Страница:
был провинциальный партикуляризм, вызванный тем сильным культурным развитием, которому провинции были обязаны тесной связью с империей. В Африке не захотели признать Максимина императором и провозгласили 80-летнего наместника провинции
Гордиана— человека, всеми уважаемого. Гордиан, приняв в соправители своего 46-летнего сына, тоже Гордиана, стал хлопотать об утверждении своего избрания сенатом.
Гордиан III. Мраморная статуя из Лувра.
Сенат, обрадованный этим поводом к непризнанию Максимина, произнес против него приговор, ставивший его вне закона. Но тот, несмотря на это, двинулся к столице со своими легионами. Как раз в это время оба Гордиана — и отец, и сын — пали в битве против наместника Мавретании, который оказался приверженцем Максимина. А между тем сам Максимин уже приближался к Риму, где все боялись его гнева: он уже дошел до Аквилеи. С мужеством отчаяния сенат поспешил избрать двоих правителей, Максима и Бальбина, к которым он присоединил внука Гордиана, Гордиана III. К счастью, еще прежде, чем дело дошло до решительной битвы, войско Максимина взбунтовалось, и он, вообразив, что его дело проиграно, сам лишил себя жизни. Но смятение и после этого не улеглось, и два императора — Гордиан IIIи Марк Юлий Филипп Араб, явились на короткий срок у власти, также быстро сошли со сцены и были заменены третьим императором, Децием Траяном, которого дунайские легионы почти насильно заставили в 249 г. принять бразды правления. И вот он энергично взялся за управление и всю свою энергию направил против двоих врагов: против христиани готов, которые казались ему одинаково опасными.
Крещение Христа. Фреска II в. н. э. из Санта-Лючии.
Он первым решился выступить на борьбу с язычеством в самых избраннейших центрах его в Эфесе, Афинах, Коринфе и Риме — и стал распространять новое учение с той смелостью, какой мог обладать только человек, глубоко проникнутый сознанием своего призвания, а потому с одинаковым жаром проповедывавший Слово Распятого и Воскресшего Христа и перед шумящей толпой, потревоженной среди своих обыденных забот и предрассудков, и перед лицом насмешливых и скептических представителей господствующих философских школ.
Трапеза христиан. Фреска нач. III в. н. э. в часовне святого Каликста в Риме.
Карикатура на Христа. Терракотовая статуэтка. Фигурка, закутанная в плащ, с ослиными ушами и копытами. На голове у нее митра, в руке книга
Но чем более увеличивалось число христиан, тем резче должна была выступать противоположность их религиозных убеждений по отношению ко всем остальным религиям, к тому, что представляли собой все остальные многочисленные формы политеизма в римском государстве. Эта противоположность должна была выясняться во всех явлениях частной жизни: за званым обедом, за жертвенным пиром, при каждом событии в домашней жизни; вскоре та же противоположность стала выказываться уже и при явлениях общественной жизни. Вся жизнь древнего мира — работа и досуг, военная и гражданская служба — все это было тесно связано с обычаями культа, которых христианину предписывалось избегать, и в этом заключалась его священнейшая обязанность; и христианин уже не равнодушно относился к языческому богослужению — он уже не просто отрицал существование этих богов: он уже вступал в борьбу с ними и выражал свое презрение к ним как к существам демоническим, осыпая их проклятиями.
Аполлоний I Тианский. Герой романа Филострата. Мраморный бюст из Неаполитанского музея.
Тем временем христианство успело развиться настолько, что уже могло пользоваться литературой как орудием для своей защиты. Выдающиеся писатели из среди самих христиан стали талантливо и горячо излагать сущность нового мировоззрения и в то же время взывать к основному положению религиозной свободы, по которому допускались в римском государстве многоразличные теории.
Святой Георгий, поражающий «дракона». Любопытно, что христианский святой изображен в виде египетского бога Гора с головой сокола.
Этим воззванием к веротерпимости они как бы предугадали такое настроение в обществе, которое уже начинало выказываться в среде образованных классов. В этом кругу стремились к одухотворению народной религии при помощи Пифагора и Платона, и самые философы этой неоплатоническойшколы считали, что им выгоднее всего бороться с христианством (с которым у них было меньше общего в воззрениях), делая ему некоторых уступку: поэтому они признавали Христа выдающимся мудрецом и высоконравственным человеком, подобно Пифагору и другим, и только одного не желали, чтобы ему поклонялись, как Богу. Это направление веротерпимости, само по себе уже поощрявшееся, преобладало и в отношениях к христианству Цезарей, следовавших за Коммодом. О Севере Александре известно, что он в своем ларарии(домашней молельне), рядом с изображениями Орфея и Аполлония Тианского, хранил также изображения Авраама и Христа, точно так же, как и его предшественник, в том Пантеоне, который он собирался воздвигнуть своему солнечному богу, хотел соединить и иудейские, и христианские святыни.
Валериан, униженный Шапуром. Рельеф над гробницей персидских царей в Наке-Рустем, близ Персеполя.
До 260 г. Галлиен кое-как справлялся с возложенной на него задачей, и в этом же году нанес поражение аламаннам, но, конечно, уже на италийской почве, около Милана. Но зато в том же году Римской империи пришлось пережить величайший позор: сам император Валериан попался в плен к персам. Подробности этого события мало известны; но последствия его были во всяком случае гибельны, т. к. императорская власть из твердых и опытных рук перешла в руки Галлиена — человека слабого.
Бронзовая монета Галлиена.
АВЕРС. Погрудный портрет.
РЕВЕРС. Императоры обращаются к войску; под возвышением — два пленных германца.
Золотая монета Шапура (Сапора) I.
АВЕРС. Погрудное изображение Шапура и надпись на пехлеви: «Почитатель Ормазда».
РЕВЕРС. Жертвенник огнепоклонников между двух стражей и надпись: «Шапур».
и ненадежного. Это несчастное правление длилось целых 8 лет, которые были непрерывным рядом смут, междоусобных войн, раздоров и возмущений в провинциях; многие из них на более или менее короткое время совсем отпали от империи (с одной стороны — Британия, Галлия и часть Испании, с другой — часть Сирии, с городом Пальмирой). Наконец, вопиющая необходимость вынудила высших сановников сместить Галлиена и на его место возвести в императоры Клавдия, наместника империи, человека, пользовавшегося общим доверием.
Но уже в 270 г. император Клавдий скончался в Сирмии, где он устроил свою главную квартиру. Тем же способом, каким был избран Клавдий, избран был и его преемник — другой знаменитый воин Аврелиан.
Клавдий II Готский.
В лавровом венке. Золотая монета.
Он продолжал дело Клавдия, и, между прочим, принял две меры, которые столько же делают чести его проницательности, сколько свидетельствуют о затруднительном положении империи. Неоднократно разбив германцев (вандалов и ютунгов), он все же вынужден был очистить Дакию и предоставить ее во владение готским племенам, а романскую часть населения этой провинции перевел на эту сторону Дуная, в Мизию; затем, нанеся еще раз поражение вторгшимся в Италию германцам (на этот раз аланам) при Павии, Аврелиан позаботился об укреплении Рима и обвел его новыми стенами.
Аврелиан. Бюст из Ватикана.
Затем он направился на Восток, чтобы покончить с возникшим там весьма своеобразным Пальмирскимцарством, которым правила в это время царица Зенобия, женщина выдающегося ума и способностей, сумевшая расширить пределы своего царства и в сторону Египта или Персии; во время ее бегства, недалеко от берегов Евфрата, эта вторая Клеопатра была поймана и приведена в римский лагерь (272 г.). Точно так же быстро он уладил дела в Египте, где некий Фирм, богатый папирусный фабрикант в Александрии, захватил было власть в свои руки; а затем вернул империи и временно отпавшую от нее Галлию (274 г.). После всех этих подвигов он явился в Рим и здесь вскоре пал жертвой столь обычного в то время военного заговора (275 г.). Той же участи подверглись и оба его преемника: избранный сенатом Марк Клавдий Тацит, а после его смерти — его брат Флориан. Трудная задача, над выполнением которой трудились Клавдий II и Аврелиан, перешла в руки Марка Аврелия Проба, равного им по достоинству полководца и государственного человека (276–282 гг.).
Проб. Мраморный бюст из Неаполитанского музея
С величайшими усилиями пришлось ему отражать постоянно возобновлявшиеся вторжения германцев. В то время, как он сам сражался против аламаннов, его подручные полководцы бились против другого смешанного из разных племен германского народа, франков(277 г.); остервенение в этой борьбе доходило до того, что Проб приказывал выдавать по золотому за каждую отрубленную и принесенную ему голову германца (277 г.). Однако ему удалось обеспечить границы империи и в низовьях Дуная, и со стороны Персии. С персами он заключил мир, а во Фракии и Мизии поселил 100 тысяч бастарнов (279 г.), — прямое доказательство того, что население в обеих областях очень поредело в это время. К его чести надо сказать, что хотя он был и искусным полководцем, однако с особенной любовью предавался вопросам и чисто культурным задачам, с величайшим благородством поддерживая значение сената, и вообще стремился достигнуть только одного идеала — общего умиротворения. Ему в заслугу ставят то, что он способствовал распространению виноградарства в Галлии, на Рейне и Мозеле, и пал жертвой этих своих прекрасных стремлений, к осуществлению которых он побуждал и своих солдат, крайне этим недовольных (он был убит в Сирмии в 284 г.). В том же году и так же печально окончил жизнь его преемник, Кар, во время похода в Персию, вместе со своим сыном Нумерианом. И только тогда, когда на съезде полководцев в Халкедонебыл избран в императоры далмат Диоклетиан, государству в его лице был дан правитель, который в течение 20 лет сумел поддержать спокойствие и хоть до некоторой степени восстановить в нем порядок.
Карикатурное изображение Каракаллы в виде торговца яблоками. Бронзовая статуэтка из Авиньонского музея.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Сенат, обрадованный этим поводом к непризнанию Максимина, произнес против него приговор, ставивший его вне закона. Но тот, несмотря на это, двинулся к столице со своими легионами. Как раз в это время оба Гордиана — и отец, и сын — пали в битве против наместника Мавретании, который оказался приверженцем Максимина. А между тем сам Максимин уже приближался к Риму, где все боялись его гнева: он уже дошел до Аквилеи. С мужеством отчаяния сенат поспешил избрать двоих правителей, Максима и Бальбина, к которым он присоединил внука Гордиана, Гордиана III. К счастью, еще прежде, чем дело дошло до решительной битвы, войско Максимина взбунтовалось, и он, вообразив, что его дело проиграно, сам лишил себя жизни. Но смятение и после этого не улеглось, и два императора — Гордиан IIIи Марк Юлий Филипп Араб, явились на короткий срок у власти, также быстро сошли со сцены и были заменены третьим императором, Децием Траяном, которого дунайские легионы почти насильно заставили в 249 г. принять бразды правления. И вот он энергично взялся за управление и всю свою энергию направил против двоих врагов: против христиани готов, которые казались ему одинаково опасными.
Император Деций
Положение христиан, которые при последних правителях со времен Севера Александра чрезвычайно усилились, стало важным государственным вопросом. Теперь, не глядя на печальное однообразие войн и узурпации, беспрестанные перемены правительства, солдатские восстания и всякого рода кровавые деяния, можно проследить, как среди всех этих печальных явлений совершился один из поразительнейших, величавейших и благотворнейших переворотов.Христиане в Римском государстве
Великое событие, составляющее главный центр истории человечества — явление Спасителя, его земная жизнь, учение, страдания и смерть — прошло почти незамеченным вне тех ближайших кружков, среди которых оно совершилось. Все это случилось в одной из отдаленнейших провинций римского государства, только тем и привлекавшей внимание римских и греческих бытописателей и государственных людей, что ее население, по своим религиозным воззрениям, резко и странно отличалось от всех остальных народов. По приказанию Понтия Пилата, бывшего прокуратором Иудеи при Тиберии, желавшего угодить наиболее влиятельной партии — фарисеям, ревнителям древнеиудейского закона, Христос, основатель и глава нового религиозного учения, был распят на кресте в Иерусалиме. Римлянин, произнесший приговор, приказал прибить на Христовом кресте надпись: «Иисус Назарянин, Царь Иудейский» — и этой надписью не только обозначил то, что в глазах римского чиновника являлось виной пострадавшего, но и горько насмеялся над национальными упованиями иудейского народа. И цезарский прокуратор, и та партия фанатиков, которая добилась казни, одинаково думали, что этим будет покончено дело, возбудившее в населении изумительное, непонятное язычнику волнение. Им и в голову не приходило, что ученики распятого Христа, уверовавшие в то, что он есть сын Бога живого, разнесут его проповедь по всему миру, и что это учение, укоренившись в сердцах верующих, сплотит их в такую тесную общину, против которой бессильной станет всякая человеческая мощь. Сначала доступ в эту общину был открыт только иудеям, и первые апостолы — люди простые и неученые, рыбаки с того Генисаретского озера, на берегу которого любил пребывать их Учитель — весьма естественно распространяли учение Христа только между своими земляками. Но вскоре нашелся человек, который решился шире раздвинуть грани учения Христа: это был Савл, уроженец г. Тарса в Киликии, сначала ревностный гонитель христиан, а затем, просвещенный чудом, горячий провозвестник Слова Христа.Он первым решился выступить на борьбу с язычеством в самых избраннейших центрах его в Эфесе, Афинах, Коринфе и Риме — и стал распространять новое учение с той смелостью, какой мог обладать только человек, глубоко проникнутый сознанием своего призвания, а потому с одинаковым жаром проповедывавший Слово Распятого и Воскресшего Христа и перед шумящей толпой, потревоженной среди своих обыденных забот и предрассудков, и перед лицом насмешливых и скептических представителей господствующих философских школ.
Апостол Павел
Результатом деятельности апостолов, в том числе и Павла(это римское имя он носил так же, как и свое еврейское), было возникновение небольших христианских общин в различных местах: Иерусалиме, Антиохии, Эфесе, Колоссах, Филиппах, Коринфе и даже в Риме, где было много евреев. Эти общины были устроены чрезвычайно просто — во главе их стоял совет старейшин, диаконы заведовали под его руководством собиранием милостыни, и все общины стояли между собой в тесной связи, которую первоначально поддерживали сами апостолы, особенно Павел, как посланиями, так и личными посещениями… Существовали в этих зародившихся общинах кое-какие различия в воззрениях на частности новой веры; но основание, на котором она строилась, было общее: все одинаково верили в невозможность греховного человека спастись без помощи Божьей и в то, что Спаситель своими страданиями и смертью открыл человечеству путь к спасению.Христианство
Разрушение Иерусалима и уничтожение иудейского государства вскоре должно было доставить христианству новых приверженцев и дать огромный перевес тому направлению проповеди, которое проводил апостол Павел. Новое учение так быстро распространилось потому, что многие окончательно охладели к обрядовой стороне политеизма и что в римском мире было немало людей, которые уже давно обращали взоры в сторону иудейства, потому что оно представлялось им истинной религией, способной удовлетворить религиозным потребностям души человека; в новом же христианском учении всех главным образом привлекала та внутренняя правда, которая была очевидна, и та простота воззрения на мир и на жизнь, которую христианство проповедовало. Пестрому разнообразию богов и духов оно противопоставляло одного Бога, создавшего небо и землю, таким образом шло как бы навстречу тому монотеистическому влечению, которое уже и без того стало проявляться во всех глубокомысленных людях, а теперь как будто еще яснее представлялось их сознанию. Притом новая вера значительно отличалась от иудейства тем, что оно, оберегая свое сверхъестественное поклонение Иегове, отталкивало от себя все чуждые народы, а христианство, напротив, представляло своего Бога «сыном человеческим», который и жил на земле, и страдал, как человек, и умер на кресте, и затем, своим воскресением доказал приближенным и верным своим, неоднократно являясь им, что он есть «Единосущен Отцу». Религиозному чувству верующих он представлял полный и существенный образ Божий, между тем как политеистические религии предлагали для поклонения только создания фантазии, мифы, идолы (хотя и художественно исполненные, но все же «идолы»). Сильно действовало на умы и само учение о близком конце мира, о светопредставлении, о втором пришествии распятого Сына Божия. Эта вера в близкое, в скорое пришествие Господанаправляла все помыслы от житейских потребностей в область нравственной деятельности и всех настоятельно побуждала следовать определенным нравственным правилам: ибо Господь придет судить живых и мертвых, и только «чистые сердцем» могли рассчитывать на спасение. И здесь-то, в нравственной области, христианство тотчас же проявило всю свою дивную силу. Служение христиан Отцу Небесному проявлялось не в виде дорогих и мудреных жертвоприношений, не в нескончаемых молитвах и песнопениях, как это было в обычае у иудеев и в языческих богослужениях, не в соблюдении мучительного и тягостного «дня субботнего»: служение ему должно было главным образом заключаться в благочестивой и непорочной жизни. И путем этой жизни к достижению Царства Божия призывался каждый из людей, без всякого исключения: «нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе». Притом христианская вера не требовала никакого насильственного или немедленного изменения существующего порядка вещей: «Царство Божие из вас самих есть»; сам Христос напоминал ученикам своим, что следует отдавать «Кесарю Кесарево», а его ученики поучали жен, чтобы они «повиновались мужьям своим», и рабов, чтобы они «повиновались господам своим». Но уже по самой идее «Царствие Божие» — все угнетенные, плененные, порабощенные получали свободу, которую они обретали в своем собственном сознании, в сознании возможности общения с Богом, и эта свобода представлялась им несравненно более ценной, нежели «элевтерия» греков или полноправная свобода римского гражданства (civitas), ибо все они были равноправны перед Господом, все были одинаково « Сынами Божиими«. Этой простоте нравственного учения соответствовала в христианстве и чрезвычайная простота культа с весьма немногочисленными и несложными обрядами. Вступающих в христианскую общину окропляли святой водой, существовало крещение да еще общие трапезы верующих, в воспоминание последней трапезы Христа с учениками его, — трапезы, за которыми всех присутствующих обносили хлебом и вином.Распространение христианства
Полное распадение иудейской национальности окончательно отрешило христианство от связи с его первоначальной родиной; с другой стороны, по мере того как идея близкого и непосредственного второго пришествия Господня постепенно стала отодвигаться на задний план, христиане стали более и более сближаться в исповедании своей веры с жизнью и действительностью. При этом христианство нашло себе в римском государстве подготовленную почву. Уже один из древнейших христианских писателей высказывает замечание, что христианство появилось в такой период, когда люди после долгого мирного времени чувствовали себя более склонными к кротости и добродетелям, — и, главным образом, выставляет на вид одно, в чем следует видеть величайший результат римской цивилизации. Путем христианства идея человечества(genus humanum) стала общим достоянием всех тех, кто способен был мысленно отрешаться от непосредственных и материальных интересов. Не мешает также заметить, что и в греческой философии, в преобладающих ее системах стоиков и эпикурейцев (как ни были они, в сущности своей, противоположны христианству) и затем в последующей, характерной для данного времени философской системе эклектиков [75]было много пунктов соприкосновения с христианским учением; поэтому вовсе не удивляет то, что у одного из эклектиков, Сенеки, в его учении встречаются идеи и выводы, непосредственно стоящие в связи с христианскими воззрениями. Любопытным явлением по отношению к христианству было и то, что оно распространялось не во всех классах общества, а больше в средних, в тех, которые жили трудом своих рук и которые, с одной стороны, отрешившись от нелепых предрассудков массы, с другой стороны, не обладали ни досугом, ни умственной свободой настолько, чтобы усваивать себе мудреные философские идеи и системы и замещать ими в своем сознании древнюю народную религию.Христианство при Траяне
При Нероне христианство было замечено впервые; большинство тогда впервые о нем услышало. Сорок лет спустя Плиний, наместник Вифинии, уже пишет своему императору Траяну о широком распространении этого «суеверия» и именно его влиянию приписывает запустение нескольких языческих святилищ и даже уничтожение некоторых празднеств. При этом он замечает, что находится в сомнении — как ему следует поступать с этими людьми, которые и численностью своей, и своим распространением во всех сословиях ставят его в немалое затруднение. Кроме непонятного, извращенного суеверия, Плиний ничего дурного в христианстве не нашел. К этому он добавляет, что многие подозреваемые в принадлежности к христианству, опровергали это обвинение, принося жертвы перед изображением Цезаря и произнося хулу на Христа, к чему, сколько ему известно, истинных христиан ничем вынудить нельзя. Ответ Траяна был в высшей степени гуманным: он не приказывал строго следить за ними, и тем из них, на которых будет указано, что они принадлежат к христианству, следует всеми способами облегчать оправдание от этого обвинения; но там, где христиане будут указаны и принадлежность их к этому учению будет доказана положительно, там их следует строго наказывать.Но чем более увеличивалось число христиан, тем резче должна была выступать противоположность их религиозных убеждений по отношению ко всем остальным религиям, к тому, что представляли собой все остальные многочисленные формы политеизма в римском государстве. Эта противоположность должна была выясняться во всех явлениях частной жизни: за званым обедом, за жертвенным пиром, при каждом событии в домашней жизни; вскоре та же противоположность стала выказываться уже и при явлениях общественной жизни. Вся жизнь древнего мира — работа и досуг, военная и гражданская служба — все это было тесно связано с обычаями культа, которых христианину предписывалось избегать, и в этом заключалась его священнейшая обязанность; и христианин уже не равнодушно относился к языческому богослужению — он уже не просто отрицал существование этих богов: он уже вступал в борьбу с ними и выражал свое презрение к ним как к существам демоническим, осыпая их проклятиями.
Терпимость к христнанству. Преследования
Вот в каком положении находилось христианство во второй половине II в., когда, наконец, уже и языческие писатели стали литературным путем бороться против нового учения; одни из них, как, например, эпикуреец Цельс, строго порицали за это учение; другие, подобно остроумному Лукиану Самосатскому, осыпали его насмешками в сатирах, издеваясь над легковерием этих «безбожников», которые придавали важное значение какому-то распятому в Сирии волшебнику, или же противопоставляя Христу и превознося похвалами Аполлония Тианского, мудреца пифагорейской или платоновской школы. Замечательно, что лучшие из римских государей, как например Марк Аврелий, относились к христианам с решительным нерасположением; однако до всеобщего преследования христиан дело не доходило и ограничивалось лишь местными вспышками против них народной ярости, от которой римские власти считали долгом защищать христиан.Тем временем христианство успело развиться настолько, что уже могло пользоваться литературой как орудием для своей защиты. Выдающиеся писатели из среди самих христиан стали талантливо и горячо излагать сущность нового мировоззрения и в то же время взывать к основному положению религиозной свободы, по которому допускались в римском государстве многоразличные теории.
Этим воззванием к веротерпимости они как бы предугадали такое настроение в обществе, которое уже начинало выказываться в среде образованных классов. В этом кругу стремились к одухотворению народной религии при помощи Пифагора и Платона, и самые философы этой неоплатоническойшколы считали, что им выгоднее всего бороться с христианством (с которым у них было меньше общего в воззрениях), делая ему некоторых уступку: поэтому они признавали Христа выдающимся мудрецом и высоконравственным человеком, подобно Пифагору и другим, и только одного не желали, чтобы ему поклонялись, как Богу. Это направление веротерпимости, само по себе уже поощрявшееся, преобладало и в отношениях к христианству Цезарей, следовавших за Коммодом. О Севере Александре известно, что он в своем ларарии(домашней молельне), рядом с изображениями Орфея и Аполлония Тианского, хранил также изображения Авраама и Христа, точно так же, как и его предшественник, в том Пантеоне, который он собирался воздвигнуть своему солнечному богу, хотел соединить и иудейские, и христианские святыни.
Указ Деция, 250 г.
С вступлением во власть Деция Траяна, который возводил свой род до знаменитых древнеримских Дециев, наступила реакция в древнеримском смысле: Деций в 250 г. издал указ ко всем наместникам, в котором он повелевал им, под страхом наказания, принуждать христиан к принятию их прежней веры. Этим указом, собственно, и начался период действительных гонений на христиан.Готы
Этот указ не достиг своей цели уже потому, что император в следующем же году пал во время похода против готов, этого опаснейшего врага римской империи. Этот германский народ, к которому примкнуло множество других, более мелких племен и всякий иной сброд, после долгих переходов с места на место обрушился на Дакию и, овладев этой провинцией, стал вторгаться оттуда в области, расположенные южнее Дуная. Деций явился в Мизию со своим другом Валерианом и принял на себя главное начальство. Все ожидали полного поражения готов, но оказалось, что у тех был искусный полководец, и первая же битва с ними окончилась поражением римского войска, причем сам Деций был убит (251 г.).Правление Галлиена. Смуты. 251–268 гг.
Затем наступило страшное время: чума, войны, насильственные захваты власти — все это чередовалось без перерыва до 268 г. Между теми, кто среди этой сумятицы достигал императорской власти после смерти Деция или, по крайней мере, заявлял на нее права, наконец утвердился на троне Валериан(253 г.), который принял к себе в соправители своего 35-летнего сына Галлиена. Последний правил западными провинциями, между тем как он сам отправился на Восток, где готы продолжали хищнические набеги, а персы под предводительством Шапура или Сапора, одного из выдающихся представителей новой династии, грозили нападением на пограничные земли.До 260 г. Галлиен кое-как справлялся с возложенной на него задачей, и в этом же году нанес поражение аламаннам, но, конечно, уже на италийской почве, около Милана. Но зато в том же году Римской империи пришлось пережить величайший позор: сам император Валериан попался в плен к персам. Подробности этого события мало известны; но последствия его были во всяком случае гибельны, т. к. императорская власть из твердых и опытных рук перешла в руки Галлиена — человека слабого.
АВЕРС. Погрудный портрет.
РЕВЕРС. Императоры обращаются к войску; под возвышением — два пленных германца.
АВЕРС. Погрудное изображение Шапура и надпись на пехлеви: «Почитатель Ормазда».
РЕВЕРС. Жертвенник огнепоклонников между двух стражей и надпись: «Шапур».
и ненадежного. Это несчастное правление длилось целых 8 лет, которые были непрерывным рядом смут, междоусобных войн, раздоров и возмущений в провинциях; многие из них на более или менее короткое время совсем отпали от империи (с одной стороны — Британия, Галлия и часть Испании, с другой — часть Сирии, с городом Пальмирой). Наконец, вопиющая необходимость вынудила высших сановников сместить Галлиена и на его место возвести в императоры Клавдия, наместника империи, человека, пользовавшегося общим доверием.
Клавдий Готский. Аврелиан. 268 г.
Император Клавдий II тотчас же оправдал возлагаемые на него надежды. Во второй половине 269 г. он нанес готам при Наиссе в области верхней Мизии (Нише) поражение, которое на долгое время обеспечило империю от их вторжений.Но уже в 270 г. император Клавдий скончался в Сирмии, где он устроил свою главную квартиру. Тем же способом, каким был избран Клавдий, избран был и его преемник — другой знаменитый воин Аврелиан.
В лавровом венке. Золотая монета.
Он продолжал дело Клавдия, и, между прочим, принял две меры, которые столько же делают чести его проницательности, сколько свидетельствуют о затруднительном положении империи. Неоднократно разбив германцев (вандалов и ютунгов), он все же вынужден был очистить Дакию и предоставить ее во владение готским племенам, а романскую часть населения этой провинции перевел на эту сторону Дуная, в Мизию; затем, нанеся еще раз поражение вторгшимся в Италию германцам (на этот раз аланам) при Павии, Аврелиан позаботился об укреплении Рима и обвел его новыми стенами.
Затем он направился на Восток, чтобы покончить с возникшим там весьма своеобразным Пальмирскимцарством, которым правила в это время царица Зенобия, женщина выдающегося ума и способностей, сумевшая расширить пределы своего царства и в сторону Египта или Персии; во время ее бегства, недалеко от берегов Евфрата, эта вторая Клеопатра была поймана и приведена в римский лагерь (272 г.). Точно так же быстро он уладил дела в Египте, где некий Фирм, богатый папирусный фабрикант в Александрии, захватил было власть в свои руки; а затем вернул империи и временно отпавшую от нее Галлию (274 г.). После всех этих подвигов он явился в Рим и здесь вскоре пал жертвой столь обычного в то время военного заговора (275 г.). Той же участи подверглись и оба его преемника: избранный сенатом Марк Клавдий Тацит, а после его смерти — его брат Флориан. Трудная задача, над выполнением которой трудились Клавдий II и Аврелиан, перешла в руки Марка Аврелия Проба, равного им по достоинству полководца и государственного человека (276–282 гг.).
С величайшими усилиями пришлось ему отражать постоянно возобновлявшиеся вторжения германцев. В то время, как он сам сражался против аламаннов, его подручные полководцы бились против другого смешанного из разных племен германского народа, франков(277 г.); остервенение в этой борьбе доходило до того, что Проб приказывал выдавать по золотому за каждую отрубленную и принесенную ему голову германца (277 г.). Однако ему удалось обеспечить границы империи и в низовьях Дуная, и со стороны Персии. С персами он заключил мир, а во Фракии и Мизии поселил 100 тысяч бастарнов (279 г.), — прямое доказательство того, что население в обеих областях очень поредело в это время. К его чести надо сказать, что хотя он был и искусным полководцем, однако с особенной любовью предавался вопросам и чисто культурным задачам, с величайшим благородством поддерживая значение сената, и вообще стремился достигнуть только одного идеала — общего умиротворения. Ему в заслугу ставят то, что он способствовал распространению виноградарства в Галлии, на Рейне и Мозеле, и пал жертвой этих своих прекрасных стремлений, к осуществлению которых он побуждал и своих солдат, крайне этим недовольных (он был убит в Сирмии в 284 г.). В том же году и так же печально окончил жизнь его преемник, Кар, во время похода в Персию, вместе со своим сыном Нумерианом. И только тогда, когда на съезде полководцев в Халкедонебыл избран в императоры далмат Диоклетиан, государству в его лице был дан правитель, который в течение 20 лет сумел поддержать спокойствие и хоть до некоторой степени восстановить в нем порядок.