Немигающие желтые глаза... Прыжок с раскрытой пастью. Терпухин едва успел накренить мотоцикл - серый бок задел щеку, обманчиво-мягко щекотнув ее шерстью. Колеса проскользнули, сорвавшись в букс, чоппер едва не опрокинулся. Если б машина завалилась, прищемив Терпухину ногу, защищаться было бы сложно.
Но Атаман проскочил. Он понимал, что это не конец, в лесу наверняка целая стая и волки постараются его достать.
***
Полет на вертолете попортил много крови всем его участникам, но закончился, к счастью, благополучно. Об операции этого нельзя было сказать. Левашов боялся, что наверх через командированного следователя может уйти подробная информация. Пригласил Парамонова к себе в кабинет, завел задушевный разговор, прощупывая почву.
Гость из Ростова не собирался никого подводить под монастырь. Но хотел использовать в интересах дела опасения полковника. Добился того, что допросы свидетелей и потерпевших целиком передали в его руки.
Доставленные из отстойника водители рассказали, как неизвестный на мотоцикле предъявил фотографию девушки буквально через сорок минут после ее отъезда с Гоблином.
Машинист и его помощник поведали невероятную историю о прыжке мотоцикла из вагона.
Глубокая борозда на насыпи вполне ее подтверждала.
Катино тело было обнаружено во второй и теперь уже в последний раз. Рядом сидел на снегу прикованный цепью Хмель. Наполовину поседевший от страха, он дико озирался, сжимая в руке гаечный ключ. Умолял не выпускать его, держать в камере. Даже на допрос выходить боялся.
В гостиничном номере обнаружился Вадим Улюкаев. Он внешне спокойно принял известие о гибели жены. Но разговаривать не хотел. Парамонов решил не мучить человека. Пусть везет покойницу домой, хоронит, устраивает поминки, заказывает памятник. Одним словом, делает все положенное, избавленный до поры до времени от допросов.
Ценную информацию дал другой человек - байкер по прозвищу Штурман. Этот тоже не сразу пришел в себя. А потом выложил все, что знал насчет Терпухина и совместной их поездки по следам Гоблина.
Следователь понял, что ошибся. Упустил из виду, что атаманы на Святой Руси бывают не только у воров-разбойников. Но и у тех, кто с давних времен взял на себя миссию охранять границы страны и приграничное население.
Казачий атаман. Вот кто мелькнул на месте взрыва у трубопровода, кто предъявил в придорожном отстойнике Катину фотографию. Он и никто другой прыгнул на товарный вагон с опоры моста, потом чудом ухватил на лету Гоблина.
Парамонов с удивлением восстанавливал путь этого человека за последние месяцы, поражаясь тому, как Юрий Терпухин упрямо сидел у Гоблина на хвосте. Иметь бы таких в МВД.
Нет, судя по всему, что о нем теперь известно, бывший капитан армейского спецназа не потерпит, чтобы им командовали полные ничтожества вроде Левашова. Не потерпит вообще чужих приказов. Уже оттрубил свое на службе и теперь хочет быть хозяином самому себе.
***
С наступлением темноты вспомнился Улюкаев с его нелепой ветрянкой. Обычно слабые духом мужики вызывали у Терпухина презрение.
Этот, наоборот, вызывал симпатию, сочувствие.
Истоком его слабости были не страх, не забота о своем благополучии, а преданная любовь к жене. Редкая в теперешнее время штука.
По-хорошему надо было приехать в гостиницу, самому сообщить тяжелую весть. Но это означало потерять по крайней мере сутки в погоне за врагом.
Атаман не видел в себе больших способностей утешать. Говорить прочувствованные слова он был не мастер. Правильно молчать тоже не умел.
Он знал только один способ облегчить страдания человека, потерявшего по чьей-то злой воле самое дорогое для себя существо.
Возмездие. Пусть говорят сколько угодно, что этим мертвых не вернуть к жизни. Но каждое несчастье разрушает порядок в мире, не оставляет от него камня на камне. В первый момент все кажется бессмысленным. Восстановленная справедливость, конечно, не утоляет боль, но дает силы осиротевшему человеку снова принять этот мир.
Лучшее, что он может сделать для Улюкаева, - покончить с Гоблином. И все-таки... Может быть, он, Юрий Терпухин, уже непоправимо зачерствел, закаменел сердцем в этой беспрестанной войне с разношерстным отребьем. Неужели правду говорят: с кем воюешь, на того отчасти становишься похож?
Жестокость должна быть сокрушена только ответной жестокостью. Недобитый, подраненный враг еще страшнее, а ты незаметно привык ломать хребет, размазывать по стенке. Постоянно спешить, чтобы быстрее затоптать еще один очаг чадящего огня, не дать ему разгореться в настоящий пожар. Все меньше и меньше времени остается на простые, нормальные чувства, на смех и радость.
Но кто-то ведь должен брать на себя черную работу, чтобы смеяться хоть иногда могли другие. Если он, Юрий Терпухин, не остановит Гоблина, с ним еще долго провозятся. Провозятся те, кому положено по должности охранять в России порядок...
***
После двух ночи он явственно расслышал впереди "Харлей". Этот отчетливый звук уже нельзя было счесть обманным миражом, затягивающим в глубины безлюдной тайги. А Гоблин слышит своего преследователя? Если слышит, вполне может повернуть обратно.
Вдруг из-за дерева, растянувшись в прыжке, метнулся второй, совсем непохожий на первого волк. Не смог с точностью оценить скорость мотоцикла и промахнулся, приземлился на асфальт в шаге от заднего колеса. Помчался следом, сжимаясь и распрямляясь, как пружина, но сразу же отстал.
Прыжок, однако, оказался всего лишь отвлекающим маневром. Терпухин невольно оглянулся назад, а когда повернул голову обратно, увидел в свете фары целую стаю. Эти волки уже вели себя абсолютно правильно. Не стояли в ожидании, не летели навстречу. Медленно набирая скорость, они бежали в ту же сторону, в какую ехал Атаман. Через несколько секунд мотоцикл поравняется с ними.
Не раздумывая, Терпухин резко сбросил скорость. Волки тоже притормозили, бежали теперь легкой трусцой. Расстояние сокращалось прежним темпом. Когда до серой стаи осталось метров десять - двенадцать, Юрий пришпорил свой чоппер. Тот ускорялся не хуже гоблинского "Харлея" - белую полосу дороги вместе с волками и придорожным лесом будто дернул кто-то, как дергают в гневе скатерть.
Большинство зверей не ожидало такой хитрости от дымящего существа со странными вертящимися лапами и человечьей головой. Они оказались позади, и только два волка успели среагировать, ускориться так же сильно.
Один впился Терпухину в ногу выше колена.
Второго, слева, Атаман сбил в воздухе здоровой рукой. Зверь уцепился-таки лапами за сиденье для пассажира, но держаться там было не за что - когти вспороли покрытие из искусственной кожи, и волк окончательно сорвался. Прежде чем упасть на дорогу, он ударился об обод заднего колеса одно это должно было намертво отбить ему внутренности.
Тем временем справа зубы и когти рвали терпухинскую ногу. Пришлось выпустить руль и ударить зверя саблей промеж глаз. Лезвие раскроило волку череп. В первый миг после удара, еще до того, как волчья кровь смешалась с человечьей, Атаман увидел в разрезе под рассеченной шкурой белую с трещиной кость.
Зверь зубов не разжал - в предсмертной судороге он стиснул челюсти даже крепче. Продолжал рычать, давясь своей и чужой кровью. Атаман ударил еще раз, теперь по шее. Туловище почти отделилось от головы и болталось на одном лоскуте плоти. Наконец волчьи глаза остекленели и голова с прижатыми ушами отпала от терпухинской ноги, беззвучно ударившись о землю.
Из глубоких рваных ран обильно текла кровь.
По-хорошему ногу надо было зашивать, колоть лошадиные дозы антибиотиков. Но Терпухин не мог себе позволить остановиться. Он знал, что волки преследуют его с той же яростью, с какой сам он преследует Гоблина.
К зверям он не чувствовал никакой вражды.
Мысленно даже прощения попросил у тех двух, погибших. Они, наверное, были самыми лучшими, самыми смелыми. Не объяснишь им, что ты не виноват, что враг у вас общий.
Лес отпрянул от дороги, уступив свое место заледеневшей реке. Терпухин мельком оглянулся: далеко позади ему померещились в свете луны серые, величиной меньше булавочной головки точки. И среди них одна красно-рыжая. Сразу вспомнилась та лиса, что сгорела в пламени взорвавшегося бензина. Лиса среди волков - быть такого не может.
Терпухин не поверил своим глазам. Но откуда-то появилась уверенность, что волки выдохлись, отложили до поры погоню. Скоро можно будет притормозить, перевязать как-нибудь ногу, чтобы остановить кровотечение. Долить в бак бензина и снова запустить движок уже привычным движением ноги.
Глава 43
ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ
Он решил, что досчитает для верности до ста и тогда уже вплотную займется раной. Вдруг отдал себе отчет, что перестал слышать впереди рокот "Харлея". Это могло означать одно из двух: либо Гоблин решил резко изменить курс, либо встал с намерением потешить себя еще одной схваткой с достойным противником.
Больше верилось в последнее, и Атаман не ошибся. Он досчитал до девяноста пяти, когда слева на речном льду увидел знакомую фигуру в кожаной безрукавке, надетой на голое тело.
Гоблин и его "Харлей" как будто никак не пострадали после той аварии, когда Терпухин очнулся со сломанной рукой. Человек и машина с погашенной фарой - пара, заговоренная от всех напастей, - отчетливо рисовались в морозном воздухе. Машина почти очеловечилась, а человек почти превратился в машину, не знающую ни усталости, ни других человеческих чувств.
Пар клубами вырывался изо рта Гоблина, еще веял дымок над двумя выхлопными трубами недавно успокоившегося "Харлея". Тусклый глаз мотоцикла глядел бесстрастно, а человек довольно скалил зубы. Как унюхал этот ублюдок, что именно сейчас Атаману тяжелей всего принимать бой? Неважно. Главное нельзя упускать такой шанс.
Атаман тоже погасил фару. Медленно съехал на лед и едва удержал мотоцикл в равновесии - пришлось выставить ногу в качестве третьей точки опоры. Противник ждал, не трогался с места. Терпухин разглядел у него в руке саблю, блеснувшую отраженным лунным светом.
Похоже, Гоблин отдавал себе отчет, что имеет дело с казаком, решил побить станичника его же оружием.
Не этой ли саблей он исполосовал Катю? Кровь закипела в жилах, пар от свежей раны пошел еще сильней. Эх, была бы сейчас в порядке правая рука. Была бы с собой настоящая, в полный размер сабля, а не этот обрубок длиной едва-едва в полметра.
Гоблин медленно покатился вперед. Заметил рану на ноге или нет? Наверняка заметил: штанина разодрана в лохмотья от колена почти до пояса, горячая кровь дымится на морозе, будто рана тлеет. Дымится уже и лед в том месте, куда капают капли. Сколько так можно протянуть, прежде чем ослабнешь, помутится в глазах?
Атаман сдвинулся навстречу противнику. Неуверенно еще держал машину на льду, поэтому только в последний момент отпустил руль. Едва успел ухватить саблю и прикрыться от размашистого удара. Гоблин замахнулся широко, далеко вынес руку за спину. Длинное лезвие с резким звоном рубануло короткое, несколько искр быстро погасли, не успев далеко разлететься.
Отразить удар Атаману удалось без труда, но мотоцикл под ним предательски качнулся вбок. Пришлось снова выставить ногу, чтобы не рухнуть на лед. Гоблин с легкостью, будто ехал по асфальту, описал вокруг Терпухина полный круг. Пришлось и Атаману развернуться вокруг собственной оси, чтобы не подпустить противника со спины.
Неширокая река успела схватиться достаточно толстой ледяной коркой. Местами поверхность ее выглядела шершавой, бугристой, местами блестела, будто полированная. От дороги к воде спускались кусты, крайние уже вмерзли в лед. Словно никогда не были зелеными, так и проросли из льда своими голыми заиндевевшими сучьями.
Гоблин стал отъезжать в сторону, будто хотел набрать дистанцию для разбега. Он-то не боялся повернуться спиной: уже убедился, что Терпухин не слишком уверенно себя чувствует на льду. Бородач никуда не торопился, он чувствовал себя в своей тарелке, а вот Терпухина такое фигурное катание не устраивало, силы его иссякали с каждой минутой.
Будь, что будет, - он рванулся следом за Гоблином. Нельзя оставаться в глухой обороне, надо во что бы то ни стало нападать самому. Оказалось, что с набором скорости держаться на льду гораздо легче - по крайней мере, при движении по прямой. Но все равно Гоблин легким движением увел "Харлей" в сторону, и Терпухин "провалился", как "проваливается" боксер с преждевременным выпадом. Притормозил, но вставшее намертво колесо продолжало скользить на той же скорости - мотоцикл с треском протаранил несколько кустов и только тогда остановился. "Харлей" рокотал, выдерживая ноту холостого хода. Звук вроде бы свидетельствовал, что он стоит в ожидании.
Однако Терпухин поспешил обернуться. Сделал это вовремя: Гоблин накатывался точно по следу Атаманова чоппера. Полоса свежеотполированного колесом льда почти не оказывала сопротивления - противнику достаточно было толкнуться ногой, не включая передачи, и махина "Харлея" с легкостью скользнула по ней.
Еще удар саблей наотмашь. Терпухин снова отразил его твердой рукой и попытался нанести удар в брешь, едва она приоткрылась при неизбежном отскоке назад чужого клинка. Будь в руках Атамана оружие нормальной длины, он бы ткнул Гоблина в голую татуированную грудь. Глубоко бы не всадил, но уж точно оставил бы метку.
Теперь укороченное лезвие только с легкостью пропороло морозный воздух.
Схватка продолжалась. Противники то застывали друг против друга, то разъезжались в стороны, то мчались вдоль русла реки параллельными курсами. В сабельные удары вкладывалась вся сила - звон разносился далеко окрест.
В какой-то момент истекающий кровью Атаман почувствовал взгляд стороннего, но очень заинтересованного наблюдателя. Он не видел волков, но там и тут за кустами поднимался явственный парок дыхания.
Ждут, пока двое изранят друг друга, ослабеют, и тогда уже нападут. Неужели волки тоже могут уподобиться шакалам? Раньше Терпухин думал, что только люди способны подражать трусливой породе...
Его исковерканная когда-то сабля уступала чужому оружию в длине. Но тускловатая от времени сталь оказалась покрепче новой, с зеркальным блеском. На режущей кромке Гоблинова клинка уже хватало зазубрин. Бородач тоже заметил это и поскрипывал зубами от злости.
Сила его ударов возросла еще больше.
После очередного замаха Атаман не стал защищаться, а просто отклонился назад. Не встретив сопротивления, сабля описала полную дугу, ударив по рукояти руля чоппера. Перерубила стальную трубку, оставив после себя гладкий срез, - у этого металла был, конечно, не оружейный закал.
К счастью, маневренность Атамана не пострадала: рукоять была правой, а правая, закатанная в гипс рука в любом случае оставалась без дела.
Терпухин управлял мотоциклом левой, точнее, кончиками ее пальцев, потому как не выпускал оружие из рук.
Казалось, саблю у Гоблина невозможно выбить - она приросла, прикипела к мощным пальцам. Но Терпухин все-таки изловчился - татуированный бородач удивленно проводил взглядом холодный отблеск, улетевший в прибрежные кусты.
Отступать за оружием он не стал. Включил неожиданно слепящую фару и вытянул с задней полки недлинный, но тяжелый лом с заостренным концом. Терпухину стало даже трудней: весомость ударов выросла в несколько раз.
Принять их саблей, остановить на полпути теперь не удавалось, чудовищная сила выворачивала кисть. И в новом тысячелетии продолжала как будто оправдываться известная пословица, что "нет приема против лома, окромя другого лома".
Вдобавок слепила фара. Здесь Терпухин не остался в долгу, включил свою. Но Гоблин разнес ее почти сразу, достав концом своего нового орудия.
Оба теперь безостановочно выписывали на льду самые сложные и замысловатые фигуры: зигзаги, восьмерки, волнообразные кривые. В какой-то момент мотоцикл у Терпухина снова предательски скользнул.
Воспользовавшись случаем, Гоблин вложил всю силу в удар, надеясь, что он станет последним. Бил с правой стороны, Терпухин уже не успевал ни отклониться в сторону, ни отвести угрозу саблей. Инстинктивно выставил правую - это был единственный шанс уберечь голову. Раздался хруст гипса и заново ломающейся кости.
Этот хруст усыпил на секунду бдительность врага. Гоблин не мог поверить, что в момент такой острой боли человек способен перейти в атаку.
Занес лом, чтобы всадить острие меж терпухинских ребер, и тут старая казачья сабля рассекла ему грудь от ключицы до самого пупа.
Атаман мог отчетливо видеть результат своего удара - лишняя одежда здесь не мешала.
Для нормального, крепкого человека все должно было кончиться за несколько секунд. Но Юрий твердо знал, что жизней у врага несколько, и рубанул еще раз.
Гоблин грохнулся на лед вместе с "Харлеем".
Возможно, за время долгой схватки мотоциклы разогрели лед бесконечными виражами, теплом, идущим от движков. Во всяком случае, прочный покров треснул.
Нога Гоблина и заднее колесо мотоцикла окунулись в воду, где плавали несколько ледяных осколков. "Харлей" медленно соскальзывал в образовавшуюся прорубь, а вот хозяину этого не позволили.
Волки, как по команде, выскочили из-за кустов, в несколько прыжков достигли цели. Атаман, шатаясь, побрел к своему мотоциклу. Неизвестно, смог бы ли он сейчас сопротивляться стае.
Но его волки не трогали, они по запаху учуяли виновного и рыча рвали его части.
Потеря крови дала о себе знать, как только напряжение схватки спало. Кое-как проволакивая свое тело к мотоциклу, Атаман на каждом шагу проваливался в небытие и снова выныривал. Хотел сунуть за пояс саблю, но пальцы никак не разжимались. Он вытер ее о полу куртки, и уцелевшая часть надписи проступила снова:
"За Веру и Берн..."
Но Атаман проскочил. Он понимал, что это не конец, в лесу наверняка целая стая и волки постараются его достать.
***
Полет на вертолете попортил много крови всем его участникам, но закончился, к счастью, благополучно. Об операции этого нельзя было сказать. Левашов боялся, что наверх через командированного следователя может уйти подробная информация. Пригласил Парамонова к себе в кабинет, завел задушевный разговор, прощупывая почву.
Гость из Ростова не собирался никого подводить под монастырь. Но хотел использовать в интересах дела опасения полковника. Добился того, что допросы свидетелей и потерпевших целиком передали в его руки.
Доставленные из отстойника водители рассказали, как неизвестный на мотоцикле предъявил фотографию девушки буквально через сорок минут после ее отъезда с Гоблином.
Машинист и его помощник поведали невероятную историю о прыжке мотоцикла из вагона.
Глубокая борозда на насыпи вполне ее подтверждала.
Катино тело было обнаружено во второй и теперь уже в последний раз. Рядом сидел на снегу прикованный цепью Хмель. Наполовину поседевший от страха, он дико озирался, сжимая в руке гаечный ключ. Умолял не выпускать его, держать в камере. Даже на допрос выходить боялся.
В гостиничном номере обнаружился Вадим Улюкаев. Он внешне спокойно принял известие о гибели жены. Но разговаривать не хотел. Парамонов решил не мучить человека. Пусть везет покойницу домой, хоронит, устраивает поминки, заказывает памятник. Одним словом, делает все положенное, избавленный до поры до времени от допросов.
Ценную информацию дал другой человек - байкер по прозвищу Штурман. Этот тоже не сразу пришел в себя. А потом выложил все, что знал насчет Терпухина и совместной их поездки по следам Гоблина.
Следователь понял, что ошибся. Упустил из виду, что атаманы на Святой Руси бывают не только у воров-разбойников. Но и у тех, кто с давних времен взял на себя миссию охранять границы страны и приграничное население.
Казачий атаман. Вот кто мелькнул на месте взрыва у трубопровода, кто предъявил в придорожном отстойнике Катину фотографию. Он и никто другой прыгнул на товарный вагон с опоры моста, потом чудом ухватил на лету Гоблина.
Парамонов с удивлением восстанавливал путь этого человека за последние месяцы, поражаясь тому, как Юрий Терпухин упрямо сидел у Гоблина на хвосте. Иметь бы таких в МВД.
Нет, судя по всему, что о нем теперь известно, бывший капитан армейского спецназа не потерпит, чтобы им командовали полные ничтожества вроде Левашова. Не потерпит вообще чужих приказов. Уже оттрубил свое на службе и теперь хочет быть хозяином самому себе.
***
С наступлением темноты вспомнился Улюкаев с его нелепой ветрянкой. Обычно слабые духом мужики вызывали у Терпухина презрение.
Этот, наоборот, вызывал симпатию, сочувствие.
Истоком его слабости были не страх, не забота о своем благополучии, а преданная любовь к жене. Редкая в теперешнее время штука.
По-хорошему надо было приехать в гостиницу, самому сообщить тяжелую весть. Но это означало потерять по крайней мере сутки в погоне за врагом.
Атаман не видел в себе больших способностей утешать. Говорить прочувствованные слова он был не мастер. Правильно молчать тоже не умел.
Он знал только один способ облегчить страдания человека, потерявшего по чьей-то злой воле самое дорогое для себя существо.
Возмездие. Пусть говорят сколько угодно, что этим мертвых не вернуть к жизни. Но каждое несчастье разрушает порядок в мире, не оставляет от него камня на камне. В первый момент все кажется бессмысленным. Восстановленная справедливость, конечно, не утоляет боль, но дает силы осиротевшему человеку снова принять этот мир.
Лучшее, что он может сделать для Улюкаева, - покончить с Гоблином. И все-таки... Может быть, он, Юрий Терпухин, уже непоправимо зачерствел, закаменел сердцем в этой беспрестанной войне с разношерстным отребьем. Неужели правду говорят: с кем воюешь, на того отчасти становишься похож?
Жестокость должна быть сокрушена только ответной жестокостью. Недобитый, подраненный враг еще страшнее, а ты незаметно привык ломать хребет, размазывать по стенке. Постоянно спешить, чтобы быстрее затоптать еще один очаг чадящего огня, не дать ему разгореться в настоящий пожар. Все меньше и меньше времени остается на простые, нормальные чувства, на смех и радость.
Но кто-то ведь должен брать на себя черную работу, чтобы смеяться хоть иногда могли другие. Если он, Юрий Терпухин, не остановит Гоблина, с ним еще долго провозятся. Провозятся те, кому положено по должности охранять в России порядок...
***
После двух ночи он явственно расслышал впереди "Харлей". Этот отчетливый звук уже нельзя было счесть обманным миражом, затягивающим в глубины безлюдной тайги. А Гоблин слышит своего преследователя? Если слышит, вполне может повернуть обратно.
Вдруг из-за дерева, растянувшись в прыжке, метнулся второй, совсем непохожий на первого волк. Не смог с точностью оценить скорость мотоцикла и промахнулся, приземлился на асфальт в шаге от заднего колеса. Помчался следом, сжимаясь и распрямляясь, как пружина, но сразу же отстал.
Прыжок, однако, оказался всего лишь отвлекающим маневром. Терпухин невольно оглянулся назад, а когда повернул голову обратно, увидел в свете фары целую стаю. Эти волки уже вели себя абсолютно правильно. Не стояли в ожидании, не летели навстречу. Медленно набирая скорость, они бежали в ту же сторону, в какую ехал Атаман. Через несколько секунд мотоцикл поравняется с ними.
Не раздумывая, Терпухин резко сбросил скорость. Волки тоже притормозили, бежали теперь легкой трусцой. Расстояние сокращалось прежним темпом. Когда до серой стаи осталось метров десять - двенадцать, Юрий пришпорил свой чоппер. Тот ускорялся не хуже гоблинского "Харлея" - белую полосу дороги вместе с волками и придорожным лесом будто дернул кто-то, как дергают в гневе скатерть.
Большинство зверей не ожидало такой хитрости от дымящего существа со странными вертящимися лапами и человечьей головой. Они оказались позади, и только два волка успели среагировать, ускориться так же сильно.
Один впился Терпухину в ногу выше колена.
Второго, слева, Атаман сбил в воздухе здоровой рукой. Зверь уцепился-таки лапами за сиденье для пассажира, но держаться там было не за что - когти вспороли покрытие из искусственной кожи, и волк окончательно сорвался. Прежде чем упасть на дорогу, он ударился об обод заднего колеса одно это должно было намертво отбить ему внутренности.
Тем временем справа зубы и когти рвали терпухинскую ногу. Пришлось выпустить руль и ударить зверя саблей промеж глаз. Лезвие раскроило волку череп. В первый миг после удара, еще до того, как волчья кровь смешалась с человечьей, Атаман увидел в разрезе под рассеченной шкурой белую с трещиной кость.
Зверь зубов не разжал - в предсмертной судороге он стиснул челюсти даже крепче. Продолжал рычать, давясь своей и чужой кровью. Атаман ударил еще раз, теперь по шее. Туловище почти отделилось от головы и болталось на одном лоскуте плоти. Наконец волчьи глаза остекленели и голова с прижатыми ушами отпала от терпухинской ноги, беззвучно ударившись о землю.
Из глубоких рваных ран обильно текла кровь.
По-хорошему ногу надо было зашивать, колоть лошадиные дозы антибиотиков. Но Терпухин не мог себе позволить остановиться. Он знал, что волки преследуют его с той же яростью, с какой сам он преследует Гоблина.
К зверям он не чувствовал никакой вражды.
Мысленно даже прощения попросил у тех двух, погибших. Они, наверное, были самыми лучшими, самыми смелыми. Не объяснишь им, что ты не виноват, что враг у вас общий.
Лес отпрянул от дороги, уступив свое место заледеневшей реке. Терпухин мельком оглянулся: далеко позади ему померещились в свете луны серые, величиной меньше булавочной головки точки. И среди них одна красно-рыжая. Сразу вспомнилась та лиса, что сгорела в пламени взорвавшегося бензина. Лиса среди волков - быть такого не может.
Терпухин не поверил своим глазам. Но откуда-то появилась уверенность, что волки выдохлись, отложили до поры погоню. Скоро можно будет притормозить, перевязать как-нибудь ногу, чтобы остановить кровотечение. Долить в бак бензина и снова запустить движок уже привычным движением ноги.
Глава 43
ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ
Он решил, что досчитает для верности до ста и тогда уже вплотную займется раной. Вдруг отдал себе отчет, что перестал слышать впереди рокот "Харлея". Это могло означать одно из двух: либо Гоблин решил резко изменить курс, либо встал с намерением потешить себя еще одной схваткой с достойным противником.
Больше верилось в последнее, и Атаман не ошибся. Он досчитал до девяноста пяти, когда слева на речном льду увидел знакомую фигуру в кожаной безрукавке, надетой на голое тело.
Гоблин и его "Харлей" как будто никак не пострадали после той аварии, когда Терпухин очнулся со сломанной рукой. Человек и машина с погашенной фарой - пара, заговоренная от всех напастей, - отчетливо рисовались в морозном воздухе. Машина почти очеловечилась, а человек почти превратился в машину, не знающую ни усталости, ни других человеческих чувств.
Пар клубами вырывался изо рта Гоблина, еще веял дымок над двумя выхлопными трубами недавно успокоившегося "Харлея". Тусклый глаз мотоцикла глядел бесстрастно, а человек довольно скалил зубы. Как унюхал этот ублюдок, что именно сейчас Атаману тяжелей всего принимать бой? Неважно. Главное нельзя упускать такой шанс.
Атаман тоже погасил фару. Медленно съехал на лед и едва удержал мотоцикл в равновесии - пришлось выставить ногу в качестве третьей точки опоры. Противник ждал, не трогался с места. Терпухин разглядел у него в руке саблю, блеснувшую отраженным лунным светом.
Похоже, Гоблин отдавал себе отчет, что имеет дело с казаком, решил побить станичника его же оружием.
Не этой ли саблей он исполосовал Катю? Кровь закипела в жилах, пар от свежей раны пошел еще сильней. Эх, была бы сейчас в порядке правая рука. Была бы с собой настоящая, в полный размер сабля, а не этот обрубок длиной едва-едва в полметра.
Гоблин медленно покатился вперед. Заметил рану на ноге или нет? Наверняка заметил: штанина разодрана в лохмотья от колена почти до пояса, горячая кровь дымится на морозе, будто рана тлеет. Дымится уже и лед в том месте, куда капают капли. Сколько так можно протянуть, прежде чем ослабнешь, помутится в глазах?
Атаман сдвинулся навстречу противнику. Неуверенно еще держал машину на льду, поэтому только в последний момент отпустил руль. Едва успел ухватить саблю и прикрыться от размашистого удара. Гоблин замахнулся широко, далеко вынес руку за спину. Длинное лезвие с резким звоном рубануло короткое, несколько искр быстро погасли, не успев далеко разлететься.
Отразить удар Атаману удалось без труда, но мотоцикл под ним предательски качнулся вбок. Пришлось снова выставить ногу, чтобы не рухнуть на лед. Гоблин с легкостью, будто ехал по асфальту, описал вокруг Терпухина полный круг. Пришлось и Атаману развернуться вокруг собственной оси, чтобы не подпустить противника со спины.
Неширокая река успела схватиться достаточно толстой ледяной коркой. Местами поверхность ее выглядела шершавой, бугристой, местами блестела, будто полированная. От дороги к воде спускались кусты, крайние уже вмерзли в лед. Словно никогда не были зелеными, так и проросли из льда своими голыми заиндевевшими сучьями.
Гоблин стал отъезжать в сторону, будто хотел набрать дистанцию для разбега. Он-то не боялся повернуться спиной: уже убедился, что Терпухин не слишком уверенно себя чувствует на льду. Бородач никуда не торопился, он чувствовал себя в своей тарелке, а вот Терпухина такое фигурное катание не устраивало, силы его иссякали с каждой минутой.
Будь, что будет, - он рванулся следом за Гоблином. Нельзя оставаться в глухой обороне, надо во что бы то ни стало нападать самому. Оказалось, что с набором скорости держаться на льду гораздо легче - по крайней мере, при движении по прямой. Но все равно Гоблин легким движением увел "Харлей" в сторону, и Терпухин "провалился", как "проваливается" боксер с преждевременным выпадом. Притормозил, но вставшее намертво колесо продолжало скользить на той же скорости - мотоцикл с треском протаранил несколько кустов и только тогда остановился. "Харлей" рокотал, выдерживая ноту холостого хода. Звук вроде бы свидетельствовал, что он стоит в ожидании.
Однако Терпухин поспешил обернуться. Сделал это вовремя: Гоблин накатывался точно по следу Атаманова чоппера. Полоса свежеотполированного колесом льда почти не оказывала сопротивления - противнику достаточно было толкнуться ногой, не включая передачи, и махина "Харлея" с легкостью скользнула по ней.
Еще удар саблей наотмашь. Терпухин снова отразил его твердой рукой и попытался нанести удар в брешь, едва она приоткрылась при неизбежном отскоке назад чужого клинка. Будь в руках Атамана оружие нормальной длины, он бы ткнул Гоблина в голую татуированную грудь. Глубоко бы не всадил, но уж точно оставил бы метку.
Теперь укороченное лезвие только с легкостью пропороло морозный воздух.
Схватка продолжалась. Противники то застывали друг против друга, то разъезжались в стороны, то мчались вдоль русла реки параллельными курсами. В сабельные удары вкладывалась вся сила - звон разносился далеко окрест.
В какой-то момент истекающий кровью Атаман почувствовал взгляд стороннего, но очень заинтересованного наблюдателя. Он не видел волков, но там и тут за кустами поднимался явственный парок дыхания.
Ждут, пока двое изранят друг друга, ослабеют, и тогда уже нападут. Неужели волки тоже могут уподобиться шакалам? Раньше Терпухин думал, что только люди способны подражать трусливой породе...
Его исковерканная когда-то сабля уступала чужому оружию в длине. Но тускловатая от времени сталь оказалась покрепче новой, с зеркальным блеском. На режущей кромке Гоблинова клинка уже хватало зазубрин. Бородач тоже заметил это и поскрипывал зубами от злости.
Сила его ударов возросла еще больше.
После очередного замаха Атаман не стал защищаться, а просто отклонился назад. Не встретив сопротивления, сабля описала полную дугу, ударив по рукояти руля чоппера. Перерубила стальную трубку, оставив после себя гладкий срез, - у этого металла был, конечно, не оружейный закал.
К счастью, маневренность Атамана не пострадала: рукоять была правой, а правая, закатанная в гипс рука в любом случае оставалась без дела.
Терпухин управлял мотоциклом левой, точнее, кончиками ее пальцев, потому как не выпускал оружие из рук.
Казалось, саблю у Гоблина невозможно выбить - она приросла, прикипела к мощным пальцам. Но Терпухин все-таки изловчился - татуированный бородач удивленно проводил взглядом холодный отблеск, улетевший в прибрежные кусты.
Отступать за оружием он не стал. Включил неожиданно слепящую фару и вытянул с задней полки недлинный, но тяжелый лом с заостренным концом. Терпухину стало даже трудней: весомость ударов выросла в несколько раз.
Принять их саблей, остановить на полпути теперь не удавалось, чудовищная сила выворачивала кисть. И в новом тысячелетии продолжала как будто оправдываться известная пословица, что "нет приема против лома, окромя другого лома".
Вдобавок слепила фара. Здесь Терпухин не остался в долгу, включил свою. Но Гоблин разнес ее почти сразу, достав концом своего нового орудия.
Оба теперь безостановочно выписывали на льду самые сложные и замысловатые фигуры: зигзаги, восьмерки, волнообразные кривые. В какой-то момент мотоцикл у Терпухина снова предательски скользнул.
Воспользовавшись случаем, Гоблин вложил всю силу в удар, надеясь, что он станет последним. Бил с правой стороны, Терпухин уже не успевал ни отклониться в сторону, ни отвести угрозу саблей. Инстинктивно выставил правую - это был единственный шанс уберечь голову. Раздался хруст гипса и заново ломающейся кости.
Этот хруст усыпил на секунду бдительность врага. Гоблин не мог поверить, что в момент такой острой боли человек способен перейти в атаку.
Занес лом, чтобы всадить острие меж терпухинских ребер, и тут старая казачья сабля рассекла ему грудь от ключицы до самого пупа.
Атаман мог отчетливо видеть результат своего удара - лишняя одежда здесь не мешала.
Для нормального, крепкого человека все должно было кончиться за несколько секунд. Но Юрий твердо знал, что жизней у врага несколько, и рубанул еще раз.
Гоблин грохнулся на лед вместе с "Харлеем".
Возможно, за время долгой схватки мотоциклы разогрели лед бесконечными виражами, теплом, идущим от движков. Во всяком случае, прочный покров треснул.
Нога Гоблина и заднее колесо мотоцикла окунулись в воду, где плавали несколько ледяных осколков. "Харлей" медленно соскальзывал в образовавшуюся прорубь, а вот хозяину этого не позволили.
Волки, как по команде, выскочили из-за кустов, в несколько прыжков достигли цели. Атаман, шатаясь, побрел к своему мотоциклу. Неизвестно, смог бы ли он сейчас сопротивляться стае.
Но его волки не трогали, они по запаху учуяли виновного и рыча рвали его части.
Потеря крови дала о себе знать, как только напряжение схватки спало. Кое-как проволакивая свое тело к мотоциклу, Атаман на каждом шагу проваливался в небытие и снова выныривал. Хотел сунуть за пояс саблю, но пальцы никак не разжимались. Он вытер ее о полу куртки, и уцелевшая часть надписи проступила снова:
"За Веру и Берн..."