– Найди, найди мне ее, ласковая она, жена любит – мурлычет приятно. За что пьем?
   – Милиция всегда за порядок и спокойствие.
   – Ну, давай, искусство, хватит наворачивать.
   – Час расплаты настал?
   – Давай, давай, выдай чего-нибудь, искусство.
   – Алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве.
   – А-ха-ха! А ну еще раз.
   – Алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве.
   – Владимир, завтра мне перепишешь, я в Совмине скажу. Ну, за сказанное.
   Да, разгул расцвета застоя и разгула застолья. Не работали мы, как обычно, но гуляли чрезвычайно. Как никогда не работали, как никогда гуляли. КГБычно – говорил один и ему вторил второй.
   Веселье лилось, анекдоты давали второй и третий урожай. А то, что мы выедали, объедали, распродавали страну, мы не знали. Да и что мы там распродавали? Наружу мы не показывались, мы бушевали внутри.
   – Не надо ждать вечера, вы в обед ему сыграйте.
   – Кому?
   – Начальнику. А пусть подавится. А пусть подавится. Прекрасная мысль. Чего ждать праздника?
   – Мы хотели для коллектива.
   – Значит, так, здесь Москва, да? Вы на десяти стадионах будете танцевать – ничего не будет, ему понравится – все! Никаких отказов. Я ему сказал, они с замом ждут. Виски, сигареты, закусочка, все туда несут из спецбуфета. Ты начнешь.
   – У нас программа.
   – Он начнет. Хватит ваших лиц в таком количестве. Он уже бурчал: «Кто над нами смеется? Люди какой национальности?». Ему это интересно.
   – Так, может, не надо…
   – Он-то ничего, другие еще хуже, там будет еще один из ЦК.
   – Может, не надо?
   – Этому нужно играть после второго стакана. Хохочет, все понимает… Ничего. Все!… Вы здесь сидите. Я приглашу… Федор Иванович, они здесь. Это очень смешно, честное пионерское.
   – Что он просит?
   – Телефон.
   – Там кабелировано?
   – Соседний дом имеет. Поставим воздушку временно.
   – Дай схему кабелирования… Ладно. Зови.
   – Прошу к столу. Сюда, в комнату отдыха. Ребята, входите. Ждите. Я дам сигнал. (Исчезает. Тишина. Он появляется.) Еще минутку. (Шепотом.) Сейчас он по второй. (Исчезает.) Входи.
   (Все входят в комнату отдыха. Вскоре оттуда слышен концерт для троих в полной тишине, появляется Федор Иванович с Референтом.)
   РЕФЕРЕНТ. Ну они просят отдельный. Без блокиратора.
   ФЕДОР ИВАНОВИЧ. Не тянут. Игорь вообще не улыбнулся, я там раза два. Не, не тянут.
   РЕФЕРЕНТ. Ну я прошу, ну еще 15 минут.
   (Возвращаются. Концерт, смех. Все выходят.)
   ФЕДОР ИВАНОВИЧ. Давай письмо. Отдельный… Молодцы, последняя шутка вполне. Я в слезах сидел – молодцы.
   Ух, застой! Наш застой.
   Видишь, ходьба по дну никого не испугала. А застой… привел к перевороту. Все можем себе простить, но не отставание в физической силе. Очень греет сознание: «Ничего, пусть только полезут, так хряпнем по мозгам». «О! Что там эта маленькая вякает… Так хряпнем!»… Чего там наши чикаются, надо так хряпнуть!
   Здесь недоедаем, но там чтоб все было.
   Ох, красивые танки. Ну, крейсера, заглядение. ППШ – лучший в мире. Секрет МИГа до сих пор не могут разгадать.
   Что Афганистан?! Правильно сделали, они ж на нефти сидят и ничего не понимают. Как же туда не войти.
   Наша Чехословакия. Наша Венгрия. Никому не отдадим. Мы не войдем – немцы войдут. Все равно кто-то войдет. Так лучше мы.
   Ансамбль песни и пляски на Кубе. Как блокаду Кубы объявили, так мы оттуда все аккордеоны вывезли и ансамбль убрали.
   Да, карьера. Те, кто идет вверх, дойдя до конца верха, вширь ползут и получается агрессия. Та же карьера, только вширь. А мы поддерживали, а нам чего, может, оттуда изюм привезут, а оттуда курей. Объедим – дальше поползем.
   Если считать, что нижние воруют, а верхние делают карьеру, то это то самое, что нужно для мирового сообщества, тут мы и как раз. Интересы верхов и низов полностью совпадают, верхние дошли до верха и пошли вширь, а нижние идут сзади и стягивают, и грызут, и объедают.
   Саранча или мыши, или тараканы и никто не виноват. Все заняты делом. Эти командуют, эти что-то пилят.
   Ох застой! Тем и хорош был (или есть), что интересы верхов и низов полностью совпадали.
   Интеллигенция верещала: не печатали ихние романы или, черт его знает, пробирок не давали. Самыми смешными были эти очкастые в разгульном блатном лагере. Верещали, протестовали, жалко шептали – не воруй, не убий, не пожелай ближнюю свою. И правильно их в лагеря и психушки. Помешать они не могли, но настроение портили. В общем, отправили их подальше.
   Конечно, жить хуже стало, вернее, не хуже, а иначе. Ну, то есть лечить некому, чертить некому. Ну и что? Это ерунда. Дети мрут, люди мрут, ну и что. Гулял, гулял и помер.
   Для лечения верхов из Японии врача вызовем, а низы и сами долго жить не хотят. Сами убедились, что это лишнее. Глупо тянуть. Самому противно, окружающие ненавидят. Ты еще только болеешь, а уже очередь на твою квартиру выстроилась.
   В общем, невзирая на внешнюю вражду, трогательное единение верхов и низов. Низы понимают, что верх должен жить во Дворце, верх понимает, что низ должен воровать.
   Эх, застой, Божья благодать! Рай для вороватых, пробивных. А для предателей самое время. Ни к кому спиной не встанешь. Тут же! Я отошел – меня облили, вы отошли – вас.
   Правду не говорил никто! Ну, то есть, кто-то говорил, но где? Интеллигенция жалко шла на смерть небольшой кучкой у кинотеатра: «Уведите войска из Чехословакии, из Венгрии». Уведите, да… Начальники за войска, народ за войска – а эти против. Сейчас уведем, разбежались.
   Никто не был маразматиком. Все совпало. Воры сверху и воры снизу, они сошлись и как ты их удержишь.
   «А в Венгрии, представляешь, – рассказывает капитан, – продвигаются мои танки. По такой узкой улице – аж брызговики штукатурку сбивают. А венгры что придумали, представляешь – портрет Ленина посреди улицы. Думали, не наеду. А я и не наехал. Я объехал. Понял, да? И вся улица поняла. Не надо так с нами поступать! Не надо!»
   Объезжали – давили, прямо шли – давили. И остановились на раздавленном.
   Началась перестройка.

Помолодеть

   Хотите помолодеть?…
   Кто не хочет, может выйти, оставшиеся будут слушать мой проект.
   Чтобы помолодеть, надо сделать следующее.
   Нужно не знать, сколько кому лет.
   А сделать это просто: часы и календари у населения отобрать, сложить все это в кучу на набережной.
   Пусть куча тикает и звонит, когда ей выпадут ее сроки, а самим разойтись. Кому интересно, пусть возле кучи стоит, отмечает.
   А мы без сроков, без времени, без дней рождения, извините.
   Ибо нет ничего печальней дней рождения, и годовщин свадеб, и лет работы на одном месте.
   Так мы и без старости окажемся…
   Кто скажет: «Ей двадцать, ему сорок?» Кто считал?
   Кто знает, сколько ей?…
   Не узнаешь. Губы мягкие – и все.
   Живем по солнцу.
   Все цветет, и зеленеет, и желтеет, и опадает, и ждет солнца.
   Птицы запели, – значит, утро.
   Стемнело, – значит, вечер.
   И никакой штурмовщины в конце года, потому что неизвестно.
   И праздник не по календарю, а по настроению.
   Когда весна или, наоборот, красивая зимняя ночь, мы и высыпали все и танцуем…
   А сейчас… Слышите – «сейчас»?
   Я просыпаюсь – надо мной часы.
   Сажусь – передо мной часы.
   В метро, на улице, по телефону, телевизору и на руке – небьющаяся сволочь с календарем.
   Обтикивают со всех сторон.
   Напоминают, сколько прошло, чтобы вычитанием определить, сколько осталось: час, два, неделя, месяц.
   Тик-так, тик-так.
   Бреюсь, бреюсь каждое утро, все чаще и чаще!
   Оглянулся – суббота, суббота. Мелькают вторники, как спицы.
   Понедельник – суббота, понедельник – суббота? Жить когда?…
   Не надо бессмертия.
   Пусть умру, если без этого не обойтись.
   Но нельзя же так быстро.
   Только что было четыре – уже восемь.
   Только я ее целовал, и она потянулась у окна, просвеченная, – боже какая стройная!
   А она уже с ребенком, и не моим, и в плаще, и располнела.
   И я лысый, и толстый, и бока, и на зеркало злюсь…
   Только что нырял на время и на расстояние – сейчас лежу полвоскресенья и газеты выписываю все чаще.
   А это раз в год!
   В детстве казалось, возьмешь ложечку варенья – в банке столько же.
   Ерунда! В банке меньше становится.
   Уже ложкой по дну шкрябаешь…
   И что раздражает, так это деревья.
   То зеленые, то желтые.
   И стоят, и все.
   Маленький попугай – крепкий тип.
   Гоголя помнит и нас помнить будет.
   Нельзя нам так быстро.
   Не расстраивался бы и вас не расстраивал.
   Но жить люблю, поэтому и хочется…
* * *
   Если этот голубь еще раз так близко подлетит к моему окну, я вылечу ему навстречу, и мы полетим, оживленно беседуя, прямо в закат, в зарево, и из серых станем розовыми, a потом черными.
   Две точки, две домашние птицы, не умеющие добывать хлеб воробьиным нахальством. Дадут – поедим, свистнут – взлетим высоко-высоко и крепко, раз и навсегда, запомним свой дом…

Авас

   Для Р. Карцева и В. Ильченко

   Чувство юмора – прекрасное чувство. Оно необходимо каждому человеку. И как жаль, когда у некоторых его нет.
   Вот у нас в институте произошел такой случай. Есть у нас грузин, студент, по фамилии Горидзе, а зовут его Авас, и доцент Петяев, страшно тупой. Вызывает доцент этого грузина к доске и спрашивает:
   «Как ваша фамилия?»
   «Горидзе».
   «А зовут вас как?»
   «Авас».
   «Меня Николай Степанович, а вас?»
   «Авас».
   «Меня Николай Степанович, а вас?»
   «Авас».
   «Меня Николай Степанович! А вас?!»
   «Авас».
   Так продолжалось два часа. Он никак не мог выяснить, как зовут этого грузина.
   (Входит.) – Что вы смеетесь? Я тоже хочу.
   – Да я тут рассказываю… У нас в институте произошел такой случай. Есть у нас грузин, студент, по фамилии Горидзе, а зовут его Авас. И доцент Петяев, страшно тупой. Вызывает доцент этого грузина к доске и спрашивает:
   «Как ваша фамилия?»
   «Горидзе».
   «А зовут вас как?»
   «Авас».
   «Меня Николай Степанович, а вас?»
   «Авас».
   «Меня Николай Степанович, а вас?»
   «Авас».
   «Меня Николай Степанович! А вас?!»
   «Авас».
   Так продолжалось два часа. Он никак не мог понять, как зовут этого грузина.
   (Пауза.)
   – Есть у нас грузин, по фамилии Горидзе, а зовут его Авас. Зовут его так – Авас. Да, назвали его так, он не виноват. Авас. Тебя как зовут?
   – Степа.
   – Ну вот. Ты Степа, а он Авас. Он Авас, а ты Степа. Грузин Авас…
   – А кто Степа?
   – Ты Степа! А он Авас. А доцент тупой. А ты Степа. А он тупой. Вызывает доцент этого грузина к доске и спрашивает:
   «Как ваша фамилия?»
   «Горидзе».
   «А зовут вас как?»
   «Авас».
   (Пауза.)
   – Кого?
   – Что – кого?
   – Кого он спрашивает все время периодически?
   – Периодически? Кого спрашивает? Кто спрашивает? Грузин?
   – Какой грузин?
   – Есть у нас грузин! И доцент тупой! Вызывает он этого грузина к доске и спрашивает: «Ваша фамилия?». «Горидзе». «А зовут вас как?» Он говорит: «Грузин». То есть «доцент». То есть «грузин». Нет, грузин думал, что он спрашивает его, грузина… то есть доцента, а доцент думал, что он его спрашивает…
   – О чем?
   – О грузине. Нет, о доценте. Он говорит: «Как ваша фамилия?» «Горидзе». «А зовут вас как?» Он говорит: «Авас». Он говорит: «А я доцент». А тот говорит: «А я грузин». А доцент говорит: «А я кто?» А он говорит: «Вы тоже грузин».
   – Так они оба были грузины?
   – Вот это я не помню. Один был грузин, а другой… Степа!
   – Да это я Степа.
   – Ты Степа? А кто грузин? Грузин не знал, что он грузин…
   – Ему не сообщили?
   – Сообщили, но поздно. Он уже был Авас!
   – Давай еще раз!
   – Есть у нас грузин и доцент тупой. Страшно тупой.
   – А грузин?
   – А грузин нет. И ты тоже. Вместе с доцентом. – Ну?
   – Вызывает он его к доске – Авас, Авас, Авас, Авас!
   – А-а-а! Ну и что?
   – Ничего.
   – А чего вы смеялись?

Диета

   Есть прекрасная диета. За неделю – полвеса. Для начала легко скандалите на работе, высказывая недовольство общей системой производства и не видя выхода. Вас увольняют с плохой характеристикой.
   Широкоизвестно изменяете жене, крича: «А как же, конечно!»
   Не видя выхода, она от вас уходит.
   Та вторая ждет ребенка, но вы от него отказываетесь, крича в суде: «Конечно. А как же!»
   Обильно заливаете соседей и ждете их прихода с ответным словом.
   Пишете письмо о плохой работе своего отделения милиции и подписываетесь полностью, к
   Прорываетесь без очереди сквозь толпу, называя себя инвалидом – от чего им становитесь.
   Затеваете ремонт. Приходите без материалов, без связей, без очереди и требуете начать ремонт, выкрикивая слово «официально».
   Вызываете «скорую» и вступаете с врачом в диспут, почему их не было полтора часа. Он вам о зарплате фельдшера, вы ему о всеобщей медицинской помощи. Он вам о личной заинтересованности, вы ему об успехах здравоохранения. Тут же он вас лечит и, выкрикивая слово «принципиально», вы пробиваете на телевидении этот разговор. Пробиваете, пробиваете, пробиваете и потом опять пробиваете и уже тогда начинаете пробивать там же разговор о продуктах, отталкиваясь от желудочных заболеваний и связывая его со «скорой». Пробиваете, пробиваете, пробиваете, потом еще раз пробиваете и, так не выбив пропуск у вахтера, чтобы просто подойти к зданию, идете взвешиваться.
   Теперь можно есть все. Вопрос в аппетите.
* * *
   Он выпил – и с его точки зрения дела у всех пошли лучше. Еще выпил – оживились лица. Добавил – все захохотали. Еще чуть – все пустились в пляс. Жаль, не видел, чем все кончилось. Рухнул к чертовой матери.

Изобретатель

   – Тсс!… Тихо!
   Я сейчас вам скажу кое-что… Вы не волнуйтесь. Сидите спокойно. Фамилию свою не скажу – засекречена… (Оглядывается.) Там что за люди?… А эти?…
   Так вот. У меня шестьдесят крупнейших изобретений и открытий. Я автор сорока законов природы. В том числе закона земного притяжения и от перемены мест сумма не меняется, если вам её выдали.
   Чтобы стало ясно, перечислю: простейший аппарат для хождения по воде. В этом же аппарате выключаешь наддув, включаешь поддув – взлетаешь в воздух. Переключил давление – буравишь землю. Ещё раз переключил – ушёл в облака. Не подчиняешься радиолокации. Начинаешь ярко светиться днём.
   Этим шлангом разгоняем тучи. Удержать невозможно. Пятнадцать человек держат шланг. Нужен дикий компрессор, которого нет.
   Внимание домашних хозяек. Приспособление для очищения куриц до состояния голого тела. Технология: прошлась электробритвой мужа, потом намыливаешь ость мужниной кисточкой для бритья, обдаёшь безопасной бритвой. Всё. Курица наша. Вари. Ешь. С этим предложением хожу тридцать лет. Работу бросил. Никто не берёт. И знаете, что они мне говорят? Образования нет. Самодеятельность. А самодеятельность – главное. Своим умом доходим. Сопромат смекалкой заменяем. Микробов – на ощупь. Без образования пьесы пишем. Не нужна? Дёшево отдам. И фонарь в придачу. Замедляет скорость света до шестидесяти километров в час.
   Оригинальный метод борьбы со склерозом путём полной госпитализации всего населения в инфекционных больницах.
   Стимуляция БДБ. Укол в пятку – на лысине появляются первые всходы.
   Кое-что секретное: таблетки против танков. Проглотил – и нет никого… Меня могут выкрасть. Чтобы меня не украли, мне нужно сто рублей. Сейчас же. У меня миллионы здесь. (Стучит по голове.) Но здесь (бьёт по карману) не хватает ста рублей.
   Носки и перчатки на батарейках. Поддерживают постоянную температуру тела тридцать шесть и шесть десятых. Ходить неудобно. Батарейки под пяткой. Работаю над этим…
   Транспортная повесть для юношества о провалившейся любви. Читается в любом виде транспорта с нарастающим интересом. Море слёз. Несколько озарений. Чистая радость.
   Микроскоп стереоскопический. Он пока не работает. Необходимо специальное освещение. В СССР таких ламп нет. В США есть одна. Но её разбили. Один ребёнок.
   А у кого-то поворачивается язык сказать мне: «Идите учиться… вы не знаете математики… мы всё это слышали… того не знаете, этого не одолеете…»
   Богатая интуиция необразованного человека. Светлые проблески тёмной головы. Вот открытия… суть… проблемы… авторского вида движения мысли… туда и назад.
   Портативная постель. Моя собственная. Девичья. Ушла жена. Испытывал на ней новый состав для омоложения на костной муке со стекловолокном. Ушла. Не понимает женщина. Теперь жутко выглядит.
   Соседский пацан помогал некоторое время. Взлетели мы. Где он сейчас, не скажу.
   Порошок сыплем из окна, резко увеличиваем скорость уличного движения. Не пригодится?
   Роман для пожилых. Поясок, ярко обозначает талию. Ручка шариковая на замке. Радиаторы-самогрейки. Всё нужно пробивать.
   Украдёт меня иностранная разведка и будет права. Ох, будет права!

Вперед

   Из человека в шприц что-то можно выдавить.
   С листа собрать чернила в авторучку. С газеты на матрицу буквы снова перевести – в свинец переплавить. Свинец вывезти на Среднерусскую возвышенность и снова закопать – снова гору возвести по фотографиям.
   Дрова в деревья перевести, нейлон – в уголь, уголь – в шахты.
   Воду из чайников в реки вылить.
   Костюмы наши распустить, свалять, стриженым овцам сшить тулупы и надеть на них с извинениями.
   Перья у дам выдернуть, снова этим ребяткам страусам вставить.
   Гири переплавить, прилавок разобрать, чтоб ему стоять негде было.
   Телевизоры разобрать, медь отдать Хозяйке Медной горы, стекло растолочь и снова в песок на берег реки.
   По проводам пойти, разыскать электростанции, разобрать, воду слить, мазут в скважину закачать.
   Землю по фотографиям и наскальным рисункам восстановить, пушки в руду перевести и отвезти на Курскую магнитную аномалию, где и разбросать.
   И все это время не стричься и не бриться, зарастать начать и продолжать зарастать.
   И уже этой шерстью согреваться и по деревьям по оставшимся рассесться.
   Ничего не значащие слова: «Эй, здоров», «Как дела», «Ты все еще там», «Я все еще здесь» – заменить гортанными криками и курлыканьем: «Эй зоов ка-ак жи-и, ка-ак де-а-а-а, ты здесь… я т-а-а-а-м…»
   Сидеть на деревьях каждый на своем, цепляясь за ветки сильными рыжими ногами и провожая упавшего равнодушными взглядами – не приспособился.
   За самым заросшим, самым приспособившимся, у которого уже первые признаки хвоста, мчаться в апельсиновую рощу. А-а-ах… И бегать, и спать, и прыгать, и пить, и снова бояться львов и тигров, а не этих своих товарищей…

Что с людьми происходит

   Для Р. Карцева

   Не думал никогда, что у нас такие странные люди есть… Отказаться от жизни, чтоб кидать ядро дальше другого дурака или выше поднимать ногу на сцене?!… Что-то я не пойму. Чего они из кожи лезут?… Этот на себе микробов выращивает. Это ж надо гадость такую. Пожилой человек… Тот вообще залез в вулкан. Извергался оттуда с компанией таких же дружков!… Ну?… Ей-богу. Как дети… Нет?…
   Вроде приличная зарплата. Семья. Так сиди. Не скачи. Не дергайся… Конечно, кроме себя он никому вреда не принесет. Но пример дурной показывает… А тот дурачок на лодочке четыре месяца плавал один. Ну так ладно он англичанин. С них не спросишь. С них чтоб спросить, надо пролив Ламанческий переплывать… Но чтоб у нас такие дураки были – не ожидал… Еще хорошо общественность не поддерживает. А то на лодке каждый бы… От жены. От детей…
   На льдине сто дураков сидят, лед щупают, медведей пугают. Им ещё туда зарплату сбрасывают, провиант и за снег доплачивают… Что, у нас снега мало?… Несет их… Другой черепа раскопал – сидит в яме празднует… Дурака валяют в рабочее время. Собаке вторую голову пришили… Я думал – пацанва, а это пожилые люди балуются…
   Она тридцать лет цветочки соединяла: фиало-чку с тюльпанчиком. На государственные средства… Тьфу!… Дура с пестиком!… Я без цветов знаешь сколько живу?!… Я б тебе показал, куда деньги девать.
   Счетные машины… А что считать?… Руб сорок девять плюс руб сорок девять минус посуда.
   Прибегает два раза в месяц, дай мне бешеные деньги, я микроба нашел… Ох, я б тебе деньги показал бы!!! Ты бы у меня вагонетку толкал бы в одну сторону, а другой такой же в другую!… Между нами говоря. Что мне от той Луны?… Ни холодно, ни жарко. Ну светит – светит. Не светит – спичку зажгу… Чего я должен заглядывать, что у него со спины. Что, я без этого не жил?… Ну, между нами говоря!… Что-то я тут не пойму… Что это за национальность людей такая?…
   А если народ не понимает?… Так и не рыпайся!… Может, это все запретить и посадить их в карцера?… А?… Это можно попробовать, а если хорошо получится, то и держать… Потому что, когда все понимают, что ты делаешь, когда самый дурной, тупой поймет, чем ты занимаешься в рабочее время, – занимайся… А если я к тебе забрел по пьянке проверить, что ты вытворяешь в государственный рабочий день, а ты мне что-то лопочешь: частицы, нейроны, мембраны… А я ни черта. Ни в какую. Ни за что. Хоть ты в меня стреляй!… Тогда все… Тут тебя и брать надо. Тут тебе пятнадцать суток и как раз… Эх, я б наломал!… Власти у меня мало…
* * *
   Разница между умным и мудрым: умный с большим трудом выкручивается из ситуации, в которую мудрый не nonaдaeт.

Не надо было

   Когда-то казалось, что все по чуть-чуть.
   Мы уже почти добились этого. Интеллигенция еще сопротивлялась, но непосредственные производные и большая часть крестьянства были охвачены этим подъемом.
   И все, как вы помните, с утра, поэтому сложная наша техника до сих пор страдает такой точностью.
   Теперь участились случаи трезвой сборки, тогда выявились конструктивные недостатки.
   А порой стало случаться, что и конструктивно ничего, тогда выявили некачественные элементы смежников.
   А теперь случается, что и сборка трезвая, конструктивных недостатков нет и смежники ничего изготовили, и тут полезли недостатки организации.
   А теперь все чаще сборка трезвая, и конструктивно хорошо, и смежники, и организация хороша – полезли огрехи всей системы жизни в стране.
   Не надо было водку трогать.
* * *
   День приезда, день отъезда в один стакан. Между первой и второй не дышу. После тертьей не закусываю.
* * *
   И самовар, у нас электрический, и мы довольно неискренние.

Фантаст

   Что такое?… Что здесь происходит?… Ничего не знаю. Я фантаст. Я писатель-фантаст. Какие вокзалы?… Какие билеты?… Этим вопросом занимается жена и малолетний сын Кранц. А я фантаст. Дорогу мне. Разойдись. Я рассеянный. Могу в любой момент под трамвай.
   Крупноголовые существа планеты Большой Центавр обрушили ядерные заряды на планету Цветущий Галибарс. Война миров.
   Какой обмен, какой квартиры? Я подавал? Чтоб ты так жил, паразит. Что у тебя там есть? Что ты меняешь?… Отдельная? А тишина? Шум тракторов, вой ленточных пил, визг домашних хозяек, звяканье бидонов и бой посуды это мне мешает сосредоточиться. Я фантаст. Я все время у себя. Там тишина, понимаешь, Гамильтон?… Костя?… Ну, Федор, там есть цветы, от запаха которых насыщаешься. Там не надо искать женщин. Там – наоборот. Сидишь на поляне в цветах, а они тебя ищут и окликают: «Глюкентавр, Глюкентавр».
   Понял, Харитон? Это значит, «Где ты?», «Где ты?» А ты цветы собираешь и сидишь в юбочке и в шелковых чулочках и поешь: «Крошечка, моте-чка, мотылечек. Цветенька, метенька, голубочек».
   Вчера планета Малый Центурион покрылась Дымом. Кажется, на них напали…
   Кто?… Если бы я знал, я бы с тобой не говорил, я бы им помог. Я узнаю. Я не тороплюсь…
   Где вы видите «Дарью»? Какая? У кого «Дарья»?… У меня в руках? Да… Я не знаю, где я ее брал. Тут где-то. Жена мне сунула. Я ее жду.
   Сейчас окутался дымом Рекс, планета слабого свечения в созвездии Купера. Ну, там мне ясно. Там могучая группировка шестипалых организмов борется за власть…
   Какая «Дарья»? Где я брал? Где я брал «Дарью»? Я не знаю. Наверно, там еще есть, откуда я знаю? Я фантаст. Покоя нет. Эта проклятущая «Дарья».
   Черт его знает, где у вас продают порошок… Советский, советский, но я фантаст. Я международник. Я межиланетник. Два часа назад пал Гарменон, последний оплот думающих папоротников. Причем взят был обманом…
   Подавись своей «Дарьей». Мне ее дали подержать, «Дарью» твою. Мылом стирай. Ты знаешь, чем Иван Грозный стирал? На реке. Бил об воду. Бил об реку, стоя по колено в воде в закатанной скуфье. И лошади рядом нили. Осторожно, красиво. И вздрагивали. И лошади и царь. И тишина. И никого… Ни мыла, ни твоих трамваев. И рыба плескалась, и девки с песнями, а сейчас они все на Центурионе, в реке Макакац…
   Я идиот? А твое воображение не поднимается выше миски с этой «Дарьей»?!
   Бери пакет, подавись! Не бойся меня, не бойся… Не смей бежать от меня!… Я не соблюдаю правил движения, я могу попасть под машину… А вы чего, фантаста не видели? У!… Перепугаю сейчас всех!…
   Точно курциане… Но каждый из них издавал облако! Вы можете издать облако? Эй, вы, пятеро, я вам сейчас скажу, где я брал «Дарью»… А оттого, что ты меня стукнешь, ничего не изменится. Ай!… Ты что, с ума сошел? Хорошо. Я скажу. Здесь, за углом, в хозяйственном. Идите все туда. Бегом. Бегом. Но там уже ничего нет. А, ха-ха-ха-ха! Я залился сатанинским смехом. Не мешайте мне заливаться… Нет, бабушка, я не идиот. Я просто неместный, я фантаст.