- О'кей, господин шантажист, вы выиграли этот раунд. Что дальше?
   - Где деньги? Где шесть тысяч долларов?
   - Деньги будут, в обмен на мальчика.
   - Деньги мне нужны сейчас.
   - Тогда приводите мальчишку, и я отдам шесть тысяч долларов.
   Он игнорировал мое предложение. Продолжил допрос, словно никакого мальчика отродясь в этом деле не было:
   - В вашем чемодане я нашел три тысячи. Где еще три?
   Ну конечно! Он обшмонал мои вещи. Как я мог забыть про три тысячи в чемодане? Идиот! Зажравшийся миллионер!
   Внезапно меня осенило: а что, если моего сына давно уже нет в живых? Он погиб или его убили еще до приезда Коробова с Малышевым. Если сделать такое допущение, то все события сразу же становятся объяснимыми и логичными.
   Хотя нет! Не все! Почему мой гость в маске и с пистолетом попросту не спер чемодан и потихоньку не слинял с тремя тоннами "гринов"?
   Один раз проскочило - ограбили Колю, разжились на три штуки. Наехали на халяву, внагляк, на столичных лохов второй раз. Опять получилось. Приезжий идиот припер в чемодане еще трюльник, бросил вещи в номере и поперся с приятелем трепаться. Ну, облегчили лохов еще на треху, поимели в сумме шестеру, и пора угомониться, залечь на дно.
   Так нет же! Еще давай! Что это - жадность? Глупость? Принципы?
   А если я не прав и мальчик еще жив?
   - Еще три тысячи получишь только после того, как докажешь, что мальчишка жив и здоров.
   - Я не буду ничего доказывать. У вас есть выбор из двух вариантов: или деньги на стол, или пуля в затылок.
   - Деньги на вокзале, в камере хранения.
   - Сейчас ты скажешь номер ячейки и...
   С улицы донесся протяжный звонкий свист. Мой визитер сразу же замолчал, запнулся на полуслове. Свист повторился, еще и еще раз. Три свистка - один длинный и два коротких.
   - Встретимся через три часа в лесу возле нефункционирующего пионерлагеря "Звездный". Принесешь деньги, три тысячи долларов.
   Последнюю фразу он сказал, как будто бы вовсе и не пытался пять секунд назад выпытать у меня шифр ячейки камеры хранения. Очевидно, что свист был условным сигналом. Один длинный и два коротких посвиста изменили первоначальные планы человека в маске.
   Я понял, что означает этот условный сигнал: Толик назвал цифры шифра, как я ему и велел. Значит, пока я трепался с Толиком, в мой номер проник вооруженный шантажист, а когда я простился с Анатолием и пошел к себе, к Толику сразу же вломились гости.
   Вот зараза! На фига я отшил соседа из номера двадцать четыре! Будь в гостях у Анатолия жизнерадостный Колобок, другие визитеры вынуждены были бы дождаться его ухода. Явление Колобка могло бы сыграть роль той самой роковой случайности, которая нарушает все скрупулезно выверенные планы. Сидел бы Колобок у Толика долго, я уверен. Допросить одновременно меня и моего партнера шантажистам не удалось бы и...
   А впрочем, чего сейчас гадать, что было бы. И так ясно, что все было бы лучше, чем сейчас. Судьба смилостивилась надо мной, послала мне привет в виде пузанчика Колобка, а я его безжалостно отфутболил, идиот!
   - Я не знаю, где искать "Звездный", и не понимаю, что значит "в лесу".
   - Где находится лагерь - спросишь. Найдешь и гуляй по лесу вокруг забора. Обманешь с деньгами, тебя убьют.
   Намек ясен. Если деньги в камере хранения - беги из Коржанска, пока не пришили. Если денег в камере хранения не будет (а их там не будет), неси баксы в лес, иначе хана, убьем, так просто не отстанем.
   Какая наглость! Тема похищенного мальчика больше вообще не фигурирует. Угрохают не смертью похищенного сына Ступина, а лично МНЕ. Ведь кто я для похитителей - коллега Коробова, может быть, друг Семена Ступина, а может быть...
   Стоп! Как же я раньше не сообразил! Изначально коржанские шантажисты требовали выкуп с друзей Ступина. Никто не настаивал на личном приезде Семена Андреевича в город Коржанск. Спрашивается, откуда они знали, что Семен Андреевич Ступин пропал без вести? Ответ нужно искать в городе Москве, в клубе восточных единоборств "Дао".
   - Пупок не надорвешь, пока меня убивать будешь, а, дружок?
   Он самолюбив, я про это помню и на это рассчитываю.
   - Если попросишь, могу убить прямо здесь! - Голос дрогнул. Он злится. Ну, чего же ты замолчал? Жить хочется? Тогда будь вежливым и...
   Я не даю ему договорить. Мгновенно расслабляю мышцы ног, падаю на колени. Он стреляет, пуля свистит в трех сантиметрах от моей головы. Чуть выше, чуть правее.
   Выполняю кувырок влево, попутно рука находит на полу осколок стекла. Того стекла, которое еще недавно защищало от мух репродукцию шишкинского шедевра.
   Еще один выстрел. В месте попадания пули паркетный пол ощетинился щепками. Возьми стрелок немного левее, и вместо щепок паркет обагрила бы моя кровушка.
   Разворачиваюсь в кувырке на сто восемьдесят градусов. Короткое движение кистью, и острый стеклянный осколок, со свистом преодолев расстояние в добрых четыре метра, вонзается в вооруженную пистолетом руку моего самолюбивого гостя. Осколок попадает в запястье и остается торчать занозой.
   Стрелок в маске сдавленно кричит. Пистолет выпадает из раненой конечности. Прыгаю из глубокого приседа в сторону моей жертвы. Мгновение полета, и я на ногах рядом с диваном. Носком кроссовки отбрасываю пистолет подальше в угол комнаты, плюхаюсь на диван рядом с гостем. Хватаю пятерней мизинец его травмированной стеклом руки, выкручиваю палец.
   - Больно!
   Он больше не коверкает голос. Кричит нормально, как и положено мужику в возрасте... Сейчас узнаем, в каком возрасте.
   Свободной рукой сдергиваю с головы шантажиста шерстяную шапочку с дырками для глаз. Ага! Лет тридцать пять мужику. Совсем взрослый мальчик. Ну что? Будем откусывать язык? Нет, похоже, не будем.
   - Ты, кажется, обещал меня убить? - спрашиваю я ласково. - Ну, давай, убивай.
   - Палец отпусти, слома-а-а-ешь!
   - Верни три тысячи, которые ты украл.
   - Они не у меня! Ой, больно как!.. Деньги уже унесли... Ой! Палец! Отпусти!
   - А может, мне милицию вызвать, как ты считаешь? Пожалуешься на жестокое обращение с твоим пальчиком, меня осудят. Хорошая идея?
   Его лицо искажала гримаса боли, но он все равно сумел улыбнуться.
   - Вызывай милицию... - выдавил он из себя. - Давай... У-у! Больно!
   Почему он не боится ментов? Блефует? Или его подельники заранее позаботились на предмет вовлечения в конфликт органов, приготовили для меня какую-то ловушку? Не знаю, как они, а вот я насчет милиции блефовал. В деле "О похищении сына без вести пропавшего гражданина Ступина" гражданину Творогову фигурировать никак нельзя. И лучше всего, чтобы не было никакого "Дела о похищении", лучше я сам, без ментов, во всем разберусь.
   - Ладно, милый мой мазила, стрелок ты мой двоечник, убьешь меня в пионерлагере "Звездный". Договорились?
   - У-у... палец!
   - Не боись, палец не сломаю. Но только обещай мне, что убьешь меня не из пистолета, хорошо?
   Он промычал сквозь зубы подобие слова "да".
   - Блестяще! Я удовлетворен. Надеюсь на рукопашный поединок. Ты как? Не против?
   Если я еще с минуту его помучаю, может свалиться в обморок. Я ведь не просто так, по-рабоче-крестьянски, пальчики ломаю, меня сей науке дедушка обучал на случай, если вдруг понадобится превратить болезненно гордого человека в человека сговорчивого и покладистого. Мой дед в свое время мог бы сделать блестящую карьеру под крылом у Лаврентия Павловича Берии, если бы пожелал...
   Свободной рукой выдергиваю застрявший в запястье у жертвы осколок стекла. Острым концом осколка черчу на лбу шантажиста незамысловатые знаки: кровавые крестик с наклоном, палочку с перекладиной и букву "и краткое". Получается матерное слово.
   Я знаю, он самолюбив, и он не одиночка. И я спешу воспользоваться своими знаниями. Я хочу его смертельно оскорбить, я мечтаю стать его личным врагом, я алчу его ненависти. Мне не нужна пуля в спину, мне нужно, чтобы он возжелал меня захватить в плен и приговорить к долгому мучительному умиранию под пытками. Я надеюсь, очень надеюсь, что он ради сохранения лица будет мечтать замучить меня на глазах у своих приспешников. Он должен, обязан желать публичной мести. И поэтому я оставлю на лбу своего потенциального палача унизительное клеймо в виде похабного слова из трех букв.
   - Извини, буковки у тебя на лбу коряво получились. Знаешь анекдот: чукча не писатель - чукча читатель... Ладно, не сверкай глазами, не прожигай меня взглядом... Иди уже. До встречи через три часа возле пионерлагеря с космическим названием... Знал бы ты, как мне космос надоел... Ну, чего ты сидишь? Ах, прости! Я твой мизинчик забыл отпустить. Извини, не обижайся, хорошо?
   Отпускаю его мизинец, он вскакивает с дивана, будто я не палец отпустил, а привел в действие тугую пружину. Я ничуть не опасался того, что он сейчас кинется на меня с кулаками. Он меня боится. (А вот подросток-следопыт в отличие от своего более зрелого товарища меня совсем не боялся и кусал язык с отрешенным выражением безразличия на лице. Странно вроде бы оба из одной компании и в то же время такие разные люди. Странно...)
   Черт побери! Лишь бы мне увидеть сына! Только бы оказаться рядом, а там посмотрим, кто кого убьет, распределим роли, кто плохой, а кто хороший, кто жертва, а кто палач...
   Выпотрошенные чемодан и рюкзак я отыскал в спальне. Мои вещи были разбросаны по полу. Кроме денег, ничего не пропало. Очень быстро и оперативно я подошел к пустому чемодану, сел рядом с ним на корточки и вскрыл двойное дно. В чемодане у меня было припрятано кое-какое оружие. Не церемонясь, я запихнул все свои игрушки в рюкзак, швырнул в вещмешок подвернувшиеся под руку шмотки, закинул рюкзак за спину и пошел к выходу.
   В гостиной я подобрал пистолет, сунул его за пояс. Нет, так не пойдет. Моя ветровка слишком тонкая, рукоятка пистолета просвечивает сквозь дорогую японскую синтетику. И в карман куртки пистолет не положишь. Все, что в карманах, просвечивается, как на рентгене. Не куртка, а мечта таможенника. Самолюбивый шантажист сразу же увидел, что в карманах я не прячу пачки долларов, поэтому не стал меня обыскивать. Еще один мой просчет, на этот раз в выборе одежды. Полез бы шарить по моим карманам, я бы его сразу... Эх, мечты, мечты...
   Я сунул пистолет в рюкзак и вышел из номера. Запер дверь, автоматически хотел поправить очки на носу. Но очков не было. Они сломались пополам во время моих акробатических упражнений на гостиничном паркете. Плохо. Теперь буду ходить, светить фингалом под глазом.
   В первую очередь я должен навестить Толика. Интересно, почему он не вышел на балкон пошуметь, как ему было ведено? В том, что Толю посетили гости из одной компании с моим визитером, я не сомневался.
   Дверь в номер двадцать шесть оказалась закрытой. Я постучал. Все тихо. Чертыхнувшись, вынул из кармана джинсов ключи от питерской квартиры с брелоком. С виду - невинный брелок в виде пластмассового параллелепипеда, но, если надавить пальцем на нужное место брелочка, из него выскакивает отмычка, как лезвие из ножа-выкидухи.
   Открываю отмычкой замок двадцать шестого номера, вхожу, прикрываю за собой дверь. Прислушался. Все тихо. Чересчур тихо.
   - Толик! Откликнись, это я!
   Тишина. Прохожу в комнаты. Толик лежит в гостиной. Руки безвольно раскинуты в стороны. На щеке огромный кровоподтек, остекленевшие глаза смотрят в потолок, что ненормально, поскольку лежит Толик на животе.
   Ему сломали шею. Кровоподтек - след от удара ногой. Сильный удар, мастерский, отличный след для уголовного розыска, прямое указание на мастера единоборств. Кто еще, кроме меня, из постояльцев гостиницы имеет отношение к единоборствам? Никто. Я один посланец клуба "Дао". И я могу хоть до завтра рассказывать в милиции про то, что приехал выкупать похищенного мальчика. Все равно в ответ услышу: "А зачем мужика из двадцать шестого замочил?" Если бы убийцы еще узнали и о моем конфликте с Колобком, они бы хлопали в ладоши от счастья. Мужик с фингалом под глазом вышел из номера, где только что совершил убийство, ясно, что после драки с потерпевшим (откуда иначе у него синяк на роже?), и сразу же напоролся на свидетеля. Не повезло гражданину Творогову, зато следствию подфартило.
   Да, господа, я в дерьме по самые гланды. Я, конечно, не мог догадаться, что означает условный посвист - один длинный, два коротких, но обязан был предположить разные ситуации. Вместо этого я успокоился на версии, что Толик назвал шифр ячейки камеры хранения и все. Почему после сигнала шантажистов не последовало звуковых сигналов в виде шума на балконе от моего секретаря, я, идиот, не подумал. Теперь понятна злорадная улыбка моего гостя по поводу идеи с вызовом милиционеров. Ну и что с того, что я его обезоружил и пальчик заломал? То, что он вломился ко мне в номер, - еще нужно доказать. Это только в детективах, и то только в западных, прозорливые следователи ломают голову над очевидными с первого взгляда преступлениями. Курят свои трубки, играют на скрипках и глубокомысленно бурчат: "Что-то здесь не так". Карающий меч нашего, отечественного правосудия должен работать как хорошо отлаженный механизм. У нас нет места трубкам и скрипкам, у нас вместо них план раскрытия преступлений.
   Здорово меня подставили. Просто и красиво превратили охотника в дичь. Один звонок в милицию, и в лесу, возле заброшенного пионерлагеря "Звездный", ментов будет больше, чем деревьев. Между прочим, тот же почерк, что и в случае с Малышевым.
   Все эти невеселые мысли пронеслись по мозговым извилинам с быстротой скорого поезда ЭР-200. Сутки тому назад я все еще сидел в кресле экспресса Санкт-Петербург - Москва и думал о вечном. Сейчас же у меня воз и маленькая тележка насущных, прозаических проблем...
   Перешагиваю через труп Толика, иду в ванную. Решетка вентиляции на месте, значит, и деньги до сих пор в вентиляционной трубе.
   Забираюсь с ногами на унитаз, грубо выламываю решетку, тяну за нитку... есть! Вот они - денежки. Слабая надежда ценой в шесть тысяч американских долларов, что через три... нет, уже через два часа двадцать восемь минут в лесу подле "Звездного" меня будут ждать шантажисты, а не милиционеры. Помножим шесть тысяч на слово из трех букв, что украшает череп самолюбивого похитителя детей, и получим почти стопроцентную гарантию невовлечения в конфликт представителей государства. Это хорошо... Как там, в старом анекдоте? "Больной перед смертью потея?" - "Да, потел". - "Это хорошо!" Прямо про меня анекдот. Чувствую, попотеть сегодня еще представится случай.
   Сую сверток с деньгами в рюкзак и покидаю люкс с трупом на полу, задержавшись еще лишь на минуту для того, чтобы отыскать и забрать с собой паспорт покойного Толика. Цепляю на морду самую обольстительную улыбку из своего арсенала и иду вниз, в холл.
   Девушка-администратор все еще на своем месте, еще не сменилась, хоть в этом повезло.
   - Здравствуйте еще раз, милая девушка!
   - А, это вы... Ой, чтой-то у вас под глазом?
   - Искал черный ход, поскользнулся, упал. Очнулся - гипс.
   Девица захихикала. - Зачем вам черный ход?
   - Хотел купить вам букет цветов и гордо войти с ним через парадные двери.
   - Шутите?
   - Нет, правда! Есть здесь черный ход?
   - Если хотите, я вас туда провожу. - Она томно прикрыла глаза. - Там прохладно и темно. Пошли прямо сейчас?
   Нет, подруга, тискать тебя под лестницей я не собираюсь. А черный ход, наверное, действительно есть. Ведь как-то проникли шантажисты в гостиницу. Или они прошли внаглую мимо тебя, красавица моя? Может, это известные в городе люди? Кристально честные люди, про которых подумать плохо и то грешно?
   "Эх, жалко, нету у меня времени все выяснить" - так я подумал, вслух же сказал следующее:
   - Принцесса, мы, безусловно, в свое время совершим совместный вояж в подвал сего замка. Сей же час вашего верного рыцаря взволновал вопрос: что за фон-барон поселился в келье номер двадцать шесть? Вообразите, принцесса, я к нему, как к земляку, знакомиться пришел, а он меня кулачищем в глаз. Конфуз! Желаю знать имя и фамилию своего обидчика, дабы вызвать его на дуэль.
   - Ой! Правда? - Девушка изобразила на личике крайнее сочувствие. Жилец из двадцать шестого вас ударил?
   - Представьте себе! Я пришел, постучался, говорю, мол, я тоже, как и вы, из Питера, а он мне по фейсу. По-моему, он пьяный.
   - Сейчас, - девушка раскрыла регистрационный журнал. - Вот, нашла. Анатолий Геннадьевич Тищенко...
   - Дайте-ка я сам посмотрю!
   Я взял из ее рук журнал, сделал вид, что читаю листок с фамилией и паспортными данными Толика. Мои координаты были записаны чуть ниже. Этот листочек мне непременно нужно изъять. Если не получится, то лучше самому явиться в ментуру с повинной.
   Неловко роняю регистрационный журнал на пол.
   - Вот черт! Извините, мадемуазель, я такой неловкий...
   Нагибаюсь, предоставляю девушке возможность любоваться моей стройной спиной и быстро комкаю в кулаке интересующий меня листок. Шуршание бумаги глушу утробным кашлем профессионального курильщика.
   Разогнулся. В левой руке журнал в закрытом виде. В правом кулаке спряталась вырванная страничка.
   Мы так давно знакомы, а я не знаю, как вас зовут, принцесса.
   Смотрю ей прямо в глаза, не мигая. Она отвела взгляд, жеманно отобрала у меня журнал, небрежно бросила его на столик администратора, подалась вперед всем своим тугим стройным девичьим телом.
   Нас разделяла стойка. Деревянный барьер между женщиной, которая хочет; и мужчиной, который может.
   - Меня зовут Надежда.
   Имя прозвучало будто выстрел, и мне стоило немалого труда сохранить на лице невозмутимое выражение.
   "Еще один знак судьбы", - сразу же возникла провокационная мыслишка.
   - Я запомню ваше имя, девушка. На всю жизнь. Обещаю.
   У нее на столе зазвонил телефон.
   - Подождите минутку... - Девушка нахмурилась, сняла трубку.
   - Да, слушаю. Але. Нет, это не мэрия... Чего? Нет, говорю...
   - После закончим, - подмигнул я девушке. - Чао-какао!
   Я поспешил сделать девушке ручкой и покинуть наконец негостеприимную гостиницу со сговорчивой администраторшей при входе.
   Бегом пересекаю улицу, скрываюсь за углом ближайшей пятиэтажки. Успеть бы уйти подальше, пока девица не обнаружила вырванную страницу. Не хочу думать о том, что она потом сделает (поднимется в номер к Толику? Навестит мой номер?). Бесполезно гадать. И так ясно, что к вечеру я буду объявлен в розыск. Как может звучать ориентировка? Примерно так: "Длинноволосый блондин средних лет. Предположительно, Творогов Виктор Борисович, то ли еще как. Постоянно прописан в городе на Неве. Точный адрес неизвестен. Носит усы. Имеет нос с горбинкой и ровные белые зубы. Одет так-то и так-то. Особые приметы: фингал под глазом. Разыскивается по подозрению в убийстве и за странное поведение со стрельбой по репродукциям в арендованном подозреваемым люксе".
   Недалеко отсюда должен быть самый крупный в городе универмаг, если он еще жив. Шагом спортсмена-скорохода иду к универмагу. Ищу дорогу на волне своих армейских воспоминаний.
   Кажется, вот здесь нужно свернуть налево. Правильно! Вот он универмаг. Совсем не изменился. Старый приятель, источник дешевых сухарей "мечта солдата" и чистых конвертов. Прежде чем войти в коржанский торговый центр, рву на мелкие кусочки листок из регистрационного гостиничного журнала. Клочки бумаги аккуратно выбрасываю в урну и устремляюсь за покупками.
   Выбор в универмаге богат и разнообразен, да вот я, к сожалению, нынче беден. В кармане джинсов осталась сущая мелочь (шесть тысяч долларов, завернутых в газету, не в счет). Я беден, но неприхотлив. Покупаю новые солнцезащитные очки, пачку разовых бритвенных станков, ножницы (все в одном отделе) и спешно покидаю торговые площади.
   На выходе из универмага меня угораздило столкнуться с милицейским патрулем. Повезло: милиционеры равнодушно прошли мимо, на меня не взглянули, меня не запомнили. Следовательно, продавщицу, отпустившую парикмахерский набор, через пару часов не станут допрашивать и я спокойно могу менять надоевшую уже внешность Вити Творогова.
   Для изменения внешности необходимо уединиться. В маленьком городе это сделать сложно. Хвала Будде, рядовой Ступин много лет назад вдоволь набегался по улицам Коржанска от военных патрулей. Я помню, что лучше всего прятаться на товарной железнодорожной станции.
   Направив стопы в ту сторону, откуда доносятся перестук вагонных колес и гудки электровозов, я попутно решил проверить, нет ли за мной слежки. Возле гостиницы я никого не заметил, ноя спешил и вполне мог проморгать "хвост".
   Я решил немного попетлять по городу, благо время есть в запасе. Дело в том, что я примерно представлял, где находится пионерлагерь "Звездный". Наша часть располагалась много дальше, но в той же стороне. Нужно будет еще, конечно, уточнить у местных, вдруг я что-то путаю, однако вряд ли память меня подводит. От товарной станции до "Звездного" можно добраться за полчаса.
   Бездумно шататься по городу мне не хотелось. Я решил еще раз пройти мимо дома, в котором вырос мой сын. Тем более я сегодня там уже был, а когда проверяешь наличие слежки, лучше это делать на знакомом маршруте. Надеюсь, моя утренняя собеседница - разговорчивая бабушка уже заняла место подле телеэкрана. Близится время мексиканских слезоточивых сериалов.
   * * *
   Как только каменный Манхетен остался позади и взгляду открылась панорама на одноэтажный садово-огороднический Коржанск, я сразу же заметил черные клубы дыма.
   Пожар. Горит дом в частном секторе. И, тысяча чертей, я знаю, чей это дом?
   Смена на "Блюхере" начинается рано. В семь утра. В режиме завода живет и работает весь город. Надежда вернулась домой после рабочего дня и аккуратно зажгла плиту. В привозном газовом баллоне оказалась прореха. Как следствие - взрыв и пожар. Может быть, инсценировка пожара совершенно иная, я не знаю. Я уверен в одном - это не несчастный случай, это убийство! Мать не заявит о пропаже сына, не расскажет подробности, не поделится сомнениями и подозрениями. Мальчика вяло поищут и объявят "пропавшим без вести". Даже если всплывет письмо, выклеенное из газетных букв, то письмо, которое показывал мне Коробов, дело о пропавшем мальчике не перерастет в дело об убийстве его матери.
   Те, с кем я столкнулся, работают чисто, ни свидетелей, ни улик не оставляют. Кто же они, черт побери? Есть у меня одна догадка, но она настолько безумна, что невольно бросает в дрожь.
   На улице, возле Надиного дома, толпился народ. Суетились пожарные. Знакомая мне бабка голосила во весь голос, поминала несчастную сгоревшую Надю и Семку-сироту.
   Я шел параллельной улицей, все видел сквозь частокол забора, все слышал. Позже бабка вспомнит, как утром заходил странный приезжий в темных очках, расскажет об этом всем соседям и опишет мой портрет в милиции.
   Полчаса назад я думал, что мое положение - хуже некуда. Я ошибался. Смерть Нади вывела из строя последние целые предохранители в схеме терминатора. Я знаю, что не могу сейчас позволить себе угрызения совести и прочие человеческие чувства, но ничего не могу с собой поделать. Мне хочется плакать, и одновременно бешеная, яростная злоба туманит сознание.
   Инстинктивно, шестым чувством, ощущаю чей-то внимательный взгляд. Логично действуют, сволочи. Расставили вокруг места пожара наблюдателей, вот один меня и засек.
   Иду как ни в чем не бывало, а внутри все дрожит. Давно мне не было так худо. Кажется, начинаю терять над собой контроль.
   Ага! Прекрасно - сзади пристроился "хвост". Боюсь оглядываться, могу спугнуть ненароком.
   Крики пожарных, гомон любопытных, плач и ругань, все остается позади. Кругом никого. Горящий дом, словно магнит, собрал вокруг себя весь окрестный народ. По пустынной улице идем лишь мы двое - я и тот, кто за мной шпионит.
   Как он меня узнал? Очень просто: мою внешность описал человек с похабным кровоточащим словом на лбу. Учитывая, что с момента нашего прощания в гостиничном номере прошло до смешного мало времени, должен признать, система связи у НИХ отлажена на зависть четко.
   Утренний трюк со следившим за мной мальчиком второй раз не пройдет. Не получится просто свернуть за угол и дождаться соглядатая. Если меня узнали, значит, знают и то, что я опасен. Единственное, в чем я уверен, - ОНИ даже не подозревают, НАСКОЛЬКО Я ОПАСЕН.
   Когда-то меня прозвали Бультерьером, а бультерьеры, как известно, не кусают, бультерьеры откусывают. И горе тому, кто попадется на пути разъяренного бультерьера.
   Осторожно оглядываюсь по сторонам. Задействую, помимо зрения, все доступные мне органы чувств, их у меня немного больше, чем у обычного человека. Ничего не изменилось, как и минуту назад, лишь мы двое, я - дичь и он - охотник, месим ногами придорожную пыль.
   Делаю несколько глубоких вдохов, насыщаю легкие кислородом, напрягаю мускулы, сжимаю их, спрессовываю, будто резиновые жгуты, концентрируюсь на точке дань-тянь...
   Все. Я готов. Пора!
   Резко поворачиваюсь лицом к преследователю, нас с ним разделяет расстояние не менее сорока метров. Взрываюсь, расслабляю мышцы, всем телом устремляюсь вперед, навстречу идущему за мной человеку...
   Дедушка учил меня бегу долго и тщательно. Подростком я ежедневно преодолевал обязательную многокилометровую марафонскую дистанцию. Бегал и налегке, и с грузом, и по открытой, и по пересеченной местности.
   Искусству тайхэн-дзютцу - перемещению в пространстве - дед уделял особое внимание, считал, что без совершенного овладения техникой ходьбы, бега, прыжков и лазания невозможно стать настоящим воином. Дед, как всегда, был прав. Приобретенные навыки впоследствии не раз, не два и не три спасали мне жизнь.