Страница:
— Хорошо, — внезапно сказала Драсни. — Ты говоришь, эти слова имеют силу над тобой, потому что ты в недостаточной степени джанска. Ладно. А что, если ты станешь немножко больше джанска?
— В каком смысле? — Рейми непонимающе посмотрел на нее.
— Ты должен стать подлинным, законченным джанска, — повторила она. — Или, по крайней мере, в той степени джанска, чтобы их трюки перестали работать. Как это сделать?
— Никак. Слишком поздно. Люди могут даже забрать меня отсюда, и дело с концом.
— Нет! — воскликнула Драсни. — Я не хочу мириться с этим. Ты мой друг, Манта. И я не допущу, чтобы ты уступил. По крайней мере им.
Сердце Рейми снова заныло, примерно так, как это происходило давным-давно, когда она отвергла его. Так, но одновременно по-другому: тогда в нем возникла и надолго поселилась давящая пустота, а сейчас боль имела странный сладко-горький привкус.
— Спасибо тебе. — Он погладил ее плавником. — Мной настолько завладела мысль иметь тебя в качестве супруги, что я просто забыл о том, какой ты верный друг. — Плавник отдернулся от тела Драсни, изогнувшись по собственной воле. — Начинается. Если Защитникам не удастся остановить меня другим способом… Тогда ты попрощаешься за меня с Пранло? Скажешь, как мне жаль?
— Нет. — Внезапно в голосе Драсни зазвучали мрачные, решительные нотки. — Ни за что.
Рейми недоуменно уставился на нее. Растопырив плавники, молотя по воздуху хвостом, он почувствовал, что снова плывет в сторону клетки.
— Я сказала — ни за что, — повторила Драсни и подплыла к Рейми, повернувшись к нему своим раздутым животом. — Мы не уступим.
Рейми словно ударило — он понял, что у нее на уме.
— Драсни! — выдохнул он. — Что ты делаешь?
— Ты сказал, твои эмоции все еще человеческие, — ответила она дрожащим от страха, отчаяния и решимости голосом. — Ладно. Есть способ сделать так, чтобы эмоции джанска возобладали в тебе над человеческими.
— Нет, — умоляюще пролепетал Рейми. Однако он со своим бесполезным сейчас телом не мог помешать ей маневрировать так, как она считала нужным. — Это неправильно, Драсни. Неправильно. Пожалуйста… Оно того не стоит. Пожалуйста. Не волнуйся, я не смогу остановить Защитников.
— Меня ничуть не волнует, остановишь ли ты Защитников, — сказала она. — Они сделают то, что должны. И я тоже.
— Оно не стоит того, — повторил Рейми. Волна предвкушения и страха накрыла его, он задрожал всем телом. Он так страстно хотел ее… но только не так. Облака наверху, Глубина внизу, нет, не так. — Ты только причинишь себе боль.
— Или спасу друга. — Содрогаясь всем телом, она глубоко втянула воздух. — Ну, иди сюда…
Их тела слились. Волна эмоций — нечеловеческих, но очень мощных — превратилась в ураган, хлынувший в сердце, разум и душу Рейми и вызвавший ощущение исступленного восторга. Все, о чем он когда-либо мечтал, слилось в калейдоскопе ярких красок, звона и жара во всем теле. Это нельзя ни описать, ни объяснить, можно только испытать. Ему хотелось смеяться, петь, кричать…
…и плакать.
— Сожалею, но не имею ни малейшего представления о том, что происходит. — Скользя взглядом по дисплеям, Бич беспомощно развел руками. — Ясно одно — звуки, которые он издает, транслятору не по зубам.
— А она все еще цепляется за него? — спросила Лайдоф.
— Вроде бы, — ответил Миллиган. — Они так взбаламутили воздух, что почти ничего не видно.
— Она пытается не подпустить его к клетке, — решила Лайдоф. — Ну, попытка не пытка. Мистер Бич, подтолкните его хорошенько, пусть плывет прямо к «Омеге».
— Да, мэм. — Бич со вздохом застучал по клавишам пульта Маккарти. — Попытаюсь.
— Что это значит — «попытаюсь»? — резко спросила Лайдоф. — Не попытаетесь, а сделаете, если не хотите отправиться вслед за доктором Спренклом и миссис Макколлам.
— Я хочу лишь заметить, что это может оказаться невозможно, — сказал Бич. — Если бы все шло, как задумано, он уже был бы у клетки, но его там нет. Однако я попытаюсь еще раз. — Некоторое время помещение наполняли лишь звуки ритмичных, тупых ударов бьющихся о борт «Омеги» Защитников. — Ключевые слова посланы, приказы отданы, — сказал наконец Бич. — Том? Есть какое-нибудь движение?
— Нет. — Миллиган покачал головой. — И теперь Драсни даже не удерживает его. Он мог бы уплыть от нее, если бы захотел.
— Вот, значит, как, — пытаясь сдержать облегчение, пробормотал Фарадей. Дети джанска все еще бились в клетке, но по крайней мере Рейми больше был неподвластен Лайдоф. В такой схватке радуйся любой маленькой победе. — Он вырвался.
— Проклятье, — проворчала Лайдоф. — Нужно было использовать другие ключевые слова, посильнее. Интересно, черт возьми, как ему это удалось? — Она пожала плечами. — Ну, невелика потеря. Теперь его просто вышвырнут из своей среды, вместо того чтобы забить до смерти. Уверена, доктор Спренкл получит по заслугам за свое предательство.
— Да, — пробормотал Фарадей, не отрывая взгляда от дисплеев. — Наверняка.
Он почувствовал на себе ее изучающий взгляд. Потом краешком глаза заметил, что она снова обратила свое внимание на разыгрывающуюся внизу драму.
— Однако игра продолжается, — изрекла она. — Мистер Миллиган, подведите зонд-шпион поближе к «Омеге». Я хочу как следует рассмотреть, что Защитники делают с клеткой.
Последний прилив экстаза, и все закончилось. Драсни отпустила его, они медленно отлепились друг от друга, и между ними снова задул ветер.
Ураган эмоций начал стихать, и на его место просочилось черное облако стыда и вины.
Потому что все получилось так, как задумала Драсни. Может, даже слишком хорошо. Мощный порыв слияния с ней телом, душой и разумом закончился тем, что они поистине стали единой плотью.
И при этом в самой глубине его существа произошли необратимые изменения. Ту частичку, которая делала его человеком, вытеснило нечто превратившее его в подлинного джанска.
И вместе с этим изменением пришло понимание того, какое ужасное зло он только что совершил.
Он был близок с женщиной, на которую не имел никаких прав. Хуже того, с супругой своего друга.
Он посмотрел на Драсни. Она медленно дрейфовала с ветром, с обвисшими плавниками, как бы в некотором ошеломлении или даже глубоком отчаянии. Наверно, она тоже сейчас осознавала, какой грех взяла на душу.
Ему хотелось подплыть к ней, успокоить, сказать, что все будет хорошо. Но он не мог. Не мог посмотреть ей в глаза. По крайней мере сейчас, сразу после того, что только что произошло. Не стоит даже пытаться просить у нее прощения, потому что она никогда не сможет простить его.
Сердце глухо забилось от боли и ненависти к себе. Уйти. Уйти и больше не возвращаться. Что он наделал! Увидеть ее, снова обрести в ней друга и… растоптать все так бесславно, так подло. Нет, дороги назад у него нет. Он уйдет прямо сейчас. И больше никогда не увидит ее.
Он развернулся, чтобы в последний раз украдкой взглянуть на нее. И тут сквозь окутывающее его облако вины и стыда извне проник звук — это Защитники продолжали биться о человеческую клетку…
И внезапно черное облако осветилось вспышками молний гнева. Это все их вина; не Драсни и даже не его. Их. И если он не считает себя вправе просить прощения у Драсни, то и людям нечего рассчитывать на то, что джанска простят их.
Не следовало им снова приходить сюда, а тем более так, как они это сделали. И Манта постарается, чтобы этот урок они запомнили на всю жизнь.
Согнув плавники, он устремился вверх, к темному сооружению над головой. Защитники все еще бились о зонд, но, похоже, без заметного успеха. Ничего удивительного. Благодаря Манте и своим исследованиям люди очень хорошо изучили физиологические возможности джанска. И, конечно, постарались, чтобы их оружие — оружие трусов! — выдержало любые атаки джанска.
Однако Манта был существом, умеющим использовать человеческие орудия. И подходящее орудие для этой работы как раз находилось под рукой.
Он услышал, как Драсни зовет его, и боль в ее голосе лишь усилила боль, разрывающую ему сердце. Может, она подумала, что зря принесла себя в жертву, что им все еще управляют злые создания над их головами.
Ну что же, очень скоро она поймет, как в действительности обстоит дело. Одновременно с людьми.
Над головой уже вырисовывались очертания днища клетки, торчащие из него зазубренные пики напоминали зубы внутри огромного рта, поджидающего свою жертву. Он продолжал подниматься к ним, но слегка уменьшил скорость; оказавшись у самых зубьев, перевернулся животом вверх и дальнейший подъем совершал уже по инерции.
Прошло много дней с тех пор, как он повзрослел, за это время кожа у него стала толстой и прочной, и пики едва процарапали верхний слой. Нет, так не пойдет. Он перевернулся, нырнул и снова пошел вверх, но на этот раз с большей скоростью. И у самых зубьев опять перевернулся вверх животом.
И едва не задохнулся от боли, когда заостренные кончики впились в кожу. Он слегка поерзал, и желтая кровь еще сильнее хлынула из ран.
Содрогаясь, он сорвался с пик и ушел вниз. Ветер сдувал капли желтого с его живота и уносил их, формируя протянувшийся в воздухе неяркий след. Встряхнувшись, Манта перевернулся и снова начал подниматься к клетке, но теперь уже держась в стороне от пик.
— Что это он задумал? — Лайдоф презрительно покачала головой. — Вообразил, что сможет сломать пики своей шкурой?
— Может, у него просто в голове помутилось, — сказал Фарадей.
Сердце сильно забилось в груди. Возможно ли, чтобы Рейми рассуждал так же, как он сам? Если да, тогда появляется шанс, что грандиозный замысел Лайдоф обернется фиаско, как он того и заслуживает.
При условии, конечно, что сама Лайдоф не поймет, что происходит, пока не будет уже слишком поздно. Фарадей тайком постучал по своему миртовому кольцу удачи.
— В конце концов, у большинства животных именно живот самое слабое место, — добавил он, надеясь, что голос не выдаст его и она не заподозрит, что в его душе вновь затеплилась надежда.
— Думаю, это относится и к джанска, — сказал Миллиган слегка дрогнувшим голосом. Значит, он тоже понял. — Впрочем, я не уверен. Жаль, что нельзя проконсультироваться с миссис Макколлам.
— Стоило бы привести ее сюда, — подыгрывая ему, добавил Фарадей. — Может, у нее возникнут какие-нибудь идеи.
Лайдоф презрительно фыркнула.
— Вы никогда не сдаетесь, полковник?
Фарадей перевел взгляд на дисплей.
— Да, арбитр. Никогда.
Проскользнув мимо последнего ряда пик, Манта начал подниматься вдоль боковой части клетки, подставив ветру спину. Высоко над ним Защитники продолжали свою атаку. Двое или трое из них подозрительно глянули в его сторону, когда он вынырнул из-под клетки. Ясное дело, готовились отогнать его, если он снова попытается помешать им.
Он, однако, не собирался этого делать. В его намерения входило держаться как можно дальше от них. Теперь, когда ветер дул ему в спину, тоненькая струйка крови из ран орошала сетчатую поверхность клетки, пока он плыл вдоль нее. Найдя подходящее место, он перестал работать плавниками, и ветер крепко прижал его животом к холодному металлу. Оставаясь в таком положении, он заглянул внутрь клетки.
Люди потрудились на славу, понял он. В клетке было десять детей, начиная от совсем еще Малышей и заканчивая более крупными Юношами. Внутри также находились три Производительницы, плавали туда и обратно среди испуганных детей, утешая и успокаивая их. Манта спрашивал себя, добровольно ли они оказались внутри, как та, которая сделала это у него на глазах, или людям просто так не терпелось добиться своей цели, что они прихватили двоих по ошибке.
Впрочем, это не имело значения. А имело значение то, что внутри находились трое взрослых, которые в состоянии выслушать указания и заставить детей делать то, что надо, когда придет время.
И потом, откуда-то снизу, Манта услышал далекий призыв. Не испуганный и умоляющий, издаваемый Производительницами и детьми, избежавшими пленения в клетке. Нет, это был старый, очень хорошо знакомый призыв-предостережение.
Вуука!
Он перевел дыхание.
«А теперь, — процитировал он сам себе древнее человеческое изречение, — пусть покажет время».
— Что он делает? — с тревогой спросила Лайдоф. — Черт побери, полковник, что он делает?
— В каком смысле? — притворно недоумевающе спросил Фарадей, изо всех сил сдерживая возбуждение. Рейми понял, как нужно действовать, теперь он в этом не сомневался. Еще несколько минут… — Вроде бы он просто пытается заглянуть в клетку.
— Чтобы смотреть внутрь, необязательно прижиматься к сетке, — угрюмо возразила Лайдоф. — Может, он вообразил, что металл остановит кровотечение?
— Зачем вы меня расспрашиваете об этом? — сказал Фарадей. — Как заметил мистер Миллиган, вы сами отослали прочь нашего специалиста по физиологии джанска.
Лайдоф не удостоила его ответом.
— Мистер Бич, что это за новые вопли там, вдалеке?
— Предостережение о приближении вуука, — доложил Бич.
Лайдоф присвистнула сквозь зубы.
— Их привлекла кровь Рейми. Он мог бы догадаться, что так и будет.
— Наверно, — согласился Фарадей.
— И тем не менее он все еще торчит здесь, — продолжала Лайдоф, и впервые в ее голосе послышались нотки неуверенности. — Почему он не убегает? Неужели не осознает, что именно его они преследуют?
— Не знаю. Вы ведь и нашего психолога отослали прочь, — не удержался Фарадей.
— Вуука появились в поле зрения, — сообщил Миллиган. — Похоже, их… шесть, семь… да, всего девять. Два очень крупных, по десять метров каждый. Остальные помельче, от трех до шести метров.
— Ну, по крайней мере, это решит проблему с Защитниками, которые наконец перестанут выбивать о сетку свои мозги, — пробормотала Лайдоф. — Думаю, сейчас им станет не до этой ерунды.
Фарадей внутренне улыбнулся. Нет, Защитники не будут больше биться о сетку. Им это теперь ни к чему.
И из-за своей самонадеянности Лайдоф даже не догадывалась, что вот-вот произойдет. Теперь не вызывало сомнений, что она не понимает ни психологии джанска в целом, ни особенностей характера Рейми в частности.
Но мало того. Теперь не вызывало сомнений, что она даже не помнит истории.
Предостережения звучали все громче и ближе. Над головой Манты ритм ударов дал сбой; большинство Защитников поплыли навстречу приближающимся хищникам. У него мелькнула мысль: а заметили ли они вообще, что это его кровь привлекла вуука? Но он тут же выбросил ее из головы. Если все получится, как задумано, ни к каким тяжелым последствиям его действия не приведут. По крайней мере именно это действие.
Если же не получится, как задумано, он, наверно, очень скоро будет мертв.
Рейми уже видел вуука, быстро приближающихся с дальней стороны клетки. Крупная стая, восемь или девять, плывут на запах его крови. Наверняка они уже заметили детей внутри клетки.
Интересно, в состоянии ли они со своими одурманенными жаждой крови мозгами осознать, что между ними и пленниками металлическая преграда, подумал он.
Их вожак, один из самых крупных в стае, по-видимому, этого не понимал. На полной скорости он врезался мордой в клетку и отскочил обратно с таким удивленным видом, какого Манта в жизни не наблюдал ни у одного вуука. Времени очухаться у него не оказалось; спустя мгновение на него сверху бросились двое Защитников.
Остальные вуука, однако, быстро сообразили, что к чему. Не обращая внимания на кровавый след, они разбились на две группы и поплыли, с обеих сторон огибая клетку. Манта понимал, что, скорее всего, они ищут источник крови, но одновременно не против подзакусить тем, кто попадется на пути. Остальные Защитники последовали за ними, держась на расстоянии, но готовые в любой момент приблизиться, если возникнет необходимость.
Манта следил за теми и за другими. По счастью, все дети, за исключением пойманных в клетку, сейчас находились далеко отсюда, здесь остались лишь Защитники да несколько Производительниц, взволнованно наблюдавших за происходящим.
Плюс, конечно, сам Манта. К этому моменту нанесенные пиками раны на животе уже наверняка зажили, но на коже осталась засохшая кровь. Если она начнет отшелушиваться, это притянет хищников прямо к нему.
А их так много, что у него останется совсем мало пространства для маневра. Да к тому же Защитники вряд ли кинутся к нему на помощь.
Сейчас кривизна клетки уже скрыла от него главарей обеих групп вуука. Значит, на протяжении тех нескольких секунд, которые понадобятся им, чтобы обогнуть клетку, Манта будет вне зоны их видимости.
Это означало, что пришло время уходить. Оттолкнувшись от прутьев, он расправил плавательные пузыри и начал медленно всплывать, не удаляясь от клетки. «Вуука привлекают кровь и движение», — в первый день его жизни объяснил Советник Латранесто. Манте оставалось лишь надеяться, что ни тем ни другим способом он не привлечет их внимания.
Обе группы хищников вынырнули из-за клетки с разных сторон и устремились прямо к нему.
Спокойно, приказал себе Манта, борясь с желанием забить плавниками по воздуху и поскорее уплыть, пока у него есть хоть какое-то преимущество.
Вожак правой группы вуука неистово заработал хвостовыми плавниками и рванулся вперед, почувствовав, что источник крови где-то совсем рядом. Он широко раскрыл пасть и…
…с триумфальным ревом вцепился острыми зубами в тот участок сетки, к которому совсем недавно прижимался Манта.
И где осталось пятно ярко-желтой крови джанска.
Лайдоф окаменела в своем кресле, тыча пальцем в дисплей.
— Что?.. Что за черт? Что они делают? Помогают джанска?
— Разве что неумышленно, — ответил Фарадей. — Они набросились на то место, где остались следы крови Рейми, вот и все. Вы, наверно, подзабыли исторический полет Чиппавы и Фарадея?
Она свирепо уставилась на него.
— О чем это вы?
Фарадей перевел взгляд на дисплей; в сознании вспыхнули воспоминания давно минувших дней. Вот к первому вуука присоединились и остальные, с безумной яростью терзая металлическую сетку.
— Я говорю о своем полете в глубины атмосферы Юпитера, — сказал Фарадей. — Не помните? Проплывая мимо, Малыш джанска — теперь он уже Советник Латранесто, — налетел на связующий линь, удерживающий «Скайдайвер». На металле остались следы его крови, и спустя несколько мгновений вуука благополучно перегрыз линь. Очень быстро, надо сказать. — Он сделал жест в сторону дисплея. — Похоже, у этой стаи много хлопот с вашей клеткой не будет.
— Ну уж нет! — рявкнула Лайдоф. — Мистер Бочвиц, приведите «Омегу» в движение, в любом направлении.
— Прием подтверждаю, арбитр, — произнес голос из громкоговорителя.
Лайдоф присвистнула сквозь зубы.
— Значит, вуука могут грызть металл, — язвительно сказала она. — Прекрасно. Посмотрим, могут ли они одновременно плыть.
Сработало! Облака над головой, на самом деле сработало!
Очень медленно работая плавниками, Манта начал переворачиваться в положение головой вниз. Вуука все еще совсем рядом, никак нельзя привлечь их внимание. И все же риск не удержал его от того, чтобы взглянуть, как мощные челюсти грызут металл.
Это было впечатляющее и даже устрашающее зрелище. Вуука кидались на клетку, точно охваченные всепоглощающим массовым безумием.
И что еще более удивительно, их энтузиазм ничуть не ослабевал. По плану Манты они должны были оторвать от клетки пару кусков, осознать свою ошибку и покинуть поле боя, оставив сетку в таком состоянии, что Защитникам не составило бы труда пробиться внутрь.
На деле события разворачивались иначе. Пусть жажда крови совсем затуманила им мозги, все равно, не могли же они не чувствовать, что рвут не кожу, не мышцы, не тело джанска? Или могли?
Или дело гораздо сложнее? Может, металл для них вкуснее, чем плоть джанска?
Странно, но возможно и так. Манте припомнилось одно из занятий с Макколлам по физиологии джанска, в котором шла речь о составе их крови. Саму беседу он помнил смутно, но вроде бы там упоминалось о высоком содержании металла в крови джанска, в несколько раз выше, чем у людей, и с большим разнообразием типов металла. Может, на самом деле вуука знали, что делали, и получали удовольствие от своей теперешней трапезы.
Манта внутренне улыбнулся, не без жестокости. Это все равно, решил он, что одним ударом хвоста убить двух сивра. Джанска не только освободят своих пленников, но получат оружие против людей, если те вздумают повторить с ними тот же фокус.
В таком клубке яростно мечущихся тел толком разглядеть что-либо было трудно, но он знал, что вуука должны вот-вот прогрызть сетку. Здесь решающе важен был точный расчет времени: это поистине была бы победа «со слезами на глазах» — если бы хищники прорвались в клетку и сожрали детей, ради освобождения которых Манта и затеял это опасное дело.
Защитники, похоже, рассуждали точно так же. Собравшись на некотором расстоянии от обезумевших вуука, они негромко переговаривались между собой и неуверенно подергивались взад-вперед, дожидаясь момента, когда имеет смысл двинуться в атаку.
Или, может быть, ждали, когда Манта с позиции, обеспечивающей ему лучший обзор, подаст им сигнал. Поводя плавниками, чтобы удержаться на месте, он сосредоточил свое внимание на сетке. Если бы вуука занимались только ею до тех пор, пока дыра станет достаточно большой, чтобы Производительницы смогли выскользнуть наружу…
И вдруг над головой раздался шум, от которого сердце Манты заледенело. Заработали пропеллеры зонда.
Пропеллеры, способные перемещать клетку со скоростью, выходящей за пределы возможностей джанска. Значит, и за пределы возможностей вуука тоже?
Наплевав на риск, он изогнулся, посмотрел вверх и увидел, как внутри своих кожухов огромные пропеллеры набирают обороты.
Нет, мысленно молил Манта, глядя на двигатели и силясь придумать способ остановить их.
Потому что как только зонд и клетка придут в движение, их уже не остановишь. Они уйдут от любого преследования, хоть джанска, хоть вуука, и в конце концов ветер сдует с клетки все следы крови Манты. А когда сооружение наконец остановится, поблизости не окажется никого, кто будет знать, как проделать придуманный Мантой трюк.
Люди победят. Они получат звездолет, которого так страстно желают, или будут продолжать захватывать детей джанска и в результате все равно добьются своего.
Сейчас зонд и клетка начали тяжело покачиваться на ветру. Манта поплыл вверх, в поисках слабого места отчаянно обшаривая взглядом слегка изогнутую поверхность. Но не обнаруживая его.
Если только…
Его взгляд задержался на сетчатом щите, прикрывающем всасывающие отверстия турбовинтовых двигателей. Здесь сетка была заметно тоньше, чем та, из которой состояла клетка. Сможет ли джанска, на полной скорости врезавшись в эту сетку, протаранить ее и оказаться в зоне вращения самих пропеллеров?
От этой мысли по спине пробежал озноб ужаса. Перед внутренним взором Манты возникла картина: он врезается в лопасти пропеллера, и они рвут ему кожу, мышцы, ломают кости; это будет похуже, чем оказаться атакованным целой стаей сивра.
Но, по крайней мере, все произойдет быстро. И значит, уже недолго его будет преследовать образ сломленной, обесчещенной Драсни.
Зонд пришел в движение. Манта увеличил скорость, огибая сооружение, чтобы оказаться перед ближайшим всасывающим отверстием. Он заслуживает смерти. И теперь она по крайней мере будет не напрасной.
Может, таким Драсни и запомнит его. Может, она даже сможет его простить.
Хотя вряд ли.
Глава 19
— В каком смысле? — Рейми непонимающе посмотрел на нее.
— Ты должен стать подлинным, законченным джанска, — повторила она. — Или, по крайней мере, в той степени джанска, чтобы их трюки перестали работать. Как это сделать?
— Никак. Слишком поздно. Люди могут даже забрать меня отсюда, и дело с концом.
— Нет! — воскликнула Драсни. — Я не хочу мириться с этим. Ты мой друг, Манта. И я не допущу, чтобы ты уступил. По крайней мере им.
Сердце Рейми снова заныло, примерно так, как это происходило давным-давно, когда она отвергла его. Так, но одновременно по-другому: тогда в нем возникла и надолго поселилась давящая пустота, а сейчас боль имела странный сладко-горький привкус.
— Спасибо тебе. — Он погладил ее плавником. — Мной настолько завладела мысль иметь тебя в качестве супруги, что я просто забыл о том, какой ты верный друг. — Плавник отдернулся от тела Драсни, изогнувшись по собственной воле. — Начинается. Если Защитникам не удастся остановить меня другим способом… Тогда ты попрощаешься за меня с Пранло? Скажешь, как мне жаль?
— Нет. — Внезапно в голосе Драсни зазвучали мрачные, решительные нотки. — Ни за что.
Рейми недоуменно уставился на нее. Растопырив плавники, молотя по воздуху хвостом, он почувствовал, что снова плывет в сторону клетки.
— Я сказала — ни за что, — повторила Драсни и подплыла к Рейми, повернувшись к нему своим раздутым животом. — Мы не уступим.
Рейми словно ударило — он понял, что у нее на уме.
— Драсни! — выдохнул он. — Что ты делаешь?
— Ты сказал, твои эмоции все еще человеческие, — ответила она дрожащим от страха, отчаяния и решимости голосом. — Ладно. Есть способ сделать так, чтобы эмоции джанска возобладали в тебе над человеческими.
— Нет, — умоляюще пролепетал Рейми. Однако он со своим бесполезным сейчас телом не мог помешать ей маневрировать так, как она считала нужным. — Это неправильно, Драсни. Неправильно. Пожалуйста… Оно того не стоит. Пожалуйста. Не волнуйся, я не смогу остановить Защитников.
— Меня ничуть не волнует, остановишь ли ты Защитников, — сказала она. — Они сделают то, что должны. И я тоже.
— Оно не стоит того, — повторил Рейми. Волна предвкушения и страха накрыла его, он задрожал всем телом. Он так страстно хотел ее… но только не так. Облака наверху, Глубина внизу, нет, не так. — Ты только причинишь себе боль.
— Или спасу друга. — Содрогаясь всем телом, она глубоко втянула воздух. — Ну, иди сюда…
Их тела слились. Волна эмоций — нечеловеческих, но очень мощных — превратилась в ураган, хлынувший в сердце, разум и душу Рейми и вызвавший ощущение исступленного восторга. Все, о чем он когда-либо мечтал, слилось в калейдоскопе ярких красок, звона и жара во всем теле. Это нельзя ни описать, ни объяснить, можно только испытать. Ему хотелось смеяться, петь, кричать…
…и плакать.
— Сожалею, но не имею ни малейшего представления о том, что происходит. — Скользя взглядом по дисплеям, Бич беспомощно развел руками. — Ясно одно — звуки, которые он издает, транслятору не по зубам.
— А она все еще цепляется за него? — спросила Лайдоф.
— Вроде бы, — ответил Миллиган. — Они так взбаламутили воздух, что почти ничего не видно.
— Она пытается не подпустить его к клетке, — решила Лайдоф. — Ну, попытка не пытка. Мистер Бич, подтолкните его хорошенько, пусть плывет прямо к «Омеге».
— Да, мэм. — Бич со вздохом застучал по клавишам пульта Маккарти. — Попытаюсь.
— Что это значит — «попытаюсь»? — резко спросила Лайдоф. — Не попытаетесь, а сделаете, если не хотите отправиться вслед за доктором Спренклом и миссис Макколлам.
— Я хочу лишь заметить, что это может оказаться невозможно, — сказал Бич. — Если бы все шло, как задумано, он уже был бы у клетки, но его там нет. Однако я попытаюсь еще раз. — Некоторое время помещение наполняли лишь звуки ритмичных, тупых ударов бьющихся о борт «Омеги» Защитников. — Ключевые слова посланы, приказы отданы, — сказал наконец Бич. — Том? Есть какое-нибудь движение?
— Нет. — Миллиган покачал головой. — И теперь Драсни даже не удерживает его. Он мог бы уплыть от нее, если бы захотел.
— Вот, значит, как, — пытаясь сдержать облегчение, пробормотал Фарадей. Дети джанска все еще бились в клетке, но по крайней мере Рейми больше был неподвластен Лайдоф. В такой схватке радуйся любой маленькой победе. — Он вырвался.
— Проклятье, — проворчала Лайдоф. — Нужно было использовать другие ключевые слова, посильнее. Интересно, черт возьми, как ему это удалось? — Она пожала плечами. — Ну, невелика потеря. Теперь его просто вышвырнут из своей среды, вместо того чтобы забить до смерти. Уверена, доктор Спренкл получит по заслугам за свое предательство.
— Да, — пробормотал Фарадей, не отрывая взгляда от дисплеев. — Наверняка.
Он почувствовал на себе ее изучающий взгляд. Потом краешком глаза заметил, что она снова обратила свое внимание на разыгрывающуюся внизу драму.
— Однако игра продолжается, — изрекла она. — Мистер Миллиган, подведите зонд-шпион поближе к «Омеге». Я хочу как следует рассмотреть, что Защитники делают с клеткой.
Последний прилив экстаза, и все закончилось. Драсни отпустила его, они медленно отлепились друг от друга, и между ними снова задул ветер.
Ураган эмоций начал стихать, и на его место просочилось черное облако стыда и вины.
Потому что все получилось так, как задумала Драсни. Может, даже слишком хорошо. Мощный порыв слияния с ней телом, душой и разумом закончился тем, что они поистине стали единой плотью.
И при этом в самой глубине его существа произошли необратимые изменения. Ту частичку, которая делала его человеком, вытеснило нечто превратившее его в подлинного джанска.
И вместе с этим изменением пришло понимание того, какое ужасное зло он только что совершил.
Он был близок с женщиной, на которую не имел никаких прав. Хуже того, с супругой своего друга.
Он посмотрел на Драсни. Она медленно дрейфовала с ветром, с обвисшими плавниками, как бы в некотором ошеломлении или даже глубоком отчаянии. Наверно, она тоже сейчас осознавала, какой грех взяла на душу.
Ему хотелось подплыть к ней, успокоить, сказать, что все будет хорошо. Но он не мог. Не мог посмотреть ей в глаза. По крайней мере сейчас, сразу после того, что только что произошло. Не стоит даже пытаться просить у нее прощения, потому что она никогда не сможет простить его.
Сердце глухо забилось от боли и ненависти к себе. Уйти. Уйти и больше не возвращаться. Что он наделал! Увидеть ее, снова обрести в ней друга и… растоптать все так бесславно, так подло. Нет, дороги назад у него нет. Он уйдет прямо сейчас. И больше никогда не увидит ее.
Он развернулся, чтобы в последний раз украдкой взглянуть на нее. И тут сквозь окутывающее его облако вины и стыда извне проник звук — это Защитники продолжали биться о человеческую клетку…
И внезапно черное облако осветилось вспышками молний гнева. Это все их вина; не Драсни и даже не его. Их. И если он не считает себя вправе просить прощения у Драсни, то и людям нечего рассчитывать на то, что джанска простят их.
Не следовало им снова приходить сюда, а тем более так, как они это сделали. И Манта постарается, чтобы этот урок они запомнили на всю жизнь.
Согнув плавники, он устремился вверх, к темному сооружению над головой. Защитники все еще бились о зонд, но, похоже, без заметного успеха. Ничего удивительного. Благодаря Манте и своим исследованиям люди очень хорошо изучили физиологические возможности джанска. И, конечно, постарались, чтобы их оружие — оружие трусов! — выдержало любые атаки джанска.
Однако Манта был существом, умеющим использовать человеческие орудия. И подходящее орудие для этой работы как раз находилось под рукой.
Он услышал, как Драсни зовет его, и боль в ее голосе лишь усилила боль, разрывающую ему сердце. Может, она подумала, что зря принесла себя в жертву, что им все еще управляют злые создания над их головами.
Ну что же, очень скоро она поймет, как в действительности обстоит дело. Одновременно с людьми.
Над головой уже вырисовывались очертания днища клетки, торчащие из него зазубренные пики напоминали зубы внутри огромного рта, поджидающего свою жертву. Он продолжал подниматься к ним, но слегка уменьшил скорость; оказавшись у самых зубьев, перевернулся животом вверх и дальнейший подъем совершал уже по инерции.
Прошло много дней с тех пор, как он повзрослел, за это время кожа у него стала толстой и прочной, и пики едва процарапали верхний слой. Нет, так не пойдет. Он перевернулся, нырнул и снова пошел вверх, но на этот раз с большей скоростью. И у самых зубьев опять перевернулся вверх животом.
И едва не задохнулся от боли, когда заостренные кончики впились в кожу. Он слегка поерзал, и желтая кровь еще сильнее хлынула из ран.
Содрогаясь, он сорвался с пик и ушел вниз. Ветер сдувал капли желтого с его живота и уносил их, формируя протянувшийся в воздухе неяркий след. Встряхнувшись, Манта перевернулся и снова начал подниматься к клетке, но теперь уже держась в стороне от пик.
— Что это он задумал? — Лайдоф презрительно покачала головой. — Вообразил, что сможет сломать пики своей шкурой?
— Может, у него просто в голове помутилось, — сказал Фарадей.
Сердце сильно забилось в груди. Возможно ли, чтобы Рейми рассуждал так же, как он сам? Если да, тогда появляется шанс, что грандиозный замысел Лайдоф обернется фиаско, как он того и заслуживает.
При условии, конечно, что сама Лайдоф не поймет, что происходит, пока не будет уже слишком поздно. Фарадей тайком постучал по своему миртовому кольцу удачи.
— В конце концов, у большинства животных именно живот самое слабое место, — добавил он, надеясь, что голос не выдаст его и она не заподозрит, что в его душе вновь затеплилась надежда.
— Думаю, это относится и к джанска, — сказал Миллиган слегка дрогнувшим голосом. Значит, он тоже понял. — Впрочем, я не уверен. Жаль, что нельзя проконсультироваться с миссис Макколлам.
— Стоило бы привести ее сюда, — подыгрывая ему, добавил Фарадей. — Может, у нее возникнут какие-нибудь идеи.
Лайдоф презрительно фыркнула.
— Вы никогда не сдаетесь, полковник?
Фарадей перевел взгляд на дисплей.
— Да, арбитр. Никогда.
Проскользнув мимо последнего ряда пик, Манта начал подниматься вдоль боковой части клетки, подставив ветру спину. Высоко над ним Защитники продолжали свою атаку. Двое или трое из них подозрительно глянули в его сторону, когда он вынырнул из-под клетки. Ясное дело, готовились отогнать его, если он снова попытается помешать им.
Он, однако, не собирался этого делать. В его намерения входило держаться как можно дальше от них. Теперь, когда ветер дул ему в спину, тоненькая струйка крови из ран орошала сетчатую поверхность клетки, пока он плыл вдоль нее. Найдя подходящее место, он перестал работать плавниками, и ветер крепко прижал его животом к холодному металлу. Оставаясь в таком положении, он заглянул внутрь клетки.
Люди потрудились на славу, понял он. В клетке было десять детей, начиная от совсем еще Малышей и заканчивая более крупными Юношами. Внутри также находились три Производительницы, плавали туда и обратно среди испуганных детей, утешая и успокаивая их. Манта спрашивал себя, добровольно ли они оказались внутри, как та, которая сделала это у него на глазах, или людям просто так не терпелось добиться своей цели, что они прихватили двоих по ошибке.
Впрочем, это не имело значения. А имело значение то, что внутри находились трое взрослых, которые в состоянии выслушать указания и заставить детей делать то, что надо, когда придет время.
И потом, откуда-то снизу, Манта услышал далекий призыв. Не испуганный и умоляющий, издаваемый Производительницами и детьми, избежавшими пленения в клетке. Нет, это был старый, очень хорошо знакомый призыв-предостережение.
Вуука!
Он перевел дыхание.
«А теперь, — процитировал он сам себе древнее человеческое изречение, — пусть покажет время».
— Что он делает? — с тревогой спросила Лайдоф. — Черт побери, полковник, что он делает?
— В каком смысле? — притворно недоумевающе спросил Фарадей, изо всех сил сдерживая возбуждение. Рейми понял, как нужно действовать, теперь он в этом не сомневался. Еще несколько минут… — Вроде бы он просто пытается заглянуть в клетку.
— Чтобы смотреть внутрь, необязательно прижиматься к сетке, — угрюмо возразила Лайдоф. — Может, он вообразил, что металл остановит кровотечение?
— Зачем вы меня расспрашиваете об этом? — сказал Фарадей. — Как заметил мистер Миллиган, вы сами отослали прочь нашего специалиста по физиологии джанска.
Лайдоф не удостоила его ответом.
— Мистер Бич, что это за новые вопли там, вдалеке?
— Предостережение о приближении вуука, — доложил Бич.
Лайдоф присвистнула сквозь зубы.
— Их привлекла кровь Рейми. Он мог бы догадаться, что так и будет.
— Наверно, — согласился Фарадей.
— И тем не менее он все еще торчит здесь, — продолжала Лайдоф, и впервые в ее голосе послышались нотки неуверенности. — Почему он не убегает? Неужели не осознает, что именно его они преследуют?
— Не знаю. Вы ведь и нашего психолога отослали прочь, — не удержался Фарадей.
— Вуука появились в поле зрения, — сообщил Миллиган. — Похоже, их… шесть, семь… да, всего девять. Два очень крупных, по десять метров каждый. Остальные помельче, от трех до шести метров.
— Ну, по крайней мере, это решит проблему с Защитниками, которые наконец перестанут выбивать о сетку свои мозги, — пробормотала Лайдоф. — Думаю, сейчас им станет не до этой ерунды.
Фарадей внутренне улыбнулся. Нет, Защитники не будут больше биться о сетку. Им это теперь ни к чему.
И из-за своей самонадеянности Лайдоф даже не догадывалась, что вот-вот произойдет. Теперь не вызывало сомнений, что она не понимает ни психологии джанска в целом, ни особенностей характера Рейми в частности.
Но мало того. Теперь не вызывало сомнений, что она даже не помнит истории.
Предостережения звучали все громче и ближе. Над головой Манты ритм ударов дал сбой; большинство Защитников поплыли навстречу приближающимся хищникам. У него мелькнула мысль: а заметили ли они вообще, что это его кровь привлекла вуука? Но он тут же выбросил ее из головы. Если все получится, как задумано, ни к каким тяжелым последствиям его действия не приведут. По крайней мере именно это действие.
Если же не получится, как задумано, он, наверно, очень скоро будет мертв.
Рейми уже видел вуука, быстро приближающихся с дальней стороны клетки. Крупная стая, восемь или девять, плывут на запах его крови. Наверняка они уже заметили детей внутри клетки.
Интересно, в состоянии ли они со своими одурманенными жаждой крови мозгами осознать, что между ними и пленниками металлическая преграда, подумал он.
Их вожак, один из самых крупных в стае, по-видимому, этого не понимал. На полной скорости он врезался мордой в клетку и отскочил обратно с таким удивленным видом, какого Манта в жизни не наблюдал ни у одного вуука. Времени очухаться у него не оказалось; спустя мгновение на него сверху бросились двое Защитников.
Остальные вуука, однако, быстро сообразили, что к чему. Не обращая внимания на кровавый след, они разбились на две группы и поплыли, с обеих сторон огибая клетку. Манта понимал, что, скорее всего, они ищут источник крови, но одновременно не против подзакусить тем, кто попадется на пути. Остальные Защитники последовали за ними, держась на расстоянии, но готовые в любой момент приблизиться, если возникнет необходимость.
Манта следил за теми и за другими. По счастью, все дети, за исключением пойманных в клетку, сейчас находились далеко отсюда, здесь остались лишь Защитники да несколько Производительниц, взволнованно наблюдавших за происходящим.
Плюс, конечно, сам Манта. К этому моменту нанесенные пиками раны на животе уже наверняка зажили, но на коже осталась засохшая кровь. Если она начнет отшелушиваться, это притянет хищников прямо к нему.
А их так много, что у него останется совсем мало пространства для маневра. Да к тому же Защитники вряд ли кинутся к нему на помощь.
Сейчас кривизна клетки уже скрыла от него главарей обеих групп вуука. Значит, на протяжении тех нескольких секунд, которые понадобятся им, чтобы обогнуть клетку, Манта будет вне зоны их видимости.
Это означало, что пришло время уходить. Оттолкнувшись от прутьев, он расправил плавательные пузыри и начал медленно всплывать, не удаляясь от клетки. «Вуука привлекают кровь и движение», — в первый день его жизни объяснил Советник Латранесто. Манте оставалось лишь надеяться, что ни тем ни другим способом он не привлечет их внимания.
Обе группы хищников вынырнули из-за клетки с разных сторон и устремились прямо к нему.
Спокойно, приказал себе Манта, борясь с желанием забить плавниками по воздуху и поскорее уплыть, пока у него есть хоть какое-то преимущество.
Вожак правой группы вуука неистово заработал хвостовыми плавниками и рванулся вперед, почувствовав, что источник крови где-то совсем рядом. Он широко раскрыл пасть и…
…с триумфальным ревом вцепился острыми зубами в тот участок сетки, к которому совсем недавно прижимался Манта.
И где осталось пятно ярко-желтой крови джанска.
Лайдоф окаменела в своем кресле, тыча пальцем в дисплей.
— Что?.. Что за черт? Что они делают? Помогают джанска?
— Разве что неумышленно, — ответил Фарадей. — Они набросились на то место, где остались следы крови Рейми, вот и все. Вы, наверно, подзабыли исторический полет Чиппавы и Фарадея?
Она свирепо уставилась на него.
— О чем это вы?
Фарадей перевел взгляд на дисплей; в сознании вспыхнули воспоминания давно минувших дней. Вот к первому вуука присоединились и остальные, с безумной яростью терзая металлическую сетку.
— Я говорю о своем полете в глубины атмосферы Юпитера, — сказал Фарадей. — Не помните? Проплывая мимо, Малыш джанска — теперь он уже Советник Латранесто, — налетел на связующий линь, удерживающий «Скайдайвер». На металле остались следы его крови, и спустя несколько мгновений вуука благополучно перегрыз линь. Очень быстро, надо сказать. — Он сделал жест в сторону дисплея. — Похоже, у этой стаи много хлопот с вашей клеткой не будет.
— Ну уж нет! — рявкнула Лайдоф. — Мистер Бочвиц, приведите «Омегу» в движение, в любом направлении.
— Прием подтверждаю, арбитр, — произнес голос из громкоговорителя.
Лайдоф присвистнула сквозь зубы.
— Значит, вуука могут грызть металл, — язвительно сказала она. — Прекрасно. Посмотрим, могут ли они одновременно плыть.
Сработало! Облака над головой, на самом деле сработало!
Очень медленно работая плавниками, Манта начал переворачиваться в положение головой вниз. Вуука все еще совсем рядом, никак нельзя привлечь их внимание. И все же риск не удержал его от того, чтобы взглянуть, как мощные челюсти грызут металл.
Это было впечатляющее и даже устрашающее зрелище. Вуука кидались на клетку, точно охваченные всепоглощающим массовым безумием.
И что еще более удивительно, их энтузиазм ничуть не ослабевал. По плану Манты они должны были оторвать от клетки пару кусков, осознать свою ошибку и покинуть поле боя, оставив сетку в таком состоянии, что Защитникам не составило бы труда пробиться внутрь.
На деле события разворачивались иначе. Пусть жажда крови совсем затуманила им мозги, все равно, не могли же они не чувствовать, что рвут не кожу, не мышцы, не тело джанска? Или могли?
Или дело гораздо сложнее? Может, металл для них вкуснее, чем плоть джанска?
Странно, но возможно и так. Манте припомнилось одно из занятий с Макколлам по физиологии джанска, в котором шла речь о составе их крови. Саму беседу он помнил смутно, но вроде бы там упоминалось о высоком содержании металла в крови джанска, в несколько раз выше, чем у людей, и с большим разнообразием типов металла. Может, на самом деле вуука знали, что делали, и получали удовольствие от своей теперешней трапезы.
Манта внутренне улыбнулся, не без жестокости. Это все равно, решил он, что одним ударом хвоста убить двух сивра. Джанска не только освободят своих пленников, но получат оружие против людей, если те вздумают повторить с ними тот же фокус.
В таком клубке яростно мечущихся тел толком разглядеть что-либо было трудно, но он знал, что вуука должны вот-вот прогрызть сетку. Здесь решающе важен был точный расчет времени: это поистине была бы победа «со слезами на глазах» — если бы хищники прорвались в клетку и сожрали детей, ради освобождения которых Манта и затеял это опасное дело.
Защитники, похоже, рассуждали точно так же. Собравшись на некотором расстоянии от обезумевших вуука, они негромко переговаривались между собой и неуверенно подергивались взад-вперед, дожидаясь момента, когда имеет смысл двинуться в атаку.
Или, может быть, ждали, когда Манта с позиции, обеспечивающей ему лучший обзор, подаст им сигнал. Поводя плавниками, чтобы удержаться на месте, он сосредоточил свое внимание на сетке. Если бы вуука занимались только ею до тех пор, пока дыра станет достаточно большой, чтобы Производительницы смогли выскользнуть наружу…
И вдруг над головой раздался шум, от которого сердце Манты заледенело. Заработали пропеллеры зонда.
Пропеллеры, способные перемещать клетку со скоростью, выходящей за пределы возможностей джанска. Значит, и за пределы возможностей вуука тоже?
Наплевав на риск, он изогнулся, посмотрел вверх и увидел, как внутри своих кожухов огромные пропеллеры набирают обороты.
Нет, мысленно молил Манта, глядя на двигатели и силясь придумать способ остановить их.
Потому что как только зонд и клетка придут в движение, их уже не остановишь. Они уйдут от любого преследования, хоть джанска, хоть вуука, и в конце концов ветер сдует с клетки все следы крови Манты. А когда сооружение наконец остановится, поблизости не окажется никого, кто будет знать, как проделать придуманный Мантой трюк.
Люди победят. Они получат звездолет, которого так страстно желают, или будут продолжать захватывать детей джанска и в результате все равно добьются своего.
Сейчас зонд и клетка начали тяжело покачиваться на ветру. Манта поплыл вверх, в поисках слабого места отчаянно обшаривая взглядом слегка изогнутую поверхность. Но не обнаруживая его.
Если только…
Его взгляд задержался на сетчатом щите, прикрывающем всасывающие отверстия турбовинтовых двигателей. Здесь сетка была заметно тоньше, чем та, из которой состояла клетка. Сможет ли джанска, на полной скорости врезавшись в эту сетку, протаранить ее и оказаться в зоне вращения самих пропеллеров?
От этой мысли по спине пробежал озноб ужаса. Перед внутренним взором Манты возникла картина: он врезается в лопасти пропеллера, и они рвут ему кожу, мышцы, ломают кости; это будет похуже, чем оказаться атакованным целой стаей сивра.
Но, по крайней мере, все произойдет быстро. И значит, уже недолго его будет преследовать образ сломленной, обесчещенной Драсни.
Зонд пришел в движение. Манта увеличил скорость, огибая сооружение, чтобы оказаться перед ближайшим всасывающим отверстием. Он заслуживает смерти. И теперь она по крайней мере будет не напрасной.
Может, таким Драсни и запомнит его. Может, она даже сможет его простить.
Хотя вряд ли.
Глава 19
Двигатели «Омеги» наращивали обороты, и их вой наполнил Зону Контакта.
— А как же ваш ультиматум? — спросил Фарадей.
От огорчения у него все скрутило внутри. Если зонд сейчас покинет это место, все усилия джанска — не говоря уж о Рейми — пойдут прахом. И безумие продолжится.
— В каком смысле вас это интересует? — спросила Лайдоф. — Лидеры знают, что нам нужно.
— Но они не будут знать, куда доставить ответ, — возразил Фарадей.
Уголком глаза он заметил, как в нижней части дисплея засветились инерционные датчики. «Омега» пришла в движение.
Впрочем, основное внимание Фарадея было сосредоточено на изображении, поступающем с зонда-шпиона. Выглядевший словно мелкая рыбешка по сравнению с огромной клеткой, Рейми быстро поднялся вдоль нее и устремился к двигателям зонда. И плыл он с редкостной для себя целеустремленностью, отметил Фарадей.
Не требовалось особой сообразительности, чтобы догадаться о его планах. Он хотел каким-то образом помешать тому, чтобы заложников увезли отсюда.
И Фарадей мог представить себе лишь один-единственный способ сделать это.
Не надо, мысленно умолял он, обращаясь к изображению на экране. То, что Рейми задумал, будет стоить ему жизни, но не помешает «Омеге» улететь прочь. Конечно, с одним двигателем скорость зонда уменьшится, но все равно будет достаточно велика, чтобы уйти от преследования джанска. Несомненно, Рейми должен был понимать это. Может, на него так подействовала атака вуука, что он утратил способность рассуждать здраво?
Не исключено. «Омега» набирала скорость, и Рейми вместе с ней.
Лайдоф тоже заметила это.
— Что он делает? — пробормотала она.
— Пытается остановить зонд, — ответил Фарадей, от всей души надеясь, что ошибается.
— А как же ваш ультиматум? — спросил Фарадей.
От огорчения у него все скрутило внутри. Если зонд сейчас покинет это место, все усилия джанска — не говоря уж о Рейми — пойдут прахом. И безумие продолжится.
— В каком смысле вас это интересует? — спросила Лайдоф. — Лидеры знают, что нам нужно.
— Но они не будут знать, куда доставить ответ, — возразил Фарадей.
Уголком глаза он заметил, как в нижней части дисплея засветились инерционные датчики. «Омега» пришла в движение.
Впрочем, основное внимание Фарадея было сосредоточено на изображении, поступающем с зонда-шпиона. Выглядевший словно мелкая рыбешка по сравнению с огромной клеткой, Рейми быстро поднялся вдоль нее и устремился к двигателям зонда. И плыл он с редкостной для себя целеустремленностью, отметил Фарадей.
Не требовалось особой сообразительности, чтобы догадаться о его планах. Он хотел каким-то образом помешать тому, чтобы заложников увезли отсюда.
И Фарадей мог представить себе лишь один-единственный способ сделать это.
Не надо, мысленно умолял он, обращаясь к изображению на экране. То, что Рейми задумал, будет стоить ему жизни, но не помешает «Омеге» улететь прочь. Конечно, с одним двигателем скорость зонда уменьшится, но все равно будет достаточно велика, чтобы уйти от преследования джанска. Несомненно, Рейми должен был понимать это. Может, на него так подействовала атака вуука, что он утратил способность рассуждать здраво?
Не исключено. «Омега» набирала скорость, и Рейми вместе с ней.
Лайдоф тоже заметила это.
— Что он делает? — пробормотала она.
— Пытается остановить зонд, — ответил Фарадей, от всей души надеясь, что ошибается.