Страница:
АВЕРС. Голова Антиоха III в диадеме.
РЕВЕРС. Аполлон, сидящий на омфале («пупе Земли»). Надпись по-гречески: «ЦАРЬ АНТИОХ» и монограмма.
Римляне относились к этим переговорам с некоторым сомнением и имели на то основания, т. к. положение Греции представлялось им далеко не удовлетворительным.
Положение Греции
Главная причина недовольства римлянами в Греции заключалась в том, что римская политика, как некогда в Италии, так и теперь в Греции, всюду на первый План выдвигала аристократический элемент, имущий, что обозначало в то же время и предпочтение Ахейского союза всем остальным элементам Греции. Это вызвало недовольство среди многочисленной демократической партии, и демократы нашли себе поддержку у руководителей Этолийского союза и полную возможность весьма необузданно выражать свое недовольство на этолийских съездах и других народных собраниях. Жажда этолийцев к военной наживе не была удовлетворена при заключении мира Фламинином, т. к. они все же предполагали, что честь победы, одержанной над македонянами при Киноскефалах, принадлежит главным образом им, а не римлянам (так гласит современная эпиграмма), и эти громкие слова вызывали здесь, на греческой почве, воспоминания об отдаленном великом прошлом. К этому еще прибавилась ненависть против прямого соперника этолийцев, Ахейского союза — ненависть, которую и тот тоже вполне разделял, и эта ненависть злобно высказывалась и развивалась в самых необузданных речах как с той, так и с другой стороны. Стратег этолийцев Фоант и был оратором и первым дипломатом той партии, которая при помощи азиатского царя сулила Греции доставить вместо римской полузависимости истинную свободу.
АВЕРС. Голова Афины Поллады.
РЕВЕРС. Сова, посвященная этой богине, на вазе; в поле — кадуцей и монетный индекс. Начало имени Афины по-гречески и три имени городских чиновников.
Тетрадрахма Этолийского союза.
АВЕРС. Голова Геракла.
РЕВЕРС. Фигура в петасе (дорожной шляпе), с мечом и копьем, сидящая на щитах с монограммой; возможно, олицетворение Этолии. В поле, вероятно, дельфийский треножник. Надпись по-гречески: «ЭТОЛИЯ».
Лондон, Британский музей.
И другой деятель, поважнее Фоанта, явился при римском дворе в Эфесе: победитель при Каннах, побежденный при Заме Ганнибал. После заключения мира он приобрел в своем родном городе величайшее значение, т. к. человек с его умом и способностями нигде не мог быть второстепенным. Каким образом и в какой именно форме добыл он это значение и влияние, можно составить только весьма неопределенное понятие, т. к. нет возможности поглубже заглянуть во внутренний мир Карфагена.
АВЕРС Пчела между двумя первыми греческими буквами из названия города.
РЕВЕРС. Изображенный до половины олень, лежащий за пальмой. Пчела часто встречается на монетах греческих городов. Она была символом хорошо организованного полиса либо колонии — «отроения» метрополии.
Ясно только, что аристократическая партия в Карфагене, издавна враждебная роду Баркидов, не одобрявшая последней войны с Римом и вместе с тем виновная в ее несчастном исходе, не упускала случая и самих римлян возбуждать против своего противника. Напрасно Сципион старался в Риме противиться мелочным преследованиям, направленным против великого человека, принимая их как бы за личное оскорбление себе. Не он ли сам, этот Сципион, доказал, что Ганнибала в случае нужды можно одолеть и в открытом поле! Но нет, его не послушали: римское посольство было отправлено в Карфаген, и Ганнибал счел уместным покинуть свой родной город, чтобы избавить его от позорного произнесения договора о выдаче или об изгнании Ганнибала по римскому приказу. Он отправился к царю Антиоху, и это главным образом ускорило начало войны. Где находился Ганнибал, там, конечно, затевались против Рима громадные планы — так думали римляне.
Ганнибал у Антиоха
Война против Рима только тогда могла бы иметь какой-нибудь смысл, когда удалось бы соединить воедино все элементы, враждебные римскому могуществу в тогдашнем политическом мире, и когда притом великому пунийцу выпала бы на долю главная роль — если бы в его руках были сосредоточены все нити подобной коалиции. План его, насколько о нем имеются сведения, главным образом был основан на высадке в Италию, с которой были соединены всякие предварительные условия, и каждое из этих условий имело свои особые трудности. Первой из всех подобных трудностей была, конечно, та, что сам царь Антиох должен был быть совсем иным человеком. Он же был настолько мелочно тщеславен, что не способен был поступиться своим высоким царственным положением и уступить первую роль пунийскому беглецу. Второй трудностью была необходимость принимать быстрые решения, а Антиох именно к таким быстрым решениям был положительно неспособен.Война против Антиоха. 191 г.
Война или, лучше сказать, вступление к войне началось с нападения спартанского тирана Набиса на области Ахейского союза. Еще раз попытались римские послы, и сам Фламинин при этом присутствовал, успокоить необузданные умы на одном из народных собраний Этолийского союза. Но и сам Фламинин ничего не мог поделать против пышных обещаний царских посланцев и хвастливого ораторства Фоанта. Было принято решение, по которому царь Антиох призывался в Грецию как ее освободитель и как третейский судья между этолийцами и римской республикой, и когда римский государственный деятель потребовал копию с этого решения, стратег эталийского союза ответил ему фразой, отлично характеризующей политику этих мелочных людей, более способных на слова, чем на дело: «Мы предоставим вам декрет этолийского собрания, когда раскинем наш стан на берегах Тибра» (192 г. до н. э.).Война разразилась, и умеренность римлян, слишком долго длившаяся, была причиной того, что первый акт войны разыгрался еще на европейской почве. В то время, как Фламинин на собрании Ахейского союза в Эгах вступал в словопрения с сирийским послом, убеждая ахейцев остаться верными союзу с Римом, Антиох с весьма незначительным отрядом (всего в 12 тысяч человек) высадился в Птелее, в юго-восточной Фессалии, облеченный, подобно Филиппу или Александру Великому, громким титулом «стратега-автократора» эллинской коалиции. Тогда римляне объявили войну (191 г. до н. э.). Настроение в Риме было возбужденное. Разного рода устрашающие знамения призывали к покаянию, ибо действительно Риму приходилось выступать на новый, необозримый путь, и римские воззрения на наступающие события (римляне тогда еще не вполне успели освоиться с величавой политикой новейшего периода) прекрасно характеризуются тем, что перед началом войны еще могли происходить совещания — не следует ли Риму перед началом военных действий заявить о своих дружественных чувствах к этолийцам и объявление войны направить только лично против царя Антиоха. Наконец фециалы решили, что достаточно будет объявить войну ближайшему посту царских войск.
В центре — Афина, держащая за волосы поверженного гиганта. Навстречу Афине летит Ника — богиня победы. Из глубины поднимается Гея и просит пощадить ее сыновей — гигантов.
Битва при Фермопилах
Первое столкновение обеих армий произошло в знаменитой местности Фермопилах. Консул 191 г. до н. э. Марк Ацилий Глабрионявился с войском в Фессалию и направился, вполне обеспечив свой тыл, [56]с севера против Антиоха, который занял позицию позади знаменитого прохода. Битва приняла почти такое же направление, как и 300 лет тому назад, с той только разницей, что теперь нападали римляне.
Головы Гая Цезаря (внука Августа) и его матери Юлии. Вероятно, отчеканена в Африке одним из потомков Глабриона
Утром началась битва, во время которой царские войска постепенно пятились и отступали перед римлянами. Тем временем отряд римского войска под началом испытанного консуляра Марка Порция Катона направился по той старой обходной дороге на вершину Каллидрома, по которой некогда (480 г. до н. э.) было совершено подобное же движение гидарна. По весьма похвальному древнеримскому обычаю Катон примкнул к этому походу в качестве легата, хотя за несколько лет до этого и был в Испании самостоятельным начальником целого консульского войска. Обход и на этот раз увенчался успехом, т. к. этолийский отряд, которому была поручена охрана важных позиций, оказался не более бдительным, чем некогда фокейцы. А чуть только голова римского отряда показалась на высотах, во фланге главной позиции, как царские войска, тем временем уже оттесненные до укреплений, воздвигнутых в ущелье, сочли битву проигранной, и она завершилась поражением. Сам Антиох возвратился в Эфес. Все заявлявшие в Греции свое сочувствие иноземному царю, теперь поспешили выразить свою покорность римлянам. С этолийцами, которые довольно долгое время мужественно защищались в Гераклее, было наконец заключено перемирие, что было нелегко, т. к. этот горячий народ не хотел повиноваться даже своим собственным властям. Перемирие было заключено на неопределенное время. Окончательно уладить отношения было возможно только после окончания всей войны в Азии.
Битва при Магнесии. 190 г.
Наиболее затруднительная часть войны, которую надо было вести в Азии, еще предстояла Риму. На этот раз были выбраны в консулы на 190 г. до н. э. два человека сципионовской партии — Луций Корнелий Сципиони Гай Лелий— брат и друг победителя при Заме. Первому из них Восток был назначен провинцией, т. к. Публий Корнелий Сципион заявил, что он будет сопутствовать своему брату, в сущности, весьма незначительному человеку, в качестве легата. Но царь Антиох сам облегчил римлянам победу. Он не сумел воспользоваться таким счастьем, как пребывание в его лагере величайшего полководца того времени. Услугами Ганнибала он пользовался только для выполнения второстепенных поручений. Ганнибал, однако, нашел случай выказать царю, что он все еще тот же, прежний Ганнибал: в морской битве при Аспенде, в Памфилии, где ему было поручено командование одним крылом, он поразил неприятеля, хотя битва и была проиграна, потому что другое крыло не выдержало. Но он не имел возможности влиять на решения, принимаемые царем Антиохом. А царь вел войну без всякого плана; он сам добровольно очистил важнейшую из своих позиций в Европе — крепость Лисимахию, господствовавшую над Геллеспонтом, стал предлагать римлянам мир, и когда они, поддерживаемые Филиппом Македонским, двинулись к этому проливу, Антиох уже не имел возможности воспрепятствовать их переправе в Азию.
АВЕРС. Голова, предположительно, Александра Македонского.
РЕВЕРС. Бегущий лев: надписи по-гречески: «ЛИСИМАХИЯ» и монограмма.
Бронзовая монета Магнесии Ионийской (справа).
Вакх-ребенок, сидящий на мистической цисте: рисунок обрамлен лавровым венком. Надпись по-гречески: «МАГНЕСИЯ, СЕДЬМОЙ ГОРОД ПРОВИНЦИИ АЗИЯ». Монета времен Гордиана III.
Перейдя Македонию, как дружественную страну, римское войско вступило на почву Азии, и теперь уже условия, предлагаемые царем, не могли более удовлетворить римлян. Публий Корнелий Сципион, который, в сущности, и был главным руководителем войска и самих переговоров, дал царю «дружеский» совет [57]заключить с Римом мир «на каких бы то ни было условиях». Действительно, это было лучшим из всего, что можно было придумать, ибо возможность придать войне обширные, величавые размеры, как того хотел Ганнибал, давно уже была пропущена; а растянуть войну надолго, отступая внутрь своих обширных владений, у царя не хватало ни мужества, ни выдержки. Он спешил потерпеть поражение, чтобы таким образом получить возможность поскорее закончить надоевшую ему войну на каких бы то ни было условиях. Римское войско, под предводительством Эвмена, проникло в область Сард, до г. Магнесии, у северного склона Сипильских гор. В многочисленном войске Антиоха были перемешаны греко-македонские и восточные составные части; тут были и фаланги в 16 тысяч человек, рядом с древнеазиатскими воинскими колесницами, которые не могли иметь никакого значения в битве против правильно организованного римского войска. Победа досталась римлянам очень дешево. И когда она склонилась на их сторону, азиатские элементы войска Антиоха тотчас же подались и вовлекли лучшие составные части в общее поражение. Сам царь бежал в Сарды; вслед за ним рассеялось и все его войско, которое уже по своему составу было неспособно к правильному отступлению. Эта легкая победа — первая, одержанная римлянами на азиатской почве, — тотчас же повела к заключению мира, который был принят царем «на полной воле римлян». Публий Сципион и в данном случае поступил по основному принципу, уже и прежде им высказанному, по которому победа или поражение, в важных вопросах, не могли влиять на решение римского народа. Условия мира были те же, какие еще до битвы были указаны царю. Антиох уступил все свои владения на запад от Тавра и р. Галис, выплатил 15 тысяч талантов за военные издержки, выдал своих военных слонов (значительно повредивших ему в последней битве) и свои военные корабли, кроме десяти, выдал заложников и отказался от всякого вмешательства в дела Запада. Мыс Сарпедон, на южном берегу Малой Азии, был указан ему крайней западной границей, за которую не должны были заходить его военные корабли. Оставаясь царем в своей сфере, в восточном мире, он, с другой стороны, должен был довольствоваться скромным титулом «друга римского народа». Выдачи римского врага, Ганнибала, потребовали у него, кажется, только для соблюдения формальности и для вида.
Мир 189 г. Раздел завоеванных земель.
Римский сенат и назначенная от его имени комиссия при полководцах с великим бескорыстием распорядилась теми обширными земельными приобретениями, которые достались римлянам по этому миру (189 г. до н. э.). К непосредственному обладанию этими отдаленными странами римляне не готовились. Карияи Ликия, прекраснейшие местности на юго-западном малоазийском берегу, были переданы Родосской республике во владение. Эллинские города на берегу Малой Азии от Илиона, который уже был как бы официально признан метрополией Рима, до Милетабыли объявлены независимыми. Вернейший и полезнейший из римских союзников, царь Эвмен Пергамский, получил в Азии Мизию, Ликию, обе Фригии и в Европе фракийский Херсонес с Лисимахией. Таким образом была создана посредствующая сила между Сирией и Македонией и установлено нечто вроде системы равновесия в восточных странах. Меньшие государства — царство Вифинское, царство Каппадокийское, Галатия — остались прежними. Только царь Филипп Македонский был вознагражден за свою помощь довольно скупо: ему был возвращен г. Деметриада и некоторые соседние местности в Фессалии и Фракии. Ахейцам достался Пелопоннес вместе со Спартой, который им удалось завоевать (после того, как царь Набис пал от руки одного из своих этолийских союзников) при помощи стратега Филопемена— отличного воина. Этолийцы, которые вновь начали было отчаянную войну в своих горах, наконец были усмирены, получили мир на довольно снисходительных условиях, но зато у их правителей и стратегов окончательно было отнято право вступать во внешнюю политику. Римляне приняли в свое непосредственное управление только острова Закинф и Кефаллению. Римский писатель сообщает о речи, которую посол дружественных Афин держал в Риме в защиту этолийцев, и в ней виден ужасающий пример того рода красноречия, которое теперь, в период падения Греции, было обычным явлением. По словам этого оратора, жизнь этолийцев, представлявшая собой вполне спокойное море, вдруг вздулась волнами, когда с одной стороны поднялись два бурных вихря — Фоант и Дикеарх, а с другой стороны — Менест и Демокрит, и возбудили тот ураган, который и произвел крушение народа о скалу Антиох.Мирный период после 189 г.
По окончании азиатской войны римскому народу, наконец, удалось воспользоваться более продолжительным периодом спокойствия, от 189 до 171 гг. до н. э., в течение которого он мог, по крайней мере, освоиться со своим новым положением, мог переработать впечатления последних десятилетий. По сравнению со страшной войной 218–201 гг. до н. э. результаты последнего десятилетия были достигнуты легко и вполне были способны наполнить сердце народа сознанием его могущества, а правящую аристократию — гордым сознанием такого высокого преобладания, какого до этого времени не удавалось добиться ни одной политической корпорации. В течение последних 18 лет столичное население Рима не менее 17 раз могло наслаждаться зрелищем триумфов, которое, как бы часто не повторялось, все же льстило народному самолюбию. Среди этих триумфов, наряду с вполне заслуженными и блестящими, были, конечно, и весьма сомнительные, как, например, триумф проконсула Гнея Манлия в 187 г. до н. э.; [58]были и такие, о которых происходили весьма горячие споры в сенате, причем неоднократно в триумфе бывало отказано. Однако на утверждение притязаний различных полководцев и на удостоение их чести триумфов смотрели теперь уже далеко не так строго, как прежде, и это доказывается повторяющимися из года в год триумфами над лигурийцами и кельтиберами, т. е. чествованием победы над несколькими деревнями или несколькими кланами, которой нетрудно было добиться. Каждый полководец знатного рода, возвращаясь из подобной незначительной экспедиции, имел право требовать себе этой чести, которая, видимо, начинала постепенно утрачивать свое значение.Противоречия римской жизни. Катон и Сципион
В этот небольшой период времени, свободный от больших войн, не было недостатка во внутреннем возбуждении. Среди знати было много всяких раздоров и скандалов: древнеримская и новейшая партии боролись между собой, и эта борьба проявлялась в сенате не только при обсуждении всех важных государственных вопросов, но и во всякого рода прискорбных жалобах и процессах. Во главе партии новейшего направления виден победитель при Заме, который, однако, и теперь, как и прежде, не выказывает склонности поднимать голос против сената или опираться на народ. Он занял свое место в сенате — с 198 г. до н. э. был даже первым сенатором (princeps senatus) — и с того времени уже не отделял своих личных интересов от интересов своего сословия. В 194 г. до н. э., будучи консулом, он даже способствовал проведению одной весьма непопулярной новой меры, по которой сенаторам было присуждено отводить особые места на «римских играх». Кроме этой, с его именем не связано никакой сколько-нибудь заслуживающей упоминания политической меры; он был в сущности такой же знатный вельможа, как и многие другие, и отличался от остальных только тем, что в силу своих старых заслуг и при своей новой деятельности (в качестве легата при войне с Антиохом) выказал наклонность пойти дальше буквы существующих порядков. С особенной резкостью и враждебной страстностью выступал всюду против Сципиона и его партии Марк Порций Катон, и по своей природе, и по воспитанию бывший его ярым противником и защитником древнеримских порядков.
АВЕРС. Голова Свободы: надпись no-латыни: «МАРК КАТОН ПРОПРЕТОР РИМА».
РЕВЕРС. Сидящая Виктория. Надпись «ВИКТОРИЯ». Серебряная монета рода Порциев.
Сципион, один из Корнелиев, родившийся в то время, когда почти ежегодно один из представителей этого рода был избираем в консулы, щедро одаренный всякими дарами природы, беспримерно поощряемый счастьем, был баловнем народа, который извинял ему все промахи, избавлял его от соблюдения порядков и форм, которым все остальные должны были безусловно подчиняться. Его противник, Катон, был сыном плебея, землевладельца средней руки, человеком без всяких родовых связей. Внешним преимуществом и украшением его было только железное здоровье. Медленно, с большим трудом поднимался он со ступеньки на ступеньку по служебной лестнице и, проникнув в сенат, присоединился к тем, кто группировался около старого Фабия, как своего главы. При этом он все большее значение приобретал своими несомненными заслугами и твердостью своих убеждений, равно как и тем бесстрашием и беспощадностью, с которыми он их проводил. Так и стояли эти два мужа лицом друг к другу, как представители двух различных эпох: старой и новейшей. Катон, в связи со своим соседом по имению патрицием из рода Валериев, очень рано избрал себе жизненной задачей противодействие всеми силами врывающемуся в Рим с востока греко-азиатскому развращению нравов. В этом духе он провел и консульство, к которому был призван в 195 г. до н. э. вместе со своим другом-патрицием и единомышленником Луцием Валерием Флакком. Но когда в 190 г. до н. э. он стал добиваться должности цензора, его кандидатура провалилась по интригам Сципионовской партии. В 187 г. до н. э. он нашел возможность отплатить за это и возобновить борьбу против тирании или, как в Риме говаривали, против «царственности» Сципионов. То был один из знаменитейших процессов того времени, который долгое время занимал римское общество: дело в нем шло об укрытых или же неправильно подсчитанных казенных деньгах во время ведения сирийской войны. Двое трибунов подали на это жалобу; в сенате, в народном собрании дело дошло до весьма оживленных сцен, и Катон между прочим также говорил о «деньгах царя Антиоха». Всем известно, как Сципион отразил перед лицом всего народа нападки трибунов, напомнив толпе, собравшейся на форуме, что в тот день праздновалась годовщина битвы при Заме, а потому и предложил народу отправиться вместе с ним на Капитолий и благодарить богов за дарованную ему некогда такую важную для отечества победу. Таким образом, поднятая против него жалоба закончилась почти триумфальным шествием. Однако эта эффектная сцена дела не исчерпала. Брат Публия Сципиона Луций действительно был осужден по этому делу, в котором, с одной стороны, достаточно ясно выказалось слишком легкомысленное отношение к законным порядкам, а с другой — желание преследовать из ненависти и партийных соображений. Наконец это было замято благодаря весьма деликатному вмешательству трибуна Тиберия Семпрония Гракха. Последние годы своей жизни Публий Сципион, расстроенный и больной, провел вдали от Рима, в Литерне (в Кампании), где и скончался в 183 г. до н. э.
Смерть Ганнибала
Рассказывают, что в том же году умер и Ганнибал, нашедший себе последнее убежище у вифинского царя Прусия. Не вполне понятно, что именно побудило римский сенат потребовать от Прусия выдачи своего давнего врага, что заставило его не подождать кончины старика. Предполагают, что это требование было обращено к Прусию под влиянием пергамского царя, который постоянно находился в неприязненных отношениях с Прусием и потому считал для себя пребывание у него Ганнибала неудобным.
Настоятельному требованию римского правительства (Фламинин явился к царю с этой далеко не лестной миссией) Прусий вынужден был повиноваться… Однако Ганнибал остался верен своему великому имени и своему делу: в последнюю минуту, когда римские воины уже окружили дом, где он жил, Ганнибал принял яд, чтобы (таковы были его последние слова) «избавить римский народ от его опасений». По свойственной им суетности, греческие писатели, рассказывающие о смерти Ганнибала, добавляют, что в том же году умер и Филопемен, стратег Ахейского союза. Это был здравый и смелый патриот, достойный древних времен, но среди современных мировых событий ему пришлось играть лишь очень скромную роль. Если сравнить двоих действительных соперников, Сципиона и Ганнибала, то без малейшего сомнения можно прийти к выводу, что последний из них сильно превосходит первого. Он посвятил всю свою жизнь, всю свою необычайную силу духа выполнению одного громадного, но все же выполнимого политического замысла: спасти возможное равновесие национальных элементов того времени от неудержимо возрастающего преобладания римской республики. Он был великим воином и в то же время великим государственным человеком, и, неизменно служа высоким политическим задачам, всю свою жизнь провел в заботах и тревогах, полных смысла и значения. Конец его был трагически величав. Сципион же был второстепенным или даже третьестепенным государственным деятелем, и конец его жизни был весьма обыденным.
Год вакханалий. 186 г.
Греко-азиатское развращение нравов, начавшее проникать в жизнь и нравы всех сословий Рима, уже на следующий год после окончания азиатской войны, т. е. в 186 г. до н. э., проявилось в одном угрожающем симптоме — в тайном служении Вакху, сопряженном со всякими ужасами и преступлениями.
Это служение успело распространиться по всему Риму и Италии, когда донос одного вольноотпущенника довел об этом тайном культе до сведения властей. Власти приступили к энергичному расследованию, и оказалось, что во всей Италии этот культ уже был принят более чем 7 тысячами человек. Многие были схвачены и с ними покончили быстрой и суровой казнью. Ужасной бытовой чертой в этой мрачной картине, знакомящей с теневыми сторонами быстро возрастающего римского государства, представляется то, что множество женщин, принимавших участие в этом преступном культе, были переданы для казни в дома их родственников, и только тогда, когда никто из близких не решался исполнить произнесенный над ними смертный приговор, они передавались в руки палача.