Страница:
– Дженти Зеро! – вдруг спохватилась доктор Гобит, до этого стоявшая в стороне, почти безучастно взирая на происходящее. – Пока этот молодой человек нас всех не перестрелял, мне хотелось бы вернуть вам то, что мне не принадлежит.
И она протянула Зеро его носовой платок, несколько пожеванный, но еще довольно чистый.
ОТРАЖЕНИЕ ПЕРВОЕ
ГЛАВА 2
246-я зарубка на Лампе, ночь после заката
Местное солнце казалось бледным и плоским. Глядя на него, можно было поверить, что оно намертво прибито к небесной тверди и вращается вместе с ней, вокруг тверди земной. Зато луна выглядела гораздо весомей и значительней, чем в небе над Хавли или в любом другом месте по ту сторону Источника. Лопо наблюдал за ее неторопливым скольжением по черному бархату, и крупные редкие звезды, мерцающие рядом с ней, больше походили на муляжи, подвешенные к театральному заднику.
Сандра спала, положив голову ему на плечо. Спала по-настоящему, хотя совершенно спокойно могла бы обходиться здесь без сна и без пищи, без воды и без курева, без мыла и без духов… Все это у нее было, но, как говорится, не пьянства ради, а чтобы не отвыкнуть. Порой казалось, что ко всем своим человеческим привычкам, чувствам и потребностям она относится, как музейный хранитель к экспонатам, вещам бесполезным, но дорогим как память.
Они расположились на просторном ковре, который висел над черепичной крышей. В доме в последнее время стало слишком людно, а расширять резиденцию Сандра категорически не хотела – и дом, и сад, и ограда были для нее чем-то вроде памятника минувшему, невозвратному, оставшемуся в иной реальности.
Сам-то он потребности во сне еще не утратил. Безымянная говорила, что это случится позже, когда его плоть постепенно растворится в пространстве или будет кем-то уничтожена. Он не умрет, потому что Того Света для него здесь не предусмотрено, а туда, где всегда пожалуйста, дорожка заказана…
Внизу лениво гавкнул Бимбо, послышались шаги и беспокойные голоса. Лопо осторожно освободил руку из-под головы Сандры, которая что-то недовольно буркнула, и перекатился к краю ковра – посмотреть, что стряслось.
На пороге с факелом в руке стоял Чуткий Олень и всматривался в темноту за оградой. Маленький Тамир-Феан, обхватив руками лохматую шею собаки, смотрел туда же, видимо, просто радуясь неожиданному приключению. Бимбо негромко рычал, демонстрируя клыки неведомому пришельцу, но чувствовалось, что пес больше недоволен тем, что его побеспокоили среди ночи, чем озабочен необходимостью задержать нарушителя границ хозяйских владений.
– Что там? – спросил Лопо достаточно громко, чтобы его услышали внизу, но так, чтобы не разбудить Сандру.
– Похоже, опять паломники… – Чуткий Олень вернул факел в гнездо слева от входа, взял мальчишку за руку, а собаку за ошейник. – До утра подождут… Все равно, ночью не решатся подойти. Пока молиться будут, жертву принесут…
Если Чуткий Олень говорит, что ничего страшного, значит, так оно и есть – он чует, он видит… Лопо вернулся к созерцанию балаганного звездного неба, о которое, казалось, можно было расшибить лоб, если подняться слишком высоко. А если попробовать? Может быть, там есть ответы, которые сейчас ищет Сандра, проводя дни напролет в библиотеке за чтением манускриптов, которые сама же и восстановила по памяти, или сотворила после бесед с Безымянной и паломниками, приходящими поклониться воскресшей Еге – Хранительнице Тепла Дарующей Мир и Покой и т. п. – и так полчаса, не разгибаясь…
Сандру приняли за древнюю богиню, на Сандру возлагают надежды, ей возносят мольбы, ее просят об исцелении, за нее готовы отдать жизнь, причем, не только свою… Горы только на первый взгляда казались совершенно безлюдными…
Паломники шли с юга, из-за бывшей границы местной вселенной, которую разрушила Сандра своим появлением. Нет, не Сандра – Ега-Хранительница… Временами казалось, что никакой Сандры уже давно нет, а эта милая женщина, которая рядом посапывает в подушку – и впрямь местная богиня. Значит, полковник Лопо да Пальпа спит с богиней на ковре-самолете, который парит над уютным домиком, утопающим в кустах роз и жасмина, а по желанию хозяйки в саду расцветает сирень, хотя за оградой лютует стужа. Чудненькая сказочка для младшего комсостава освободительной армии… Кстати, наверное, зря паломников оставили на морозе, не ровен час – замерзнут… Лопо скатился с ковра. Через мгновение он уже стоял у калитки и закутывался в тулуп, постоянно висевший на яблоне, которая сейчас, по желанию Сандры, была в цвету. Помня предупреждения Безымянной, он в последнее время старался не пользоваться фокусами с переодеванием, которые, как и полеты Лопо-ветра, приближали час развоплощения его плоти и способствовали постепенной потере памяти.
Шаг за калитку казался шагом из мира покоя и постоянства в царство стихий. Морозный ветер мгновенно вцепился в лицо и забрался под воротник. В прежней жизни Лопо лишь однажды сталкивался с морозом – во время учебного десанта на Лабра-Ойми, где он командовал взводом соискателей капитанского звания. Но тогда на нем был белый меховой комбинезон, ботинки с электроподогревом и шлем с прозрачным забралом. Форма одежды как-то незаметно сама по себе сменилась на желаемую, и Лопо почувствовал себя лучше.
Перед глазами мелькали мелкие снежинки, и он не сразу разглядел при лунном свете два темных человеческих силуэта, отбросивших на снег длинные тени. Из-за спины выскочил Бимбо, явно недовольный тем, что кто-то без него вышел встречать пришельцев, но Лопо успел схватить его за ошейник.
– О, белая обезьяна, несущая на плечах вместо головы большой блестящий глаз, который все видит даже при свете бледной Сели! О, ходячее око Еги-Хранительницы, вернувшейся в мир волею Вершителя! О, тот, кто изнутри отворил калитку в ее благоухающий сад! О, молчаливый страж ее опочивальни! О, закатная тень ее величия! О, рассветная тень ее великодушия! – Начинало казаться, что уже никогда не иссякнет набор титулов, которыми старик-паломник, бухнувшись на колени, начал награждать бывшего полковника. – Мы пришли поклониться тому благословенному месту, где вновь на землю ступила нога нашей богини, той самой, которой поклонялись предки наших предков. И мы…
Паломник замолчал на полуслове и вдруг повалился набок. Он упал бы, но напарник, все это время стоявший сзади, подхватил его.
– Он не ел шесть дней. – Второй был гораздо моложе, его древнеромейская речь звучала правильней, и, судя по всему, он не был настроен на славословие в адрес богини, которая его еще ничем не облагодетельствовала. – Если его не посадить возле очага, он умрет.
Лопо подхватил старика под правую руку, и они понесли его в дом. Как ни странно, второй странник принял это как должное. Он даже не смотрел на белую обезьяну с глазом вместо головы, стража опочивальни и т. д. Осунувшееся бледное лицо, впалые щеки, глубоко посаженные черные глаза, недельная щетина – похоже, и он еле держался на ногах… И тут Лопо показалось, что он где-то уже видел этого человека. Едва они оказались в благоухающем царстве роз, Лопо чуть было не выпустил свою ношу – он вспомнил: рядом с ним шел тот самый колдун, который загнал его когда-то в тесный глиняный горшок, заставил его пережить муки небытия… Пусть только попробует раскрыть рот для своих заклинаний…
– Лоподапал! – На пороге, прижав руки к груди, стояла Безымянная. – Лоподапал, не наказывай этого человека. Он не ведал, что творил…
– Ты говорила, что не можешь читать мои мысли. – Лопо ощутил, как вверх по пищеводу начинает подниматься праведный гнев, смешанный с опасением, что его вот-вот загонят обратно в кувшин, и просидит он там, словно сказочный джинн, тысячу лет по местному исчислению.
– Достаточно видеть твое лицо, Лоподапал…
– И оставь свою привычку, чуть что, хвататься за кобуру! – заметила Сандра, спустившаяся с небес. Богиня стояла на мраморном крыльце, закутанная в простыню, под которой явно ничего не было, кроме загорелого упругого тела. Сейчас она говорила по-сиарски, а это был верный признак, что богиня разгневана, но желает скрыть это от местной братии. – Если захочешь на ком-нибудь сорваться, используй меня. Мне все равно ничего не будет…
Внимание повелительницы отвлек на себя Бимбо, который, обнюхав паломников, мгновенно потерял к ним всякий интерес и просто растворился в воздухе. Теперь он возник прямо перед Сандрой, посмотрел на нее, удивленно склонив голову набок, а потом ткнулся мордой в ее колени и возлег возле ее ступней.
– Радость моя… – Лопо хотел было высказать встречные претензии по поводу того, что богиня уже много дней безвылазно сидит в своем особняке, в то время как полмира мается под пятой бессмертного тирана, что хватит уже собирать местные сплетни и сдувать пыль с книжных переплетов – все равно ничего нового…
Сандра глазами приказала ему замолчать. Она присела на ступеньки и теперь смотрела лишь на старика-паломника, так и лежавшего на дорожке, посыпанной мелким гравием, между двумя розовыми кустами, белым и голубым…
Чтобы сотворить дом, не требовалось знания архитектуры – любой предмет нужно было лишь мысленно наделить необходимыми свойствами, постараться зрительно представить его, и вскоре он возникал. Чтобы получить свежеподжаренную хлебную горбушку или любое другое изысканное блюдо, ей достаточно было вообразить соответствующий вкус… Собака так и осталась фантомом, живым, осязаемым, имеющим характер и привычки, но все-таки фантомом… Если Сандра на какое-то время забывала о нем, Бимбо исчезал, но через некоторое время появлялся вновь, чтобы напомнить о себе.
А когда приходилось заниматься целительством, ей становилось как-то не по себе. В Кембсфорде иностранные студенты были освобождены от курса военно-прикладных дисциплин, но Сандра старалась посещать занятия по медицинской подготовке, а еще раньше, в Сано-Иво, монашки научили ее пользоваться лечебными травами и обрабатывать раны растительными мазями. Можно было, конечно, просто желать здоровья немощному-больному-увечному, но это почему-то почти не действовало, даже если тот самолично прикасался к Лампе. В свое время Сандра пролистала от корки до корки толстенный анатомический атлас и двухтомную медицинскую энциклопедию, и теперь, слава Единому, эти книги тоже оказались в библиотеке… Когда окружающее пространство вздрагивает даже от тени твоего желания, надо запретить себе творить то, чего не знаешь или знаешь, но поверхностно.
– Ему уже лучше. – Безымянная первой уловила перемену в состоянии пациента, и через несколько секунд, подтверждая ее слова, веки старика едва заметно дрогнули. – Гет-странник, отнеси его в дом. – Она чуть склонилась перед Сандрой. – Если, конечно, Ега-Хранительница позволит…
– Позволит. – Сандра уже прикрыла глаза, она мысленно слилась с Лампой, восстанавливая силы.
Старик поднялся сам, но вместо того, чтобы двинуться вперед, стоял и заворожено смотрел на свою богиню, которой поклонялись многие поколения его предков, а ему довелось увидеть воочию. Он даже сделал попытку упасть на колени, но его ноги еще плохо сгибались.
– О, Ега-Хранительница, вернувшаяся в мир… – начал он свое приветствие, которое, наверное, репетировал всю дорогу.
– Утром, – прервала его богиня. – Утром поговорим.
Сандра исчезла вместе с простыней, Бимбо вновь растворился в воздухе, Гет с помощью подоспевшего Чуткого Оленя повел-таки старика в дом. Лопо решил, что и ему самое время вернуться на ковер-самолет сны досматривать, но когда он, подпрыгнув, уцепился за свисающие кисточки, оказалось, что Сандры на месте нет. Значит, кроме библиотеки, ей быть негде…
Она действительно сидела за письменным столом и смотрела на Лампу сквозь дым сигареты.
– Не помешал? – Лопо присел на подлокотник ее кресла.
– Пока нет. – Она искоса глянула на него. – Ты бы просто не смог войти…
– …если бы ты была против. Так?
– Почти. – Она поманила пальцем второе кресло, и оно послушно придвинулось. – Пересядь, а то мебель сломаешь.
– Ты раньше дом спалишь. – Он затоптал дымящийся на ковре столбик пепла по правую руку от Сандры и послушно разместился в указанном месте. – Ты действительно решила устроиться здесь богиней?
– Богинями не рождаются… – уклончиво ответила она, продолжая безмолвный диалог с Лампой. – Раз уж нас занесло сюда, надо же что-то делать.
– Выбираться отсюда надо. А если повезет, и остальных бессмертных прихватить. Пусть хоть напоследок вкусят простые радости жизни. – Он умолк, подозревая, что она его не слушает, а бродит где-то в дебрях собственного воображения.
– Главное – терпение. – Она как бы очнулась и теперь смотрела на него снисходительно, чуть ли не покровительственно.
– У тебя-то оно откуда – терпение! Куда подевалось твое вечное шило в заднице?
– Ну кто же так с богинями разговаривает…
– Я знаю одного бывшего военнослужащего, который с богинями спит.
– Все-таки наглости у некоторых господ офицеров больше, чем галантности, – заявила она после короткой паузы. – А если серьезно… Ты понимаешь, милый… Здесь исполняются все мои желания, в том числе те, которые скрыты так глубоко, что я сама о них никогда не догадывалась. Ты пойми – здесь не только кресла бегают, и волы летают… Сама я тоже меняюсь, и это не зависит от моей воли… Есть желания, которые не осознаешь. Сейчас перед тобой сидит вовсе не та взбалмошная девица, которая увязалась за тобой прогуляться по пещере… Перед тобой сидит воплощенный идеал, плод воображения Сандры дю Гальмаро, само совершенство с ее точки зрения. И я, кстати, умею много такого, о чем она лишь мечтала…
– Например?
– Например, любить.
Э. Н., 6 день, 13 ч. 23 м.
– Пока не появится кардинал де Стефано, нам всем лучше молчать. А когда он будет здесь, нам и тогда стоит помолчать еще некоторое время. – Генерал Раус говорил с дипломатичной твердостью, а пара штабных офицеров за его спиной волками смотрели на Гресса Вико, который выглядел несколько растерянным.
С тех пор, как начали крепнуть связи между Гальмаро и Конфедерацией, неприязнь в обществе и армии к союзникам нарастала с каждым годом, и вот теперь, когда произошла непонятная и страшная катастрофа, в которой, несомненно, были виновны проклятые эверийцы, здание гостиницы в Хавли, где обосновались оставшиеся в живых «Цепные Псы», находилась чуть ли не на осадном положении. Сиарские офицеры с нетерпением ждали приказа вышвырнуть Вико за дверь, под ноги стоящей во дворе полуроты гвардейцев, и поставить его к стенке. Но генерал медлил. Прежде, чем на что-то решиться, надо было разобраться в ситуации, которая с каждым часом становилась все нелепее и страшнее.
И она протянула Зеро его носовой платок, несколько пожеванный, но еще довольно чистый.
ОТРАЖЕНИЕ ПЕРВОЕ
Безумная воительница была красива, сильна и расторопна. Он даже на мгновение пожалел о том, что она воительница, что она безумна, и что пришлось ее убить. Но воля владыки священна – он должен убивать непокорных и одаривать тех, кто преклонит колени. Значит, стоит захотеть, и воля исполнится, ведь его воля по эту сторону Источника – это воля Родонагрона-бессмертного. Недремлющий пожелал, чтобы кончился этот проклятый каменный коридор, и сразу же перед глазами распахнулось небо. Может быть, для начала завоевать небо именем владыки? Нет – там нет ни пищи, ни воинов, ни просящих, а значит, некого привести к покорности, некого облагодетельствовать Дарами и заставить петь Славу владыке…
Но внизу обнаружилась только зелень непроходимого леса, и это повергло Недремлющего в уныние – в Варлагоре был только один лес, тот, в котором находился Притвор Видящих, место недоступное и непокорное бессмертному. Но лес должен когда-то кончиться!
Показалась прямая серая лента дороги и сверкающая извилистая лента реки, и там, где они пересекались, теснилось нагромождение нелепых низкорослых строений. По тропам, разделяющим горбатые крыши, ползали разноцветные жуки, размером куда больше крохотных человеческих фигурок, которые теснились возле домов. Может быть, здесь жуки главнее людей… Значит, сначала нужно покорить жуков, а потом уже всех остальных. Недремлющий попытался представить, как жук будет кланяться изваянию владыки, и не смог. Нет, жуков лучше сразу уничтожить – тому, кто не годен для поклона, вообще незачем жить. Он направил жезл туда, где у скрещения нескольких троп скопились многочисленные жуки, и огненные вспышки начали разламывать хрупкие панцири. Надо было спуститься пониже, чтобы рассмотреть врагов, пока не все они уничтожены, но прямо на него, рассекая небо, летело несколько серебряных стрел, и дымный след тянулся за каждой из них. Одна была уже рядом, и Недремлющий метнулся в сторону, пропуская ее мимо себя. Но стрела продолжала преследовать его по воле невидимого хозяина.
Он истребил их взглядом – одну за другой, только последняя превратилась в огненный шар слишком близко, и пламя опалило ему лицо. Бронзовые латы раскалились, и нестерпимая боль охватила все тело. Жезл едва не выпал из руки, но он лишь стиснул обожженные пальцы. Надо только сказать себе, что нет, ни боли, ни серебряных стрел, разящих огнем, и их не станет. Когда он открыл глаза, раны уже затянулись, и панцирь остыл, и огненные стрелы исчезли. Теперь прямо на него летели две серебряные птицы, готовые растерзать врага своими могучими клювами. Но ничто не может повергнуть в ужас посланца владыки, окрыленного его волей, наделенного его могуществом! Жезл озарился сиянием, и птицы, объятые пламенем, оставляя за собой полосы черного дыма, потянулись к земле…
Но странное скопление лачуг, населенное цветными жуками, уже исчезло из виду. Внизу вновь расстелились бескрайние и бесполезные заросли, в которых могли скрываться другие серебряные птицы, несущие огненные стрелы. До них он еще доберется. Когда-нибудь, и это будет скоро, он сокрушит всех, кто попробует воспротивиться власти владыки, истребит всех, кто посмеет не преклонить колен перед его величием.
Вода! Под ним была вода. Никогда раньше он не видел столько воды – и она отныне принадлежит владыке! Но стоит вернуться – найти того, кто считает себя хозяином этих вод и этих земель. Найти и уничтожить во славу Родонагрона-бессмертного!
Берег возник неожиданно, и он едва успел изменить направление полета – вдоль полосы прибоя, повторяя все ее изгибы. И показалось то, что было достойно величия владыки: две огромных башни, из которых поднимался серый дым жертвенного огня. Вокруг было множество построек, больших и малых, а еще дальше виднелись иные святилища – башни и пирамиды.
Осталось только выяснить, стоят ли возле жертвенников изображения владыки, а если нет – воздвигнуть их немедля и тут же принести человеческие жертвы, как это бывает каждый раз, когда тланы и тигеты вторгаются в долину Ирольна. Может быть, здесь тоже живут потомки Ольдора-непокорного…
Он опустился возле широкой башни в форме срезанного конуса, из которой поднимались медленные клубы пара, и неторопливо двинулся по твердой серой тропе к огромному зданию без окон. Из-за грязно-зеленой стены раздавался какой-то лязг вперемешку со скрежетом и рычанием, от которого слегка вибрировала земля под ногами. Несомненно, там происходил обряд – но какой… Сверху раздался громогласный звон, и грохот начал постепенно стихать. Из ворот здания начали выходить люди в серых одеждах, и многие, подходя ближе к нему, пялились на сверкающие доспехи, показывали на него пальцами и смеялись. Что это – смех радости или насмешка?
Два жреца в белых одеждах, украшенных золотом, направились прямо к нему, и один из них, непочтительно постучав кулаком о нагрудник, начал что-то кричать. Ну что ж, теперь все ясно: этим людям неведомо величие Родонагрона-бессмертного, они поклоняются лживым идолам, и значит, не достойны жизни. Жезл озарился сиянием, оба жреца упали замертво, и он перешагнул через их тела, неся на вытянутой руке образ владыки. Невежественная толпа начала медленно отступать – страх перед владыкой уже овладел ими, но почтения к бессмертному не читалось в их глазах. Настало время научить их обрядам истинной веры – поклонам и пению Славы!
Изваяние выросло, вознеся голову выше проклятого капища, и Недремлющий опустился перед ним на колени, ожидая, что все немедленно последуют его примеру. Но толпа продолжала пятиться, а некоторые уже обратились в бегство, ища спасения за стенами. Вскоре площадь опустела.
Что ж, если они ищут спасения у своих идолов, ничто не спасет их от гнева бессмертного… Жезл вновь ожил, от него отделилось несколько огненных шаров, устремившихся вслед за беглецами. Шары ударились в стены, и стены начали рассыпаться. Вскоре на месте капища стояло облако пыли, которое медленно оседало, погребая под собой непокорных. Теперь лишь тот, кто сам придет и преклонит колени перед изваянием, останется жив и получит Дары.
Недремлющий поднял свободную ладонь, и на ней образовалась горсть манны – первый Дар этому миру. Первый покорившийся получит первый Дар…
Внезапно из-за угла другого капища, еще не разрушенного, с рычаньем выехала повозка, не запряженная волами, за ней – другая, а потом – еще несколько. Из них начали вылезать жрецы ложной веры, и у каждого в руках было по ритуальному посоху или жезлу. Что ж, пусть покажут, на что способны их идолы…
Грянул гром, но молнии были невидимы. Они вонзались в панцирь, разрывали плоть и доставляли боль, боль, боль… Пора. Главное – не уронить Жезл, покуда с врагами не будет покончено. Пусть погибнут все разом под пятой владыки!
И небесная пята тут же обрушилась на неразумных жрецов, не ведающих, что творят. Площадь покрылась раздавленными телами, а из-за ограждения уже ломились новые полчища врагов. Грохот раздался вновь, но невидимые молнии теперь летели мимо или отскакивали от панциря, который волею владыки стал непробиваем.
Когда-нибудь он расскажет владыке, сколько славных побед одержано именем Родонагрона-бессмертного, сколько яростных врагов повержено во славу его! Неразумные жрецы высыпали на площадь перед статуей, но, увидев груды тел, опешили и перестали метать молнии. Но никто из них не упал на колени перед священным изваянием —они попятились, они обратились в бегство. Непокорные трусы! Никто не будет сожалеть о вашей смерти! И тела ваши достанутся псам! И память о вас иссякнет, едва смерть настигнет вас!
Небесная пята опустилась вновь.
Враг был могуч, но теперь он повержен. Оставшимся в живых должно быть ясно, кто здесь сильнее – их беспомощные идолы или бессмертный владыка. Если покорные не придут до заката, все капища и все жилища будут разрушены. А пока стоит сделать изваяние еще величественней – чтобы его могли видеть с самых дальних окраин это земли, погрязшей в невежестве. Пусть, для начала, хотя бы страх ведет их к истине.
Раздался свист рассекаемого воздуха, и через долю мгновения статую разнесло на мелкие осколки. А потом пламя вспыхнуло прямо под ногами. Плоть, охваченная пламенем, обратилась в боль. Боль стонущей змеей обвила дрожащий от гнева Жезл и вознеслась над морем огня, посылая возмездие тем, кто посмел нанести предательский удар посланнику бессмертного владыки…
Теперь Жезл стал частью его самого, или он стал частью Жезла. Воля владыки, заключенная в сверкающем металле, медленно возрождала его разрушенную плоть. Сначала он стал бесформенной тенью, потом тень обрела неясные очертания, а когда небесный серп Сели вышел на жатву, озарив тяжелым светом руины мерзкого капища, Недремлющий поднялся во плоти над прахом своей победы. Он воспарил над горбатыми крышами и медленно полетел к центру этого нелепого и непомерно огромного нагромождения строений.
И он увидел. Многочисленные колонны поддерживали высокий свод, увенчанный высоким золотым шпилем. Это было так похоже на дворец Проклятой, который он однажды видел, когда верхом на верном Каббиборе мчался впереди войск владыки над долиной Ирольна. Ветер владыки перед самой границей Велизора столкнулся с каким-то из ветров басилеи, или сразу с несколькими – этого он не успел понять, потому что полет закончился падением, и только прикосновение Жезла владыки не позволило боли забрать у него жизнь. Тогда возможность увидеть логово врага едва не закончилось гибелью, но это не значит, что теперь он должен отступить…
Хватило одного взгляда, чтобы многочисленные жрецы, охранявшие вход, упали замертво, не успев воспользоваться своими посохами, несущими боль. И когда он плыл над белокаменной лестницей, ведущей в святилище ложных владык, уже никто не посмел преградить ему путь.
Но внизу обнаружилась только зелень непроходимого леса, и это повергло Недремлющего в уныние – в Варлагоре был только один лес, тот, в котором находился Притвор Видящих, место недоступное и непокорное бессмертному. Но лес должен когда-то кончиться!
Показалась прямая серая лента дороги и сверкающая извилистая лента реки, и там, где они пересекались, теснилось нагромождение нелепых низкорослых строений. По тропам, разделяющим горбатые крыши, ползали разноцветные жуки, размером куда больше крохотных человеческих фигурок, которые теснились возле домов. Может быть, здесь жуки главнее людей… Значит, сначала нужно покорить жуков, а потом уже всех остальных. Недремлющий попытался представить, как жук будет кланяться изваянию владыки, и не смог. Нет, жуков лучше сразу уничтожить – тому, кто не годен для поклона, вообще незачем жить. Он направил жезл туда, где у скрещения нескольких троп скопились многочисленные жуки, и огненные вспышки начали разламывать хрупкие панцири. Надо было спуститься пониже, чтобы рассмотреть врагов, пока не все они уничтожены, но прямо на него, рассекая небо, летело несколько серебряных стрел, и дымный след тянулся за каждой из них. Одна была уже рядом, и Недремлющий метнулся в сторону, пропуская ее мимо себя. Но стрела продолжала преследовать его по воле невидимого хозяина.
Он истребил их взглядом – одну за другой, только последняя превратилась в огненный шар слишком близко, и пламя опалило ему лицо. Бронзовые латы раскалились, и нестерпимая боль охватила все тело. Жезл едва не выпал из руки, но он лишь стиснул обожженные пальцы. Надо только сказать себе, что нет, ни боли, ни серебряных стрел, разящих огнем, и их не станет. Когда он открыл глаза, раны уже затянулись, и панцирь остыл, и огненные стрелы исчезли. Теперь прямо на него летели две серебряные птицы, готовые растерзать врага своими могучими клювами. Но ничто не может повергнуть в ужас посланца владыки, окрыленного его волей, наделенного его могуществом! Жезл озарился сиянием, и птицы, объятые пламенем, оставляя за собой полосы черного дыма, потянулись к земле…
Но странное скопление лачуг, населенное цветными жуками, уже исчезло из виду. Внизу вновь расстелились бескрайние и бесполезные заросли, в которых могли скрываться другие серебряные птицы, несущие огненные стрелы. До них он еще доберется. Когда-нибудь, и это будет скоро, он сокрушит всех, кто попробует воспротивиться власти владыки, истребит всех, кто посмеет не преклонить колен перед его величием.
Вода! Под ним была вода. Никогда раньше он не видел столько воды – и она отныне принадлежит владыке! Но стоит вернуться – найти того, кто считает себя хозяином этих вод и этих земель. Найти и уничтожить во славу Родонагрона-бессмертного!
Берег возник неожиданно, и он едва успел изменить направление полета – вдоль полосы прибоя, повторяя все ее изгибы. И показалось то, что было достойно величия владыки: две огромных башни, из которых поднимался серый дым жертвенного огня. Вокруг было множество построек, больших и малых, а еще дальше виднелись иные святилища – башни и пирамиды.
Осталось только выяснить, стоят ли возле жертвенников изображения владыки, а если нет – воздвигнуть их немедля и тут же принести человеческие жертвы, как это бывает каждый раз, когда тланы и тигеты вторгаются в долину Ирольна. Может быть, здесь тоже живут потомки Ольдора-непокорного…
Он опустился возле широкой башни в форме срезанного конуса, из которой поднимались медленные клубы пара, и неторопливо двинулся по твердой серой тропе к огромному зданию без окон. Из-за грязно-зеленой стены раздавался какой-то лязг вперемешку со скрежетом и рычанием, от которого слегка вибрировала земля под ногами. Несомненно, там происходил обряд – но какой… Сверху раздался громогласный звон, и грохот начал постепенно стихать. Из ворот здания начали выходить люди в серых одеждах, и многие, подходя ближе к нему, пялились на сверкающие доспехи, показывали на него пальцами и смеялись. Что это – смех радости или насмешка?
Два жреца в белых одеждах, украшенных золотом, направились прямо к нему, и один из них, непочтительно постучав кулаком о нагрудник, начал что-то кричать. Ну что ж, теперь все ясно: этим людям неведомо величие Родонагрона-бессмертного, они поклоняются лживым идолам, и значит, не достойны жизни. Жезл озарился сиянием, оба жреца упали замертво, и он перешагнул через их тела, неся на вытянутой руке образ владыки. Невежественная толпа начала медленно отступать – страх перед владыкой уже овладел ими, но почтения к бессмертному не читалось в их глазах. Настало время научить их обрядам истинной веры – поклонам и пению Славы!
Изваяние выросло, вознеся голову выше проклятого капища, и Недремлющий опустился перед ним на колени, ожидая, что все немедленно последуют его примеру. Но толпа продолжала пятиться, а некоторые уже обратились в бегство, ища спасения за стенами. Вскоре площадь опустела.
Что ж, если они ищут спасения у своих идолов, ничто не спасет их от гнева бессмертного… Жезл вновь ожил, от него отделилось несколько огненных шаров, устремившихся вслед за беглецами. Шары ударились в стены, и стены начали рассыпаться. Вскоре на месте капища стояло облако пыли, которое медленно оседало, погребая под собой непокорных. Теперь лишь тот, кто сам придет и преклонит колени перед изваянием, останется жив и получит Дары.
Недремлющий поднял свободную ладонь, и на ней образовалась горсть манны – первый Дар этому миру. Первый покорившийся получит первый Дар…
Внезапно из-за угла другого капища, еще не разрушенного, с рычаньем выехала повозка, не запряженная волами, за ней – другая, а потом – еще несколько. Из них начали вылезать жрецы ложной веры, и у каждого в руках было по ритуальному посоху или жезлу. Что ж, пусть покажут, на что способны их идолы…
Грянул гром, но молнии были невидимы. Они вонзались в панцирь, разрывали плоть и доставляли боль, боль, боль… Пора. Главное – не уронить Жезл, покуда с врагами не будет покончено. Пусть погибнут все разом под пятой владыки!
И небесная пята тут же обрушилась на неразумных жрецов, не ведающих, что творят. Площадь покрылась раздавленными телами, а из-за ограждения уже ломились новые полчища врагов. Грохот раздался вновь, но невидимые молнии теперь летели мимо или отскакивали от панциря, который волею владыки стал непробиваем.
Когда-нибудь он расскажет владыке, сколько славных побед одержано именем Родонагрона-бессмертного, сколько яростных врагов повержено во славу его! Неразумные жрецы высыпали на площадь перед статуей, но, увидев груды тел, опешили и перестали метать молнии. Но никто из них не упал на колени перед священным изваянием —они попятились, они обратились в бегство. Непокорные трусы! Никто не будет сожалеть о вашей смерти! И тела ваши достанутся псам! И память о вас иссякнет, едва смерть настигнет вас!
Небесная пята опустилась вновь.
Враг был могуч, но теперь он повержен. Оставшимся в живых должно быть ясно, кто здесь сильнее – их беспомощные идолы или бессмертный владыка. Если покорные не придут до заката, все капища и все жилища будут разрушены. А пока стоит сделать изваяние еще величественней – чтобы его могли видеть с самых дальних окраин это земли, погрязшей в невежестве. Пусть, для начала, хотя бы страх ведет их к истине.
Раздался свист рассекаемого воздуха, и через долю мгновения статую разнесло на мелкие осколки. А потом пламя вспыхнуло прямо под ногами. Плоть, охваченная пламенем, обратилась в боль. Боль стонущей змеей обвила дрожащий от гнева Жезл и вознеслась над морем огня, посылая возмездие тем, кто посмел нанести предательский удар посланнику бессмертного владыки…
Теперь Жезл стал частью его самого, или он стал частью Жезла. Воля владыки, заключенная в сверкающем металле, медленно возрождала его разрушенную плоть. Сначала он стал бесформенной тенью, потом тень обрела неясные очертания, а когда небесный серп Сели вышел на жатву, озарив тяжелым светом руины мерзкого капища, Недремлющий поднялся во плоти над прахом своей победы. Он воспарил над горбатыми крышами и медленно полетел к центру этого нелепого и непомерно огромного нагромождения строений.
И он увидел. Многочисленные колонны поддерживали высокий свод, увенчанный высоким золотым шпилем. Это было так похоже на дворец Проклятой, который он однажды видел, когда верхом на верном Каббиборе мчался впереди войск владыки над долиной Ирольна. Ветер владыки перед самой границей Велизора столкнулся с каким-то из ветров басилеи, или сразу с несколькими – этого он не успел понять, потому что полет закончился падением, и только прикосновение Жезла владыки не позволило боли забрать у него жизнь. Тогда возможность увидеть логово врага едва не закончилось гибелью, но это не значит, что теперь он должен отступить…
Хватило одного взгляда, чтобы многочисленные жрецы, охранявшие вход, упали замертво, не успев воспользоваться своими посохами, несущими боль. И когда он плыл над белокаменной лестницей, ведущей в святилище ложных владык, уже никто не посмел преградить ему путь.
ГЛАВА 2
"– Путь, который вы избрали, не сулит вам удачи. Склизкие черные черви лежат на тропе к Эрвеолу, поджидая путников, и они голодны. Ядовитые гиены там скалят зубы в ночи и единственный свет, который там есть – блеск их желтых глаз. И день никогда не стоит над тропой к Эрвеолу. Никто из людей не ходил туда по своей воле, и никто из людей не возвращался оттуда. Лишь мертвые тела с вырванными сердцами находят у подножья Черных гор, вершины которых вечно окутаны мраком, – так сказал Сахи-шаман Таиту-страннику и Алху-воину, один их которых искал знания, другой – славы.
– Ответь, Сахи-шаман, как пришли на Эрвеол те люди, чьи тела находят внизу, – так сказал Таит-странник, поборовший свой страх.
– Я сам веду их туда, одурманенных зельем. Иначе Владыки вершин Эрвеола сами спустятся вниз, и настанет конец времен, – так сказал Сахи-шаман, пряча лицо за бубном своим.
– Веди нас туда, Сахи-шаман, но не давай нам зелья, – так сказал Алх-воин, сердце которого было полно отваги".
«Песнь об Эрвеоле», в сборнике «Эпос народа маари», Гельсингхомм-2960 г.
* * *
«Человеческая жизнь стоит ровно столько, во что ее ценит сам хозяин. Чем дороже вещь, тем больше желающих ее отобрать».
Люс Бонди, трубадур Альбийского королевского двора. 1372-1401г.г.
246-я зарубка на Лампе, ночь после заката
Местное солнце казалось бледным и плоским. Глядя на него, можно было поверить, что оно намертво прибито к небесной тверди и вращается вместе с ней, вокруг тверди земной. Зато луна выглядела гораздо весомей и значительней, чем в небе над Хавли или в любом другом месте по ту сторону Источника. Лопо наблюдал за ее неторопливым скольжением по черному бархату, и крупные редкие звезды, мерцающие рядом с ней, больше походили на муляжи, подвешенные к театральному заднику.
Сандра спала, положив голову ему на плечо. Спала по-настоящему, хотя совершенно спокойно могла бы обходиться здесь без сна и без пищи, без воды и без курева, без мыла и без духов… Все это у нее было, но, как говорится, не пьянства ради, а чтобы не отвыкнуть. Порой казалось, что ко всем своим человеческим привычкам, чувствам и потребностям она относится, как музейный хранитель к экспонатам, вещам бесполезным, но дорогим как память.
Они расположились на просторном ковре, который висел над черепичной крышей. В доме в последнее время стало слишком людно, а расширять резиденцию Сандра категорически не хотела – и дом, и сад, и ограда были для нее чем-то вроде памятника минувшему, невозвратному, оставшемуся в иной реальности.
Сам-то он потребности во сне еще не утратил. Безымянная говорила, что это случится позже, когда его плоть постепенно растворится в пространстве или будет кем-то уничтожена. Он не умрет, потому что Того Света для него здесь не предусмотрено, а туда, где всегда пожалуйста, дорожка заказана…
Внизу лениво гавкнул Бимбо, послышались шаги и беспокойные голоса. Лопо осторожно освободил руку из-под головы Сандры, которая что-то недовольно буркнула, и перекатился к краю ковра – посмотреть, что стряслось.
На пороге с факелом в руке стоял Чуткий Олень и всматривался в темноту за оградой. Маленький Тамир-Феан, обхватив руками лохматую шею собаки, смотрел туда же, видимо, просто радуясь неожиданному приключению. Бимбо негромко рычал, демонстрируя клыки неведомому пришельцу, но чувствовалось, что пес больше недоволен тем, что его побеспокоили среди ночи, чем озабочен необходимостью задержать нарушителя границ хозяйских владений.
– Что там? – спросил Лопо достаточно громко, чтобы его услышали внизу, но так, чтобы не разбудить Сандру.
– Похоже, опять паломники… – Чуткий Олень вернул факел в гнездо слева от входа, взял мальчишку за руку, а собаку за ошейник. – До утра подождут… Все равно, ночью не решатся подойти. Пока молиться будут, жертву принесут…
Если Чуткий Олень говорит, что ничего страшного, значит, так оно и есть – он чует, он видит… Лопо вернулся к созерцанию балаганного звездного неба, о которое, казалось, можно было расшибить лоб, если подняться слишком высоко. А если попробовать? Может быть, там есть ответы, которые сейчас ищет Сандра, проводя дни напролет в библиотеке за чтением манускриптов, которые сама же и восстановила по памяти, или сотворила после бесед с Безымянной и паломниками, приходящими поклониться воскресшей Еге – Хранительнице Тепла Дарующей Мир и Покой и т. п. – и так полчаса, не разгибаясь…
Сандру приняли за древнюю богиню, на Сандру возлагают надежды, ей возносят мольбы, ее просят об исцелении, за нее готовы отдать жизнь, причем, не только свою… Горы только на первый взгляда казались совершенно безлюдными…
Паломники шли с юга, из-за бывшей границы местной вселенной, которую разрушила Сандра своим появлением. Нет, не Сандра – Ега-Хранительница… Временами казалось, что никакой Сандры уже давно нет, а эта милая женщина, которая рядом посапывает в подушку – и впрямь местная богиня. Значит, полковник Лопо да Пальпа спит с богиней на ковре-самолете, который парит над уютным домиком, утопающим в кустах роз и жасмина, а по желанию хозяйки в саду расцветает сирень, хотя за оградой лютует стужа. Чудненькая сказочка для младшего комсостава освободительной армии… Кстати, наверное, зря паломников оставили на морозе, не ровен час – замерзнут… Лопо скатился с ковра. Через мгновение он уже стоял у калитки и закутывался в тулуп, постоянно висевший на яблоне, которая сейчас, по желанию Сандры, была в цвету. Помня предупреждения Безымянной, он в последнее время старался не пользоваться фокусами с переодеванием, которые, как и полеты Лопо-ветра, приближали час развоплощения его плоти и способствовали постепенной потере памяти.
Шаг за калитку казался шагом из мира покоя и постоянства в царство стихий. Морозный ветер мгновенно вцепился в лицо и забрался под воротник. В прежней жизни Лопо лишь однажды сталкивался с морозом – во время учебного десанта на Лабра-Ойми, где он командовал взводом соискателей капитанского звания. Но тогда на нем был белый меховой комбинезон, ботинки с электроподогревом и шлем с прозрачным забралом. Форма одежды как-то незаметно сама по себе сменилась на желаемую, и Лопо почувствовал себя лучше.
Перед глазами мелькали мелкие снежинки, и он не сразу разглядел при лунном свете два темных человеческих силуэта, отбросивших на снег длинные тени. Из-за спины выскочил Бимбо, явно недовольный тем, что кто-то без него вышел встречать пришельцев, но Лопо успел схватить его за ошейник.
– О, белая обезьяна, несущая на плечах вместо головы большой блестящий глаз, который все видит даже при свете бледной Сели! О, ходячее око Еги-Хранительницы, вернувшейся в мир волею Вершителя! О, тот, кто изнутри отворил калитку в ее благоухающий сад! О, молчаливый страж ее опочивальни! О, закатная тень ее величия! О, рассветная тень ее великодушия! – Начинало казаться, что уже никогда не иссякнет набор титулов, которыми старик-паломник, бухнувшись на колени, начал награждать бывшего полковника. – Мы пришли поклониться тому благословенному месту, где вновь на землю ступила нога нашей богини, той самой, которой поклонялись предки наших предков. И мы…
Паломник замолчал на полуслове и вдруг повалился набок. Он упал бы, но напарник, все это время стоявший сзади, подхватил его.
– Он не ел шесть дней. – Второй был гораздо моложе, его древнеромейская речь звучала правильней, и, судя по всему, он не был настроен на славословие в адрес богини, которая его еще ничем не облагодетельствовала. – Если его не посадить возле очага, он умрет.
Лопо подхватил старика под правую руку, и они понесли его в дом. Как ни странно, второй странник принял это как должное. Он даже не смотрел на белую обезьяну с глазом вместо головы, стража опочивальни и т. д. Осунувшееся бледное лицо, впалые щеки, глубоко посаженные черные глаза, недельная щетина – похоже, и он еле держался на ногах… И тут Лопо показалось, что он где-то уже видел этого человека. Едва они оказались в благоухающем царстве роз, Лопо чуть было не выпустил свою ношу – он вспомнил: рядом с ним шел тот самый колдун, который загнал его когда-то в тесный глиняный горшок, заставил его пережить муки небытия… Пусть только попробует раскрыть рот для своих заклинаний…
– Лоподапал! – На пороге, прижав руки к груди, стояла Безымянная. – Лоподапал, не наказывай этого человека. Он не ведал, что творил…
– Ты говорила, что не можешь читать мои мысли. – Лопо ощутил, как вверх по пищеводу начинает подниматься праведный гнев, смешанный с опасением, что его вот-вот загонят обратно в кувшин, и просидит он там, словно сказочный джинн, тысячу лет по местному исчислению.
– Достаточно видеть твое лицо, Лоподапал…
– И оставь свою привычку, чуть что, хвататься за кобуру! – заметила Сандра, спустившаяся с небес. Богиня стояла на мраморном крыльце, закутанная в простыню, под которой явно ничего не было, кроме загорелого упругого тела. Сейчас она говорила по-сиарски, а это был верный признак, что богиня разгневана, но желает скрыть это от местной братии. – Если захочешь на ком-нибудь сорваться, используй меня. Мне все равно ничего не будет…
Внимание повелительницы отвлек на себя Бимбо, который, обнюхав паломников, мгновенно потерял к ним всякий интерес и просто растворился в воздухе. Теперь он возник прямо перед Сандрой, посмотрел на нее, удивленно склонив голову набок, а потом ткнулся мордой в ее колени и возлег возле ее ступней.
– Радость моя… – Лопо хотел было высказать встречные претензии по поводу того, что богиня уже много дней безвылазно сидит в своем особняке, в то время как полмира мается под пятой бессмертного тирана, что хватит уже собирать местные сплетни и сдувать пыль с книжных переплетов – все равно ничего нового…
Сандра глазами приказала ему замолчать. Она присела на ступеньки и теперь смотрела лишь на старика-паломника, так и лежавшего на дорожке, посыпанной мелким гравием, между двумя розовыми кустами, белым и голубым…
Чтобы сотворить дом, не требовалось знания архитектуры – любой предмет нужно было лишь мысленно наделить необходимыми свойствами, постараться зрительно представить его, и вскоре он возникал. Чтобы получить свежеподжаренную хлебную горбушку или любое другое изысканное блюдо, ей достаточно было вообразить соответствующий вкус… Собака так и осталась фантомом, живым, осязаемым, имеющим характер и привычки, но все-таки фантомом… Если Сандра на какое-то время забывала о нем, Бимбо исчезал, но через некоторое время появлялся вновь, чтобы напомнить о себе.
А когда приходилось заниматься целительством, ей становилось как-то не по себе. В Кембсфорде иностранные студенты были освобождены от курса военно-прикладных дисциплин, но Сандра старалась посещать занятия по медицинской подготовке, а еще раньше, в Сано-Иво, монашки научили ее пользоваться лечебными травами и обрабатывать раны растительными мазями. Можно было, конечно, просто желать здоровья немощному-больному-увечному, но это почему-то почти не действовало, даже если тот самолично прикасался к Лампе. В свое время Сандра пролистала от корки до корки толстенный анатомический атлас и двухтомную медицинскую энциклопедию, и теперь, слава Единому, эти книги тоже оказались в библиотеке… Когда окружающее пространство вздрагивает даже от тени твоего желания, надо запретить себе творить то, чего не знаешь или знаешь, но поверхностно.
– Ему уже лучше. – Безымянная первой уловила перемену в состоянии пациента, и через несколько секунд, подтверждая ее слова, веки старика едва заметно дрогнули. – Гет-странник, отнеси его в дом. – Она чуть склонилась перед Сандрой. – Если, конечно, Ега-Хранительница позволит…
– Позволит. – Сандра уже прикрыла глаза, она мысленно слилась с Лампой, восстанавливая силы.
Старик поднялся сам, но вместо того, чтобы двинуться вперед, стоял и заворожено смотрел на свою богиню, которой поклонялись многие поколения его предков, а ему довелось увидеть воочию. Он даже сделал попытку упасть на колени, но его ноги еще плохо сгибались.
– О, Ега-Хранительница, вернувшаяся в мир… – начал он свое приветствие, которое, наверное, репетировал всю дорогу.
– Утром, – прервала его богиня. – Утром поговорим.
Сандра исчезла вместе с простыней, Бимбо вновь растворился в воздухе, Гет с помощью подоспевшего Чуткого Оленя повел-таки старика в дом. Лопо решил, что и ему самое время вернуться на ковер-самолет сны досматривать, но когда он, подпрыгнув, уцепился за свисающие кисточки, оказалось, что Сандры на месте нет. Значит, кроме библиотеки, ей быть негде…
Она действительно сидела за письменным столом и смотрела на Лампу сквозь дым сигареты.
– Не помешал? – Лопо присел на подлокотник ее кресла.
– Пока нет. – Она искоса глянула на него. – Ты бы просто не смог войти…
– …если бы ты была против. Так?
– Почти. – Она поманила пальцем второе кресло, и оно послушно придвинулось. – Пересядь, а то мебель сломаешь.
– Ты раньше дом спалишь. – Он затоптал дымящийся на ковре столбик пепла по правую руку от Сандры и послушно разместился в указанном месте. – Ты действительно решила устроиться здесь богиней?
– Богинями не рождаются… – уклончиво ответила она, продолжая безмолвный диалог с Лампой. – Раз уж нас занесло сюда, надо же что-то делать.
– Выбираться отсюда надо. А если повезет, и остальных бессмертных прихватить. Пусть хоть напоследок вкусят простые радости жизни. – Он умолк, подозревая, что она его не слушает, а бродит где-то в дебрях собственного воображения.
– Главное – терпение. – Она как бы очнулась и теперь смотрела на него снисходительно, чуть ли не покровительственно.
– У тебя-то оно откуда – терпение! Куда подевалось твое вечное шило в заднице?
– Ну кто же так с богинями разговаривает…
– Я знаю одного бывшего военнослужащего, который с богинями спит.
– Все-таки наглости у некоторых господ офицеров больше, чем галантности, – заявила она после короткой паузы. – А если серьезно… Ты понимаешь, милый… Здесь исполняются все мои желания, в том числе те, которые скрыты так глубоко, что я сама о них никогда не догадывалась. Ты пойми – здесь не только кресла бегают, и волы летают… Сама я тоже меняюсь, и это не зависит от моей воли… Есть желания, которые не осознаешь. Сейчас перед тобой сидит вовсе не та взбалмошная девица, которая увязалась за тобой прогуляться по пещере… Перед тобой сидит воплощенный идеал, плод воображения Сандры дю Гальмаро, само совершенство с ее точки зрения. И я, кстати, умею много такого, о чем она лишь мечтала…
– Например?
– Например, любить.
Э. Н., 6 день, 13 ч. 23 м.
– Пока не появится кардинал де Стефано, нам всем лучше молчать. А когда он будет здесь, нам и тогда стоит помолчать еще некоторое время. – Генерал Раус говорил с дипломатичной твердостью, а пара штабных офицеров за его спиной волками смотрели на Гресса Вико, который выглядел несколько растерянным.
С тех пор, как начали крепнуть связи между Гальмаро и Конфедерацией, неприязнь в обществе и армии к союзникам нарастала с каждым годом, и вот теперь, когда произошла непонятная и страшная катастрофа, в которой, несомненно, были виновны проклятые эверийцы, здание гостиницы в Хавли, где обосновались оставшиеся в живых «Цепные Псы», находилась чуть ли не на осадном положении. Сиарские офицеры с нетерпением ждали приказа вышвырнуть Вико за дверь, под ноги стоящей во дворе полуроты гвардейцев, и поставить его к стенке. Но генерал медлил. Прежде, чем на что-то решиться, надо было разобраться в ситуации, которая с каждым часом становилась все нелепее и страшнее.