Страница:
–– Тайм-аут. Обеденный перерыв.
–– Так и знал, –– хмыкнул доктор. –– Ты неисправима.
–– Ага, и социально опасна. Словили вы себе головную боль, господа гуманоиды.
–– Не сомневаюсь, –– серьезно кивнул доктор и занялся раной.
–– И зачем вы это делаете? –– спросила Алена, когда Эланн уже наложил пластырь. –– Заняться нечем? Сначала режете, потом латаете.
–– На удивление медленно проходит процесс регенерации,–– после минутного изучения ее физиономии на предмет выявления каверзы, ответил врач. –– Контролер отторгается, не нравится мне это, да и осложнения не нужны. Сложности ты и без меня найдешь.
–– А что такое: контролер?
–– Контрольный, моноимпульсный ультрофонолокатор с расширенными функциями и программой шоковой инфродестабилизации.
–– Э-э-э, а можно поподробнее? У меня с физикой проблемы, –– озадачилась Алена.
–– И только? –– хмыкнул Эллан и, сложив руки на груди, насмешливо посмотрел на нее, –– Не знаю, что ты задумала, но уверен, что очередная бредовая идея не приведет ни к чему хорошему. Поэтому я расскажу тебе о контролере. Надеюсь, эта информация пойдет тебе на пользу. Суть устройства опустим и перейдем прямо к его назначению: контроль передвижения объекта. Любые, несанкционированные действия тут же блокируются. Шаг влево, шаг вправо, и он выбрасывает импульс в нервные окончания. О-очень больно, поверь мне. Парализация конечностей наступает через 5 секунд и длится до двух часов и более. Так что, сбежать ты не сможешь.
–– Да уж куда бежать, господин хороший! Выжить бы, о том только и мыслю, –– Алена хитро сощурилась. Эллан укоризненно качнул головой:
–– Наплачется с тобой хозяин.
–– Думаешь? –– загадочно улыбнулась девушка. Это врачу не понравилось. Он подозрительно посмотрел на нее:
–– Наметила жертву?
–– Хочешь встать в очередь претендентов?
–– Я смотрю, ты много знаешь,… Рэйсли просветил?! –– занервничал Эллан. Для Алены это было, как подарок: ’Не нравится, да? Сейчас я тебе, лапочка, настроение попорчу!’
–– Рэйсли это Рэйс? Красиво! И сам… мечта! Милый парнишка, галантный, воспитанный.. с тонкой душевной организацией. Ну, усохший малость, так это не главное, сам понимаешь. Главное, души во мне не чает. На все, говорит, ради вас, Алена Владимировна, готов! –– залилась соловьем девушка.
–– Замолчи! –– рявкнул Эллан, основательно рассердившись. –– Я сегодня же поговорю с ним! У тебя ничего не получится. Я не дам какой-то глупой твари портить ему жизнь! Из тебя тэн, как из меня…
–– Светило медицинских наук галактического масштаба и придворный врач их императорских величеств! –– съязвила девушка и с удивлением отметила перемену в лице мужчины. Оно стало бело-серым, а взгляд растерянным, будто Алена разгадала страшную тайну Эллана и продала ее злобным ворогам.
–– Послушай, ты!… –– навис над ней ‘Шерхан’ с перекошенной физиономией. –– Вэрэн совершил большую ошибку, ему нужно было либо отпустить тебя, либо убить на месте! Я сделаю все, чтоб ты закончила свое существование в ближайшие дни!
–– А я, между прочим, в круиз по другим планетам не просилась, мне, что на тебя, что на остальных гуманоидов вместе с астрономией, глубоко параллельно. Я и на Земле без вас от скуки не умирала. Так что, дядя, толкни свою идейку Вэнсу или как его там? Пущай меня домой возвернет. Премного благодарна буду, и на Рэйсли даже не посмотрю, обещаю. Пусть живет себе, здоровье поправляет. Ты б, кстати, присматривал за ним получше, лекарства там какие дал, а то чахнет прямо на глазах твой подопечный. Не уследишь - сыграет в ящик парнишечка в самом расцвете лет…
Эллан наотмашь ударил ее по лицу, прервав саркастическую тираду. Алену мотнуло в сторону, а из губы брызнула кровь. Она медленно вытерла ее и исподлобья посмотрела на доктора:
–– Зря, эскулап, ох зря! Вроде только начали налаживать теплые доверительные отношения, к консенсусу пришли, а ты раз, и по личику! Фи, как можно, дядя? Грубо. У вас отвратительное воспитание, Эллан Гуманоидович!
–– Добавить? –– сверкнул глазами тот и, схватив Алену, буквально выкинул из комнаты. Она ткнулась лбом в грудь обалдевшего Вейтклифа и, выпрямившись, широко улыбнулась ему в лицо:
–– Веди Франкенштейн! –– кивнула милостиво, закинула руки за спину и пошла вперед, загорланив во всю мощь голосовых связок: ‘Эх, рано, встает охрана!’
Ее нагнали у первого поворота и грубо прервали ‘песню’ предупреждающим ударом по почкам. Продолжать сольный концерт расхотелось, и Алена, смолкнув, мирно потащилась в свой кубрик. Это видимо произвело благоприятное впечатление на соглядатаев, и они не только без членовредительства доставили ее в комнату, но и принесли поднос с едой.
Кушать хотелось сильно, но вид у предложенной пищи был столь не презентабельный, что отбил бы аппетит у любого. Пиала со студнеобразной кашицей, серого цвета, с запахом прогорклой овсянки, пара тонких темно - коричневых пластинок, слабо напоминающих хлеб, и круглый лиловый фрукт, размером с кулак. Алена сердито рассматривала пародию на обед и боролась с желанием запустить в кого-нибудь всеми его составными. Но никого не было, а кушать хотелось, и она, вздохнув, принялась впихивать в себя студень, злясь еще и на то, что есть приходилось хлебцами и руками - приборы ей не дали, как обычно.
Вообще кухня гуманоидов ее убивала. Каждый день одно и тоже с небольшими изменениями в десерте и цвете студня, но вкус… Пресный, терпкий и вяжущий, как незрелая хурма, но сытный, не отнимешь, а вот фрукты, если это были фрукты, весьма недурственны: сочные, мягкие, сладковато –– кислые. Они хорошо утоляли жажду, но от тоски по привычному чаю, кофе или компоту не избавляли.
Когда еда с подноса исчезла, на пороге появился один из ‘бультерьеров’, в который раз подивив девушку своей расторопностью, и забрал пустую посуду.
Ворковская уселась удобнее и задумалась. ‘Думу думать‘ стало для нее единственным и постоянным занятием в этом каземате. Если б она столь сильно напрягала свои извилины на воле, то, наверное, через месяц снискала бы славу Кузанского или Бейли. Однако дома не до того было, других забот хватало, а здесь заняться больше было нечем.
Ей не давала покоя информация о контролере. ‘Горе от ума’, предписанное министерством просвещения для глобального изучения по школьной программе, Аленой было проигнорировано и поэтому мысль: а не вытащить ли контролер и не выкинуть на фиг, гуманоидам назло - казалась весьма удачной. Она тщательно осмотрела рану, прикинув его местоположение, и озабоченно осмотрелась вокруг: хирургических инструментов и наркозных масок не наблюдалось. Это смущало. Ни камикадзе, ни мазохистской она не была, а к суициду относилась, как к тяжелому поражению психики и нервной системы в целом. Однако, чтоб претворить свою идею в жизнь, нужно было плотно познакомиться с каждой из ипостасей: сначала, как камикадзе, залезть к себе в рану и, стойко и радостно претерпевая боль, как истинная мазохистка, вытащить контролер, чтоб впоследствии с гордой решимостью умереть от сепсиса или кровопотери, как заправский самоубийца.
Нет, конечно, причислиться к лику адекватных личностей при всем уважении к себе любимой, Алена уже не могла. Общение с инопланетянами и длительное пребывание в безвременье накладывали свой отпечаток и на поведенческий, и на психический уровень, а уж мысль о мужественном изнасиловании собственного тела с целью извлечения треклятого приборчика отдавала явной клиникой, но вот вопрос: а есть ли у нее выбор?
Есть. Смириться и стать примерной рабыней. А если учесть манеру обхождения и взгляды, которые на нее бросают, что Лоан, что другие флэтонцы, то расширение круга обязанностей неминуемо, и станет она банальной …наложницей.
Бр-р! Алену передернуло. Выходит, она берегла себя для этих моральных уродов? Нет, эта дорога для нее однозначно закрыта, даже мысленно, иначе она не только контролер без наркоза вытащит, но и сонную себе ногтем вскроет и не поморщится, лишь бы не досталось ее бренное тело злобным гуманоидам.
Алена встала и нервно заходила по комнате, ежась то ли от холода, то ли от страха. Срочно требовались разумная идея, реальный план спасения, но, увы, в голове было пусто, как в сельпо села Голодранцево Захолустьинстинского уезда Шаропокатихинской губернии.
‘Поскрести по сусекам’ ей не дали. Стена открылась, и в комнату ввалился бессменный Вейтклиф. Он подвигал челюстями, поиграл бровями, что-то промычал и шумно вздохнул. По всему видать, мыслительный процесс давался ему с трудом, а уж словообразовательный вообще был не доступен. Алена хмыкнула и решила помочь, авось зачтется: ’Господь жалел и нам велел.’
–– Опять к кафиру?
Вейтклиф засопел, сжал кулаки и шагнул к ней:
–– Кьяро…–– с трудом произнес он и смолк. На большее, видать, не хватило. Взгляд обиженного ребенка, губы надуты…
‘Сам дурак!’- чуть не ляпнула девушка, но странный взгляд и поведение стража вовремя ее остановили.
–– Что такое - кьяро? –– спросила она с любопытством.
–– Ведьма! –– выдохнул он и бросился к ней.
‘Многообещающее начало..’–– подумала Алена, уворачиваясь и отходя в сторону. Вейтклиф загреб лапищей воздух, споткнулся, сообразил и обиженно взревел.
–– Что надо-то? –– выгнула бровь Алена, пытаясь получить объяснение странным пируэтам и мысленно прикидывая путь отступления. На мордочке ‘гоблина’ проступала решимость японского самурая. Это всерьез тревожило.
–– Что случилось?..
Зря, ох зря! Разговаривать с больными инопланетянами, что травить разъяренных орангутангов - могут покусать.
Этот не кусал. Этот пытался схватить. Алена сначала успевала избежать тесной встречи, но долго бегать по железной коробке, размером 5 на 5, наперегонки с инопланетной гориллой было проблематично, и естественно Вейтклиф ее настиг.
Ворковская мысленно простилась со всеми родными и приготовилась к долгоиграющей экзекуции, с длительным болевым ощущением. Ей и в голову не приходило, что парень пожаловал сюда не за возмещением недавнего убытка его ‘чести и достоинству’, а за физическим удовлетворением, избавлением от снедающего его голода.
Он хрипел, как раненый зверь, пытаясь впиться Алене в губы, заламывал руки, раздирая одежду, сильный, как тайфун, напористый, безумный.
Девушка и сама обезумела, запаниковала, как только поняла его намерения. Омерзение, ужас, стыд нахлынули разом, и она зашлась в крике, пытаясь ударить посильней, укусить насильника, вывернуться из его рук, но Вейтклиф был словно выкован из железа –– ни один удар не достиг цели, не заставил его поморщиться, не говоря уж, отступить и опомниться. Она, захлебываясь слезами, еще сопротивлялась, рвалась, царапалась, извивалась, но сил становилось все меньше и на краю сознания замаячило отчаянье. Надежды не оставалось: Вейтклиф прижал ее к полу всем весом, одной рукой пытаясь содрать одежду, другой, вцепившись в волосы, придерживал ее, настойчиво желая завладеть ее губами и ртом.
Она ничего не понимала от охватившего ее панического ужаса, когда в комнату ворвались трое: Лоан и два робота, и оттого не заметила их. Роботы оторвали Вейтклифа от девушки и выкинули за дверь, как щенка, а Рэй попытался поднять Алену и успокоить. Но та ничего не соображала, продолжала всхлипывать и колотить руками уже по кэн, пытаясь отползти.
–– Хватит! –– прикрикнул он, и девушка очнулась, затихла, непонимающе уставилась ему в глаза, дрожащая, жалкая, раздавленная.
–– Вставай, –– приказал он, протягивая ей ладонь, но она смогла лишь сесть, прикрывая руками разодранную кофту на груди. Взгляд безумный, затравленный. Рэй сжал зубы: вид девушки рождал в нем незнакомое чувство жалости и обострял до физической боли естественное желание, с которым он, как и остальные члены экипажа, не мог и не желал ни бороться, ни игнорировать. Нет, Вейтклифа он не осуждал.
Лоан поднял девушку и потащил в ванную комнату. Холодный душ привел ее в чувство, но усугубил физический дискомфорт. Девушку заколотило в ознобе, зашатало, затошнило. Рэй помог ей освободить желудок, поддерживая за талию, помог умыться, переодеться, укутал полотенцем и отвел в комнату. Однако, состояние Алены не улучшалось. Она по-прежнему дрожала и всхлипывала, кутаясь в полотенце. И взгляд девушки Рэйсли не нравился.
Подобное он видел не часто, но знал, что за ним скрывается что-то очень не хорошее, безрассудное и опрометчивое. Землянки вообще существа тонкие и ранимые, требующие огромного внимания и постоянного контроля, единственные в галактике столь прихотливые и хрупкие. Ни одна из его наложниц-землянок не жила больше месяца, но раньше Рэя это не тревожило и не волновало, а вот сейчас встало перед глазами не укором - пробелом в знаниях, промахом, недочетом, который мог вылиться в огромную проблему и разрушить планы…
Лоан подошел к стенной панели справа от постели, открыл ее и, взяв стакан, вернулся к девушке.
–– Пей! –– приказал он. Алена непонимающе посмотрела на него, потом на замысловато изогнутый стакан с темной, дымящейся жидкостью и нехотя взяла. Жидкость пахла, как больничное лекарство, что-то среднее между настойкой календулы и камфорным спиртом. Девушку передернуло, и она решительно протянула стакан обратно. Рэй не стал церемониться и насильно влил напиток ей в рот. Алену чуть не стошнило: по вкусу жидкость напоминала доведенную до кипения смесь забродившего гранатового сока и просроченной на десять лет кока-колы подпольного разлива.
–– Гадость, какая! –– прошипела она, чуть отдышавшись, с возмущением глядя на кэн, и сморщилась: во рту стоял железистый привкус, неприятный и въедливый, как сама жидкость.
–– Это фэй. Он хорошо помогает при стрессах и быстро восстанавливает.
Алена посмотрела на него исподлобья и тихо заметила:
–– Если не ломать, восстанавливать не придется.
Рэй качнул головой, принимая справедливость высказывания, присел перед ней на корточки и решил проявить сочувствие, но так как опыта в этом вопросе не имел, не нашел ничего лучше, чем спросить:
–– Испугалась?
Алена посмотрела на него, как на ненормального: шутит или издевается? Она бы ответила ему, да слов достойных не нашла
–– Я думаю, тебе стоит отдохнуть, –– продолжил Лоан, не дождавшись от нее ответа. –– Ничего страшного не произошло, успокоишься, и сама поймешь. Я же обещаю, что Вейтклиф здесь более не появится.
Алене его увещевательная речь напоминала глупейшие тексты аутотренингов по системе: ’мне тепло, мне тепло, правда, отопление выключили, но мне все равно тепло…’ Эффект и в первом, и во втором случае один: хотелось бы верить, да не верилось, и все тут! Честнейшие глаза Лоан, сочувствие, которое он вымучивал из себя, преувеличенная забота…’Фальшь! Мастерская игра, ничего больше. Что он, что Вейтклиф - желание одно на двоих, только один его не прячет под маску этакого добрячка, рыцаря и праведника, как другой. Ненавижу! Отвяжись со своей заботой!‘ - подумала девушка и, старательно спрятав глаза, согласно кивнула, только бы поскорей избавиться от его общества: да, мол, ‘все хорошо, прекрасная маркиза’.
Лоан без труда уловил мысли девушки, они отпечатались на ее лице, не оставляя сомнений. ‘Что ж, самое время для поспешных выводов и поступков. А эмоции помогут усугубить стрессовое состояние организма. Женщины…’ –– укоризненно качнул головой кэн и выпрямился:
–– Только не впадай в крайности. Повода нет, –– заметил он и вышел.
‘Действительно!’ –– с сарказмом заметила девушка, проводив кэн тяжелым взглядом и еле сдерживаясь, чтоб не закатить истерику. Шок от пережитого цепко держал ее в своих дланях. Не разум, эмоции руководили ее существом и диктовали свои условия бытия. Она уже знала, что будет делать, но теперь не задумывалась ни над последствиями поступка, ни над его своевременностью и необходимостью.
Алена, впервые изведав подобное унижение, ни за что не желала пройти через него вновь, но что подобное случится и, быть может, в еще худшем варианте, не сомневалась. ‘Ничего страшного не произошло’, –– бились в голове слова кэн и красноречиво сообщали о многом: и о ее статусе, и об отношении членов экипажа, и о моральном кодексе ’братьев по разуму’, и о будущем, которое ее ждет: не Вейтклиф, так другой.
Нет, она была готова на любое безумие, лишь бы оградить себя от повторного ужаса, и не думая, вытащила чудо-пластинку, презентованную Рэем, и положила в рот. Подождала пока та растает, и оголила свое плечо.
Т-образная ранка, освобожденная от пластыря, вызывала щемящую жалость к самой себе, но Алена запретила себе даже думать на эту тему, чтоб не потерять решимости. Она глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду и, зажмурившись, на ощупь, начала вскрывать рубец обломанным ногтем. Пальцы дрожали, как у эпилептика, на лбу выступила испарина, и, хотя боль была терпимой, приглушенно далекой, чувство омерзения, отвращения и нервозности замещали ее в полном объеме.
Девушка стиснула зубы и посмотрела на плечо. Крови было столько, что впору бы упасть в обморок, она и не думала, что ее может быть так много. Темные струйки вытекали из раны, как вода из-под крана, вились по плечу, пропитывали одежду, заливали ложе, пол и не желали останавливаться. Пальцы скользили по плоти, влажные, липкие, непослушные и никак не могли нащупать контролер.
Девушка, мысленно ужасаясь своим действиям и количеству теряемой крови, все же продолжала разрывать мышцы и шарить в ране, из последних сил противостоя дурноте, головокружению и …доводам рассудка. Наконец, когда она уже была готова содрать все мясо с плеча, приборчик отыскался. Однако вытащить его оказалось не так просто. Он выскальзывал и словно был впаян в волокна. Алена, основательно разозлившись на все и вся, рванула его, не желая сдаваться, и закричала от дикой боли. Ее мгновенно скрутило в жгут, и она рухнула на лежанку, поскуливая и кусая губы. Минута, другая и боль отступила. Вместо нее на девушку напал истерический смех, а приборчик, зажатый в окровавленной ладони, добавлял приятных ощущений, наполнял ее существо чувством глубокого удовлетворения и злорадством: ‘Вот вам, уродцы инопланетные! Получите!‘
Ворковская с сардонической усмешкой попыталась раздавить контролер, предвкушая полную победу над гуманоидовым экстремизмом, но тот не поддавался, а лишь скользил в липких пальцах. ‘Ладно! Посмотрим! Сейчас я вам устрою!..’
Девушка, пошатываясь от слабости, прошла в ванную комнату, оглядела помещение в поисках чего-нибудь увесистого и пригодного к употреблению в качестве молотка или пресса, и, не обнаружив ничего более подходящего, открыла дверцу шкафа, засунула ‘пуговку’ в разъем и с силой захлопнула.
Это произвело эффект взрыва противотанковой гранаты. Маленький, размером с подушечку указательного пальца приборчик, лопнул с оглушительным звуком и фейерверком из ослепительных искр. Алену откинуло и впечатало в стену, как наклейку ’Радио Шансон’ на лобовое стекло.
Спроси ее: зачем она это сделала? Что и кому хотела доказать? И что дальше? Она бы привела массу доводов в пользу своих действий, с достоинством ‘униженного и оскорбленного’ легко ответила на первый и второй вопрос и забуксовала бы на третьем. Увы, имеющийся план был теоретическим и не имел не малейшего шанса на практическое применение. Но поняла она это только сейчас, отдавая сознание обморочной пустоте.
Г Л А В А 8
Лоан, шатаясь и придерживаясь за стену, шел к Эллану. Последние часы окончательно его обессилили.
Рэй поставил капитана Вэрэна в известность о происшествии с тэн и тот, пожав плечами, собрал ее потенциальных покупателей и под возмущенные крики Вейтклифа отстранил его от обязанностей на три дня. На его место больше всех претендовал Гзан, но обдумав и всё взвесив, капитан все же назначил Лоан. Решению Вэрэна, внимательно оглядев кэн, противились лишь двое, да и то сдались через пять минут, услышав, что цена тэн поднялась на 50%. Это уже превышало все допустимые нормы, но все понимали, что это не предел и притихли. Тэн стала не по карману трем претендентам, но Рэй, как и другие, был уверен, что уже к вечеру на их место заявят права другие члены экипажа, как только узнают подробности.
Рабыня интересовала всех, за ней следили, как за призовым рысаком, идущим к финишу, делали ставки, заключали пари. Подобного за 75 лет службы Вэрэн не помнил, впрочем, и подобных тэн ему еще ни разу не счастливилось получать на свой корабль, так близко сталкиваться с ними, наблюдать. Он слышал о подобных и даже видел нечто схожее на Кургосских торгах, куда доставлял свой товар, но все же сомневался в неисчерпаемом и-цы, приписывая его видимость хорошему обращению торговцев со своими рабами.
Эта девчонка стоила уже больше половины его гоффита [10]и он был уверен - это не предел. Поэтому, естественно, желал сохранить ее в целости до посадки, а это было не легко. В кодексе не обговаривались нюансы действий по отношению к особым тэн, таким, как эта, и Вэрэн был вынужден импровизировать. Гзан решительно не подходил на место Вейтклифа. Этот мальчишка только неделю назад использовал одну из рабынь и сейчас буквально цвел от переполнявших его сил. Он был достаточно обеспечен и на данный момент здоров, чтоб без труда взять тэн в обход других, не дожидаясь официального заключения сделки и предоставив в качестве обычной, в таком случае компенсации претендентам – двойную стоимость товара.
Впрочем, на подобное без раздумий и с превеликой радостью решился бы любой из экипажа, лишь бы позволил размер гуэдо, но не каждый бы смог ее взять, многие ослабели настолько, что даже вахту несли лишь по 6 часов, не выдерживая нагрузок. Не хватка и-цы и переполнение организма у-фу [11]катастрофически сказывалась на экипаже. Флэтонцы умирали. 12 раз был запущен сброс-отсек, а впереди ожидались еще большие потери. Если из дальних экспедиций домой возвращалось две трети ушедших в рейс, это считалось удачей, но случалось подобное редко. Как правило, потери составляли половину экипажа... особенно на гоффитах старого образца.
Положение вещей понимали и претенденты, собравшиеся в каюте капитана. И поэтому они настороженно поглядывали друг на друга, выбирая самого, по их мнению, слабого, того, кому и-цы тэн уже не сможет помочь, того, кто в ближайшее время будет помещен в сброс- отсек. По мнению большинства, это был Рэйсли Лоан, но Гзан, Акоши и Вэрэн сомневались. Первые два –– из-за врожденного недоверия к кому бы то ни было или во что бы то ни было вообще, а капитан оттого, что знал больше других.
Сейти Рейсли Лоан мог бы стать сегюр, но если ему было отказано в первом, то и второе становилось не более, чем пустым звуком. Вэрэн знал, что его лишили всего и отправили в дальнюю экспедицию, буквально навязав неуправляемого сейти экипажу. Настала пора перемен, и Рэйсли в них не было места, как впрочем, никогда не было и в родительском сердце.
Лоан выглядел очень плохо, но даже если б Вэрэну сказали, что тот умрет завтра, он бы засомневался. Рэйсли, по всем прогнозам, с самого рождения был не жилец, но все ж продержался до сего дня, и кто знает этого упрямца, сколько еще будет цепляться за жизнь, вопреки законам природы и воле богов?
И все же, он был лучшей кандидатурой. Сейчас Рэй был еще в состоянии оплатить ту стоимость, что требовалась за рабыню, но больше у него ничего не было, и уже сегодня он не может заплатить компенсации, решившись взять рабыню, а завтра, чуть поднимись цена, тем белее будет вынужден отказаться от притязаний на тэн. К тому же, он действительно слаб настолько, что, видимо, не протянет и пары суток. Смерть уже исказила его черты, проступив красными пятнами на коже - признак необратимых изменений в организме, симптом последней стадии распада органов, предвестник агонии. Похоже, на этот раз ни Эллан, ни Модраш, ни тем более тэн, ему не помогут. Но он - сейти, что бы там ни было, и первый в списке покупателей, а капитан обязан учитывать все обстоятельства.
Вэрэн поднял ладонь и постановил: передать полномочия стража тэн кэн Лоан на трое суток…
Рэй усмехнулся: ’Хитрец Вэрэн. Понимает старый фишэдо, что Алена и дня спокойно прожить не сможет, вот и решил потянуть время, сохранив ‘лицо’. За три дня многое может произойти: цена взметнется, …я умру…’Он уперся лбом в стену, радуясь, что никто не видит его в таком состоянии, и посмотрел на свою руку: тонкие костистые пальцы обтягивала желтая кожа, синие лунки ногтей и маленькое красное пятнышко ближе к запястью. Смерть… 32 года постоянного ожидания, бег по кругу и вот, когда появилась надежда, она решила, что с него хватит. Еще один сет? Если б не эти пятна…
Рэй, разозлившись, резко оттолкнулся от стены и впечатал в нее кулак: Нет! Он не будет раскисать! Нет, смерти придется убраться восвояси голодной. Он не достался ей раньше и не достанется сейчас!
Эллан был на месте и, увидев Рэя, помрачнел:
–– Ты ужасно выглядишь.
–– Знаю, –– кивнул Лоан и, выдвинув сиденье из стены, сел. –– У меня закончился ику .
Эллан вытащил пачку из нагрудного кармана, протянул Лоан и пока тот ждал эффекта от принятого лекарства наложил датчики на запястья кэн, включил стенной дисплей у него за спиной, и сосредоточился на изучении параметров жизнеобеспечения и функционирования органов и организма в целом.
–– Плохо? –– спросил Рэй минут через пять.
–– Так и знал, –– хмыкнул доктор. –– Ты неисправима.
–– Ага, и социально опасна. Словили вы себе головную боль, господа гуманоиды.
–– Не сомневаюсь, –– серьезно кивнул доктор и занялся раной.
–– И зачем вы это делаете? –– спросила Алена, когда Эланн уже наложил пластырь. –– Заняться нечем? Сначала режете, потом латаете.
–– На удивление медленно проходит процесс регенерации,–– после минутного изучения ее физиономии на предмет выявления каверзы, ответил врач. –– Контролер отторгается, не нравится мне это, да и осложнения не нужны. Сложности ты и без меня найдешь.
–– А что такое: контролер?
–– Контрольный, моноимпульсный ультрофонолокатор с расширенными функциями и программой шоковой инфродестабилизации.
–– Э-э-э, а можно поподробнее? У меня с физикой проблемы, –– озадачилась Алена.
–– И только? –– хмыкнул Эллан и, сложив руки на груди, насмешливо посмотрел на нее, –– Не знаю, что ты задумала, но уверен, что очередная бредовая идея не приведет ни к чему хорошему. Поэтому я расскажу тебе о контролере. Надеюсь, эта информация пойдет тебе на пользу. Суть устройства опустим и перейдем прямо к его назначению: контроль передвижения объекта. Любые, несанкционированные действия тут же блокируются. Шаг влево, шаг вправо, и он выбрасывает импульс в нервные окончания. О-очень больно, поверь мне. Парализация конечностей наступает через 5 секунд и длится до двух часов и более. Так что, сбежать ты не сможешь.
–– Да уж куда бежать, господин хороший! Выжить бы, о том только и мыслю, –– Алена хитро сощурилась. Эллан укоризненно качнул головой:
–– Наплачется с тобой хозяин.
–– Думаешь? –– загадочно улыбнулась девушка. Это врачу не понравилось. Он подозрительно посмотрел на нее:
–– Наметила жертву?
–– Хочешь встать в очередь претендентов?
–– Я смотрю, ты много знаешь,… Рэйсли просветил?! –– занервничал Эллан. Для Алены это было, как подарок: ’Не нравится, да? Сейчас я тебе, лапочка, настроение попорчу!’
–– Рэйсли это Рэйс? Красиво! И сам… мечта! Милый парнишка, галантный, воспитанный.. с тонкой душевной организацией. Ну, усохший малость, так это не главное, сам понимаешь. Главное, души во мне не чает. На все, говорит, ради вас, Алена Владимировна, готов! –– залилась соловьем девушка.
–– Замолчи! –– рявкнул Эллан, основательно рассердившись. –– Я сегодня же поговорю с ним! У тебя ничего не получится. Я не дам какой-то глупой твари портить ему жизнь! Из тебя тэн, как из меня…
–– Светило медицинских наук галактического масштаба и придворный врач их императорских величеств! –– съязвила девушка и с удивлением отметила перемену в лице мужчины. Оно стало бело-серым, а взгляд растерянным, будто Алена разгадала страшную тайну Эллана и продала ее злобным ворогам.
–– Послушай, ты!… –– навис над ней ‘Шерхан’ с перекошенной физиономией. –– Вэрэн совершил большую ошибку, ему нужно было либо отпустить тебя, либо убить на месте! Я сделаю все, чтоб ты закончила свое существование в ближайшие дни!
–– А я, между прочим, в круиз по другим планетам не просилась, мне, что на тебя, что на остальных гуманоидов вместе с астрономией, глубоко параллельно. Я и на Земле без вас от скуки не умирала. Так что, дядя, толкни свою идейку Вэнсу или как его там? Пущай меня домой возвернет. Премного благодарна буду, и на Рэйсли даже не посмотрю, обещаю. Пусть живет себе, здоровье поправляет. Ты б, кстати, присматривал за ним получше, лекарства там какие дал, а то чахнет прямо на глазах твой подопечный. Не уследишь - сыграет в ящик парнишечка в самом расцвете лет…
Эллан наотмашь ударил ее по лицу, прервав саркастическую тираду. Алену мотнуло в сторону, а из губы брызнула кровь. Она медленно вытерла ее и исподлобья посмотрела на доктора:
–– Зря, эскулап, ох зря! Вроде только начали налаживать теплые доверительные отношения, к консенсусу пришли, а ты раз, и по личику! Фи, как можно, дядя? Грубо. У вас отвратительное воспитание, Эллан Гуманоидович!
–– Добавить? –– сверкнул глазами тот и, схватив Алену, буквально выкинул из комнаты. Она ткнулась лбом в грудь обалдевшего Вейтклифа и, выпрямившись, широко улыбнулась ему в лицо:
–– Веди Франкенштейн! –– кивнула милостиво, закинула руки за спину и пошла вперед, загорланив во всю мощь голосовых связок: ‘Эх, рано, встает охрана!’
Ее нагнали у первого поворота и грубо прервали ‘песню’ предупреждающим ударом по почкам. Продолжать сольный концерт расхотелось, и Алена, смолкнув, мирно потащилась в свой кубрик. Это видимо произвело благоприятное впечатление на соглядатаев, и они не только без членовредительства доставили ее в комнату, но и принесли поднос с едой.
Кушать хотелось сильно, но вид у предложенной пищи был столь не презентабельный, что отбил бы аппетит у любого. Пиала со студнеобразной кашицей, серого цвета, с запахом прогорклой овсянки, пара тонких темно - коричневых пластинок, слабо напоминающих хлеб, и круглый лиловый фрукт, размером с кулак. Алена сердито рассматривала пародию на обед и боролась с желанием запустить в кого-нибудь всеми его составными. Но никого не было, а кушать хотелось, и она, вздохнув, принялась впихивать в себя студень, злясь еще и на то, что есть приходилось хлебцами и руками - приборы ей не дали, как обычно.
Вообще кухня гуманоидов ее убивала. Каждый день одно и тоже с небольшими изменениями в десерте и цвете студня, но вкус… Пресный, терпкий и вяжущий, как незрелая хурма, но сытный, не отнимешь, а вот фрукты, если это были фрукты, весьма недурственны: сочные, мягкие, сладковато –– кислые. Они хорошо утоляли жажду, но от тоски по привычному чаю, кофе или компоту не избавляли.
Когда еда с подноса исчезла, на пороге появился один из ‘бультерьеров’, в который раз подивив девушку своей расторопностью, и забрал пустую посуду.
Ворковская уселась удобнее и задумалась. ‘Думу думать‘ стало для нее единственным и постоянным занятием в этом каземате. Если б она столь сильно напрягала свои извилины на воле, то, наверное, через месяц снискала бы славу Кузанского или Бейли. Однако дома не до того было, других забот хватало, а здесь заняться больше было нечем.
Ей не давала покоя информация о контролере. ‘Горе от ума’, предписанное министерством просвещения для глобального изучения по школьной программе, Аленой было проигнорировано и поэтому мысль: а не вытащить ли контролер и не выкинуть на фиг, гуманоидам назло - казалась весьма удачной. Она тщательно осмотрела рану, прикинув его местоположение, и озабоченно осмотрелась вокруг: хирургических инструментов и наркозных масок не наблюдалось. Это смущало. Ни камикадзе, ни мазохистской она не была, а к суициду относилась, как к тяжелому поражению психики и нервной системы в целом. Однако, чтоб претворить свою идею в жизнь, нужно было плотно познакомиться с каждой из ипостасей: сначала, как камикадзе, залезть к себе в рану и, стойко и радостно претерпевая боль, как истинная мазохистка, вытащить контролер, чтоб впоследствии с гордой решимостью умереть от сепсиса или кровопотери, как заправский самоубийца.
Нет, конечно, причислиться к лику адекватных личностей при всем уважении к себе любимой, Алена уже не могла. Общение с инопланетянами и длительное пребывание в безвременье накладывали свой отпечаток и на поведенческий, и на психический уровень, а уж мысль о мужественном изнасиловании собственного тела с целью извлечения треклятого приборчика отдавала явной клиникой, но вот вопрос: а есть ли у нее выбор?
Есть. Смириться и стать примерной рабыней. А если учесть манеру обхождения и взгляды, которые на нее бросают, что Лоан, что другие флэтонцы, то расширение круга обязанностей неминуемо, и станет она банальной …наложницей.
Бр-р! Алену передернуло. Выходит, она берегла себя для этих моральных уродов? Нет, эта дорога для нее однозначно закрыта, даже мысленно, иначе она не только контролер без наркоза вытащит, но и сонную себе ногтем вскроет и не поморщится, лишь бы не досталось ее бренное тело злобным гуманоидам.
Алена встала и нервно заходила по комнате, ежась то ли от холода, то ли от страха. Срочно требовались разумная идея, реальный план спасения, но, увы, в голове было пусто, как в сельпо села Голодранцево Захолустьинстинского уезда Шаропокатихинской губернии.
‘Поскрести по сусекам’ ей не дали. Стена открылась, и в комнату ввалился бессменный Вейтклиф. Он подвигал челюстями, поиграл бровями, что-то промычал и шумно вздохнул. По всему видать, мыслительный процесс давался ему с трудом, а уж словообразовательный вообще был не доступен. Алена хмыкнула и решила помочь, авось зачтется: ’Господь жалел и нам велел.’
–– Опять к кафиру?
Вейтклиф засопел, сжал кулаки и шагнул к ней:
–– Кьяро…–– с трудом произнес он и смолк. На большее, видать, не хватило. Взгляд обиженного ребенка, губы надуты…
‘Сам дурак!’- чуть не ляпнула девушка, но странный взгляд и поведение стража вовремя ее остановили.
–– Что такое - кьяро? –– спросила она с любопытством.
–– Ведьма! –– выдохнул он и бросился к ней.
‘Многообещающее начало..’–– подумала Алена, уворачиваясь и отходя в сторону. Вейтклиф загреб лапищей воздух, споткнулся, сообразил и обиженно взревел.
–– Что надо-то? –– выгнула бровь Алена, пытаясь получить объяснение странным пируэтам и мысленно прикидывая путь отступления. На мордочке ‘гоблина’ проступала решимость японского самурая. Это всерьез тревожило.
–– Что случилось?..
Зря, ох зря! Разговаривать с больными инопланетянами, что травить разъяренных орангутангов - могут покусать.
Этот не кусал. Этот пытался схватить. Алена сначала успевала избежать тесной встречи, но долго бегать по железной коробке, размером 5 на 5, наперегонки с инопланетной гориллой было проблематично, и естественно Вейтклиф ее настиг.
Ворковская мысленно простилась со всеми родными и приготовилась к долгоиграющей экзекуции, с длительным болевым ощущением. Ей и в голову не приходило, что парень пожаловал сюда не за возмещением недавнего убытка его ‘чести и достоинству’, а за физическим удовлетворением, избавлением от снедающего его голода.
Он хрипел, как раненый зверь, пытаясь впиться Алене в губы, заламывал руки, раздирая одежду, сильный, как тайфун, напористый, безумный.
Девушка и сама обезумела, запаниковала, как только поняла его намерения. Омерзение, ужас, стыд нахлынули разом, и она зашлась в крике, пытаясь ударить посильней, укусить насильника, вывернуться из его рук, но Вейтклиф был словно выкован из железа –– ни один удар не достиг цели, не заставил его поморщиться, не говоря уж, отступить и опомниться. Она, захлебываясь слезами, еще сопротивлялась, рвалась, царапалась, извивалась, но сил становилось все меньше и на краю сознания замаячило отчаянье. Надежды не оставалось: Вейтклиф прижал ее к полу всем весом, одной рукой пытаясь содрать одежду, другой, вцепившись в волосы, придерживал ее, настойчиво желая завладеть ее губами и ртом.
Она ничего не понимала от охватившего ее панического ужаса, когда в комнату ворвались трое: Лоан и два робота, и оттого не заметила их. Роботы оторвали Вейтклифа от девушки и выкинули за дверь, как щенка, а Рэй попытался поднять Алену и успокоить. Но та ничего не соображала, продолжала всхлипывать и колотить руками уже по кэн, пытаясь отползти.
–– Хватит! –– прикрикнул он, и девушка очнулась, затихла, непонимающе уставилась ему в глаза, дрожащая, жалкая, раздавленная.
–– Вставай, –– приказал он, протягивая ей ладонь, но она смогла лишь сесть, прикрывая руками разодранную кофту на груди. Взгляд безумный, затравленный. Рэй сжал зубы: вид девушки рождал в нем незнакомое чувство жалости и обострял до физической боли естественное желание, с которым он, как и остальные члены экипажа, не мог и не желал ни бороться, ни игнорировать. Нет, Вейтклифа он не осуждал.
Лоан поднял девушку и потащил в ванную комнату. Холодный душ привел ее в чувство, но усугубил физический дискомфорт. Девушку заколотило в ознобе, зашатало, затошнило. Рэй помог ей освободить желудок, поддерживая за талию, помог умыться, переодеться, укутал полотенцем и отвел в комнату. Однако, состояние Алены не улучшалось. Она по-прежнему дрожала и всхлипывала, кутаясь в полотенце. И взгляд девушки Рэйсли не нравился.
Подобное он видел не часто, но знал, что за ним скрывается что-то очень не хорошее, безрассудное и опрометчивое. Землянки вообще существа тонкие и ранимые, требующие огромного внимания и постоянного контроля, единственные в галактике столь прихотливые и хрупкие. Ни одна из его наложниц-землянок не жила больше месяца, но раньше Рэя это не тревожило и не волновало, а вот сейчас встало перед глазами не укором - пробелом в знаниях, промахом, недочетом, который мог вылиться в огромную проблему и разрушить планы…
Лоан подошел к стенной панели справа от постели, открыл ее и, взяв стакан, вернулся к девушке.
–– Пей! –– приказал он. Алена непонимающе посмотрела на него, потом на замысловато изогнутый стакан с темной, дымящейся жидкостью и нехотя взяла. Жидкость пахла, как больничное лекарство, что-то среднее между настойкой календулы и камфорным спиртом. Девушку передернуло, и она решительно протянула стакан обратно. Рэй не стал церемониться и насильно влил напиток ей в рот. Алену чуть не стошнило: по вкусу жидкость напоминала доведенную до кипения смесь забродившего гранатового сока и просроченной на десять лет кока-колы подпольного разлива.
–– Гадость, какая! –– прошипела она, чуть отдышавшись, с возмущением глядя на кэн, и сморщилась: во рту стоял железистый привкус, неприятный и въедливый, как сама жидкость.
–– Это фэй. Он хорошо помогает при стрессах и быстро восстанавливает.
Алена посмотрела на него исподлобья и тихо заметила:
–– Если не ломать, восстанавливать не придется.
Рэй качнул головой, принимая справедливость высказывания, присел перед ней на корточки и решил проявить сочувствие, но так как опыта в этом вопросе не имел, не нашел ничего лучше, чем спросить:
–– Испугалась?
Алена посмотрела на него, как на ненормального: шутит или издевается? Она бы ответила ему, да слов достойных не нашла
–– Я думаю, тебе стоит отдохнуть, –– продолжил Лоан, не дождавшись от нее ответа. –– Ничего страшного не произошло, успокоишься, и сама поймешь. Я же обещаю, что Вейтклиф здесь более не появится.
Алене его увещевательная речь напоминала глупейшие тексты аутотренингов по системе: ’мне тепло, мне тепло, правда, отопление выключили, но мне все равно тепло…’ Эффект и в первом, и во втором случае один: хотелось бы верить, да не верилось, и все тут! Честнейшие глаза Лоан, сочувствие, которое он вымучивал из себя, преувеличенная забота…’Фальшь! Мастерская игра, ничего больше. Что он, что Вейтклиф - желание одно на двоих, только один его не прячет под маску этакого добрячка, рыцаря и праведника, как другой. Ненавижу! Отвяжись со своей заботой!‘ - подумала девушка и, старательно спрятав глаза, согласно кивнула, только бы поскорей избавиться от его общества: да, мол, ‘все хорошо, прекрасная маркиза’.
Лоан без труда уловил мысли девушки, они отпечатались на ее лице, не оставляя сомнений. ‘Что ж, самое время для поспешных выводов и поступков. А эмоции помогут усугубить стрессовое состояние организма. Женщины…’ –– укоризненно качнул головой кэн и выпрямился:
–– Только не впадай в крайности. Повода нет, –– заметил он и вышел.
‘Действительно!’ –– с сарказмом заметила девушка, проводив кэн тяжелым взглядом и еле сдерживаясь, чтоб не закатить истерику. Шок от пережитого цепко держал ее в своих дланях. Не разум, эмоции руководили ее существом и диктовали свои условия бытия. Она уже знала, что будет делать, но теперь не задумывалась ни над последствиями поступка, ни над его своевременностью и необходимостью.
Алена, впервые изведав подобное унижение, ни за что не желала пройти через него вновь, но что подобное случится и, быть может, в еще худшем варианте, не сомневалась. ‘Ничего страшного не произошло’, –– бились в голове слова кэн и красноречиво сообщали о многом: и о ее статусе, и об отношении членов экипажа, и о моральном кодексе ’братьев по разуму’, и о будущем, которое ее ждет: не Вейтклиф, так другой.
Нет, она была готова на любое безумие, лишь бы оградить себя от повторного ужаса, и не думая, вытащила чудо-пластинку, презентованную Рэем, и положила в рот. Подождала пока та растает, и оголила свое плечо.
Т-образная ранка, освобожденная от пластыря, вызывала щемящую жалость к самой себе, но Алена запретила себе даже думать на эту тему, чтоб не потерять решимости. Она глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду и, зажмурившись, на ощупь, начала вскрывать рубец обломанным ногтем. Пальцы дрожали, как у эпилептика, на лбу выступила испарина, и, хотя боль была терпимой, приглушенно далекой, чувство омерзения, отвращения и нервозности замещали ее в полном объеме.
Девушка стиснула зубы и посмотрела на плечо. Крови было столько, что впору бы упасть в обморок, она и не думала, что ее может быть так много. Темные струйки вытекали из раны, как вода из-под крана, вились по плечу, пропитывали одежду, заливали ложе, пол и не желали останавливаться. Пальцы скользили по плоти, влажные, липкие, непослушные и никак не могли нащупать контролер.
Девушка, мысленно ужасаясь своим действиям и количеству теряемой крови, все же продолжала разрывать мышцы и шарить в ране, из последних сил противостоя дурноте, головокружению и …доводам рассудка. Наконец, когда она уже была готова содрать все мясо с плеча, приборчик отыскался. Однако вытащить его оказалось не так просто. Он выскальзывал и словно был впаян в волокна. Алена, основательно разозлившись на все и вся, рванула его, не желая сдаваться, и закричала от дикой боли. Ее мгновенно скрутило в жгут, и она рухнула на лежанку, поскуливая и кусая губы. Минута, другая и боль отступила. Вместо нее на девушку напал истерический смех, а приборчик, зажатый в окровавленной ладони, добавлял приятных ощущений, наполнял ее существо чувством глубокого удовлетворения и злорадством: ‘Вот вам, уродцы инопланетные! Получите!‘
Ворковская с сардонической усмешкой попыталась раздавить контролер, предвкушая полную победу над гуманоидовым экстремизмом, но тот не поддавался, а лишь скользил в липких пальцах. ‘Ладно! Посмотрим! Сейчас я вам устрою!..’
Девушка, пошатываясь от слабости, прошла в ванную комнату, оглядела помещение в поисках чего-нибудь увесистого и пригодного к употреблению в качестве молотка или пресса, и, не обнаружив ничего более подходящего, открыла дверцу шкафа, засунула ‘пуговку’ в разъем и с силой захлопнула.
Это произвело эффект взрыва противотанковой гранаты. Маленький, размером с подушечку указательного пальца приборчик, лопнул с оглушительным звуком и фейерверком из ослепительных искр. Алену откинуло и впечатало в стену, как наклейку ’Радио Шансон’ на лобовое стекло.
Спроси ее: зачем она это сделала? Что и кому хотела доказать? И что дальше? Она бы привела массу доводов в пользу своих действий, с достоинством ‘униженного и оскорбленного’ легко ответила на первый и второй вопрос и забуксовала бы на третьем. Увы, имеющийся план был теоретическим и не имел не малейшего шанса на практическое применение. Но поняла она это только сейчас, отдавая сознание обморочной пустоте.
Г Л А В А 8
Лоан, шатаясь и придерживаясь за стену, шел к Эллану. Последние часы окончательно его обессилили.
Рэй поставил капитана Вэрэна в известность о происшествии с тэн и тот, пожав плечами, собрал ее потенциальных покупателей и под возмущенные крики Вейтклифа отстранил его от обязанностей на три дня. На его место больше всех претендовал Гзан, но обдумав и всё взвесив, капитан все же назначил Лоан. Решению Вэрэна, внимательно оглядев кэн, противились лишь двое, да и то сдались через пять минут, услышав, что цена тэн поднялась на 50%. Это уже превышало все допустимые нормы, но все понимали, что это не предел и притихли. Тэн стала не по карману трем претендентам, но Рэй, как и другие, был уверен, что уже к вечеру на их место заявят права другие члены экипажа, как только узнают подробности.
Рабыня интересовала всех, за ней следили, как за призовым рысаком, идущим к финишу, делали ставки, заключали пари. Подобного за 75 лет службы Вэрэн не помнил, впрочем, и подобных тэн ему еще ни разу не счастливилось получать на свой корабль, так близко сталкиваться с ними, наблюдать. Он слышал о подобных и даже видел нечто схожее на Кургосских торгах, куда доставлял свой товар, но все же сомневался в неисчерпаемом и-цы, приписывая его видимость хорошему обращению торговцев со своими рабами.
Эта девчонка стоила уже больше половины его гоффита [10]и он был уверен - это не предел. Поэтому, естественно, желал сохранить ее в целости до посадки, а это было не легко. В кодексе не обговаривались нюансы действий по отношению к особым тэн, таким, как эта, и Вэрэн был вынужден импровизировать. Гзан решительно не подходил на место Вейтклифа. Этот мальчишка только неделю назад использовал одну из рабынь и сейчас буквально цвел от переполнявших его сил. Он был достаточно обеспечен и на данный момент здоров, чтоб без труда взять тэн в обход других, не дожидаясь официального заключения сделки и предоставив в качестве обычной, в таком случае компенсации претендентам – двойную стоимость товара.
Впрочем, на подобное без раздумий и с превеликой радостью решился бы любой из экипажа, лишь бы позволил размер гуэдо, но не каждый бы смог ее взять, многие ослабели настолько, что даже вахту несли лишь по 6 часов, не выдерживая нагрузок. Не хватка и-цы и переполнение организма у-фу [11]катастрофически сказывалась на экипаже. Флэтонцы умирали. 12 раз был запущен сброс-отсек, а впереди ожидались еще большие потери. Если из дальних экспедиций домой возвращалось две трети ушедших в рейс, это считалось удачей, но случалось подобное редко. Как правило, потери составляли половину экипажа... особенно на гоффитах старого образца.
Положение вещей понимали и претенденты, собравшиеся в каюте капитана. И поэтому они настороженно поглядывали друг на друга, выбирая самого, по их мнению, слабого, того, кому и-цы тэн уже не сможет помочь, того, кто в ближайшее время будет помещен в сброс- отсек. По мнению большинства, это был Рэйсли Лоан, но Гзан, Акоши и Вэрэн сомневались. Первые два –– из-за врожденного недоверия к кому бы то ни было или во что бы то ни было вообще, а капитан оттого, что знал больше других.
Сейти Рейсли Лоан мог бы стать сегюр, но если ему было отказано в первом, то и второе становилось не более, чем пустым звуком. Вэрэн знал, что его лишили всего и отправили в дальнюю экспедицию, буквально навязав неуправляемого сейти экипажу. Настала пора перемен, и Рэйсли в них не было места, как впрочем, никогда не было и в родительском сердце.
Лоан выглядел очень плохо, но даже если б Вэрэну сказали, что тот умрет завтра, он бы засомневался. Рэйсли, по всем прогнозам, с самого рождения был не жилец, но все ж продержался до сего дня, и кто знает этого упрямца, сколько еще будет цепляться за жизнь, вопреки законам природы и воле богов?
И все же, он был лучшей кандидатурой. Сейчас Рэй был еще в состоянии оплатить ту стоимость, что требовалась за рабыню, но больше у него ничего не было, и уже сегодня он не может заплатить компенсации, решившись взять рабыню, а завтра, чуть поднимись цена, тем белее будет вынужден отказаться от притязаний на тэн. К тому же, он действительно слаб настолько, что, видимо, не протянет и пары суток. Смерть уже исказила его черты, проступив красными пятнами на коже - признак необратимых изменений в организме, симптом последней стадии распада органов, предвестник агонии. Похоже, на этот раз ни Эллан, ни Модраш, ни тем более тэн, ему не помогут. Но он - сейти, что бы там ни было, и первый в списке покупателей, а капитан обязан учитывать все обстоятельства.
Вэрэн поднял ладонь и постановил: передать полномочия стража тэн кэн Лоан на трое суток…
Рэй усмехнулся: ’Хитрец Вэрэн. Понимает старый фишэдо, что Алена и дня спокойно прожить не сможет, вот и решил потянуть время, сохранив ‘лицо’. За три дня многое может произойти: цена взметнется, …я умру…’Он уперся лбом в стену, радуясь, что никто не видит его в таком состоянии, и посмотрел на свою руку: тонкие костистые пальцы обтягивала желтая кожа, синие лунки ногтей и маленькое красное пятнышко ближе к запястью. Смерть… 32 года постоянного ожидания, бег по кругу и вот, когда появилась надежда, она решила, что с него хватит. Еще один сет? Если б не эти пятна…
Рэй, разозлившись, резко оттолкнулся от стены и впечатал в нее кулак: Нет! Он не будет раскисать! Нет, смерти придется убраться восвояси голодной. Он не достался ей раньше и не достанется сейчас!
Эллан был на месте и, увидев Рэя, помрачнел:
–– Ты ужасно выглядишь.
–– Знаю, –– кивнул Лоан и, выдвинув сиденье из стены, сел. –– У меня закончился ику .
Эллан вытащил пачку из нагрудного кармана, протянул Лоан и пока тот ждал эффекта от принятого лекарства наложил датчики на запястья кэн, включил стенной дисплей у него за спиной, и сосредоточился на изучении параметров жизнеобеспечения и функционирования органов и организма в целом.
–– Плохо? –– спросил Рэй минут через пять.