Вулфолк Уильям. Верховные правители

   Стивену Гиффорду позвонила Норма, секретарша Майера Осборна. Она сказала, что мистер Осборн хочет встретиться с ним. Сейчас Стивен шагал по коридору мимо фонтана и длинных полок с книгами по юриспруденции.
   На полу лежал пушистый зеленый ковер, стены были обтянуты обивочной тканью. Красивая Норма печатала за столом. Она приветливо посмотрела на Стивена.
   - Можете заходить.
   Он открыл дверь. Худой бледный человек сидел в кожаном кресле с высокой спинкой за вытянутым столом, напоминающим по форме почки.
   - Вы хотели видеть меня, мистер Осборн?
   Майер Осборн улыбнулся, привычно изобразив на лице деланное радушие. На нем были темный костюм, однотонный черный галстук и серая рубашка.
   - Я просмотрел ваш доклад по делу Бланкеншипа. Вы потрудились весьма добросовестно. Поздравляю.
   Он откинулся на спинку кресла. На столе перед ним находились только прозрачные часы с золотым ободком и письменный прибор с золотой автоматической ручкой.
   - Однако ваш прогноз не слишком оптимистичен.
   - Последние годы государство выигрывало в суде подобные дела.
   Стивен сел на стул напротив Осборна.
   - В нынешней обстановке я не могу быть уверенным в нашей победе на суде.
   Майер Осборн сплел свои изящные, холеные пальцы.
   - Вы знакомы с Генри Бланкеншипом?
   Вопрос был риторическим. Все знали, каким убежденным затворником был Генри Бланкеншип; весьма немногие могли бы ответить утвердительно на вопрос Осборна.
   - Я встречался с ним, - сказал Стивен.
   Брови Осборна поднялись вверх, выражая сдержанное удивление.
   - И где же?
   - В доме Кардуэлов, когда я учился на последнем курсе в Стэнфорде. Я гостил у них неделю, когда приехал Генри Бланкеншип. Уверен, он меня не помнит.
   - Трудно сказать. Он - весьма удивительный во многих отношениях человек, Стивен.
   - Согласен.
   - Как многие очень сильные, преуспевающие люди, он привык побеждать. Осмелюсь сказать, это его главная характеристика.
   Несомненно, Майер с пониманием и одобрением относился к этой черте. Он открыл средний ящик стола, чтобы извлечь оттуда отпечатанную рукопись, в которой Стивен узнал свой доклад.
   - Что, по-вашему, он скажет, получив этот материал? Вы фактически заявляете ему, что его корпорация нарушает антимонопольное законодательство. Вы делаете вывод, что наилучший выход из ситуации - это подписание соглашения, разделение корпорации на две части, - телевизионную и издательскую, - в тех городах, где имеет место монополизация информационной индустрии.
   - Я думаю, что такое решение позволит избежать разделения по решению суда и оплаты юридических и судебных расходов.
   - Генри Бланкеншип сочтет, что вы служите не его интересам, раз вы советуете отказаться от схватки. Даже Верховный суд иногда сдается.
   - Понимаю.
   Худое лицо Майера Осборна было торжественным.
   - Я прошу вас написать другое заключение по этому делу, подчеркивающее позитивные аспекты.
   Он подвинул рукопись в сторону Стивена.
   - Основная часть может остаться прежней, но выводы следует изменить. У вас есть планы на сегодняшний вечер?
   - Определенных нет.
   - Я бы хотел, чтобы вы доработали доклад и вручили его Генри Бланкеншипу. Он прибывает в аэропорт в десять тридцать. Будет хорошо, если вы лично отдадите ему доклад.
   - Я могу это сделать.
   Лукавый огонек сверкнул в глазах Майера.
   - Вы - ценный человек, Стивен. Я способен понять, почему ваш друг губернатор Кардуэл хочет, чтобы вы занялись его особым заданием.
   - Я не предполагал, что он будет действовать так стремительно. Я собирался поговорить с вами об этом.
   - Я готов оказать услугу нашему уважаемому новому губернатору.
   На строгом лице с правильными чертами появилась улыбка.
   - Но это будет зависеть от Генри Бланкеншипа. Между прочим, Алан Кардуэл и Генри Бланкеншип - родственники, верно?
   - Да, двоюродные братья. Тетя Алана замужем за отцом Генри Бланкеншипа.
   - Узы родства. Интересно.
   Многозначительная улыбка, короткая пауза. Майер считал заключение династических браков старой, почтенной традицией.
   - Ну, в некотором смысле вы возобновите старое знакомство, когда увидитесь с Генри Бланкеншипом. Это многое облегчает, верно?
   Холодная улыбка стала более заметной.
   Стивен приехал в аэропорт в десять часов и принялся прогуливаться, рассматривая журналы в ярко освещенных витринах; он взвесился (девяносто три килограмма), затем, присев на скамейку, прочитал отредактированные страницы. Попытался представить, как воспримет их Генри Бланкеншип. Доклад выглядел теперь более оптимистично.
   Заглушая обычный гул аэропорта, голос из громкоговорителя периодически объявлял о прибытии самолетов. Женщина, сидевшая на виниловой скамье в нескольких ярдах от Стивена, принялась отчитывать своего ребенка за какой-то проступок. По другую сторону прохода красивая девушка в платье цвета меди игнорировала улыбки молодого человека.
   Медленно засунув назад в папку отпечатанные страницы доклада, Стивен попытался вспомнить свою давнюю встречу с Генри Бланкеншипом. Она произошла в то рождество, когда он учился на последнем курсе в Стэнфорде. Приглашение было сделано импульсивно, неожиданно. Алан показал ему фотографию усадьбы, сделанную с воздуха, и заметил, что ещё никто не получал разрешения фотографировать её с земли. "Ты должен как-нибудь увидеть все это. Право, я бы хотел, чтобы ты приехал к нам на рождественские каникулы. Сможешь?"
   Пока они ехали три часа на старом, разваливающемся "студебекере" Алана из Пало-Альто, воображение Стивена рисовало эффектные картины. Уже в сумерки, при появившейся луне, они увидели каменную стену высотой три с половиной метра, тянувшуюся на протяжении четверти мили. Стену увенчивала паутина из колючей проволоки. Наконец появились ворота с длинными вертикальными прутьями и фонарями по обоим краям.
   Алан подал короткий звуковой сигнал.
   - Добро пожаловать домой, господин Алан, - донесся голос из темноты; створки ворот распахнулись, и "студебекер" въехал на территорию.
   Дорога шла мимо огромных деревьев и широких лужаек; асфальтовое покрытие было таким гладким, что шины пели от удовольствия. В лунном свете особняк напоминал присевшего на корточки человека; после изгиба дороги взору открылись крылья дома. Теперь сооружение казалось бесконечным, из-за одной башенки выглядывала следующая; множество желтоватых окон подмигивали прибывшим.
   - Большой дом, правда? - сказал Алан; его сдержанная реплика, не отражавшая всей реальности, показалась почти смешной, когда автомобиль приблизился сквозь ароматный ночной воздух к широкой мраморной лестнице, ведущей к огромным дверям.
   Если в монашеских кельях стэндфордского общежития, на университетском футбольном поле, Стивен относился к Алану, как к обычному студенту, то с первых минут этого визита различие между ними стало слишком явным. Здесь все свидетельствовало о непомерном богатстве Кардуэлов; роскошь была для них привычной средой обитания.
   Обед подавали в огромном зале на массивном полированном столе. Восемь человек сидели там, где могла уместиться сотня. Стивен увидел гигантские двойные канделябры, массивное столовое серебро, ирландское полотно, бельгийские кружева. Стул из красного дерева с лирообразной спинкой был исключительно удобным, сухое красное вино - великолепным.
   За столом, кроме Стивена и Алана, сидели мать Алана, фарфоровая леди с пепельно-голубыми волосами, его тетя и дядя, выглядевшие так, словно они принадлежали к совершенно другой эпохе - эпохе могучих усатых мужчин и дородных женщин в бриллиантах, с тщательно и изощренно уложенными волосами. Также там находился Джозеф Эндрью Кардуэл, дед Алана и создатель семейного состояния. В свои семьдесят пять лет он был хрупким стариком; в его облике ощущались сосредоточенность и беспокойство. Представить его молодым было трудно; он выглядел старше своих лет. Его маленькие руки двигались быстро и решительно, он мало говорил и подчеркивал отдельные слова жестикуляцией. Когда он не говорил, он тихо урчал себе под нос и терся локтями о стол.
   По завершении обеда прибыл другой внук Джозефа Эндрью, Генри Бланкеншип; он тотчас оказался в центре внимания. Мать Генри, Эми, была старшей дочерью Джозефа Эндрью. Эми умерла несколько лет тому назад; недавняя кончина Джорджа Бланкеншипа, отца Генри, сделала его единственным владельцем семейного состояния. В тридцать один год он был мультимиллионером. Он был не так богат, как Кардуэлы, но явно собирался превзойти их в этом отношении. Кардуэлы владели банками, страховыми компаниями, недвижимостью; их деньги приносили умеренные прибыли. Генри инвестировал производство газовых турбины, добычу урана, авиаперевозки, бурение нефтяных скважин в прибрежной зоне, бурно развивающуюся космическую технику - то есть отрасли с большим риском и соответствующей отдачей. Также он приобрел недавно крупную кинокомпанию; в печать просачивались слухи о его связи с одной из самых красивых киноактрис.
   На вид он был худощавым, застенчивым, приятным молодым человеком с редкими волосами, выглядевшими так, будто их увлажнили и причесали. Он был в помятом костюме и рубашке с расстегнутым воротничком, без галстука; он ещё не оправился полностью от длительной пневмонии, несколько месяцев тому назад едва не закончившейся летальным исходом. Ее щеки западали, кожа лица казалась восковой, но в живых глазах светился интеллект.
   Он приехал к своему деду, потому что нуждался в дополнительном капитале для приобретения авиакомпании. Он торговался настороженно и сдержанно, но Джозеф Эндрью проявил убийственную разговорчивость, давая внуку доброжелательные, хитрые и мудрые советы. Бланкеншип оставался вежливым, застенчивым и непоколебимым. Они довольно быстро выработали основные условия соглашения, в котором шла речь о десятках миллионов долларов. Они договорились о том, что деталями контракта займутся их юристы, к которым они, похоже, относились к тем же презрением, с каким воины относятся к тем, кто хоронит убитых и уносит раненых.
   Последовавшая беседа до сих пор жила в памяти Стивена. Она казалась не совсем реальной. Они коснулись погоды в Северной Калифорнии, гольфа (дядя Кларенс был страстным гольфистом), охотничьей вылазки (Бланкеншип любил охоту, несмотря на плохое зрение) и, конечно, лошадей. Лошади были страстью Джозефа Эндрью Кардуэла. Он любил всяких лошадей - беговых, племенных, скаковых, выставочных. В его конюшне стояли два победителя дерби в Кентукки и бесчисленное количество обладателей Голубой Ленты. Говорили, что он не продал ни единой лошади, но это было неправдой. Несколько лет тому назад он продал своего самого знаменитого скакуна, Бивокса, после того, как его старший сын, Джон Эверетт, разбился насмерть, сидя на этой лошади. После этого трагического случая Джозеф Эндрью больше не садился в седло, его никогда уже не видели в костюме для верховой езды и высоких сапогах. Он даже убрал свой висевший в холле портрет, на котором был изображен в костюме наездника. Однако он обожал говорить о знаменитых скачках и выставках, на которых его лошади завоевывали призы.
   В этот час в аэропорте было мало пассажиров. Билетеры перекусывали и болтали за ярко освещенными стойками. Расчетное время посадки почти наступило. Услышав свое имя, донесшееся из громкоговорителя, Стивен встал.
   - Мистер Стивен Гиффорд, пожалуйста, подойдите к семнадцатому выходу.
   Он подождал возле прохода, ощущая легкую прохладу вечернего воздуха. На темном летном поле снопы желтого и голубого света обозначали взлетно-посадочные полосы. Стивен видел лишь стоявший в полумиле от него огромный "Боинг-747".
   Внезапно к Стивену стремительно подкатила легкая моторизованная тележка.
   - Мистер Гиффорд?
   За рулем сидел молодой человек в коричневой ветровке.
   Стивен кивнул и сел в тележку рядом с молодым человеком. Они помчались по полю, повернули и остановились под гигантским крылом "747".
   У задней двери самолета Стивена поприветствовал другой молодой человек в строгом костюме в полоску. Он провел Стивена в салон, оборудованный под офис. Там находились шкафы, телетайп, телефонный пульт; несколько красивых девушек деловито печатали за столами. Никто не поднял головы, когда мужчины прошли через главный отсек самолета, обставленный, как гостиная, с яркими красными коврами, обитыми джутом стенами и массивной мебелью в стиле "чиппендель", прикрученной винтами к полу.
   На резном столике, стоявшем возле кресла с высокой спинкой, на которое сел Стивен, лежали журналы. Молодой человек спросил Стивена, не хочет ли он выпить. Стивен попросил тоник. Бокал подали на серебряном подносе.
   Окна были закрыты шторами; здесь царила абсолютная тишина. Из заднего отсека не доносился перестук пишущих машинок. На передней, обшитой красным деревом стене висели полотна, написанные маслом; они создавали эффект присутствия в картинной галерее. Слева находилась закрытая дверь, которая вела в соседний отсек.
   Листая Нейшнл Ревью, Стивен почувствовал, что дверь бесшумно открылась. В полутьме появился худощавый мужчина в рубашке с расстегнутым воротничком и помятых слаксах. Эта картинка наложилась на образ того Генри Бланкеншипа, которого он видел двадцать лет тому назад. Изменения были вполне естественными: нынешний Бланкеншип был человеком средних лет, к его манерам добавилась некоторая усталость, он носил очки с толстыми стеклами. Осторожно пройдя вперед, он остановился возле Стивена.
   - Мистер Гиффорд? Майер Осборн сказал, что вы готовы отдать мне доклад.
   - Да, сэр.
   Бланкеншип нащупал подлокотник кресла, определил его местонахождение и сел.
   - Ну?
   Стивен отпер кейс. Бланкеншип сделал нетерпеливый жест.
   - Изложите мне суть.
   Стивен обрисовал юридические аспекты ситуации, связанной с претензиями к "Видео Комьюникейшнс Инкорпорейтид" - одной из многих корпораций, контролируемых центральной холдинговой компанией Генри Бланкеншипа. "Видео Комьюникейшнс" владела телевизионными станциями и газетами главным образом в маленьких городах по всей стране. Государство в соответствии с новым антимонопольным законом добивалось через суд разделения телевизионной и газетной империи. Бланкеншипа могли заставить продать его телестанции или газеты для восстановления свободной конкуренции. Стивен перечислил различные юридические прецеденты, поддерживавшие позицию государства, затем приступил к перечислению исключений, которые можно было использовать в судебной схватке.
   Бланкеншип сидел неподвижно, его живые глаза, увеличенные стеклами очков, время от времени возмущенно вспыхивали.
   Когда Стивен закончил свой доклад, Бланкеншип язвительно произнес:
   - Ни один суд и ни одно государственное учреждение не способны работать так, как работаю я. Но это не мешает им пытаться диктовать мне.
   Потом он добавил голосом, окрепшим от глубокого гнева:
   - Истинную угрозу для нашей страны представляют люди вроде нашего президента.
   Требовался какой-то ответ; Стивену казалось, что он пробирается в больших резиновых сапогах по болотной зыби.
   - Я уверен, что многие люди согласны с вами.
   - Мой дед, Джозеф Эндрью, был первопроходцем. Люди, пришедшие вслед за ним, лишь асфальтировали дороги, которые он проложил сквозь дебри. Теперь я должен обеспечить, чтобы движение по ним продолжалось.
   Пылкая убежденность в собственной правоте избавила Бланкеншипа от его обычной застенчивости.
   - Под лозунгом сохранения свободной конкуренции государство создало массу законов, обходить которые нелегко даже моим изобретательным юристам. И дело не только в президенте. Конгресс прислушивается к мнениям профсоюзов, ассоциаций потребителей, мелким фермерам и бизнесменам, экологам. Он голосует за ужесточение штрафных санкций и удушающие налоги, затем растрачивает средства на социальные пособия и пенсионные программы, бесплатное медицинское обслуживание и так называемые программы обеспечения занятости.
   Его восковые щеки порозовели от возмущения.
   Стивен слушал, периодически кивая. Его согласие не было очевидным, потому что, замолчав, Бланкеншип посмотрел на Стивена так, словно увидел его впервые.
   - Вы согласны?
   Стивен ответил осторожно:
   - Я не вижу, что можно предпринять по этому поводу.
   - Нам нужна новая стратегия, соответствующая новой ситуации. Нынешняя тенденция в случае её продолжения приведет страну к гибели.
   Блеск глаз выдавал одержимость крестоносца.
   - Мы должны думать о фундаментальных изменениях в работе нашего правительства.
   - Я не знаю, захотел ли бы я пойти так далеко. Мы весьма неплохо функционируем по старым правилам.
   Бланкеншип, похоже, серьезно задумался над этим возражением. Потом он пожал плечами.
   - Я предлагаю всего лишь изменить систему, чтобы мы могли и дальше функционировать в её рамках. Только это. Если эти изменения произойдут эволюционным путем, что тут плохого?
   - Ничего, - ответил Стивен, испытав облегчение, поскольку конфронтации удалось избежать.
   - Все нации претерпевают изменения, - продолжил Бланкеншип. - В том числе и Соединенные Штаты Америки. Господь не делает исключения из своих вечных законов для нашей современной формы демократии.
   Он застенчиво улыбнулся.
   - И я не думаю, что за Каменным, Бронзовым и Железным веками обязательно должен последовать век народовластия.
   Стивен усмехнулся.
   - Вы выразили свою позицию очень точно.
   На узком лбу Бланкеншипа образовались складки; это свидетельствовало о том, что он готов перейти от глобальных вопросов к конкретным, сиюминутным проблемам.
   - Итак, что мы можем предпринять, чтобы избежать неприятностей, связанных с антимонопольным иском?
   Стивен не упомянул подписание соглашения с государством. Он указал на то, что в подобных случаях другие корпорации Бланкеншипа сохраняли мелкие компании на одном рынке, финансируя их через контролируемые банки, и тем самым поддерживали иллюзию конкуренции.
   - Однако я не думаю, что это пройдет в данном случае. Правительство внимательно следит за всеми средствами информации. Можно создать благотворительные фонды и отдать им различные компании, входящие в корпорацию. Это снизит налоги. Но есть опасность, что вы потеряете некоторую долю влияния.
   - Я только что столкнулся с такой проблемой. Не хочу повторения.
   Совсем недавно глава корпорации, принадлежавшей благотворительному фонду Бланкеншипа, попытался обрести подлинную независимость. Он быстро обнаружил пределы своей власти. В мгновение ока он лишился ценных рынков, важных банковских кредитов; старые дружественные покупатели занесли его в черный список; на компанию обрушились проблемы, связанные с профсоюзами, транспортировкой товаров, она испытала даже "политическое" вмешательство. Прежде чем глава корпорации понял, что лучше заниматься бизнесом под эгидой Генри Бланкеншипа, чем лишиться его, этого человека единогласно выбросили из совета директоров. Пресса освещала злобный обмен взаимными обвинениями.
   Стивен произнес с максимальной убежденностью, которую он мог изобразить:
   - Тогда, если вы хотите знать мое мнение, остается только оспорить иск.
   - Я рад, что вы так считаете. И я не удивлюсь, если нам удастся найти судью, который благосклонно отнесется к нашим пожеланиям.
   Увеличенные глаза за мощными стеклами очков таили в себе насмешку.
   - У нас есть друзья в судейском корпусе.
   Дверь в передней части салона открылась, и оттуда вышла женщина. Это лицо, эти формы, обтянутые вечерним платьем, пробуждали тайные мечты у миллионов мужчин.
   Стоя у двери, она сказала:
   - Ну? Как долго ты ещё будешь занят?
   - Одну минуту.
   Бланкеншип повернулся к Стивену.
   - Мы будем бороться. Пойдем в суд.
   - Я подготовлю необходимые документы. Мистер Бланкеншип?
   - Да?
   - Я вам ещё понадоблюсь для чего-то?
   - Например?
   - Я буду в вашем распоряжении, если вы захотите встретиться, попросить или выяснить что-то.
   - Теперь это дело полностью находится в ваших и Майера руках.
   Они обменялись рукопожатиями.
   - Было приятно снова встретиться с вами, мистер Гиффорд. Последний раз мы виделись у моего деда, верно? Спасибо за визит.
   Он зашагал по гостиной, которая на самом деле была отсеком самолета; женщина ждала его у двери с легкой улыбкой на лице. Стивену показалось, что она излучает почти фосфорическое сияние.
   Спустя мгновение после ухода Бланкеншипа молодой человек в строгом костюме проводил Стивена через задний офис к двери самолета.
   - Надолго прибыли в Сакраменто? - вежливо спросил Стивен.
   - Если погода не испортится, мы улетим утром.
   Садясь в моторизованную тележку, Стивен заметил первые клочья опускающегося на поле густого тумана. Утром он позвонит Алану и скажет ему, что готов заняться расследованием. Приступит к собеседованиям с будущими членами его группы.
   Почему-то ему стало лучше от этих мыслей.
   Утром в пятницу Майер Осборн торопливо готовил документы в кабинете своей юридической конторы. В три часа вся почта отправится на ранчо возле Амарильо, и Генри Бланкеншип сможет изучить бумаги за уик-энд. За все время работы Майера на Генри Бланкеншипа его ни разу не приглашали на ранчо; Майер редко встречался со своим клиентом. Непритязательный, полуслепой, болезненно застенчивый Бланкеншип стал живой легендой с неисчислимым состоянием, но явно не научился наслаждаться обществом других мужчин.
   Майер хотел закончить все дела, потому что планировал провести уик-энд в отеле "Эвани", популярном месте свиданий. Он уже видел себя мчащимся в "ягуаре" в сторону Иосемита со скоростью девяносто миль в час. Норма боялась такой быстрой езды, но ещё сильнее она боялась вступать с ним в конфликт, и эта мысль забавляла его.
   Потребность увидеть её стала сильной, и он щелкнул клавишей переговорного устройства.
   - Норма, зайди ко мне. Возьми блокнот для стенографирования.
   Она работала у него секретаршей меньше года; он воспринимал её исключительно как сотрудницу до того вечера, когда они заработались допоздна, поужинали, и он отвез девушку в её маленькую квартиру. Он не был готов к её чувственности. Он не мог просто занести этот вечер в скучный список своих побед. Настойчивость, с которой она соблазняла его, готовность терпеть изобретаемые им маленькие пытки - все это было именно тем, о чем он давно мечтал.
   На следующий день в офисе, увидев Норму одетой, он начал сходить с ума, представляя её обнаженной. Он наблюдал, как играют мышцы на её ягодицах при ходьбе, пожирал взглядом поднимающиеся при вдохе округлые торчащие груди. Каждый час оборачивался пыткой. Он отменил ранее назначенный на вечер обед, чтобы провести время с Нормой. Это свидание прошло ещё лучше, чем первое. Норма позволяла делать все. Прежде чисто физический акт быстро надоедал ему. С Нормой он мог заниматься любовью часами.
   Это было четыре месяца тому назад; сейчас близость с другими женщинами казалась ему почти фарсом.
   Открыв дверь, Норма вошла в кабинет с блокнотом и ручкой. Он посмотрел на нее, лишь когда она приблизилась к столу.
   - Мы должны разделаться со всем этим до конца рабочего дня.
   Она села и закинула ногу на ногу, положила блокнот на бедро; пока он диктовал, её ручка выводила на блокноте петли, крючки, завитки. Его взгляд был прикован к её чулкам, блестевшим выше колена; он улыбался, думая о предстоящем уик-энде.
   В этот момент зазвонил телефон.
   Норма встала, чтобы ответить.
   - Мистер Джонас Сильверман, - объявила она.
   Норма снова села. В офисе она соблюдала формальности, потому что это нравилось Майеру, но перекладывала обязанности на других секретарш, её рабочий день сократился, она стала появляться на работе около половины одиннадцатого, незадолго до прихода шефа. Положение давало определенные привилегии.
   - Если у вас есть доказательства, мистер Сильверман, вы обязаны представить их, - с некоторой резкостью в голосе произнес Майер.
   Норма с интересом подняла глаза и стала внимательно наблюдать за Майером. Его лицо побелело; все его внимание было приковано к телефону.
   - Я бы охотно прочитал это сам; тогда я смог бы сказать, есть ли там что-то, представляющее интерес для властей... Да, я понимаю ваше положение душеприказчика.
   Майер достал из нагрудного кармана платок и протер им лоб.
   Норма подумала о том, не нарушит ли телефонный звонок их планы на уик-энд.
   После обеда Стивен отправился в дом Берри. Он предварительно позвонил, чтобы получить разрешение; Мэриэн Берри держалась суховато, но вежливо.
   - Я, конечно, хочу вам помочь, но...
   В восемь часов, когда Стивен прибыл в дом Берри, там уже находился Джонас Сильверман. Седой, с бородкой, полный достоинства, он напоминал профессора. Стивен объяснил, что он действует по просьбе губернатора Кардуэла.
   В ходе беседы со вдовой Пола Берри Стивен не узнал ничего нового. Она повторила свое прежнее заявление с незначительными вариациями, что подтверждало правдивость её показаний. Слишком точное повторение истории свидетельствовало бы о том, что её отрепетировали.
   - Нам необходимо ответить на несколько вопросов насчет денег в сундучке, - сказал Стивен. - Как они попали туда? Почему в течение длительного времени никто не обнаружил их?
   - Миссис Берри считала, что там хранятся сувениры её мужа, оставшиеся от Второй Мировой войны, - ответил Джонас Сильверман. - У неё не было причин изучать их.