Роман
---------------------------------------------------------------------
Книга: П.А.Загребельный. "Изгнание из рая"
Авторизованный перевод с украинского Ивана Карабутенко
Издательство "Советский писатель", Москва, 1988
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 28 декабря 2002 года
---------------------------------------------------------------------
Роман известного украинского писателя Павла Загребельного "Изгнание из
рая" является продолжением романа "Львиное сердце". В нем показано, как в
современной колхозной деревне ведется борьба против бюрократов, формалистов,
анонимщиков за утверждение здорового морально нравственного климата.
КОТОРОЕ МОЖНО И НЕ ЧИТАТЬ
Несколько лет назад (как не соответствует такое спокойное
словосочетание спазматическим ритмам времени конца XX века!) автор
опубликовал книжечку "Львиное сердце". Где она теперь? Навеки ли утонула в
той древнегреческой реке Лете, название которой странным образом
перекликается с нашими словами "пролетать" и "залетать", то есть исчезать в
безвестности, - или, быть может, зацепилась за чье-нибудь критическое перо и
растекается неуклюжими кляксами в гнетущих перечислениях имен и названий -
имя же им легион!
А тем временем автор в своем нахаль... (заменим это слишком
категорическое слово более мягким - "дерзости"), так вот в своей дерзости
отваживался тешить себя мыслью, будто его книжечка уже зацепилась где-то
хотя бы за самый краешек памяти благодарного читателя и еще посылает в миры
свои слабые сигналы, как это делают улетающие от нас галактики, которые
умерли миллионы лет назад и потому исчезают в безбрежности времени и
пространства темные и безнадежные, а их прежнее свечение еще мчится в
космосе и ищет теплых прибежищ в холодных полях вечности.
Что касается галактик - это если верить астрономам. А что касается
книг? Кто поставит свой высокий авторитет на защиту книги? Кроме того, книга
- и миллионолетия? Го-го, коза! Го-го, серая! - как писал сам же автор
"Львиного сердца" (кстати, проблема коз в новой книге найдет свое дальнейшее
развитие). Так давайте же мобилизуем все свое добродушие и снисходительно
улыбнемся на такую авторскую наивность (и на его нахальство, да, да!). В
особенности если вспомнить, что до сих пор в литературе высочайшие мечтания
не достигали дальше тысячелетий или столетий, а ныне, с развитием нашей
любимой техники и невероятным распространением книгоиздательского дела,
отсчет времени для книг ведется на десятилетия, а то уже и не на летия, а на
месяцы или... дни. И дело не в скоропреходящести и неустойчивости авторских
мыслей (если они есть в книге, если есть!), а скорее в качестве бумаги, на
которой печатаются книги, а еще: в качественном составе атмосферы, попросту
говоря - того воздуха, в котором они должны жить вместе с нами. Люди еще
как-то выдерживают. Приспосабливаются. Адаптируются (слово такое, будто тебя
бьют чем-то деревянным по голове, но ты только почесываешься и продолжаешь
жить дальше). Хотя человек и развивался вместе с животными, но он оказался
намного устойчивее своих диких побратимов. Может, он и не животное, а что-то
загадочное и необъяснимое, как тот домовой, о котором все говорят уже тысячи
лет, а видеть никто не видел? Животные не переносят грандиозных достижений
цивилизации и безмолвно исчезают (мы вносим их в Красную книгу и очень
гордимся своим благородством и благодетельством!), умирают, как те неведомые
галактики, мы же упрямо существуем дальше, не имея иного выхода, но и не
теряя надежд. Но книги наши, напечатанные на целлюлозной (а не на тряпичной,
как когда-то) бумаге, тоже не переносят чрезмерной концентрации промышленных
и автомобильных газов в атмосфере и постепенно разрушаются, растворяются и
разлагаются, будто неустойчивое химическое соединение. Автор видел в
Нью-Йоркской публичной библиотеке книги, напечатанные пятьдесят лет назад.
От них остались только обложки. Страницы же напоминали то ли рыбацкие сети,
то ли кружева, то ли химерную паутину. Ни слов, ни мыслей, ни идеалов - все
сожрала всемогущая научно-техническая революция.
Как бороться с этой новой бедой, какие средства изыскивать?
Во все времена человечество противопоставляло угрозам уничтожения свое
бессмертие, вечную жажду жизни, собственное великое право на жизнь,
величайшее право, скажем мы сегодня!
У писателя точно так же может быть единственный выход: взамен книги
забытой, отживающей, замалчиваемой или просто незамеченной или недооцененной
написать книгу новую в надежде на лучшую долю для нее. Так появляется
намерение продолжить "Львиное сердце" романом "Изгнание из рая". Намерение
вполне естественное, если вспомнить, что принцип умножения, - или, как
говорили древние римляне, мультипликации, - относится, быть может, к
главнейшим для рода людского вообще. Плодитесь и размножайтесь. Кто
откажется от этого призыва? В этом легко убедиться, спросив у малышей, как
они относятся к мультфильмам.
Книги "Львиное сердце" и "Изгнание из рая" можно бы еще рассматривать
как два вагона пассажирского или товарного поезда. Каждый вагон может
существовать отдельно, а если его соединить еще с одним вагоном, то это уже
поезд. Известно, что с билетами на поезда бывает трудно. Скажем, кум достал
билет в один вагон, а кума - в другой. Вот так и с этими романами. Не все
герои протиснулись в "Львиное сердце", кое-кому пришлось ждать нового
вагона. Были и пассажиры нежелательные, как это всегда ведется. Но раз уж
проникли в вагон - ничего не поделаешь!
Итак - "Изгнание из рая".
Название книг - дело ответственное и опасное. Это не то что имена
детей. Там сплошная родительская диктатура, не подлежащая обжалованию. С
книгами труднее. Тут название сразу рождает всякие культурно-исторические
параллели или просто примитивные намеки. Поэтому безопаснее называть книги
либо просто именами героев (женские ценятся выше, в чем автор убедился на
примере "Роксоланы"), или явлениями природы (ветры, дожди, снега, времена
года, дни, месяцы), небесными телами (солнце, луна, звезды, созвездия,
галактики, туманности, квазары, пульсары, даже черные дыры),
пространственно-временными понятиями, а то и просто - лишь бы назвать... А
"Изгнание из рая" - что это? Снова Библия, бог, Адам и Ева? Еще одно
объяснение древнейшего юридического акта (несправедливого, ох какого же
несправедливого!), который применил бог к первым детям своего мира?
Автор предостерегает: объяснений не будет! Хотя можно было бы и
объяснить. Ведь у автора есть свой взгляд на то, что произошло когда-то в
райских садах. Известно, что там жили первые люди, которых звали Адамом и
Евой. Бог изгнал их оттуда, дескать, за то, что Ева съела какое-то там
запретное яблоко, а потом дала его еще и Адаму. Это напоминает наших скупых
и жестоких дядек, стреляющих из двухстволок по детворе, которая хочет
полакомиться плодами их садов.
Ну так вот. Автор считает, что бог изгнал Адама и Еву из рая не за
какое-нибудь там червивое яблочко, а потому, что они надоели ему своим
бездельем. Он трудился в поте лица, а они спали и ели, ели и спали.
Тунеядствовали, одним словом. Он творил, а они насмехались. Он управлял, а
они знай критиковали. Он мыслил, а они жили как трава. Кто бы это стерпел?
Вот и сказал:
- Ага, вы так? Вкусите же и испейте от плодов горьких и из чаш еще
более горьких!
Вопросик - хоть и для Принца датского!
Не нами заведено и не нами замечено, что и на небе сияет радуга, и
птицы улетают в ви-рай (или ирий), и под Новый год в украинской хате испокон
веку был обычай ставить в красном углу сноп-рай и в обыкновеннейшем и
незаметнейшем сельском* рай-оне все называют со словом "рай", правда не
вкладывая в это никакого первобытного или мистического значения, а имея в
виду лишь административно-географическое деление.
______________
* Наши мудрые предки очень хорошо знали, что рай был в селе, а не в
городе, как это теперь кажется подавляющему большинству нашей молодежи. В
подтверждение своей мысли автор разрешит себе привести начало "Поучения
русского", с которым обращались к казакам Богдана Хмельницкого проповедники
того времени, рассказывая им о мироздании и вдохновляя на подвиги для
всякого переустройства этого мироздания:
"Перед началом, дети мои, мира не было ничего. Хоть подожги - все равно
бы не трясло. Никому ничего не далось ни видать, ни ведать. И никому не
далось сиротину изгнать и ничто никому не досталось. И яко пишет акафист в
главе двадцать второй и яко молвит псалмист Харитон с латинянами, ex nihilo
nihil fit (из ничего ничего не происходит). Скажете ли вы мне, мои деточки,
где в то время господь-бог пребывал, что ел и пил и что тоже делал, когда
неба и земли не было? А правда, молчите, потому как не знаете, из чего
господь-бог сотворил? Наперед сотворил небо и землю. На небе сотворил
ангелов, серебряных, золотых, рисованных с глазами соколиными. Под небесами
сотворил птиц - ворон, сорок, воробьев и тетеревов. На земле сотворил
свиней, коров, волов, медведей и волков. И построил им господь РАЙ
(подчеркнуто автором), оградив крепким плетнем и подперев кольями. Там же
посеял дубины, грабины, лещины, ольшины. В огородах посеял свеклу, репу,
редьку, морковь, пастернак и другие злаки и деревья. И ходит себе господь,
глядит, чтобы какой-нибудь поросенок не вылез".
Уже из этого небольшого отрывка (ибо поучение весьма пространное и
поучительное, и автор использовал его не только здесь, но и в своей книге
"Я, Богдан") видно, что:
а) рай зародился в сельской местности;
б) главной заботой творца рая точно так же, как и нашей нынешней, было,
есть и, наверное, всегда будет забота о поросятах или, как скажет один из
героев этого повествования, о животноводстве и всяческом его развитии.
Но наш рай не имеет никакого отношения к районному делению.
Ничего общего не имеет он и с религией и мифологией. Правда, в
определении этой книги стоит словцо "мификология", но тут имеются в виду не
солидные и фундаментальные мифы, которыми сегодня упиваются изысканные умы,
а мелкие мифики, над которыми хочется посмеяться, да и только.
Так что же такое рай? Может, что-то климатическое? Вечное блаженство,
вечное тепло, все ходят босые и без дубленок. Мораль: кто сейчас с
дубленкой, в рай не попадет. Может, именно поэтому потребкооперация и не
везет меховую одежду в наш рай, а все туда, где холоднее: в Тбилиси, в Баку,
Ташкент, станция Кушка. Наверное, из-за этого у нас иногда и вагонов не
хватает. Рай находится неподалеку от райцентра и райпотребсоюза. На каком
языке там разговаривают? Адам: я тебе дам, а дам, ох и дам! Ева: есть ва-шим
и есть нашим, есть что есть, есть что пить (а есть ли в чем походить?).
Послушаешь такое да еще подумаешь, будто здесь живут по принципу Телемского
аббатства: делай, что хочешь, и живи, как хочешь. Но для этого необходима
государственная (у Рабле - королевская) дотация. Не секрет, что у нас много
таких, которые живут на государственной дотации (и весьма неплохо живут,
прямо скажем!), но это не наши герои.
Так что же? Может, наш рай - просто причуда мысли? А откуда она
возникла? Пробудил ее и породил тот человек, который принялся
переименовывать село Карпов Яр. Помните? Сначала Светлоярск, потом
Веселоярск. Лавина тронулась и покатилась. Ибо если такое село, так почему
бы не переименовать еще раз и не назвать его уже Весело-рай-ск! Правда, это
не официально, а только для внутреннего употребления, для хорошего
самочувствия и духовного комфорта, но слово сказано и уже оно живет. Есть
подозрение, что в нашем раю даже бог живет. А где же ему быть? Когда-то,
говорят, показывался, глаголил, давал всяческие указания, теперь спрятался и
не показывается, потому как блаженствует. Это уже мифик. В греческих мифах
бог все время должен был работать, вмешиваться в события, появляясь
неожиданно в самых критических ситуациях. Греки так и говорили: бог из
машины. Теперь из машины появляется не бог, а разве лишь "жигулист", который
нарушил правила движения, или же уполномоченный из области товарищ Жмак,
этот представитель бессмертного племени, на которое не действуют ни
указания, ни постановления, ни народное презрение, ни землетрясения, ни
международное напряжение и термоядерная угроза. Жмак - это уже и не человек,
а нечто наподобие явления природы, следовательно, изгнать его из рая никак
невозможно и наш роман вовсе не об этом.
Будет ли в раю автор? Памятуя, что некоторые авторы имеют способность
надоедать сильнее, чем их книги, следовало бы сделать выводы и
предусмотрительно самоустраниться. Однако иногда придется наведываться к
своим героям, потому что иначе нельзя. К огромному сожалению, свои
странствия в Веселоярск автор будет осуществлять без доктора эрудических
наук Варфоломея Кнурца. Потеря огромная, хотя и незаметная. Как показывает
веселоярский опыт, благодарными бывают только потомки, а современники так и
норовят вытолкать ценного человека на пенсию, будто он им поперек горла
встал. Что было сделано и с Кнурцом. Можно ли вытолкать на пенсию доктора
эрудических наук? Гей-гей! А кого нельзя?
Рай - это место, где уже Самусю никак не набьешь рожу. И не потому, что
там вообще никого не бьют, а только мажут елеем по губам, гладят по головке
и раздают пряники, а просто из-за того, что Самусь бежал из Веселоярска на
каменный карьер в Тахтайку, прихватив с собой жену своего младшего брата
Давидка, прозванную в селе Роксоляной. Один большой остряк сказал: у
человека то преимущество над машиной, что он может управлять собой. Самусь
воспользовался этим естественным преимуществом и направил себя на
каменоломню. Сам себя изгнал из рая. Но наш рассказ и не об этом.
Самусь исчез - и Гриша Левенец оказался на первом месте среди
механизаторов. Так часто бывает в жизни: давно уже нужно было бы человеку
продвинуться, но вверху кто-то сидит, как пробка в бутылке, и держит тебя
только потому, что пролез туда раньше.
Зиньке Федоровне надоел Вновьизбрать. В этом не было бы ничего
необычного, если бы речь шла о жене и муже, ибо известно, что женам
надоедают мужья (иногда), а мужьям - жены (к сожалению, чаще). Но тут
произошел катаклизм. Вновьизбрать - одна эпоха, Зинька Федоровна -
совершенно иной период, а как это согласовать и кто согласует? Никто еще
ничего не знал, спали научно-исследовательские институты, дремали академики,
где-то еще только рождались мудрецы, а тем временем из рая шли и шли поезда
и, словно категорический императив у философа Канта, звучало: "Дай!" - и
Зинька Федоровна должна была материализовать это требование, а Вновьизбрать,
хотя и не имел ничего против, с течением времени все глубже погружался в
нужды своего поколения, утрачивал гибкость, государственную мудрость и право
на владение землей или властью.
Так в Веселоярске возник правительственный кризис.
Разумеется, сам Вновьизбрать добровольно и в мыслях не имел признавать
себя старым, да еще и заявлять об этом публично. Но где-то уже вертелось и
моталось, наматывалось на клубок и на ус, собирались факты и фактики,
записывалось или просто так запоминалось. Там не прибыл на важное совещание,
там не нашли, когда нужно было, там кого-то не встретил, там кого-то не
проводил, там кому-то ни то, а кому-то ни се. А главным негативным фактором
стала Зинька Федоровна, здоровая как рыба, решительная и непоколебимая,
женщина без милости и без снисходительности. Мне нужен молодой председатель
сельсовета! А к голосу председателей колхозов прислушиваются сегодня все,
даже писатели, для которых село - это председатель колхоза, и точка! И
только для председателя колхоза, считают такие писатели (да разве только
они?), - слава и ордена, любовь и мудрость, переживания и стремления, а все
остальное - суета сует.
Конечно, открыто и прямо обо всем этом в Веселоярске не говорили.
Пиетет к Вновьизбрать сохранялся, декорум не нарушался, все было словно бы в
порядке, но недаром ведь говорят, что шила в мешке не утаишь. Да и не такой
был Вновьизбрать, чтобы спокойно наблюдать, как подтачивают его авторитет.
Вот почему на очередной сессии сельского Совета, на повестке которой и
не пахло правительственным кризисом, Вновьизбрать попросил слово для
внеочередного заявления и всех удивил, опечалил и осиротил:
- Дорогие товарищи, говорится-молвится, прошу отпустить меня на
заслуженный отдых.
Попробовали уговаривать. Зинька Федоровна (о фарисейство!) первая, за
ней другие, Вновьизбрать уперся - и ни с места!
- На заслуженный, кажется-видится, нужно давать дорогу молодым!
Зинька Федоровна, дабы не упустить момент, первой же и начала склонять
к мысли о том, чтобы удовлетворить просьбу Вновьизбрать. Но тут вступил в
действие товарищ Жмак, который, как выражаются великие стилисты, с
нескрываемым удивлением наблюдал за этими незапланированными событиями,
наблюдал из президиума, куда был приглашен торжественно и посажен рядом с
председательствующим на сессии Гришей Левенцом, слушал, возмущался, рвал и
метал в своей административной душе. Наконец, видя, что необходимо спасать
положение, он локтем отодвинул Гришу, перехватил (нарушая демократию, прямо
скажем!) председательствование и промолвил в привычном для него духе
указаний и распоряжений:
- Вопрос не подготовлен - снять и не обсуждать!
Здесь придется рассказать о товарище Жмаке несколько популярнее. Вообще
автору досталась весьма неприятная миссия. Надо вводить в этот роман новых и
новых героев, вбрасывать их сюда целыми охапками и о каждом рассказывать
подробно и ясно. Писать об этом обременительно и скучно, а читать еще
скучнее. Но что поделаешь - приходится! Конечно, читать никто никого
заставить не может. Но писать все равно нужно. Ведь кто-то может
поинтересоваться: а кто такой Жмак? Или какой-нибудь другой персонаж.
Одним словом, о товарище Жмаке.
Товарищ Жмак был ярким представителем племени представителей.
Какая бессмыслица, возмутится читатель, и какое стилистическое
убожество: представитель представителей! Но тут автор совершенно бессилен.
Не спасает его даже прекрасный украинский язык, который так щедро обогащают
наши поэты, смело вводя в него слова, даже и не снившиеся Тарасу Шевченко:
буя (пышно растет, бурлит), мрево (марево), рвийный (ревностный), завше
(всегда), покиль (пока, покуда), видтак (после того, затем), котрый
(который, какой), сливе (почти, почти что). Богатство богатством, а ты
вынужден писать: представитель пред... Правда, можно бы еще сказать:
представитель уполномоченных. Но это вносит нежелательную путаницу и может
завести нас даже в дипломатические сферы, где есть и просто представители, и
представители полномочные, и чрезвычайные. А в селе оно все проще. Испокон
веку помогали тут выращивать хлеб, доить коров и вывозить навоз на поля
представители (или уполномоченные), то как же обойдешься в нашем
повествовании без такого представителя пред... Тьфу! Какой неуклюжий стиль!
Вам уже понятно: товарищ Жмак - представитель. Но это еще не все. Как
формируется бессмертный институт представителей? Начинается все с области.
Область рассылает своих представителей во все районы. Район, чтобы не
отставать, уже рассылает своих собственных представителей по колхозам.
Скажем, районный Госстрах едет в колхоз "Победитель" на рыхление свеклы, а
редактор районной газеты - в колхоз "Передовик" на заготовку кормов. Свекла
разрыхляется независимо от того, есть ли там Госстрах или его нет (а в
зависимости от наличия рабочих рук в колхозе "Победитель", где их с каждым
годом все меньше и меньше), корма в колхозе "Передовик" заготовляются так
или не так в зависимости от наличия специальной техники, которую наши
высокоталантливые конструкторы все еще где-то конструируют, и от урожая
сеяных трав, а вовсе не от того - сидит там редактор райгазеты или не сидит.
На сельсоветском уровне - то же самое. Тут, правда, уровень власти не
давал возможности посылать представителей для указаний, зато открывались
неограниченные возможности для помощи. Всех учителей, медицину, какая была,
культмассовых работников - все, что называлось интеллигенцией,
мобилизовывалось, обязывалось, разгонялось и рассылалось на поля, на фермы,
в бригады, в мастерские, во все колхозные звенья и подразделения для
присутствия, для помощи, для сеяния разумного, доброго, вечного - чтения
лекций, рисования стенгазет, разговоров и вздохов, советов и подсказок.
...Но автор слишком заговорился и забыл о Жмаке!
Товарищ Жмак был областным представителем. И не из племени якалов,
представители которого только и знают угрожать: ятебепокажу! ятебедам! А из
породы тыкалов, у которой чуточку иной словарь: тыуменязапоешь!
тыуменязатанцуешь!
Можно понять, какими полномочиями был наделен товарищ Жмак! Почему он
оказался в Веселоярске, а не сидел в райцентре? Это уже сугубо
индивидуальное. Товарищ Жмак решил осчастливить Веселоярск, как село новое и
показательное со всех точек зрения, и заявил, что отныне делает колхоз
"Днипро" базовым для своего высокого представительства. Какая радость и
какая честь!
Неудивительно поэтому, что товарища Жмака торжественно пригласили в
президиум очередной сессии Веселоярского сельского Совета.
Кто же знал, что Вновьизбрать выступит со своим внеочередным
заявлением!
Но, как уже сказано выше, товарищ Жмак мгновенно разобрался в
обстановке, попытался захватить власть и потребовал отложить вопрос о
Вновьизбрать, как неподготовленный.
Вновьизбрать выступил с решительным возражением. Его поддержала Зинька
Федоровна, не желавшая упустить случай отстранить Вновьизбрать от
руководства. Гриша Левенец, как председательствующий на сессии, осторожно,
однако весьма решительно сказал, что если вопрос поставлен, да еще таким
авторитетным человеком, как сам председатель сельсовета, то отодвигать его
нельзя, надо обсуждать с соблюдением всех демократических норм.
Молодой, да ранний, сделал для себя вывод товарищ Жмак и потребовал
объявить перерыв на сессии, чтобы он мог связаться по телефону и поставить в
известность.
- Какой же перерыв, если мы еще и не заседали? - удивился Гриша. -
Товарищи, есть предложение отпустить товарища Жмака из президиума, чтобы он
смог поставить в известность, а нам продолжить обсуждение.
Сессия приняла предложение единогласно, уже объявлялись желающие
выступить, а товарищ Жмак, скрежеща зубами, побежал к телефону, чтобы бить
по всем коммутаторам и узлам связи, и, забыв о своем высоком уровне, посылал
по адресу Гриши Левенца угрозы на уровнях куда более низких и
малозначительных: "Ну, яжетебепокажу! Тыжеуменязапоешь!"
Звонил товарищ Жмак не единолично, а комплексно: товарищу Борису
Борисовичу, Петру Петровичу, Федору Федоровичу. В наших местах руководство
подбиралось с такими, если можно так выразиться, унифицированными, или
однообразными, наименованиями. Может, для солидности, может, для удобства, а
может, и просто случайно. Но не для смеха, товарищи, какой тут смех, когда
вокруг столько серьезных дел!
В соответствии с уровнем своих собеседников, товарищ Жмак
демонстрировал и безграничную гамму телефонного слушания. В этом деле он был
неутомимо-изобретательным, так, словно закончил специальные курсы по умению
слушать телефон. Со стороны это выглядело так:
- Ну, слушаю!..
- Так, слушаю...
- Так, так, слушаю...
- Слушаю вас...
- Слушаю вас внимательно...
- Слушаю вас очень внимательно...
- Слушаю вас чрезвычайно внимательно...
- Слуш...
- Сл...
- С...
А потом уж просто - ах! И заглатывает товарищ Жмак воздух полной
грудью, и замирает, а провода гудят, а простор гремит, и слова летят, словно
чайки в песне Дмитра Гнатюка, - какая радость и какое блаженство!
Тут еще нужно несколько слов для описания товарища Жмака, чтобы вы
случайно не перепутали его с кем-нибудь и узнали, как только встретите. У
товарища Жмака огромная голова (чтобы держать в ней все указания), лицо
просторное, так что на нем свободно вырисовывается и надлежащая угодливость
(для всего, что выше), и грозы, и вьюги (для всего, что ниже). Туловище у
товарища Жмака весьма плотно и целесообразно обложено мышцами, для того
чтобы в нужный миг наклоняться (или склоняться) в нужном направлении. Когда
человек склоняется-наклоняется, то невольно (по законам земного тяготения
или какой-то там эволюции) приходится отставлять одну часть тела для
противовеса. Не будем скрывать: у товарища Жмака было что отставлять для
противовеса. Одним словом, - человек солидный и голосом, и осанкой, не
говоря уже о положении и авторитете.
Переговорив по всем надлежащим телефонам, товарищ Жмак возвратился в
зал заседаний сессии, занял свое место в президиуме, стал слушать и
ужаснулся. Пока он отсутствовал, тут не только не подумали снять вопрос, как
не подготовленный, а договорились до ручки! Зинька Федоровна гнула
потихоньку к тому, чтобы удовлетворить просьбу Вновьизбрать, хотя она и
председатель колхоза, сила и авторитет, но все равно ведь женщина, а женщины
неуправляемы и анархичны, тут товарищ Жмак имел твердое убеждение, и нельзя
выдвигать их на руководящие должности. Создалась за это время и группа
---------------------------------------------------------------------
Книга: П.А.Загребельный. "Изгнание из рая"
Авторизованный перевод с украинского Ивана Карабутенко
Издательство "Советский писатель", Москва, 1988
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 28 декабря 2002 года
---------------------------------------------------------------------
Роман известного украинского писателя Павла Загребельного "Изгнание из
рая" является продолжением романа "Львиное сердце". В нем показано, как в
современной колхозной деревне ведется борьба против бюрократов, формалистов,
анонимщиков за утверждение здорового морально нравственного климата.
КОТОРОЕ МОЖНО И НЕ ЧИТАТЬ
Несколько лет назад (как не соответствует такое спокойное
словосочетание спазматическим ритмам времени конца XX века!) автор
опубликовал книжечку "Львиное сердце". Где она теперь? Навеки ли утонула в
той древнегреческой реке Лете, название которой странным образом
перекликается с нашими словами "пролетать" и "залетать", то есть исчезать в
безвестности, - или, быть может, зацепилась за чье-нибудь критическое перо и
растекается неуклюжими кляксами в гнетущих перечислениях имен и названий -
имя же им легион!
А тем временем автор в своем нахаль... (заменим это слишком
категорическое слово более мягким - "дерзости"), так вот в своей дерзости
отваживался тешить себя мыслью, будто его книжечка уже зацепилась где-то
хотя бы за самый краешек памяти благодарного читателя и еще посылает в миры
свои слабые сигналы, как это делают улетающие от нас галактики, которые
умерли миллионы лет назад и потому исчезают в безбрежности времени и
пространства темные и безнадежные, а их прежнее свечение еще мчится в
космосе и ищет теплых прибежищ в холодных полях вечности.
Что касается галактик - это если верить астрономам. А что касается
книг? Кто поставит свой высокий авторитет на защиту книги? Кроме того, книга
- и миллионолетия? Го-го, коза! Го-го, серая! - как писал сам же автор
"Львиного сердца" (кстати, проблема коз в новой книге найдет свое дальнейшее
развитие). Так давайте же мобилизуем все свое добродушие и снисходительно
улыбнемся на такую авторскую наивность (и на его нахальство, да, да!). В
особенности если вспомнить, что до сих пор в литературе высочайшие мечтания
не достигали дальше тысячелетий или столетий, а ныне, с развитием нашей
любимой техники и невероятным распространением книгоиздательского дела,
отсчет времени для книг ведется на десятилетия, а то уже и не на летия, а на
месяцы или... дни. И дело не в скоропреходящести и неустойчивости авторских
мыслей (если они есть в книге, если есть!), а скорее в качестве бумаги, на
которой печатаются книги, а еще: в качественном составе атмосферы, попросту
говоря - того воздуха, в котором они должны жить вместе с нами. Люди еще
как-то выдерживают. Приспосабливаются. Адаптируются (слово такое, будто тебя
бьют чем-то деревянным по голове, но ты только почесываешься и продолжаешь
жить дальше). Хотя человек и развивался вместе с животными, но он оказался
намного устойчивее своих диких побратимов. Может, он и не животное, а что-то
загадочное и необъяснимое, как тот домовой, о котором все говорят уже тысячи
лет, а видеть никто не видел? Животные не переносят грандиозных достижений
цивилизации и безмолвно исчезают (мы вносим их в Красную книгу и очень
гордимся своим благородством и благодетельством!), умирают, как те неведомые
галактики, мы же упрямо существуем дальше, не имея иного выхода, но и не
теряя надежд. Но книги наши, напечатанные на целлюлозной (а не на тряпичной,
как когда-то) бумаге, тоже не переносят чрезмерной концентрации промышленных
и автомобильных газов в атмосфере и постепенно разрушаются, растворяются и
разлагаются, будто неустойчивое химическое соединение. Автор видел в
Нью-Йоркской публичной библиотеке книги, напечатанные пятьдесят лет назад.
От них остались только обложки. Страницы же напоминали то ли рыбацкие сети,
то ли кружева, то ли химерную паутину. Ни слов, ни мыслей, ни идеалов - все
сожрала всемогущая научно-техническая революция.
Как бороться с этой новой бедой, какие средства изыскивать?
Во все времена человечество противопоставляло угрозам уничтожения свое
бессмертие, вечную жажду жизни, собственное великое право на жизнь,
величайшее право, скажем мы сегодня!
У писателя точно так же может быть единственный выход: взамен книги
забытой, отживающей, замалчиваемой или просто незамеченной или недооцененной
написать книгу новую в надежде на лучшую долю для нее. Так появляется
намерение продолжить "Львиное сердце" романом "Изгнание из рая". Намерение
вполне естественное, если вспомнить, что принцип умножения, - или, как
говорили древние римляне, мультипликации, - относится, быть может, к
главнейшим для рода людского вообще. Плодитесь и размножайтесь. Кто
откажется от этого призыва? В этом легко убедиться, спросив у малышей, как
они относятся к мультфильмам.
Книги "Львиное сердце" и "Изгнание из рая" можно бы еще рассматривать
как два вагона пассажирского или товарного поезда. Каждый вагон может
существовать отдельно, а если его соединить еще с одним вагоном, то это уже
поезд. Известно, что с билетами на поезда бывает трудно. Скажем, кум достал
билет в один вагон, а кума - в другой. Вот так и с этими романами. Не все
герои протиснулись в "Львиное сердце", кое-кому пришлось ждать нового
вагона. Были и пассажиры нежелательные, как это всегда ведется. Но раз уж
проникли в вагон - ничего не поделаешь!
Итак - "Изгнание из рая".
Название книг - дело ответственное и опасное. Это не то что имена
детей. Там сплошная родительская диктатура, не подлежащая обжалованию. С
книгами труднее. Тут название сразу рождает всякие культурно-исторические
параллели или просто примитивные намеки. Поэтому безопаснее называть книги
либо просто именами героев (женские ценятся выше, в чем автор убедился на
примере "Роксоланы"), или явлениями природы (ветры, дожди, снега, времена
года, дни, месяцы), небесными телами (солнце, луна, звезды, созвездия,
галактики, туманности, квазары, пульсары, даже черные дыры),
пространственно-временными понятиями, а то и просто - лишь бы назвать... А
"Изгнание из рая" - что это? Снова Библия, бог, Адам и Ева? Еще одно
объяснение древнейшего юридического акта (несправедливого, ох какого же
несправедливого!), который применил бог к первым детям своего мира?
Автор предостерегает: объяснений не будет! Хотя можно было бы и
объяснить. Ведь у автора есть свой взгляд на то, что произошло когда-то в
райских садах. Известно, что там жили первые люди, которых звали Адамом и
Евой. Бог изгнал их оттуда, дескать, за то, что Ева съела какое-то там
запретное яблоко, а потом дала его еще и Адаму. Это напоминает наших скупых
и жестоких дядек, стреляющих из двухстволок по детворе, которая хочет
полакомиться плодами их садов.
Ну так вот. Автор считает, что бог изгнал Адама и Еву из рая не за
какое-нибудь там червивое яблочко, а потому, что они надоели ему своим
бездельем. Он трудился в поте лица, а они спали и ели, ели и спали.
Тунеядствовали, одним словом. Он творил, а они насмехались. Он управлял, а
они знай критиковали. Он мыслил, а они жили как трава. Кто бы это стерпел?
Вот и сказал:
- Ага, вы так? Вкусите же и испейте от плодов горьких и из чаш еще
более горьких!
Вопросик - хоть и для Принца датского!
Не нами заведено и не нами замечено, что и на небе сияет радуга, и
птицы улетают в ви-рай (или ирий), и под Новый год в украинской хате испокон
веку был обычай ставить в красном углу сноп-рай и в обыкновеннейшем и
незаметнейшем сельском* рай-оне все называют со словом "рай", правда не
вкладывая в это никакого первобытного или мистического значения, а имея в
виду лишь административно-географическое деление.
______________
* Наши мудрые предки очень хорошо знали, что рай был в селе, а не в
городе, как это теперь кажется подавляющему большинству нашей молодежи. В
подтверждение своей мысли автор разрешит себе привести начало "Поучения
русского", с которым обращались к казакам Богдана Хмельницкого проповедники
того времени, рассказывая им о мироздании и вдохновляя на подвиги для
всякого переустройства этого мироздания:
"Перед началом, дети мои, мира не было ничего. Хоть подожги - все равно
бы не трясло. Никому ничего не далось ни видать, ни ведать. И никому не
далось сиротину изгнать и ничто никому не досталось. И яко пишет акафист в
главе двадцать второй и яко молвит псалмист Харитон с латинянами, ex nihilo
nihil fit (из ничего ничего не происходит). Скажете ли вы мне, мои деточки,
где в то время господь-бог пребывал, что ел и пил и что тоже делал, когда
неба и земли не было? А правда, молчите, потому как не знаете, из чего
господь-бог сотворил? Наперед сотворил небо и землю. На небе сотворил
ангелов, серебряных, золотых, рисованных с глазами соколиными. Под небесами
сотворил птиц - ворон, сорок, воробьев и тетеревов. На земле сотворил
свиней, коров, волов, медведей и волков. И построил им господь РАЙ
(подчеркнуто автором), оградив крепким плетнем и подперев кольями. Там же
посеял дубины, грабины, лещины, ольшины. В огородах посеял свеклу, репу,
редьку, морковь, пастернак и другие злаки и деревья. И ходит себе господь,
глядит, чтобы какой-нибудь поросенок не вылез".
Уже из этого небольшого отрывка (ибо поучение весьма пространное и
поучительное, и автор использовал его не только здесь, но и в своей книге
"Я, Богдан") видно, что:
а) рай зародился в сельской местности;
б) главной заботой творца рая точно так же, как и нашей нынешней, было,
есть и, наверное, всегда будет забота о поросятах или, как скажет один из
героев этого повествования, о животноводстве и всяческом его развитии.
Но наш рай не имеет никакого отношения к районному делению.
Ничего общего не имеет он и с религией и мифологией. Правда, в
определении этой книги стоит словцо "мификология", но тут имеются в виду не
солидные и фундаментальные мифы, которыми сегодня упиваются изысканные умы,
а мелкие мифики, над которыми хочется посмеяться, да и только.
Так что же такое рай? Может, что-то климатическое? Вечное блаженство,
вечное тепло, все ходят босые и без дубленок. Мораль: кто сейчас с
дубленкой, в рай не попадет. Может, именно поэтому потребкооперация и не
везет меховую одежду в наш рай, а все туда, где холоднее: в Тбилиси, в Баку,
Ташкент, станция Кушка. Наверное, из-за этого у нас иногда и вагонов не
хватает. Рай находится неподалеку от райцентра и райпотребсоюза. На каком
языке там разговаривают? Адам: я тебе дам, а дам, ох и дам! Ева: есть ва-шим
и есть нашим, есть что есть, есть что пить (а есть ли в чем походить?).
Послушаешь такое да еще подумаешь, будто здесь живут по принципу Телемского
аббатства: делай, что хочешь, и живи, как хочешь. Но для этого необходима
государственная (у Рабле - королевская) дотация. Не секрет, что у нас много
таких, которые живут на государственной дотации (и весьма неплохо живут,
прямо скажем!), но это не наши герои.
Так что же? Может, наш рай - просто причуда мысли? А откуда она
возникла? Пробудил ее и породил тот человек, который принялся
переименовывать село Карпов Яр. Помните? Сначала Светлоярск, потом
Веселоярск. Лавина тронулась и покатилась. Ибо если такое село, так почему
бы не переименовать еще раз и не назвать его уже Весело-рай-ск! Правда, это
не официально, а только для внутреннего употребления, для хорошего
самочувствия и духовного комфорта, но слово сказано и уже оно живет. Есть
подозрение, что в нашем раю даже бог живет. А где же ему быть? Когда-то,
говорят, показывался, глаголил, давал всяческие указания, теперь спрятался и
не показывается, потому как блаженствует. Это уже мифик. В греческих мифах
бог все время должен был работать, вмешиваться в события, появляясь
неожиданно в самых критических ситуациях. Греки так и говорили: бог из
машины. Теперь из машины появляется не бог, а разве лишь "жигулист", который
нарушил правила движения, или же уполномоченный из области товарищ Жмак,
этот представитель бессмертного племени, на которое не действуют ни
указания, ни постановления, ни народное презрение, ни землетрясения, ни
международное напряжение и термоядерная угроза. Жмак - это уже и не человек,
а нечто наподобие явления природы, следовательно, изгнать его из рая никак
невозможно и наш роман вовсе не об этом.
Будет ли в раю автор? Памятуя, что некоторые авторы имеют способность
надоедать сильнее, чем их книги, следовало бы сделать выводы и
предусмотрительно самоустраниться. Однако иногда придется наведываться к
своим героям, потому что иначе нельзя. К огромному сожалению, свои
странствия в Веселоярск автор будет осуществлять без доктора эрудических
наук Варфоломея Кнурца. Потеря огромная, хотя и незаметная. Как показывает
веселоярский опыт, благодарными бывают только потомки, а современники так и
норовят вытолкать ценного человека на пенсию, будто он им поперек горла
встал. Что было сделано и с Кнурцом. Можно ли вытолкать на пенсию доктора
эрудических наук? Гей-гей! А кого нельзя?
Рай - это место, где уже Самусю никак не набьешь рожу. И не потому, что
там вообще никого не бьют, а только мажут елеем по губам, гладят по головке
и раздают пряники, а просто из-за того, что Самусь бежал из Веселоярска на
каменный карьер в Тахтайку, прихватив с собой жену своего младшего брата
Давидка, прозванную в селе Роксоляной. Один большой остряк сказал: у
человека то преимущество над машиной, что он может управлять собой. Самусь
воспользовался этим естественным преимуществом и направил себя на
каменоломню. Сам себя изгнал из рая. Но наш рассказ и не об этом.
Самусь исчез - и Гриша Левенец оказался на первом месте среди
механизаторов. Так часто бывает в жизни: давно уже нужно было бы человеку
продвинуться, но вверху кто-то сидит, как пробка в бутылке, и держит тебя
только потому, что пролез туда раньше.
Зиньке Федоровне надоел Вновьизбрать. В этом не было бы ничего
необычного, если бы речь шла о жене и муже, ибо известно, что женам
надоедают мужья (иногда), а мужьям - жены (к сожалению, чаще). Но тут
произошел катаклизм. Вновьизбрать - одна эпоха, Зинька Федоровна -
совершенно иной период, а как это согласовать и кто согласует? Никто еще
ничего не знал, спали научно-исследовательские институты, дремали академики,
где-то еще только рождались мудрецы, а тем временем из рая шли и шли поезда
и, словно категорический императив у философа Канта, звучало: "Дай!" - и
Зинька Федоровна должна была материализовать это требование, а Вновьизбрать,
хотя и не имел ничего против, с течением времени все глубже погружался в
нужды своего поколения, утрачивал гибкость, государственную мудрость и право
на владение землей или властью.
Так в Веселоярске возник правительственный кризис.
Разумеется, сам Вновьизбрать добровольно и в мыслях не имел признавать
себя старым, да еще и заявлять об этом публично. Но где-то уже вертелось и
моталось, наматывалось на клубок и на ус, собирались факты и фактики,
записывалось или просто так запоминалось. Там не прибыл на важное совещание,
там не нашли, когда нужно было, там кого-то не встретил, там кого-то не
проводил, там кому-то ни то, а кому-то ни се. А главным негативным фактором
стала Зинька Федоровна, здоровая как рыба, решительная и непоколебимая,
женщина без милости и без снисходительности. Мне нужен молодой председатель
сельсовета! А к голосу председателей колхозов прислушиваются сегодня все,
даже писатели, для которых село - это председатель колхоза, и точка! И
только для председателя колхоза, считают такие писатели (да разве только
они?), - слава и ордена, любовь и мудрость, переживания и стремления, а все
остальное - суета сует.
Конечно, открыто и прямо обо всем этом в Веселоярске не говорили.
Пиетет к Вновьизбрать сохранялся, декорум не нарушался, все было словно бы в
порядке, но недаром ведь говорят, что шила в мешке не утаишь. Да и не такой
был Вновьизбрать, чтобы спокойно наблюдать, как подтачивают его авторитет.
Вот почему на очередной сессии сельского Совета, на повестке которой и
не пахло правительственным кризисом, Вновьизбрать попросил слово для
внеочередного заявления и всех удивил, опечалил и осиротил:
- Дорогие товарищи, говорится-молвится, прошу отпустить меня на
заслуженный отдых.
Попробовали уговаривать. Зинька Федоровна (о фарисейство!) первая, за
ней другие, Вновьизбрать уперся - и ни с места!
- На заслуженный, кажется-видится, нужно давать дорогу молодым!
Зинька Федоровна, дабы не упустить момент, первой же и начала склонять
к мысли о том, чтобы удовлетворить просьбу Вновьизбрать. Но тут вступил в
действие товарищ Жмак, который, как выражаются великие стилисты, с
нескрываемым удивлением наблюдал за этими незапланированными событиями,
наблюдал из президиума, куда был приглашен торжественно и посажен рядом с
председательствующим на сессии Гришей Левенцом, слушал, возмущался, рвал и
метал в своей административной душе. Наконец, видя, что необходимо спасать
положение, он локтем отодвинул Гришу, перехватил (нарушая демократию, прямо
скажем!) председательствование и промолвил в привычном для него духе
указаний и распоряжений:
- Вопрос не подготовлен - снять и не обсуждать!
Здесь придется рассказать о товарище Жмаке несколько популярнее. Вообще
автору досталась весьма неприятная миссия. Надо вводить в этот роман новых и
новых героев, вбрасывать их сюда целыми охапками и о каждом рассказывать
подробно и ясно. Писать об этом обременительно и скучно, а читать еще
скучнее. Но что поделаешь - приходится! Конечно, читать никто никого
заставить не может. Но писать все равно нужно. Ведь кто-то может
поинтересоваться: а кто такой Жмак? Или какой-нибудь другой персонаж.
Одним словом, о товарище Жмаке.
Товарищ Жмак был ярким представителем племени представителей.
Какая бессмыслица, возмутится читатель, и какое стилистическое
убожество: представитель представителей! Но тут автор совершенно бессилен.
Не спасает его даже прекрасный украинский язык, который так щедро обогащают
наши поэты, смело вводя в него слова, даже и не снившиеся Тарасу Шевченко:
буя (пышно растет, бурлит), мрево (марево), рвийный (ревностный), завше
(всегда), покиль (пока, покуда), видтак (после того, затем), котрый
(который, какой), сливе (почти, почти что). Богатство богатством, а ты
вынужден писать: представитель пред... Правда, можно бы еще сказать:
представитель уполномоченных. Но это вносит нежелательную путаницу и может
завести нас даже в дипломатические сферы, где есть и просто представители, и
представители полномочные, и чрезвычайные. А в селе оно все проще. Испокон
веку помогали тут выращивать хлеб, доить коров и вывозить навоз на поля
представители (или уполномоченные), то как же обойдешься в нашем
повествовании без такого представителя пред... Тьфу! Какой неуклюжий стиль!
Вам уже понятно: товарищ Жмак - представитель. Но это еще не все. Как
формируется бессмертный институт представителей? Начинается все с области.
Область рассылает своих представителей во все районы. Район, чтобы не
отставать, уже рассылает своих собственных представителей по колхозам.
Скажем, районный Госстрах едет в колхоз "Победитель" на рыхление свеклы, а
редактор районной газеты - в колхоз "Передовик" на заготовку кормов. Свекла
разрыхляется независимо от того, есть ли там Госстрах или его нет (а в
зависимости от наличия рабочих рук в колхозе "Победитель", где их с каждым
годом все меньше и меньше), корма в колхозе "Передовик" заготовляются так
или не так в зависимости от наличия специальной техники, которую наши
высокоталантливые конструкторы все еще где-то конструируют, и от урожая
сеяных трав, а вовсе не от того - сидит там редактор райгазеты или не сидит.
На сельсоветском уровне - то же самое. Тут, правда, уровень власти не
давал возможности посылать представителей для указаний, зато открывались
неограниченные возможности для помощи. Всех учителей, медицину, какая была,
культмассовых работников - все, что называлось интеллигенцией,
мобилизовывалось, обязывалось, разгонялось и рассылалось на поля, на фермы,
в бригады, в мастерские, во все колхозные звенья и подразделения для
присутствия, для помощи, для сеяния разумного, доброго, вечного - чтения
лекций, рисования стенгазет, разговоров и вздохов, советов и подсказок.
...Но автор слишком заговорился и забыл о Жмаке!
Товарищ Жмак был областным представителем. И не из племени якалов,
представители которого только и знают угрожать: ятебепокажу! ятебедам! А из
породы тыкалов, у которой чуточку иной словарь: тыуменязапоешь!
тыуменязатанцуешь!
Можно понять, какими полномочиями был наделен товарищ Жмак! Почему он
оказался в Веселоярске, а не сидел в райцентре? Это уже сугубо
индивидуальное. Товарищ Жмак решил осчастливить Веселоярск, как село новое и
показательное со всех точек зрения, и заявил, что отныне делает колхоз
"Днипро" базовым для своего высокого представительства. Какая радость и
какая честь!
Неудивительно поэтому, что товарища Жмака торжественно пригласили в
президиум очередной сессии Веселоярского сельского Совета.
Кто же знал, что Вновьизбрать выступит со своим внеочередным
заявлением!
Но, как уже сказано выше, товарищ Жмак мгновенно разобрался в
обстановке, попытался захватить власть и потребовал отложить вопрос о
Вновьизбрать, как неподготовленный.
Вновьизбрать выступил с решительным возражением. Его поддержала Зинька
Федоровна, не желавшая упустить случай отстранить Вновьизбрать от
руководства. Гриша Левенец, как председательствующий на сессии, осторожно,
однако весьма решительно сказал, что если вопрос поставлен, да еще таким
авторитетным человеком, как сам председатель сельсовета, то отодвигать его
нельзя, надо обсуждать с соблюдением всех демократических норм.
Молодой, да ранний, сделал для себя вывод товарищ Жмак и потребовал
объявить перерыв на сессии, чтобы он мог связаться по телефону и поставить в
известность.
- Какой же перерыв, если мы еще и не заседали? - удивился Гриша. -
Товарищи, есть предложение отпустить товарища Жмака из президиума, чтобы он
смог поставить в известность, а нам продолжить обсуждение.
Сессия приняла предложение единогласно, уже объявлялись желающие
выступить, а товарищ Жмак, скрежеща зубами, побежал к телефону, чтобы бить
по всем коммутаторам и узлам связи, и, забыв о своем высоком уровне, посылал
по адресу Гриши Левенца угрозы на уровнях куда более низких и
малозначительных: "Ну, яжетебепокажу! Тыжеуменязапоешь!"
Звонил товарищ Жмак не единолично, а комплексно: товарищу Борису
Борисовичу, Петру Петровичу, Федору Федоровичу. В наших местах руководство
подбиралось с такими, если можно так выразиться, унифицированными, или
однообразными, наименованиями. Может, для солидности, может, для удобства, а
может, и просто случайно. Но не для смеха, товарищи, какой тут смех, когда
вокруг столько серьезных дел!
В соответствии с уровнем своих собеседников, товарищ Жмак
демонстрировал и безграничную гамму телефонного слушания. В этом деле он был
неутомимо-изобретательным, так, словно закончил специальные курсы по умению
слушать телефон. Со стороны это выглядело так:
- Ну, слушаю!..
- Так, слушаю...
- Так, так, слушаю...
- Слушаю вас...
- Слушаю вас внимательно...
- Слушаю вас очень внимательно...
- Слушаю вас чрезвычайно внимательно...
- Слуш...
- Сл...
- С...
А потом уж просто - ах! И заглатывает товарищ Жмак воздух полной
грудью, и замирает, а провода гудят, а простор гремит, и слова летят, словно
чайки в песне Дмитра Гнатюка, - какая радость и какое блаженство!
Тут еще нужно несколько слов для описания товарища Жмака, чтобы вы
случайно не перепутали его с кем-нибудь и узнали, как только встретите. У
товарища Жмака огромная голова (чтобы держать в ней все указания), лицо
просторное, так что на нем свободно вырисовывается и надлежащая угодливость
(для всего, что выше), и грозы, и вьюги (для всего, что ниже). Туловище у
товарища Жмака весьма плотно и целесообразно обложено мышцами, для того
чтобы в нужный миг наклоняться (или склоняться) в нужном направлении. Когда
человек склоняется-наклоняется, то невольно (по законам земного тяготения
или какой-то там эволюции) приходится отставлять одну часть тела для
противовеса. Не будем скрывать: у товарища Жмака было что отставлять для
противовеса. Одним словом, - человек солидный и голосом, и осанкой, не
говоря уже о положении и авторитете.
Переговорив по всем надлежащим телефонам, товарищ Жмак возвратился в
зал заседаний сессии, занял свое место в президиуме, стал слушать и
ужаснулся. Пока он отсутствовал, тут не только не подумали снять вопрос, как
не подготовленный, а договорились до ручки! Зинька Федоровна гнула
потихоньку к тому, чтобы удовлетворить просьбу Вновьизбрать, хотя она и
председатель колхоза, сила и авторитет, но все равно ведь женщина, а женщины
неуправляемы и анархичны, тут товарищ Жмак имел твердое убеждение, и нельзя
выдвигать их на руководящие должности. Создалась за это время и группа