем экипажем нагую выстави!
–– И выставлю, если будешь плохо себя вести, –– с самым серьезным видом заявил Рэй, мысленно умиляясь наивности и закомплексованности девушки. –– Ты моя наложница. Я властен делать с тобой, что пожелаю. И это прекрасно.
–– Ты зверь! Без стыда, без…
–– Совести. Что там еще по списку? Ах, да - скромность, справедливость, –– съязвил парень. –– Все это, милая, архаизмы, не имеющие у нас значения. Почему я должен стыдиться собственного тела, тем более, если оно в прекрасной форме? Почему бы мне не показать свою тэн, которая божественно красива? И что ужасного в том, что тебя увидели нагой? В объятиях мужчины, твоего господина?
–– Между прочим, это…неприлично, –– растерялась девушка. –– Совесть и справедливость не архаизмы и ... это разные понятия.
–– Я в курсе, милая. Только исток один и суть одна, как и определение на весь спектр - комплексы. Гирьки такие, на твоей очаровательной шейке. Очень нужные кому-то оковы, облаченные в пиитические наряды, но бессмысленные и пустые. Не многовато их у вас?
–– В самый раз. И это не комплексы, а моральные устои! Интересно, если все это, по-твоему, недостаток, то, что достоинство? Черствость? Жестокость?
–– Черствость? С этим понятием я не знаком и потому судить не буду, а вот жестокость... Разумная жестокость, как и человек, способный проявить ее - достойны уважения.
–– Значит, мальчишка, мучающий котенка, достоин уважения?! –– поразилась девушка.
–– И много у вас таких? –– в ответ удивился кэн.
–– Каких?
–– Юных садистов с отягощенной наследственностью и явными признаками вырождения?
–– Можно подумать, у вас их нет.
–– Представь –– нет. У нас и в голову никому не придет мучить животное, –– пожал он плечами. –– Зачем? Доставить себе удовольствие? Это извращение и отклонение в психике. Бессмыслица. Значит, в период молекулярной закладки эмбриона произошел сбой, в цепь хромосом прокралась некачественная реципиентная клетка. Это либо исправляется на первой стадии развития плода, либо ДНК уничтожается полностью.
Алена с любопытством посмотрела на парня: интересный подход к деторождению. Галактические спартанцы?
––А больных вы тоже убиваете? Детей?
Лицо кэна в момент окаменело, взгляд стал жестким, непримиримым, пугающим. Алена пожалела, что не прикусила язык, хотя, если разобраться, что она такого сказала?
Рэйсли молча пересадил девушку с колен на постель и начал одеваться, и только, когда осталось надеть пояс и браслет, повернулся к ней и прокурорским тоном выдал:
–– Пока ваша медицина будет практиковать детоубийство, а взрослые будут заботиться о себе больше, чем о будущем своих детей, вы будете вымирать. От болезней, катаклизмов, случайностей, суицидов …вымирать ветками, династиями. У вас ‘ прекрасное’ будущее!
Это звучало, как обвинение, но Алена не поняла: причем тут она?
Рэй, видимо, тоже это сообразил и, смягчившись, кивнул:
–– Одевайся. Пойдешь со мной.
Ворковскую мигом сдуло в ванную комнату, и не важно было куда ее поведут? Главное, она могла одеться и пройтись. Трусики, джинсы и кофточка с длинным рукавом показались ей самыми лучшими изобретениями человечества. Она поморщилась, натягивая кофту на грудь, та неприятно болела, видимо, после общения с кэном, и выскочила, боясь, что Рэй передумает и уйдет без нее.
Он не передумал. Толкнул ее на кровать, схватил за лодыжку, защелкнул на ней серебристый мигающий обруч и потащил из комнаты. Обруч показался Алене тяжелей отцовской кувалды и вдавливал голую ступню в решетчатый пол. Это было больно и замедляло шаг, а кэн несся по коридору, словно опаздывал на званый вечер.
–– Мне больно! –– на первом же повороте заявила Алена, дернув руку. –– Ты в ботинках, а я с голыми ногами, мне решетка в ступню впивается! Я, между прочим, не Зена и не Геракл и не могу устраивать спринт с арматурой на лодыжке!
Парень даже не повернулся, но внял и пошел помедленнее, а через пару минут остановился и нажал пятерней на стену.
Они оказались в просторном помещении с огромным, во всю стену иллюминатором, за которым плыл космос: темно-синее, почти черное пространство и масса точек, одни поярче, другие еле заметны, а вдали, слева, небольшая сфера, наполовину скрытая тенью. Алена открыла рот от восхищенья, похлопала ресницами пару минут и с довольной улыбкой обвела взглядом помещение: а ничего ’коморка’!
Внизу иллюминатора шла серебристо-голубоватая панель с массой каких-то экранчиков, кнопочек, шариков, висящих над ней, и прочими непонятными техническими приспособлениями. У панели, в креслах с высокими спинками и подголовниками, висящими в воздухе, сидели два мужчины. Они развернулись лицом к Лоан и о чем-то заговорили с ним.
Один пожилой, лысый, с усталым, недовольным лицом и колючим взглядом глубоко посаженных, серых глаз, другой значительно моложе с темным ежиком волос, орлиным носом, наглым взглядом и восковой, неприятной кожей, как, впрочем, и у первого. Он держал в руках кружку, на которой для полноты сходства с привычными для Алены чашками явно не хватало надписи ’Козерог’ или ‘Nescafe’, и хищно поглядывал то на девушку, то на сотоварищей.
Слева от колоритной троицы была стена с аркой и множеством мелких мигающих значков, меняющихся со скоростью звука; справа стена была сплошь забита плоскими экранами разных размеров. Одни из них мигали, с приглушенным клацаньем выдавая на электронную бегущую ленту под ними какие-то иероглифы. Другие показывали объемные предметы, вспыхивали и жужжали, высыпая массу цифр в вертикальном порядке. А в паре метров от входа стоял странный предмет –– круглый, черный, диаметром с метр не меньше, то ли подставка, то ли что другое. Рядом с ним находилось кресло с типичной компьютерной клавиатурой типа Microsoft Internet hot keys, привинченной прямо к подлокотнику.
Рей кивнул товарищам и подошел к черной штуке, что-то нажал и прямо над ней, резко взметнувшись сгустком света, появилось объемное изображение разных предметов, геометрических фигур, крутящихся в разных направлениях и плавно перетекающих одна из другой между трассирующими линиями. Все это было настолько реально, красочно и необычно, что Алена протянула пальцы, желая потрогать висящие в воздухе над подставкой предметы. Рэй хлопнул ей по руке и кивнул на кресло:
–– Садись на пол.
–– Не поняла, –– нахмурилась девушка.
Лоан молча усадил ее прямо на решетчатый пол, а сам сел в кресло. Алена кинула на него злобный взгляд:
–– Ничего не забыл? Ошейник и поводок, например?
–– Тэн сидят только на полу, рядом с хозяином, –– кинул он и начал сосредоточенно отбивать дробь на клавиатуре, не обращая больше внимания на Алену.
–– Здорово! А есть можно из мисок на полу по команде: Фас?! Варвары! –– процедила она, исподлобья посматривая на кэн.
Как бы она хотела убить его взглядом, но, увы, тот даже не вздрогнул, и девушка загрустила, не зная, чем себя занять. Немало времени ушло на изучение окружающей среды, наблюдения за изображением, висящим в воздухе, и на думы о своем ‘радужном’ настоящем и ‘светлом’ будущем. Наконец, ее потянуло в сон, и она, прислонившись головой к креслу, уже вознамерилась поспать, как ладонь кэн погладила ее волосы, и он тихо сказал:
–– Скоро Гуэл сменится и я отведу тебя в другую комнату. Фильм посмотришь.
–– Кино? Хорошо бы, а то от скуки умереть можно.
Рэй улыбнулся и опять начал стучать на клавиатуре.
Минут через пять стена раздвинулась, и в комнату вошел молодой, невысокий мужчина. У Алены дух захватило, до того он был хорош: светлые волосы чуть прикрывали лоб, лицо утонченно-изысканное, с матовой гладкой кожей, огромные, лучащиеся доброжелательством фиолетовые глаза в обрамлении длинных черных ресниц и ровно - очерченные нежные губы. Сказочный принц! Херувим! И бог с ним, с ростом гномика!
Ворковская, забыв про все на свете, во все глаза рассматривала ‘сказочного’ персонажа, жалея, что не может проверить наличие крылышек на его спине.
Он тоже заметил девушку. Улыбнулся ей, как Ромео Джульетте, и застыл, с восхищением разглядывая Алену.
Правда, не долго. Лоан ‘проснулся’ и заклацал челюстями, как голодный гриф, изрыгая на флэтонском что-то резкое. Парнишка нехотя оторвал взгляд от девушки, кивнул кэн и залопотал мягким, бархатным голоском.
Ох, как она пожалела, что не знает их языка! Как бы ей хотелось знать, о чем они с Рэем разговаривают, тем более тот покинул кресло и встал в свою любимую позу ’сержант ВВС США по команде вольно’: руки за спину, ноги на ширину плеч, брови насуплены. Внушительно, особенно если учесть его комплекцию и рост ‘херувима’, а если еще и нрав кэн присовокупить, то по всему видать, полемика спешно двигалась в агрессивное русло. Это беспокоило. Из-за парнишки. Жалко было. Интерфейс. Так и бросилась бы на помощь, упредила: зело грозен ‘гвардии сержант’, покусать может.
–– Нет, я просто опустил обременительный период ухаживания. У нас все проще, и я не собираюсь менять свои манеры из-за ваших глупых условностей, тем более потакать женским капризам. И потом, милая, ты была моей изначально, я просто взял свое, никакого насилия.
––Я не вещь! Я человек, понял?! Я сама по себе и в праве…
–– Ты не можешь жить сама по себе, ты женщина, и от рождения предназначена мужчине. Все претензии по этому вопросу к богам, –– усмехнулся кэн.
–– Мужской шовинист!
–– Отнюдь. Я просто знаю свои обязанности и назначение. И твое. Забудь земной образ жизни, больше он тебе не пригодится. Теперь ты будешь жить, как посчитаю нужным я, твой мужчина. Первый и единственный, на всю оставшуюся жизнь, поняла? Ты больше не землянка, ты моя женщина. Моя! Это твой основной статус. И запомни: я не дам тебе воли, я флэтонец, и не собираюсь выпускать ’джина из бутылки’. Дай вам независимость и свободу, и в пять минут вы устроите хаос по всему миру из самых лучших побуждений и с чисто женской непосредственностью, а потом будете сетовать на других, обвиняя их в содеянном. Что, в принципе, и происходит в вашем мире. У нас подобного нет и не будет. Женщина должна знать свое место.
–– Быть игрушкой, подстилкой, рабыней?!
–– Женщиной! Матерью, женой.
–– Это одно и тоже!
Терпение кэн иссякло. Эта девчонка была забита ветхими догмами от пяток до макушки, и он не желал сейчас тратить время на вытряхивание пыли и мусора из ее мышления.
–– Теперь я понимаю, почему ваши женщины позволяют себе называть мужчин…травоядными, а мужчины в ответ, лишь награждают их званием …ведьмы.
–– А ты и есть козел!...
Звонкая оплеуха заставила Алену смолкнуть. Было не больно - обидно до слез.
–– У меня складывается впечатление, что ты спутала некоторые понятия, –– Рэй в упор посмотрел на нее. –– Это не я садист, а ты мазохистка. Впрочем, в данном случае я позволяю тебе сделать выбор самостоятельно, но предупреждаю: мой спектр методов воздействия широк и не имеет ограничений, поэтому можешь продолжать в том же духе и получать неприятности.
Рэй резко стряхнул ее с колен и потащил в ванную комнату. Он не на минуту не оставил ее одну: сидел на краю ванны и смотрел, как она моется. У Алены мурашки бежали по коже от этих взглядов и хотелось запустить в психопата каким-нибудь особо тяжелым предметом, асфальтовым катком, например. Блаженство от долгожданной водной процедуры было безнадежно изгажено, настроение испорчено, но выходить желания не было, и она тянула время, как могла, старательно рассматривала стены, чтоб только не встречаться с голубыми глазами, и усиленно терла плечи в двадцатый раз.
Терпения кэн хватило ненадолго. Он залез в ванну, подхватил девушку и, впившись губами в ее губы, насадил на себя, с легкостью ломая сопротивление. Его рука крепко придерживала ее запястья, заведенные за спину, а вторая прижимала за талию. Действия кэн были настолько быстры и отточены, что девушка не успела по сути ничего сообразить, как оказалась в его власти: ненавистный, наглый язык заполнил ее рот, а внутри пульсировал огромный фаллос. Для Алены начался второй раунд бесконечной пытки, а для Рэя всего лишь мгновения нирваны.
Г Л А В А 12
Дни заскользили мимо Алены бесконечной чередой безумных, бесстыдных, бесконечных соитий и жадных, дурманящих разум, лишающих силу и волю, поцелуев. Был ли день или ночь, для Алены это ничего не меняло и ничего не значило, и имело одно общее название - Рэй.
Он заполнил ее жизнь, как лава Везувия Помпеи, погребая под своим давлением ее прошлое, топча душу и тело цинично издеваясь и игнорируя все нормы человеческой морали и принципы существования, заложенные в ее голову с рождения. Его ненасытные и неизменные притязания на ее тело, стали обязательными и самыми главными пунктами в режиме дня. Он был безумен, абсолютно невменяем и патологически похотлив. Он был шедевром, мечтой любого психиатра. Его взгляды на жизнь, характер, манеры, все, из чего состояла его личность, представляло огромный научный интерес и являлось основой для защиты несколько десятков диссертаций на различные темы. Он бы составил счастье любого научного сотрудника. На изучении его психики можно было запросто стать академиком и заработать массу регалий и премий. Но, к сожалению, подобное ‘счастье’ выпало лишь на долю Алены.
Она ненавидела его до коликов, до зубовного скрежета, презирала и… панически боялась. Его реакция и сила поражали, а самоуверенность, бесстыдство и наглость обескураживали. Он стал для нее живым воплощением дьявола, не мифическим и весьма спорным персонажем из библии, а настоящим, из крови и плоти. Каждый день она сталкивалась с его ‘прекрасным ликом’: полным аморальности, тирании, беспринципности, устрашающего равнодушия с абсолютным отрицанием самых обычных, естественных человеческих ценностей.
А лик ее действительно стал прекрасен. Алена и не заметила, в какой момент это произошло, когда и как? Она не знала и в принципе не задумывалась о причине, просто однажды увидела, что он сильно изменился.
Худой, изможденный парень исчез в неизвестном направлении, уступив место гладиатору. Его волосы отросли и падали на лоб непослушной челкой трех цветов, словно он сбегал в элитный салон-парикмахерскую и сделал меллирование. Лицо при этом стало удивительно привлекательным, оно оформилось, округлилось, стало четким, волевым и красивым. Гладкая кожа, не знакомая с бритвой, напоминала кожу младенца: атласную, нежную, ровную. Никаких пятен, желтизны больше не наблюдалось. И тело окрепло, налилось силой и привлекало своим мощным рельефом, нежной кожей, лишенной признаков растительности. Рэй стал выше Алены на голову, раздался в плечах, мышцы забугрились, затвердели, превратив его в волнующего взгляд манекенщика с идеальной фигурой и изысканными манерами самоуверенного самца. От него исходила почти осязаемая волна силы, довольства и вседозволенности. Голубые глаза взирали на Алену с усмешкой и превосходством, а губы, с ровными краями, приятной формы и естественного для человека цвета, с ошеломляющей силой впивались в ее, круша сопротивление.
Впрочем, Алена уже не могла сопротивляться. Любые ее попытки пресекались в зачатке. Он изолировал ее совершенно, поработил, задавил, превратив в игрушку, безвольную тряпку, использующуюся по мере надобности. Он лишил ее одежды, уходя, блокировал стену ванной комнаты, и она сидела, укутавшись в одеяло, и ждала его возвращения, чтоб вновь оказаться под градом бесконечных ласк, доступная и сломленная.
Девушка испробовала все способы противостояния своему тирану: кидала в него чашки с едой, кусалась, царапалась, била и оскорбляла, пыталась порвать одеяло, чтоб повеситься, но все было тщетно. За оскорбления она получала неизменные плюхи, чашки не успевали вскинуться в воздух, как оказывались в целости и сохранности в его ладонях одеяло оказалось, крепче листовой стали. Все остальное игнорировалось с обидным для нее равнодушием: парень, улыбаясь, смотрел, как колотят по его широкой груди кулачки девушки, словно забавляясь, потом легким и незаметным для ее глаза движением перехватывал их и без труда удерживал, пока Алена не ослабевала под действием изнуряюще долгого поцелуя.
Он был хладнокровным, жестоким и бездушным, как робот, сильным, напористым и внезапным, как тайфун. Он был беспринципнее и извращеннее дьявола и с циничной ухмылкой дарил Алене ад.
Она бы с радостью поменяла этот мир на тот мифический Тартар, в котором люди имели хотя бы шанс искупить свои грехи и поменять место жительства. Рэй отобрал у нее даже это. Кипящая смола и сковороды для жарки грешников были для девушки привлекательней жестких губ, наглых рук и огромного фаллоса, каждый раз грозящего разорвать ее на части.
Она лежала в его объятьях, крепко спеленатая руками и ногами, не пошевелиться, смотрела в стену перед собой, кусая губы, и из последних сил сдерживая слезы отчаянья. Ее палач, угомонившись, наконец, казалось, спал: дышал ровно, не шевелился. Алена косилась за спину, пытаясь убедиться в своем предположении, но угол зрения человека всего 135 градусов и, чтоб увидеть, что за спиной, увы, его не хватало.
Она всхлипнула, обидевшись за это отчего-то на Лоан, и расплакалась, прикусив губу и пытаясь не вздрагивать и не всхлипывать, чтоб не разбудить кэн. Но тот услышал, резко развернул ее к себе и навис, с любопытством рассматривая заплаканное лицо. ‘Так, наверное, академик Павлов на своих подопытных собачек смотрел’,- подумала Алена и разозлилась.
–– Почему ты плачешь?
–– Ты же спал? –– дернулась девушка, шмыгнув носом.
–– Мне нужен час на восстановление. Я спал прошлой ночью. А почему ты не спишь, а плачешь?
Ну, и как ему объяснить этому роботу, что у нее, как у любого человека, есть душа, которая может болеть, и есть чувства, которые могут переполнять?
–– Ты все равно не поймешь.
–– Отчего же?
‘Потому, что ты не человек!’
–– Я жду, Алена.
–– Господи! Когда ты оставишь меня в покое? Неужели я тебе еще не надоела?
Рэй сомкнул замком свою ладонь с ее и спросил:
–– Тебе надоела твоя рука?
–– Нет, –– насторожилась девушка: кто его знает, что у него в голове? А по лицу так сразу не определишь: то ли сердит, то ли наоборот.
–– Может надоесть?
–– Нет.
–– Вот и мне не может. Ты часть меня, –– Лоан облокотился на локоть и вытер Алене слезы.
–– Но ведь когда-нибудь это должно закончиться?! –– с пафосом воскликнула девушка.
–– Что именно?
–– Все! Ты, ваш гребанный корабль, гадкая пища, эта конура! –– Алена села, уперлась спиной в стену, старательно прикрыв грудь одеялом, и уставилась на кэна горящими глазами. –– Господи, как я ненавижу тебя! С какой бы радостью я вонзила в тебя кинжал! Ты не человек - чудовище, монстр! Я больше не могу! Я не хочу тебя видеть, знать! Меня тошнит от твоих лап, от твоего запаха, от твоего вида! Ты извращенец, мразь! Ты убиваешь меня одним своим существованием! Твои манеры: эдакий царек, божество непризнанное, твой взгляд, твоя рожа! Сфинкс! Змея особо ядовитая! Ты непробиваемый каменный голем, артефакт, нонсенс! Выродок, моральный урод!
Лоан с легкой улыбкой на устах слушал Алену, и в глазах прыгали лукавые огоньки, а ноздри раздувались и трепетали. Как она была хороша! А аромат? Дивный, неповторимый упоительный! А сколько страсти, экспрессии? Месяц тэн Рэя, наложница, с легкостью отдающая и принимающая, и все же не смирившаяся. Горда, непримирима, смела. Приятно быть хозяином такой рабыни, приручать, как лауга [21], быть все время начеку и не знать, что она натворит в следующую минуту. Модраш знал, чем его одарить!
Вот уже месяц он проводит в ее обществе каждый день, и она не только не наскучила ему, но стала еще более желанна и по-прежнему волнует и кровь, и разум, манит, пьянит. Он никак не может насытиться ее и-цы, насладиться телом. Ни одна женщина не вызывала в нем столько приятных ощущений, не дарила таких сладких чувств, не привязывала так сильно, не давала столь полного удовлетворения и чувства сытости.
За этот месяц он радикально изменился не только физически, но и окреп морально. Он чувствовал себя вновь рожденным, полноценным, всесильным, значительным. 32 года боли слабости и унижения остались позади, оставив лишь зыбкую память о своем существовании изживающими себя привычками - прислушиваться по утрам к своему телу. Теперь в этом не было надобности, он был абсолютно здоров, и мысль о том, что в любой момент он может взять сколько угодно и-цы, утолив жажду или полакомиться, пригубить, поиграть, избавиться от у-фу, излив его в живое, податливое тело, созданное для него, когда вздумается: эта мысль волновала, возбуждала, переполняла восторгом.
Он не сразу осознал свою власть над девушкой в полной мере, слишком долго прожил в ‘долг’, а теперь… теперь, он чувствовал себя богатейшим человеком вселенной, самым удачливым и всемогущим. Он был хозяином бесконечности, которая дарила ему вечность! И он единоличный, первый и последний обладатель этого бесценного дара. Дара, рожденного, созданного для него и отданного в вечное пользование! Нет, он принесет в жертву Модраш всех своих наложниц, в знак безграничной благодарности, как только вернется домой.
Алена бессильно ткнулась затылком в стену: кому и что она объясняет? Лучше со стенкой пообщаться –– эффект тот же, но для себя безопасней.
Лоан сел, притянул девушку к себе, усадил на колени так, что ее ноги свешивались на пол, а лобок прижимался к фаллосу, и крепко обнял за спину, буквально вдавив ее в свою грудь. Алена обреченно вздохнула, скорчила скорбную гримасу, но не противилась, зная - мало бесполезно, так еще и хуже будет. Ему ударить и боль причинить, что стакан воды выпить.
–– Все равно когда-нибудь это закончится, –– прошептала она для себя, скорее поддерживая слабую надежду, чем убеждая.
–– Никогда, –– ‘успокоил’ ее кэн, услышав, а девушка, в который раз, подивилась его слуху.
–– Обломись ’милый’, –– скорчила презрительную гримасу Алена.
–– Перевести на внятный язык сможешь?
–– Может ты и кощей бессмертный, только я не из отряда призраков, подкласса привидений. И умру рано или поздно…Хотелось бы позже тебя!
–– Мы умрем вместе, –– невозмутимо заметил Рэй.
–– Да? –– озадачилась девушка. –– ‘В один день’, как сказал Грин? Вы сколько живете?
–– От трехсот до четырехсот лет.
Девушка нахмурилась: шутит? Вот ведь сфинксообразный, и не поймешь по лицу!
–– Спешу огорчить, мы 70-80. Так что придется тебе взойти на костер лет на 200-300 раньше, как верная индийская жена, дабы исполнить свое обещание.
–– Нет, –– усмехнулся Лоан, –– это тебе придется повременить с уходом.
–– А это не в твоей власти. Или ты бог?
–– Есть масса способов продлить жизнь человека, и будь спокойна, я это сделаю. Ты будешь жить, пока живу я.
Это было сказано так категорично и совершенно спокойно, что Алена поверила и ужаснулась:
–– Господи! Вот ‘радость-то’! Да зачем я тебе нужна?
–– Ты? –– глаза Рэя затуманились, ноздри затрепетали, а пальцы начали ласкать ягодицы. Девушка дернулась и застонала от бессилия, понимая, что не сможет избежать нескромных ласк, если кэн в голову ударило. А тот смотрел на нее в упор, следя за реакцией, и принюхивался, как собака. Псих!
Лоан в упоении вдыхал аромат девушки и блаженствовал, осознавая ее беспомощность и собственную власть над ней:
–– Ты очаровательна, –– прошептал он, обнюхивая ее и чуть изгибая губы, словно улыбаясь, –– бесценна, и ты моя. Ты стоишь целую жизнь, и этим сокровищем владею я. Я! Ты понятия не имеешь, как великолепно это чувство- чувство безграничной власти, осознание собственного величия и избранности…Я слишком долго ждал тебя, чтоб пренебречь. Нет, даже если ты не дашь мне большего… я реалист…все иметь невозможно..––Рэй зажмурился на секунду, –– Все равно я не отпущу тебя, а если ты посмеешь когда-нибудь ….если я увижу твой интерес к другому, если хоть взгляд…я буду убивать тебя медленно и очень долго.
Алена поежилась от страха, пронизывающего все ее существо. Этот вкрадчивый, ленивый голос проникал буквально в каждый уголок сознания и превращал ее в марионетку.
–– Мне.. хо-холодно, –– еле слышно прошептала она, желая прервать излияния безумца.
–– Здесь тепло, –– подозрительно прищурился кэн.
–– Если вы греетесь в холодильнике, это не значит, что он обогреватель!
Рэй улыбнулся и покосился в сторону входной стены. Алена проследила взглядом и покраснела. В комнате появился незнакомый мужчина. Он подошел к ним и начал что-то говорить Лоан. Девушка в смятении спешно попыталась слезть с колен, но кэн не дал: осадил взглядом, зажал одной рукой, а другой начал яростно ласкать ее, исторгая невольные стоны из горла, и при этом, как ни в чем не бывало, разговаривал с посетителем.
Алену переворачивало от стыда, бессилия и ярости. Она только и смогла уткнуться кэн в грудь, спрятав лицо, и прикусить губу, чтоб сдержать рвущиеся наружу слезы унижения и стоны.
–– Бесстыдное, бессердечное животное! –– выдохнула девушка, как только незванный посетитель ушел. –– Ненавижу! Как ты можешь?!
–– Что? –– искренне удивился Лоан
–– Неужели тебе не стыдно? Ты.. ты специально, да? Всем нужно узнать, что ты меня имеешь? Показать, как ты обращаешься с тэн? Тебе нравится унижать? –– она готова была расплакаться от пережитого стыда.
–– Мне нравится ласкать тебя…злить! –– заулыбался кэн. –– Какая разница, кто при этом присутствует? Почему я должен сдерживать себя?
–– Беспринципный извращенец! Хоть бы постыдился своей наготы! Эксгибиционист! Почему я это должна терпеть?! Ты меня еще перед всем экипажем нагую выстави!
–– И выставлю, если будешь плохо себя вести, –– с самым серьезным видом заявил Рэй, мысленно умиляясь наивности и закомплексованности девушки. –– Ты моя наложница. Я властен делать с тобой, что пожелаю. И это прекрасно.
–– Ты зверь! Без стыда, без…
–– Совести. Что там еще по списку? Ах, да - скромность, справедливость, –– съязвил парень. –– Все это, милая, архаизмы, не имеющие у нас значения. Почему я должен стыдиться собственного тела, тем более, если оно в прекрасной форме? Почему бы мне не показать свою тэн, которая божественно красива? И что ужасного в том, что тебя увидели нагой? В объятиях мужчины, твоего господина?
–– Между прочим, это…неприлично, –– растерялась девушка. –– Совесть и справедливость не архаизмы и ... это разные понятия.
–– Я в курсе, милая. Только исток один и суть одна, как и определение на весь спектр - комплексы. Гирьки такие, на твоей очаровательной шейке. Очень нужные кому-то оковы, облаченные в пиитические наряды, но бессмысленные и пустые. Не многовато их у вас?
–– В самый раз. И это не комплексы, а моральные устои! Интересно, если все это, по-твоему, недостаток, то, что достоинство? Черствость? Жестокость?
–– Черствость? С этим понятием я не знаком и потому судить не буду, а вот жестокость... Разумная жестокость, как и человек, способный проявить ее - достойны уважения.
–– Значит, мальчишка, мучающий котенка, достоин уважения?! –– поразилась девушка.
–– И много у вас таких? –– в ответ удивился кэн.
–– Каких?
–– Юных садистов с отягощенной наследственностью и явными признаками вырождения?
–– Можно подумать, у вас их нет.
–– Представь –– нет. У нас и в голову никому не придет мучить животное, –– пожал он плечами. –– Зачем? Доставить себе удовольствие? Это извращение и отклонение в психике. Бессмыслица. Значит, в период молекулярной закладки эмбриона произошел сбой, в цепь хромосом прокралась некачественная реципиентная клетка. Это либо исправляется на первой стадии развития плода, либо ДНК уничтожается полностью.
Алена с любопытством посмотрела на парня: интересный подход к деторождению. Галактические спартанцы?
––А больных вы тоже убиваете? Детей?
Лицо кэна в момент окаменело, взгляд стал жестким, непримиримым, пугающим. Алена пожалела, что не прикусила язык, хотя, если разобраться, что она такого сказала?
Рэйсли молча пересадил девушку с колен на постель и начал одеваться, и только, когда осталось надеть пояс и браслет, повернулся к ней и прокурорским тоном выдал:
–– Пока ваша медицина будет практиковать детоубийство, а взрослые будут заботиться о себе больше, чем о будущем своих детей, вы будете вымирать. От болезней, катаклизмов, случайностей, суицидов …вымирать ветками, династиями. У вас ‘ прекрасное’ будущее!
Это звучало, как обвинение, но Алена не поняла: причем тут она?
Рэй, видимо, тоже это сообразил и, смягчившись, кивнул:
–– Одевайся. Пойдешь со мной.
Ворковскую мигом сдуло в ванную комнату, и не важно было куда ее поведут? Главное, она могла одеться и пройтись. Трусики, джинсы и кофточка с длинным рукавом показались ей самыми лучшими изобретениями человечества. Она поморщилась, натягивая кофту на грудь, та неприятно болела, видимо, после общения с кэном, и выскочила, боясь, что Рэй передумает и уйдет без нее.
Он не передумал. Толкнул ее на кровать, схватил за лодыжку, защелкнул на ней серебристый мигающий обруч и потащил из комнаты. Обруч показался Алене тяжелей отцовской кувалды и вдавливал голую ступню в решетчатый пол. Это было больно и замедляло шаг, а кэн несся по коридору, словно опаздывал на званый вечер.
–– Мне больно! –– на первом же повороте заявила Алена, дернув руку. –– Ты в ботинках, а я с голыми ногами, мне решетка в ступню впивается! Я, между прочим, не Зена и не Геракл и не могу устраивать спринт с арматурой на лодыжке!
Парень даже не повернулся, но внял и пошел помедленнее, а через пару минут остановился и нажал пятерней на стену.
Они оказались в просторном помещении с огромным, во всю стену иллюминатором, за которым плыл космос: темно-синее, почти черное пространство и масса точек, одни поярче, другие еле заметны, а вдали, слева, небольшая сфера, наполовину скрытая тенью. Алена открыла рот от восхищенья, похлопала ресницами пару минут и с довольной улыбкой обвела взглядом помещение: а ничего ’коморка’!
Внизу иллюминатора шла серебристо-голубоватая панель с массой каких-то экранчиков, кнопочек, шариков, висящих над ней, и прочими непонятными техническими приспособлениями. У панели, в креслах с высокими спинками и подголовниками, висящими в воздухе, сидели два мужчины. Они развернулись лицом к Лоан и о чем-то заговорили с ним.
Один пожилой, лысый, с усталым, недовольным лицом и колючим взглядом глубоко посаженных, серых глаз, другой значительно моложе с темным ежиком волос, орлиным носом, наглым взглядом и восковой, неприятной кожей, как, впрочем, и у первого. Он держал в руках кружку, на которой для полноты сходства с привычными для Алены чашками явно не хватало надписи ’Козерог’ или ‘Nescafe’, и хищно поглядывал то на девушку, то на сотоварищей.
Слева от колоритной троицы была стена с аркой и множеством мелких мигающих значков, меняющихся со скоростью звука; справа стена была сплошь забита плоскими экранами разных размеров. Одни из них мигали, с приглушенным клацаньем выдавая на электронную бегущую ленту под ними какие-то иероглифы. Другие показывали объемные предметы, вспыхивали и жужжали, высыпая массу цифр в вертикальном порядке. А в паре метров от входа стоял странный предмет –– круглый, черный, диаметром с метр не меньше, то ли подставка, то ли что другое. Рядом с ним находилось кресло с типичной компьютерной клавиатурой типа Microsoft Internet hot keys, привинченной прямо к подлокотнику.
Рей кивнул товарищам и подошел к черной штуке, что-то нажал и прямо над ней, резко взметнувшись сгустком света, появилось объемное изображение разных предметов, геометрических фигур, крутящихся в разных направлениях и плавно перетекающих одна из другой между трассирующими линиями. Все это было настолько реально, красочно и необычно, что Алена протянула пальцы, желая потрогать висящие в воздухе над подставкой предметы. Рэй хлопнул ей по руке и кивнул на кресло:
–– Садись на пол.
–– Не поняла, –– нахмурилась девушка.
Лоан молча усадил ее прямо на решетчатый пол, а сам сел в кресло. Алена кинула на него злобный взгляд:
–– Ничего не забыл? Ошейник и поводок, например?
–– Тэн сидят только на полу, рядом с хозяином, –– кинул он и начал сосредоточенно отбивать дробь на клавиатуре, не обращая больше внимания на Алену.
–– Здорово! А есть можно из мисок на полу по команде: Фас?! Варвары! –– процедила она, исподлобья посматривая на кэн.
Как бы она хотела убить его взглядом, но, увы, тот даже не вздрогнул, и девушка загрустила, не зная, чем себя занять. Немало времени ушло на изучение окружающей среды, наблюдения за изображением, висящим в воздухе, и на думы о своем ‘радужном’ настоящем и ‘светлом’ будущем. Наконец, ее потянуло в сон, и она, прислонившись головой к креслу, уже вознамерилась поспать, как ладонь кэн погладила ее волосы, и он тихо сказал:
–– Скоро Гуэл сменится и я отведу тебя в другую комнату. Фильм посмотришь.
–– Кино? Хорошо бы, а то от скуки умереть можно.
Рэй улыбнулся и опять начал стучать на клавиатуре.
Минут через пять стена раздвинулась, и в комнату вошел молодой, невысокий мужчина. У Алены дух захватило, до того он был хорош: светлые волосы чуть прикрывали лоб, лицо утонченно-изысканное, с матовой гладкой кожей, огромные, лучащиеся доброжелательством фиолетовые глаза в обрамлении длинных черных ресниц и ровно - очерченные нежные губы. Сказочный принц! Херувим! И бог с ним, с ростом гномика!
Ворковская, забыв про все на свете, во все глаза рассматривала ‘сказочного’ персонажа, жалея, что не может проверить наличие крылышек на его спине.
Он тоже заметил девушку. Улыбнулся ей, как Ромео Джульетте, и застыл, с восхищением разглядывая Алену.
Правда, не долго. Лоан ‘проснулся’ и заклацал челюстями, как голодный гриф, изрыгая на флэтонском что-то резкое. Парнишка нехотя оторвал взгляд от девушки, кивнул кэн и залопотал мягким, бархатным голоском.
Ох, как она пожалела, что не знает их языка! Как бы ей хотелось знать, о чем они с Рэем разговаривают, тем более тот покинул кресло и встал в свою любимую позу ’сержант ВВС США по команде вольно’: руки за спину, ноги на ширину плеч, брови насуплены. Внушительно, особенно если учесть его комплекцию и рост ‘херувима’, а если еще и нрав кэн присовокупить, то по всему видать, полемика спешно двигалась в агрессивное русло. Это беспокоило. Из-за парнишки. Жалко было. Интерфейс. Так и бросилась бы на помощь, упредила: зело грозен ‘гвардии сержант’, покусать может.