Страница:
Голова Цезаря в покрывале и лавровом венке. Надпись по-латыни: «ЦЕЗАРЬ — ДИКТАТОР НА ВСЮ ЖИЗНЬ».
Государственное устройство и управление.
Сенат, в котором до этого времени сосредоточивались все правительственные власти, был основательно преобразован. Состав его сильно поредел от революций последнего времени, и Цезарь дополнил его своими приверженцами, центурионами, вольноотпущенниками, даже иноземцами. Многие из этих введенных Цезарем сенаторов были людьми очень способными, но главное — все были ему преданы. Число сенаторов было доведено до 900. Сенат, таким образом, превратился в государственный совет монарха для предварительного обсуждения законов, в рассадник для замещения высших должностей всякого рода; при этом сенат являлся блестящим представителем государства там, где нужно было поразить зрелищем внешнего величия, но, собственно говоря, он уже не был действительным представителем народа. Привлечение Цезарем знатных галлов и испанцев в эту почтенную корпорацию (она была так тесно связана со всей историей Рима, что все же члены ее занимали высокое положение в обществе) было не менее смело и разумно, чем допущение Александром Великим египетских, бактрийских и персидских вельмож в круг приближенной знати. Народные комицииуцелели; законодательство не могло без них обойтись. РаспоряжениеЦезаря или того лица, которое с его согласия занимало одну из высших должностей, имело силу закона до того времени, пока то лицо сохраняло занимаемую им должность. Действительные же законымогли являться только результатом предложения со стороны императора, одобренного собранием граждан. Но самой важной и самой полезной мерой было то, что все высшие чиновники отныне вполне зависели от Цезаря: как и при назначении воинских чинов, половина из ежегодно назначаемых 16 преторов и половина из таковых же 40 квесторов назначалась лично Цезарем или избиралась по старому порядку под его непосредственным влиянием. Этим путем было создано то, что до того не существовало в действительности — строгий надзор и ответственность, и тем оказано было величайшее благодеяние, особенно же провинциям, которые даже во время последней войны в Испании, Греции и Африке были открытым полем для беспощаднейшей эксплуатации и беззастенчивого злоупотребления. И эта сильная преобразовательная деятельность тотчас отразилась на всех отраслях государственной жизни: и в войске, которое Цезарь умел умно и милостиво слить вновь с общим гражданским строем общества, оставив за собой право назначения высших начальников — так называемых legati pro praetore — и создав правильное военное чиноначалие, совершенно независимое от каких бы то ни было политических течений; и в финансах, которые он избавил от невыносимой тягости бессмысленных по своей расточительности раздач зернового хлеба, строго определив небольшую цифру лиц, имеющих право на получение таких подачек (150 тысяч человек); и на правосудии, для которого он создал апелляционнуюинстанцию, и сам лично, на форуме и у себя дома, входил в разбирательство всевозможных тяжб; и точно так же во всех остальных областях общественной жизни — в лучшем устройстве полиции, жреческого сословия, в улучшении общественных построек, даже в упорядочении календаря, который был сильно перепутан и представлял собой много неудобств для практической жизни. И все эти преобразовательные работы Цезаря были задуманы так широко и проведены в жизнь так верно и разумно, что должны были пережить его самого.Окончание борьбы. Битва при Мунде
И еще раз Цезарь был оторван от своей плодотворной и величавой творческой деятельности необходимостью прибегнуть к военной силе. Остатки побежденной им партии вновь собрались в Испании; во главе их явились сыновья Помпея — Гней Помпей и Секст Помпей. Силы их стали возрастать так быстро, что Цезарь счел необходимым свое личное присутствие на театре войны. Война эта, однако, закончилась не так быстро, как он того ожидал. Только несколько месяцев спустя, 17 марта 45 г. до н. э., войско противников решилось принять битву при Мунде, вблизи Гиспала, и эта последняя битва с помпейцами была действительно самой жестокой и, может быть, опаснейшей из всех.
Еще раз Цезарю пришлось биться со своим непримиримым бывшим легатом Лабиеном. Однако победа все же осталась на стороне Цезаря: один из сыновей Помпея Гней погиб во время преследования его бегущей армии, другой спасся. Летом того же года Цезарь возвратился в Рим.
Планы Цезаря и его смерть, 44 г.
На всякие проявления лести и на восторги толпы, встретившие Цезаря в Риме, он отвечал новыми играми, новыми празднествами и щедрыми дарами черни. Некоторые из историков указывают, что в тех планах, которые зародились в голове Цезаря после победы при Мунде, высказывалось уже некоторое преувеличенно высокое мнение о себе самом, какое-то желание быстро и неудержимо стремиться вперед по намеченному пути — и такое стремление было бы, пожалуй, объяснимо после всего нескончаемого ряда волнений и возбуждений, который пришлось пережить этой могучей и необычайно восприимчивой натуре.
Действительно, планы обширных колонизации, восстановление Коринфа и Карфагена, осушение Понтинских болот, прорытие Коринфского канала, прокладка дорог через Апеннинские горы, устройство огромной общественной библиотеки, собрание законов в один обширный кодекс, вроде того Corpus juris Romani, которое явилось 500 лет спустя, — вот что занимало этого неутомимого правителя, который в то же время обдумывал план большого похода против парфян.
Занятый этими обширными замыслами, Цезарь, весьма естественно, упустил из виду столь необходимые для осуществления этих замыслов заботы о своей личной безопасности. Ни о чем дурном не помышляя, он спокойно помиловал своих противников и не думал ни о каких предосторожностях. А между тем понемногу копились элементы для заговора, грозившего его жизни: в нем приняли участие и честные республиканцы, для которых была невыносима мысль об установлении в Риме монархической формы правления, и обманутые в своих надеждах честолюбцы, и корыстолюбцы из числа сторонников Цезаря, и те, которые не могли примириться с новым порядком, с новыми формами общественной жизни. Из этих элементов образовался тайный кружок, во главе которого стали два недюжинных человека: зять Катона Марк Юний Брут, идеалист стоической школы, и Гай Кассий Лонгин, человек честолюбивый и обладавший воинским талантом. Оба были помпеянцами, помилованными Цезарем и даже удостоенными особого внимания. Насчитывалось всего около 60 участников этого заговора, и представляется чрезвычайно странным, что он, при таком количестве участвующих лиц, мог сохраниться в тайне и достигнуть выполнения своего замысла. Подробности этого события переданы с величайшей точностью и достоверностью. Можно проследить все тайные приготовления заговорщиков, назначивших для выполнения своего замысла 15 марта 44 г. до н. э., день, на который было назначено важное заседание в сенате. Известно, что Цезарь, не совсем здоровый и притом неприятно настроенный какими-то дурными жертвенными предзнаменованиями или сновидениями своей супруги, уже готов был не идти в сенат, но один из заговорщиков сумел поколебать это решение; как уже на пути к курии Помпея он получил предостерегавшее его письмо и, даже не развернув его, приложил к остальным просьбам, которые так часто ему подавали на улице. Вот он входит и занимает место на том золоченом курульном кресле, которое еще недавно было отведено ему в сенате; тогда некоторые из заговорщиков подступают к нему и подают ему просьбу о помиловании одного изгнанника; один из них, стоявший позади кресла Цезаря, подает условный знак другим, хватая диктатора за тогу — и вдруг все разом бросаются к нему, и он падает под ударами их кинжалов…
Двадцать три раны насчитали потом на его теле. Последние слова, вложенные в его уста, были, конечно, сочинены впоследствии. Местом происшествия была курия Помпея, что на Марсовом поле. Предполагают, что сохранилась та самая статуя Помпея, у подножия которой совершилось событие, вновь повергнувшее весь римский мир в состояние хаоса и безначалия.
</Paaa
Книга VIII
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ
Могила императорского раба. Реконструкция XIX.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Смуты и борьба после смерти Цезаря. — Второй триумвират. — Восстановление и утверждение единовластия Октавианом Августом
Положение Рима
Положение римского мира после кровавого события, совершенного во время мартовских ид, которым был устранен человек, державший в своих руках все нити разнообразных и запутанных отношений общественной жизни, очень напоминает событие 323 г. до н. э., когда почти так же внезапно на одре болезни угасла столь же незаменимая жизнь другого великого человека. Однако неурядицы после смерти Цезаря длились не так долго и были не в такой степени гибельны, как войны диадохов Александра: весь мир давно уже был научен повиноваться Риму, и римское владычество всюду успело принять столь прочные и устойчивые формы, что их уже не могла поколебать даже новая предстоявшая борьба за главенство в Риме.Заговорщики и Антоний
И действительно, вскоре выяснилось, что теперь в Риме речь шла не о восстановлении республики и ее аристократического элемента, а о том, кто станет будущим монархом Рима, кто наследует Цезарю. Поскольку заговорщики ничего не приготовили для разрешения этого вопроса, а при общем настроении народа в первые дни после убийства Цезаря не решались даже покинуть Капитолий, где они укрылись, то власть тотчас же перешла в руки некоторых ближайших к Цезарю лиц — к Марку Антониюкак консулу, и к Марку Эмилию Лепиду, начальнику конницы при Цезаре. И тот и другой, занимая официальное положение, могли рассчитывать и на поддержку ветеранов Цезаря.
Хитрый Антоний удивительно ловко сумел отнестись в примирительном духе к деятелям 15 марта, и в то же время побудил сенат признать распоряжения Цезаря — назначение чиновников на последующие годы и многое другое — законными, другими словами, узаконить существующий порядок. Это было для него легко, поскольку в его руках был и архив Цезаря, и его казна. При торжественном погребении останков великого человека, которому не посмели воспрепятствовать из опасения ветеранов Цезаря, Антоний своей речью в такой степени воспламенил симпатии к Цезарю и так запугал заговорщиков и усерднейших приверженцев их среди оптиматов, что они поспешили удалиться из Рима и не препятствовали его диктатуре или тирании.
Октавиан
Прочный порядок и господство не могли, однако, установиться путем захвата власти человеком способным, умным и энергичным, но безнравственным и легкомысленным, не имевшим ни определенной программы, ни серьезных целей в политике. И действительно, его сила тотчас была поколеблена, как только стало известно, что Цезарь в завещании назначил своим главным наследником одного из молодых своих родственников, Гая Октавия, сына дочери своей младшей сестры, усыновленного им при жизни. При этом узнали, что этот наследник Цезаря, находившийся в момент катастрофы в Греции (он был отправлен туда Цезарем, который собирался вместе с ним вести войну против парфян), теперь возвращался в Италию. Вскоре этот 19-летний юноша, Гай Юлий Цезарь Октавиан, действительно прибыл в Рим. По-видимому, ему все было очень хорошо известно, и он держался удивительно умно. Он всех очаровал смелостью, с которой принял на себя в ту пору далеко незавидное наследство, налагавшее на него в близком будущем одни только тягостные и опасные обязательства. Все кто мог чего-нибудь ожидать от Цезаря по его завещанию, увидели в юноше естественного представителя своих притязаний. Юность избавила Октавиана от необходимости занять определенное политическое положение, и все находили естественным, что он старался держаться как можно дальше от убийц своего приемного отца. И его отношение к Антонию, который разбросал значительную долю оставленной Цезарем денежной суммы, тоже могло быть только холодным. На этом сенатская партия, во главе которой стоял теперь Марк Туллий Цицерон, основала свой план: юношей, который уже по самому своему имени, как сын Цезаря, пользовался большим значением и у ветеранов Цезаря, и вообще среди войска, сенат задумал воспользоваться как орудием против Антония, к которому сенатская партия, и особенно Цицерон, питали величайшую ненависть. Один из заговорщиков, Децим Брут, стоял с войском в Италии, при Мутине. Антоний, который успел добиться от народа управления Цизальпийской Галлией, собрал войско, с которым и выступил, чтобы выбить Брута с его позиций. При этом он уже успел убедиться, что Октавиан пользовался в войске большим уважением, чем он сам: два легиона отказались служить под его началом, между тем как все охотно становились под знамена Октавиана, который собирал войско с одобрения сенатской партии, воображавшей будто войско собирается именно в ее интересах. Среди такой путаницы различных отношений промчался 44-й год. Антоний уже успел поставить своего противника, Децима Брута в затруднительное положение, как вдруг оба консула 43 г. до н. э., Авл Гирцийи Гай Вибий Панса, а с ними и Октавиан (сенат дал ему титул пропретора), двинулись с войском против самого Антония. Вскоре Цицерон, воображавший, что ему предстоит вторично спасти республику и вновь занять то положение, которое он некогда занимал после того, как выпроводил Катилину из столицы, был обрадован вестью о победе, одержанной двумя консулами и Октавианом над Антонием. Немного погодя поражение Антония было завершено новой победой при Мутине. При этом случилось так, что оба консула — один в первой битве 15 апреля, а второй во второй битве 27 апреля — были убиты, и Октавиан под конец остался одним главнокомандующим. Наследник Цезаря избавил убийцу Цезаря от беды, нанеся поражение знатнейшему из приверженцев Цезаря. Это было, действительно, в своем роде замечательным фокусом политической интриги, и среди оптиматов установилось общее мнение, что именно теперь наступило время, когда можно было устранить Октавиана, которому оптиматы никогда вполне не доверяли, да и само его имя связывало им руки… Но оказалось, что они жестоко ошиблись; Октавиан очень хорошо знал цену той дружбе, которую они ему выказывали; и Цицерон, довольно невоздержанный на язык и изощрявший свое остроумие над тем «поощрением», которое должно было сказать юноше — еще яснее дал понять Октавиану, как вообще смотрели на него оптиматы. И вот они, совершенно неожиданно, к своему удивлению, узнали, какое именно значение должна была иметь для них победа при Мутине.
Прежде всего из войска явилось заявление о назначении молодого Цезаря консулом. Когда же сенат отклонил это требование, Октавиан во главе своих 8 легионов двинулся к Риму, где, конечно, тотчас же все присмирели и не посмели ему противоречить, и новое положение выказалось в том, что был принят закон, требовавший наказания убийц Цезаря. Этот оборот дел, при котором Октавиан приступил к выполнению своей задачи как наследник и мститель Цезаря, вынуждал к перемене в политике. Дело шло к новой гражданской войне. Можно было ожидать, что республиканская партия и особенно убийцы Цезаря теперь напрягут все свои силы, чтобы удержать за собой свое положение. Оба главнейших вождя заговорщиков успели тем временем приступить к управлению провинциями, которые давно уже были им назначены: Марку Бруту — Македония, а Гаю Кассию — Сирия. А в Сицилии правил Секст Помпей, сын Помпея, самовольно захвативший там власть и утвержденный в этой власти сенатом после поражения Антония.
Второй триумвират. 43 г.
Ввиду такого опасного положения вожаки цезарианской партии решились сплотить свои силы. Октавиан двинулся на север, но вместо того, чтобы нанести Антонию окончательное поражение, он вступил с ним в переговоры, как с важнейшим из правителей в западной части Римского государства, и в октябре того же года три главных вождя цезарианской партии — Антоний, Лепиди Октавиансобрались на весьма важное совещание близ Бононии (Болонья) на островке речки, протекающей мимо этого города. Они сговорились между собой: результатом их переговоров явилась тесная связь между ними, подобная первому триумвирату Цезаря, Помпея и Красса, — второй триумвират(43 г. до н. э.). На первых порах они на пятилетие решились принять в свои руки управление всем римским миром и добились того, что эта власть была формально и законно передана им народным собранием.
Головы Октавиана, Марка Антония и Лепида в профиль
Антоний, Октавиан, Лепид
Лепид получил в удел Нарбонскую Галлию и обе Испании, Антоний и Октавиан приготовились сломить могущество республиканской партии на Востоке, и потому прежде всего решились закрепить за собой Италию. Они условились между собой о необходимых проскрипциях и не скупились на кровь противников и врагов, имущество которых должно было затем послужить удовлетворению заманчивых посулов, которые им пришлось сделать войскам и их важнейшим предводителям. Изобретенные Суллой проскрипции возобновились, и для кровавых приговоров нашлось столько же добровольных исполнителей, как некогда во времена проскрипций 81 г.
Жертвой их пал и Марк Туллий Цицерон, который еще так недавно мог считать себя одним из первых граждан республики. Застигнутый врасплох событиями, не понимая наступившего положения, он, как и всегда, долго колебался, а поэтому слишком поздно принял решение бежать, и при выполнении этого плана был настигнут убийцами. На пути из Формий в Кайету, где он думал сесть на корабль, его убили… Голова его была выставлена в Риме, как рассказывают, около той самой кафедры на форуме, с которой он столько раз произносил прославившие его речи.
Такое грубое осмеяние его памяти со стороны Антония было местью за те нападки и насмешки, которыми еще недавно осыпал его в речах Цицерон, так глубоко его ненавидевший.
Битва при Филиппах. 43 г.
Решительная битва в новой, третьей междоусобной войне, произошла при Филиппах в Македонии в ноябре 43 г. Там стояло войско республиканской партии под командой Брута и Кассия, в сильно укрепленной позиции. Войско цезарианской партии в боевом смысле было несомненно лучше; в войске Брута и Кассия начальство над отдельными частями, по необходимости, было даже поручено знатным юношам, которые в Афинах занимались изучением наук.
Золотая монета Филипп (слева вверху). Треножник и гроздь винограда. Надпись по-гречески: «ФИЛИППЫ». Серебряная монета Филипп (слева внизу). Арка в память о битве при Филиппах (справа). Октавиан организовал « Филиппах колонию ветеранов преторианской когорты триумвиров. Эти ветераны либо их ближайшие потомки воздвигли в 2 км от города на Эгнатиевой дороге посреди поля битвы триумфальную арку, примечательную по простоте своей архитектуры. На монетах зтой колонии написано: «COHOR PRAE. PHIL.». Заботы о могилах в этой местности вверялись Вакху, главному богу фракийцев.
Тем не менее, однако, первая битва имела благоприятный для республиканцев исход, и только вследствие какого-то непонятного недоразумения Кассий счел битву проигранной и поспешил заколоться. Участь республиканцев решилась 20 дней спустя. Потерпев поражение, Брут, по примеру своего тестя Катона, отчаявшись в добродетели и в возможности спасти отечество, сам наложил на себя руки. Таким образом, дело республиканской партии и оптиматов было окончательно проиграно.
Перусийская война. Антоний и Клеопатра
Области государственной деятельности и римские провинции вновь подверглись переделу между тремя правителями; Лепид, не отличавшийся особенным честолюбием, стал больше и больше стушевываться и отодвигаться на задний план. Антоний избрал себе Восток, где он мог найти средства для удовлетворения корысти своих солдат и своей собственной разнузданной испорченности и расточительности.
Фульвия, первая жена Антония, с атрибутами Виктории — крыльями и щитом; с очень редкой бронзовой монеты с греческой надписью «ФУЛЬВИЯ».
Там он вскоре дал себя запутать в близкие отношения с египетской царицей Клеопатрой и последовал за нею в Александрию, где закружился до полного забвения среди упоения роскошных празднеств. Самую трудную и наиболее важную задачу принял на себя Октавиан, который вернулся в Италию и там занялся раздачей земель ветеранам, а эта раздача могла быть произведена только путем самых возмутительных насилий над населением. Немного прошло времени, как уже между обоими триумвирами началась распря. Фульвия, супруга Антония, и его брат Луций дерзнули поднять в Италии знамя бунта, который в 40 г. до н. э. был усмирен и закончен взятием г. Перусии, где мятежники поспешили укрыться. Отсюда эта небольшая война получила название перусийской. Антоний, напуганный поражением своих близких, подплыл к берегам Италии со своим флотом, и война уже готова была разразиться между двумя правителями, которые никогда не были между собой особенно дружны; однако же им еще раз удалось сговориться, и в Брундизииони заключили новый договор, скрепленный брачным союзом, в некотором роде династическим. Антоний, у которого в это время умерла жена, сочетался браком с сестрой Октавиана, Октавией, которую известия того времени рисуют как выдающееся между всеми современными знатными римлянками явление по красоте, образованности и добродетели.
Ей действительно удалось на некоторое время поддержать хорошие отношения между ее братом и супругом. Этот договор в следующем 39 г. до н. э. был еще дополнен новым договором с Секстом Помпеем, четвертым правителем. По последнему договору, заключенному в Мизенах, Сицилия была закреплена за Секстом Помпеем в качестве провинции, причем он обязался доставлять в Италию транспорты зерна, которые ей были так существенно необходимы.
Этими двумя договорами, брундизийским и мизенским, вновь был восстановлен мир в римском государстве. Разумеется, надолго этот мир не мог удержаться между четырьмя правителями, из которых каждый заявлял свои притязания и притом имел в своем распоряжении значительные военные силы. Октавиану, который более и более вникал в самую суть своей задачи, был особенно невыносим Секст Помпей.
АВЕРС. Мессанский маяк, увенчанный статуей Нептуна; перед ним — корабль с римским орлом и acrostolium. Надпись: «MAG PIVS IMP ITER».
РЕВЕРС. Чудовище Сцилла. Надпись «PRAEF ОRЕ MARIT ET CLAS S С».
В 37 г. до н. э., сговорившись с Антонием, которого Октавия сумела забрать в руки, Октавиан покончил с Секстом Помпеем. Марк Випсаний Агриппа, лучший из полководцев, состоявших в распоряжении Октавиана, одержал над Секстом Помпеем решительную морскую победу при Навлохе(на северо-восточном берегу Сицилии); после этой победы и сухопутное войско Секста Помпея положило оружие, а он сам в 35 г. до н. э. окончил свою тревожную жизнь в Вифинии, где ему нанес поражение один из подначальных Антонию полководцев. Таким образом, Сицилия, некогда бывшая первым большим приобретением римлян, теперь вновь стала театром войны и наградой победы. На обладание Сицилией заявил права даже Лепид, вдруг вспомнивший в Африке о своих правах триумвира. С сильным войском он высадился в Лилибее и дошел до Мессаны; но оказалось, что его войско и не думало за него сражаться и перешло на сторону Октавиана. Битва оказалась ненужной, и Лепид беспрекословно принял из рук своего более счастливого соперника сан верховного понтифика (pontifex maximus) и жил в Риме еще много лет, даже после того, как великая борьба за наследство Цезаря была окончена в пользу Октавиана и приговор судьбы был произнесен окончательно.