Зайцев Михаил. Улыбка бультерьера (Час дракона)

   - Я сейчас уезжаю, майор.
   - Куда?
   - Не знаю. Поеду вон по той грунтовке к лесу, а там видно будет.
   - Какой грунтовке? Не вижу ни хера в темноте... Погоди! Как это ты уезжаешь?
   - На мотоцикле.
   - Нет, ты точно сбрендил!
   - Майор, ты когда сегодня с Москвой связывался, до или после того, как Коробову звонил?
   - А это здесь при чем?
   - А при том, что, когда твое начальство услышит фамилию Ступин и проверит ее по картотекам да компьютерным базам данных... в общем, сам увидишь, что будет.
   - Ты что, шпион? Диверсант?
   Я грустно улыбнулся. Ниндзя и есть средневековые шпионы-диверсанты.
   - Угадал, майор.
   - Ну и какого же государства ты шпион? - усмехнулся Дроздов. Диверсант хренов.
   - Правильнее будет сказать, что я шпион не другого государства, а другой эпохи. Диверсант Средних веков.
   - Ну точно - ты тронулся!
   - Пусть так. У меня к тебе есть одна просьба: будь другом, дай мне полчаса, не труби сразу тревогу. Ладно?
   - Послушай, Ступин, ты же взрослый мужик, должен понимать, что полчаса тебя не спасут, уедешь из Коржанского района, все равно найдут, если серьезно искать начнут.
   - И все же выполнишь мою просьбу?
   - Нравишься ты мне, хоть и псих.
   - Да или нет?
   - Ну да, да!
   - Спасибо, майор, прощай!
   - Езжай, увидимся на допросах.
   - Сомневаюсь...
   Я завел мотоцикл, развернулся и медленно поехал по обочине шоссе, зорко вглядываясь в темноту. Вот и грунтовка. Сворачиваю, еду в полной темноте. Ночь мне сестра, мы с ней друг друга понимаем. И она, и я - источники людских страхов, так принято считать, и в этом есть свой глубокий смысл.
   Я сжег сегодня вечером на опушке леса, в километре пути от пионерлагеря "Звездный", паспорт Толика и документы Творогова. Обратно в Питер пути нет. Впереди меня ожидает маленький одноэтажный деревянный домик в окрестностях города Ярославля. Совсем такой же домик, как и тот, что был у Нади. Вечность тому назад, когда я преображался из недотепы Козловского в бизнесмена Творогова, в соответствии с постулатами древнего искусства йомогами-но дзютцу, искусства двух параллельных жизней, я обзавелся еще одним паспортом, помимо паспорта Творогова. Йомогами-но предполагает, что человек живет в двух разных местах одновременно и в обоих местах его знают как другую личность. Под Ярославлем меня знают как удачливого "челнока", специализирующегося на перевозке радиоэлектроники из Турции. Я подолгу пропадаю за границей, и в мое отсутствие за домом присматривает пожилая соседка. Милая, разговорчивая бабушка, очень похожая на ту, с которой я сегодня утром беседовал возле дома Надежды. Я всегда привожу старушке из дальних странствий какой-нибудь гостинец, и она всегда рада и мне, и гостинцу, В свой последний приезд я сказал бабушке, что следующий раз привезу с собой невесту, женщину по имени Клара, и дочку, не родную, но мою дочку. Теперь придется оправдываться, объяснять, почему приехал один, без гостинцев, без невесты, без дочки...
   Клару я больше никогда не увижу. Я понял за прошедшие сутки, что ее жизнь вместе со мной будет похожа на жизнь рядом с миной замедленного действия с проржавевшим детонатором. Я приношу дорогим мне людям одни несчастья, все, с кем я, так или иначе, близок, платят за это слишком большую цену. У меня генетическая несовместимость с людьми этой эпохи, я случайно забрел в этот век из прошлого, я мыслю и действую по-другому (эрудиция и интеллект не в счет - это количественные, а не качественные величины), у меня иное тело, рефлексы и разум, чувствовать так же, как окружающие, для меня означает сойти с ума. Я другой, и я обречен на одиночество. Чужой всем пришелец из минувших эпох, изгой Средневековья, последний ниндзя... Нелегко будет добраться до Ярославля без документов и еще находясь в розыске, а ведь травля неизбежна. Люди этого времени боятся меня, как когда-то их предки боялись моего предка - демона-оборотня Тэнгу. Ну да ничего, шесть тысяч американских долларов, спрятанных на груди, мне помогут. Та сумма, в которую была оценена жизнь сына, поможет бежать отцу.
   В который раз судьба улыбнулась мне улыбкой бультерьера! Улыбкой существа, с радостью смыкающего челюсти на шее любого, кто покусится на жизнь хозяина... О Великий Будда! Не дай мне сойти с ума!!!
   * * *
   Мужчина расплатился с шофером такси по счетчику и добавил "сверху" пятнадцатикопеечную монету - "на чай!"
   - Забери пятнашку, сынок. - Шофер вернул монетку. - Нечего деньгами сорить. Ты, как я погляжу, не завскладом и не продавцом в мясном отделе работаешь.
   - Угадал, отец, я инженер.
   - Оно и видно. У меня внук инженер. Сто двадцать в месяц, зато двадцать четыре дня отпуска. Ты, наверное, как раз из отпуска едешь?
   - Нет, отец. Я возвращаюсь с похорон. Деда хоронил.
   - То-то, я смотрю, хмурый и неразговорчивый.
   - Прощай, отец, мне еще нужно успеть привести себя в порядок и к восьми пятнадцати быть на работе.
   - А у меня, считай, смена закончилась. Сейчас загоню машину в гараж и домой, на боковую.
   - Завидую...
   Мужчина вылез из старенькой "Волги" с шашечками на борту и побрел к подъезду блочной пятиэтажки.
   На площадке первого этажа мужчина задержался. Его удивили блики белой бумаги в дырочках почтового ящика с номером его квартиры. Чтобы парторг на работе не придрался, он выписывал газету "Известия", но сегодня был понедельник, а по понедельникам газет не носят. А может быть, это и не ему вовсе корреспонденция, а очередное письмо соседям по коммуналке, привет от родственников из Свердловска? Или это письмо от девушки Нади? От нее что-то давно уже нет писем...
   Мужчина открыл почтовый ящик, достал конверт с портретом космонавта Титова на лицевой стороне и в графе "Кому" прочитал свою фамилию. Почерк деда он узнал сразу. Характерное написание буквы "эс", знакомая чудная закорючка буквы "тэ". Сомнений нет - письмо от деда, с похорон которого он только что вернулся...
   Бегом, через три ступеньки, мужчина поднялся к себе на пятый этаж. Дверь открывал, не боясь шума, знал, что соседи по коммуналке неделю как уехали в отпуск, в Гагры.
   Через минуту он уже сидел на раскладушке в своей двенадцатиметровой комнате и распечатывал странное послание. В конверте оказался сложенный пополам листок в косую клетку из школьной тетради за две копейки. На листке рукой деда было написано всего два слова: "Прости меня". И все. Больше ничего.
   Ему захотелось крикнуть: "За что, дедушка?" Но он знал, что это бесполезно. Дед задал ему последний коан, на решение которого, возможно, уйдет половина жизни...
   Мужчина пожал плечами, тряхнул головой, поднялся с раскладушки и сделал два шага к подоконнику, на котором лежал коробок со спичками и стояла пепельница для друзей. Сам он не курил, но друзей в его доме, на горе соседям, бывало множество, и большинство из них баловались сигаретами. Даже некоторые девушки втайне от строгих мам не прочь были разок-другой затянуться дефицитной "Явой" явской.
   Мужчина зажег спичку, и огонек пламени жадно лизнул листок в косую линейку, а потом и конверт с портретом Титова. Бумага скорчилась в пепельнице, застыла причудливой инсталляцией гонимых художников-авангардистов. Сжигать личную переписку вошло последнее время у него в привычку...
   Мужчина собрался было скинуть с плеч плащ-болонью, но не стал этого делать. Часов в комнате не было, однако он знал, что сейчас ровно семь утра... До работы добираться почти полтора часа, он опаздывал.
   Направившись было к выходу, хозяин двенадцатиметровой комнатушки замер на пороге, секунду подумал и нагнулся к паркетным половицам. Ловко поддев прямоугольник паркетной доски, он достал из тайника цепочку-кусари, поставил пахнущие мастикой досточки на место и сунул кусари в карман плаща. Дед учил всегда быть начеку и постоянно готовить себя... К чему? Мужчина не знал, но он верил деду и помнил его слова: "Если клинок хорошо заточить - рано или поздно на нем появится кровь".