Завацкая Яна. Кольцо и крест

   Ильгет почувствовала за спиной какое-то движение. Встала. Надо ведь еще поговорить с отцом Маркусом или еще кем-то другим… но лучше с отцом Маркусом. Насчет того, чтобы заказать службу. Кстати, соображала Ильгет, можно сейчас и исповедаться, в принципе, не помешает… Из сакристии уже выходил священник, мелькнула черная сутана, и еще кто-то шел рядом, какой-то человек. Придется подождать. Ильгет остановилась у статуи святого Квиринуса в правом приделе. Отец Маркус оживленно разговаривал о чем-то с… Ильгет замерла.
   Вот это номер! Кто бы мог ожидать такого… Отец Маркус разговаривал с Питой.
   Но кажется, он ходил в другую церковь… в храм святого Иоста. В центре города, небольшая такая церквушка. Очень, очень странно. Что ему понадобилось именно здесь? Пита и священник шли по направлению к Ильгет. Вот они остановились. Пожали друг другу руки, видимо, прощаясь. Пита повернул голову. Увидел Ильгет.
   — Ара, - радушно поздоровался он. Ильгет кивнула.
   — Ара.
   — Ильгет, здравствуйте, рад вас видеть… - улыбнулся отец Маркус и кивнул Пите, - значит, договорились, да? Всего хорошего.
   Они распрощались. Ильгет подошла к священнику.
   О чем она хотела-то? А, да… Аурелина.
   О чем, интересно, они говорили с Питой? Спрашивать об этом нельзя. Но очень, очень интересно.
   — Надо бы отслужить, отец Маркус, - сказала она, - за упокой…
   Глаза священника сузились и потемнели. Он взял Ильгет за руку.
   — Кто?
   — Аурелина Виис, - выговорила она.
   Он кивнул.
   — Завтра вечером, хорошо? В шесть вечера.
   — Хорошо. Я поговорю с ее родней, может быть, они захотят прийти.
   Ильгет знала, что родственники Аурелины не христиане, но в таких случаях все равно они могли посетить службу.
   — Как вы, Ильгет? - участливо спросил отец Маркус, - как здоровье?
   — Хорошо. Все нормально, - ответила Ильгет безжизненным голосом.
   — Вам тяжело? - спросил священник. Ильгет взглянула на него и подумала "да", и тут же сообразила, что он имеет в виду. Ей тяжело из-за смерти подруги. Да, конечно… но сейчас она не поэтому чувствует себя такой убитой и несчастной. Стыдно сказать… Да, стыдно, нехорошо, она должна переживать из-за Арли, а переживает она - и даже сильнее, между прочим! - совсем из-за другого.
   Но пусть он думает так!
   Не хватало еще объясняться.
   — Ничего, - сказала Ильгет, - уже нормально.
   Она попрощалась со священником и пошла к выходу.
   — Ильгет!
   Отец Маркус напряженно смотрел на нее. Будто ждал чего-то. Но Ильгет молчала.
   — Если у вас есть какие-то проблемы…
   — Нет, - сказала она, - все нормально, спасибо.
   Она надеялась, что Пита уже ушел. Но нет - он стоял у самого входа, преклонив колени на скамеечке. Углубился в молитву, опустив голову на сложенные лодочкой руки. Ильгет и сама иногда молилась так перед тем, как уйти, но сейчас ей что-то не захотелось. Она тихонько прошла мимо бывшего сожителя, но не тут-то было - он поднял голову.
   — Ты домой, Иль?
   — Да.
   Он поднялся и пошел рядом с ней. Вышли из храма.
   — Ты на скарте?
   — Нет, у меня машина. В платье неудобно на скарте, - объяснила Ильгет.
   — У меня тоже машина, там, на стоянке.
   Они двинулись по дорожке к стоянке флаеров - характерной конструкции, высокой башне с растопыренными лапами-держателями.
   Ильгет чувствовала себя неловко. С одной стороны, Пита держался очень вежливо, корректно, мило улыбался. Хотелось поддержать тон, как всегда. С другой… вспоминалась недавняя анонимка. И еще этот разговор с отцом Маркусом - он-то к чему?
   — А что ты сюда стал ходить? - спросила Ильгет, - ты же ходил в другой храм.
   — Да вот. Много слышал об этом. А что, разве нельзя?
   — Нет, конечно, можно.
   — Тебе это мешает? - ослепительно улыбаясь, спросил Пита.
   Ильгет помолчала.
   — Да, - сказала она наконец. Зачем врать? - Честно говоря, мешает. Я думаю, нам ни к чему ходить в один храм…
   (Да и вообще - причащаться одному Телу… но это я изменить не могу. Да, Господи, я знаю, это ужасные, дурные мысли, но что мне сделать с ними теперь?)
   — А что тебя, совесть мучает? - поинтересовался Пита. Ильгет вытаращила на него глаза.
   — В каком смысле?
   — Ну видимо, раз тебе неприятно меня видеть и даже находиться со мной в одном храме, значит, тебе передо мной стыдно? Разве не так?
   — А чего я, по-твоему, должна стыдиться?
   — Это уж тебе виднее.
   Ильгет проглотила горький и острый комок.
   — О чем ты говорил с отцом Маркусом?
   — А это тебя касается?
   — Нет. Просто интересно.
   — Так, о жизни говорил, - сообщил Пита, - о тебе тоже, если хочешь знать. О нас.
   — И что же вы именно говорили?
   Они подошли к башне и остановились у входа. Пита положил руку на оградку. Взглянул на Ильгет чуть свысока.
   — Видишь ли, ты ведь у нас во всей этой ситуации выглядишь очень мило. Ты ни в чем не виновата. Я тебя вроде как обманул при венчании. Теперь ты вышла замуж. А мне запрещено заключать брак…
   — Подожди, но у тебя же кто-то есть?
   — Ну да, поэтому я не могу причащаться.
   Ильгет покачала головой.
   — А при чем тут отец Маркус? Тебе надо к епископу обращаться, если уж…
   — Просто хотелось поговорить. Ты же сама так хорошо о нем отзывалась.
   Ильгет отвернулась. Молчала. Все это нехорошо, понимала она, то, что происходит вот сейчас у меня внутри. Это просто ужасно.
   Пита ведь полностью прав. Он в своем праве.
   У него проблемы.
   Да, он ошибся, но он искренне хочет исправить свою ошибку и быть в Церкви.
   Чтобы обсудить свои духовные проблемы, он приехал к священнику, о котором слышал много хорошего.
   Почему это ее так бесит? Вот именно - бесит, от слова "бес", подумала Ильгет. Почему мне все это так не нравится?
   — Ну и что он сказал? - выдавила она.
   — Что? Я объяснил, что у нас были серьезные сексуальные проблемы. Он сказал, что не может по этому поводу сказать ничего конкретного, так как сам принял целибат. Но конечно, он может меня понять и сочувствует мне…
   Сочувствует ему! - как резануло. Кажется, сейчас слезы покатятся. Еще не хватало. Ильгет вдохнула, выдохнула и применила основной прием психотренинга, сразу расслабившись.
   — Понятно, - сказала она, - а по поводу твоего сожительства что?
   — Ну что… сказал, что, к сожалению, Церковь не может признать… законы человеческие всегда несовершенны. Ну а Бог на небе разберется…
   Ильгет с удивлением взглянула на бывшего сожителя. Как странно. Как непохоже это на отца Маркуса!
   — А в общем, - сказал Пита, - я рад, что наконец смог уйти от тебя. Наконец-то я стал свободным. Жаль, что так поздно понял…
   Неужели я так ужасна? Я такой страшный тиран, от которого просто нельзя было уйти? Нет, спокойно, спокойно. Главное - это спокойствие.
   — Тебя жаль, конечно, - продолжал бывший сожитель, - но чем я могу тебе помочь? Ты сама загнала себя в этот ад. И замуж вышла за такого же. Ты не видишь простых, элементарных вещей. Вы же убийцы. И живете убийством…
   Ильгет снова почувствовала, как это часто бывало при разговорах с Питой, что нечто мутное и острое вклинивается в лобные дольки, и прерывает всякое понимание происходящего.
   Это еще с сагонами так бывает.
   Но когда ты говоришь с сагоном - ты знаешь, что это враг. А Пита ведь человек.
   Сейчас она еще не могла даже понять, в чем нелепость, в чем дикость того, что он говорил. И не успела - все-таки брызнули слезы… Проклятые гормоны. Беременность. Ей остро захотелось, чтобы сейчас, сию минуту рядом оказался Арнис. И ткнуться носом в его плечо.
   — Как ты можешь такое говорить?! - Ильгет понимала, что ее несет, и что ляпнула она уже глупость. Пита с достоинством выпрямился. Взглянул на нее сверху вниз.
   — А что, тебя это задевает? Это естественно, ведь ты чувствуешь свою вину. Отец Маркус то же самое, собственно, сказал.
   — Что? Что он сказал?!
   — То, что с такими людьми, как вы, как ты - жить в принципе нелегко. И он может меня в этом понять.
   Отец Маркус?! Ильгет уже перестала понимать хоть что-либо.
   — Ты уверен, что он именно так и сказал?
   — Ну.. смысл, примерно, такой.
   Надо было уйти. Шагнуть в проход, на лифт - и подняться к своему флаеру. Но Ильгет не могла двинуться с места. Надо было выяснить… понять, в чем дело. Что стоит за всем этим? Что-то реальное? Не может же быть, что за всеми его словами просто ничего не стоит?! Что он это говорит лишь из желания очередной раз сделать ей больно, и как сагон, точно нащупывает, где и как можно надавить для этого… Но это уже паранойя с ее стороны. Наверное, он все же что-то конкретное имеет в виду. Не сагон же он все-таки.
   — Пита, я хотела бы услышать, в чем именно, по твоему мнению, я виновата перед тобой. Ты ведь сказал, что мне стыдно. Так вот, за что мне должно быть стыдно?
   Пита добродушно усмехнулся.
   — Это уж тебе самой виднее, правда?
   — Нет, я сама не понимаю, что ты имел в виду. Объясни, пожалуйста.
   — Да откуда я знаю. Ты не хочешь меня видеть - значит, тебе стыдно, правильно? Я только спросил.
   — Но Пита, пойми… я не спорю, я тоже была во многом неправа. Мы вообще много ошибались…
   — Мы ошибались? Вот как?
   Он, похоже, слегка разозлился.
   — Просто удивительно! Издеваться надо мной столько лет, а потом - "мы ошибались", - он передразнил ее тоненьким голоском.
   — Пита, - прошептала Ильгет, - объясни, как? Как я над тобой издевалась?
   — А ты не помнишь? Знаешь что? Мне некогда с тобой тут объясняться. Ты даже сейчас умудрилась затеять скандал! Вот что, думай сама и живи сама как хочешь.
   И победно вздернув голову, он скрылся в проеме двери.
 
   Ильгет заставила себя расслабиться, добралась до дома. Но в конце концов, как ни держи себя в руках, проблему все равно придется решать.
   Она сбросила альву, вошла в гостиную и первым делом зажгла рамку монитора в воздухе.
   — Отец Маркус?
   К счастью, священник оказался доступен вызову. Он приветливо смотрел на Ильгет из рамки.
   — О, это вы, Ильгет? Забыли что-нибудь?
   — Нет… Отец Маркус, я говорила с Питой…
   Ильгет почувствовала, что сейчас заплачет. Ну сколько же можно?
   — Вы действительно… так считаете… что со мной трудно жить? Что это я… его довела? Что мы все… убийцы?
   — Ильгет, ну что вы! Убийцы? Я не мог такого сказать.
   — Впрочем, да, извините… это уже он сам. Но что ему было трудно…
   Ильгет не знала, как выразить свою мысль. В общем-то, все ведь просто. Получается так, что священник полностью одобряет Питу. Что выходит, Пита во всем прав. И она над ним издевалась многие годы, и наконец-то он от нее освободился, и она убийца, и еще как будто это она его выгнала и теперь выглядит чистенькой и праведной, причащается, а на самом деле все наоборот, и Бог это видит… Когда все это говорил Пита - в конце концов, ему верить не обязательно, мало ли что он навоображал себе. Но теперь, получается, его своим авторитетом поддерживает священник?!
   Однако Ильгет просто не знала, как спросить об этом.
   — Поймите, Ильгет, я не могу занять в вашей ссоре чью-то позицию. Я обязан быть нейтральным. Я не поддерживаю вашего бывшего мужа, я не поддерживаю вас.
   — Да, я понимаю. Простите, - Ильгет овладела собой наконец.
   — И успокойтесь, наконец, все уже позади, этого сожительства больше нет. Я понимаю, вам до сих пор трудно поверить, что бывший муж для вас чужой человек, но постарайтесь больше не думать об этом.
   "Я бы и не думала. Так ведь напоминают", - с горечью подумала она.
   — Хорошо, отец Маркус. Я постараюсь.
 
   Ильгет действительно постаралась выкинуть этот разговор из головы. Убийцы? С нами трудно жить? Неправда. Не труднее, чем с самим Питой. И она очень старалась, чтобы он не заметил того, как ей тяжело, как трудно бывает иногда. Старалась быть нормальной, обычной женщиной - если бы он еще это видел и ценил, если бы сам старался делать хоть что-нибудь!
   У нас были сексуальные проблемы? Конечно. Но ее ли в этом вина? Они плохо совместимы. А Пита даже не хотел вместе с ней пойти к врачу и выяснить, как сделать ситуацию лучше.
   Все остальное - про якобы издевательства, про то, как он рад освободиться от нее - чистая манипуляция. Да и освободился ли он? В том-то и беда, что похоже, нет. Зачем на самом деле ему понадобилось ехать именно в церковь святого Квиринуса? Куда раньше и нога его не ступала. Там ведь эстарги на каждом шагу, а Пита страдает аллергией на один только вид бикра.
   И только одно было плохо - Ильгет больше не хотелось ехать в церковь.
   Она, конечно, делала это. И даже исповедовалась - хотя старалась попасть не к отцу Маркусу. Не все ли равно, у кого? И каждое воскресенье посещала храм с завидной правильностью. В конце концов, это не трудно. Это давно вошло в привычку.
   Пропало лишь доверие к священнику. Ощущение, что здесь, в этом храме - она своя, что ее любят, что к ней, по меньшей мере, доброжелательно относятся.
   Но в конце концов, и без этого можно жить.
 
   Между тем малышка росла и развивалась, и вскоре Ильгет ощутила легкие толчки в живот. Эти ощущения наполняли ее счастьем. Миран еженедельно осматривал ее и радовался - беременность протекала так, будто у Ильгет никогда не было никаких проблем со здоровьем.
   Одновременно она и Арнис написали друг другу, предложив назвать дочку Аурелиной. Теперь у ребенка появилось имя. Ильгет постепенно привыкала к нему, хоть это и было странно - живая Арли, темноглазая, тихая, стояла перед глазами.
   Как-то незаметно подступило Рождество. Праздник Ильгет встречала у себя дома, взяв к себе обоих крестников, и еще к ней в гости пришла Белла. Мама Ильгет вообще Рождество не праздновала особо и планировала поехать в вечер Сочельника на Маттис вместе с дядей Гентом.
   — Весело у тебя теперь, - сказала Белла, глядя на малышей, возившихся на полу с золотистой собакой, любимой живой игрушкой.
   Они вернулись из церкви, весело поужинали все вместе. Молились и пели песни, потом играли с детьми в новую электронную игру. А вот теперь малыши возились с собакой, а женщины присели на диван, Белла - с бокалом вина, Ильгет - персикового сока.
   — Скоро их будем укладывать, - сказала Ильгет, - и так им сегодня попозже разрешено… У бабушки они ложатся в восемь.
   — Они долго у тебя пробудут?
   — До самого Нового Года. А что - пусть… мне веселее. Я вообще никогда не знала, что с детьми так здорово может быть. Может, я сама на ребенка чем-то похожа, не знаю…
   — Да уж, с детьми хорошо. Вот вернется Арнис… - Белла замолчала. Ильгет взглянула в ее лицо.
   — Он вернется. Я знаю.
   — Мне Арнис очень близок, - сказала Белла, - ближе всех моих детей, он больше всех похож на меня. Хотя я простой биолог, а вовсе не боевик, как он.
   — А мне кажется, Арнис с удовольствием занимался бы наукой. Он так увлекается социологией. И он очень умен.
   — Да, конечно, - Белла кивнула, - в школе он занимался теорией информации, знаешь…
   — Да, я слышала, он написал статью, которую вынесли на межпланетное обсуждение.
   — И он летал на Олдеран, на конференцию, в 15 лет. Мы были уверены, что он станет ученым. Ведь это же редкость, можно сказать, вундеркинд. Он был книжным ребенком… знаешь, есть мальчишки, у них один интерес - на симуляторах погонять, побегать, попрыгать, компьютерные игры, рэстан. Вот для таких СКОН - самое место. Арнис же… он мог сутками от книжек не отрываться. Общался с учеными в Сети. Многие были поражены, когда он пошел в СКОН. Как раз, кстати, после этой конференции… сдал минимум и пошел учиться на ско.
   — Но тебя это не удивило, - задумчиво произнесла Ильгет. Белла покачала головой.
   — Нет, Иль. Он был нравственно… глубоко ранен, понимаешь? Всем злом, которое творится в мире. Я это знала. Да, всех беспокоит, например, то, что происходит в Глостии. Но только Арнис - единственный, кого это толкает к действию. Я знала, что так будет. Что он не сможет спокойно смотреть на все это.
   — Да, когда он чего-то хочет - он действует, - тихо сказала Ильгет.
   — Именно так. Он стал ско для того, чтобы бороться со злом. Он просто принял такое решение - не говорил ни мне, ни кому другому, наверное, но про себя так решил. Такой выбор… Но многие, конечно, удивлялись.
   Лайна побежала за Ноки, шлепнулась и заревела. Ильгет бросилась к ней, подняла, начала утешать.
   — Ну все, им уже спать пора. Одиннадцатый час.
 
   С Айледой встречались редко. Но это общение нравилось Ильгет. Ее тянуло к новой подруге. Рядом с Айледой было легко. Спокойно. Правда, изредка речь заходила обо всех этих "эонах", "мире Кольца", "Великих Учителях Человечества", но Ильгет считала это причудой подруги - у каждого свои способы сходить с ума.
   Айледа много занималась спортом, в основном оригинальным видом единоборства, принесенным с какой-то планеты - килокай. Ильгет с удовольствием попробовала бы спарринг с ней, да живот не позволял. Однако видно было, что в этом спорте Айледа достигла больших успехов.
   Где она работала - Ильгет не поняла толком. В космопорте где-то. Что-то техническое. Видимо, работа не занимала в сердце Айледы серьезного места.
   Зато подруга писала картины. Не абстрактные, но и не реалистические. И эти картины Ильгет могла рассматривать часами. Но и Айледа очень интересовалась ее творчеством, и создала несколько чудных, в своем стиле, иллюстраций к ее стихам и романам.
   Ильгет надеялась вместе с подругой встретить Новый Год, но Айледа сослалась на каких-то родственников на Маттисе, которых хотела и должна была посетить. Так что Новый Год Ильгет провела с мамой и дядей Гентом. Белла уехала к подруге, а крестников взяла бабушка. Однако проснувшись утром после праздника, Ильгет обнаружила в окне доставки яркий серебристый пакет. Разорвала его - то был подарок от Айледы.
   Ильгет накануне тоже отправила подруге цепочку с ярнийскими камнями, но ответный подарок поразил ее. Это была картина. В обычной манере Айледы.
   Голубизна. Штрихами - небо, чуть фиолетовым внизу - море. Между небом и морем взброшена лестница, едва прорисованные ступеньки, сверкающие серебристыми гранями. И над лестницей - круг, видимо, солнца, по крайней мере, там должно быть солнце. Но странно изображенное - словно белое кольцо с пустотой - голубизной в центре. Чуть повернутое по оси кольцо. Блестяще-белое. И по лестнице, от самого низа поднималась девушка. Фигура ее видна была со спины, и самое удивительное - как, не показав лица, художнице удалось сделать ее настолько выразительной… Белое платье, скользящее по ступенькам, короткая серебристая, летящая, изломанная на ветру накидка, светлые волосы, взвихренные за головой, чуть откинутой, будто девушка неотрывно смотрит вверх, на солнце-кольцо. Тонкая рука, протянутая вперед, и устремленность стрелы, летящей к цели.
   Ильгет поймала себя на том, что стоит, замерев, уже несколько минут. Потом она потянула конец обертки и увидела надпись - видимо, название картины.
   "К свету".
   "Дорогая Ильгет! Пусть этот год принесет тебе только радость, любовь, свет!"…
   Ильгет прикрепила холст к стене, в спальне. И подолгу смотрела на него, лежа на кровати, закинув руки за голову.
   Кажется, где-то внутри рождался новый роман.
 
   Через несколько дней 505й отряд вернулся с Визара.
   Ильгет показалось, что Арнис сильно похудел (наверное, так оно и было), и какой-то мрачный свет появился в его глазах, что-то совсем новое.
   Он ведь писал так мало… кто знает, что он там пережил.
   Ильгет не знала, куда посадить Арниса, как обласкать его. Дома давно уже все было сделано, свечи на столе, и самые лучшие, своими руками приготовленные ярнийские блюда. Как он любил. Белла не пошла к ним, сразу попрощалась и отправилась домой. Арнис вымылся в ванной, переоделся. Теперь он сидел на кухне. Ильгет успела заметить тонкий розовый шрам на колене.
   — Это что у тебя? Ты не писал.
   — Да чего писать, ерунда это. Просто кожу содрало.
   — Но хорошо содрало-то, если до сих пор не зажило.
   — Ну да, довольно глубоко. Дэггер зацепил. Вот Иосту не повезло… видела?
   — Ногу оторвало. Ага. Но хоть он выжил. И наверное, из-за Арли…
   — Да уж, с ума сходил. Я ему мозги слегка вправил, - хмуро сказал Арнис.
   — Ты ешь, милый, ешь… - тихо сказала Ильгет, глядя на него с любовью. Арнис кивнул.
   — Арли, - он снова перестал есть, - она, Иль, погибла из-за меня. Она меня прикрыла. Понимаешь? Меня дэггер с ног сбил и хотел прикончить, а она меня закрыла.
   Ильгет кивнула.
   — Малышку назовем ее именем.
   — Конечно.
   — Тебе тоже досталось… - сказала Ильгет, глядя, как Арнис неторопливо ест мясо, разрезая его ножом.
   — Мне? Да нет, все как обычно, в общем. Слава Богу, сейчас Визар почти полностью очищен. Наши туда направили спасателей и прочих специалистов. Местные просто в ужасном положении…
   Арнис приласкал Шеру, которая по обыкновению попрошайничала у стола.
   — Хорошенькая, - его глаза потеплели, - рыжая.
   Ильгет вспомнила о Ноке и отвела взгляд.
   — Нока погибла хорошо, - сказал Арнис тихо, - что же сделать… это их судьба.
   — Я понимаю.
   — Я выпью, Иль, ладно? - он налил себе полный бокал рома, - жаль, что тебе нельзя.
   — А я сока с тобой за компанию.
   Они чокнулись.
   — За Арли, - Арнис выпил ром залпом. Ильгет посмотрела на него с некоторым удивлением. Арнис налил еще бокал.
   — Не бойся, я еще не алкоголик… сегодня только. А то опомниться никак не могу. Не могу поверить, что я здесь, на Квирине, с тобой.
 
   Арнис очень быстро пришел в норму, стал прежним. Почти. Что-то все равно изменилось безвозвратно. Ничего не поделаешь, мы постоянно становимся иными, и нельзя, как в реку войти, дважды повторить одно и то же свое психическое состояние.
   Но в первый вечер, ночь, день, последовавший за этим, Ильгет еще явственно ощущала отчуждение - к ней вернулся совсем другой человек. Мутный, будто не узнающий своего дома, взгляд, отрешенность, вроде бы и попытки по-прежнему улыбаться ей, называть ласковыми словечками - но словно ненатуральные. Словно он над собой усилие делал, чтобы стать прежним. Все, что ощущала Ильгет - острую жалость к вернувшемуся.
   Ильгет понимала, чем вызвано такое состояние.. очень хорошо она понимала это. Арнис пробыл на Визаре почти полгода. И наверное, ни дня не было (вопреки бодрым письмам), чтобы он не смотрел смерти в лицо. И то, что сейчас он вот такой - ошеломленный, словно не понимающий, где находится - это более, чем естественно. Да и гибель Арли, еще и ради него гибель - наверное, рвет душу.
   Ильгет как-то спокойнее, она успела привязаться к Арли, но после того, как первый взрыв горя прошел, все же легче. Но она не видела гибели девушки своими глазами.
   — Пойдем, - она обняла мужа за плечи. Арнис с благодарностью посмотрел на нее, пошел покорно.
   Ничего, мой родной. Я сделаю так, что ты забудешь весь этот кошмар. Ты поживешь теперь на Квирине, в тихом и светлом счастье, и родится малышка, тебе будет хорошо… ты опять станешь прежним.
   Ильгет прижалась к Арнису. Стала осторожно гладить его плечи. Он обнял ее в ответ, но лежал неподвижно. Ильгет подумала, что может быть… как-нибудь сделать так, чтобы… ведь мужчины к этому относятся иначе, им это нужнее. Ей вспомнился Пита. Неужели она для Арниса не сделает все, что делала для Питы по требованию? Ласки ее стали смелее. Но Арнис вдруг взял ее руку, остановил, поднес к губам и поцеловал.
   — Не надо, Иль, - сказал он, - я сейчас… видишь, вареный совсем.
   Ильгет прильнула щекой к его плечу. Арнис погладил ее по голове.
   — Хорошо с тобой, - прошептал он, - просто вот так лежать бы и лежать.
   Ильгет ощутила, как комок подкатывает к горлу. И ей было очень хорошо.
 
   Но Арнис очень быстро изменился. Уже дня через два он совершенно вошел в ритм нормальной квиринской жизни. Теперь уже не он вызывал жалость Ильгет, нет, он был прежним, и уже казалось, не было никакой разлуки, ничего не изменилось. Он думал теперь только об Ильгет, о маленькой, еще не родившейся Арли.
   Они вместе ходили на занятия для будущих родителей, и начали работать с Эо Лисс, педагогом раннего развития.
   Дети на Квирине растут в семье. Но родители - не профессионалы, а о том, как правильно растить и развивать младенца, существует целая наука. И чтобы до каждого квиринского ребенка достижения этой науки дошли, принято заниматься воспитанием под руководством профессионального педагога.
   Пока что под руководством Эо они оборудовали детскую комнату всем необходимым для правильного развития девочки. И заодно выслушали ее лекции о том, как вести себя с новорожденной.
 
   Ильгет проснулась ночью от резкой тянущей боли в животе. Стиснув зубы, она перетерпела схватку… уже началось?
   Да нет, схватки могут идти сутками. Если это начало, то роды могут быть и через неделю. Ой, снова потянуло… Первый раз схватки шли вообще постоянно, каждый день, начиная месяцев с шести. Хотя Ильгет все время почти лежала.
   Арниса не стоит будить.
   Если бы действительно началось, наноэффекторы уже действовали бы. В организм уже месяц как введена специальная наноматка, которая будет руководить всем процессом родовспоможения. Однако боль почему-то вполне ощущалась. Значит, это еще несерьезно?
   Боль возвращалась часто… Ильгет просто сжималась и терпела, не стонала. Пусть Арнис поспит. Но через некоторое время он проснулся, увидел, что Ильгет, свернувшись на боку, тяжело дышит сквозь стиснутые зубы, сразу же вскочил.