Высоцкий Владимир Семенович. Книга 2

Я на десять тыщ рванул, как на пятьсот,
И спекся.
Подвела меня (ведь я предупреждал)
Дыхалка.
Пробежал всего два круга и упал,
А жалко.
А наш тренер, экс- и вице-чемпион
Оруда,
Не пускать меня велел на стадион,
Иуда.
Ведь вчера еще мы брали с ним с тоски
По банке,
А сегодня он кричит: меняй коньки
На санки!
Жалко тренера, он парень неплохой,
Ну и бог с ним,
Я теперь ведь занимаюсь и борьбой
И боксом
Не имею я теперь на счет на свой
Сомнений.
Все вдруг стали очень вежливы со мной.
И тренер.
 

Банька

 
Протопи ты мне баньку, хозяюшка,
Раскалю я себя, распалю.
На полати у самого краюшка
Я сомненья в себе истреблю.
Разомлею я до неприличности,
Ковш холодный — и все позади.
И наколка времен культа личности
Засинеет на левой груди.
 
 
Протопи ты мне баньку по-белому,
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне угорелому
Пар горячий развяжет язык.
 
 
Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс,
А на левой груди профиль Сталина,
А на правой — Маринка анфас.
Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет «отдыхал» я в «раю»!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою.
 
 
Протопи ты мне баньку по-белому
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне угорелому
Пар горячий развяжет язык.
 
 
Вспоминаю, как утречком раненько
Брату крикнуть успел: «Пособи!»
И меня два красивых охранника
Повезли из Сибири в Сибирь.
А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили
Так, чтоб слышал как рвутся сердца.
 
 
Не топи ты мне баньку по-белому
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне угорелому
Пар горячий развяжет язык.
 
 
Ох, знобит от рассказа дотошного,
Пар мне мысли прогнал от ума.
Из тумана холодного прошлого
Окунаюсь в горячий туман.
Застучали мне мысли под темечком,
Получилось, я зря им клеймен!
И хлещу я березовым веничком
По наследию мрачных времен.
 
 
Протопи ты мне баньку по-белому,
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне угорелому
Пар горячий развяжет язык.
 

Песня прыгуна в высоту

 
Разбег, толчок и — стыдно подыматься,
Вот рту опилки, слезы из-под век.
На рубеже проклятом 2,12
Мне планка преградила путь наверх.
Я признаюсь вам, как на духу,
Такова вся спортивная жизнь:
Лишь мгновение ты наверху
И стремительно падаешь вниз.
Но съем плоды запретные с древа я,
И за хвост подергаю славу я,
Хоть у них у всех толчковая — левая,
А у меня толчковая — правая.
Разбег, толчок… Свидетели паденья
Свистят и тянут за ноги ко дну.
Мне тренер мой сказал без сожаленья:
— Да ты же, парень, прыгаешь в длину.
У тебя растяженье в паху,
Прыгать с правой — дурацкий каприз.
Не удержишься ты наверху,
Ты стремительно падаешь вниз.
Но задыхаясь, словно от гнева я,
Объяснил толково я: главное,
Что у них у всех толчковая — левая,
А у меня толчковая — правая.
Разбег, толчок — 2,10 у канадца.
Он мне в лицо смеется на лету.
Я планку снова сбил на 2,12,
И тренер мне сказал напрямоту,
Что меня он утопит в пруду,
Чтобы впредь неповадно другим,
Если враз сей же час не сойду
Я с неправильной правой ноги.
Но я лучше выпью зелье с отравою
И над собой что-нибудь сделаю,
Но свою неправую правую
Я не сменю на правую левую.
Трибуны дружно начали смеяться,
Но пыл мой от насмешек не ослаб.
Разбег, толчок, полет — и 2,12
Теперь уже мой пройденый этап.
Пусть болит мая травма в паху,
Пусть допрыгался до хромоты,
Но я все-таки был наверху,
И меня не спихнуть с высоты.
Так что съел плоды запретные с древа я,
И поймал за хвост теперь славу я,
Хоть у них у всех толчковая — левая,
Но моя толчковая — правая!
 

***

 
Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты
И хрипят, стервенея внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу.
И команды короткие, злые
Быстрый ветер уносит во тьму:
«Кранцы за борт! Отдать носовые!
И, — буксир! Отработать корму!»
Капитан, чуть улыбаясь,
Все, мол, верно, молодцы,
От земли освобождаясь,
Приказал рубить концы.
Только снова назад обращаются взоры.
Цепко держит земля, все и так, и не так.
Почему слишком долго не сходятся створы?
Почему слишком часто мигает маяк?
Все в порядке, конец всем вопросам.
Кроме вахтенных, все отдыхать!
Но пустуют каюты. Матросам
К той свободе еще привыкать.
Капитан, чуть улыбаясь,
Молвил только: «Молодцы!»
От земли освобождаясь,
Нелегко рубить концы.
Переход двадцать дней, рассыхаются шлюпки,
Нынче ночью последний отстал альбатрос.
Хоть бы шторм или лучше, чтоб в радиорубке
Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS.
Так и есть: трое месяц в корыте,
Яхту вдребезги кит разобрал.
Так за что вы нас благодарите?
Вам спасибо за этот аврал!
Капитан, чуть улыбаясь,
Бросил только: «Молодцы!»
Тем, кто с жизнью расставаясь,
Не хотел рубить концы.
И опять будут Фиджи и порт Кюрасао,
И еще черта в ступе, и бог знает что,
И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун,
Все, куда я ногой не ступал, но зато
Пришвартуетесь вы на Таити
И прокрутите запись мою,
Через самый большой усилитель
Я про вас на Таити спою.
Скажет мастер, улыбаясь
Мне и песне: «Молодцы!»
Так, на суше оставаясь,
Я везде креплю концы.
И опять продвигается словно на ринге
По воде осторожная тень корабля.
В напряженьи матросы. Ослаблены шпринги.
Руль полборта налево и — в прошлом земля.
 

***

 
Всем делам моим на суше вопреки
И назло моим заботам на земле
Вы возьмите меня в море, моряки,
Поднесите рюмку водки на весле.
Любая тварь по морю знай плывет,
Попасть под винт не каждый норовит.
А здесь на суше встречный пешеход
Наступит, оттолкнет и убежит.
Известно вам: мир не на трех китах,
Но вам известно: он не на троих.
Вам вольничать нельзя в чужих портах,
А я забыл, как вольничать в своих.
И всем делам моим на суше вопреки
И назло моим заботам на земле
Вы пришлите за мной шлюпку, моряки,
Поднесите кружку рома на весле,
Я все вахты отстою на корабле.
 

Человек за бортом

 
Был шторм. Канаты рвали кожу с рук,
И якорная цепь визжала чертом.
Пел ветер песню грубую, и вдруг
Раздался голос: «Человек за бортом!»
И сразу: «Полный назад! Стоп машина!
На воду шлюпки! Помочь!
Вытащить сукина сына
Или, там, сукину дочь!»
Я пожалел, что обречен шагать
По суше, значит, мне не ждать подмоги.
Никто меня не бросится спасать
И не объявит шлюпочной тревоги.
А скажут: «Полный вперед! Ветер в спину.
Будем в порту по часам.
Так ему, сукину сыну,
Пусть выбирается сам!»
И мой корабль от меня уйдет.
На нем, быть может, люди выше сортом.
Впередсмотрящий смотрит только вперед,
Ему плевать, что человек за бортом.
Я вижу: мимо суда проплывают,
Ждет их приветливый порт.
Мало ли кто выпадает
С главной дороги за борт.
Пусть в море меня вынесет, а там
Гуляет ветер вверх и вниз по гамме.
За мною спустит шлюпку капитан,
И обрету я почву под ногами.
Они зацепят меня за одежду
(Значит, падать одетому — плюс).
В шлюпочный борт, как в надежду,
Мертвою хваткой вцеплюсь.
Я на борту, курс прежний, прежний путь.
Мне тянут руки, души, папиросы,
И я уверен, если что-нибудь,
Мне бросят круг спасательный матросы.
Правда с качкой у них перебои там,
Штормы, от вахт не вздохнуть,
Но человеку за бортом
Здесь не дадут утонуть.
 

***

 
Я стою. Стою спиною к строю.
— Только добровольцы, шаг вперед!
Нужно провести разведку боем.
— Для чего? — Да кто ж сейчас разберет…
— Так, с кем идти?
Так, Борисов, так, Леонов,
Да еще этот тип из второго батальона.
Мы ползем, к ромашкам припадая.
— Ну-ка, старшина, не отставай,
Ведь на фронте два передних края
Наш, а вот он, их передний край.
— Так, кто со мной, с кем идти?
Так, Борисов, так, Леонов,
Да, еще этот тип из второго батальона.
Проволоку грызли без опаски,
Ночь, темно и не видать ни зги.
В двадцати шагах — чужие каски
С той же целью — защищать мозги.
— Кто со мной? С кем ползти?
Так, Борисов, так, Леонов,
Ой, еще этот тип из второго батальона.
Скоро будет Надя с шоколадом.
В шесть они подавят нас огнем.
Хорошо, нам этого и надо.
С богом! Потихонечку начнем.
— Так. С кем обратно ползти?
Так, Борисов, где, Леонов?
Эй, ты жив? Эй, ты, тип из второго батальона!
Пулю для себя не оставляю,
Дзот накрыт, и не рассекречен дот,
А этот тип, которого не знаю,
Очень хорошо себя ведет.
— Так, с кем обратно ползти?
Где Борисов, где Леонов?
Правда, жив этот тип из второго батальона.
Я стою спокойно перед строем,
В этот раз стою к нему лицом.
Кажется, чего-то удостоен,
Награжден и назван молодцом.
С кем в другой раз идти?
Где Борисов, где Леонов?
И парнишка затих из второго батальона…
 

***

 
Сказал себе я: брось писать, но руки сами просятся.
Ох, мама моя родная, друзья любимые,
Лежу в палате, косятся, боюсь, сейчас набросятся,
Ведь рядом психи тихие, неизвлечимые.
Бывают психи разные, не буйные, но грязные.
Их лечат, морят голодом, их санитары бьют.
И вот что удивительно, — все ходят без смирительных,
И все, что мне приносится, все психи эти жрут.
Куда там Достоевскому с записками известными!
Увидел бы покойничек, как бьют об двери лбы!
И рассказать бы Гоголю про нашу жизнь убогую,
Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы!
Я не желаю славы, и пока я в полном здравии,
Рассудок не померк еще, но это впереди.
Вот главврачиха, женщина, пусть тихо, но помешана.
Я говорю: Сойду с ума! — Она мне: - Подожди.
Я жду, но чувствую уже: хожу по лезвию ножа.
Забыл алфавит, падежей припомнил только два.
И я прошу моих друзья, чтоб кто бы их бы ни был я,
Забрать его, ему, меня отсюдова!
 

Солдаты группы «Центр»

 
Солдат всегда здоров,
Солдат на все готов,
И пыль, как из ковров,
Мы выбиваем из дорог!
И не остановиться,
И не сменить ноги.
Сияют наши лица,
Сверкают сапоги!
По выжженой равнине,
За метром — метр,
Идут по Украине
Солдаты группы «Центр».
На первый-второй рассчитайсь!
Первый-второй!
Первый — шаг вперед — и в рай!
Первый — второй!
А каждый второй — тоже герой,
В рай попадет вслед за тобой,
Первый-второй, первый-второй,
Первый-второй.
А перед нами все цветет,
За нами все горит.
Не надо думать, с нами тот,
Кто все за нас решит.
Веселые, нехмурые,
Вернемся по домам,
Невесты белокурые
Наградой будут нам.
И все-то мы умеем,
Нам трусость не с руки.
Лишь только б не тускнели
Солдатские штыки!
По черепам и трупам,
За метром — метр,
Идут по Украине солдаты группы «Центр»…
Все — впереди, а ныне
За метром — метр
Идут по Украине
Солдаты группы «Центр».
 

***

 
Мне этот бой не забыть нипочем,
Смертью пропитан воздух,
А с небосвода бесшумным дождем
Падали звезды.
Вот снова упала, и я загадал
Выйти живым из боя.
Так свою жизнь я поспешно связал
С глупой звездою.
Нам говорили: — Нужна высота,
И не жалеть патроны!
Вон покатилась вторая звезда
Вам на погоны!
Я уж решил: миновала беда
И удалось отвертеться.
С неба упала шальная звезда
Прямо под сердце.
Звезд этих в небе, что рыбы в прудах,
Хватит на всех с лихвою.
Если б не насмерть, ходил бы тогда
Тоже героем.
Я бы звезду эту сыну отдал
Просто на память.
В небе горит, пропадает звезда,
Некуда падать!
 

Нинка

 
Сегодня я с большой охотою
Распоряжусь своей субботою,
И, если Нинка не капризная,
Распоряжусь своею жизнью я.
Постой, чудак, она ж наводчица,
Зачем же так? — Уж очень хочется!
Постой, чудак, у нас компания,
Пойдем в кабак, зальем желание.
Сегодня вы меня не пачкайте,
Сегодня пьянка мне до лампочки,
Сегодня Нинка соглашается,
Сегодня жизнь моя решается!
Ну, и беда же с этой Нинкою,
Она спала со всей Ордынкою!
С такою спать кому ж захочется?
А мне плевать, мне очень хочется!
Сказала, любит, все заметано.
Поставлю рубль за сто, что врет она.
Она ж того, ко всем ведь просится.
А мне-то что, мне очень хочется!
Она ж хрипит, она же грязная,
И глаз подбит, и ноги разные,
Всегда одета, как уборщица,
Плевать на это — очень хочется!
Все говорят, что не красавица,
А мне такие больше нравятся.
Ну, что ж такого, что наводчица?
А мне еще сильнее хочется.
 

***

 
Жил я с матерью и батей
На Арбате, век бы так!
А теперь я в медсанбате,
На кровати, весь в бинтах.
Что нам слава, что нам Клава
Медсестра и белый свет!
Помер тот сосед, что справа,
Тот, что слева-еще нет.
И однажды, как в угаре,
Тот сосед, что слева мне
Вдруг сказал: послушай, парень,
У тебя ноги-то нет!
Как же так, неправда, братцы!
Он, наверно, пошутил!
Мы отрежем только пальцы,
Так мне доктор говорил!
Ну а тот, который слева,
Все смеялся, все шутил,
Даже ночью он все бредил,
Все про ногу говорил,
Что не встанешь, мол, с кровати,
Не увидишь, мол, жены,
Поглядел бы ты, приятель,
На себя со стороны!
Если б не был я калекой
И слезал с кровати вниз,
Я б тому, который слева,
Прямо б глотку перегрыз.
Умолял сестричку Клаву
Показать, какой я стал.
Был бы жив сосед, что справа,
Он бы правду мне сказал!
 

Нейтральная полоса

 
На границе с Турцией или с Пакистаном
Полоса нейтральная. Справа, где кусты,
Наши пограничники с нашим капитаном,
А на ихней стороне — ихние посты,
А на нейтральной полосе цветы
Необычайной красоты!
Капитанова невеста жить решила вместе.
Прибежала, говорит, милый, то да се.
Надо хоть букет цветов подарить невесте.
Что за свадьба без цветов? Пьянка, да и все!
К ихнему начальнику, будто по повестке,
Тоже баба прикатила — налетела блажь.
И тоже, милый, говорит, только по-турецки,
Будет свадьба, свадьба и шабаш.
Наши пограничники, храбрые ребята,
Трое вызвались идти, а с ними капитан.
Разве ж знать они могли, что и азиаты
Порешили в эту ночь вдарить по цветам!
Пьян от запаха цветов капитан мертвецки,
Ну, а ихний капитан тоже в доску пьян.
И повалился он в цветы, охнув по-турецки,
И по-русски крикнув: — Мать… Рухнул капитан.
Спит капитан, и ему снится,
Что открыли границу, как ворота в Кремле.
Ему и на фиг не нужна была чужая заграница,
Он пройтиться хотел по ничейной земле.
Почему же нельзя?
Ведь земля-то ничья,
Ведь она — нейтральная!
А на нейтральной полосе цветы
Необычайной красоты!
 

***

 
Сыт я по горло, до подбородка,
Даже от песен стал уставать,
Лечь бы на дно, как подводная лодка,
Чтоб не могли запеленговать.
Друг подавал мне водку в стакане,
Друг говорил, что это пройдет,
Друг познакомил с Веркой по пьяни,
Мол, Верка поможет, а водка спасет.
Не помогли мне ни Верка, ни водка.
С водки похмелье, а с Верки что взять?
Лечь бы на дно, как подводная лодка,
Чтоб не могли запеленговать.
Сыт я по горло, сыт я по глотку.
Эх надоело петь и играть!
Лечь бы на дно, как подводная лодка,
И позывных не передавать.
 

Профессионалы

 
Профессионалам — зарплата навалом.
Плевать, что на лед они зубы плюют.
Им платят деньжищи огромные, тыщи,
И даже за проигрыш и за ничью!
Игрок хитер пусть, берет на корпус,
Бьет в зуб ногой и — ни в зуб ногой.
А сам в итоге, калечит ноги
И вместо клюшки идет с клюкой.
Профессионалам, отчаянным малым,
Игра — лотерея, кому повезет.
Играют с партнером, как бык с матадором,
Хоть, кажется, принято наоборот.
Как будто мертвый, лежит партнер твой.
И ладно, черт с ним, пускай лежит.
Не оплошай, бык! Бог хочет шайбы!
Бог на трибуне, он не простит!
Профессионалам судья криминалом
Ни бокс не считает, ни злой мордобой.
И с ними лет двадцать, кто мог потягаться?
Как школьнику драться с отборной шпаной?
Но вот недавно их козырь главный
Уже не козырь, а так, пустяк.
И их оружьем теперь не хуже
Их бьют. К тому же на скоростях!
Профессионалы в своем Монреале
Пускай разбивают друг другу носы.
Но их представитель, хотите — спросите,
Недавно заклеен был в две полосы!
Сперва распластан, а после — пластырь,
А ихний пастор, ну, как назло,
Он перед боем знал, что слабо им,
Молились строем — не помогло!
Профессионалам по разным каналам
То много, то мало — на банковский счет,
А наши ребята за ту же зарплату
Уже семикратно уходят вперед.
Пусть в высшей лиге плетут интриги
И пусть канадским зовут хоккей,
За нами слово, до встречи снова,
А футболисты — до лучших дней!
 

***

 
Сверкал закат, как блеск клинка.
Свою добычу смерть считала.
Бой будет завтра, а пока
Взвод зарывался в облака
И уходил по перевалу.
Отставить разговоры
Вперед и вверх, а там…
Ведь это-наши горы,
Они помогут нам!
А до войны вот этот склон
Немецкий парень брал с тобою!
Он падал вниз, но был спасен,
А вот теперь, быть может, он
Свой автомат готовит к бою.
Взвод лезет вверх, а у реки
Тот, с кем ходил ты раньше в паре.
Мы ждем атаки до тоски,
А вот альпийские стрелки
Сегодня что-то не в ударе.
Ты снова здесь, ты собран весь,
Ты ждешь заветного сигнала.
А парень тот, он тоже здесь.
Среди стрелков из «Эдельвейс».
Их надо сбросить с перевала!
 

***

 
В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы, просто некуда деться,
И спускаемся вниз с покоренных вершин,
Оставляя в горах свое сердце.
Так оставьте ненужные споры.
Я себе уже все доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых еще не бывал.
Сколько слов и надежд, сколько песен и тем
Горы будят у нас и зовут нас остаться,
Но спускаемся мы — кто на год, кто совсем
Потому, что всегда мы должны возвращаться.
Кто захочет в беде оставаться один?
Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?
Но спускаемся мы с покоренных вершин.
Что же делать, и боги спускались на землю.
 

Песня о друге

 
Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг… а так…
Если сразу не разберешь
Плох он или хорош,
Парня в горы тяни — рискни,
Не бросай одного его.
Пусть он в связке одной с тобой,
Там поймешь, кто такой.
Если парень в горах — не ах…
Если сразу раскис и — вниз,
Шаг ступил на ледник и сник,
Оступился — и в крик,
Значит рядом с тобой чужой,
Ты его не брани — гони.
Вверх таких не берут и тут
Про таких не поют.
Если ж он не скулил, не ныл,
Пусть он хмур был и зол, но шел.
А когда ты упал со скал,
Он стонал, но держал,
Если шел за тобой, как в бой,
На вершине стоял хмельной,
Значит, как на себя самого,
Положись на него.
 

***

 
Ты идешь по кромке ледника,
Взгляд не отрывая от вершины.
Горы спят, вдыхая облака,
Выдыхая снежные лавины.
Но они с тебя не сводят глаз,
Будто бы тебе покой обещан,
Предостерегая всякий раз
Камнепадом и оскалом трещин
Горы знают, к ним пришла беда,
Дымом затянуло перевалы.
Ты не отличал еще тогда
От разрывов горные обвалы.
Если ты о помощи просил,
Громким эхом отзывались скалы,
Ветер по ущельям разносил
Эхо гор, как радиосигналы.
И когда шел бой за перевал,
Чтобы не был ты врагом замечен,
Каждый камень грудью прикрывал,
Скалы сами подставляли плечи.
Ложь, что умный в гору не пойдет.
Ты пошел, ты не поверил слухам.
И мягчал гранит, и таял лед,
И туман у ног стелился пухом.
Если в вечный снег навеки ты
Ляжешь, над тобою, как над близким,
Наклонятся горные хребты
Самым прочным в мире обелиском.
 

***

 
Здесь вам не равнина, здесь климат иной:
Идут лавины одна за одной,
И здесь за камнепадом ревет камнепад!
И можно свернуть, обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа!
Кто здесь не бывал, кто не рисковал,
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звезды хватал с небес.
Внизу не встретишь, как не тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес!
Нет алых роз и траурных лент,
И не похож на монумент
Тот камень, что покой тебе подарил.
Как вечным огнем сверкает днем
Вершина изумрудным льдом,
Которую ты так и не покорил.
И пусть говорят, да, пусть говорят,
Но нет, никто не гибнет зря!
Так лучше, чем от водки и от простуд.
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд,
Пройдут тобой не пройденый маршрут!
Отвесные стены, а ну, не зевай
И здесь на везение не уповай:
В горах ненадежны ни камень, ни лед, ни скала!
Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк,
И молимся, чтобы страховка не подвела.
Мы рубим ступени, ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди!
Весь мир на ладони, ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим, у которых вершина еще впереди!
 

Спасите наши души

 
Уходим под воду.
В нейтральной воде
Мы можем по году
Плевать на погоду,
А если накроют,
Локаторы взвоют
О нашей беде:
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души,
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше,
Наш SOS все глуше, глуше,
И ужас режет души напополам!
И рвутся аорты,
Но наверх не сметь!
Там слева по борту,
Там справа по борту,
Там прямо по ходу
Мешает проходу
Рогатая смерть!
Но здесь мы на воле,
Ведь это наш мир!
Свихнулись мы что ли
Всплывать в минном поле!
А ну, без истерик,
Мы врежемся в берег,
Сказал командир.
Вот вышли наверх мы,
Но выхода нет.
Ход полный на верфи,
Натянуты нервы,
Конец всем печалям,
Концам и началам,
Мы рвемся к причалам
Заместо торпед!
Спасите наши души…
 

***

 
От границы мы Землю вертели назад,
Было дело, сначала,
Но обратно ее закрутил наш комбат,
Оттолкнувшись ногой от урала.
Наконец-то нам дали приказ наступать,
Отбирать наши пяди и клоки,
Но мы помним как солнце отправилось вспять
И едва не зашло на востоке.
Мы не меряем землю шагами,
Понапрасну цветы теребя,
Мы толкаем ее сапогами
От себя, от себя.
И от ветра с востока пригнулись стога,
Жмется к скалам отара.
Ось земную мы сдвинули без рычага,
Изменив направление удара.
Не пугайтесь, когда не на месте закат,
Судный день — это сказки для старших,
Просто землю вращают, куда захотят,
Наши сменные роты на марше.
Мы ползем, бугорки обнимаем,
Кочки тискаем зло, нелюбя,
И коленями землю толкаем
От себя, от себя.
Здесь никто не нашел, даже если б хотел,
Руки кверху поднявших.
Всем живым ощутимая польза от тел,
Как прикрытье используем павших.
Этот глупый свинец всех ли сразу найдет,
Где настигнет — в упор или с тыла?
Кто-то там, впереди, навалился на дот,
И земля на мгновенье застыла.
Я ступни свои сзади оставил,
Мимоходом по мертвым скорбя,
Шар земной я вращаю локтями
От себя, от себя.
Кто-то встал в полный рост
И, отвесив поклон,
Принял пулю на вздохе.
Но на запад, на запад ползет батальон,
Чтобы солнце взошло на востоке.
Животом по грязи, дышим смрадом болот,
Но глаза закрываем на запах.
Нынче по небу солнце нормально идет,
Потому что мы рвемся на запад!
Руки, ноги на месте ли, нет ли?
Как на свадьбе, росу пригубя,
Землю тянем зубами за стебли
На себя, под себя, от себя!
 

***

 
Я любил и женшин, и проказы,
Что ни день, то новая была.
И ходили устные рассказы по району
Про мои любовные дела.
Но, однажды, как-то на дороге
Рядом с морем, этим не шути,
Встретил я одну из очень многих
На моем на жизненном пути.
А у ей широкая натура,
А у ей — открытая душа,
А у ей — шикарная фигура,
А у меня в кармане ни гроша!
Потому, что ей в подарок — кольца,
Кабаки, духи из первых рук.
А взамен — немного удовольствий
От ее сомнительных услуг.
Я тебе, — она сказала, — Вася,
Дорогое самое отдам!
Я сказал: за сто рублей согласен,
А если больше — с другом пополам!
Есть такие женщины, что кони:
На дыбы, закусят удила!
Может я чего-нибудь не понял,
Но она обиделась, ушла.
А через месяц улеглись волненья,
Через месяц вновь пришла она.
У меня такое ощущенье,
Что ее устроила цена.
 

***

 
Я однажды гулял по столице,
Двух прохожих случайно зашиб.
И, попавши за это в милицию,
Я увидел ее и погиб.
Я не знаю, что там она делала,
Видно, паспорт пришла получать.
Молодая, красивая, белая…
И решил я ее разыскать.
Шел за ней и запомнил парадное.
Что ж сказать ей? Ведь я — хулиган!
Выпил я и позвал ненаглядную
В привокзальный один ресторан.
А ей вслед улыбались прохожие,
Ну, хоть просто кричи караул.
Одному человеку по роже я
Дал за то, что он ей подмигнул.
Я икрою ей булки намазывал,
Деньги прямо рекою текли!
Я ж такие ей песни заказывал!