Возовиков Владимир. Поле Куликово

   Убедись, что русского ни один из четверых не понимает, сказал громко:
   - Боярин! Держи выше голову и следи за мной. Тебя раздумали обменивать, меня раздумали четвертовать, Ну, что ж, для воина быть убитым почетнее, чем подохнуть в яме, ожидая, когда тебя обменяют, как скотину. Сейчас я тебя буду кормить, и ты ешь. Так надо, боярин, нам ведь предстоит нелегкое дело.
   Хасан, все еще опасаясь, по-русски говорил полунамеком, следя за лицами нукеров; они поглядывали выжидающе, держа наготове смех в глотках. Хасан решил не обманывать их надежд.
   - Я сказал ему - перед скачками лошадей кормят овсом, но поскольку он еще не лошадь, придется подкормить его бараниной. Это поможет ему дольше скакать.
   Под смех всадников Хасан развязал турсук, отхватил кусок баранины, кинул Тупику, и тот послушно поймал, впился в мясо крепкими зубами. "Молодец, Васька! Понял меня, поверил мне".
   - Наян, - смеялись нукеры, - проси хана Алтына поставить тебя нашим начальником - ты нам нравишься.
   - Я еще должен ему понравиться.
   - Понравишься, как изжарим эту свинью.
   Васька метнул взгляд на Хасана, тот ответил твердым, остерегающим взглядом: "Держись, боярин, держись".
   Миновали крайние юрты, шли мимо нагружаемых телег, пригнанных с пастбищ верблюдов. Мальчишки и некоторые женщины бросали в пленника комками земли и сухим пометом, другие замирали, разглядывая бледное лицо высокого золотоволосого человека, его белую рваную рубашку, испачканные глиной шаровары и сапоги. Вышли на склон увала, за которым назначена была казнь. На гребне стояло десятка полтора всадников - нукеры Алтына и Темир-бека.
   "Всесильный бог, - взмолился Хасан, - сделай так, чтобы за увалом не было войска. Там ведь стоял тумен отца, а он ушел. Дальше - пусть, дальше тумен Алтына, до которого четыре версты, и я знаю пароль. Только бы не было войска за увалом!"
   Он молился, незаметно проверяя меч, лук и стрелы. А всадникам не терпелось похохотать, они снова вызывали сотника на шутки:
   - Подкорми его еще, наян, дольше попрыгает.
   - Нельзя. Перекормленный пес и тот бегать не хочет. Его самое время подпоить, может быть, он сумеет потушить то, что мы ему подложим в шаровары?
   Всадники повалились на гривы лошадей - с этим сотником не соскучишься! А Хасан, протягивая Ваське флягу с кумысом и сохраняя насмешливое лицо, отчетливо сказал:
   - Будь готов. Как только собью кого - прыгай в седло.
   За увалом войск не было. Лишь в стороне торопливо грузились тылы ушедшего тумена. Оттуда неторопкой рысью двигался небольшой конный разъезд, и это плохо. Но все-таки лучше, чем если бы долина была занята войском. Вдали на высотах едва маячили значки тумена, которым командовал хан Алтын, там же слабо курились дымки. Справа, на восток от Дона, по невысоким холмам стояли теперь лишь отдельные дозоры - туда легче всего ускользнуть, но именно там виднелся какой-то отряд в десять - пятнадцать всадников с заводными конями, медленным зигзагом приближаясь к увалу. То мог быть сильный ханский разъезд, высланный в степь проследить за порядком после ухода войск. Хорошо, что Хасан знал пароль - можно уходить напрямую, через тумен Алтына, если удастся проскользнуть между разъездом и этим отрядом. Только бы успеть оторваться, не допустить, чтобы весть о беглецах полетела впереди них. Из Орды, взбудораженной тревогой, выхода нет - это Хасан знал хорошо. Надежда на добрых коней, но под нукерами кони мало уступят его гнедому и чалому. И чтобы скакать час-другой, опережая тревогу, надо иметь по заводному коню для смены - ведь к преследователям станут присоединяться все новые и новые на свежих лошадях. А чтобы уйти из Орды, надо иметь по две заводные лошади. Отборная монгольская конница всегда имела на каждого воина не менее трех лошадей, поэтому никто не мог состязаться с нею в быстроте передвижения, она почти всякий раз заставала врага неготовым к сопротивлению. У Мамая в отборных тысячах каждый всадник имеет тоже трех лошадей.
   Хасан, завидев поджидающих в низине Темир-бека и Алтына в окружении нукеров, собрался в седле, как ястреб, готовый взлететь, снова окинул взором степь. Утро стояло тихое, бестуманное, лишь кое-где прозрачная даль замутнена дымками костров. Сейчас Хасан предпочел бы непроглядный туман или грозу.
   Большой костер полыхал в низине, едва заметный в потоках степного солнца. Алтын встретил пленника насмешливым криком:
   - Эй, князь, кто же из нас петух со шпорами? Сейчас я посмотрю на тебя со шпорами из этого костра.
   Всадники хохотали, Тупик смотрел мимо хана, он словно ничего не замечал и не слышал, - похоже, и в Хасане разуверился.
   - Князь! - не унимался Алтын. - У тебя есть надежда. Если вылижешь зад моему жеребцу, я пошлю тебя Димитрию для обмена.
   Темир-бек угрюмо покачал головой, думая, что Мамай зря уступил капризу Алтына. Лучше бы обменял этого никчемного пленного на богатура Авдула. Алтын вдруг стегнул Тупика, взвизгнул:
   - Язык свой сожрал, собака? Вчера ты был говорливым рядом с женщинами. Поговори здесь!
   Хасан стиснул рукоять меча - слева на гребне появился Мамай с небольшой свитой и полусотней стражи. Тоже небось завернул полюбоваться на муки человека, змеиный владыка? И это после гибели дочери!
   Пора начинать, но проклятый разъезд на пути, и главное - отряд с заводными конями справа. Неужто их специально выставили оградить место казни? Но чего опасаться Мамаю или Алтыну посреди Орды? Больше всего тревожили заводные кони неизвестного отряда - сядет на хвост и уж не отстанет. В расположении своих туменов ордынцы обычно ездят без заводных, этих же пригнал шайтан!
   - Сотник! - крикнул Алтын. - Одевайте его по-княжески, повелитель приближается.
   Нукеры соскочили с коней, один начал вынимать из вьючного мешка смоленые шаровары, другой направился к Тупику.
   Ну, что ж, воину достойно умирать в бою… А самый-то лучший конь под ханом Алтыном - его гнедой в темных яблоках жеребец. И хорошо, что Темир-бек поехал навстречу Мамаю…
   Хасан ослабил чембур заводного коня и взмахнул плетью. Гнедой вздыбился от удара, какого бока его не знали за всю прошлую жизнь, и, повинуясь шенкелям, бешено прыгнул, куда его направил всадник - прямо на Алтына. Никто ничего не успел понять, а голова хана Алтына, украшенная легким парадным шлемом в сияющей позолоте, скатилась на круп, широко раскрыв изумленные глаза, и другая не выросла на ее месте. Нет, не две - одна голова была у хана Алтына, только одна, которая много успевала прежде, но успела ли теперь понять, что случилось с нею, осталось неведомым… Голова еще на лету моргала глазами, а пленный боярин уже прыгнул вперед, рывком сбросил с седла обезглавленного врага, одновременно выдернул его меч из ножен - зачем теперь меч хану Алтыну? - взметнулся на седло, еще полулежа, ища ногой стремя, жестоким рывком повода развернул коня на месте, ударил мечом наотмашь ближнего нукера, успел схватить его коня за повод - знал разведчик, что на одном коне, даже лучшем в Орде, далеко не ускачешь. Хасан тем временем успел срубить еще двоих и послал гнедого вслед за Тупиком. Когда туго соображающие воины, на глазах которых ордынский сотник начал рубить своих, опомнились, русский и Хасан бешеным галопом неслись через низину, припадая к конским гривам. Десяток всадников, визжа и улюлюкая, кинулся в погоню, другие схватились за луки, но стрелы, посланные вслед беглецам, упали за хвостами коней…
   Темир-бек, следя за погоней, бесстрастным голосом сказал:
   - Повелитель, теперь ты видишь: я не зря почуял врага в этом человеке.
   - Ты слишком долго это чуял, - с холодным бешенством ответил Мамай. - Он не один год был в твоей тысяче. Никому нельзя верить. Слышишь, темник, я боюсь верить даже тебе. Счастье, что я не обезглавил сегодня мою Улу.
   Темир-бек вздрогнул.
   - Этим шакалам их не догнать. Пошли за ними полусотню из тумена Алтына - прими, аллах, его душу в райские сады. Пусть возьмут по два заводных коня и не возвращаются без тех волков, хотя пришлось бы их гнать до края земли.
   - Смотри, повелитель, их сейчас перехватят!
   Ордынский разъезд, видно, почуял неладное и устремился наперерез беглецам. Они стали уклоняться, но с другой стороны уже мчался отряд из полутора десятков всадников, и теперь все зависело от резвости коней беглецов - успеют ли проскочить между сходящимися под углом группами перехватчиков? Нукеры Алтына сильно отстали. Но что это?! Неизвестный отряд словно нарочно придержал коней, позволив беглецам выскользнуть из готовой захлопнуться мышеловки, и с ходу врезался во фланг немногочисленного разъезда. Сверкнули мечи, шарахнулись кони с пустыми седлами, и разъезда не стало, а всадники уже ударили в нестройную толпу подоспевших нукеров Алтына, и те начали поворачивать назад.
   - Вот как! - железным голосом сказал Мамай. - Они подготовили отсечную засаду. И это посреди Золотой Орды! Видно, уходят от нас не простые волки… Нукеры, за мной!
   Мамай блеснул мечом, посылая вперед аргамака, и полсотни алых халатов ринулись следом, наполнив долину топотом и пронзительным воем. Всадники Алтына, увидев приближение помощи, снова оборотились против неведомых дьяволов на рыжих длинноногих лошадях, но те уже сами устремились из боя вслед беглецам.
   Тупик и Хасан, изумленные оборотом дела не меньше врагов, чуть придержали скакунов. Поминутно оборачиваясь, Тупик видел, как его настигает рыжебородый всадник на рыжем коне, и сердце Тупика, словно жаворонок, взмыло.
   - Копыто!.. Родимый, откуда? - И, пустив коня вскачь рядом с сакмагоном, продолжал кричать, как безумный: - Откуда, Ваня?!
   Копыто молчал, повернув к Тупику изможденное, почернелое лицо с запавшими глазами, в которых стояли слезы от ветра, лишь беззвучно шевелил губами.
   Тупик снова оглянулся. Толпа нукеров Алтына смешалась с алыми халатами и потерялась за ними. Преследователи отстали на четверть версты, но их сильно опередил всадник на легком, как птица, белом аргамаке, и по пятам его скакал черный на черном гривастом коне. Что ж, пусть попробуют эти двое приблизиться! Хасан уже трогает лук… Из отряда Тупика с Иваном Копыто были только Шурка да его одногодок Тимоха, остальные - незнакомые, и среди них трое… татары. Самые обыкновенные татары - скуластые, вислоусые, каких на каждом шагу встретишь в Орде. Чудеса!.. Но такие ли уж чудеса? Разве не Хасан только что вырвал его, русского воина, из палаческих когтей?
   - Вася! - Сухие губы Копыто наконец пропустили слова, и он на скаку наклонялся к Тупику. - Василей Ондреич!.. Нашли… Живой ты, сынка мой!..
   - Живой! - Тупик, смеясь, протянул руку и тронул Ивана за плечо, чтобы тот не сомневался. - Мы еще Мамая переживем!..
   Черный наконец настиг всадника на белом аргамаке, схватил за повод. Подскакавшие к ним алые халаты разделились: половина продолжала погоню, другая с Мамаем и темником повернула назад.
   - Змеиный владыка! - яростно крикнул Хасан. - До встречи в битве! - Потом, поравнявшись с Тупиком, косясь на его рыжебородого друга, озабоченно прокричал: - Василий! Скоро будет стража из тумена Алтына. Пересядь, ты на ханском коне, которого знает вся Орда,
   - Бросать, што ль, такого скакуна?
   - Зачем бросать? Дай повод мне. Скажем - с ханом беда, мы гоним его коня.
   Тупик на галопе перебрался в седло приземистого жеребца, а сам косился на гнедого в яблоках, даже в такой момент не в силах подавить восхищение. Вот бы подарить князю Боброку или самому Димитрию Ивановичу! Десятнику или сотнику на таком коне показаться нельзя - сочтут за государя. Знают ханы толк в лошадях… Но и теперь под Васькой конек добрый, хотя неказист видом. Крепок, что железо - долго можно скакать, не сменяя.
   Впереди мчался Хасан, выставляя плечо с серебряным знаком сотника; отряд плотно шел за ним; Тупик, слишком приметный в рваном одеянии, со своим славянским обличьем, переместился в середину отряда, отдал меч Шурке - пусть его принимают за пленного. Хасан, сдержав гнедого, обменялся паролем с начальником стражи, предупредив, что следом за ним везут раненого хана Алтына. Воины почтительно склонили головы перед незнакомым сотником и ханским конем. Замелькали кольца юрт, нагруженные повозки и кибитки, кони и верблюды; ордынцы изумленно смотрели вслед бешено несущейся кавалькаде. Хасан издали приметил зеленый ханский шатер, круто поворотил в сторону, лощиной - тысячник, замещающий хана в его отсутствие, мог задержать отряд. Лощина выпала счастливая. На выходе из нее лежало озерцо, из которого выбегала небольшая речка, заросшая ивняком. На берегах паслись табуны и стада тумена под надзором немногих пастухов и собачьей своры, поднявшей яростный лай. Вдали, по холмам, смыкались темно-зеленые рощи - там надежда на спасение. Хасан повел отряд через речку, в самую середину табунов, где запутать следы легче. Он рассчитывал, что преследователи непременно задержатся у ханского шатра, потом кинутся напрямую в открытую степь, минуя лощину, и, видимо, не ошибся. Пока мчались среди табунов, как обычно на пастбище разбившихся на многочисленные семейства под охраной свирепых жеребцов, погоня не показывалась. И все же до первой рощи добраться не успели - далеко в стороне появились враги. Близ опушки встретили небольшой разъезд, и вновь безотказно сослужил знак сотника - разъехались мирно. Остановились под деревьями. Теперь по их следам шел отряд в бледно-зеленых халатах - отборные всадники убитого хана Алтына. Копыто озадаченно сказал:
   - Эге, да их за полсотню! И каждый при двоих заводных. От бяда, Василей Ондреич! - А глаза, высохшие на степном ветру, смеялись. И сердце Тупика снова взвивалось жаворонком, хотя ему даже страшно было подумать, каких трудов и опасностей стоило его товарищу добраться с отрядом до самого тумена Мамая. Неуж-то надеялись выкрасть?.. И счастье, что у Копыто беркутиные глаза, иначе могли мимо проехать…
   Копыто поглядывал на Хасана с особенным выражением - видел он, что произошло в низине у костра, и тоже, наверное, думал, какие странные стали попадаться татары. Эти трое, что пошли с ним, - сколько раз они выручали отряд! Хасан вдруг отрывисто сказал:
   - Она умерла.
   - Кто умерла? - спросил Тупик.
   - Наиля, царевна, которая прислала девушку. Ты видел ее.
   - Почему умерла? Когда?
   - Рано утром. Ее укусила сторожевая змея Мамая. Думаю, это не случайно, он мог узнать… Он никого не щадит, что ему дочь!
   - Сторожевая змея? - Васька наклонился к Хасану, чтобы лучше слышать. - Не понимаю…
   - Есть у него такая змея. Она охраняет сон Мамая, потому что он никому не верит… От ее укусов не выживают.
   Тупику стало зябко. Где-то блеснули солнечным светом глаза-миндалины, покатились в степные цветы невозвратными звездочками и скрылись. Ничего не случилось, но стало пустыннее и холоднее в огромном мире. Как же так получается: он, Васька Тупик, против которого вся страшная сила Орды, жив, здоров, почти свободен, а царевна, охраняемая всей силой той же Орды, мертва?.. Значит, все дело в том, какие люди рядом с тобой?..
   Ехали через рощу скорым шагом, отводя ветви руками. Погоне здесь будет труднее - она многочисленней. Татары мрачно обсуждали весть Хасана на своем языке.
   - Царевну все любили, - говорил молодой воин. - Ее доброта была равна ее красоте, хотя она совсем девчонка.
   - Это правда. Когда мой брат был в походе и жена его заболела, дети умирали от голода и некому было помочь. Только от царевны приходила рабыня - она приносила снадобья и еду, пока брат не вернулся.
   - Ее рабыни часто приходили в бедные юрты, они давали деньги, чтобы могли выжить в трудные дни.
   - Говорят, это делал сам Мамай, чтобы дочь его восхваляли.
   - Мамай любит, чтобы восхваляли его. Царевна делала это сама. Еще маленькой она с няньками часто бывала у мечетей и раздавала милостыню.
   - А пользу из этого извлекал Мамай. Но все равно она была всех добрее и прекраснее в Орде.
   - Спохватились, когда погубили ее, змеиное племя! - зло воскликнул Хасан.
   - Ты несправедлив, сотник, - негромко сказал молодой воин. - Разве мы ее погубили? И разве Мамай - все племя?
   - Был бы Мамай один. Темир-бек чего стоит? А Бейбулат, готовый ободрать каждого встречного? А этот Алтын разбойный, которому я снес голову? А волк Батарбек? А тысячи их нукеров?..
   - Много, - согласился воин. - Но ты забыл Есутая, он, говорят, ушел к Димитрию, и мы попросимся к нему.
   - Есутай ушел не к Димитрию. Он сам зорил Русь.
   - Царевна тоже была татаркой, - тихо сказал воин, и Хасан промолчал. - И ты, наян, татарин. И мы - тоже. Возьми нас к себе.
   - Возьму.
   Слово его тотчас передалось, и трое татар заняли место позади сотника. Тупик усмехнулся: нашли начальника, теперь Хасан для них - царь и бог. Порядок воинский - сила этих дьяволов.
   Роща кончилась, впереди - все та же холмистая степь с зубцами перелесков по горизонту; кони сразу перешли в карьер. Погоня блуждала где-то в лесу, но никто не тешил себя мыслью, что уйти удастся легко. Враги скоро не отстанут, у них по два заводных коня, значит, рано или поздно они начнут настигать отряд все быстрее и быстрее. Лишний конь - преимущество немалое. Выйти бы на крепкую московскую сторожу! Однако пока больше вероятности наскочить на сильную ордынскую заставу, и знак сотника тогда может подвести. У таких застав на выходе из Орды и пароли особые, известные лишь гонцам да большим начальникам.
   Весь день уходили на полночь, меняя коней, путая следы в местах, где недавно паслись табуны, двигаясь мелкими речками и ручьями - вода смывала отпечатки копыт; временами всадники разъезжались в противоположные стороны, чтобы снова потом сойтись впереди, совершали другие хитрости, известные лишь сакмагонам. Еще трижды видели преследователей, и всякий раз они оказывались на одном расстоянии, примерно в полутора верстах - прилипли. И только однажды встретили небольшой разъезд - Орда смещалась влево, на закат - за Дон.
   Начало смеркаться, когда внезапно налетели на воинскую сторожу рязанского князя. Десятка полтора всадников решительно заступили дорогу беглецам.
   - Хто такия? - грозно вопросил бородатый витязь на сером высоком коне.
   Тупик настороженно, с любопытством окинул взглядом рязанских воинов, замечая их простые кожаные доспехи, укрепленные металлом, холщовые рубашки, деревянные седла, грубые прямые мечи, очень неудобные в бою, и рослых, сильных коней.
   - Чево молчитя? Татары ча? Дак чево пожаловали? Мы с Ордой не ратны.
   - Русские мы, - твердо ответил Тупик. - Уходим от татар - по следу гонятся.
   - Много их, што ль, татар тех?
   - С полусотню. А то и больше. Нукеры.
   - Бяда, - проворчал бородач. - Ча стоитя? Бяжать надо вам. Мы-ста вас не видывали. А след ваш перебьем.
   Снова отряд погонял усталых коней, торопясь покрыть как можно большее пространство в оставшийся светлый час, пока можно скакать, не рискуя лошадью и собственной головой. Багровый закат в полнеба стоял над сплошными темными рощами по горизонту, окрашивая нижние края редких туч, суля непогоду. Он медленно угасал, и лучистая, крупная звезда купалась в его отступающем разливе, приветливо мигая Ваське Тупику. И хотелось верить Ваське, что, пройдя над смертной пропастью по самому краешку, он заплатил небу за свою клятву, за право на жизнь, которая оборвется еще не скоро, и в этой жизни глаза-васильки без горькой слезы будут сиять ему, подобно вечерней звезде. Он достал, поднес к лицу засохший лесной стебелек и въяве увидел весь свой ратный путь от сожженной рязанской деревни, но не только глаза-васильки сияли над его путем; где-то рядом с ними, как сорвавшиеся звезды, пролетели блестящие миндалины, наполняя душу тревогой, и он понял, что до конца дней будет помнить их обладательницу и ее страшную смерть.
   Нахохленный Хасан скакал рядом на чалом горбоносом степняке. Он мечтал о том, чтобы князь Димитрий дал ему сотню конных воинов. С доброй сотней он прорубится в битве к шатру Мамая и совершит возмездие. В том, что битвы не избежать, Хасан не сомневался - он лучше всех в отряде знал Мамая.
   Копыто, пьяный от смертной усталости, был счастлив, и ничто не страшило его впереди. Он нашел своего начальника и боевого товарища. Чего страшиться воину, когда рядом товарищ, за которого готов умереть!

XI

   Задыхаясь, Дарья бежала кривыми улочками коломенского посада. Навстречу торопливо шли люди, свои, русские, но девушке было тревожно и страшно так же, как в то утро среди пустынного поля, когда за нею гнался бешеный зверь. Она знала, куда спешат эти люди, и еще лучше знала, что они не только не помогут ей, но и станут ее врагами, если заговорит. Коломяне спешили на казнь ордынских лазутчиков, слух о ней только что распространился по городу. И не было здесь человека, который усомнился бы, что ордынцы шля убить князя, отравить колодцы, поджечь город, - ведь лазутчики всегда приходили только с бедой, других коломяне не знали. Дарья знала. Может быть, их всего десяток на Орду, и тот десяток вместе с проводником Мишкой городские стражники вели на казнь. Сегодня, возвращаясь с Ариной от заутрени из церкви Воскресения, она своими глазами увидела воздвигнутые ночью виселицы под стеной городского детинца. Девушки пугливо обошли страшное место, уже оцепленное молчаливой стражей, и на одной из улиц попали в толпу, сопровождающую осужденных.
   Плотно окруженные охраной, степняки медленно брели, опустив бритые головы. Дарья видела их в полном воинском облачении и теперь могла бы не узнать своих спасителей, если бы не Мишка. Простоволосый, осунувшийся, с синяками на лице, он поддерживал опухшего, покрытого коростами и язвами человека, - похоже, начальника отряда. Сколько разных мыслей пронеслось в ее голове! Значит, своим притворством они обманули не только ее, но и бдительного московского разведчика Василия Тупика? Сердце кричало ей, что случилась какая-то страшная ошибка, но что сердце? - оно не может не милеть к тем, кто избавил тебя от лютой смерти. Люди, охраняющие город, ничем не обязанные этим ордынцам, разобрались, конечно, лучше Дарьи… Девушку толкали со всех сторон, оттирали от Аринки, та тянула ее за руку из толпы, а Дарья ничего не замечала, потрясенная глубиной собственного заблуждения и коварством врагов.
   - Люди!.. С добром мы шли к вам, с добром! - донесся голос Мишки.
   - Это с каким добром? - зло выкрикнул рядом пожилой бородач. - С мышьяком, што ль?
   Раздались ругательства и свист, в Мишку полетели комки грязи, он ссутулился, низко опустил нестриженую голову.
   - Дорогу, дорогу! Сторонись, голь коломенская, шире, шире раздайся!.. Куда прешь, мор-рда, бельма у тя повылазили? Вот как тресну по башке-то!..
   Дарья оборотилась на хриповатый голос. Впереди арестантского конвоя на толстоногой, широкозадой кобыле ехал Федька Бастрык, размахивая плетью и озирая толпу лупастыми, липучими глазами. Он был в серо-зеленом кафтане стражника с нашивками начальника на рукаве и по вороту, сбрил бороду, отчего стал моложавее, но Дарья узнала бы его и в княжеском облачении. Едва увидев Бастрыка, Дарья моментально убедила себя, что с татарами не просто ошибка, но и злой умысел. Она чуть не закричала об этом, но жизнь успела научить Дарью разуму. Что она скажет народу? Что Федька злой, а татары добрые, потому что он ее обидел, а они спасли? Да за одно слово в защиту лазутчиков ее растерзают. В ней самой пробуждается ненависть, едва вспомнит набег карателей на родную деревню. Только два человека способны помочь ей - великий князь, к которому шли эти люди, да, может быть, Василий, каким-то образом сумевший распознать в них друзей. Почему их казнят, не дождавшись князя, почему?
   Расталкивая толпу, не обращая внимания на крики Аринки, девушка бросилась к воинскому лагерю. Там ее дед, там боярин Илья, там звонцовские ратники, которым она все рассказала, при которых Тупик проверял этих татар. Захотят ли они вмешаться, успеют ли остановить казнь - Дарья не думала, она бежала к ним, потому что больше бежать некуда…
   У Дарьи хватило сил одолеть пустырь, заросший лебедой и крапивой, на краю поля открылись первые ряды опустевших шатров - ратники собирались на поле, - и тут ноги ее стали подгибаться.
   - Эй, оглашенная! - окликнул смешливый голос. - Из белены, поди-ка, мази варила - надышалась небось?
   Дарья обернулась на голос и поняла: вот где помощь, У просторного шатра вся дюжина лесных братьев Фомы Хабычеева седлала коней, куда-то собираясь. Дарья пошла прямо к атаману, пошатываясь. Испуганный Ослоп тронул Фому за рукав.
   - Батяня, глянь, што с ей?
   Фома оставил подпругу, обернулся, прозрачные глаза его внимательно глянули в помертвелое лицо девушки,
   - Дядя Фома… Спаси их…
   Он быстро шагнул к ней, поддержал за плечо.
   - Погоди, красавица, сядь… вот сюда, на бревнышко.
   - Нет, дядя Фома, нет, их там сейчас… вешают…
   - Кого вешают?
   - Татар, наших татар, там у стены…
   - Наших татар? - атаман удивленно поднял брови.
   - Наши они, вот те Христос! Ко князю Димитрию они, с вестью из Орды шли… А их… Это Бастрык, это он казнит!
   Фома переглянулся со своими.
   - Дела… Вечор был я у Мещерского, велел он мне забрать тех лазутчиков у стражи, а про казнь ничего не сказывал. Да ты почем знаешь, кто они?
   - Скорее, дядя Фома!.. С ними шла я от Холщова, боярин Тупик проверял их и пустил на Коломну.