Страница:
На мгновение Рейми охватило сильнейшее искушение перечислить все, что он вынес из своего жизненного опыта, начиная от науки организации бизнеса, которой он овладевал как раз перед тем, как так неудачно скатился с заснеженной горы. Это, наверно, заставило бы ее заткнуться.
Он преодолел искушение и смиренно сказал:
— Ты права. Извини.
— Так-то лучше. И теперь давай выслушаем твою историю. Начиная с того, почему ты не плаваешь в компании симпатичной Производительницы.
— Я высоко ценю твою заботу, — увильнул от ответа Рейми, приняв решение.
Может, и впрямь она готова доставить его в то место, где есть еда, но — не ценой излияний. Ему даже думать не хотелось о Драсни, а уж тем более обсуждать ее с какой-то чрезмерно любопытной незнакомкой. Рейми согнул плавники и начал покачиваться, пытаясь освободиться.
И потрясенно обнаружил, что ничего не получается.
Он предпринял новую попытку, вложив в нее все силы. Без толку. Его буквально вдавило в небольшую впадину в том месте, где плавник Белтренини соединялся с телом, и они уже опустились достаточно глубоко, чтобы его собственные плавательные пузыри еще сильнее прижимали к ней Рейми. А учитывая ее преимущество в размерах — три к одному, — вырваться из могучих «объятий» было физически невозможно.
Он оказался совершенно беспомощен. Белтренини могла оттащить его куда угодно, куда ей вздумается. Назад в район экватора, к примеру, или прямо к Латранесто для наказания.
Или даже в объятия смерти.
Мышцы свело, когда внезапно у него мелькнуло ужасное подозрение. Белтренини сама признала, что здесь не действуют обычные правила джанска. И в последнее время ему поблизости нечасто попадались вуука.
Может, она заключила с ними какую-то дьявольскую сделку? Если уж на то пошло, земные хищники, как правило, намного умнее своей добычи. Он никогда не слышал и намека на ум вуука, но джанска много о чем не рассказывали ему. Может, вуука умеют разговаривать и даже, чем черт не шутит, заключать сделки.
А что может быть проще сделки, которую потенциальная жертва в состоянии заключить с хищником, — она доставляет ему добычу, а в обмен получает еду для себя?
Может, он, Рейми, и есть ее очередная добыча?
Он снова заерзал, с тем же результатом.
— Не шевелись, — приказала Белтренини и сама слегка покачалась, как бы подчеркивая свои слова. В сознании Рейми вспыхнул образ из детства: он в чем-то провинился, и дядя трясет его за плечи, пытаясь привлечь внимание. — Мне и без того нелегко, даже если ты не бьешься, словно неразумный новорожденный.
— Куда ты тащишь меня? — напряженно спросил он.
— Туда, где есть еда. А ты что подумал?
Или туда, где я стану едой? Правда, чтобы самой не подвергнуться нападению, ей придется освободить его до того, как вуука нападут. Это даст ему шанс…
Что-то задело его плавники. Он напрягся, пристально вглядываясь.
И увидел проплывающие мимо заросли красновато-серебристых листьев.
— Вот мы и здесь, — заявила Белтренини, остановившись в самой гуще растений. — Еда для двоих. Постой-ка… Я сейчас развернусь. Так будет легче.
Она сделала разворот на сто восемьдесят градусов, лицом в сторону ветра, гнавшего серебристые растения. Рейми открыл рот, жадно глотая плывущие навстречу листья.
Даже четырехдневный голод не заставил его настолько потерять голову, чтобы не понять — на вид они лучше, чем на вкус. И все же они были очень даже ничего, и, главное, их было много. А что радовало больше всего, так это отсутствие огромного бугристого Защитника, отгоняющего его от них.
— Как тебе фимис? — спросила Белтренини.
— Х-р-шо, — ответил он с набитым ртом.
— Тише, тише, — предостерегла она. — Еще подавишься. Тут их полно.
— Ты прямо как моя мать, — пробормотал он, проглотив очередную порцию, раскрыв рот для следующей и оглядываясь по сторонам.
Как оказалось, они тут были не одни. Два крупных Советника паслись впереди, один, чуть поменьше, под ними, а в отдалении слева появилась группа детей.
Он замер с набитым ртом. Дети джанска?
— Я, знаешь ли, когда-то и в самом деле была матерью, — сказала Белтренини. — Твоя мать жива?
— Нет, ее убил вуука, — автоматически ответил Рейми, продолжая коситься влево.
Он не ошибся: там плавали, наверно, с десяток мелких джанска. Или, по крайней мере, так они выглядели. Это точно были не вуука, не сивра и не пакра.
Беспокоила мысль о том, что, кем бы они ни были, при таких размерах опуститься на эту глубину они не могли без «лифта» — наподобие того, каким послужила для Рейми Белтренини. А крупных джанска рядом с ними не наблюдалось.
Может, зрение обманывает его? Может, серебристое мерцание растений мешает правильно оценить расстояние?
— Мне очень жаль, — откликнулась Белтренини. — Когда это произошло?
— Довольно давно, — ответил Рейми. — Перед тем, как я должен был перейти в возраст Юноши.
Она издала низкий, вибрирующий рокот удивления.
— И ты уцелел и стал взрослым? Надо же! Наверно, стадо оказывало тебе хорошую поддержку.
— За мной приглядывал один из Защитников. Посмотри вон туда, влево. Это дети, да?
— Что? — Она развернулась всем телом. — Где?
— Вон те маленькие джанска. — Рейми попытался хвостом указать направление, но уткнулся им в живот Белтренини, и она не заметила его жеста. — Вроде бы их там не то двенадцать, не то пятнадцать.
— Ты имеешь в виду вон тех бролка? — спросила она. — Их там тринадцать.
Бролка?
— Да, если это в самом деле они, — сказал Рейми. — Никогда не видел ни одного бролка.
— Шутишь!
По позвоночнику Рейми пробежала холодная дрожь. В одно мгновение дружеская болтовня Белтренини сменилась мрачным, даже угрожающим тоном.
Что такого он сказал? Может, признание в том, что он в жизни не видел бролка, каким-то образом позволяло установить, кто он такой на самом деле?
— Я… Ну… — забормотал Рейми.
— Неужели их нет на Центральной Линии? Ни одного?
— Не знаю, — ответил Рейми. — Я сказал лишь, что не видел ни одного. Может, наше стадо с ними никогда не сталкивалось.
Последовала долгая пауза. Рейми затаил дыхание, позабыв даже о несущемся мимо потоке серебристого фимиса.
Дерьмо пакра! Что такого он сказал?
— Может быть, — сказала она наконец. — Ладно, все это ерунда. Ешь давай.
Дальше трапеза протекала в молчании. Рейми искоса поглядывал на бролка, пытаясь догадаться, что в них такого особенного. Однако единственный вывод, который он смог сделать, состоял в том, что они двигались не как обычные джанска. Насыщаясь, они просто дрейфовали с ветром, постепенно исчезая из виду.
— Как дела? — окликнула его Белтренини. В ее голосе снова послышались легкие, щебечущие нотки. — В смысле, еще не набил брюхо?
— Я мог бы делать это целый день, — ответил Рейми, — но, в общем-то, могу и закончить. Хочешь вернуться на Уровень Четыре?
— Нет, нет, мы вернемся туда вместе, — ответила она. — Только попозже. Я люблю спать на Уровне Четыре. Кроме того, ты все еще не объяснил мне, почему ты один.
— А ты? — парировал Рейми. — Ты ведь тоже одна, разве нет?
— Это другое, — ответила Белтренини. — У меня был супруг. Он умер.
Рейми состроил гримасу.
— Мне очень жаль. Я не хотел огорчить тебя. Когда это случилось?
— Давно, — ответила она. — Когда он был Защитником, а я Воспитательницей. Он погиб, защищая детей нашего стада. — Она выразительно повела плавниками. — Но мы говорили не обо мне. Мы говорили о тебе, о том, почему ты один.
— Но я не один, — возразил Рейми. — У меня теперь есть ты.
— С помощью лести дрокмур не вырастить. — Она снова повела плавниками, хотя, казалось, была довольна его ответом. — Ладно, хватит голову морочить. Не собираешься же ты убеждать меня в том, что все Производительницы твоего стада мертвы? Равно как и все Производительницы девяти соседних стад?
Рейми вздохнул.
— Нет, она жива. Просто она предпочла другого, вот и все.
— Ну, и почему же ты не нашел себе кого-нибудь еще?
Рейми состроил гримасу.
— Это не так просто.
— Конечно не просто, — настойчиво продолжала Белтренини. — Ладно, она нравилась тебе больше прочих. Это важно. Но ведь есть и другие, не хуже? Кроме того, почему Воспитательницы не настояли? Ох! — внезапно оборвала она себя. — Вот почему ты уплыл с дальними ветрами. Они приказали тебе вступить в союз с кем-нибудь еще, а ты уперся и ни в какую.
— На самом деле я уплыл еще до того, как мне успели отдать приказ, — признался Рейми. — Хотя, если бы они сделали это… Наверно, я все равно сбежал бы.
Она фыркнула.
— Ты самый странный джанска, которого я когда-либо встречала, Раймило. Ладно, а теперь выкладывай. Всё.
Глава 12
Он преодолел искушение и смиренно сказал:
— Ты права. Извини.
— Так-то лучше. И теперь давай выслушаем твою историю. Начиная с того, почему ты не плаваешь в компании симпатичной Производительницы.
— Я высоко ценю твою заботу, — увильнул от ответа Рейми, приняв решение.
Может, и впрямь она готова доставить его в то место, где есть еда, но — не ценой излияний. Ему даже думать не хотелось о Драсни, а уж тем более обсуждать ее с какой-то чрезмерно любопытной незнакомкой. Рейми согнул плавники и начал покачиваться, пытаясь освободиться.
И потрясенно обнаружил, что ничего не получается.
Он предпринял новую попытку, вложив в нее все силы. Без толку. Его буквально вдавило в небольшую впадину в том месте, где плавник Белтренини соединялся с телом, и они уже опустились достаточно глубоко, чтобы его собственные плавательные пузыри еще сильнее прижимали к ней Рейми. А учитывая ее преимущество в размерах — три к одному, — вырваться из могучих «объятий» было физически невозможно.
Он оказался совершенно беспомощен. Белтренини могла оттащить его куда угодно, куда ей вздумается. Назад в район экватора, к примеру, или прямо к Латранесто для наказания.
Или даже в объятия смерти.
Мышцы свело, когда внезапно у него мелькнуло ужасное подозрение. Белтренини сама признала, что здесь не действуют обычные правила джанска. И в последнее время ему поблизости нечасто попадались вуука.
Может, она заключила с ними какую-то дьявольскую сделку? Если уж на то пошло, земные хищники, как правило, намного умнее своей добычи. Он никогда не слышал и намека на ум вуука, но джанска много о чем не рассказывали ему. Может, вуука умеют разговаривать и даже, чем черт не шутит, заключать сделки.
А что может быть проще сделки, которую потенциальная жертва в состоянии заключить с хищником, — она доставляет ему добычу, а в обмен получает еду для себя?
Может, он, Рейми, и есть ее очередная добыча?
Он снова заерзал, с тем же результатом.
— Не шевелись, — приказала Белтренини и сама слегка покачалась, как бы подчеркивая свои слова. В сознании Рейми вспыхнул образ из детства: он в чем-то провинился, и дядя трясет его за плечи, пытаясь привлечь внимание. — Мне и без того нелегко, даже если ты не бьешься, словно неразумный новорожденный.
— Куда ты тащишь меня? — напряженно спросил он.
— Туда, где есть еда. А ты что подумал?
Или туда, где я стану едой? Правда, чтобы самой не подвергнуться нападению, ей придется освободить его до того, как вуука нападут. Это даст ему шанс…
Что-то задело его плавники. Он напрягся, пристально вглядываясь.
И увидел проплывающие мимо заросли красновато-серебристых листьев.
— Вот мы и здесь, — заявила Белтренини, остановившись в самой гуще растений. — Еда для двоих. Постой-ка… Я сейчас развернусь. Так будет легче.
Она сделала разворот на сто восемьдесят градусов, лицом в сторону ветра, гнавшего серебристые растения. Рейми открыл рот, жадно глотая плывущие навстречу листья.
Даже четырехдневный голод не заставил его настолько потерять голову, чтобы не понять — на вид они лучше, чем на вкус. И все же они были очень даже ничего, и, главное, их было много. А что радовало больше всего, так это отсутствие огромного бугристого Защитника, отгоняющего его от них.
— Как тебе фимис? — спросила Белтренини.
— Х-р-шо, — ответил он с набитым ртом.
— Тише, тише, — предостерегла она. — Еще подавишься. Тут их полно.
— Ты прямо как моя мать, — пробормотал он, проглотив очередную порцию, раскрыв рот для следующей и оглядываясь по сторонам.
Как оказалось, они тут были не одни. Два крупных Советника паслись впереди, один, чуть поменьше, под ними, а в отдалении слева появилась группа детей.
Он замер с набитым ртом. Дети джанска?
— Я, знаешь ли, когда-то и в самом деле была матерью, — сказала Белтренини. — Твоя мать жива?
— Нет, ее убил вуука, — автоматически ответил Рейми, продолжая коситься влево.
Он не ошибся: там плавали, наверно, с десяток мелких джанска. Или, по крайней мере, так они выглядели. Это точно были не вуука, не сивра и не пакра.
Беспокоила мысль о том, что, кем бы они ни были, при таких размерах опуститься на эту глубину они не могли без «лифта» — наподобие того, каким послужила для Рейми Белтренини. А крупных джанска рядом с ними не наблюдалось.
Может, зрение обманывает его? Может, серебристое мерцание растений мешает правильно оценить расстояние?
— Мне очень жаль, — откликнулась Белтренини. — Когда это произошло?
— Довольно давно, — ответил Рейми. — Перед тем, как я должен был перейти в возраст Юноши.
Она издала низкий, вибрирующий рокот удивления.
— И ты уцелел и стал взрослым? Надо же! Наверно, стадо оказывало тебе хорошую поддержку.
— За мной приглядывал один из Защитников. Посмотри вон туда, влево. Это дети, да?
— Что? — Она развернулась всем телом. — Где?
— Вон те маленькие джанска. — Рейми попытался хвостом указать направление, но уткнулся им в живот Белтренини, и она не заметила его жеста. — Вроде бы их там не то двенадцать, не то пятнадцать.
— Ты имеешь в виду вон тех бролка? — спросила она. — Их там тринадцать.
Бролка?
— Да, если это в самом деле они, — сказал Рейми. — Никогда не видел ни одного бролка.
— Шутишь!
По позвоночнику Рейми пробежала холодная дрожь. В одно мгновение дружеская болтовня Белтренини сменилась мрачным, даже угрожающим тоном.
Что такого он сказал? Может, признание в том, что он в жизни не видел бролка, каким-то образом позволяло установить, кто он такой на самом деле?
— Я… Ну… — забормотал Рейми.
— Неужели их нет на Центральной Линии? Ни одного?
— Не знаю, — ответил Рейми. — Я сказал лишь, что не видел ни одного. Может, наше стадо с ними никогда не сталкивалось.
Последовала долгая пауза. Рейми затаил дыхание, позабыв даже о несущемся мимо потоке серебристого фимиса.
Дерьмо пакра! Что такого он сказал?
— Может быть, — сказала она наконец. — Ладно, все это ерунда. Ешь давай.
Дальше трапеза протекала в молчании. Рейми искоса поглядывал на бролка, пытаясь догадаться, что в них такого особенного. Однако единственный вывод, который он смог сделать, состоял в том, что они двигались не как обычные джанска. Насыщаясь, они просто дрейфовали с ветром, постепенно исчезая из виду.
— Как дела? — окликнула его Белтренини. В ее голосе снова послышались легкие, щебечущие нотки. — В смысле, еще не набил брюхо?
— Я мог бы делать это целый день, — ответил Рейми, — но, в общем-то, могу и закончить. Хочешь вернуться на Уровень Четыре?
— Нет, нет, мы вернемся туда вместе, — ответила она. — Только попозже. Я люблю спать на Уровне Четыре. Кроме того, ты все еще не объяснил мне, почему ты один.
— А ты? — парировал Рейми. — Ты ведь тоже одна, разве нет?
— Это другое, — ответила Белтренини. — У меня был супруг. Он умер.
Рейми состроил гримасу.
— Мне очень жаль. Я не хотел огорчить тебя. Когда это случилось?
— Давно, — ответила она. — Когда он был Защитником, а я Воспитательницей. Он погиб, защищая детей нашего стада. — Она выразительно повела плавниками. — Но мы говорили не обо мне. Мы говорили о тебе, о том, почему ты один.
— Но я не один, — возразил Рейми. — У меня теперь есть ты.
— С помощью лести дрокмур не вырастить. — Она снова повела плавниками, хотя, казалось, была довольна его ответом. — Ладно, хватит голову морочить. Не собираешься же ты убеждать меня в том, что все Производительницы твоего стада мертвы? Равно как и все Производительницы девяти соседних стад?
Рейми вздохнул.
— Нет, она жива. Просто она предпочла другого, вот и все.
— Ну, и почему же ты не нашел себе кого-нибудь еще?
Рейми состроил гримасу.
— Это не так просто.
— Конечно не просто, — настойчиво продолжала Белтренини. — Ладно, она нравилась тебе больше прочих. Это важно. Но ведь есть и другие, не хуже? Кроме того, почему Воспитательницы не настояли? Ох! — внезапно оборвала она себя. — Вот почему ты уплыл с дальними ветрами. Они приказали тебе вступить в союз с кем-нибудь еще, а ты уперся и ни в какую.
— На самом деле я уплыл еще до того, как мне успели отдать приказ, — признался Рейми. — Хотя, если бы они сделали это… Наверно, я все равно сбежал бы.
Она фыркнула.
— Ты самый странный джанска, которого я когда-либо встречала, Раймило. Ладно, а теперь выкладывай. Всё.
Глава 12
Миллиган покачал головой.
— Сожалею, полковник. Они вне пределов досягаемости, даже с ретранслятором. Лучшее, что я могу предложить, это отправить следом за ними разведывательный зонд.
— Не забывайте, однако, что нам неизвестно, насколько восприимчивы их органы чувств, — предостерегла его Макколлам. — Если зонд подойдет слишком близко, мы можем спугнуть их.
Фарадей смотрел на дисплеи, с трудом сдерживая растущее нетерпение. Весьма символично. Первые новые создания, замеченные с тех пор, как Рейми на Юпитере, и теперь, черт бы их побрал, они скрылись еще до того, как удалось собрать относительно них сколь-нибудь достоверную информацию.
И если судить по реакции этой Советницы, бролка представляют собой что-то важное. Может быть, даже что-то решающе важное.
Но приходится считаться с реальностью, в частности с тем, что нужно беречь оборудование.
— Нет, лучше оставим все как есть, — с неохотой сказал он. — Важно не потерять Рейми. Совет Пятисот снимет нам головы, если это произойдет.
— Не понимаю почему, — проворчал Бич. — Если он и ищет для них звездолет, то делает это из рук вон плохо.
— По крайней мере, пытается, — вставила Макколлам.
— Ты уверена? — возразил Бич. — Ну-ка, попробуй убедить в этом меня. Если это вся территория, которую он оказался в состоянии осмотреть за полтора года странствий, нам сидеть тут, пока солнце не погаснет.
— Как бы то ни было, терпения у Совета Пятисот хватит ненадолго, — проворчал Спренкл.
— Я вообще удивляюсь, почему это продолжается столько времени, — фыркнул Миллиган. — Кстати, о Совете Пятисот, кто-нибудь видел мистера Гессе?
— Он вернулся, — ответил Фарадей. — Видеть его я не видел.
— Когда это было? — спросил Миллиган.
Фарадей вызвал на экран журнал учета.
— Около часа назад.
— Мне это не нравится, — пробормотала Макколлам. — Обычно он бывает здесь через три минуты после того, как оказывается на станции.
— А иногда и быстрее, — заметил Спренкл. — Такое впечатление, будто у него скверные новости.
— На что еще можно рассчитывать после того отчета, который ты отослал с ним на Землю? — проворчал Бич.
Спренкл вскинул руки.
— Эй, я ведь не могу писать то, чего не было, — запротестовал он. — Рейми сохнет по потерянной возлюбленной. И что я должен говорить?
— Не следовало изображать это таким образом, будто он на грани срыва, — буркнул Бич.
— Хочешь сказать, что я лгу? — взорвался Спренкл. — Если бы я был склонен к этому, то занялся бы политикой.
— А то мы все не занимаемся политикой, — заметила Макколлам.
— Аминь, сестра, — сказал Миллиган.
Многообещающая стычка завершилась раздраженным молчанием. Просто поразительно, подумал Фарадей, какие перемены произошли за пять коротких лет.
Когда проект «Подкидыш» только начинал разворачиваться, все эти люди были возбуждены, полны энтузиазма, готовы наблюдать, изучать и принимать участие в том, что воспринимали как прорыв человечества.
Теперь, по контрасту, они стали усталыми, раздражительными, «перегорели», можно сказать.
Что случилось с ними? Может, виной всему монотонность их занятий — изо дня в день следить за тем, как Рейми бесконечно плавает в атмосфере, ест разноцветные растения и отбивается от хищников? Или все дело в постоянном, хотя и почти незаметном давлении средств массовой информации и гораздо более заметном со стороны Совета Пятисот с целью добиться прогресса в проекте «Подкидыш»? А может быть, как считала Макколлам, политика, словно грязные сточные воды, просачивается в обычно далекую от нее и, безусловно, более благородную научную среду, к которой они привыкли?
Или все обстояло гораздо проще? Неумелое руководство, к примеру?
Неумелое руководство его, Фарадея?
Послышалось негромкое цоканье шагов по металлическому полу.
— Приветствую ваше возвращение, мистер Гессе, — не оборачиваясь, сказал Фарадей. — Как там Земля?
— Боюсь, пока мистера Гессе мы не увидим, — ответил ему чистый женский голос.
Фарадей в удивлении повернулся. В дверном проеме стояла женщина глубоко средних, чтобы не сказать преклонных лет, с совершенно седыми волосами и глубокими морщинами.
У нее были твердый взгляд и деловое выражение лица.
— Прошу прощения. — Он встал. — Могу я вам чем-либо помочь?
— Я арбитр Лайдоф, — сказала она и обежала помещение взглядом, на мгновение задержавшись на каждом из повернутых к ней испуганных лиц. — Новый представитель Совета Пятисот в проекте «Подкидыш».
— Понятно. — Внутри у Фарадея все сжалось. Он никогда не встречался с Катриной Лайдоф, но во время долгой подготовки на Земле не раз слышал ее имя. Относясь к числу тех, кого называют движущей силой Совета Пятисот, она предпочитала действовать не на виду, а держась в тени трона. — Я не знал, что с вашим прежним представителем возникла проблема.
Завершив молниеносную оценку помещения, она обратила взгляд темных глаз на Фарадея.
— Мистер Гессе справлялся со своими обязанностями — до сих пор, — ровным тоном произнесла она. — Однако складывается впечатление, что проект «Подкидыш» что-то слишком долго катится по наезженной колее. Я здесь для того, чтобы подтолкнуть его.
— Понятно, — повторил Фарадей, чисто автоматически испытывая желание занять оборонительную позицию и стараясь умерить его. «Подкидыш» и в самом деле катится по наезженной колее, должен был признать он, хотя вряд ли кто-то из них в этом виноват. Кроме того, что толку раздражаться? На повестке дня стояла дипломатия, и только она одна. — В любом случае мы польщены и приветствуем вас на «Юпитере-Главном».
— Вы возмущены моим появлением, так будет точнее, — поправила она, не спуская с Фарадея взгляда. — И напуганы. Вот два наиболее вероятных варианта реакции.
Вначале инстинкт подсказал Фарадею занять выработанную в армии позицию типа «не возражай и увиливай»: низко склонить голову и принять виноватый вид, все что угодно, лишь бы официальный молот опустился на кого-то другого, только не на него.
Но он воспротивился этому порыву. «Неумелое руководство», — прошептал голос в глубине его сознания.
И роль руководителя, хотя бы отчасти, состоит в том, чтобы подставлять свою голову под молот.
— Думаю, что существуют и другие варианты, — спокойно ответил он. — Скажите, арбитр Лайдоф, у меня лично есть основания бояться вас?
Морщины на ее лбу еле заметно углубились. Может, она тоже ожидала, что он займет позицию «не возражай и увиливай».
— Мне они неизвестны, — ответила она.
— А у моих людей?
Она даже не удостоила их взглядом.
— Я не занимаюсь рутинными проблемами найма и увольнения, — отрезала она.
— Ну, в таком случае, — Фарадей слегка поклонился, — мы не напуганы вашим появлением, равно как и не возмущены. Мы по-прежнему польщены.
Долгий момент она разглядывала его с выражением задумчивости и подозрительности. Фарадей затаил дыхание, и вдруг, к его облегчению, она улыбнулась. Скупой, понимающей улыбкой — но все же это была улыбка.
— Что же, благодарю вас, полковник Фарадей. — Еще некоторое время она пристально смотрела на него, а потом медленно снова повела взглядом по комнате. — А теперь я желаю ознакомиться с зоной своей ответственности. Вы ознакомите меня со всем, что тут есть.
— Конечно, арбитр Лайдоф, — сказал Фарадей. Это была не просьба, а чего другого он ожидал? Наверно, прошли годы и годы с тех пор, когда Катрина Лайдоф занималась чем-то другим, а не только отдавала приказы. — Прошу вас, вот сюда…
— …и тогда она уплыла, — закончил Рейми. — А потом уплыл и я. С тех пор я там не был.
Белтренини забила хвостом — то ли изумленно, то ли недоверчиво, Рейми не понял.
— Вот так история! — сказала она. — И что? На этом все?
— На этом все.
Что, конечно, не соответствовало действительности, но об остальном Белтренини никак узнать не могла. Он умолчал о некоторых «незначительных» деталях. Кто он такой на самом деле, к примеру, откуда появился и что истинная причина отказа Драсни в том, что он гибрид.
— Интересно… — протянула Советница. — Вряд ли ты заработал бы похвалу в кругу рассказчиков стада, но я понимаю, что тебе все еще больно. Чего я не понимаю, это того, почему ты просто не выкинул ее из головы и не переключился на кого-нибудь другого. В смысле, в твоем распоряжении всего четыре с половиной года, пока можно спариваться, и ты уже потратил впустую полтора из них. Будешь и дальше продолжать в том же духе, проснешься однажды утром и обнаружишь, что ты уже Защитник и упустил свой шанс иметь супругу.
— Ну и что? — возразил Рейми. — Какой смысл вступать в союз с кем попало, если это невозможно с той единственной, которую я желал? Уж лучше быть одному.
— Прекрати. — Белтренини сердито забила хвостом. — Твое одержимое желание получить именно то, что хочется, и отказ от всего остального — эгоизм и самоуничтожение. Не говоря уж о том, что такое поведение просто нелепо. Кто дал тебе право во всем требовать совершенства?
— Тебе легко говорить! — взорвался Рейми. — Ты-то получила того, кого хотела.
— С чего ты взял? — возразила она. — Если уж на то пошло, Кидульфо был моей третьей попыткой, а я у него пятой.
Рейми стало стыдно, он только и смог выдавить:
— Ох!
— Ох! — передразнила его Белтренини. — Однако все получилось очень даже неплохо. У нас пять раз рождались дети. Шесть здоровых молодых джанска. — Она помолчала. — А со временем мы очень привязались друг к другу. Даже сейчас я ужасно скучаю по нему.
— Мне очень жаль.
Рейми почувствовал себя не только пристыженным, но смущенным и подавленным. Она очень верно сказала: кто дал ему право требовать совершенства?
Но ведь они говорили о Драсни. О Драсни. Как мог он после нее пойти на то, что воспринимал как союз второго сорта? Как Белтренини могла ожидать этого от него?
— Сожалениями пакра не накормишь, — проворчала она. — Чтобы отвергать что-то, нужно, по крайней мере, знать, что отвергаешь. Мой тебе совет — возвращайся обратно, найти симпатичную Производительницу и раздели с ней жизнь.
— Для этого мне не нужно возвращаться обратно, — заметил Рейми. — Можно и здесь найти кого-нибудь, избавив себя от долгого путешествия.
— Нет, — решительно заявила она. — Ты должен вернуться. Если она и впрямь, как ты сказал, была привязана к тебе, пусть даже просто по-дружески, то наверняка беспокоится о тебе.
Рейми фыркнул.
— Сомневаюсь. В компании с Пранло ей некогда думать обо мне.
— Мило, однако, — пророкотала Белтренини. — Говоришь, что любишь ее, и тут же оскорбляешь. Повторяю: если она была привязана к тебе, то беспокоится и сейчас.
Рейми беспокойно забил хвостом.
— Я обдумаю твои слова.
— Вот-вот, обдумай, — сказала Белтренини. — Тем временем пора спать. Увидимся утром, идет?
— А-а… Ну, да.
— Спи спокойно.
Ее плавники двигались все медленнее, дыхание стало тихим и ровным. Спустя мгновение она уже спала.
Рейми смотрел на нее, завидуя способности засыпать с такой легкостью. Наверно, совесть у нее чиста, не то что у него. Или, может быть, она просто уже стара.
Он устремил взгляд в сгущающуюся тьму. Вдалеке можно было разглядеть других джанска, готовящихся ко сну: Защитники и их подруги-Воспитательницы, плывущие вместе в вихрящихся воздушных течениях. В их с Белтренини сторону медленно дрейфовала группа крупных Советников. Некоторые из них тоже спали парами, другие, наподобие Белтренини, были одни.
Нужно уходить, сказал он себе. Белтренини права: здесь не место одинокому Производителю вроде него. Кроме того, задержись он тут до рассвета, и она изведет его своими разговорами о возвращении и встрече с Драсни. Обсуждать эту тему ему хотелось меньше всего.
С другой стороны, куда он пойдет? Обратно на экватор? Ни в коем случае. Просто будет плавать в этих широтах? Какой смысл?
Кроме того, официальная цель его пребывания на Юпитере — изучение джанска, и не вызывало сомнений, что здесь, в северных широтах, культура резко отличается от той, в которой он вырос. Следовало как можно больше узнать о ней, а кто лучше мог посвятить его во все таинства, чем тот, кто живет здесь?
К тому же некоторые замечания Белтренини возбудили его любопытство. У них с супругом пять раз рождались дети, сказала она, а на свет появилось шесть джанска. Простая арифметика наводила на мысль о том, что в какой-то раз она родила близнецов.
Проблема состояла в том, что ни о чем подобном у джанска он никогда не слышал. В его стаде у каждой самки рождался один Малыш, и никто даже не упоминал о таком явлении, как рождение двойняшек.
Было это еще одним отличием, характерным для здешних мест, или Белтренини просто оговорилась?
Во всех случаях имеет смысл денек-другой поболтаться тут. Да и не хотелось ему никуда уходить, по правде говоря.
Он перестал бить плавниками, позволив ветру подхватить себя. Воздух здесь казался необычно теплым, но это было приятное ощущение. Может, из-за этого Белтренини заснула так быстро?
В конце концов уснул и он.
Знакомство Лайдоф с «зоной ее ответственности» заняло около часа. Фарадей надеялся, что хоть что-то оно ей прибавило, хотя складывалось впечатление, что она знакома и с предысторией «Подкидыша», и с текущей ситуацией.
К несчастью, самому ему не удалось выведать почти ничего. Каждый раз, когда он осторожно пытался выяснить причину ее неожиданного появления, она либо пропускала вопрос мимо ушей, либо меняла тему разговора. К концу он сумел выудить из ее замечаний лишь одно, а именно, что и у нее, и у Совета Пятисот терпение на исходе. Однако к каким реальным изменениям это приведет, он не мог даже догадываться.
Удивила она его и в другом отношении. Он ожидал, что, ознакомившись с Зоной Контакта, она уйдет отсюда либо в свои апартаменты, либо чтобы осмотреть другие помещения станции. Вместо этого она подтянула запасное кресло и уселась прямо за спиной Бича, молча слушая слегка запинающийся перевод разговора Рейми с Белтренини по поводу его неудачи с Драсни.
Прошло еще два часа, прежде чем Фарадей смог извиниться и покинуть Зону Контакта. На станции был только один человек, решил он, который может дать ему ключ к этой загадке.
Он нашел Гессе с первой же попытки. Молодой человек сидел за дальним столиком в меньшем из двух станционных баров, вертя в пальцах стакан темного пива и задумчиво глядя на огонь, весело пляшущий в фальшивом камине в углу.
— Мистер Гессе. — Фарадей сел рядом. — Приветствую ваше возвращение.
— О, премного благодарен. — Гессе искоса посмотрел на Фарадея и снова уставился в камин. — Я рад, что вернулся. Ну, как вам мой подарочек?
— Вы имеете в виду арбитра Лайдоф? — Фарадей пожал плечами. — Своеобразный подарочек, я бы сказал.
Гессе фыркнул.
— Барракуда с ногами, — заявил он.
— Не слишком-то вежливо употреблять такие выражения по отношению к собственному боссу, — предостерег его Фарадей, непроизвольно оглядывая пустое помещение.
Вообще-то не следовало употреблять такие выражения по отношению к любому члену Совета Пятисот. В особенности в общественном месте.
Гессе, однако, лишь снова фыркнул.
— А мне-то что за печаль? Она недолго пробудет моим боссом. — Он сделал большой глоток пива. — Если вам повезет, она недолго пробудет и вашим боссом.
— Вы хотите сказать, что вас выкинули из проекта? — спросил Фарадей.
— В этом нет никакой необходимости. Дайте ей несколько недель, и весь проект сдохнет сам.
— О, бросьте! — Фарадей изо всех сил пытался игнорировать собственные дурные предчувствия. — Не может она быть такой скверной.
— И может, и есть. Она и те люди, которых она представляет, хуже, чем вы в состоянии себе вообразить. — Гессе покачал головой. — Я возлагал на проект «Подкидыш» такие надежды, полковник. Но она совершенно точно собирается прикончить его.
— Сколько вы уже выпили? — Фарадей наклонился, вглядываясь в его лицо.
— Всего стакан. — Гессе тускло улыбнулся. — Не волнуйтесь, полковник, я не пьян. Разве что от жалости к себе и разочарования.
Фарадей вздохнул.
— Послушайте, если все дело в том, что вас сместили…
— Дело вообще не во мне, — сердито оборвал его Гессе. — Неужели не понимаете?
— Нет, не понимаю, — ответил Фарадей. — Я, конечно, вижу, что Совет Пятисот проявляет нетерпение из-за медленного прогресса нашего проекта. Но ведь они вложили в «Подкидыш» такие огромные деньги! Никто не станет отменять его из одной досады или, скажем, назло. Даже Лайдоф или кто там за ней стоит.
— Сожалею, полковник. Они вне пределов досягаемости, даже с ретранслятором. Лучшее, что я могу предложить, это отправить следом за ними разведывательный зонд.
— Не забывайте, однако, что нам неизвестно, насколько восприимчивы их органы чувств, — предостерегла его Макколлам. — Если зонд подойдет слишком близко, мы можем спугнуть их.
Фарадей смотрел на дисплеи, с трудом сдерживая растущее нетерпение. Весьма символично. Первые новые создания, замеченные с тех пор, как Рейми на Юпитере, и теперь, черт бы их побрал, они скрылись еще до того, как удалось собрать относительно них сколь-нибудь достоверную информацию.
И если судить по реакции этой Советницы, бролка представляют собой что-то важное. Может быть, даже что-то решающе важное.
Но приходится считаться с реальностью, в частности с тем, что нужно беречь оборудование.
— Нет, лучше оставим все как есть, — с неохотой сказал он. — Важно не потерять Рейми. Совет Пятисот снимет нам головы, если это произойдет.
— Не понимаю почему, — проворчал Бич. — Если он и ищет для них звездолет, то делает это из рук вон плохо.
— По крайней мере, пытается, — вставила Макколлам.
— Ты уверена? — возразил Бич. — Ну-ка, попробуй убедить в этом меня. Если это вся территория, которую он оказался в состоянии осмотреть за полтора года странствий, нам сидеть тут, пока солнце не погаснет.
— Как бы то ни было, терпения у Совета Пятисот хватит ненадолго, — проворчал Спренкл.
— Я вообще удивляюсь, почему это продолжается столько времени, — фыркнул Миллиган. — Кстати, о Совете Пятисот, кто-нибудь видел мистера Гессе?
— Он вернулся, — ответил Фарадей. — Видеть его я не видел.
— Когда это было? — спросил Миллиган.
Фарадей вызвал на экран журнал учета.
— Около часа назад.
— Мне это не нравится, — пробормотала Макколлам. — Обычно он бывает здесь через три минуты после того, как оказывается на станции.
— А иногда и быстрее, — заметил Спренкл. — Такое впечатление, будто у него скверные новости.
— На что еще можно рассчитывать после того отчета, который ты отослал с ним на Землю? — проворчал Бич.
Спренкл вскинул руки.
— Эй, я ведь не могу писать то, чего не было, — запротестовал он. — Рейми сохнет по потерянной возлюбленной. И что я должен говорить?
— Не следовало изображать это таким образом, будто он на грани срыва, — буркнул Бич.
— Хочешь сказать, что я лгу? — взорвался Спренкл. — Если бы я был склонен к этому, то занялся бы политикой.
— А то мы все не занимаемся политикой, — заметила Макколлам.
— Аминь, сестра, — сказал Миллиган.
Многообещающая стычка завершилась раздраженным молчанием. Просто поразительно, подумал Фарадей, какие перемены произошли за пять коротких лет.
Когда проект «Подкидыш» только начинал разворачиваться, все эти люди были возбуждены, полны энтузиазма, готовы наблюдать, изучать и принимать участие в том, что воспринимали как прорыв человечества.
Теперь, по контрасту, они стали усталыми, раздражительными, «перегорели», можно сказать.
Что случилось с ними? Может, виной всему монотонность их занятий — изо дня в день следить за тем, как Рейми бесконечно плавает в атмосфере, ест разноцветные растения и отбивается от хищников? Или все дело в постоянном, хотя и почти незаметном давлении средств массовой информации и гораздо более заметном со стороны Совета Пятисот с целью добиться прогресса в проекте «Подкидыш»? А может быть, как считала Макколлам, политика, словно грязные сточные воды, просачивается в обычно далекую от нее и, безусловно, более благородную научную среду, к которой они привыкли?
Или все обстояло гораздо проще? Неумелое руководство, к примеру?
Неумелое руководство его, Фарадея?
Послышалось негромкое цоканье шагов по металлическому полу.
— Приветствую ваше возвращение, мистер Гессе, — не оборачиваясь, сказал Фарадей. — Как там Земля?
— Боюсь, пока мистера Гессе мы не увидим, — ответил ему чистый женский голос.
Фарадей в удивлении повернулся. В дверном проеме стояла женщина глубоко средних, чтобы не сказать преклонных лет, с совершенно седыми волосами и глубокими морщинами.
У нее были твердый взгляд и деловое выражение лица.
— Прошу прощения. — Он встал. — Могу я вам чем-либо помочь?
— Я арбитр Лайдоф, — сказала она и обежала помещение взглядом, на мгновение задержавшись на каждом из повернутых к ней испуганных лиц. — Новый представитель Совета Пятисот в проекте «Подкидыш».
— Понятно. — Внутри у Фарадея все сжалось. Он никогда не встречался с Катриной Лайдоф, но во время долгой подготовки на Земле не раз слышал ее имя. Относясь к числу тех, кого называют движущей силой Совета Пятисот, она предпочитала действовать не на виду, а держась в тени трона. — Я не знал, что с вашим прежним представителем возникла проблема.
Завершив молниеносную оценку помещения, она обратила взгляд темных глаз на Фарадея.
— Мистер Гессе справлялся со своими обязанностями — до сих пор, — ровным тоном произнесла она. — Однако складывается впечатление, что проект «Подкидыш» что-то слишком долго катится по наезженной колее. Я здесь для того, чтобы подтолкнуть его.
— Понятно, — повторил Фарадей, чисто автоматически испытывая желание занять оборонительную позицию и стараясь умерить его. «Подкидыш» и в самом деле катится по наезженной колее, должен был признать он, хотя вряд ли кто-то из них в этом виноват. Кроме того, что толку раздражаться? На повестке дня стояла дипломатия, и только она одна. — В любом случае мы польщены и приветствуем вас на «Юпитере-Главном».
— Вы возмущены моим появлением, так будет точнее, — поправила она, не спуская с Фарадея взгляда. — И напуганы. Вот два наиболее вероятных варианта реакции.
Вначале инстинкт подсказал Фарадею занять выработанную в армии позицию типа «не возражай и увиливай»: низко склонить голову и принять виноватый вид, все что угодно, лишь бы официальный молот опустился на кого-то другого, только не на него.
Но он воспротивился этому порыву. «Неумелое руководство», — прошептал голос в глубине его сознания.
И роль руководителя, хотя бы отчасти, состоит в том, чтобы подставлять свою голову под молот.
— Думаю, что существуют и другие варианты, — спокойно ответил он. — Скажите, арбитр Лайдоф, у меня лично есть основания бояться вас?
Морщины на ее лбу еле заметно углубились. Может, она тоже ожидала, что он займет позицию «не возражай и увиливай».
— Мне они неизвестны, — ответила она.
— А у моих людей?
Она даже не удостоила их взглядом.
— Я не занимаюсь рутинными проблемами найма и увольнения, — отрезала она.
— Ну, в таком случае, — Фарадей слегка поклонился, — мы не напуганы вашим появлением, равно как и не возмущены. Мы по-прежнему польщены.
Долгий момент она разглядывала его с выражением задумчивости и подозрительности. Фарадей затаил дыхание, и вдруг, к его облегчению, она улыбнулась. Скупой, понимающей улыбкой — но все же это была улыбка.
— Что же, благодарю вас, полковник Фарадей. — Еще некоторое время она пристально смотрела на него, а потом медленно снова повела взглядом по комнате. — А теперь я желаю ознакомиться с зоной своей ответственности. Вы ознакомите меня со всем, что тут есть.
— Конечно, арбитр Лайдоф, — сказал Фарадей. Это была не просьба, а чего другого он ожидал? Наверно, прошли годы и годы с тех пор, когда Катрина Лайдоф занималась чем-то другим, а не только отдавала приказы. — Прошу вас, вот сюда…
— …и тогда она уплыла, — закончил Рейми. — А потом уплыл и я. С тех пор я там не был.
Белтренини забила хвостом — то ли изумленно, то ли недоверчиво, Рейми не понял.
— Вот так история! — сказала она. — И что? На этом все?
— На этом все.
Что, конечно, не соответствовало действительности, но об остальном Белтренини никак узнать не могла. Он умолчал о некоторых «незначительных» деталях. Кто он такой на самом деле, к примеру, откуда появился и что истинная причина отказа Драсни в том, что он гибрид.
— Интересно… — протянула Советница. — Вряд ли ты заработал бы похвалу в кругу рассказчиков стада, но я понимаю, что тебе все еще больно. Чего я не понимаю, это того, почему ты просто не выкинул ее из головы и не переключился на кого-нибудь другого. В смысле, в твоем распоряжении всего четыре с половиной года, пока можно спариваться, и ты уже потратил впустую полтора из них. Будешь и дальше продолжать в том же духе, проснешься однажды утром и обнаружишь, что ты уже Защитник и упустил свой шанс иметь супругу.
— Ну и что? — возразил Рейми. — Какой смысл вступать в союз с кем попало, если это невозможно с той единственной, которую я желал? Уж лучше быть одному.
— Прекрати. — Белтренини сердито забила хвостом. — Твое одержимое желание получить именно то, что хочется, и отказ от всего остального — эгоизм и самоуничтожение. Не говоря уж о том, что такое поведение просто нелепо. Кто дал тебе право во всем требовать совершенства?
— Тебе легко говорить! — взорвался Рейми. — Ты-то получила того, кого хотела.
— С чего ты взял? — возразила она. — Если уж на то пошло, Кидульфо был моей третьей попыткой, а я у него пятой.
Рейми стало стыдно, он только и смог выдавить:
— Ох!
— Ох! — передразнила его Белтренини. — Однако все получилось очень даже неплохо. У нас пять раз рождались дети. Шесть здоровых молодых джанска. — Она помолчала. — А со временем мы очень привязались друг к другу. Даже сейчас я ужасно скучаю по нему.
— Мне очень жаль.
Рейми почувствовал себя не только пристыженным, но смущенным и подавленным. Она очень верно сказала: кто дал ему право требовать совершенства?
Но ведь они говорили о Драсни. О Драсни. Как мог он после нее пойти на то, что воспринимал как союз второго сорта? Как Белтренини могла ожидать этого от него?
— Сожалениями пакра не накормишь, — проворчала она. — Чтобы отвергать что-то, нужно, по крайней мере, знать, что отвергаешь. Мой тебе совет — возвращайся обратно, найти симпатичную Производительницу и раздели с ней жизнь.
— Для этого мне не нужно возвращаться обратно, — заметил Рейми. — Можно и здесь найти кого-нибудь, избавив себя от долгого путешествия.
— Нет, — решительно заявила она. — Ты должен вернуться. Если она и впрямь, как ты сказал, была привязана к тебе, пусть даже просто по-дружески, то наверняка беспокоится о тебе.
Рейми фыркнул.
— Сомневаюсь. В компании с Пранло ей некогда думать обо мне.
— Мило, однако, — пророкотала Белтренини. — Говоришь, что любишь ее, и тут же оскорбляешь. Повторяю: если она была привязана к тебе, то беспокоится и сейчас.
Рейми беспокойно забил хвостом.
— Я обдумаю твои слова.
— Вот-вот, обдумай, — сказала Белтренини. — Тем временем пора спать. Увидимся утром, идет?
— А-а… Ну, да.
— Спи спокойно.
Ее плавники двигались все медленнее, дыхание стало тихим и ровным. Спустя мгновение она уже спала.
Рейми смотрел на нее, завидуя способности засыпать с такой легкостью. Наверно, совесть у нее чиста, не то что у него. Или, может быть, она просто уже стара.
Он устремил взгляд в сгущающуюся тьму. Вдалеке можно было разглядеть других джанска, готовящихся ко сну: Защитники и их подруги-Воспитательницы, плывущие вместе в вихрящихся воздушных течениях. В их с Белтренини сторону медленно дрейфовала группа крупных Советников. Некоторые из них тоже спали парами, другие, наподобие Белтренини, были одни.
Нужно уходить, сказал он себе. Белтренини права: здесь не место одинокому Производителю вроде него. Кроме того, задержись он тут до рассвета, и она изведет его своими разговорами о возвращении и встрече с Драсни. Обсуждать эту тему ему хотелось меньше всего.
С другой стороны, куда он пойдет? Обратно на экватор? Ни в коем случае. Просто будет плавать в этих широтах? Какой смысл?
Кроме того, официальная цель его пребывания на Юпитере — изучение джанска, и не вызывало сомнений, что здесь, в северных широтах, культура резко отличается от той, в которой он вырос. Следовало как можно больше узнать о ней, а кто лучше мог посвятить его во все таинства, чем тот, кто живет здесь?
К тому же некоторые замечания Белтренини возбудили его любопытство. У них с супругом пять раз рождались дети, сказала она, а на свет появилось шесть джанска. Простая арифметика наводила на мысль о том, что в какой-то раз она родила близнецов.
Проблема состояла в том, что ни о чем подобном у джанска он никогда не слышал. В его стаде у каждой самки рождался один Малыш, и никто даже не упоминал о таком явлении, как рождение двойняшек.
Было это еще одним отличием, характерным для здешних мест, или Белтренини просто оговорилась?
Во всех случаях имеет смысл денек-другой поболтаться тут. Да и не хотелось ему никуда уходить, по правде говоря.
Он перестал бить плавниками, позволив ветру подхватить себя. Воздух здесь казался необычно теплым, но это было приятное ощущение. Может, из-за этого Белтренини заснула так быстро?
В конце концов уснул и он.
Знакомство Лайдоф с «зоной ее ответственности» заняло около часа. Фарадей надеялся, что хоть что-то оно ей прибавило, хотя складывалось впечатление, что она знакома и с предысторией «Подкидыша», и с текущей ситуацией.
К несчастью, самому ему не удалось выведать почти ничего. Каждый раз, когда он осторожно пытался выяснить причину ее неожиданного появления, она либо пропускала вопрос мимо ушей, либо меняла тему разговора. К концу он сумел выудить из ее замечаний лишь одно, а именно, что и у нее, и у Совета Пятисот терпение на исходе. Однако к каким реальным изменениям это приведет, он не мог даже догадываться.
Удивила она его и в другом отношении. Он ожидал, что, ознакомившись с Зоной Контакта, она уйдет отсюда либо в свои апартаменты, либо чтобы осмотреть другие помещения станции. Вместо этого она подтянула запасное кресло и уселась прямо за спиной Бича, молча слушая слегка запинающийся перевод разговора Рейми с Белтренини по поводу его неудачи с Драсни.
Прошло еще два часа, прежде чем Фарадей смог извиниться и покинуть Зону Контакта. На станции был только один человек, решил он, который может дать ему ключ к этой загадке.
Он нашел Гессе с первой же попытки. Молодой человек сидел за дальним столиком в меньшем из двух станционных баров, вертя в пальцах стакан темного пива и задумчиво глядя на огонь, весело пляшущий в фальшивом камине в углу.
— Мистер Гессе. — Фарадей сел рядом. — Приветствую ваше возвращение.
— О, премного благодарен. — Гессе искоса посмотрел на Фарадея и снова уставился в камин. — Я рад, что вернулся. Ну, как вам мой подарочек?
— Вы имеете в виду арбитра Лайдоф? — Фарадей пожал плечами. — Своеобразный подарочек, я бы сказал.
Гессе фыркнул.
— Барракуда с ногами, — заявил он.
— Не слишком-то вежливо употреблять такие выражения по отношению к собственному боссу, — предостерег его Фарадей, непроизвольно оглядывая пустое помещение.
Вообще-то не следовало употреблять такие выражения по отношению к любому члену Совета Пятисот. В особенности в общественном месте.
Гессе, однако, лишь снова фыркнул.
— А мне-то что за печаль? Она недолго пробудет моим боссом. — Он сделал большой глоток пива. — Если вам повезет, она недолго пробудет и вашим боссом.
— Вы хотите сказать, что вас выкинули из проекта? — спросил Фарадей.
— В этом нет никакой необходимости. Дайте ей несколько недель, и весь проект сдохнет сам.
— О, бросьте! — Фарадей изо всех сил пытался игнорировать собственные дурные предчувствия. — Не может она быть такой скверной.
— И может, и есть. Она и те люди, которых она представляет, хуже, чем вы в состоянии себе вообразить. — Гессе покачал головой. — Я возлагал на проект «Подкидыш» такие надежды, полковник. Но она совершенно точно собирается прикончить его.
— Сколько вы уже выпили? — Фарадей наклонился, вглядываясь в его лицо.
— Всего стакан. — Гессе тускло улыбнулся. — Не волнуйтесь, полковник, я не пьян. Разве что от жалости к себе и разочарования.
Фарадей вздохнул.
— Послушайте, если все дело в том, что вас сместили…
— Дело вообще не во мне, — сердито оборвал его Гессе. — Неужели не понимаете?
— Нет, не понимаю, — ответил Фарадей. — Я, конечно, вижу, что Совет Пятисот проявляет нетерпение из-за медленного прогресса нашего проекта. Но ведь они вложили в «Подкидыш» такие огромные деньги! Никто не станет отменять его из одной досады или, скажем, назло. Даже Лайдоф или кто там за ней стоит.