Фарадей беспомощно стиснул зубы. Да, Миллиган прав.
   — Головной корабль, команда отменяется. Продолжайте спуск, но как можно ровнее, спокойнее. Мистер Миллиган, пошлите туда зонд-четыре.
   — Уже.
   Фарадей перевел взгляд на дисплей спускающегося зонда-4. Ничего, кроме вихрей воздуха и длинного черного связующего линя…
   И потом, прямо на самом краю, появилось изображение. Бомба, наполовину перерезанный линь и…
   …Манта, вцепившийся в зонд-7 ртом, словно дельфин в семгу.
   Используя один из пропеллеров зонда, он перерезал связующий линь.
   — Манта, остановись! — закричал Фарадей. — Манта? Проклятье! Миллиган, увеличьте зону слышимости на этом зонде.
   — Он может слышать вас, — со вздохом ответил Миллиган. — Просто не слушает.
   — Надо же что-то делать… — сквозь стиснутые зубы пробормотал Фарадей. Линь перерезан почти наполовину, бомба держится, можно сказать, на честном слове. Небольшой толчок, и они ее потеряют. — Спренкл, что там с ветром?
   — Ситуация устойчивая, — ответил тот. — И если это имеет теперь значение, я нашел запись того разговора. Ту часть, о которой вы все говорили.
   Фарадей кивнул.
   — Пускайте.
   Раздался щелчок, и из громкоговорителя послышался перевод.
   «Сила важна, да, — задумчиво произнес Манта. — Но в основном это проблема габаритов. Если Производителю прибавить веса, даже он, скорее всего, сумел бы пройти этот слой».
   — Вот оно, — сказала Макколлам. — «Если Производителю прибавить веса, даже он сможет пройти этот слой». Мы говорили об Уровне Восемь и Мудрых. При чем тут какой-то Производитель?
   — Если только он не имел в виду себя, — проворчал Спренкл.
   — Постойте-ка, — медленно сказал Миллиган. — Вы имеете в виду, что он хочет сам доставить вниз бомбу?
   — Такой вывод напрашивается сам собой — учитывая, чем он сейчас занимается, — мрачно заметил Бич. — Самостоятельно бомба не сможет пробиться через слои турбулентности. Требуется какая-то защита.
   — Но как он собирается протащить ее? — спросил Миллиган. — Не может же он просто… Ох, черт!
   — Вы поняли, — угрюмо сказала Макколлам. — Он пронесет ее тем самым способом, каким джанска переносят тяжести.
   — Но почему? — ошарашенно спросил Миллиган. — Почему он затеял все это?
   — Из-за Лайдоф, — ответил Фарадей. Теперь — увы, слишком поздно — все встало на свои места. — Лайдоф и того коварства, с каким она угрожала расторгнуть сделку, добиваясь от джанска выдачи места, где находятся звездные врата. Манта хочет сделать так, чтобы она не смогла проделать этого снова.
   На дисплее зонда-4 было видно, что Манта перехватил зонд ртом, разворачивая его таким образом, чтобы конец пропеллера оказался над тем местом, где правый плавник соединяется с телом. Теперь зонд выглядел не как семга во рту дельфина, а как огромный скребок для спины.
   — Вы не можете отключить пропеллеры? — спросил Фарадей Миллигана, просто на всякий случай.
   Тот покачал головой.
   — Я все время пытаюсь сделать это. Выводя из строя руль, он, наверно, отключил линию управления. Пропеллеры будут вращаться до тех пор, пока не иссякнет топливо.
   Фарадей кивнул.
   — Значит, мы ничего не можем сделать.
   На дисплее Манта вдруг резко дернулся; пропеллер врезался в кожу у него на спине, хлынула ярко-желтая кровь.
   — Он готов, — пробормотала Макколлам. — Теперь ему остается только…
   Она неожиданно смолкла. Темная тень промчалась по дисплею камеры зонда-4.
   И устремилась прямо к Манте.
 
   Манта вздрогнул от боли, когда лопасть пропеллера врезалась в кожу. Неприятная, но неизбежная часть плана. Он должен сделать все, чтобы Лайдоф не смогла внезапно приказать поднять бомбу. И единственный способ надежно обеспечить это состоял в том, чтобы пронести ее через слои турбулентности как защищенную часть тела джанска.
   Он отпустил зонд, тот поплыл в сторону, разбрызгивая капли желтой крови. Манта вспомнил Мудрого, который два солнечных цикла назад сделал для Чиппавы и Фарадея то же самое, что он собирался сделать сейчас. Накрыв «Скайдайвер» собственной кожей, Мудрый защитил его от давления и турбулентности, а потом поднял на верхний уровень.
   Что потом стало с тем Мудрым? Смог ли он вернуться на Уровень Восемь? Или огромная кровоточащая рана, оставшаяся на месте вырвавшегося на свободу «Скай-дайвера», привлекла слишком много вуука и он не сумел одолеть их? Манте стало стыдно; ему никогда не приходило в голову расспросить об этом. Если уж на то пошло, он даже не поинтересовался, как зовут того Мудрого.
   Может быть, грядущие поколения запомнят имя Манты. Хотя… Не исключено, что и нет. Чувствуя, как кровь струится по плавнику, он подплыл к продолжающей опускаться бомбе…
   И тут внезапно в спину врезалось что-то большое, тяжелое, едва не вышибив из него дух.
   Он среагировал мгновенно. Отшатнулся и попытался с силой оттолкнуть нападающего плавниками. Однако тот, по-видимому, был знаком с этим трюком. Он продолжал давить на Манту сверху, прижимаясь прямо к тому месту, где была открытая рана. Манта забил хвостом, пытаясь напугать или отвлечь противника…
   — Эй! — проворчал голос Пранло ему в ухо. — Успокойся, а?
   Манта замер от удивления.
   — Пранло? Что ты делаешь здесь?
   — Конкретно в данный момент пытаюсь добиться, чтобы твоя кровь не растеклась на всем пути до Уровня Шесть, — ответил Пранло. — Не шевелись, ладно?
   — Ну уж нет, — проворчал Манта. — Уходи отсюда. У меня тут дело.
   Пранло, однако, с места не сдвинулся.
   — Дело — это что? Устроить так, чтобы тебя убили? Прости, но этого мы тебе не позволим.
   Манта вздрогнул.
   — Мы? Драсни тоже здесь?
   — Конечно, — ответила она, появляясь в поле зрения Манты. — Ну, скажи, пожалуйста, как ты мог до такого додуматься?
   Он вздохнул, чувствуя, как при виде нее у него защемило сердце.
   — Я должен сделать это. Машина сама не сможет опуститься на нужную глубину, и наш мир будет продолжать умирать.
   — Но почему именно ты, объясни мне? — В голосе Драсни послышались умоляющие нотки.
   — Потому что я здесь и знаю, что нужно делать. Пожалуйста, Драсни, Пранло. Мне и без того было нелегко, когда я действовал в одиночку. Вы только создаете мне дополнительные трудности. Пожалуйста, уйдите, предоставьте мне закончить начатое.
   — Нет, — твердо заявил Пранло. — Если это должно быть сделано, значит, это будет сделано. Однако Драсни права. Делать это должен не ты.
   Внезапное подозрение, словно стая сивра, резануло Манту. Неужели Пранло намекает?..
   — Нет, — упрямо сказал Манта. — Только не ты!
   — Конечно не он, — загрохотал новый голос. — Я.
   Драсни испуганно открыла рот и повернулась, чтобы взглянуть на вновь появившегося. Манта тоже удивленно дернулся, ворочаясь под тяжестью Пранло. К ним приближался еще один джанска, Защитник. И судя по его окраске…
   — Кто ты? — дрожащим голосом спросила Драсни.
   — Сейчас поймешь, — ответил Защитник. — Мы с тобой давно не виделись, Производительница Драскани. Но вглядись: неужели ты не помнишь меня?
   — Да уж, и впрямь прошло много времени, — пробормотал Манта. — Привет, Защитник Виртамко.
   — Приветствую и тебя, Производитель Манта, — серьезно ответил Виртамко. — Я пришел, чтобы сделать то, что должно быть сделано.
   — И на твоем месте я бы не стал спорить с ним, Манта, — сказал Пранло. — По правде говоря, я уже пытался, но он больше, чем мы двое, вместе взятые.
   — Меня не волнует, большой он или маленький, — проворчал Манта. Глубина, что тут происходит? Похоже, весь мир выстроился у него за спиной. — Что дает тебе право браться за это дело?
   — Знаешь, Манта, несмотря на свой ум, иногда ты бываешь самым настоящим тупицей, — ответил Пранло. — Может, воображаешь, что ты единственный, кого волнует судьба Юпитера?
   Манта хмуро воззрился на него.
   — Не понимаю.
   — В свое время я упустил тебя, — сказал Виртамко, и, даже несмотря на все свои страхи и волнения, Манта вздрогнул от стыда. — Советники, Лидеры и Мудрые назначили меня защищать тебя. Однако я не справился со своей задачей. Но мало того. Именно мои слова и мое отношение вынудили тебя покинуть Центральную Линию. Это из-за меня ты сбежал. — Он забил хвостом. — Я здесь, чтобы просить у тебя прощения и сделать то, что у меня получится лучше, чем у тебя.
   Манта состроил гримасу. Когда-то он испытывал к Виртамко ненависть за сказанное им про себя. И это чувство не покидало его долго, очень долго.
   Теперь, глядя на все в перспективе более зрелого возраста, он понимал, что те резкие слова едва ли стоили даже того, чтобы упоминать о них.
   И, уж конечно, они не стоили того, чтобы умирать из-за них.
   — Я ни в чем тебя не упрекаю, — сказал он Виртамко. — Я был… Приходится признать, что в те времена я был не слишком приятной компанией. И более того — с моей стороны было ужасной самонадеянностью обращаться к тебе с той просьбой… с какой я обратился. — Он хлестнул хвостом. — Я вот что хочу сказать — тебе не за что просить у меня прощения. Однако если ты считаешь иначе, то, конечно, это твое право.
   Виртамко повел плавниками.
   — Спасибо. Но не всякий согласен принять прощение, не предложив… ну, возмещения убытков. Я из их числа.
   — Это же безумие! — запротестовал Манта. — Разве Советники уже не подвергли тебя наказанию? Тогда ты и возместил все убытки.
   — Никакого наказания не было, — сказал Виртамко. — Советники просто сделали мне напоминание и снова поручили защищать тебя.
   — Тогда почему ты объявился только сейчас? — бросил ему Манта.
   Зная, что это жестоко, но понимая, что нужно любым способом стряхнуть с Виртамко покаянное настроение и как можно быстрее закончить беседу. Бомба все еще продолжала опускаться, и Манта чувствовал, как под воздействием возрастающего давления его плавательные пузыри сплющиваются. Еще чуть-чуть — и будет слишком глубоко, чтобы выполнить задуманное. А может, они именно это и планировали?
   — С чего ты взял, что он только сейчас объявился? — возразил Пранло. — Только потому, что ты не видел его?
   — Ну, я могу спросить, к примеру, где он был, когда Гринтаро собирался откусить мне ухо, — съязвил Манта.
   Пранло фыркнул.
   — Ух ты какой! А как, по-твоему, я смог тогда опуститься достаточно глубоко, чтобы в нужный момент выскочить и оттолкнуть его?
   Манта воззрился на Виртамко.
   — Но…
   — Советники приговорили тебя к изгнанию, — объяснил Виртамко. — Однако я видел, что Советник Латранесто недоволен этим решением. Прантрало не пришлось долго уговаривать меня отправиться вместе с ним.
   Манта вздохнул.
   — Послушай, Виртамко, я понимаю твои чувства. Однако нельзя позволять руководить своими действиями чувству вины. В особенности если эта вина не столь велика.
   — Ты не понимаешь, Манта, — сказал Виртамко. — Я пришел просить у тебя прощения и сейчас, когда ты даровал его мне, испытываю чувство облегчения и удовлетворения. Но все это — не единственная причина, почему я хочу доставить на место человеческую машину.
   — Суть в том, Манта, что мы не можем позволить себе потерять тебя, — добавил Пранло. — Не просто мы с Драсни, потому что ты наш друг, а все джанска. Ты нужен нам.
   — На этом наши проблемы не заканчиваются, — продолжал Виртамко. — Будут возникать и новые. И ты единственный среди нас, кто имеет дар находить решения.
   — Ты ведь не бросишь нас? — спросил Пранло. — Ты же не эгоист.
   Манта сделал глубокий вдох и нерешительно дернул хвостом.
   — Но не могу же я попросить кого-то: «Пойди умри вместо меня», — беспомощно пробормотал он.
   — Вот мы и избавляем тебя от необходимости делать это, — сказал Виртамко. — Прантрало?
   — Я готов, — ответил Пранло.
   Виртамко пугающе резко взмахнул хвостом и рванулся в их сторону. Совершенно инстинктивно Манта нырнул…
   И когда Защитник проносился мимо Пранло, тот широко открыл рот и зубами оцарапал ему кожу.
   — Нет! — закричал Манта и рванулся вперед, почувствовав на себе брызги желтой крови.
   — Оставь меня в покое. — Виртамко развернулся и поднырнул под контейнер с бомбой; тот опустился прямо на свежую рану на его спине. — Я доставлю его куда следует.
   — Это неправильно, — не унимался Манта; все внутренности у него свело от нахлынувшего чувства вины. — Это должен сделать я, а не ты.
   — Нет, — повторил Виртамко. — Одной из моих задач было наставлять тебя, как стать настоящим джанска. Я часто пренебрегал этой своей задачей, но сейчас, здесь, я хочу преподать тебе последний урок. Ты уже доказал свою готовность служить другим, даже ценой собственной жизни. Это — признак мудрости, благородства и мужества. — Он улыбнулся. — Но не меньше мудрости и благородства в том, чтобы иметь мужество позволить другим служить тебе. Даже далеко не все Мудрые усвоили этот урок, для этого некоторые из них слишком горды. — Он снова ударил хвостом. — Прощай, Манта, дитя джанска. Я вверяю тебя твоим друзьям и твоему народу.
   Манта медленно перестал работать плавниками. Виртамко продолжал опускаться, и уже было видно, как его кожа начинает обрастать вокруг контейнера с бомбой.
   Пранло и Драсни подплыли к Манте. Все вместе они провожали Виртамко взглядом до тех пор, пока тот не затерялся в туманной дымке.
   — Давай, Манта. — Пранло прикоснулся к нему плавником. — Пора уходить.
 
   В Зоне Контакта стояла тишина, все сидели, погрузившись в собственные мысли.
   Наконец Макколлам зашевелилась.
   — Головной корабль докладывает, что бомба на месте, — произнесла она.
   — Спасибо. Все джанска покинули эту зону? — спросил Фарадей.
   — Судя по тому, что показывают зонды, да, — ответил Миллиган.
   — Латранесто тоже дает подтверждение, — добавил Бич.
   — А Манта? — спросил Фарадей.
   — Он тоже ушел отсюда, вместе со своими друзьями, — ответил Спренкл.
   Фарадей кивнул. «Манта, дитя джанска»… Виртамко был прав. Эгоистичного человека по имени Матвей Рейми больше не существовало. Теперь его место занял Манта, дитя джанска, повзрослевший не по годам.
   И если все получится, как задумано, джанска приобретут самого выдающегося Защитника, которого они когда-либо знали.
   Проект «Подкидыш» начинался с отчаяния и жадности, а заканчивался маленьким чудом.
   Несколько лет работы того стоили.
   — Активируйте бомбу, мистер Миллиган. — Фарадей откинулся на спинку кресла. — Пора.
 

Эпилог

   — Эй, Манта! Постой, кому говорю?
   Манта грузно развернулся, в окликнувшем его голосе звучали милые сердцу отголоски далекого детства. Это была Драсни, конечно; двигаясь не менее грузно, она догоняла его.
   — Привет, Драсни, — сказал он. — Что-то случилось?
   — Вообще-то нет. Правда, Пранло послал вниз сообщение от замыкающих. Мы снова начинаем растягиваться.
   — Ну да.
   Манта замедлил движение. В своем страстном стремлении вперед он иногда забывал, что не все имеют его выносливость и могут развивать такую же скорость.
   Или, попросту говоря, не все имеют его вес. Даже среди Мудрых он считался одним из самых крупных.
   — Я чувствую себя прекрасно, — заверила его Драсни. — Как будто вернулись старые добрые времена. Ты, я и Пранло. Мы снова удираем из стада на поиски грандиозного приключения. Три мушкета опять вместе.
   — Вместе навсегда! — Манта обернулся, чтобы взглянуть на сотни заполнивших небо Мудрых у себя за спиной. — Хотя я не совсем понимаю, при чем тут стадо.
   — Ох, ну, я называю стадом всех остальных джанска там, на Центральной Линии, — объяснила Драсни, взмахнув хвостом в направлении юга. — Тех, кто слишком удовлетворен своей жизнью здесь, чтобы отринуть ее и попробовать начать что-то новое. Это и есть стадо. А мы с друзьями удираем из него. — Она легко шлепнула Манту плавником. — И, если уж речь зашла о друзьях, ты уже выбрал женщину, которая будет твоей супругой, когда мы окажемся в новом мире и снова станем Производителями?
   — Не глупи, — серьезным тоном сказал Манта. — Ты же знаешь, ты — единственная женщина, к которой я могу испытывать чувство любви.
   — Конечно, — ответила она, тоже посерьезнев. — Знаю. Но ты должен думать о новом мире. Не можем же только мы с Пранло обеспечить его заселение. — Она хлестнула хвостом. — Кроме того, боюсь, многие женщины будут назойливо домогаться тебя, когда снова смогут резвиться и играть. Не хотелось бы мне, чтобы у них создалось впечатление, будто я стою между тобой и ними.
   Манта улыбнулся.
   — Вообще есть несколько, которые мне приглянулись. Хотя, по-моему, Белтренини воображает, будто имеет право стоять первой в этом списке.
   — И что? Она права?
   — Не знаю, — задумчиво сказал Манта. — После того как мы с ней столько времени проплавали вместе в северных регионах, я воспринимаю ее скорее как мать.
   Драсни фыркнула.
   — Ерунда. Поверь, как только она снова станет Производительницей, ты и думать забудешь об этом.
   — Наверно, — пробормотал Манта. — Ты уверена, что вспомнишь — каково это, быть Производительницей?
   — Эй! — с притворной досадой Драсни шлепнула его плавником. — На случай, если ты забыл, мне в точности столько же лет, сколько и тебе.
   — Чепуха, — самодовольно возразил Манта. — Ты на целый день старше.
   — А вот и нет. Самое большее на полдня.
   Манта улыбнулся.
   — Знаешь, мне кажется, что вы с Белтренини подружитесь. Хотя к чему это приведет, даже страшно подумать.
   — Надеюсь, — сказала Драсни. — Она мне нравится. И, думаю, она будет тебе очень хорошей супругой.
   — Ну да, она ведь из числа тех, кого ты назвала назойливыми.
   — К ней это не относится, — твердо заявила Драсни. — И тут возникает один вопрос.
   — Какой?
   Она шлепнула хвостом.
   — Могут быть четыре мушкета?
   Манта улыбнулся.
   — Естественно.
   — Вот и отлично. Тогда я готова. Как эта фраза звучит? Туда, на Глубину… как дальше?
   — Туда, на Глубину, эй-хо!
   — Правильно. Туда, на Глубину Манты. Эй-хо!
   Взмахнув плавниками, она устремилась вперед. Манта с улыбкой поплыл следом. Воспоминания прошлого нахлынули на него.
   И все же, глядя на Драсни, он понимал, что наибольшие удовлетворенность и радость исходят из настоящего, не из прошлого.
   Будущее и в самом деле обещало грандиозное приключение. Всем им.
   Да, действительно. Глубина Манты, эй-хо!
 
   — Магнитные колебания становятся сильнее, — официальным тоном доложила молодая женщина, глядя на показания приборов. — Наверно, мы уже близко, капитан.
   — Подтверждаю прием, — с не меньшей серьезностью ответил человек в командирском кресле.
   Он был старше женщины и, без сомнения, прошел прекрасное обучение. И все же, на взгляд Фарадея, он был еще слишком молод, чтобы возглавить первую экспедицию человечества к звездам.
   Но, с другой стороны, с позиции Фарадея все, находящиеся на борту «Матвея Рейми», выглядели слишком молодо.
   Почти все.
   — Не правда ли, они быстро осваивают науку наводить лоск? — спросил сидящий рядом с ним человек; сервомеханизм его противоперегрузочного костюма зажужжал, когда он покачал головой. — Меня всегда волнует, не являются ли все эти хорошо отточенные формальности способом затушевать фундаментальную некомпетентность.
   — Поосторожнее, арбитр Гессе, — предостерег его Фарадей. — Вы слишком молоды для подобных циничных высказываний.
   Гессе фыркнул.
   — Может, для вас я и впрямь слишком молод, — возразил он. — А для всех остальных на борту мы с вами два главных старых брюзги. И вы прекрасно понимаете это.
   — Я вполне мог оказаться тут единственным главным старым брюзгой, — напомнил ему Фарадей. — Никто силком не тащил вас с нами. Оставались бы на Земле, со всей своей властью, славой и комфортом, и были бы счастливы.
   — У вас очень извращенное представление о счастье, если вы воображаете, что оно сводится к тому, чтобы заседать в Совете Пятисот и обсуждать распределение ассигнований, — сухо ответил Гессе. — Кроме того, происходящее сейчас — это всего лишь завершающий акт проекта «Подкидыш». Как я мог остаться в стороне? Вы бы разве смогли?
   — Чушь, — сказал Фарадей. — Я здесь исключительно по той причине, что Совет Пятисот испытывает дискомфорт, когда я рядом. Что могло быть лучше? Неугомонность и амбиции гонят человечество все дальше и дальше. Куда еще прикажете отправлять нарушителей спокойствия?
   — Вы что, вправду считаете себя нарушителем спокойствия?
   — Совершенно определенно я политически неудобная фигура, — ответил Фарадей. — Знаете, все эти старые герои, которые не желают уходить со сцены. — Он оглядел диспетчерскую. — К счастью, большинство относящихся к этой категории людей склонны к своего рода «авантюризму».
   — Если у нас все получится, — пробормотал Гессе, — Совет Пятисот пошлет целую серию таких кораблей. До всех оппозиционеров дойдет очередь.
   Фарадей кивнул. Да, если все получится. Однако никто на Земле не сможет уверенно сказать, получится у них или нет. Они увидят лишь, как «Рейми» и колонисты джанска во главе с Мантой исчезнут в Глубине. Они не узнают, добрался ли корабль до другого газового гиганта, к которому ведёт эта необычная Глубина. Не узнают они и того, хватило ли у «Рейми» мощности преодолеть гравитацию планеты и вырваться в другую, далекую Солнечную систему.
   И конечно, они не узнают, окажется ли в этой системе планета, которая может стать новым домом для трех тысяч колонистов, теснящихся на борту «Рейми».
   Но, с другой стороны, и им, летящим в неизвестность, не дано знать, чем все кончится. Каждый из них — просто искатель приключений, считал Фарадей. Игрок, готовый поставить на карту все.
   Он рассеянно поглаживал кончиками пальцев свое миртовое кольцо. Если уж речь зашла о склонности к азартным играм…
   — Знаете, Альбрехт, есть один вопрос, который у меня никогда не хватало мужества вам задать, — сказал он. — И сейчас я решаюсь сделать это просто на случай… ну, если у нас ничего не получится.
   — Спрашивайте.
   — Вы, безусловно, помните, как, желая устранить меня от вмешательства в свои планы касательно «Подкидыша», Лайдоф отослала вас ко мне подписать тот предательский документ, — сказал Фарадей.
   — Конечно. Будто это было вчера. — Гессе улыбнулся. — Разве можно забыть выражение ее лица, когда она увидела вместо вашей подписи «Карп Чарли»?
   — Да уж, — сказал Фарадей. — Значит, вопрос такой. Вы неотлучно сопровождали меня от моей комнаты до Зоны Контакта, и бумага была при вас. И все время, пока мы рубились из-за Манты и остальных джанска, она спокойно лежала у вас в кармане. — Он вопросительно вскинул брови. — Признайтесь как на духу. Неужели вам не пришло в голову потихоньку вытащить ее и взглянуть на мою подпись?
   Гессе изобразил на лице выражение абсолютной невинности.
   — Генерал Фарадей, вы меня удивляете, — с упреком сказал он. — В то время я находился полностью в подчинении у арбитра Лайдоф и по закону был вынужден поддерживать ее во всем. Если бы я знал, что под ней вот-вот зашатается земля, не кажется ли вам, что я вмешался бы и предостерег ее? — Он взмахнул рукой. — В смысле, пусть даже на волоске висели бы и ваше будущее, и судьба джанска, мои правовые обязательства были предельно ясны.
   — Конечно, — пробормотал Фарадей. — Извините за вопрос.
   — Ничего. Пойду-ка я в столовую, выпью чашку чая. Вопреки оптимизму лейтенанта Сейби, думаю, у нас еще есть время, прежде чем мы уйдем в Глубину. Не хотите присоединиться ко мне?
   — Прямо сейчас нет, — ответил Фарадей. — Я, пожалуй, немного вздремну.
   Послышалось далекое потрескивание швов.
   — Будьте моим гостем. — Гессе бросил подозрительный взгляд на потолок. — Должен признаться, это выше моего понимания — как можно спать, зная, что за бортом.
   — Это дело привычки, — сказал Фарадей. — Я ведь уже бывал здесь, знаете ли.
   Сервомеханизм зажужжал, когда Гессе встал.
   — Ладно. Увидимся позже. Приятных снов.
   — Спасибо. А вам приятного чаепития.
   Гессе вразвалку зашагал к двери и вышел. Фарадей перевел взгляд на дисплеи. Это было впечатляющее зрелище — сверкающая вереница сотен Мудрых джанска, плывущих впереди.
   Он знал: у них все получится. Должно получиться. Столько охваченных страстным стремлением игроков не могут проиграть.
   И под звуки негромкого попискивания приборов и приглушенного воя ветра снаружи он погрузился в сон.