П е р в ы й (выглядывая в окно, имеющее вид буквы А). Нигде я не вижу надписи, связанной с каким бы то ни было понятием (Введенский, 1, 211).
   Взгляд через буквенное, монограммное окно отрывает письменный текст от любого типа понятий. "Ять" является в калитку как совершенно самостоятельная графема, смысл которой сконцентрирован в ее форме, в ее написании. В одном из рассказов Хармса фигурирует Яков Иванович итон, о котором автор сообщает:
   Тут подошел он к двери на которой висела бумажка, а на бумажке было написано жирными, печатными буквами: "Яков Иванович итон". Буквы были нарисованы черной тушью, очень тщательно, но расположены были криво. И слово итон начиналось не с буквы Ф, а с иты, которая была похожа на колесо с одной перекладиной (МНК, 137).
   Яков Иванович входит в квартиру и проходит к двери своей комнаты, на которой также висит записка с его именем. В комнате он садится за стол с писчебумажными принадлежностями и сидит за ним "часа три", ничего не делая... Ситуация "неписания", хорошо известная нам по множеству хармсовских текстов.
   В прошлой главе я упоминал текст о немом ораторе, который демонстрировал "дощечки с фразами, написанными большими буквами". Эти дощечки придавали письму подчеркнуто предметный характер. Тщательность правописания, бумажка, прикрепленная к двери, подчеркивают самодовлеющее значение письма. "Фита" -- не простая буква. Исторически она вариант греческой "тэты" ftheta), первой буквы слова theos -- Бог2. "Фита", напоминающая колесо, -- это буква трансформирующаяся в "предмет". Эта метаморфоза может быть отчасти ответственна за блокировку речи.
   Любопытно, что надпись сделана Яковом Ивановичем жирно и старательно, но буквы расположены "криво". Непрерывность, "текучесть" письма нарушена, и форма "фиты" возникает от перекашивания буквы Ф, в которой вертикальная перекладина поворачивается, наклоняется, покуда буква не превращается в "фиту". "Фита" образуется, так сказать, в силу "подворачивания" языка, о котором говорилось в предыдущей главе.
   А. А. Александров опубликовал любопытный документ -- рукописный лист Хармса со своего рода каллиграфическими упражнениями
   _____________________
   2 Bernoulli Rudolf. Spiritual Development as Reflected in Alchemy and Related Disciplines // Spiritual Disciplines/Ed, by Joseph Campbell. Princeton: Princeton University Press, 1960. P. 316.
   Рассеченное сердце 227
   (ПВН, 504). Публикатор озаглавил это лист "Элементы азбуки" и датировал его двадцатыми годами. В свете исследования Александра Никитаева, давшего расшифровку тайнописи, придуманной Хармсом, становится понятным, что большинство значков на листе -- это действительно знаки "тайного" алфавита Хармса3. Но сам характер этого алфавита любопытен. Он совершенно не приспособлен для скорописи и похож на какие-то обломки букв, угловатые штрихи, не предназначенные для соединения в значащие цепочки.
   Даниил Хармс. Элементы азбуки
   Здесь, например, имеется квадрат -- основной элемент "окна", трудно вписываемый в линейную развертку письма. Тут дважды повторено и само окно, но без левой вертикали, так сказать, окно, недостроенное слева (согласно Никитаеву -- это буква Т). Тут есть дважды повторенный и довольно отчетливый значок, напоминающий арабскую цифру три (В в расшифровке Никитаева). Есть многократно повторенный значок, напоминающий заглавное L латинского алфавита или римскую цифру сто (обозначение буквы А). Здесь есть явные намеки на иероглифику, например, волнистая линия -- протоиероглиф, обозначающий воду (Л).
   Среди этих и многих иных значков есть графемы, которые могут быть идентифицированы как математические символы: -- эквивалентно (буква М), -является членом множества (Ы).
   Все эти фрагменты алфавита выглядят как обломки, которые едва ли поддаются "сборке" в непрерывную линеарность письма. Буквы и их части оказываются именно руинами письма, так же и в смысле их "предметности".
   Есть среди этих графем и такая -- кружок, внутри которого нарисован крестик (значок позитрона) и к которому примыкает уходящий вниз штрих (О). Речь идет о шаре с крестом, который возникает в загадочном контексте в начале заумного стихотворения 1930 года "Ан-Дор":
   ____________________
   3 Никитаев Александр. Тайнопись Даниила Хармса: Опыт расшифровки // Даугава. 1989. No 8. С. 95-99.
   228 Глава 8
   Мяч летел с тремя крестами
   быстро люди се местами
   поменялись и галдя
   устремились дабы мяч
   под калитку не проник...
   (ПВН, 78)
   Три креста на мяче могут интерпретироваться по-разному, конечно. Сам Хармс в стихотворении-диалоге 1933 года дает некоторое пояснение. Шар тут называется "научной моделью вселенной", смысл которого в том, что шар -- это фигура, содержащая "в своей природе бесконечность" (ПВН, 145). Один из голосов диалога, принадлежащий женщине, отвечает:
   -- Мне кажется -
   я просто дура.
   Мне шар напоминает мяч.
   Но что такое шар?
   Шар деревянный,
   просто дерева обрубок.
   В нем смысла меньше, чем в полене.
   (ПВН, 145)
   Слово "обрубок", конечно, плохо подходит к шару, зато может без насилия относиться к кресту. Круг, пересеченный несколькими крестами, -- одна из традиционных анаграмм Христа, восходящая к древнему языческому знаку солнца.
   Но в том же стихотворении возникает и еще один образ круга с крестом -отлетевшей пуговицы. Образ мяча с крестами сознательно сохраняет подчеркнутую амбивалентность. Амбивалентность создается мерцанием этого образа между абстрактным символизмом анаграммы и предельной конкретностью предмета (мяч, пуговица). Любопытно, между прочим, и то, что мяч с крестами стремится "проникнуть под калитку"4, явиться подобно тому, как является в калитке буква "ять".
   Существенно, что буква "ять" проходит в монастырь, где должна подвергнуться очищению. Хармс записал (в "Записную книжку No 25") по поводу фрагмента с явлением "ять", что он достиг в нем чистоты, и добавил:
   Надо пройти путь очищения (Perseveratio, Katarsis). Надо начать буквально с азбуки, т. е. с букв (2, 212).
   Очищение в данном случае может пониматься как восхождение от предметности к абстракции, а также как "изоляция", то есть как очищение от ассоциаций и темпоральных цепочек.
   _______________
   4 Нина Перлина расшифровала название стихотворения как искаженное немецкое An Tor -- "в воротах" и связала его с упоминанием калитки (Perlina Nina. Daniil Kharms's Poetic System: Text, Context, Intertext // Daniil Kharms and the Poetics of the Absurd / Ed. by Neil Corn-well. New York: St. Martin's Press, 1991. P. 186.
   Рассеченное сердце 229
   3
   В диалоге Гностика и Атруна, написанном в 1931 году, Хармс вкладывает в уста Гностика прихотливое описание криптограммы, шифрующей имя Христа:
   ...но мои глаза будут глядеть на юношей,
   стоящих по форме торжественных букв,
   из которых слагается рыба.
   (3, 112)
   Известно, что рыба -- один из традиционных символов Христа. "Рыба"( ) -- это криптограмма первых букв греческих слов: Иисус Христос Сын Божий Спаситель (комментарий к собранию сочинений Хармса также указывает на этот символ: 3, 225).
   Рыба фигурирует среди снеди на Тайной вечере (см. знаменитую фреску Леонардо) почти наравне с евхаристическими символами. Христос питает своих учеников собственным телом как рыбой. Кроме того, рыба, плавая в очищающей воде духовного источника, -- символ крещения в воде и очищения5. Криптограмма IX0YE -- это по-своему очищенное, абстрагированное представление рыбы. Это рыба, чье тело состоит из букв и чья буквенная запись как бы
   осуществляет трансфи
   Окно-криптограмма "Рыба" -
   _____________
   5 Lowrie Walter. Art in the Early Church. New York: Norton, 1969. P. 55--57.
   230 Глава 8
   гурацию рыбы в Христа и Христа в рыбу. Но это одновременно очищение и Христова тела, преобразуемого в криптограмму6.
   В европейской символической традиции рыба помещалась в единый контекст с кругом. В мистических текстах XVI века возникает образ круглой рыбы, которая возводится к данному Плинием описанию морской звезды -- stella marina. Морская звезда, по мнению европейских мифографов, горит в воде, излучая сияние. Это горение и сияние позволили интерпретировать "круглую рыбу" как символ веры -- горящее сердце верующего7.
   В раннем христианстве рыба часто возникает в контексте символического креста, -- например, рядом с якорем (традиционным вариантом креста) или в колесе (солярном эквиваленте того же креста)8. Крест, как известно, уже со времен Константина было принято изображать в виде монограммы, шифрующей, как и , имя Христа. В знаменитом сне Константина, Христос является ему не в виде телесного подобия, но в виде креста-монограммы. Сразу после видения Константин изготовляет императорский штандарт, так называемый labarum, в котором над Крестом, увенчанным буквой Р, помещаются буквы chi-rho. Христос вновь является как криптограмма, как "христограмма", в чем-то сходная с хармсовским окном. Исследователям не удалось обнаружить знака chi-rho в христианском контексте до Константина. Зато эти буквы использовались как одобрительные пометки на полях, которыми отмечались "хорошие" места. Chi-rho было сокращением греческого chreston. Таким образом, Христос как бы одновременно шифровался как Chrestos9.
   Хрисмон с "альфой" и "омегой"
   _________________
   6 Ролан Барт, например, считал, что антропоморфные алфавиты, в частности Эрте (Erte), прежде всего абстрагируют человеческую фигуру, которая создает очертания букв (Barthes Roland. L'obvie et 1'obtus. Paris: Seuil, 1982. P. 107). Буквы же таких алфавитов как бы "убивают" фигуры, поражая их "асимволизмом". Вместе с тем идеализация, свойственная графическому абстрагированию, по-своему связывается с чисто духовным опытом (Ibid. P. 109-- 110). Таким образом, антропоморфный алфавит и "убивает" дух (как буква убивает дух), и возрождает его одновременно.
   7 Подробный анализ становления этого символа дан Юнгом: Jung Carl Gustav. Aion. Princeton: Princeton University Press, 1968. P. 127 ff.
   8 Лоури приводит изображение рыбы в колесе -- как бы колесованной или распятой (Lowrie W. Op. cit. PI. 55e).
   9 Fox Robin Lane. Pagans and Christians. New York: Knopf, 1987. P. 613--616.
   Рассеченное сердце 231
   В монограмме Христа есть еще один аспект, вероятно привлекательный для Хармса. Монограмма Христа основывается в основном на двух буквах -- Х и Р -ключевых буквах собственного псевдонима писателя. Целый ряд "христограмм" -"хрисмонов" -- включал еще две греческие буквы -- А и
   . При этом малая омега "w" в монограммах может читаться как перевернутое "м" или "m" (переворачивание букв -- обычная операция монограмматического письма). Христо-граммы порой оказываются монограммами самого писателя10. Тело Христа преобразуется в имя, имя распадается на элементы, которые перестают подчиняться линеарному порядку и неожиданно вбирают в себя имя писателя. "Очищение" тела открывает возможность символических трансформаций.
   Тело, на которое проецируются буквы, одновременно и дифференцируется, и подвергается символизации. Серж Леклер проницательно заметил, что символическое членение тела происходит по типу его алфавитизации. На тело проецируются буквы, тело буквально превращается в текст. Буква -- как элемент, фиксирующий различие, -- проецируясь на тело, членит его, фиксирует различия в теле:
   ...в отличие от буквы, которая, по всей видимости, фиксирует различие объект стремится его скрыть, стереть. Объект маскирует неуловимое различие, он выдает себя за реальность...11
   Тело Христа, конечно, наглядно иллюстрирует символизацию тела через его расчленение, рассечение, раны. Логос, Слово вписываются в тело Христа, алфавитизируют его через раны. Андрей Белый в поэме "Христос Воскрес", описывая "очищение" и преображение тела Христа в Страстях, особое внимание уделял как раз процедуре разъятия тела, предшествующей его трансфигурации:
   Кровавились
   Знаки,
   Как красные раны,
   На изодранных ладонях Полутрупа12.
   _____________
   10 Существует "хрисмон", включающий в себя схематическое изображение розы. Помещенная под розой "омега", по мнению исследователей, должна в этой криптограмме читаться как С и, таким образом, превращаться в знак Rosa Rosarum -- одного из имен девы Марии. В результате в христограмму добавляется и последняя недостающая в ней буква из фамилии "Хармс" (Koch Rudolf. The Book of Signs. New York: Dover, 1955. P. 28).
   Хрисмон, который может прочитываться как криптограмма имени Хармс
   _________________
   11 Leclaire Serge. Psychanalyser. Paris: Seuil, 1968. P. 74. 12 Белый Андрей. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1966. С. 389.
   232 Глава 8
   В такой перспективе монограмматизация имени Христа выглядит следствием символического "разъятия" его тела.
   4
   В избранной Хармсом криптограмме есть два момента, которые представляются мне заслуживающими внимания. Хармс выбрал среди прочих криптограмм "рыбу", я думаю, еще и потому, что это животное -- символ немоты. Криптограмма не может быть произнесена, хотя бы потому, что криптограммируемое тело лишено голоса.
   Тот факт, что криптограмма не имеет линейной развертки и как бы сворачивает слово в некий вневременной значок -- "окно", имеет принципиальное значение. Трансцендируя время, монограмма вводит слово туда, куда ему в силу его линейности закрыт вход, -- в сферу вечности. Эта ситуация с исключительным драматизмом выражена Элиотом в "Четырех квартетах":
   Слова, как музыка, движутся
   Лишь во времени; но то, что не выше жизни,
   Не выше смерти. Слова, отзвучав, достигают
   Молчания. Только формой и ритмом
   Слова, как и музыка, достигают
   Неподвижности древней китайской вазы,
   Круговращения вечной недвижности.
   Не только недвижности скрипки во время
   Звучащей ноты, но совмещенья
   Начала с предшествующим концом,
   Которые сосуществуют
   До начала и после конца.
   И все всегда сейчас. И слова,
   Из сил выбиваясь, надламываются под ношей,
   От перегрузки соскальзывают и оползают,
   От неточности загнивают и гибнут.
   Им не под силу стоять на месте,
   остановиться13.
   Возможность трансцендировать время в слове для Элиота заключена только в "форме" и "ритме" (the form, the pattern), и в совмещении начала с концом. Речь, по существу, идет о монограммировании, свертывании слова в единовременность графического узора.
   Образцом такого монограммирования является эпизод из "Рая" (18, 76--114) Данте, где стаи душ складываются в буквы D, I, L, а затем возникает буква М, претерпевающая метаморфозы. Огненный удар поражает вершину буквы, и вдруг:
   В той огненной насечке, ясно зримы,
   Возникли шея и глава орла.
   Так чертит мастер неруководимый;
   _______________
   13 Элиот Г. С. Бесплодная земля / Пер. А. Сергеева. М.: Прогресс, 1971. С. 119-120.
   Рассеченное сердце 233
   Он руководит, он дает простор
   Той силе, коей гнезда сотворимы.
   Блаженный сонм, который до сих пор
   В лилее М не ведал превращений,
   Слегка содвигшись, завершил узор14.
   Буква М завершает слово "земля" (terram) в являющейся поэту латинской надписи. Одновременно эта буква -- латинское обозначение 1000, то есть миллениума, конца времен, который, по мнению Данте, будет ознаменован явлением Монарха, Царя, утвердителя вечного мира. Поэтому буква М преобразуется в две монархические эмблемы -- геральдического орла и лилии. Но это аллегорическое преобразование буквы и сверхплотное монограммирование смыслов связаны именно с идеей миллениума, то есть остановки времени.
   Вероятно, в связи с этим эпизодом "Божественной комедии" находится фрагмент десятой "Дуинской элегии" Рильке. Здесь описывается страна пророчеств, царство мертвых, в котором возникают нечитаемые криптограммы пророчеств, а в небе возникает буква М:
   В южном же небе чистым и ясным блеском,
   как на господней ладони, сверкает "М"...15
   Рильке объясняет, что М в небе обозначает "мать": это аббревиатура слова Mutter, Буква оказывается обозначением материнского, женского тела. Фрейд в "Психопатологии обыденной жизни", напротив, связывает букву М с мужским телом. Он рассказывает об одном из своих пациентов, для которого различие между "m" и "n" заключалось в лишнем штрихе, символически отражавшем наличие органа, отличавшего мальчиков от девочек16. Буква осуществляет членящую связь с телесностью, дифференциацию даже там, где ее смысл кажется совершенно абстрактным, как, например, в явлении орла у Данте.
   Особый интерес представляет идея Хармса написать криптограмму "рыба" телами юношей, напоминающая о популярных в эпоху барокко антропоморфных алфавитах. Речь идет о сведении телесности к письму, к графеме, из которой возникает иное, новое тело. Тела юношей пишут собой текст, который читается как тело рыбы.
   Трансмутация тела (подобная операции алхимического очищения) проходит стадию алфавита, очищения, распада тела. Эта алфавитизация тел так или иначе периодически возникает у Хармса. В "Гвидоне":
   ...это к буквам абевеги
   мчатся ваши каплуны...
   (ПВН, 214)
   ________________
   14 Данте Алигьери. Божественная комедия/Пер. М. Лозинского. М.: Худлит, 1950. С. 362-- 363.
   15 Рильке Райнер Мария. Новые стихотворения / Пер. А. Карельского. М.: Наука, 1977. С. 298. Отмечу между прочим, что М возникает у Рильке сразу же после упоминания созвездий "Книга пламени" и "Окно". М в небе может отсылать и к кеплеровской гипотезе, согласно которой неподвижные звезды в бесконечном пространстве должны размещаться в порядке, подобном беспрерывно повторяющейся букве М (Коуге Alexandre. From the Closed World to the Infinite Universe. New York: Harper, 1958. P. 77--82).
   16 The Basic Writings of Sigmund Freud / by A. A. Brill. New York: Random House, 1938. P. 66.
   234 Глава 8
   Или в стихотворении 1930 года "Лоб изменялся...", где буквально описана трансформация тела, которую Хармс кончает вопросом:
   ... и что бы это значило
   что рог стал кружочком...
   (2,65)
   Тело сводится к букве, к монограмме. Но монограмма обладает еще одним важным свойством, она комбинирует графемы таким образом, что они сплетаются в рисунке, в котором теряют свою читаемость. Так, в рассмотренной выше монограмме "окно" имя Эстер, первоначально давшее буквенную основу этой монограммы, в ней исчезает и более не читается, оно само распадается на составляющие элементы, перекомбинируемые в какую-то новую графему. Монограмма постоянно производит не только графическое перераспределение элементов, но и новое их членение.
   То, что Хармс осуществляет в "Элементах азбуки" (сохраним для удобства название, данное Александровым), -- это движение к собственному алфавиту и одновременно погружение ниже уровня букв, это движение по ту сторону "абевеги". Буква, конечно, уже элемент, не имеющий смысла, это субсемантический элемент. Но буква в алфавитном письме чаще всего связана со звуком. В ряде случаев буква связана и с некими смыслами. В "Мести" (1930). Хармс придумывает следующий диалог Апостолов и писателей:
   Апостолы: Воистину, Бе -
   начало богов,
   но мне и тебе
   не уйти от оков.
   Скажите, писатели:
   эФ или Ка? Писатели:
   Небесная мудрость
   от нас далека.
   (ПВН, 92)
   Каждая буква в данном случае имеет, по сути, символический смысл. "Бе" -- начало богов, "эФ" -- это вариант "фиты" -- Ф, являющейся знаком окна и элементом христограммы, "Ка" -- хлебниковская вариация на тему египетского обозначения отделимой от тела души умершего, но это в латинском варианте -- Q -- все тот же, что и в Ф, рассеченный штрихом круг. Буквы, хотя и спускаются на уровень, обычно лежащий ниже смысла, все же сохраняют с ним связь. Отсюда и хармсовское "но мне и тебе не уйти от оков"17.
   5
   Могут ли иметь какое-либо самостоятельное значение элементы букв? Если мы возьмем графему и разделим ее на две части, ее связь со
   _______________
   17 "Месть" -- хармсовские "Сцены из Фауста". Одним из иронических подтекстов этих "сцен" является, вероятно, эпизод из второго акта второй части книги Гете. Здесь фигурируют псилы и марсы -- представители африканских племен, известные своим мастерством заклинания змей. Они плывут в волнах на морских быках, сопровождая колесницу Киприды:
   Ничто нам не сбавит отваги,
   Ничей не пугает девиз:
   Креста ли иль полумесяца,
   Орла или крылатого льва
   (Гете. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2 / Пер. Б. Пастернака М.: 1976. С. 313). Эти строки -- намек на сменяющихся властителей Кипра (острова Киприды) -- рыцарей, мамелюков, Рима и Венеции. Хармс начинает свой фрагмент монологом писателей:
   ...мы воздух глотаем,
   над нами гроза,
   и птица орел,
   и животное лев,
   и волны морел.
   Мы стоим, обомлев.
   (ПВН, 92)
   Далее в "Мести" появляются апостолы, славящие четыре стихии, гимн четырем стихиям следует у Гете вскоре после монолога псилов и марсов. Пародией на монолог сирен у Гете ("Что за облака белеют / Венчиком вокруг луны? / Голуби влюбленно реют, / Страстью к ней привлечены". -- Гете. С. 312) выглядит монолог Маргариты у Хармса ("В легком воздухе теченье / столик беленький летит, / ангел, пробуя печенье, / в нашу комнату глядит". -- ПВН, 96) и т. д. Можно предположить, что Хармс иронически преобразил псилов в писателей, увидев в этом сказочном этнониме искаженный корень глагола "писать". Если принять эту версию, то, возможно, богами на "Ка" являются Кабиры, самофракийские божества, которые, по словам Гете, "похожи на горшки из глины обожженной" и которые обсуждаются и фигурируют в этом эпизоде.
   Рассеченное сердце 235
   звуком или неким понятием скорее всего исчезнет, но возникнет некий новый и непредвидимый смысл -- нумерический. Вместо одного элемента мы получим два, если и их мы подвергнем резке, то вновь увеличим количество элементов. Элементы эти не являются цифрами, а скорее некими штрихами, напоминающими те, что использовались в очень древних системах числовой записи, например в шумерском письме или египетской иероглифике. В обоих случаях числительные до девяти обозначались как группа штрихов, в которой каждый штрих соответствовал единице.
   Эти ранние системы записи чисел имеют отчетливо количественный характер18. Количественное числительное основывается на принципе соответствия. Оно, по существу, не предполагает счета. Для определения числа здесь требуются два множества, которые могут быть соотнесены. Например, требуется посчитать количество людей в комнате. При счете каждому человеку находится соответствие на таком примитивном аппарате счисления, как рука. И не просто соответствие. Речь идет, по мнению Эрнста Кассирера, о буквальной транспозиции объектов счета в человеческое тело, об их "отелеснивании":
   ...на этой стадии недостаточно соотнести считаемые предметы с частями тела; для того чтобы сосчитать их, они должны быть в каком-то смысле непосредственно перенесены в части тела и телесные ощущения. Таким образом, числительные не столько обозначают объективные атрибуты и отношения между объектами, сколько воплощают определенные указания для телесной жестикуляции счета. Они термины и указа
   _________________
   18 См.: Dantzig Tobias. Number. The Language of Science. New York: The Free Press, 1954. P. 21.
   236 Глава 8
   ния для положения рук и пальцев и часто облечены в императивную глагольную форму19.
   Умножение штрихов в старинных числовых записях -- это просто своего рода сгибание пальцев или нанесение насечек, замененные нанесением штрихов.
   Более развитая система счисления основывается на натуральном ряде чисел. Числа в таком случае предполагают наличие некой упорядоченной последовательности, внутри которой каждый элемент имеет свое неизменное место, обозначаемое "номером". В таком упорядоченном ряду за каждым номером с неизбежностью следует новый, занимающий предписанное ему место. Первоначально, однако, и этот "порядок мест" соотносится с человеческим телом, которое в некоторых культурах понимается как упорядоченная и неизменная синтагма, в которой за каждой частью тела закреплено неизменное место. Так, в некоторых племенах Новой Гвинеи счет неизменно разворачивается от пальцев левой руки, затем переходит на запястье, локоть, плечо, левую часть шеи, левую сторону груди, грудину, правую сторону груди, правую сторону шеи и т.д. В эту систему включены пупок, нос, глаза, уши и т. д.20 Люсьен Леви-Брюль так характеризует генезис счета из членения тела:
   ...наименования частей тела используются в конкретном счете вместо числительных. Более того, такой счет может бессознательно стать полуабстрактным-полуконкретным, по мере того как наименования (особенно для первых пяти) постепенно вызывают все менее отчетливое представление о частях тела и все более отчетливую идею определенного числа, стремящегося приобрести независимость и стать применимым к любому объекту21.
   Архаические числительные -- все еще "имена", проецируемые на тело и членящие его, подобно "алфавитизации", описанной Леклером.
   Хайнц Вернер так определяет отношение тела и счисления в архаических системах:
   Здесь тело само стало числовым образом, в который, как в раму, вкладывается конкретная полнота измеряемых объектов. Вначале никакая [из подобных] схем не является чисто математической по своему значению формой; они являются материальными сосудами, в которые вливается конкретная полнота объектов, предназначенных для измерения22.
   Это положение существенно для всех форм членения, связанных с телом. Объект, который меряется телом, сливается, взаимодействует с ним, получая от него некие свойства антропоморфной телесности.
   ____________
   19 Cassirer Ernst. The Philosophy of Symbolic Forms. New Haven; London: Yale University Press, 1953. P. 230.
   20 Levy-Bruhl Lucien. How Natives Think. Princeton: Princeton University Press, 1985. P. 186-- 192.
   21 Ibid. P. 190.
   22 Werner Heinz. Comparative Psychology of Mental Development. New York: International Universities Press, 1948. P. 291.