Как оказалось, утром злополучного дня (точнее, в девять часов утра) местным милиционерам позвонил неизвестный и сообщил, что в полдень в таком-то месте состоится передача партии наркотиков от курьеров заказчику. (Я сразу отметил про себя, что Мишу и Колю встречали. Убедились в их приезде и сделали звонок, задействовали заранее разработанный план. Вопрос только в том, кто их встречал? Чей план? И еще интересно, неужели представители противоборствующей стороны контролировали все прибывающие из Москвы поезда? Или утечка информации об отъезде произошла здесь, в Москве? Блин горелый! Впечатление такое, что против моих друзей работает крутая спецслужба. Ради чего? Ради меня? Отпадает. Уже бы взяли полчаса назад, на подходе к клубу "Дао". Ради трех тысяч? Бред!) Отследить, откуда поступил звонок, милиционерам не удалось, но поступил он ни много ни мало на телефонный аппарат самого главного милицейского начальника города Коржанска. (Номер его телефона, кстати, известен далеко не всем коржанчанам.) Сообщению не очень поверили, однако приняли надлежащие меры. На всякий случай. Группа сотрудников в штатском затерлась в толчее подле винного магазина. Сойти за алкашей переодетые менты и не пытались. В маленьком городишке все друг друга знают, и пьющий народ физиономию блюстителя правопорядка срисовывает с расстояния полета пули. Группа захвата не таясь пустила слух о нечаянно полученной премии и временном перемирии с алкоголиками-дебоширами на почве совместного распития спиртных напитков. Хвала Будде, менты-захватчики были подшофе самую малость, иначе могли и пристрелить Мишу с перепугу.
   Когда алкаш (позже выяснилось, что не местный и не алкаш) вполне умело пырнул Николая ножом в живот, сорвал у него с шеи сумку и бросился бежать, за ним в погоню поспешили два милицейских сержанта, молодых да резвых, Трое лейтенантов в это время дрались с Коробовым, еще один капитан суетился вокруг Малышева.
   За счет фактора неожиданности преступник получил солидную фору. Путь его бегства был заранее тщательно рассчитан - в переулок, через забор и огородами к лесу. Сержанты здорово отстали от преследуемого и, сидя верхом на заборе, тяжело дыша после стометровки по ухабистому переулку, открыли беспорядочную стрельбу, метясь в быстро удаляющуюся худую спину "заказчика наркотиков". Невероятно, но они в него попали, причем дважды. Первая пуля оцарапала мужику плечо, вторая вошла точно в сердце. На опушке леса снайперов-сержантов дожидался хладный труп неизвестного гражданина. Сумки с деньгами при нем не оказалось. (Я сразу понял, в чем фокус - сообщники ждали дружка за забором. Он подбегает, перебрасывает тяжелую сумку, которую ловят приспешники и с которой они бегут в другую сторону, а основная сволочь налегке уходит огородами. Меткая стрельба сержантов случайность, не более.) Осмотр тела убитого преступника дал милиционерам лишний повод для глубокомысленных размышлений и далеко идущих выводов. Мужик оказался весь синий от татуировок, вдобавок имел изуродованные иглами вены на руках и ногах. Урка-наркоман. Существо, готовое на все ради дозы. (А что же Николай? Куда он смотрел? За плечами огромный стаж занятий единоборствами, и в итоге нож в животе от доходяги-наркомана! Пардон, чему я, собственно, так удивляюсь, у самого пухнет фингал под глазом, а я рассуждаю о чужих ошибках, идиот.)
   Вот вкратце и вся история. Про истинную причину приезда Коробов ментам не рассказал. Не хотел меня впутывать. Сказал, что приехал порыбачить (на подступах к Коржанску поезд проезжает по мосту над речкой Коржанкой). Пошли с другом винца купить, тут все и случилось - Что было в сумке? Ерунда, всякая мелочь... На отсутствие у рыболовов удочек местные милиционеры, взбаламученные телефонными звонками из столицы, благоразумно не обратили внимания. Зато они помогли Коробову организовать транспортировку раненого Малышева домой, в Москву. В принципе его нельзя было трогать, но после посещения коржанской больницы Коробов решил рискнуть, и он оказался прав. У Малышева была серьезно травмирована печень, и уже в Москве выяснилось, что ему необходима серия сложнейших хирургических операций и сделать их можно только в столице.
   - Скажи, пожалуйста, Миша, - перебил я Коробова, когда он начал было излагать мне свое субъективное мнение о проникающих ножевых ранениях, - там, в Коржанске, в те три часа со времени вашего приезда до поножовщины, ты ничего подозрительного или необычного не заметил? Слежки за вами, к примеру, не было? Или вдруг какой-нибудь странный тип подошел, закурить попросил или еще чего. Напрягись, вспомни.
   - Сто раз уже напрягался, вспоминал, - огрызнулся Коробов. - И для следствия, и для себя. Слежки точно не было. А если и была, то я ее не заметил. Курить никто не стрелял, из фотоаппаратов нас не фотографировали, развратные дамы-шпионки, не попадались. Единственное, что помню необычного, так это странного паренька возле винно-водочного. Хотя даже не знаю, может, мне померещилось, может, потом навоображал всякого. Скорее всего навоображал...
   - Миш, рассказывай, что за паренек, что в нем необычного, не интригуй!
   - Повторяю: скорее всего у меня после всех перипетий разыгралось воображение, и я вроде бы вспомнил, будто минуты за три, как к нам этот урка подошел, мне показалось несколько странным поведение... хотя нет, не поведение... как бы это сказать-то...
   - Говори как можешь, пусть коряво и нескладно, только все, что тебе тогда показалось или после придумалось, неважно!
   - ...Мне показалось, что парнишка из наших, в смысле из занимающихся восточными единоборствами. Знаешь, есть такая категория ребят, у которых после года занятий у-шу или карате крыша начинает подтекать. Я их насмотрелся за свою жизнь столько, что и не сосчитаешь...
   - Знаю, Миша, видел и я таких. Если тренер недоучка и компостирует ученикам мозги разными энергиями и тайнами, обязательно двое-трое в группе плывут.
   - Во-во! Именно плывут. Тот, возле винного, прогуливался как-то сосредоточенно, что ли, и взгляд у него был пустой... Ну, если бы в самодеятельном театре народному актеру дали роль Брюса Ли, он, наверное, так же точно двигался и смотрел, как тот парень... Понимаешь меня?
   - Да, вполне.
   - Учти, я мог и ошибиться и скорее всего ошибся. Вспомнил то, чего не было... А может, и было... Толку-то с этого? Ну парень, ну съехавший, и что?
   - Я все понял, Миша, спасибо... Пойду, пожалуй. Пора.
   Я встал со стула, подошел к своему чемодану крокодиловой кожи. Чемодан я поставил рядом с дверью, когда вошел в кабинет, за полминуты до того, как получил в глаз.
   - Вот, держи. - Я открыл чемодан, вытащил несколько пачек долларов в банковской упаковке. - Здесь десять тысяч, Малышеву на лечение.
   - Сука ты, Ступин! - зло прошипел Коробов. - Я думал, ты сейчас спросишь, где Коля лежит, в какой больнице, помчишься к нему, а ты...
   - А я сегодня уезжаю, - перебил я Мишу. - Еду в Коржанск. Хочу во всем сам разобраться.
   Я бросил деньги на стол перед Коробовым и двинулся к выходу.
   - Стой! - громко окликнул меня Коробов. - Вернись, сядь на стул.
   Я подчинился. Устроился снова напротив Коробова, примостил чемодан на коленях.
   - Давай быстро, Миша! Отводи душу, матери меня, унижай. Делай что хочешь, только быстро. Я должен уехать в Коржанск еще сегодня ночью. Надо спешить.
   - Ступин, ответь, почему я тебе в глаз дал, когда ты ко мне вошел и представился?
   А действительно - почему? Он же меня не узнал. Вошел к нему в кабинет холеный джентльмен, назвал фамилию Ступин и бац - в глаз получил. Причем потом еще Миша пытается нокаутированного джентльмена добить.
   - Молчишь, Семен? - Миша улыбнулся одними губами. - Я еще не все тебе рассказал. История имеет продолжение. Позавчера мне сюда, в этот самый кабинет, позвонил неизвестный и сказал примерно следующее: "...Ублюдок вашего Ступина еще проживет две недели. Чтобы он дожил до старости, нужно приехать в Коржанск и поселиться в гостинице. В люксе на втором этаже. Гостиница в городе одна, не перепутаете. Приехать должен один человек, иначе мальчонке хана. Ментам настучите - пришлем по почте голову пленника".
   - Кто звонил, Миша? - напрягся я.
   - Ты дурак, да? Откуда я знаю?!
   - Ты не понял. Я спрашиваю - голос какой? Молодой? Старый?
   Миша задумался, потом сказал неуверенно:
   - Вроде молодой... но не детский.
   - Угу... Значит, когда к тебе в кабинет сегодня приперся я в костюме пижона и произнес ключевое слово "Ступин", ты решил, что это опять насчет выкупа.
   - Я тебя не узнал.
   - Теперь все ясно. Спасибо, Миша. - Я встал со стула. - Извини, мне действительно нужно спешить.
   - Погоди, Ступин! Ты что же, меня совсем за дерьмо держишь? Я чего, должен тут сидеть и ждать, когда ко мне снова явятся менты и чекисты с вопросами, не в курсе ли я, кто разнес в щепки городок Коржанск?
   - Прости, Миша. Это моя война. Ты нужен здесь. Кто, кроме тебя, проследит за Малышевым? Кто поможет его семье? Вдруг сволочи из Коржанска припрутся в гости в столицу, кто их встретит?
   - По бальному бьешь, сука... - поник головой Миша. - Блин! А ведь ты прав... Скажи честно, только не ври, я еще тебя увижу?
   - Вряд ли, Миша. Прощай и, если можешь, не держи на меня зла.
   Я резко встал со стула и быстро вышел из директорского кабинета. Бегом взбежал по крутым ступенькам. Оказавшись на улице, поспешил прочь от приземистого здания спортклуба-хилконторы. Шел не оглядываясь, боялся услышать за спиной Мишин окрик.
   О Будда! Как мне было хорошо в шкуре бандита Стального Кулака! Поистине, что имеем - не храним, потерявши... плачем. Жизнь была примитивно схематична. Цель проста, как задачка по арифметике для первого класса начальной школы. Никаких переживаний, нуль эмоций. Знай себе круши черепа негодяям, трахай баб, жри вкусно, пей и спи. Сумеешь выжить - отлично. Подохнешь - никто от этого не пострадает. Я, кретин, мечтал о свободе и не понимал, что был абсолютно свободен, ибо отвечал только за одного себя. Что меня держало в этом мире? Ничего! Я имел право на смерть, теперь же у меня этого права нет. Мой друг ранен, мой сын в беде, я в долгу перед женщиной по имени Надежда, я в ответе за судьбу Клары и ее маленькой дочки, я чувствую себя наипоследней сволочью, и моя закаленная психика готова дать трещину.
   До двенадцати часов еще полно времени. К сожалению, обмануть себя не получится, придется ехать на телеграф, звонить Кларе. Что я ей скажу? Не знаю...
   * * *
   - Жди меня здесь, - велел я водителю арендованных полчаса назад "Жигулей".
   - Это будет стоить палаше Дорстету еще...
   - Неважно! Заплачу, не обеднею. Жди, водила, и учти - я сегодня злой, шуточки попридержи для других пассажиров.
   На телеграфе народу, как назло, было мало, и снова насмешка судьбы - я сразу же дозвонился Кларе, с первого раза. Сам себе боялся признаться, но мечтал, чтобы Клары не оказалось дома. Тогда формально я был бы чист, честно хотел позвонить, не получилось. Я презирал себя за эту мечту слабого человека, но ничего с собой поделать не мог. Подарки судьбы закончились, начались насмешки...
   - Алло! Виктор, это ты? Алло! Плохо слышно! Какой "Виктор"? Вот черт? Это же я Виктор. Для Клары я все еще Виктор Творогов, а между тем я уже несколько часов как Семен Ступин. Пара лет жизни, ушедшая на реинкарнацию Ступина в Творогова, растаяла в один момент, в одно касание.
   - Да, Клара, это я.
   - Откуда ты? Разве мы сегодня не встретимся?
   - Нет, Клара, сегодня мы не встретимся, прости.
   Зараза! Я сегодня перед всеми вынужден извиняться! И, самое поганое, все мои "прости" убийственно искренни.
   - А когда мы встретимся, Витя?
   Голос у Клары изменился. Она все поняла, хотя я ей ничего особенного не сказал. Мы две половинки единого целого, мы чувствуем друг друга без слов.
   - Не знаю, Клара... Честно, не знаю.
   - Ты только не переживай, Творогов. Делай свои дела, я буду ждать.
   Я сжал кулаки до боли, до хруста суставов. Если бы она устроила мне обычную бабью разборку, мне бы стало легче. Хрен тебе, Ступин! Ты предал демона в своей душе, по тебе полоснуло лучом Света в образе Клары, и сатанинского везения больше не будет. Никогда!
   - Виктор, не молчи, пожалуйста.
   - Мне нечего тебе сказать, Клара.
   - И не надо. Скажи только, что помнишь меня.
   - По...
   В трубке запикало. Заказанные две минуты разговора истекли. Часовая мина разлуки сработала исправно.
   Все! Переживания сейчас для меня непозволительная роскошь. Если я хочу помочь близким моему сердцу людям, я должен стать холодной и бесстрастной машиной. Я уже успел забыть, что такое страх. За свою шкуру я никогда не боялся, ибо это нерационально. Теперь я должен, обязан заставить себя не бояться за дорогих мне людей. Этот новый страх - единственное мое уязвимое место. Можно прикрыть его шитом, панцирем, но щит легко потерять в бою, а панцирь расколоть мечом. Я ампутирую этот страх, удалю его из своего эфирного тела, как раковую опухоль. Я стану терминатором роботом-разрушителем, бесчувственным к любой боли. И к телесной, и к душевной. Я - аппарат для убийств, запрограммированный стариком японцем. Во мне заложена уникальная программа - вирус смерти, способный расстроить любые программы противника, взломать любые защитные коды, свести с ума любого хакера. Я ничего не боюсь, даже проигрыша, и поэтому я непобедим!
   Из здания телеграфа я вышел другим человеком. Нет, не так! Из здания телеграфа я вышел уже не человеком. Отныне все человеческое мне чуждо. Я оголенный провод. Я... изворотливая гремучая змея. Я - демон мрака. Я ниндзя. Черный ниндзя!!!
   - Куда дальше поедем, барин? Ямщик готов, только бабки мечи, меченосец! - ехидно спросил водитель-частник. Чрезвычайно разговорчивый молодой паренек с серьгой в ухе. Мой сын, наверное, чуть моложе его...
   Удобно устраиваюсь на заднем сиденье автомобиля, медленно протягиваю руку и аккуратно беру остроумного водилу двумя пальцами за серьгу. Феномен если попытаться резко схватить кого-нибудь, к примеру, пальцами за кадык, человек дернется, и захвата не получится. А если вот так вот медленно и печально взять его за горло, он опомнится только после того, как глаза из орбит полезут.
   Несильно тяну серьгу вниз.
   - Ты че-че-го? А-а-а...
   Водитель презабавно визжит. Мне приятен его крик. По нему, как по камертону, я настраиваю струны своей души на жестокость.
   Мочка уха обагрилась кровью. Отпускаю сережку и говорю тихо-вкрадчиво:
   - Я передумал. Я не буду тебе платить, умник. Больше того, в конце поездки отдашь мне все свои деньги. Понял?
   - Ладно, ладно! Я все сделаю, как ты скажешь. Только не заводись!
   - Ошибка. - Я ударил его ладошкой по щеке. - Я не завожусь. Я веду себя сообразно своей природе. Я сильный, ты слабый, и, следовательно, я банкую. Усек?
   - Да-да, усек...
   - Отлично. Рули на Ленинградский вокзал, хотя нет, рано, поезжай в магазин "Охотник"...
   Мы ехали, и я сканировал себя. Тест я прошел. Во мне не было жалости. Я был несправедлив к молодому человеку с серьгой в ухе, но это ничуть не смущало. Робот знал, что он не испытывает к униженному и оскорбленному ничего противоестественного. Он не садист, он просто тестировал программу, проверял наличие нужных файлов.
   В "Охотнике" я купил рюкзак, спортивную одежду, портативный складной спиннинг и полный костюм рыболова, от прорезиненной куртки до высоких внушительных сапог. (К магазину мы добрались много позже его закрытия. К счастью, администрация и продавцы были еще на месте, получали товар и за триста баксов сверху любезно согласились меня обслужить.) Потом мы заехали на один из станичных вокзалов, и я купил два билета до Коржанска в разные вагоны. С билетами в кармане и рыболовной утварью на коленях я распорядился рулить на Плешку.
   Когда я выходил из машины возле "Охотника" и потом, когда ходил за билетами, я клал ключи от автомобиля к себе в карман. Мальчонка покорно их отдавал и в мое отсутствие не пытался найти помощь у милиции либо просто удрать. Он трепетал передо мной, как кролик перед удавом, и такое положение вещей меня вполне удовлетворяло. Значит, я еще не разучился подчинять себе людей. Еще помню принципы саймин-дзютцу - искусства ментальной мощи.
   Покидая машину возле Ленинградского вокзала, я проигнорировал протянутые мне незадачливым водителем денежные купюры. Деньги мне не нужны, важен факт, что он не забыл о моем приказе и пытался отдать при прощании всю имеющуюся у него наличность.
   Я не удостоил водителя даже взглядом. Молча хлопнул автомобильной дверкой и смешался с построй вокзальной толпой.
   Толик ждав меня в условленном месте.
   - Анатолий, айда. Через сорок минут у нас поезд.
   - Ой, шеф, я не заметил, как вы подошли... А разве мы не в Питер едем?
   - Нет, мы едем в город Коржанск.
   - А где это?
   - Узнаешь завтра утром, в девять, когда приедешь.
   - Мы что, сейчас в метро?
   - Да, пожалуй, так будет быстрее.
   Прокатиться на метро я решил не случайно. Конечно, не ради скорейшего достижения конечного пункта последнего для меня сегодня московского маршрута.
   В метро, под аккомпанемент электропоезда, я спокойно смогу растолковать Талику его непростую миссию.
   - Шеф, вы не спросили насчет бомжа. Забыли?
   - Забыл.
   - С бомжем все нормально, я...
   - Опустим детали. Толик. Нормально и нормально. Сейчас не до него. Слушай внимательно. Мы с тобой поедем в Коржанск на одном поезде, но в разных вагонах. Друг друга мы якобы не знаем. В Коржанске ты устроишься жить в местную гостиницу. Снимешь номер на втором этаже. Люкс. Понял? Тут такая заморочка, Толян...
   Я попытался просто и ясно объяснить Толику про выкуп за похищенного сына моего друга Семена Ступина. По обыкновению Толя не задавал лишних вопросов, единственное - уточнил наш с ним способ связи.
   - ...Шесть тысяч баксов я тебе лам. И еще на жизнь дам, не обижу. Теперь внимательно запомни легенду. Ты, Анатолий, спортсмен-любитель, занимаешься карате в спортивно-оздоровительном клубе "Дао" под руководством Михаила Валерьевича Коробова. Деньги ты повез по просьбе Коробова, знаешь, что их нужно отдать в обмен на мальчишку, и все. Понял? Сейчас я подробно опишу тебе местонахождение клуба "Дао" и как выглядит Коробов и скажу, как себя вести в Коржанске. Слушай...
   Инструктаж я закончил уже на бегущем вверх эскалаторе.
   - Все понял. Толя? Если есть вопросы, быстрее спрашивай, сейчас мы разъединимся.
   - Нет вопросов, вот если насчет... хотя ладно, прорвемся.
   - Кончай темнить! Что тебя смущает? Говори!
   - В карате, шеф, я ни ухом ни рылом. Полный профан.
   - Ерунда. Вид у тебя спортивный, драться, надеюсь, не придется, должно проскочить. Все, Толя, прощай, расходимся...
   Через полчаса я уже лежал на своей верхней полке и готовился отойти ко сну. Конечно, было бы логично выйти завтра, нет, уже сегодня, на одну остановку раньше Коржанска, изобразить из себя лоха-рыболова и от местных узнать об изобилующей рыбой речке Коржанке (во всяком случае, во времена моей армейской службы в ней было полно рыбы). Если бы я приехал в Коржанск днем позже Толика, да еще и на автобусе, а не столичным поездом, было бы значительно лучше. Но я боялся оставить Толю без присмотра даже на сутки. Черт его знает, против кого придется играть. Противник мне до сих пор до конца не ясен... Ладно, разберемся на месте, а сейчас я должен уснуть - еще один тест на общее состояние нервной системы.
   Минуту спустя я спал. Мне снился дедушка. Мы готовились провести тренировочный поединок. Я был вооружен мечом, дед остался безоружным. Перед поединком он наставлял меня:
   - Помни, внук, сражаясь с Мастером, ты либо выигрываешь, либо проигрываешь еще до того, как обнажил клинок. Во-первых, не должно быть никакой жалости - слезы тупят меч. Во-вторых, пустячная ошибка в начале схватки может обернуться полным поражением раньше, чем ты успеешь ее осознать. В-третьих...
   * * *
   Я решил перехитрить старика. Выхватил меч на середине его нравоучительной фразы и яростно ударил сплеча. Дай-дзендан-макко-гири рассекающий удар сверху вниз с шагом вперед. Дед поразительно проворно повернулся на пятках, сталь просвистела в воздухе, рассекая пустоту. Я понял свою ошибку - я не принял в расчет его стойку, максимально удобную для использования техники "тай-собаки" - техники уклонов и поворотов тела, техники "открытых дверей". Твердый, как платина, кулак старого японца сбил меня с ног, желтая ороговевшая пятка с быстротой молнии опустилась мне на голову. Череп раскололся на шесть частей, словно переспелый арбуз. Я умер, погрузился в бесконечный Мрак Небытия.
   Остаток ночи я провел в блаженной черноте Вечности, спокойно, без сновидений.
   Глава 2
   Я - сумасшедший
   Поезд прибыл в Коржанск всего с часовым опозданием. Стоянка две минуты. Я резво выскочил на платформу, потянулся, размял спину. Одет я был в дорогой спортивный костюм (фирменная куртка-ветровка со множеством удобных карманов, штаны с лампасами, футболка, бейсболка, кроссовки). Рюкзак за плечами, чемодан в руке, солнцезащитные очки на носу. В меру обеспеченный турист, любитель среднерусской природы.
   В Коржанске сошло достаточно много пассажиров. Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять - все они местные. Платформа опустела минут за пять, замешкались, задержались на ней лишь два человека - я и Толик. Мне пришлось еще потоптаться на месте, дождаться, пока Толик наконец сообразит, куда и как следует идти, дабы оказаться в здании вокзала. Потом и я направил свои стопы в сторону одноэтажного оранжевого здания с транспарантом на фасаде: "Коржанск".
   Бойкие старушки наперебой предлагали яблоки в ведрах, крыжовник в литровых стеклянных банках, черешню в бумажных кулечках и еще множество разнообразных плодов среднерусской черноземной полосы.
   На дворе стояло бабье лето, чудесная пора красно-желтых листьев, белых грибов и прощальных водных процедур в уже студеной, но еще ласковой речной водице. Солнышко пока припекало, тучи копили влагу для будущих проливных дождей, а ветер взял тайм-аут перед грядущими ненастьями.
   Внешне я млел от прощального тепла и благодати, вертел головой по сторонам, улыбался старушкам, весело отнекивался от спелых аппетитных фруктов. Но внешне, только внешне. Внутренне я был собран и готов к любым неожиданностям.
   Слежку я заметил, входя в вокзальное здание. Молодой парень, почти подросток, пристроился мне в хвост. До этого он вел на платформе торговлю семечками, а теперь вдруг свернулся, передал свои пакетики бабушке-соседке и последовал за заезжим туристом с московского поезда.
   Паренек очень старался оставаться показушно безразличным к моей скромной персоне, чем себя и выдал.
   В тесном помещении вокзальчика Толик безуспешно стучался в запертое окошко под вывеской "Справочная". Неподалеку от него, в уголке, читал газету еще один подросток-переросток. Согласитесь, мальчишка, углубленно изучающий "Новые известия", - картинка необычная. Почти карикатура.
   Я пересек кассовый зал и вышел на привокзальную площадь с обязательной клумбой и памятником в центре. Клумба была на месте, пышно колосилась сорной травой, а вот от памятника остался один постамент и две стоящие на нем голые стройные ножки. Раньше отрезанные по колено ноги принадлежали пионеру с горном. Во времена СССР окрестности Коржанска изобиловали пионерскими лагерями, сюда на отдых свозили детей чуть ли не со всей страны.
   Наша воинская часть располагалась в пяти километрах от города. Помню, как перед очередными учениями я, салага, и еще с полсотни рядовых прочесывали полигон на предмет наличия любознательных пионеров. Нашли трех мальчиков с гильзами в карманах и одну шуструю девчонку, нипочем не желавшую отдавать осколок гранаты, мотивируя отказ тем, что она, соплюшка, красный следопыт.
   Сейчас военные в Коржанске редкость. Мою бывшую часть перевели в неведомую даль, казармы заброшены, и в них хозяйничает хулиганье. Об этом мне поведал всезнающий поездной проводник, пока мы с ним вдвоем скучали в тамбуре, ожидая прибытия в Коржанск. А вот рыбаки в Коржанск наезжают частенько, бывает, что, как и я, наведываются из столицы. Пожилой красноносый проводник заверил меня, что "клев будет" и я "славно порыбачу", если не "утопну спьяну"...
   Я шел по местами заасфальтированным улицам Коржанска и с интересом разглядывал полузабытые пейзажи. Почти ничего не изменилось. Те же панельные пятиэтажки - подснежники хрущевской оттепели, и рядом двухэтажные кирпичные жилые домишки, творение пленных немцев, трофейная архитектура конца сороковых. Район городских застроек еще во времена выполнения мною почетного гражданского долга под знаменами непобедимой и легендарной какой-то остряк назвал "Манхэттеном". Название в народе, как ни странно, прижилось, только в другой транскрипции: Манхетен. Забавно было слышать, как одна бабуля рассказывала другой, сидя на завалинке: "Моему-то, Шурке, начальник цеха обещал двухкомнатную на Манхетене, если пить бросит".
   Большая часть коржанчан трудилась на заводе имени Блюхера (в простонародье его называли просто "Блюхер") и проживала в частном секторе, в деревянных домиках с огородами и палисадниками. Деревянный Коржанск скромно окружал престижный Манхетен, снизу вверх завистливо на него поглядывая. На "Блюхере" ремонтировали сельхозтехнику близлежащих колхозов. "Блюхер" кормил и поил горожан, давал кров и обеспечивал старость. Так было раньше, как дела обстоят сейчас, не знаю.
   До единственной в городе гостиницы пешком идти минут сорок. Но я не спешил, я пошел "огородами". Решил дать крюк. Заезжему рыболову это простительно.