Завацкая Яна. Кольцо и крест

   Неважно. Пусть они нас не любят. Нас мало где любят. Мы уйдем, зато они восстановят прежнюю жизнь, и уже приобретут некоторый иммунитет против сагонской агрессии.
   Да и какая разница… все равно мне потом не жить - эта мысль поддерживала как-то, спасала.
   Чаще всего Арнис работал в паре с Ландзо. Дэцин больше не ставил перед ними боевых задач, в основном они занимались восстановлением города. Это тоже помогало. Постепенно город приобретал жилой вид. Дети начали ходить в школу (они и жили пока в интернатах, но было объявлено, что родители могут забрать своих детей домой. Однако Дэцин был прав - никто не стремился это сделать). Строительные бригады, обучавшиеся работе с меланитом и гемопластом, с новыми материалами, доставленными с Квирина, разгребали завалы и строили новые здания.
   Помимо этого, формировалось новое лервенское правительство. Искали людей, умных, способных руководить и в то же время, желательно, ненавидящих режим Цхарна. Ландзо лично беседовал с каждым кандидатом, а искали их в основном в Штрафных общинах, то есть среди тех, кто не очень-то вписывался раньше в общую картину жизни. И не вписывался именно по причинам политического и духовного характера.
   До тех пор, пока не появится нормальное правительство, армия, полиция - уходить с Анзоры нельзя.
   Обычно в таких случаях восстанавливалась историческая форма правления. В Лервене когда-то давно был король. Монархия. Но в том-то и дело, что слишком давно люди жили по заветам Цхарна, возвращение к прежнему укладу было бы слишком жестким насилием над ними. Поэтому предполагалось создать коллегиальное правительство, а оно уже позаботится о дальнейшем - ввести периодические выборы, или восстанавливать монархию, или диктатуру (что было бы привычнее для Лервены), или еще какую-нибудь форму правления.
 
   Арнис сидел на возвышении рядом с раздачей и наблюдал за длинной вереницей девочек-подростков в серых платьях, с мисками в руках. Школьницы получали свои порции разведенного орехового концентрата (никакой лервенской пищи давно уже не было. Поля выжжены, все, что на складах, давно поедено. Но снабженцы работали регулярно, да и в городе уже действовали два пищевых синтезатора). Отходили, бережно неся в ладонях миски с нежной бежевой массой. По крайней мере, кормили их теперь досыта.
   А так - платья, лица… лица, пожалуй, еще больше осунулись, еще темнее неизбывная печаль на них. Война. Что мы подарили этим детям - войну, ничего больше.
   Я не маленький, понимаю все очень хорошо. Мы, как правило, не врем, наш ход в информационной войне - правда. Наш козырь и наше оружие. Гнусно оттого, что правду эту приходится вдалбливать, внушать… так, будто это ложь.
   Но почему, почему мы не можем просто оставить их в покое и уйти? Ну, помочь материально - и удалиться? Нет, мы будем формировать правительство… послушное нам. Готовое с нами сотрудничать. Мы будем менять их привычки, их образ жизни.
   Но ведь мы этого не должны делать! Мало ли, что нам не нравится… Общественное воспитание детей - но если это их собственный выбор? Так выбрала их нация, вправе ли мы вмешиваться? Под влиянием сагона или нет - это еще вопрос. Цхарн не давил на них, у него и эммендаров не было. Цхарн предоставлял им возможность выбора, и все они выбрали его.
   Нет, хорошо, что мы избавили их от сагона. Пример вот уже восьми погибших миров показывает, что рано или поздно сагонская инвазия завершается уничтожением населения и всей цивилизации.
   Но беда в том, что Цхарн не умер, он лишь отброшен. Через несколько лет он обретет способность к общению с миром людей - пусть в качестве невидимого духа. Он необыкновенно силен, в этом качестве он полвека держал всю планету под единоличным контролем. И если сохранить те же структуры, верования, если не изменить кардинальным образом жизнь лервенцев и бешиорцев, Цхарн вернется на готовенькое.
   Это все понятно. Непонятно только, почему все так гнусно.
   Арнис вздохнул.
   — Я пойду, - сказал он школьной директрисе, Патари (указ о фамилиях и отмене личных номеров еще только готовился). Та с готовностью кивнула головой.
   — Пойдемте, гир Арнис, я провожу вас.
   Арнис открыл дверь, чуть потеснив очередь за обедом. Увидев пятнистый рисунок бикра, девочка, оказавшаяся рядом, молча и проворно отскочила в сторону. Арнис повернулся, отыскивая ее взглядом. Девочка стояла неподалеку и смотрела на квиринца, словно испуганный зверек, черные глаза поблескивали.
   Арнис открыл было рот, но потом покачал головой и пошел дальше.
   Они боятся нас. Так и будет впредь. Мы это заслужили.
 
   Ильгет не сводила глаз с пустого пространства, отделенного ксиоровой стеной и рядом автоматических постов от зала ожидания. Двое ско потихоньку фланировали взад и вперед вдоль карантинной зоны, скучая, поглядывая на встречающих сквозь ксиор.
   Ильгет знала уже все. Но сегодня возвращается Арнис. Так рассудил Господь - он выжил, он возвращается. Как долго в этот раз… Ильгет уже не помнила его, хоть и смотрела каждый день на портрет - лицо помнила, а вот запах, прикосновение рук, движения… Ничего, все придет снова.
   — Давай я возьму Дару, - Белла забрала у нее малышку. Арли уже пролезла к стене и впечатала носик в ксиор, высматривая папу. Которого почти не помнила.
   Сегодня очень тихо. Необычно тихо. Никто из встречающих не разговаривает, все молча смотрят в черное отверстие коридора, откуда должны появиться… Встречающих много - армейцы тоже возвращаются домой.
   И вот возникло движение в черном коридоре, и 505й отряд ДС появился первым.
   Это было как удар - и захотелось закричать, но Ильгет только сжала губы. Как их мало! Всего шесть человек.
   И как они изменились… Господи, как же их мало осталось. Так не должно быть, не должно! Спустя секунду Ильгет узнала Арниса. Не сразу. Он стал другим, кажется. Или просто она отвыкла?
   — Беги, - сказала за спиной Белла. Ильгет бросилась вперед. Вот Арнис прошел КПП, и шагнул в зал. Прохладная, чуть скользкая на ощупь поверхность бикра… Руки - все-таки знакомые, родные. Прежние. Губы. Радость моя… Ильгет плакала. Арнис вытер ей слезы ладонью.
   — Все хорошо, Иль… все хорошо.
   Поднял на руки Арли, расцеловал. Шера подпрыгнула, виляя хвостом, пытаясь лизнуть в лицо забытую хозяйку. Она металась между Ильгет, детьми и Беллой, радостно приветствуя всех.
   Шера поняла, что кошмары кончились, что снова наступают счастливые дни - с длинными прогулками и купанием, с вкусной едой и спокойным сном в своей корзинке, дома.
   — Где Лайна и Андо? - спросил Арнис. Ильгет сказала.
   — Они в школе. Я не стала брать их сюда… сегодня… ты понимаешь.
   — Да, правильно, - кивнул Арнис, - ну, пойдем домой.
 
   Лайна и Андо теперь будут жить у своей крестной. Это было понятно всем, и все этого ожидали. Странно, если бы Ильгет поступила иначе. Арнис был с этим полностью согласен.
   Вот только квартира уже тесновата. Может быть, придется снять побольше, переехать. Пока Ильгет отвела для Андо и Лайны, в качестве второй детской, кабинет. Можно заниматься и в гостиной - вполне.
   Дети уже знали о случившемся, уже пережили это. Ильгет повесила портреты матери и отца в их детской. От Данга даже и праха не осталось, впрочем, и от Лири тоже. Но это неважно. Помнить о них все равно будут.
 
   Арнис казался чужим. Совершенно чужим. Но это было уже привычно, Ильгет ожидала этого. Пройдет несколько дней, и все придет в норму…
   Пока необходимо заботиться о детях. Теперь их четверо. Арнису пока не до них - и это вполне понятно. Одно дело, когда время от времени берешь крестников к себе, другое - когда они становятся твоими детьми. Да еще детьми подавленными и нуждающимися в психологической поддержке. Ильгет подумывала, не стоит ли обратиться к психологу-профессионалу. На Квирине есть специалисты, умеющие помогать таким детям: гибель родителей, даже обоих - вовсе не исключительный случай. Но вроде бы и так Андо и Лайна справлялись с потерей. Участвуя в общей молитве, всегда горячо просили Бога за маму и папу. На заупокойной службе детей погибших посадили впереди, и отец Маркус часто обращался к ним.
   В остальное время Ильгет старалась постепенно ввести жизнь семьи в обычное русло. Она совершенно забросила творчество - теперь уже было действительно некогда. Правда, Лайна и Андо уже по возрасту проводили в школе почти весь день. Они ходили во вторую ступень, Андо было пять лет, Лайне четыре. Иногда аэробус привозил их часам к четырем, но чаще только к ужину. Но по вечерам и в выходные Ильгет старалась все время проводить с детьми. Да и своих ведь нельзя забрасывать. Арли тоже начала посещать школу, но пока еще вместе с мамой, на 2-3 часа в день поначалу. Школа представляла собой огромный зал с кучей развивающих игр, двухлетние дети бродили от одной игры к другой, педагоги ненавязчиво им помогали. Арли очень быстро выучила все буквы, с помощью кубиков и паззлов.
   Да и у Дары был ответственный возраст.
   Дома Ильгет выработала целые ритуалы для такой компании. Накрывали на ужин все вместе, потом, после еды, убирали. Играли во что-нибудь всеми любимое - "Лабиринт" или строительство города, или космический детектив. Потом - чтение вслух по очереди (трудно было найти книжки, которые нравились бы всем троим старшим). Все это время Ильгет еще пыталась отвлечь чем-нибудь Дару, чтобы она не мешала. Потом шли в ванную, молились все вместе и укладывались спать. Лайне и Андо разрешалось еще перед сном поиграть или почитать. По выходным отправлялись в лес, на море - вскоре наступил май, жара, можно купаться. Ходили в детские театры, просто в Бетрисанду, или к кому-нибудь в гости. Ильгет решила придумать что-нибудь глобальное - чтобы занять детей всерьез. И нашла вот что: создать что-то вроде маленького музея Лири и Данга.
   Ей казалось, что просто отвлечь детей от мыслей об отце - это было бы даже безнравственно. Они не должны забывать о родителях. Нет, но это событие надо переосмыслить… понять… смириться, может быть.
   Самое страшное перед лицом смерти - это полное наше бессилие. Бессилие хоть чем-то помочь умершему. Это бессилие порождает жажду мести - если есть те, кто виновен в гибели человека. Месть - это так естественно для человека, очень многие народы приходят к почитанию мести как священного долга. Для этого никакого наития свыше не надо, жажда мести возникает сама собой.
   Это бессилие облегчается молитвой - даже если и нет виновников гибели, молитва - это реальное, конкретное дело, которым ты можешь помочь ушедшему человеку.
   Памятники, надгробия, альбомы со старыми снимками - все это нужно скорее уж нам самим. И все же и они облегчают боль расставания. Особенно детям. Не очень маленьким: Андо и Лайна были, по квиринским меркам, уже вполне сознательными людьми.
   Они должны гордиться родителями, стараться стать на них похожими. Всю жизнь их помнить и любить. Ильгет рассказывала детям постоянно об их родителях - а рассказать она могла немало. А теперь они выделили в комнате угол, который постепенно обрастал новыми и новыми композициями - очень много здесь было снимков Данга и Лири, от свадебных (Господи, какими они молодыми были тогда…), от милых семейных сценок, до рабочих, в бикрах и с оружием. Всегда только на полигоне, на учениях - кто же будет делать снимки на акции… это нереально. Дети сами составляли композиции из этих снимков, оформляли их. Лежали в этом углу и вещички родителей - крестики, статуэтки, любимые микропленки, пара бумажных книг, сплетенные Лири коврики, кое-какое личное оружие. Бабушка, мать Лири, частенько приходила в гости, тихонько плакала, глядя на все это великолепие. Родители Данга эмигрировали на Капеллу и здесь, на Квирине не появлялись.
 
   И только одно все больше и больше поражало Ильгет - Арнис не принимал никакого участия во всех этих делах.
   Это было так на него непохоже… Мало того, он и собственными детьми, кажется, совсем перестал интересоваться. Дару брал к себе, только если Ильгет его об этом просила. Кое-какие прежние ритуалы сохранились - молиться вставали все вместе, на зарядку утром бегали. Но даже и это Арнис делал как-то… так, будто это было надоевшей, привычной рутиной. Мол, раз уж ты так хочешь, раз это так необходимо. Так, по крайней мере, казалось Ильгет.
   Иногда он ходил по выходным вместе с семьей отдыхать - иногда нет. Разница небольшая: Ильгет практически все время развлекала детей сама. Арнис сидел где-нибудь на бережку, безучастно глядя вдаль. Он улыбался детям, мог их приласкать, но казалось, он совершенно потерял прежний творческий импульс, он уже не мог играть.
   Злым он не был, нисколько. Просто равнодушным ко всему. И даже к тому, что Ильгет очень много приходилось работать. Но это Арниса больше не волновало. Он не хотел помочь ей, по крайней мере, сам не проявлял желания. И это было очень странно и непривычно.
   Ильгет заметила, что и у нее пропадает желание что-либо делать с детьми, когда Арнис рядом. Видимо, она так привыкла подчиняться ему, быть ведомой, петь ему в лад, что и сейчас реакция была той же самой. Глядя на безучастное лицо Арниса, она вдруг начинала думать, что все ее дела, все эти бурные занятия с детьми, игры, музей - все это такая ерунда… Что она так глупа, делая это. А что не ерунда? Ильгет не знала.
   Надо сделать что-то для Арниса, помочь ему - это самое главное. Но Ильгет совершенно не представляла, что можно сделать.
   Ей хотелось бросить детей, подойти к нему, обнять. Несколько раз она и поддавалась этому порыву, но Арнис был так безучастен к ней, что это казалось совершенно бесполезным. Да и дети требовали внимания, Ильгет мучила совесть из-за них.
   Почему так произошло? Прошел уже почти месяц. Конечно, ему досталось на Анзоре - но дело-то самое обычное. Это вся наша жизнь, и раньше она не была лучше. Тем более, что и ранен Арнис не был, и с сагоном не встречался, и никаких особо выдающихся событий не произошло. Кроме гибели четырех человек. Да, это ужасно. Но это ужасно и для Ильгет: Мира была одной из ее лучших подруг, ее наставницей. Данга она как-то сама вытащила раненого с поля боя. Да и к Чену и Рэйли уже успела привязаться. Однако для Ильгет жизнь на этом не кончилась - что же, мы все были готовы даже и к худшему.
   Бывает, что человека сильно потрясает сам вид чужой гибели. Но Ильгет знала, что Арнис их смерти не видел. Да и из армейцев его декурии погибло всего трое, и вряд ли они особенно успели подружиться: обычно армейцы с нами не очень-то, мы для них командиры, да еще чужие.
   С Ландзо все понятно. Он сам видел гибель Чена, который его и прикрыл. Он встречался с сагоном и получил удар наведенной депрессии. Сразу после прибытия на Квирин Ландзо отправился даже не на психокондиционирование, а прямо в санаторий. Арнис же, как обычно, отказался от поездки на остров Грон. Хотя в этот раз, видимо, стоило.
   Но ведь с Арнисом ничего особенно выдающегося не случилось…
   Ну хорошо, пусть даже случилось - но ведь это же не повод вот так сидеть и тихо умирать. Кто мешает обратиться к психологу? Ильгет заговаривала об этом, но Арнис отказался наотрез, не объясняя причин. И с церковью… тут было что-то совершенно непонятное для Ильгет: Арнис однажды, через неделю после прибытия, посетил отца Маркуса. И после этого перестал ходить в церковь вообще. Ильгет чуть ли не со слезами собиралась каждый раз одна, с кучей детей. С семьей Арнис еще молился, но при этом все молитвы вслух произносила Ильгет или дети. Он лишь стоял рядом.
   За Анзору заплатили, кроме обычного жалованья, еще и премию. Хватило бы на переезд. Но Арнис даже не заговаривал о том, чтобы перебраться в квартиру побольше. Такое ощущение, что он предоставил всю инициативу в семейной жизни - Ильгет. А ей этого совершенно не хотелось. Даже больше того, она решила не искать квартиру сама и не настаивать на переезде. На Ярне жили и в куда более тесных квартирах, подумаешь.
   Что это за жизнь будет в новом доме, если Ильгет одна будет расставлять мебель и оформлять помещения? Если все начнется с его равнодушия и ее недоумения и тоски? Как ни пыталась Ильгет спросить мнение Арниса о чем-нибудь, ответ всегда был один и тот же: да, это неплохо. Да, это ты хорошо придумала. Делай! И все - на этом все заканчивалось. Ни участия, ни даже вопроса о том, как движется дело. Ничего!
   А ведь ему и делать-то было нечего. Ни работы, ни учений - Дэцин дал всем передышку. Социологией он тоже перестал заниматься - даже не позвонил своему наставнику, и книг не открывал. В сетевых дискуссиях не участвовал. Театром, выставками, концертами даже не интересовался. Время от времени посещал спортзал, но и эти посещения стали нерегулярными.
   Чем же он занимался все время - все время, пока Ильгет возилась с детьми, готовила материал для домашнего музея, работала в СИ? Да ничем. Когда дети уходили в школу, после завтрака валился в кровать и спал еще несколько часов. Уходил гулять с Шерой, и гулял с ней очень долго. Пристрастился ежедневно выпивать бутылочку-две довольно крепкого пива. Смотрел какие-то комедии. Это стало пугающе напоминать Питу.
   Ильгет начинала чувствовать себя виноватой. Может быть, дело в ней? Пита стал таким, живя именно с ней. И вот теперь Арнис… Она не умеет чего-то, не может. Тем более, и в постели теперь почти ничего не получалось, да Арнис и не старался. Не получилось - и ладно. Ему это было безразлично.
   Что же делать? Надо бросить все и заниматься только Арнисом. Но как им заниматься? Да и как она может бросить все - ведь дети… Ну как же он этого не понимает: она сейчас просто не может уделить ему много внимания. Дети важнее. Она и так разгружает его от всех обязанностей.
   Обязанности… раньше они вообще не думали о детях и семье в таких категориях.
 
   О нет, Ильгет пыталась, конечно, поговорить с Арнисом, выяснить, в чем же дело, что происходит. Он тоже понимал, что ситуация ненормальна. Но все попытки вызвать его на откровенный разговор разбивались о каменное молчание.
   Может быть, у него другая женщина? Мог же он встретить кого-то на Анзоре? Ильгет как-то прямо высказала такое предположение. Не обвиняющим тоном, нет. Ей сейчас это показалось бы облегчением - по крайней мере, она знала бы, в чем дело, откуда весь этот кошмар.
   Арнис посмотрел на нее с непонятным выражением. Покачал головой.
   — Нет, Иль. Этого не будет, никогда. Лучше тебя нет никого. И я никого не встретил. Иль… пойми, это только мое.
   Однажды ночью, в постели, он сказал ей.
   — Иль, ты прости меня. Я понимаю, что мучаю тебя, что все это ужасно. Я очень виноват перед тобой. И вообще виноват. Я могу только обещать… что все это будет не очень долго.
   Ильгет встрепенулась, повернулась к нему, обняла.
   — Арнис… любимый мой. Я ведь люблю тебя, ты пойми. В чем ты виноват… ты не можешь быть виноват. Это тебя что-то мучает… ты боишься мне сказать, ты не хочешь. Я понимаю. Но я могу все понять. Честное слово!
   Арнис погладил ее по голове.
   — Спи, Иль. Не думай об этом, - сказал он изменившимся вдруг тоном, - есть вещи, которые лучше не знать.
   — Но почему? - спросила Ильгет. Арнис не ответил. Тогда она заплакала. Арнис лишь прижал ее голову к груди и гладил - но так и не сказал ничего.
   На следующий день он выпил в одиночку бутылку рома и лег спать рано. Ильгет остерегалась с тех пор заводить откровенные разговоры.
 
   Она встретилась с Беллой и все рассказала ей. Та лишь головой покачала.
   — Иль, я вижу, с ним что-то не так. Хотя в последнее время мы почти не встречались. У меня впечатление, будто он меня избегает.
   — Да он вообще всех людей избегает.
   Арнис и правда - совершенно перестал ходить в гости и будто шарахался от всех, кто приходит. Единственное общество, которое его еще устраивало - было общество Шеры.
   (Шера любила его, даже если он - убийца. И рядом с собакой он был достоин существования.)
   — Иль, я не представляю, что делать. Он в глубокой депрессии. Что может быть причиной? - Белла задумалась.
   — Может быть, все-таки какой-то проступок?
   — Белла, если бы он совершил проступок и испытывал из-за этого чувство вины, он бы потребовал суда. Если бы, конечно, просто Дэцин не отдал его под суд. И его бы отправили на Сальские острова, в тюрьму.
   — Значит, - сказала Белла, - он сделал что-то такое… то, что не заслуживает суда с нашей точки зрения. Но за что его мучает совесть.
   Ильгет помолчала. Наверное, Белла права.
   — Но что же делать-то? Он ни в какую не хочет рассказывать.
   — А если он расскажет - это тебе поможет? Иль, ты не дави на него в этом смысле. Он если тебе расскажет, будет чувствовать еще себя виноватым и за то, что на тебя взвалил ношу.
   — А так - нет? Так разве не взвалил?
   — Иль, да взвалил, но с его точки зрения, видимо, некрасиво рассказывать тебе. Еще некрасивее, чем так. Надо думать не о том, что случилось, а о том, как помочь…
   — Я не знаю, Белла. Я, наверное, не умею. Надо быть ласковой, надо как-то иначе его расшевелить… а я не могу. Не зря мне говорили, что я не женщина.
   — Ну вот, еще только не хватало твоего чувства вины, - рассердилась Белла, - перестань, пожалуйста. Он же тебя выбрал такой, какая ты есть. Он тебя такой любил. Не надо ничего искусственного. А что делать… по-хорошему, одно: к психологу бы надо.
   — Говорила - не соглашается.
   — Знаешь что? Поговори с вашим командиром. Это у тебя Арнис не соглашается, а тот может ведь и приказать, не так ли?
 
   Ильгет нашла совет Беллы вполне здравым и в тот же день позвонила Дэцину.
   — Здравствуй, здравствуй! - дектор выглядел вполне бодро и весело, - как жизнь, птичка?
   — Хорошо.
   — Возвращаться не собираешься? В середине мая начнем тренировки.
   — Может быть, - сказала Ильгет, - в принципе, Дара уже большая, я подумывала. Я хотела с вами поговорить об Арнисе.
   — Об Арнисе? - Дэцин стал серьезным, - ну давай.
   — Может быть, мы встретимся где-нибудь?
   Договорились о встрече в "Синей вороне". При ресторане была и детская гостевая, что для Ильгет очень удобно.
   — Вот что, - сказал Дэцин, выслушав Ильгет, - дела у Арниса действительно плохи.
   — Вы знаете, я спросила его: может быть, это сагонская атака? Так он даже рассердился: что это за манера у нас, говорит, все списывать вечно на сагонов. Дело даже не в том, что на Квирине сагонов не бывает. Дело в том, что мы совсем уже совесть потеряли, как что случается - сагоны виноваты. Как будто у нас самих нет свободы воли. Как будто мы сами ни в чем не виноваты.
   — Да, он где-то прав. И здесь - действительно - сагоны ни при чем.
   — А вы знаете, в чем дело? - спросила Ильгет.
   — Я, может быть, и знаю. Но это неважно сейчас. Так вот - Арнису я приказывать не буду. Психолог его не спасет.
   — Вы уверены? А если хотя бы попробовать?
   — Иль, я знаю, что с ним происходит. Понимаешь? Знаю. Но есть вещи, в которых человек только сам себе может помочь.
   — А мне-то что делать… - пробормотала Ильгет. Она чуть не плакала.
   — Тебе? Терпеть.
   Ильгет встала, отодвинула стул и пошла, не прощаясь. Это была ссора. Дэцин смотрел ей вслед, прихлебывая ву.
   Нехорошо получилось. Опять нехорошо. И всегда получается нехорошо.
   Господи, да когда же Ты меня от этого избавишь!
   Дэцин настоял на том, чтобы вся декурия Арниса прошла углубленный курс психокондиционирования. Все десантники еще до сих пор не вернулись с Грона. Хотя случившееся подействовало на них по-разному. Но сам Арнис наотрез отказался лечиться. Приказать… они думают, это так просто. Но это как раз тот случай, когда нельзя лишить человека свободы, данной Богом.
   Так же, как Арнис не мог просто удушить пленных газом.
   Так же и я не могу насильно помочь ему. Он сам должен захотеть принять эту помощь.
   Он должен понять. Мне уже почти девяносто. Если не он придет на мое место - то кто же? Но для этого он должен понять еще многое.
 
   Через два дня Ильгет уже была у Иволги в гостях. Эрика весело играла с Лайной и Андо в детской. Дара с Арли возились на полу. Шеру Ильгет не взяла с собой - теперь Арнис не расставался с собакой.
   — Иволга, ты обещала мне помочь… ты не представляешь - ведь никто, никто не может. Все знают что-то - и молчат. Что случилось? Он сломался, стал эммендаром? Что произошло? Почему это нужно скрывать от меня?
   Иволга покачала головой.
   — Успокойся, милая. Успокойся. Все нормально. Мужчины нам никогда до конца доверять не будут. При всей любви. Это другой биологический вид.
   — Но ты-то…
   — Я знаю, что случилось. Пойдем, на диван сядем. Я все знаю.
   Они сели на диван рядышком. Иволга закинула руку за плечи Ильгет.
   — Так вот… Арнис - хороший очень человек. И очень сильный. Никогда он эммендаром не станет. Он будет последним, кого сломает сагон. Это я тебе могу сказать точно. А случилось с ним другое.
   Иволга сделала паузу.
   — Взяли мы один город… и там много пленных оказалось. Лервенцы - они вообще-то фанатики, про атаку смертников ты уже знаешь. Но в Этраге так вышло, что все-таки почти четыреста человек оказались в плену. А делать-то с ними что? Нас восемнадцать человек квиринцев в этом городе. Включая всю армию. Никакой поддержки в ближайшие пару месяцев не ожидается. Лагеря переполнены, девать их некуда, да и транспортировать мы не можем. Нас там мало было, понимаешь? Никто не ожидал такого. Выпустить пленных - это же самые пассионарии, военные, они все разнесут к чертовой бабушке. Дэцин отдал приказ их уничтожить. Арнису с его декурией. Я даже об этом не знала, я другим занималась.